Текст книги "Безграничное доверие (СИ)"

Автор книги: chandei

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

“Здесь мне и место,” – промелькнула у него в голове дикая мысль, вызванная однако не отвращением к себе, а каким-то появившимся чувством защищенности и покровительства. Но мысль была отброшена, и пришлось подниматься на ноги и отправляться в спальню Гриффиндора, где уже потом после отбоя можно было предаваться мечтам о иных орудиях причинения боли, которые теоретически мог бы использовать Снейп.

***

На памяти Гарри Снейп никогда в жизни не помогал сыну своего школьного недруга так, чтобы его в тот же момент могли в этом уличить. Он никогда не делал никаких поблажек, никогда не прощал проступков и прилагал все усилия, чтобы не давать другим профессорам облегчать участь провинившихся. Казалось, в Хогвартсе это было очевидным фактом для всех.

Наверное, именно по этой причине Долорес Амбридж была так удивлена, когда зельевар отказал ей в содействии допросить Поттера с использованием Веритасерума. Конечно, декан Слизерина был достаточно умен, и категоричного отказа озвучено не было, однако Снейп лаконично, но твердо дал понять, что не приложит никаких усилий, чтобы выбить из мальчика правду.

– Последний пузырек сыворотки ушел на то, чтобы допросить мисс Чанг, – невозмутимо развел руками профессор и исчез, взмахнув полами длинной черной мантии и оставив незадачливых гриффиндорцев на растерзание кровожадной болонке с бантиком.

***

Для всех студентов Хогвартса этот год заканчивается на удивление счастливо: Дамблдор возвращается, Амбридж уходит сама, правда подгоняемая плевками и оскорблениями Пивза; Мальчик-Который-Выжил возвращается вновь выжившим из министерства, где Темный Лорд выдает себя, и весь магический мир теперь знает, что Гарри Поттер был прав. Всеобщее расположение и прежняя заинтересованность к личности Золотого Мальчика возвращаются, но для Гарри больше ничего не имеет значения: его мир разрушен на куски.

Сириус вслед за его родителями ушел туда, откуда не возвращаются.

***

Жизнь складывается так, что шестой курс не дает Гарри погрузиться в депрессию из-за утери крестного. Он постоянно рядом с друзьями, в школе и в волшебном мире он вновь занимает привычное место Избранного, а персональные уроки с директором только поддерживают его статус. Где-то за стенами Хогвартса из подполья уже слышны отдаленные раскаты надвигающейся войны, и ее приближение не дает погружаться в уныние и тонизирует как инъекция адреналина. Опять творится какая-то чертовщина прямо под носом Дамблдора, в школьных стенах плетутся какие-то интриги, и Золотое Трио ожесточенно спорит, пытаясь сформулировать объективную версию.

Но Гарри все равно невыразимо мучается в душе, о чем впрочем не догадывается никто.

Снейп ведет ЗОТИ, отчего все семь курсов за редким исключением ненавидят этот предмет так же, как ненавидели годом ранее зельеварение. Но боль Гарри заключается не в этом. По мнению директора необходимость в уроках окклюменции отпала в тот момент, когда Волан де Морт таки закрыл свое сознание от юного гриффиндорского наблюдателя. Но по мнению Гарри его потребность в этих уроках только выросла за последние месяцы, равно как и в самом профессоре. Он никому не может в этом признаться, так как его сочтут спятившим, и мальчик варится в собственном соку, тоскливо наблюдая, как Снейп игнорирует его на протяжении месяцев, лишь изредка ставя тролли за эссе в виде единственного знака внимания.

Страдать и мастурбировать Гарри надоедает к тому моменту, когда у Рона разворачивается бурный страстный роман с Ромильдой Вейн, который отныне ежедневно вынуждена наблюдать вся гостиная Гриффиндора. Завидуя увлечению лучшего друга, Гарри твердо решает найти девушку до Рождества и смело отправляется с однокашницами на свидания, стоит только одной из них продемонстрировать свою заинтересованность его персоной. Но на этом поприще у парня все получается еще хуже, чем с окклюменцией в прошлом году: ни с одной из девушек у Гарри не возникает желания встречаться, и он как трусливый соплохвост, сбегает со свиданий под различными предлогами, семеня от растерянной дамы в противоположную сторону и малодушно обещая увидеться в иной другой раз, которому впрочем никогда не суждено наступить. Гарри полагает, что он просто не может отыскать ту самую единственную, с которой ему было хорошо, он принимает еще несколько попыток и отчаивается. Ни одна из местных девиц не соответствует желаниям Избранного. Гарри не находит ничего лучше, чем поплакаться лучшему другу о своем горе.

– Почему у меня нет девушки? – Гарри задает глупый вопрос скорее своим рукам, нежели сидящему рядом Рону, чьи мысли наверняка наполнены представлениями о губах и сиськах Ромильды.

Но друг все же обращает свое внимание на заданный вопрос.

– Знаешь, дружище, – понимающе говорит Рон, кладя руку на плечи Гарри, – другой человек в моем случае наверняка стал бы тебе сейчас говорить, что все эти девицы дуры, что они просто не могут оценить тонкое душевное устройство Избранного и не способны понять твоих высоких сложных чувств, но я как друг должен сказать тебе правду…

Гарри задерживает дыхание, ожидая услышать вердикт.

– …что на самом деле вся проблема в том, – Рон делает горькую мучительную паузу, – что ты просто тощий лохматый очкарик!

Уизли начинает хохотать над своей шуткой, хлопая Гарри по плечу, и тот, отойдя через мгновение от шока, присоединяется к нему.

– Но если серьезно, Гарри, – говорит Рон, вытирая выступившие от смеха слезы, – многие девки и правда дуры. Многие готовы встречаться с тобой, просто потому что ты Избранный, но ты же сам скрываешься от них. Да что там говорить, я сам в иной раз не знаю, куда деться от Ромильды – хорошо, что мы целуемся большую часть времени, а то, если бы пришлось разговаривать, я б от нее на стенку давно полез. Ты просто должен найти своего человека, Гарри. И тогда ты сам все поймешь.

***

От проблемы поиска “своего человека” Гарри в этом году отвлечен двумя вещами. Первая из них – Малфой. Некогда надменный самодовольный слизеринец с каждым днем все более непохож на себя: болезненно бледный, невыспавшийся с темными кругами под глазами, он больше не красуется в общественных местах, окруженный веселой компанией, нет – он стал какой-то дерганный отстраненный, подавленно и злобно взирающий исподлобья как на своих, так и на чужих. И по мнению Гарри, это чертовски подозрительно. И Поттер проявляет несвойственные его факультету качества и начинает вести себя в некотором роде по-слизерински: следит за Малфоем и вынюхивает что-либо, что могло бы выдать юного Пожирателя.

А в то время пока приходится бездействовать, Гарри отвлекается иной очень странной вещью. Подсознательное стремление и тоска должно быть дают о себе знать, и неосуществимые желания выливаются в одержимость мальчика старым учебником по зельям, принадлежащим некогда какому-то Принцу-Полукровке. Гарри так томится и страдает, что скучные сухие рецепты, вдоль и поперек исчерканные и исправленные рукой владельца учебника, будят в нем какое-то глухое первобытное чувство неутолимой жажды; слова, обозначающие ингредиенты, приятно щекочут какие-то нервные окончания внизу живота, а вчитывание в нудные алгоритмы приготовления раз за разом оживляет видение, в котором тонкие сухие руки выполняют описанные действия с вдумчивой внимательной неторопливостью…

Это странное увлечение учебником, невероятно раздражающее Гермиону, является для Гарри мазохистским, но все же единственным выходом для своих непонятных чувств и желаний, поскольку зелья оказываются самой сильной ассоциацией с преподавателем, который их больше не ведет. Кто такой Принц-Полукровка Гарри не особо стремится узнать: зельевары, пусть даже талантливые, его не волнуют.

***

Малфой становится похож на белого хорька, которого регулярно полоскают в магловской стиральной машинке.

Гарри ждет удачного случая, чтобы прижать скользкого слизеринца к стенке, когда тот будет особенно уязвим. И случай подворачивается.

Малфой плачет навзрыд в неработающем туалете для девочек, уронив голову над раковиной и не замечая, как гриффиндорец направляет палочку ему в затылок.

Разумеется, нападать со спины неблагородно, и Гарри обнаруживает себя.

Что происходит дальше, в последствии он не сможет рассказать внятно и едва ли сумеет вспомнить, кто напал первым. Но выходит так, что резкой вспышкой в мозгу Гарри вспыхивает выученное заклинание из затертого до дыр учебника, и он не раздумывая швыряет его в Малфоя…

Глядя, как красный лак стремительно покрывает бледное тело блондина целиком, Гарри испытывает такой ужас, что в бессознательном порыве падает перед поверженным недругом на колени, хватает его поперек и прижимает к себе. Он не знает, где прижать рану и остановить льющуюся кровь – в липком месиве ничего не видно, невозможно разглядеть и понять, какой сосуд поврежден – кажется, что кровь сочится из каждой поры. Понимая, что счет пошел на секунды и через мгновение Малфой умрет, Гарри кричит изо всех сил “На помощь!”, молясь всем светлым магам и славным предкам, чтобы именно в эту минуту по злой иронии коридор не оказался пустым.

Молитва оказывается услышана, и в туалете появляется надменный невозмутимый профессор ЗОТИ, очевидно, услышавший крик о помощи. Впрочем от увиденного его невозмутимость испаряется как пары спирта, лицо перекашивается, и через мгновение Снейп так же как и Гарри падает на колени перед окровавленным телом. Но видимо зная, что делать, он выхватывает палочку и беспрерывно шепчет контрзаклятие. Результатом этого становится слабый вздох Драко, его веки, покрытые багровой вязкой субстанцией вздрагивают, и грудь вновь начинает ритмично медленно вздыматься. Гарри по-прежнему держит его на руках, они со Снейпом склоняются над ним, как родители над ребенком, почти соприкасаясь головами.

– Что с ним теперь будет? – Гарри осмеливается задать вопрос дрожащим голосом.

– Ничего. Будет жить, – сухо отвечает Снейп. Он отрывает взгляд от красного лица Малфоя и переводит его на Гарри. Будто отойдя от потрясения, он суживает глаза, и его лицо становится жестким.

– Не знал, Поттер, что вы используете столь темную магию.

Гарри ничего не объясняет, даже не пытаясь оправдаться.

– Дайте мне его, – вновь говорит Снейп, кивком указывая на Малфоя, и осторожно принимает из рук Гарри раненого крестника, а затем поднимает его на руках. – Я отнесу его в больничное крыло. Когда я закончу, вы должны стоять возле моего кабинета вместе с вашим учебником по зельям. У вас пятнадцать минут, Поттер.

***

Откуда профессор знает про источник заклинания Сектумсемпры, Гарри не может даже предположить. Он несется вместе с книжкой к Выручай-комнате, зная одно: он не выдаст Снейпу Принца-Полукровку по личным, глубоко интимным причинам. Он просто не может этого сделать.

Гарри оставляет учебник среди прочего хлама и выходит сквозь исчезающую дверь наружу. Он держит учебник Рона так, словно впервые в жизни видит это издание для шестого курса, и вздыхает. Он медленно приходит в себя от пережитого стресса, гадая, удастся ли ему провести профессора.

***

Снейп вертит новый опрятный учебник по зельям в руках, словно не понимая, в чем он ошибся.

– Это точно ваш учебник? – недоверчиво спрашивает он в конце концов, пристально смотря на Гарри.

– Да, – врет мальчик, не моргнув глазом, чувствуя, как сердце вырывается из груди, подгоняемое безумным количеством адреналина.

– Тогда почему здесь подпись “Рундик Уозлик”?

– Это мое прозвище.

Видит Мерлин, профессор прекрасно осознает, что из него пытаются сделать идиота. Он смотрит гриффиндорцу в глаза с таким выражением, словно спрашивает самого себя, зачем он тратит время на эти ненужные разговоры, когда в его представлении Поттер и так давно уже законченный беспросветный лжец. Гарри начинает городить в своем сознании кривой слабый блок, готовясь к тому, что Снейп сейчас нападет на него. Но вопреки ожиданиям профессор не предпринимает ничего. Он бросает учебник на стол, демонстрируя, что данный предмет его больше не интересует и вздыхает куда-то в сторону.

– Поттер, – говорит он устало, – вы хоть понимаете, что вы натворили?

“Я чуть не убил Малфоя”, – думает Гарри и удерживается, чтобы произнести это вслух.

Мальчик ожидает, что Снейп сейчас начнет снимать баллы, либо отчитывать его со всей желчью, на которую способен; либо будет грозиться мыслимыми и немыслимыми расправами, среди которых Азкабан и исключение. Поттер готов ко всему. Он ждет.

Но из вышеперечисленного не происходит ничего.

Находясь наедине со Снейпом в его кабинете, Гарри волнуется как никогда прежде и ждет вердикт.

– Забирайте свою книгу и убирайтесь, – говорит профессор. – Вечером я буду разговаривать с Альбусом.

Гарри берет книгу дрожащей рукой, понимая, что ему сейчас ничего не будет. Что его отпускают.

Осознавая, что если он сейчас уйдет, он потеряет единственный шанс, Гарри замирает и еле слышно произносит:

– Не надо.

– Прошу прощения? – Снейп недоуменно вскидывает черные брови.

– Не надо, – повторяет Гарри. – Не говорите директору об этом.

– А что прикажете мне делать? – рычит Снейп, наклоняясь вперед из своего кресла. – Вы едва не убили студента! Прикажете сделать вид, словно этого я не заметил?!

– Нет, сэр, – отвечает мальчик на грани слышимости.

– А что тогда с вами делать, Поттер?

Гарри отвечает быстрее, чем осознает смысл сказанных слов:

– Накажите меня сами.

Снейп никак не выдает свое удивление, ни один мускул не движется у него на лице от услышанного, но во взгляде стремительно растет напряжение.

– Что вы сказали? – не веря своим ушам, спрашивает он.

– Накажите меня, – просит Гарри, с трудом выговаривая слова от внезапной сухости во рту.

Профессор сводит пальцы над подлокотниками кресла, внимательно смотря на своего студента, вероятно проигрывая в голове предстоящий сценарий развития событий.

– Как вас наказать? – проникновенно спрашивает он, словно желания провинившегося в этом вопросе могут быть учтены.

Вместо ответа Гарри трясущимися пальцами расстегивает металлическую пряжку на брюках и вытягивает ремень из шлиц, складывая его вдвое. Он чувствует, как лицо заливает краска и оно начинает гореть, как после длительного пребывания на солнце. Снейп смотрит на него с нескрываемым интересом и молчит некоторое время, принимая решение.

– Дайте сюда, – говорит он, после чего Гарри вкладывает ремень в протянутую за ним руку и отступает на шаг, не глядя профессору в глаза.

Снейп осматривает личную вещь Поттера, проверяя ее качество: двумя руками он сводит концы сложенного вдвое ремня, а затем резко дергает их в разные стороны. Раздается звук похожий на выстрел. Снейп удовлетворенно приподнимается со своего места.

– Хорошо, – говорит он, – я накажу вас, если ваш страх перед директором так велик.

Гарри тянется к вороту джемпера, готовясь снять его, обнажаясь перед экзекуцией.

– Нет, Поттер, – Снейп хватает его за руку, не давая этого сделать. В черных блестящих глазах отражаются языки пламени растопленного в кабинете камина. Гарри смотрит и смотрит в них, не силах оторваться…

– Сегодня вы не отделаетесь так просто, – почти шепчет профессор. Его лицо и лицо Гарри разделяют не больше десяти сантиметров, – снимайте штаны.

Внутри у Гарри что-то обрывается. Он вдруг резко осознает, что он сейчас вовсе ни в одной из своих влажных фантазий, а в кабинете декана Слизерина; что перед ним стоит реальный настоящий профессор, который учил его все эти годы и будет учить еще как минимум до окончания Хогвартса, и ему придется смотреть в глаза этому самому профессору каждую неделю на занятиях ЗОТИ; Гарри понимает, что перед ним человек, который ненавидит его так же сильно, как некогда ненавидел его отца – этот некрасивый тридцатилетний мужчина не питает к нему никаких положительных чувств, разве что испытает сейчас издевательское веселье от вида униженного парня, на чью задницу и не только он решил взглянуть. Да, что-то подобное Снейп уже видел в воспоминаниях мальчика на уроках окклюменции, но одно дело быстро сменяющиеся картинки и совсем другое – обнажаться перед взрослым мужчиной, своим профессором, в условиях реального времени. Гарри не ожидал такого исхода для своей авантюры с предложением Снейпу наказать его.

Профессор все еще держит его за руку, когда Гарри начинает трястись всем телом.

– В чем дело? – холодно спрашивает он, глядя мальчику в лицо.

– Не стоит, – одними губами просит Гарри, надеясь, что Снейп поймет его смущение и постесняется сам находиться с раздетым студентом в кабинете. Но прочитав решимость в глазах профессора, он понимает, что надежда тщетна.

– Изволите ломаться, Поттер, и тянуть книззла за хвост, изображая из себя стыдливую первокурсницу? – шипит Снейп и притягивает его за руку к столу. – Выполняйте то, что вам сказано!

– Не могу, – шепчет Гарри, с мольбой смотря в черные глаза, и профессор смягчается.

– Я все равно накажу вас, чего бы вам это не стоило, – спокойно отвечает он. – Не дергайтесь. Раз вы не можете, я все сделаю сам.

С этими словами он выпускает руку мальчика, подходит к нему вплотную и опускает свои собственные руки куда-то вниз. Профессор так близко, что Гарри чувствует запах ткани и трав, исходящий от его одежды, и чужое дыхание на своем лице. В следующую секунду он чувствует, как сильные пальцы расстегивают пуговицу у него на брюках, а затем берутся за молнию ширинки оттягивают ее на себя и расстегивают до конца. Гарри закрывает глаза, не зная, куда деться.

Снейп отходит от него на шаг, кладет руку сзади на шею и мягко давит, заставляя склониться над столом. Гарри кладет голову на руки, пытаясь спрятать в них лицо.

Те же самые пальцы залезают под резинку белья и вместе со штанами тянут одежду вниз, встречая впрочем некоторое сопротивление. Гарри зажмуривается изо всех сил и закусывает губу: у него встал еще до того, как Снейп начал его раздевать.

Профессор, как будто понимая это, аккуратно освобождает пах, оттягивая спереди одежду обеими руками, и как только ей оказывается больше не на чем держаться, брюки с трусами свободно падают к ногам.

Снейп берет ремень, делает контрольный взмах в воздухе, а затем подходит к Гарри сбоку. Он слегка задирает рубашку на спине и кладет холодную руку на горячую влажную от стыда и страха поясницу, заставляя прогнуться. Гарри подчиняется и Снейп приступает к наказанию.

Громкие шлепки один за другим ложатся на сжатые ягодицы, мышцы трясутся от каждого удара. Гарри сначала рвано дышит и подается вперед при каждом соприкосновении с ремнем, а затем не сдерживает громкие пошлые стоны боли и чего-то еще. От встряски, производимой ударами, член как резиновый упруго подергивается; Гарри старается следить, чтобы бедра не приближались слишком близко к столу – он боится удариться набухшей головкой о край при очередном рывке от ремня.

Снейп не делает никаких перерывов – он бьет и бьет, не обращая внимания на стоны, не останавливаясь, чтобы сделать какое-то замечание. От боли Гарри начинает крутить бедрами из стороны в сторону и елозить по столу туда-сюда. Профессор промахивается пару раз, но затем, чтобы прекратить это, он обнимает мальчика за поясницу и сильно прижимает к себе, фиксируя его в таком положении. Гарри вырывается, но тщетно.

Когда профессор заканчивает, мальчик чувствует боль в толще мышц, почти у костей и старается не представлять, как будет сидеть ближайшие несколько дней. Снейп отпускает его и бросает ремень на стол возле лица Гарри.

– На колени! – командует он. – Не одеваться!

Затем подвигает к камину кресло и падает в него, очевидно чувствуя усталость после длительной работы рукой и держания извивающегося мальчишки. Снейп опирается подбородком на руку и чуть прикрыв глаза смотрит на полуодетого подростка перед ним на ковре.

Гарри стоит с закрытыми глазами пунцовый от стыда. Его и так обычно лохматые черные волосы слиплись от пота и растрепались пуще прежнего. Длинная белая форменная рубашка закрывает сзади красные ягодицы наполовину. Спереди она задирается от стоящего колом члена. Несмотря на то что пах прикрыт и всех деталей не видно, влажное пятно от смазки на белой ткани выдает истинное положение вещей. Гарри не мыслит дотронуться до себя там или что-то поправить при Снейпе.

Профессор сидит без движения где-то минут с пять, а затем приподнимается и начинает медленно расхаживать по кабинету. Он останавливается где-то за спиной у Гарри, и мальчик слышит, как преподаватель открывает какую-то дверцу, затем что-то наливает себе, и в тишине обстановки отчетливо слышится короткий глоток.

– Поттер, – вдруг с болью говорит Снейп, – почему вы такой?

Он возвращается за свой стол и садится, держа в руке стакан с коричневой прозрачной жидкостью.

– Почему вы такой…

Снейп не может подобрать слово и почему-то резко отводит глаза, когда его взгляд опускается от лица наказанного гриффиндорца на рубашку и ниже. Он делает еще глоток и откидывается в кресле.

– Что мне с вами делать? – отчего-то тяжело вздыхает он и закрывает глаза рукой, словно хочет спать.

Две или три минуты проходят в молчании.

И тогда Гарри открывает красные воспаленные глаза и хрипло произносит:

– Все, что захотите.

Комментарий к Глава 5

не бечено

========== Глава 6 ==========

Малфой возвратился из больничного крыла через сутки без единого синяка и без единой царапины. Но при первом же столкновении с Поттером бросил на того такой бешеный, полный ненависти взгляд, что у Гарри на мгновение все сжалось внутри.

«Тоже мне василиск облезлый, – поежившись подумал он, – жив – и Мерлину слава. Кем бы он ни был, он не заслужил такой смерти. Хорошо, что Снейп пришел вовремя…»

И с этого момента Гарри зарекается следить за Малфоем и играть в магловского детектива. Он больше не замечает ни того, как слизеринец приходит на завтрак в Большой зал измятый и злой, словно неделю по окрестности гонял зайцев в облике оборотня, ни того, что с каждым днём Драко становится все более подозрительным и нервным.

Гарри раз и навсегда посылает наследника знатного рода ко всем чертям и спустя пару дней и вовсе забывает о нем думать.

Но найти какое-то занятие для отвлечения себя все равно позарез нужно, иначе желание убить себя об стену замка с разгона на «Молнии» в конечном итоге пересилит. И потому Гарри приходит практически каждый вечер к Выручай-комнате и просит ее «Мне нужно место, где я смог бы выместить свою злость».

Комната превращается в магловский тренировочный зал с боксерскими перчатками и пневматической грушей на растяжках. Именно с ней теперь Гарри встречается чаще, чем какой-либо особой женского пола, именно она отвлекает от гнетущих постыдных воспоминаний о последнем наказании у декана Слизерина. Гарри, не имея никакой специальной техники, кроме руководящего чувства злости на себя, лупит ни в чем не повинную грушу по несколько часов, пока мокрый насквозь с болью в плечах и костяшках фаланг не отправляется в душ перед сном. И потом уже в башне Гриффиндора, изнуренный тренировкой, он старается поскорее заснуть, чтобы терзающие душу мысли не успели его настигнуть и порвать остатки самоуважения в клочья.

Почему Гарри старается не думать о произошедшем – ответ очевидный.

Произошло самое страшное. То, чего боялся Гарри еще с прошлого года: о его патологической склонности узнал Снейп.

Про себя Поттер всем сердцем мечтал, чтобы последняя проклятая фраза, вырвавшаяся у него против воли, звучала в ушах профессора лишь сообщением о капитуляции, жалким ответом сломленного мальчишки, недостойного гриффиндорца – словом, чем угодно, только не тем возбужденным хрипом, пошлым предложением, которое он озвучил на фоне полузадушенного стона и стоящего колом члена. Модред побрал бы этот член с его неуместной эрекцией! Теперь Гарри согласился бы стать импотентом на всю оставшуюся жизнь за возможность вернуться в тот вечер и наложить на Снейпа Обливейт сразу после того, как он вновь оказался одетым.

Тяжелее всего было вспоминать напряженное сосредоточенное лицо профессора, когда в его масляных усталых глазах вдруг металлическим блеском мелькнула дикая догадка. Как он осторожно и медленно встал со своего места, плотно закутавшись в мантию как от холода, и отошел в дальний угол кабинета, делая вид, что ему срочно что-то понадобилось на полке. Он больше ни разу не посмотрел на мальчика, изображая полное безразличие к его присутствию, но Гарри даже через слезы, стоящие в глазах, видел с какой силой сжались побелевшие губы и напряглись желваки на обтянутом кожей лице.

Мальчик частенько представлял теперь, какое отвращение должно быть испытал профессор отчетливо разглядев похоть в глазах своего студента. Да что уж говорить: Гарри сам проблевался бы, обнаружь он, что какой-то парень или мужчина смотрит на него так развратно, будучи при этом едва одетым. Слишком ненормально и грязно это было.

В тот день после недвусмысленного заявления ничего не произошло. Снейп видя, что Поттер не уберется самостоятельно, рявкнул, чтобы тот одевался, а затем вышвырнул его из кабинета, захлопнув дверь.

По какой-то причине Гарри был уверен на сто процентов, что Снейп больше не будет его наказывать. Даже чисткой котлов или написанием строчек под своим личным руководством – все предстоящие отработки, назначенные профессором, наверняка будут перепоручаться Филчу, так что парень заранее приготовился к роли домового эльфа, которую ему придется исполнять аккурат до окончания Хогвартса под руководством мерзкого нервозного завхоза – местного безраздельного властелина всех тряпок и швабр.

Вселенная по отношению к Гарри Поттеру всегда была жестока и саркастична. В этой вселенной были пренебрежительные Дурсли, тяжелое детство и Волан де Морт. А еще из всех людей, которые когда-либо близко знали отца Гарри, рядом оставался только ненавидящий его Снейп, которому однажды взбрело в голову поломать мальчика через колено, чтобы добиться от него послушания и страха.

Возможно, цель оправдала средства, но профессор наверняка не задумывался, что его метод воспитания может иметь побочный эффект.

И теперь когда к Гарри пришло осознание, что его волнует не только то, что делал с ним Снейп, но и сам Снейп, у него впервые появилась мысль, что планы Темного Лорда по убийству Мальчика-Который-Выжил не так уж и безумны.

За свои шестнадцать лет мистер Поттер никогда не задумывался всерьез о существующем явлении, когда человек может чувствовать влечение к собственному полу. В окружении Гарри таких не было, и он не мог даже представить, что с этим как-то можно жить.

Если от этого можно было как-то излечиться, то не существовало человека, к которому можно было безопасно обратиться за помощью. Об этом нельзя было рассказать Рону с Гермионой; об этом нельзя было найти литературу в библиотеке; мадам Помфри он бы не сознался под страхом смерти. Более того, он боялся выяснить, что он всегда был таким.

Он искренне завидовал Люпину, чьи ежемесячные превращения в оборотня казались ничтожной мелочью, пустяком по сравнению с влечением к Снейпу – ведь большую часть времени Люпин был нормальным человеком, в то время как Гарри сходил с ума каждую секунду.

“Нет, я не такой! Я не из этих!” – яростно повторял про себя мальчик, лупя по груше то с правой, то с левой руки.

И тогда перед его глазами вставало лицо профессора, искаженное выражением брезгливого омерзения, с которым тот теперь смотрел на мальчика. Стыд и боль пронзали Гарри насквозь, и он размахивался, чтобы остервенело вмазать по снаряду с максимальной силой.

“Это все ты! Ты меня таким сделал! – клокотал про себя Гарри. – Я был нормальным, но из-за тебя я стал таким!”

Его глаза застилала злость. Это чувство пропитывало его насквозь. Злость на себя. Злость на Снейпа.

За то, что тот измывался над ним. За то, что хотел унизить. А теперь игнорировал, потому что заподозрил своего студента в желании быть наказанным и поэтому решил это прекратить.

Последний пункт обвинения казался Гарри особенно подлым.

Он раз за разом сражался с боксерским инвентарем, пока не заканчивались эмоции и силы, а сам мальчик не чувствовал себя как выжатый лимон. Только после этого можно было отправляться спать.

От страшного осознания жизнь Гарри изменилась. Он старался прилежно учиться и выполнять все рекомендации Дамблдора, которые старый волшебник давал на индивидуальных занятиях. Если у мальчика оставалось свободное время, то он проводил его в Выручай-комнате до отбоя, а затем быстро засыпал от усталости.

С онанизмом Гарри завязал. Он не прикасался к себе ни в уборной, ни в душе и старался не обращать внимания на утренний стояк. Он делал это даже не потому что лелеял надежду однажды вновь стать нормальным и целибатом вернуть себе влечение к девушкам. Просто теперь прежние фантазии помимо сладкого удовольствия приносили страдание и горечь, вменяли чувство вины. Мальчик смирился с мыслью, что секс – это не та вещь, которой ему стоит заниматься в жизни. Особенно когда есть бокс и предстоящая война со злом.

От повышенного расхода энергии Гарри начал больше есть и поправляться, и через месяц регулярных тренировок он с удивлением обнаружил в зеркале раздавшиеся в ширину плечи и увеличившиеся руки, а также сидя на одном из занятий неожиданно ощутил, что плотная белая рубашка стала поджимать в плечах.

– Гарри, ты все свободное время занимаешься спортом, мы практически не общаемся, – Гермиона недовольно нахмурилась, наблюдая, как Поттер увлеченно наворачивает вторую по счету порцию омлета. – Я ничего не имею против твоих занятий, но согласись, ты в последнее время ведешь себя немного странно: то этот дурацкий Принц, то теперь эти тренировки…

При упоминании учебника по зельям Гарри нахмурился и оторвался от намазывания тоста сливочным маслом.

– Почему не общаемся? – решил сыграть в дурачка он. – Мы каждый день сидим вместе на уроках и делаем домашнее задание в гостиной. При чем тут вообще мои занятия?

– При том! – не сдавалась Гермиона. – Потому что раньше все было по-другому – до того момента, пока ты не стал такой скрытный! Что с тобой происходит? Скажи ему Рон!

Гарри прикрыл глаза, удивившись про себя в очередной раз, как Герми умудряется быть такой внимательной. Он перевел взгляд на сидящего рядом с ней Рона, который застыл в неуверенном молчании. Рон недавно расстался с Ромильдой и его возобновившееся общение с Гермионой было неприлично радостным для них обоих. Поэтому мистеру Уизли предстояло наскоро решить дилемму: поддержать Герми, наехав на лучшего друга, либо поддержать увлечение Гарри спортом, и тогда у него самого останется больше времени, которое он сможет проводить с вернувшей свою благосклонность подругой без Гарри.