сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Её утро начиналось с того, что пожилая медсестра приносила на подносе завтрак, состоявший из овсяной каши и чашки зелёного чая. Хани отказывалась есть, молча отворачивая голову, тогда ей в рот бесцеремонно засовывали пару ложек, грубо вытирали испачканные губы салфеткой и уходили, не забыв оставить кружку на тумбочке.
Затем приходила врач — уставшая женщина с сединой на висках. Она осматривала Хани, вертела из стороны в сторону. Назначала очередные прогревания, массажи и таблетки. Что-то говорила о том, что девушка идёт на поправку, но так тускло и неубедительно, будто сама верила с трудом.
Потом обед. Овощной суп, рис с кусочками мяса и, о чудо, сок. К счастью, в это же время приходил Сехун. Садился у кровати сестры и с упоением её кормил, будто маленькую.
Хани смотрела на него — худого, неопрятного, с тёмными кругами под глазами, и плакала. Брат делал вид, что не замечает её слёз. Торопливо рассказывал о новостях, происходивших в мире; о новой песне, написанной Исином; об И Ри, которая сменила работу и передаёт ей огромный привет.
Были лишь две темы, которые Сехун никогда не затрагивал — Мексика и Бэкхён. Он упорно обходил их в своих монологах, а поскольку Хани в беседе никогда не участвовала, то и умалчивать об этом было проще.
Вначале ей и вправду было наплевать на Бэка, но уже через пару недель в груди начала разрастаться глухая тревога. Брат ничего не говорил о B.E.D., и Хани не знала, продолжают они выступать или давно разбежались. А самое главное — в порядке ли сам Бэкхён? Возможно, он тоже получил травмы?
Но днём Хани не решалась спросить, а вечером, когда Сехун уходил и она с головой погружалась в мрачный сумрак холодной палаты, с замиранием сердца слушала шорох осеннего дождя, хлещущего по крыше, и смотрела на свои замотанные бинтами ноги, всё желание узнавать о судьбе Бэка пропадало. Тоже разбился? Великолепно! Чувствует угрызения совести? Прелестно! Стал наркоманом? Так ему и надо!
— Иди к чёрту, мерзкий ублюдок! Я ненавижу тебя! — сипло шептала Хани, крепко сжимая кулаки, ещё чувствуя боль в вывихнутых плечах.
Но ночь проходила, а вместе с ним наступало новое утро с овсяной кашей и бесцеремонной медсестрой. И глупое желание выяснить, всё ли в порядке, начинало точить изнутри. Но Хани знала — главное дожить до ночи, а там отпустит.
***
Спустя два месяца, проведённых в больнице, Хани наконец выписали и впервые посадили на инвалидную коляску. При этом «торжественном» событии присутствовал весь медперсонал больницы — нянечки, массажисты, медсёстры и уставшая женщина-врач. Пока Хани беспокойно ёрзала на кожаном сиденье, а Сехун внимал многочисленным наставлениям доктора, аккуратно складывая в кожаную папку очередную кипу рецептов, уборщица уже меняла постельное бельё на койке Хани, готовя это место для нового больного.
— Ну, мы поехали! — вздохнул Сехун, сложив папку на колени сестры. — Хани, попрощайся со всеми!
Девушка благодарно мотнула головой, не глядя ни на кого конкретно, и поджала губы, готовясь расплакаться. Персонал что-то сказал на прощание, но она их не слышала — кровь стучала в ушах от осознания, что придётся покинуть стены ставшей родной больницы.
Пока брат катил коляску по длинному коридору, Хани мелко дрожала и цеплялась пальцами за ручки кресла. Она бы с удовольствием из него выпрыгнула, вот только всё, что было ниже пояса, не чувствовала. Теперь в её теле были лишь голова и руки, всё остальное — чужое, будто из камня.
Когда Сехун заботливо натянул на неё куртку и вызвал лифт, Хани вцепилась в его руку и испуганно округлила глаза.
— Эй, ты чего? — брат присел на корточки и поправил шапку, сползшую на глаза сестры. — Всё хорошо, правда! И Ри приготовила обед, Исин обещал в гости заглянуть. Они очень по тебе соскучились! Я просил их не приходить в больницу, чтобы не травмировать тебя лишний раз, но ты не сможешь вечно прятаться от них. Ведь они — твои друзья!
Створки лифта распахнулись и Хани закатили в кабину, поставив в углу, будто горшок с фикусом.
Она старалась забыть позорную сцену во дворе больницы, когда Сехун заталкивал её деревянное тело в автомобиль, едва не уронив вниз лицом на скользкую заснеженную дорожку.
Наконец они загрузились в салон и машина мягко тронулась с места. Хани ехала на заднем сиденье и задумчиво смотрела в окно — мыслей не было, только щемящая пустота и тревога.
Волнение вернулось в тот момент, когда её вновь погрузили в лифт, теперь уже в доме брата, и нажали кнопку четырнадцатого этажа. Кабина мягко поднималась, успокаивающе жужжа, а Хани тихо плакала, отчаянно не желая видеть кого-то и делать вид, что всё в порядке.
Стоило Сехуну надавить на звонок, как за дверью раздались шаги и щёлкнул замок. На пороге квартиры выросла стройная фигурка И Ри в милом цветастом фартуке и собранными в пучок на затылке волосами.
Бросив взгляд на Хани, улыбка девушки померкла, но усилием воли она вновь фальшиво растянула губы.
— Привет, любимый! — чмокнув Сехуна в щёку, И Ри села на корточки и сжала холодную ладошку Хани. — Привет, подруга!
Девушка пристально посмотрела на неё и мрачно отвела взгляд, незаметно выдернув руку. И Ри сделала вид, что ничего не случилось, и помогла Сехуну завезти коляску в дом.
— Исин позвонил и сообщил, что не сможет приехать. Он очень извиняется, у него там какие-то проблемы с Бэк… — И Ри запнулась на полуслове и картинно хлопнула в ладоши. — Курица! Ой, мамочки, вот я растяпа!
Пока девушка хлопотала на кухне, Сехун снял с сестры куртку и шапку, а потом повёз в ванную мыть руки. Сам намылил ладошки, смыл пенную воду и насухо вытер полотенцем, напоследок щёлкнув Хани по носу. В отличие от И Ри, его улыбка не казалась натянутой. Девушка знала, что брат счастлив, просто не осознаёт всех последствий её травм. Сама же Хани давно добралась до сути.
За столом царило неловкое молчание. И Ри завела пару тем, но они незаметно сошли на нет, и дальше обедали в тишине. В качестве фона работал телевизор, и Хани задумчиво смотрела в экран, размазывая салат по тарелке. Есть не хотелось, тем более, что кресло оказалось довольно низким, и девушка чувствовала себя карликом, севшим за стол к великанам.
— Будешь жить с нами! — торжественно объявил Сехун, подвозя сестру к её новой комнате. — И Ри всё приготовила, чтобы тебе было удобно. Если что стрясётся, сразу нас зови! Хорошо?
Хани неловко кивнула, и парочка, чуть помявшись на пороге, тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. Сама же девушка внимательно рассмотрела вверенную ей территорию и шумно шмыгнула носом.
Раньше это была спальня И Ри и Сехуна, теперь же они перебрались в гостиную. В центре стоял разобранный диван, рядом небольшой шкаф для одежды. Тумбочка с зеркалом, на которой лежали её ноутбук и мобильный телефон. А в углу комнаты мольберт — тот самый, на котором она рисовала в их доме на берегу моря. Сехун съездил за ним специально для неё?
Глаза наполнились слезами и Хани, неумело передвигая коляску, попыталась подъехать к мольберту. Она даже отсюда чувствовала запах краски, пахнущей иначе, чем её депрессивная жизнь в больнице — намного свежее и приятнее.
Вот только подъехать к мольберту так и не удалось — колесо зацепилось за ковёр и отказалось двигаться. Как бы Хани ни дёргалась, ни хваталась за ручки, кресло будто приварилось к полу.
Отчаянно разрыдавшись, она закрыла ладонями лицо и даже не услышала, как в комнату зашёл Сехун. Присев перед сестрой на корточки, он аккуратно отнял влажные руки от щёк и прижал девушку к себе.
— Поплачь, пожалуйста! Только не молчи, Хани! Скажи хоть что-нибудь, прошу тебя! — шептал брат, целуя спутанные волосы, гладя бледные впавшие щёки сестры.
— С… с… спас…
— Спасибо? Ты хочешь поблагодарить меня? — догадался Сехун.
Хани лишь кивнула, повиснув на шее брата. Слёзы, что она упорно сдерживала в течение долгих месяцев, наконец вырвались наружу и теперь обжигали щёки горячими ручейками. Вся боль вытекала из неё крохотными солёными слезинками, но легче не становилось, хотелось кричать, сойти с ума, лишь бы не видеть и не чувствовать ничего.
— Я люблю тебя, Сехун! — едва ворочая губами, призналась Хани.
— Я тебя тоже люблю, маленькая моя. Прости, что не уберёг, — шептал брат, целуя холодные пальцы. — Лучше бы я там оказался. Только бы ты…
— Замолчи! — Хани прижала его голову к груди и зарылась ладошкой в растрёпанные волосы. — Что мне теперь делать, Сехун? Как жить?
Брат поднял широко распахнутые, полные слёз глаза и растерянно моргнул.
— Я больше никогда не смогу ходить. Я инвалид. Это всё, финиш. Я никому не нужна, — утвердительно произнесла Хани.
Её голос от долгого молчания сипел и срывался, но она была уверенна в своих словах, что лишь больше пугало Сехуна.
— Доктор Чон сказала, что в Германии делают операции на позвоночнике! Мы накопим денег и отвезём тебя туда! — с жаром произнёс брат, крепко сжимая колени девушки, будто боялся, что она убежит.
— Тебе нужно копить деньги на свадьбу, на лечение мамы, да мало ли на что? Я должна сама о себе позаботиться, Сехун. Ты и так много для меня сделал…
— Не говори так!
— Я буду вам с И Ри обузой! — воскликнула Хани и тут же закашлялась.
— Я не позволю тебе уйти, Хани. Не оставляй меня!
И она осталась, как будто у неё был выбор.
https://vk.com/topic-43930213_30584749 — не забываем участвовать в конкурсе~~
========== Глава 8 ==========
Каждый раз, открывая глаза по утрам, Хани глупо надеялась, что всё случившееся - сон. Но чуда не происходило — ноги всё так же не двигались, а в позвоночнике физически ощущалась железная пластина.
К счастью, И Ри и Сехун особо не лезли к ней первое время. Каждый будний день уходили на работу, оставляя Хани в одиночестве, и она часами сидела у окна, бессмысленно глядя на улицу, где гуляли и смеялись прохожие, кружил снег, ездили автомобили.
Хани чувствовала себя замурованной в чугунную клетку, на дверце которой висел тяжёлый ржавый замок, ключ от которого покоился на дне самого глубокого океана. И не было прекрасного принца, который примчался бы сквозь дремучие леса, холодные горы, бескрайние поля и непременно бы спас. Не было даже доброй феи, которая мановением волшебной палочки вернула бы всё на свои места. Была серая комната, покрывшееся инеем окно и пустота — в душе, глазах, воздухе.
Пару раз Хани малодушно задумывалась о самоубийстве. Подолгу сжимала в пальцах острую бритву, приноравливаясь, как бы разрезать поаккуратнее, но рука дрожала, лезвие лишь царапало бледную кожу, а потом падало на мокрый кафель, разгоняя туман перед глазами. Нет, Хани не имела права предавать Сехуна. Она не могла его бросить, потому что знала — брат не переживёт. Не выдержит.
Сехун вообще стал её ангелом-хранителем. Нет, Хани всегда знала, что он её любит и особо трепетно оберегает, и всё равно каждый раз поражалась его выдержке, терпению и ласке. Он покорно сносил все её капризы, стойко выдерживал истерики, позволял плакать на своём плече, а по ночам долго гладил по волосам, целовал в лоб, пока дыхание сестры не выравнивалось и она не погружалась в сон.
Больше всего Хани боялась оказаться обузой для Сехуна, поэтому старалась всё делать сама — переодеваться, прибираться в комнате, мыть посуду. Лишь одно он никогда не позволял ей делать самостоятельно — принимать ванну.
Первое их совместное купание Хани каждый раз вспоминала с содроганием и истерикой. Она отчаянно вырывалась из рук брата, кусалась, умоляла его выйти, но Сехун был непреклонен. Что-то бубня о том, чего он там не видел, он неспешно избавил сестру от одежды и, подняв на руки, погрузил в горячую пенную воду.
— Я тебя ненавижу! Ненавижу! — отвернувшись к стене, всхлипывала Хани.
— Может, мне тебя ещё и намылить? — с усмешкой спросил брат и тихо рассмеялся, когда сестра выдернула из его рук мочалку и приказала убраться из ванной.
Несколько раз к ним в гости приходил Исин, но Хани неизменно запиралась в комнате и наотрез отказывалась выходить. Девушку безумно страшил тот факт, что если парень увидит её такой раздавленной и беспомощной, то обязательно разочаруется. Она не хотела этого. Наоборот, желала, чтобы Исин запомнил её здоровой, улыбающейся, а не бледным худым существом на инвалидной коляске.
— Привет, Хани! Я не буду заходить, обещаю, — стоя под дверью, весело говорил друг. — Скажи, что тебе принести в следующий раз? Я обязательно это достану!
А девушка, прислонившись лбом к тонкой деревянной преграде, надрывно плакала, размазывая по щекам слёзы, и не могла заставить себя повернуть ключ.
Хани вообще ни с кем не общалась, кроме Сехуна. Даже с И Ри почти не разговаривала, так как каждый раз видела в её глазах недовольство и едва заметное раздражение. Она знала, что рано или поздно эта чернота выберется наружу, но не думала, что это случится так рано.
Всё начиналось довольно безобидно. И Ри подхватила простуду и целую неделю провела дома, глотая пилюли и микстуру. Хани старалась не высовываться лишний раз из комнаты, по крайней мере до прихода брата, и чтобы скрасить унылое существование, начала рисовать. Хотя можно ли назвать планомерное закрашивание холста чёрной краской рисованием, она не знала.
И Ри вбежала в комнату неожиданно и без стука. Громко протопала к окну и распахнула форточку, после чего обратила на притихшую Хани строгий взгляд.
— В квартире воняет краской! Тебе самой не противно? — мрачно процедила девушка.
— Прости, — опустив кисть в стакан с водой, извинилась Хани.
— Хоть бы картины стоящие рисовала, а не мазнёй занималась! — прошипела И Ри, вылетев из комнаты и с грохотом захлопнув дверь.
Правда через пару часов пришла с двумя кружками чая и корзинкой печенья. Извинилась, потрепала подругу по спутанным волосам и что-то сбивчиво сказала о том, что нервы сдают, но такое больше не повторится.
Повторилось, уже через три дня. Был выходной, они все собрались за столом и мирно обедали под нудный аккомпанемент телевизора. Когда дело дошло до чая, И Ри выскочила из-за стола и убежала в комнату. Примчалась обратно уже не с пустыми руками — толстым глянцевым каталогом.
— Посмотри, тебе нравится? — девушка сунула под нос Сехуну журнал и загадочно улыбнулась.
— М-м-м, красивое платье, — кивнул он.
— Мне тоже очень понравилось, — оживилась И Ри. — А тебе вот этот костюм очень бы подошёл!
— Возможно, — без энтузиазма согласился парень.
Хани даже жевать перестала, исподлобья глядя на осунувшегося брата. Он до сих пор разрывался между больными родителями и сестрой-инвалидом, пропадал сутками на работе, даже поесть было некогда, не то что побриться, а И Ри грузила его какой-то ерундой.
— Я посмотрела по Интернету, где можно их заказать! Не очень дорого и, самое главное, быстро! — продолжала щебетать девушка, лихорадочно листая каталог.
— И Ри, — неловко кашлянул Сехун. — Мы уже говорили на эту тему.
Невеста нахмурилась и обиженно поджала губы. Хани видела, как её пальцы до побелевших костяшек вцепились в журнал, и почувствовала, что ещё немного и грянет буря.
— И сколько мы ещё будем откладывать нашу свадьбу? — дрогнувшим голосом, спросила девушка.
— Деньги сейчас нужны на лечение, сама понимаешь. Но я заработаю, не переживай…
— Надоело! Ждать чего-то — надоело! — швырнув каталог в угол, воскликнула И Ри. — То у тебя мама болеет, то сестра с горы падает! Почему я должна жертвовать своим будущим из-за них?! Время идёт, Сехун, пора думать о семье и детях! Пойми, ни твоя мама, ни Хани уже не поправятся. А я живая и здоровая! Я хочу замуж!
Сехун нервно сжал кулаки, а Хани почувствовала себя до того гадко, что захотела провалиться сквозь землю. Стало тяжело дышать, сердце забилось быстро-быстро, но И Ри будто не видела, какую боль причиняют её слова.
— Я всё сказала, Сехун! Или я, или они! Хватит! Я достаточно ждала! Я тоже имею право на счастье и твоё внимание! Я устала делить тебя с ними! — надрывалась И Ри.
— Замолчи! — парень ударил кулаком по столу и нервно провёл ладонью по волосам.
— Замолчать? — выдохнула девушка. — Отлично, я так понимаю, выбор ты сделал?
— И Ри…
— Хорошо, оставайся с ними, а я ухожу!
Девушка выскочила из-за стола и, грубо толкнув коляску с Хани, выбежала из кухни. Сехун, что-то крича, бросился следом.
Боясь попасться им на глаза, Хани взяла в руки кружку с остывшим чаем и невидяще уставилась в экран телевизора. Она слышала, как в гостиной что-то со звоном разбилось, слышала удар пощёчины, вопли И Ри и успокаивающий голос Сехуна.
