Текст книги "Дорога для одного (СИ)"

Автор книги: chate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

========== Глава 7 ==========

Караван неспешно двигался вперед, оставляя за спиной тихий уютный город, а золотистый рассвет, медленно озаряющий небо, обещал хороший безветренный день.

Править верблюдом оказалось не так просто, как лошадью, хотя принцип был схожий. У двугорбого зверя не было уздечки, удила крепились к кольцу, вдетому в нос, потому как губы у верблюда жесткие и надевать привычную лошади упряжь – все равно что пытаться решетом воду носить. Поначалу, когда маг только сел в некое подобие седла, закрепленного между горбами, ему было даже удобно. В отличие от коня тут можно было откинуться назад, поэтому сидеть было очень комфортно, пока зверь не начал двигаться своей плавно раскачивающейся походкой. Так что уже через полчаса Торренса начало укачивать, а к полудню, когда караван устроился на дневной привал, пережидая жару, мага мутило так, что даже вода во рту вызывала желание исторгнуть не только ее, но и все внутренности вообще.

Уложив верблюда, Торренс кое-как сполз с него, не обращая внимания на насмешливые взгляды караванщиков, и, пошатываясь, побрел к кибитке. Изумруд, в отличие от хозяина, чувствовал себя неплохо. Он лежал между бурдюками с водой и мешками с разными необходимыми в дороге мелочами и с интересом выглядывал в приоткрытое полотно кибитки.

– Хорошо тебе? Не хочешь местами поменяться? – Изумруд оскалился, весело поблескивая глазами. – Понятно, не хочешь. Тогда я, пожалуй, прогуляюсь пешочком, а эту заразу возьму за повод.

Верблюд оглянулся на хозяина и вскинул верхнюю губу, явно насмехаясь над всадником.

– Вот противная скотина, – вздохнул Торренс, наполняя осушенную за дорогу флягу прохладной водой.

Им предстояло провести с караваном около двух недель, после чего незаметно уйти, чтобы держать путь дальше на юг, благо карта с указанием водных источников была, хоть и не полная. Близко к скале, на которой находился Звездный храм, никто из кочевников не приближался, так что об источниках возле нее никто рассказать не мог, но Торренс надеялся на собственные силы, не зря же ему были подвластны все четыре стихии.

Караван пробыл на отдыхе три часа. Все это время Торренс дремал в тени кибитки, поэтому, когда был дан сигнал выступать, был вполне готов идти дальше. Подняв верблюда, маг проверил крепления упряжи к оглоблям, после чего подхватил длинный повод и пристроился на свое место в караване.

Идти по твердокаменной земле было тяжелее, чем передвигаться по утоптанной лесной дороге, но тут выбирать особо не приходилось: коврами ему путь никто выстилать не спешил. К вечеру ноги гудели, но Торренс, стиснув зубы, упорно шел вперед. Когда же караван добрался до небольшого оазиса и Бариан дал сигнал к остановке на ночь, маг буквально рухнул рядом со своей кибиткой, не имея сил заниматься обустройством лагеря. К счастью, от него этого никто не потребовал. Набравшись сил, он просто расседлал своего верблюда, отвел его внутрь заграждения для животных, наскоро собранного опытными караванщиками, и, вернувшись к кибитке, забрался в нее, чтобы тут же заснуть.

Изумруд некоторое время тихо лежал рядом, прислушиваясь к происходящему в лагере, а когда там все затихло, выбрался наружу. Оазис действительно был маленький, расположенный вокруг озерка с желтоватой водой, имеющей явный привкус железа, но пить эту воду можно было. В этом месте даже кое-какая живность водилась, и уже через полчаса кот вернулся к кибитке, неся в зубах небольшого зайца. Двух других он успел благополучно употребить в пищу перед возвращением.

Утром Торренс обнаружил возле себя подношение Изумруда.

– Ого, это я так спал, что даже не заметил твоего ухода? Плохо. Но еще хуже, что магическим кругом я не озаботился.

Повздыхав над своей рассеянностью, Торренс отнес зайца кашевару, готовившему еду для караванщиков, и договорился, что будет время от времени снабжать его мясом, а взамен получать пару мисок с кашей. На том и ударили по рукам.

До первого поселения пустынников караван добирался два дня. Все это время Изумруд исправно прятался в кибитке до темноты, а потом выходил на охоту, старательно избегая кочевников, так что уже на следующий день о Торренсе поползли всякие слухи. Например, о том, что его жена так прекрасна, что он ее даже ночью от всех прячет, а еще говорили, что он может приманивать животных своим колдовством. Но верхом глупости стала сплетня о том, что странный попутчик, который только притворяется кочевником, умеет становиться невидимкой. Конечно же, караванщики практически сразу же раскусили маскировку Торренса, очень уж он неловко обращался с верблюдом, на котором дети кочевников учились ездить раньше, чем ходить, да и вести себя в пустыне он совершенно не умел, чем не раз забавлял караванщиков. Да, Торренс ничего не знал о жизни пустынников, но он учился и не стеснялся спрашивать, чем вызвал уважение бывалых путешественников.

Кочевники, по племенам которых караван совершал «обход», располагались на стоянки в больших оазисах. Как рассказывали по вечерам за ужином, за эти самые оазисы в прошлом много раз разгорались войны между племенами, пока число пустынников не сократилось вполовину. Поставленные на грань выживания, они начали заключать мирные договоры, используя для этого браки между наследниками, а потом заметили, что дети, рожденные от смешанных браков, сильнее и умнее своих более «чистых» собратьев, и нередко именно они впоследствии становились во главе своих кланов.

Торренсу было очень интересно слушать истории о пустынниках и их быте, а потом он, когда караван прибыл на место, своими глазами смог убедиться в том, что рассказы не были выдумками: быт кочевников действительно был столь прост и в то же время сложен, как и говорили. Их жизнь подчинялась строгим законам, несоблюдение которых грозило смертью не только нарушителю, но и всему его роду. Пустыня не любила шутки и не прощала неосторожность. К сожалению, в последнем Торренс убедился на собственной шкуре через двенадцать дней после выхода каравана из Риэнии.

К тому времени Изумруд уже безбоязненно покидал кибитку в светлое время суток, хотя его первое появление было встречено блеском стали испуганных караванщиков. Потом все долго смеялись, а тогда маг чуть не поседел от страха за своего друга и даже кинулся вперед, закрывая его собой. Потом, конечно, все разъяснилось, Торренс даже прощения попросил у караванщиков за свой невольный обман, после чего был прощен и приглашен выпить мировую. Особо, конечно, никто не пил, караванщики просто добавляли некоторые травки в привычный всем жителям таки, отчего тот веселил и придавал больше бодрости. Часто пить такое глава каравана не позволял, но изредка расслабиться… почему бы и нет.

После этого события они посетили еще три стоянки кочевников, расположенные друг от друга на расстоянии трех-четырех дней пути, а потом, за день до того, как Торренс должен был отправиться дальше своей дорогой, и случилось с ним несчастье.

Караванщики много раз предупреждали, что опасно ходить босым, но, оказавшись возле маленького родника в очередном оазисе, Торренс не утерпел: очень уж хотелось почувствовать ногами тепло земли и отдохнуть от сапог. Он успел сделать только три шага, когда кожу возле большого пальца правой ноги словно огнем обожгло, а под камень метнулось что-то небольшое, красно-черное. Нога тут же онемела, и Торренс упал, задыхаясь от нахлынувшей боли, волнами распространяющейся от ног к голове. На его крик сбежались люди. Торренс только и успел прохрипеть о том, что произошло, прежде чем потерял сознание. Когда же он очнулся, рядом с ним сидели Изумруд и глава каравана Барион. Судя по горечи во рту, караванщик его чем-то напоил, но все попытки Торренса пошевелиться или сказать что-нибудь оказались безрезультатными.

– Не пытайся говорить или двигаться – не сможешь, – Барион поднялся, закручивая горлышко фляги. – Тебя ужалил огненный скорпион, от его яда нет противоядия, но он не смертелен: тело словно каменеет, иногда человек даже дышать не может. Такой паралич длится от трех до пяти дней, в зависимости от того, насколько силен ужаленный человек. К сожалению, мы не можем задерживаться здесь: этот оазис слишком мал, чтобы снабжать водой караван больше одного дня. И оставаться здесь… Извини, но никто из наших не согласился на это ради тебя.

Вздохнув, Торренс прикрыл глаза, показывая, что понимает.

– Скоро ты вновь потеряешь сознание, жар усилится. Я оставлю тебе флягу, в ней травяной отвар, снимающий симптомы, – фляга легла возле правой руки Торренса, – может, сможешь ею воспользоваться. Ты сильный, дня через три тело очистится от яда, тогда ты сможешь сам о себе позаботиться. Прощай.

Торренс хотел сказать, что это бесчеловечно, бросать его в таком состоянии и надеяться, что за три дня он не умрет, но кроме невнятного стона с его губ не сорвалось ни звука, так что уходящий караванщик не услышал его. А может, и слышал, но все равно не вернулся.

Предсказание Бариона сбылось: не успел караван скрыться вдали, как Торренс вновь начал испытывать боль и жар, охватившие не только тело, но, казалось, и душу. Начались видения: иногда мерещилось, что рядом находится Грин, который заботливо обтирал тело мага, поил водой и бульоном. Торренс даже готов был поклясться, что иногда на языке ощущался знакомый горький привкус травок Бариона, но, когда жар немного отступал, позволяя если не повернуть голову, то хотя бы повести взглядом по сторонам, рядом никого не было. Даже Изумруд где-то бегал по своим кошачьим делам. Да и чем бы кот мог помочь? Ничем. Торренс понимал это, но все равно становилось как-то грустно от того, что его все бросили.

Когда жар вдруг отступил, оставляя после себя слабость, Торренс даже не поверил себе. Полежал немного, ощущая, как чувствительность возвращается сначала к рукам, а потом и к остальному телу. Облегченно вздохнув, приподнял голову и огляделся: Изумруд лежал рядом, внимательно следя за магом. На коте все еще был надет ошейник, но подвеска теперь не блестела, а оба камня были черными, как сама тьма.

– Изумруд, ты не сбежал, когда магия исчерпала себя? Спасибо, – голос звучал хрипло и едва слышно, горло драло, словно его скребком начищали, но эти чувства давали понять, что Торренс жив, так что он даже попытался улыбнуться. Вышло или нет – он не мог знать, ведь зеркало никто не подал, но кот сразу же подскочил к своему хозяину, осторожно взял его за руку и потащил к воде, в двух шагах от которой Торренс и лежал. Напиться удалось не сразу, потому что сначала пришлось помучиться, переворачиваясь на живот, но и тут Изумруд помог.

Напившись, Торренс уже сам отполз от воды и тут же провалился в сон, тяжелый и муторный, в котором видел, как гибнет его страна, потому что он опоздал всего на один день. От этого маг проснулся тяжело дыша и обливаясь потом. Проведя рукой по груди, Торренс понял, что обнажен, а ведь раньше он на это внимания не обращал. Решив, что это кто-то из караванщиков его раздел, он взглядом нашел свою одежду, сложенную аккуратной стопкой рядом с тем местом, где он лежал; там же стояли сапоги, а возле них – котелок и… заветный мешочек со шкатулкой богинь. От облегчения у Торренса даже голова закружилась. Немного дальше лежал что-то лениво пережевывающий верблюд, а на окраине маленького оазиса стояла кибитка.

– Вот и ладно. Будет на чем ехать, – пробормотал маг, не узнавая свой голос в хриплом шепоте.

Встать получилось разве что на четвереньки, при этом Изумруд описывал вокруг круги, нервно порыкивая, а может, и подбадривая. Добравшись кое-как до котелка, Торренс обнаружил в нем вареного кролика. Принюхавшись, он удивился тому, что мясо не пропало, словно его сварили всего пару часов назад. В голове тут же всплыли воспоминания о снах, в которых Грин поил его бульоном, но Торренс мотнул головой, отгоняя сумасшедшие мысли.

– Этого ведь не может быть, верно? – ответа маг не дождался, да и спрашивал он самого себя, а не кого-то. А мясо все равно выглядело свежим и пахло приятно.

Опустившись на землю, проверив предварительно наличие какой-либо живности рядом, Торренс поел, разделив свою порцию с Изумрудом, потом вновь вернулся к воде, чувствуя себя гораздо лучше, вымылся и начал одеваться.

Отдохнувший верблюд не возражал, когда его вновь запрягли в кибитку, и послушно тронулся в путь. Идти рядом у Торренса сил не было, так что он ехал верхом, чувствуя на этот раз не тошноту, а спокойствие. Мерный шаг верблюда словно убаюкивал, позволяя сомкнуть глаза и провалиться в сон.

Проснулся Торренс на закате. Быстро оглядевшись, он убедился, что они все еще движутся, причем в правильном направлении – на юг. Изумруд бежал впереди верблюда, как будто указывая путь. Собравшись с силами, маг сделал пару глотков из фляги, освежая высохшее горло, сосредоточился на магии и определил, что открытый источник воды есть в трех часах пути на юго-запад.

До воды они добрались незадолго до полуночи. Заставив верблюда лечь, Торренс кое-как сполз на землю, прежде осветив ее огоньком, а то мало ли что. Изумруд тут же отправился на охоту и вернулся с какой-то птичкой в зубах. Серая, она была размером с голубя. Ощипав и бросив добычу в воду, маг достал из кибитки мешочек с зерном и овощи, чтобы сварить себе ужин, а кот вновь исчез в темноте, чтобы отыскать еду и для себя.

На ночь Торренс поставил магический круг, но долго спать не стал. Через четыре часа проснулся, наполнил все бурдюки водой и начал седлать верблюда. На недоуменный взгляд Изумруда он ответил:

– Я не знаю, какой сегодня день, поэтому нам нужно спешить.

Так и повелось: утром и вечером они двигались вперед, потом Торренс отыскивал воду, а если не находил, то использовали припасенную в бурдюках, и вновь держали путь на юг, не позволяя себе остановиться более чем на четыре часа ночью или днем. Днем несколько раз являлись миражи, обманывая призрачными оазисами и странными городами с такими высокими домами, каких Торренс себе даже не представлял, но он не поддавался на эти ведения и не сворачивал с пути. Когда впереди выросла скала, одиноким пальцем устремленная в небо, вершина которой была скрыта в облаках, Торренс даже не поверил себе, считая, что это тоже мираж. Только когда через несколько часов видение не исчезло, он понял: цель близка. Еще день – и он окажется у подножия скалы, на которой стоял Звездный храм.

– Мы успели, Изумруд. Мы все же успели.

========== Глава 8 ==========

До подножия они добирались почти сутки. Воды поблизости не оказалось, но зато она явственно чувствовалась под скалой, к которой стремился Торренс, так что пришлось пользоваться своими запасами, опустошая один бурдюк за другим. Рядом с горой стало видно, что она белая с серебристыми прожилками, словно мраморная. Торренсу пришлось пустить верблюда вокруг скалы, отыскивая вход в пещеру, ведущую к храму. В старинных записях еще говорилось о страже, который охраняет вход, но никто не знал, что это за страж и какие испытания ждут избранного.

Несколько часов было потрачено на поиски, даже полуденная жара не остановила путешественников, а когда Торренс, разделив последнюю воду с Изумрудом, начал волноваться, облизывая пересохшие губы, впереди вдруг обозначился темный проход. Спешившись, маг подхватил поводья верблюда и устремился к цели, надеясь, что там его ожидает не только очередное испытание, но и несколько глотков воды.

Вход в пещеру оказался достаточно велик, чтобы пропустить верблюда со всадником, но был перегорожен расщелиной метра в три шириной. В принципе, Торренс вполне мог перепрыгнуть ее, как и Изумруд, а вот верблюд… Маг не знал, способен ли верблюд прыгать, но не бросать же живое существо вдали от воды и еды.

Первым делом верблюд был распряжен, а все увязанные воедино бурдюки просто заброшены ему на спину, в надежде потом пополнить запасы воды. Кибитку решено было оставить. Сосредоточившись, маг заставил часть горной породы с противоположных концов разлома соединиться, образовав тем самым неширокий мост, такой, чтобы животное могло спокойно пройти, и двинулся вперед, вытирая пот и ведя за собой верблюда за повод. Магия в этом месте давалась очень тяжело, так что Торренс почувствовал слабость и головокружение, но останавливаться не стал.

Идти пришлось долго, очень долго. В какой-то момент показалось, что они двигаются по этому проходу едва ли не сутки, очень уж темнота угнетающе сказывалась на уставшем маге. Попытка зажечь магический огонек не удалась: бледно мигнув, он погас, давая понять, что придется двигаться в полной темноте. И Торренс двигался, буквально нащупывая каждый шаг и вытянув вперед правую руку. Левой же тянул за собой упирающегося верблюда, поскольку животное явно не хотело брести в темноте непонятно куда, и, если бы сзади его изредка не подгонял Изумруд, несильно поддевая за ноги когтями и порыкивая, магу пришлось бы туго.

Перегородивший путь огонь вспыхнул неожиданно, заставив отшатнуться, а верблюд вообще с ревом шарахнулся назад, чуть не вывернув Торренсу руку. Маг с трудом удержался на ногах, усмирил кое-как испуганное животное, а потом протянул руку к огню, изучая его. Первое, что поразило: от пламени не исходило тепло, да и магический фон был более чем странным. Разве что…

– Это не огонь – это иллюзия.

Увы, убедить верблюда в том, что пламя для него безопасно, удалось далеко не сразу: животное упиралось, ревело, рвалось сбежать. Торренс в результате взмок, но все же переупрямил двугорбого зверя, вернее обманул: устав бороться, снял с себя верхнюю накидку и просто завязал ею морду упрямцу, получив в благодарность за это плевок. Благо, не видя противника, верблюд промахнулся, но все равно получил звание «неблагодарная скотина».

Стоило только верблюду шагнуть в огонь, как тот погас, словно и не было ничего, зато впереди сразу же обозначился выход из пещеры. Там ярко светило солнце, и Торренс, содрав с морды зверя свою накидку, устремился туда практически бегом, пока еще что-нибудь не случилось.

Зрелище, ожидавшее их на выходе, потрясало воображение: гора представляла собой купол, а вернее трубу, огородившую зеленую долину от остального мира. Сверху лился яркий солнечный свет, но той удушающей жары, какой славилась пустыня, не ощущалось. По центру расположилось огромное прозрачное озеро, по берегам которого росли деревья и кусты, словно заползающие вверх по скале, ограждающей кусочек зеленого царства. Между деревьями то и дело проносились птицы, а в траве тут и там виднелись мелкие зверушки, снующие по своим, только им понятным делам. Практически все деревья были фруктовыми, но больше всего потрясло Торренса, что плоды висели не на всех – некоторые деревья только цвели, готовясь дать урожай в недалеком будущем.

– Вот уж действительно рай, – выдохнул маг, озираясь кругом.

Верблюд такой нерешительностью не страдал: как только увидел траву и воду, рванул туда изо всех сил, но Торренс и не подумал его удерживать, отпустив повод. Изумруд не спешил к воде, внимательно оглядывая окрестности, словно выискивая опасность, но все было спокойно.

– Ну что, подойдем?

Приблизившись к воде, Торренс напился, а потом расседлал верблюда. Бурдюки набирать пока не стал, решив, что успеет это сделать, когда… если будет возвращаться. Задрав голову, он попытался рассмотреть Звездный храм, который должен был находиться на вершине скалы, но ничего разглядеть не смог, кроме яркого солнечного света, льющегося сверху. Потом начал внимательно осматривать скалы, выискивая тропу наверх, и нашел, но не тропу, а лестницу, ступени которой представляли собой железные скобы, круто уходящие в солнечный свет. Поняв, что именно по ним придется карабкаться, Торренс нащупал на поясе мешочек со шкатулкой, убеждаясь, что он на месте, тяжело вздохнул и присел на корточки, подзывая к себе Изумруда.

– Здесь нам придется расстаться, друг мой. Надеюсь, ты сможешь прожить в этом месте или найти дорогу домой. В любом случае я попрошу богинь приглядеть за тобой или переместить туда, где о тебе смогут позаботиться. Прощай.

Торренс снял с кота ошейник, отбросил в сторону, а затем чмокнул зверя в нос, поднялся и решительно, не оглядываясь, направился к лестнице. Первые шаги по необычным ступеням дались легко, но потом… каждый шаг был воспоминанием из жизни: один шаг – один миг, одно событие, одно решение, одно слово. Торренс наблюдал как бы со стороны, увидел даже свое зачатие, а потом и рождение. Он видел мать, обнимающую младенца, и отца, улыбающегося ему. Видел, как мать ушла в поднебесный мир, а его, Торренса, забрала бабка. Видел свое детство и отрочество, академию и дорогу, что прошел к Звездному храму. Он видел каждое лицо, что встречал в своей жизни, даже те, что позабыл давным-давно; вспоминал каждое сказанное им когда-то слово и каждый поступок, хороший или плохой. Говорят, что перед смертью вспоминается вся жизнь, вот Торренс ее и вспоминал, проживая заново. Несколько раз он чувствовал, как ныли уставшие от подъема руки, но не позволял себе останавливаться больше чем на пару мгновений. Вниз тоже не смотрел, ни к чему это было, – только вверх, туда, где солнце обжигало своим светом.

Торренс не очень помнил, как оказался на вершине. Он просто вдруг ступил на площадку перед лестницей в храм, наполненный светом миллиардов звезд, а может, из этих звезд состоящий. Четыре ступени – и массивные золотые двери распахнулись, позволяя шагнуть в огромный зал, наполненный огненным светом, водной лазурью, песчаным шорохом и песней ветра. Посреди храма, на возвышении, располагались четыре трона, которые занимали богини. Сказать, что они были прекрасны, значит ничего не сказать: прекрасны, но в то же время ужасны до дрожи в коленях. Величественны!

Богини были именно такими, какими Торренс представлял их, слушая древние сказания. Залея – великая дочь земли, спокойная и щедрая, прекрасная царившей в ее глазах жизнью. Мориг – неукротимая, как вода, волнующая и могущественная. Фирена – пламенная, с горящим взором и пылающей душой. Виос – вечно изменяющаяся и не менее красивая. Их белоснежные одеяния слепили глаза, так что Торренсу пришлось несколько раз моргнуть, сдерживая невольно выступившие слезы.

– Подойди, – прогремел шелест голоса по залу, и маг пошел вперед, словно загипнотизированный. Он не понял, кто позвал его, да и не имело это никакого значения: они были его богинями, и он повиновался им.

Подойдя вплотную к подножию тронов, Торренс опустился на одно колено и склонил голову, выражая свое восхищение и преданность богиням.

– Ты принес нам нашу вещь?

Торренс молча снял с пояса мешочек и вынул из него шкатулку, протягивая ее богиням на раскрытых ладонях. Шкатулка тут же начала увеличиваться, пока не оказалась больше раз в десять, превращаясь в алмазный ларец.

– Открой его.

Маг послушно открыл, обнаружив там… кинжал с рукоятью из серебра и лезвием из какого-то черного металла.

– Избранный Торренс, сейчас тебе предстоит сделать выбор: ты должен отдать одной из нас свое сердце. Этим кинжалом ты вскроешь свою грудь, положишь сердце в ларец и поставишь его у ног той, кого ты сочтешь наиболее подходящей на роль повелительницы.

Поняв, что ему предстоит сделать, Торренс задохнулся и поднял взгляд, всматриваясь в лица богинь: в их глазах светились азарт и желание быть первой среди равных, получив главенство над сестрами.

– Вырезать сердце? Но я же… – Торренс почувствовал, как внутри все замирает от ужаса.

– Не бойся, ты не почувствуешь боль, зато обретешь посмертие в нашем храме. Оглянись: они все были до тебя и теперь служат нам, сохранив свои молодость и красоту навечно.

Торренс обернулся и увидел, что позади него стоят люди, излучающие свет. Он буквально лился из них, словно источник этого света находился внутри, там, где раньше билось живое сердце. Но не это пугало, а то, что лица у всех этих людей были пусты и безжизненны, хотя грудь вздымалась, показывая, что они дышат, живут, но…

– Они не чувствуют, – шепот мага пронесся по залу, отражаясь множественным эхом.

– Конечно, нет. Зачем им тут чувства? Тут царит благость и вечный покой. А теперь действуй, мы устали ждать. Выбери одну из нас.

Торренс дрожащими пальцами расстегнул рубашку, вынул кинжал из ларца, приставил к груди, обхватив его обеими ладонями, и замер, думая, выбирая и… не решаясь сделать последний шаг к бесчувственному посмертию. Холодный пот выступил на лбу, а холодок страха пополз по спине, охватывая все тело.

– Ты можешь, конечно, отказаться, но тогда наше недовольство обрушится на твою землю. Ты готов отступить?

– Нет, – тяжело вздохнув, Торренс посмотрел на богинь, выбирая. – Я готов. Я…

– Нет! – яростный крик заставил руку мага дрогнуть, и капелька крови выступила там, где все еще билось живое сердце, и медленно заскользила по коже, пока не упала на камни с хрустальным звоном.

Голос показался Торренсу знакомым, и он оглянулся: позади стоял Грин. Обнаженный, он тяжело дышал, не отводя взгляд от избранного в жертву друга.

– Как интересно, – четыре голоса слились в один и закружили, загрохотали по залу. – Ты нарушил наше условие и явился в храм не один. За это тебе грозит наказание.

– Он не виноват, – Грин шагнул вперед, останавливаясь рядом с Торренсом и точно так же становясь на колени, – я сам за ним пошел в образе боевого кота. Сам! Он не знал. Так что накажите только меня, но прежде… – Грин взглянул на друга, а когда их взгляды встретились, то разорвать возникшую между ними связь не смог ни один. – Прежде я хочу вам сказать, что вы, по чьей прихоти живое существо должно отказаться от себя и всего, чем дорожило в этом мире… вы недостойны зваться богинями этого мира.

– Что?!

Богини разгневанными фуриями вскочили на ноги, и их сущности вспыхнули крыльями, грозя уничтожить дерзких и непочтительных, но Грин не боялся. Он смотрел не отрываясь в глаза друга, и страха не было в его сердце, потому что если он отступит, то никогда больше не увидит свет в этих глазах и улыбку, от которой замирало его собственное сердце в груди.

– Вы, кто должен заботиться о жизни в созданном вашим отцом мире, отбираете ее ради своей прихоти. Просто потому, что хотите поиграть. Просто потому, что не дорожите тем, что поручено вашей заботе.

Огненная богиня разъяренно вскрикнула, и к двум неподвижным фигурам у изножья тронов устремились потоки все сжигающего пламени, но тут очнулся Торренс. Он рванулся к другу, накрывая его собой, защищая его ценой собственной жизни, хотя и понимал, что это бесполезно: от гнева Фирены не было спасения. Торренс уже готов был почувствовать боль от пожирающего его тело огня, но… ее не было. Зато где-то рядом раздались хлопки, очень уж напоминающие аплодисменты.

Маг поднял голову, все еще прижимая Грина к полу, и увидел над собой купол из голубых и золотых молний. Их защита тотчас же рассеялась, и оба возмутителя спокойствия высших сил смогли увидеть новое действующее лицо: в храме, немного в стороне от склонивших голову богинь, парил в воздухе молодой человек с волосами из солнечного света и мерцающими звездными крыльями за спиной. Именно он хлопал в ладоши, глядя на скрючившихся на полу парней.

– Создатель, – потрясенно выдохнул Торренс, испытывая благоговейный трепет, одновременно веря и не веря своим глазам. Даже когда входил в храм, до конца не верил, что богинь увидит воочию, а уж Создателя… Создателя! Того, кого никто из разумных никогда в глаза-то не видел!

– Браво! – произнес Создатель, и голос его журчал подобно воде, звенел тысячами серебряных колокольчиков, шелестел ветром, запутавшимся в ветвях деревьев, и гудел пламенем. – Я давно ждал тех, кто сможет противостоять неуемной фантазии моих девочек. Кроме богинь у мира должны быть хранители, потому что дочери мои еще так малы: по человеческим меркам они сущие младенцы и не всегда понимают, когда творят несправедливость или зло. Они еще играют, и игры их кто-то должен контролировать, когда меня нет рядом.

– Играют? – выдохнул Торренс, крепче прижимая к себе замершего в испуге Грина, и перевел взгляд с Создателя на его дочерей. Сейчас они совсем не выглядели всемогущими и грозными, скорее пристыженными и виноватыми, как заигравшиеся дети, пойманные родителем за чем-то неподобающим.

– Да, играют. И на плечи хранителей ляжет тяжкое бремя следить, чтобы эти игры не погубили мое творение и моих дочерей, ведь чем старше становится ребенок, тем сложнее и опаснее у него игрушки.

– А мы…

– А вы, не побоявшись нарушить их приказ, показали, что дружба ваша не пустой звук. Помогая в пути чужим для вас существам, проявили свои лучшие качества, то, что называют человечностью и о чем нередко забывают все: и люди, и боги. Вы достойны звания хранителей. Согласны?

Торренс и Грин переглянулись.

– Это самая тяжелая профессия в мире, – пробормотал Торренс немеющими губами.

– Но, если ты хочешь… я с тобой, только… – Грин неуверенно взглянул на Создателя. – Мое племя. Вы разрешили нам прийти к вам из нашего гибнущего мира, дали нам земли, чтобы мы могли жить, но мы так и не стали здесь своими. Мы чужаки.

– Уже нет, – прозвучал голос ветра. Богиня Виос улыбнулась, глядя на полуорка. – Я беру вас под свое покровительство. Кочевой народ, такой же свободный, как ветер, – что может быть лучше? Я подарю вам свою силу. – Воздушные крылья взметнулись, взъерошив волосы Торренса и Грина, и ветер унесся вверх, растворяясь под куполом храма.

– Ну вот, твое желание выполнено, Грин. А как быть с моим предложением?

– Предложением? Не приказом? – осторожно уточнил Торренс. После демонстрации ярости богинь вызвать недовольство еще и Создателя совсем не хотелось.

– Нет. Нельзя приказать стать хранителем – только предложить. Так что, наделять вас силой?

– Мы… согласны? – шепнул Торренс на ухо Грину.

– Я как ты, – нервно засмеялся тот, обнимая и утыкаясь лбом в плечо самого дорого существа в мире.

– Значит, согласны. Но ты должен закончить академию, а уж потом…

– Одно другому не мешает, – усмехнулся Создатель, и Звездный храм вдруг растаял.

Они всемером оказались стоящими над миром, раскинувшимся под ними словно на ладони. Грин в испуге впился пальцами в плечи Торренса. Высоты он не боялся, но тут… Когда ощущаешь под ногами твердую, но невидимую опору, а внизу лишь пустота, у кого хочешь голова закружится. Да и Торренс выглядел не особо уверенно, хоть и старался сдержать свои чувства.

– Никогда не думал, что смогу увидеть мир с высоты птичьего полета, – выдохнул Грин, отважившись посмотреть вниз.

– Отныне вы услышите, если миру будет угрожать опасность, и сможете прийти ему на помощь. Вы будете подчиняться власти моих дочерей, но и они будут вынуждены прислушиваться к вам, а если нет… Я дарую вам право взывать ко мне, и я услышу, где бы ни находился.