Текст книги "Безграничное доверие (СИ)"

Автор книги: chandei

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Не ерзайте, иначе до утра не заживет, – недовольно пригрозил преподаватель и продолжил обрабатывать кожу.

– На сегодня все, – сказал он, закончив, – одевайтесь. И чтобы я больше не видел, как вы набрасываетесь на моих студентов.

Гарри молча оделся, заправив рубашку в брюки.

– До свидания, сэр, – тихо проговорил он и ушел.

В ту ночь Гарри Поттер спал без тревожных сновидений.

========== Глава 4 ==========

Спустя несколько месяцев.

***

В этом году в Хогвартсе с самого начала все пошло не так.

Не успел пройти месяц после судебного разбирательства в министерстве, как на пятом году обучения на Гарри с самого начала посыпались неприятности.

Во-первых, крепла связь с вновь народившимся Темным Лордом, выливаясь в реалистичные маниакальные сны. Гарри как никогда нуждался в совете Дамблдора, но директор как будто специально игнорировал его.

Во-вторых, после всех этих потрясений и происшествий с Турниром и смертью Седрика, после мучительного лета в изоляции, нападения дементоров, после изнурительных снов, в которых временами проскакивали вовсе не поддающиеся никакому объяснению сцены, у Гарри появились странные фантазии и склонности, о которых он, разумеется, не сообщал друзьям.

В-третьих, новым преподавателем Защиты оказалась маленькая злобная министерская шавка, которая, ради справедливости заметить, оказалась способна приносить большие неприятности. Она при первом же столкновении на уроке ЗОТИ объявила Гарри войну, и спустя пару дней, выходя из ее кабинета с кровоточащей рукой, мальчик ощутил, что уже где-то наблюдал эту картину. Несомненно отработки у Долорес Амбридж имели бы шансы стать для Гарри самыми “любимыми”, но по его мнению до Снейпа ей пока было далеко. Благо, что о мерах физического наказания, которые был способен применить профессор зельеварения, в Хогвартсе пока никто не знал.

С первых дней Гарри столкнулся с глухой возросшей неприязнью среди студентов, затем его свободное время начало пожираться бессмысленными отработками и занятиями по Защите. Затем ему запретили играть в квиддич. Затем пришлось уйти в подполье, чтобы обучать желающих противостоять Волдеморту защитным заклинаниям. Обучение в Хогвартсе начинало походить на борьбу за выживание.

Отдельного разговора заслуживали занятия у профессора зельеварения. Они, надо признать, были одной из немногих вещей, которые оставались в школе неизменными. Снейп как всегда относился к Гарри с холодным презрением, а так как за лето в способностях мистера Поттера к зельям чудесных перемен не произошло, на уроках все старания мальчика по-прежнему сопровождались едкими замечаниями. Снейп как всегда старался бить ниже пояса, и репертуар персональных оскорблений был все тот же: тупоголовость, сходство с отцом, не заслуженная известность, раздражающая наглость, бездарность. Но Гарри стал безразличен к этим издевательствам. Все его моральные силы уходили теперь на то, чтобы вести неравную войну с Амбридж за право говорить правду о возвращении Темного Лорда, и пока что он ее заметно проигрывал. Если теперь ему и было до чего-то дело, то явно не до школьных обид Снейпа. Это была не его война.

Однако Гарри стал заметно сдержаннее относиться к своему профессору и старался сократить число их пересечений до минимума. Спустя несколько месяцев он почему-то начал бояться Снейпа.

***

– Что-то вы стали непомерно тихи, – с усмешкой заметил Снейп на одной из отработок, когда Гарри сидел с ним наедине, полностью погруженный в чистку котлов, – не устраиваете показательных драк, не препираетесь со старшими…

Наверное, весь вид Гарри демонстрировал, что мальчик был близок к тому, чтобы сломаться. Сложившаяся ситуация была способна загнать в угол любого взрослого, не говоря уже о пятнадцатилетнем подростке. Разумеется, Снейп никогда не был так слеп, чтобы не видеть этого. Но он как будто жаждал внести свою лепту в уничтожение Поттера, даже если формально считалось, что они сражаются на одной стороне.

– Я полагаю, что ваш новый преподаватель Защиты сразу верно определила способ обращения с вами, Поттер. Вы способны понимать только один язык убеждения. Как видите, я был прав тогда, а вы мне не поверили.

На этот недолгий монолог Гарри не ответил ничего. В последнее время ни на одну из подобных реплик он ни поворачивал головы, ни даже ухом не вел, будто в данную минуту обращались не к нему; повязка на руке промокла и пропиталась грязной водой от длительного мытья зельеварческой утвари, отчего недавние порезы на коже вновь начало саднить.

Он знал, что Снейп был уверен, что Гарри лучше всего подходил метод дрессировки, словно животному, но он продолжал молчать, зная, что это не худшее, что про него мог думать Снейп.

Почему его заботило мнение профессора о самом себе, Гарри вопросом не задавался.

***

Несмотря ни на что время шло и наступило Рождество. То самое Рождество, которое Гарри впервые праздновал с Сириусом в родовом особняке Блэков. И именно в это Рождество в один из дней на пороге особняка появился профессор Снейп, чтобы сообщить Гарри о назначении ему занятий по окклюменции после нападения на Артура Уизли. Наедине с ним, со Снейпом.

Что от Гарри потребуется на этих уроках, он тогда еще до конца не знал. Но вспоминая, как однажды Снейп уже проникал насильственно в его сознание, он заранее испытывал тошноту и страх.

***

Гарри начал жить от отработки до отработки, от понедельника до понедельника; и каждый понедельник под вечер он брел в подземелья, пересиливая себя, и выдыхал, когда ментальное и моральное насилие над ним на эту неделю заканчивалось.

Гарри делал все, что говорил ему Снейп, но он не справлялся: каждый раз маг слишком грубо и жестко вторгался в сознание подростка, так, что тот оказывался неспособным защитить свои воспоминания. По прошествии некоторого времени Гарри понял бессмысленность и безрезультатность этих занятий и, наплевав на Снейпа, обратил все свое внимание к желаниям Волан де Морта, которые он теперь практически каждую ночь наблюдал во снах.

– Вы опять лезете в сознание Темного Лорда и смотрите то, что вам запрещено, – холодно вынес свой вердикт Снейп после очередной проверки проделанной за неделю работы.

– Я не смотрю – оно само всплывает неожиданно прямо среди моих снов, – вяло оправдывался Гарри, еще не придя в себя после нового сеанса копания в его мозгу. Он оперся на парту, но, чувствуя, как равновесие предательски ускользает, пересел на стул от греха подальше.

– Разумеется, этого не происходило, если бы вы перед сном очищали и закрывали свое сознание! Мы больше месяца топчемся на одном и том же месте!

Гарри мысленно не согласился с тем, что они по-прежнему на месте – на его взгляд шел стремительный и необратимый регресс, и его навыки в окклюменции, прежде просто отсутствующие, теперь и вовсе ушли в минус.

– Сегодня, Поттер, – начал Снейп, теряя терпение, – мы будем заниматься столько, сколько потребуется, чтобы заставить вас выставить хоть какой-нибудь ущербный ментальный блок! Советую приложить хоть малейшие усилия, если не хотите отправиться завтра на свой первый урок отсюда! Сделайте хоть что-нибудь, чтобы избавить меня от наблюдения вашей никчемной жизни!

Гарри понимал, что Снейп провоцирует его на эмоции, на грубость, а спровоцировав, сразу же накинется на него как ястреб и выплеснет всю свою ненависть и раздражение. Гарри не был готов сейчас к открытой конфронтации или конфликту, поэтому молчал и терпел, молясь Мерлину и всем светлым силам, чтобы у него получилось либо выставить этот чертов блок, либо потерять сознание до завтрашнего утра.

– Попробуем еще раз! – вскинул палочку Снейп. – Леггилименс!

И Гарри снова закрутили сцены его собственной жизни, многие из которых повторялись уже не в первый раз.

С каждым разом сеансы просмотра его личных воспоминаний становились все более агрессивными и болезненными, потому что в условиях сниженной сопротивляемости к вторжению профессор каждый раз все глубже и глубже погружался в сознание подростка, обнажая все более личные и интимные воспоминания, о которых доселе не знал никто, кроме их обладателя.

В этот раз все было плохо как никогда. Если за прошлые разы у Снейпа была возможность пересмотреть все нелицеприятные моменты детства Гарри, то на этот раз он словно щипцами вытягивал, будто вырывал щипцами воспоминания о неудачном поцелуе с Чжоу; рисунок на клочке пергамента, который Гарри сделал еще на втором курсе: на нем изображен злой человечек с большим носом и черными волосами до плеч в окружении человечков поменьше и кучек дерьма – сходство не стопроцентное, но догадаться можно, особенно по грубой надписи “Снейп – декан мудаков”; зачем-то смотрел воспоминание, как Гарри раздевается в общем душе в Хогвартсе, стоя спиной, а затем с криками отскакивает от ледяной струи, направляемой ему в спину хохочущим голым Роном, в которого Гарри в отместку за пакость бросает кусок мыла.

Доминантным же и самым ярким воспоминанием в этой подборке стала сцена, в которой он лежал без очков на постели в своей комнате с решеткой в доме на Тисовой улице. За окном была ночь, в комнате не горел свет, но фонари с улицы делали все очертания и действия, происходящие в тот момент, отчетливо видимыми. Гарри, зажмурившись и весь напрягшись, быстро и коротко двигал рукой в паху под тонким одеялом: по нему видно, что он старался дышать как можно тише, но время от времени ему приходилось делать судорожные вздохи от усилия, которое он совершал одной из рук. Через несколько секунд он поморщился как боли, рывком задернул футболку до подбородка, чтоб не испачкать, и выпустил на себя из-под одеяла вязкую струю.

Этот момент в воспоминаниях Гарри стал апофеозом унижения в этот вечер, на задворках сознания он услышал собственный яростный вопль, после чего вырвался из захвата леггилимента и оказался сидящим на полу в классе.

Гарри сидел с закрытыми глазами и пытался унять дрожь после увиденного. В подобные интимные моменты своей жизни он никогда не представлял, как выглядит со стороны, занимаясь самоудовлетворением. Теперь став свидетелем этого действа в собственном исполнении, он осознал, насколько стыдно и мерзко это выглядит.

“Все делают это”, – пронеслось у него в голове, но мысль не принесла облегчения. Гарри мог поклясться, что Снейп тоже делал это или хотя бы пробовал делать в молодости, но факт того, что тот видел таким уязвимым Гарри, не давало подростку поднять глаза. В ту секунду ему хотелось, чтобы профессора не существовало в помине или чтобы тот хотя бы проявил не свойственные ему чудеса деликатности и такта и замял ситуацию из жалости.

Но Снейп не сделал ни того, ни другого, что впрочем было ожидаемо.

– Что это, Поттер? – проговорил он с величайшим отвращением и наигранной тоской, будто сожалел о том, что ему пришлось это увидеть. Как будто Гарри заставил его это увидеть. В его голосе слышалось отчаяние, но в глазах плескались презрение и злорадство: наверняка Снейп благодарил судьбу за новый повод для издевательств в будущем.

– Что это такое?! – он продублировал вопрос в праведном гневе, будто собрался отчитывать мальчика за онанизм как престарелая гувернантка или строгий священник.

И тогда Гарри сорвался.

– Не твое дело! – набросился он на Снейпа, как гончая на зайца. – Не смей совать свой длинный горбатый нос не в свои дела!

“Сгорел сарай – гори и хата!” – подумал Гарри, приготовившись не на шутку сцепиться со Снейпом. Набирая в рот побольше слюны, он готовился до хрипоты ругаться с профессором, пока один из них не озвереет и не ударит другого. О том, что последует после этого, он пока не думал.

Понимание того, что он ошибся, пришло к Гарри в тот момент, когда он посмотрел Снейпу в глаза и увидел в них триумф. Профессор был абсолютно спокоен и лишь насмехался над гневом униженного подростка.

– Вы снова перешли черту, Поттер, – победно проговорил он и где-то в глубине бездонного колодца его глаз загорелся огонь. – Вам вновь необходима коррекция, и я без сомнения назначил бы вам отработку на какой-то из вечеров, находись мы с вами в других обстоятельствах. Но сейчас я не вижу необходимости откладывать ее на другое время, когда вы уже здесь.

Наученный горьким опытом, Гарри моментально все понял и шумно сглотнул. До него дошло, что его поймали на крючок самым примитивным способом.

– Тем более, – продолжал Снейп, – с учетом того факта, что за свое патологическое хамство и неуважение к старшим Гарри Поттер теперь и так нарасхват у других профессоров на отработках. Ждите меня здесь и готовьтесь, – сказал он и стремительно покинул класс.

Что имел в виду профессор под командой готовиться так и осталось неясным, но за те десять минут, что он отсутствовал, с Гарри случилось страшное. Он в одиночестве ожидал наказание, зная, что Снейп отправился за розгами и через считанные минуты искусно и безжалостно будет выбивать из него стоны со слезами, любуясь вздувающимися полосами на бледном теле. По какой-то причине здравый смысл покинул его разум, а искалеченная психика вывернула и интерпретировала эту картину в фантазию, от которой у Гарри случилась эрекция. От какого именно компонента этой фантазии у него встал, мальчик не имел понятия, но Мерлин тому свидетель, что методы профессора сводили его с ума.

Когда Снейп вернулся ожидаемо с инструментом для наказания в руках, Гарри красный как рак стоял на том же месте, готовясь к тому, что последует дальше. Профессор удовлетворенно наблюдал его смущение и растерянность из-за ожидания предстоящей расплаты и, чтобы продлить эффект, для начала бережно положил розгу на парту и начал медленно закатывать белоснежные манжеты на длинных рукавах, на манер магловского врача, надевающего медицинские перчатки перед какой-то процедурой.

– Раздевайтесь, Поттер, – сказал он, опять словно подражая доктору, – и укладывайтесь на парту.

Гарри обхватил себя руками, одним резким движением стащив толстовку и отбросив ее на стул. Дрожа от холода и возбуждения, он медленно подошел к профессору на онемевших ногах.

– Прошу, – тот приглашающим жестом указал на стоящую перед ним парту и Гарри послушно лег животом на ее поверхность.

Все происходило так же, как и в прошлые два раза: Снейп огласил приговор и начал приводить его в исполнение, считая удары вслух. Сегодня он делал это с особой жестокостью и порол Гарри так сильно, что тому приходилось судорожно извиваться под розгой, напрягая поверхностные и глубокие слои мышц спины. Поначалу от боли возбуждение полностью исчезло, но Снейпу было мало просто причинять боль: после одного из ударов он начал тихо и проникновенно разговаривать с провинившимся, и от этого низкого волнующего голоса Гарри вновь почувствовал тяжесть в паху.

– Имейте в виду, – сказал он, не прекращая бить, – все, что в вашем сознании могу увидеть я, то же может видеть и Темный Лорд. Чтобы подчинить вас и свести с ума, Ему потребуется лишь раз за разом вторгаться и наводить хаос в вашем мозгу, пока видения не поглотят вашу реальность и не утащат вас в пучину безумия. Ничего не скроется от Него – ни ваши воспоминания, ни сны, ни фантазии, ни чувства…

Последнюю фразу Снейп произнес так сакрально и тихо, что Гарри повернул голову и посмотрел ему в лицо, чтобы прочесть сказанное по губам. Профессор погладил мальчика розгой от шеи до поясницы и посмотрел ему прямо в глаза, а затем замахнулся и ударил его, не отрывая взгляда. Гарри пошло протяжно вздохнул и выгнулся дугой, высоко приподнявшись над партой. Профессор приблизился к нему максимально близко и прижал обратно к столу, надавив рукой на шею.

– Я буду следить, чтобы вы лучше старались, Поттер, – пообещал Снейп, наблюдая как по щеке мальчика поползла влажная дорожка, которую он сразу же бесстрастно стер пальцем. Гарри закрыл глаза и дождался, пока наказание завершится.

Потом приложился мокрым от слез лицом к жесткой тонкой руке, вытерпел непродолжительное раздражение свежих ран Заживляющим, оделся и принялся ждать дальнейших указаний.

Снейп достал чистый платок и демонстративно вытер им руки, стирая фантомные следы от прикосновений к своему студенту.

– Ну, что, – буднично спросил он, словно за минувшие полчаса ничего не произошло, – сможете выставить блок, если мы продолжим занятие?

– Нет, – честно ответил Гарри. Он чувствовал себя настолько измотанным и рассосредоточенным, что ему казалось, будто одного заклятия леггилименции на этот раз будет достаточно, чтобы причинить ему осязаемый физический вред.

Кажется, что Снейп видел то же самое.

– Тогда продолжим в следующий раз. Учтите, что если на следующем занятии я не увижу улучшения, вы будете наказаны. Можете идти.

Гарри кивнул в знак прощания и того, что он понял профессора, и ушел.

Едва он успел плотно закрыть за собой дверь, как сорвался с места и побежал прочь из подземелья до ближайшей уборной.

Оказавшись наконец-то наедине с собой в туалетной кабинке, Гарри наложил Заглушающее и стащил до колен штаны с бельем. Кожа на бедре блестела от смазки в том месте, где к ней некоторое время был прижат возбужденный горячий член.

Гарри собрал слюну во рту и сплюнул на открытую головку и лишь затем опустил на нее руку. Впрочем от возбуждения чувствительность и так давно притупилась. Он откинул голову на стену кабинки и начал плавно ласкать себя, закрыв глаза.

Он прокручивал в голове раз за разом произошедшее на занятии по окклюменции. Но в его фантазиях Снейп был еще более изощрен в своих методах.

Гарри представлял себя целиком голым в кабинете профессора. Он лежал на спине прямо на преподавательском столе, задрав кверху крепко сведенные ноги, и смущаясь подставлял худую бледную задницу под длинную профессорскую ладонь, которая резкими точными движениями прикладывалась то тут то там, вызывая у Гарри низкие неприличных охи. Снейп нависал над ним в привычном черном облачении, и контраст полностью одетого преподавателя и голого студента демонстрировал доминантно-зависимые отношения между ними. Профессор придерживал мальчика за поднятые ноги и сильно шлепал по заднице, отчего та краснела и сжималась от каждого удара.

Гарри особенно возбудился и вздрогнул, когда представил, как от сильно задранных ног ему было все тяжелее сводить ягодицы вместе и скрывать интимные места. Из-за этого ладонь несколько раз попала в промежность, и Снейп случайно или нарочно нанес несколько ощутимых шлепков прямо по раскрытому уязвимому анусу.

Представляя ощущения от подобного раздражения, Гарри выбросил бедра вперед и сладко длительно кончил на пол. В последнюю секунду он представил лицо Снейпа, и как тот откидывал с лица длинные пряди волос. А потом пришел в себя.

“Мерлин, я точно конченый,” – мрачно подумал Гарри, убирая последствия своих фантазий Очищающим.

“Надо будет очистить сознание перед сном, – продолжил он про себя уныло, – не то в следующий раз Снейп увидит не только, как самозабвенно я дрочу, но и на что именно.”

Комментарий к Глава 4

Дальше – хуже.

========== Глава 5 ==========

До конца урока трансфигурации еще как минимум минут сорок, но сегодня Гарри сидит и бездельничает с парой-тройкой таких же удачливых студентов, как и он сам. Сегодня МакГонагалл поставила перед пятым курсом задачу трансфигурировать сухую ветку в ключ, который должен подходить замку, лежащему на парте. Предмет сам по себе был сложный и большинству учеников как правило не удавалось идеально выполнить задание с первого раза до конца урока. Но сегодня Гарри сконцентрировался на поставленной задаче и через формулу быстро вывел соотношение величины и плотности исходного и конечного и предмета, и через двадцать минут корявая ветка, сухая и хрупкая, уменьшилась в три раза, увеличив свою плотность в несколько раз, и превратилась в маленький латунный ключик, который Гарри поспешно вставил в отверстие замка и повернул. Раздался щелчок и замок легко раскрылся.

– Очень хорошо, мистер Поттер, – Макгонагалл сдержанно кивнула, – пять баллов Гриффиндору.

Через пару минут несколько щелчков поочередно раздались в классе. Гермиона довольно улыбнулась с соседней парты, Гарри оглянулся и увидел еще двоих когтевранцев, которые скучающе вертели свои обретенные ключи в руках, равнодушно слушая, как профессор присуждает их факультету баллы. Для всех было привычно, что именно на Когтевране учится наиболее способный студенческий костяк.

Образовавшееся свободное время на уроке Гарри решил заполнить размышлениями о своих провалившихся отношениях с Чжоу.

Мерлин тому свидетель, девушка невероятно ему нравилась еще с прошлого года. Созданный образ милой очаровательной когтевранки был источником вдохновения, и Гарри была приятна мысль, что начав встречаться с Чжоу, он будет появляться перед всей школой в обществе темноволосой красотки (прям как Седрик), и студенты с младших курсов будут гадать, как эти двое проводят время наедине. Она была кукольно привлекательна, и, казалось, выдуманных за год присвоенных ей хороших качеств было достаточно, чтобы сразу начать с ней встречаться и заявить всему Хогвартсу о ней, как о своей девушке.

Но реальность оказалась иной. Красивая заманчивая картинка разошлась с той настоящей Чжоу, которая приходила к Гарри на кружок по Защите и позволяла раз за разом оказывать ей знаки внимания. Во-первых, Чжоу была слишком погружена в свой траур по Седрику и ничего не могла с этим поделать, а Гарри был не в состоянии даже найти слова утешения, так как время от времени просыпался от кошмаров, в которых видел мертвого Седрика сам. Гермиона говорила дать ей время, и Гарри давал – время шло, они гуляли, общались, но ничего не менялось, и парень стал сильно сомневаться, что он хоть в какой-то мере нравится девушке, несмотря на то что лучшая подруга утверждала обратное.

Во-вторых, если во время своего общения Чжоу не пыталась поговорить о покойном парне, а Гарри брал инициативу на себя, они никак не могли обнаружить точки соприкосновения, и разговор не клеился. Гарри казалось, что его жизнь не интересна девушке ни в коей мере: это было так странно – ведь он привык, что у них с друзьями всегда были совместные дела и интересы, которые увлекали их и подвергались многократному обсуждению. Чжоу в этом отношении напротив была совершенно инертна.

В-третьих, однажды в одиночестве ночи Гарри удивленно обнаружил, что его никогда не тянуло к Чжоу, как объекту обладания и страсти вопреки распространенному в его среде представлению, что девушку, которая нравится, полагается хотеть больше, чем прочих, и самоудовлетворение должно сопровождаться фантазиями с ее участием. Но секрет Гарри заключался в том, что с четвертого курса Чжоу, равно как и другим девушкам, никогда не было места в его мазохистских фантазиях с участием мрачного профессора. У парня наблюдался явный диссонанс между симпатией и влечением.

“Я просто немного извращенец и не хочу втягивать ее в это,”– подумал тогда Гарри и успокоился, решив, что высокие чувства и низостные инстинкты не должны пересекаться.

И когда девушка наконец-то сжалилась над ним и поцеловала под омелой, демонстрируя свою заинтересованность, он окончательно убедился, что в этом смысле не испытывает к ней абсолютно ничего. Поцелуй был мокрым и неуклюжим, в нем не было никакой страсти и чувственности. Повторять его не хотелось.

Чжоу заподозрила, что что-то в новых отношениях не так, когда Гарри стал скрываться от нее по школе и придумывать себе причины быть слишком занятым. Она решила, что Гарри не понравилось с ней целоваться, расстроилась и обиделась на него, но потом, если верить свидетельствам Фреда Уизли, “случайный” поцелуй с пуффендуйцем Джеком Ринтоном в Хогсмиде видимо вернул ей уверенность в своей привлекательности и умении целоваться, так что мечта Гарри Поттера поднять свою самооценку за счет отношений с Чжоу Чанг так и осталась наивной мечтой неопытного юнца.

Как только в последних числах февраля горе-отношениям пришел конец, Гарри ощутил свободу и расслабился, отчего позволил себе напиться в хлам магловским виски вместе с Дином и Симусом.

Поэтому на следующем занятии по окклюменции профессор Снейп, закончив смотреть, как Гарри Поттер блюет, лежа лицом на ободке унитаза, выпорол его как за пьянство, так и за воспоминание о нем, которое его ученик не смог заблокировать.

Наверное, ни у кого доселе не было таких жестких занятий по окклюменции как у Гарри. Его спина не успевала до конца заживать от понедельника к понедельнику, потому что успехи были слишком незначительные. В буквальном смысле метод кнута без пряника выполнял свою функцию, и Гарри медленно учился устанавливать слабые, но все же работающие блоки, способные отражать заклятие вторжения в его голову. Но наказания продолжались, поскольку стоило Гарри в самом начале занятия создать хилый дырявый блок, как через десять минут Снейп пробивал его, и картины жизни парня обрушивались на преподавателя, как вода из шлюза после прорыва дамбы. Снейпу удавалось вытягивать даже то, что Гарри не помнил или не мог помнить из-за возраста – так далеко он забирался в дебри чужого сознания.

На одном из занятий профессор прекратил просмотр, остановившись на воспоминании, в котором двухлетний Гарри пускает слюни с высоты детского стульчика на паркет, за что сразу же получает от тетки по губам; ребенок заходится в плаче, но Петунья не обращает на него внимания, брезгливо вытирая на полу мокрые капли.

– Все мечтаю увидеть, как ваш отец вытирал вам задницу, – издевательски усмехается Снейп и усаживается в кресло. – Очевидно, на следующем занятии мы дойдем до ваших внутриутробных воспоминаний, если таковые в принципе могут существовать.

Это грубое замечание не трогает Гарри, потому что ему едва ли теперь может быть стыдно: у него практически не осталось секретов от профессора. Сегодня Снейп похоже в хорошем настроении и разговорчив куда более обычного.

– Да уж, Поттер, увидь Темный Лорд всю эту слезливую коллекцию, полную обид и унижений, он небось и врагом-то вас считать перестанет. Насмотрится ваших страданий и от жалости того и гляди привяжется к вам…

Гарри с удивлением видит, как Снейп, не разжимая рта, нервно смеется над собственной мыслью, закинув ногу на ногу и опершись головой на руку.

– Он убил моих родителей, – едва слышно говорит Гарри.

Профессор быстро приходит в себя и его лицо вновь превращается в жесткую маску.

– Рад, что вы помните, – сухо отвечает Снейп. – В таком случае не понимаю, почему вам требуется дополнительная мотивация, чтобы достичь результата. К слову, о мотивации. Десять ударов и можете проваливать из моего кабинета.

Приблизительно так теперь и проходили их совместные занятия.

Гарри больше не хамил и не отвечал преподавателю грубостью на грубость: отныне за свои двусмысленные стоны под тяжелой рукой Снейпа, на которые тот как будто не обращал внимания, Гарри прощал профессору любое недостойное взрослого человека оскорбление. За пару месяцев совместных занятий у них как будто впервые за пять лет сложились своеобразные отношения. Профессор навряд ли стал испытывать к мальчику хоть каплю приязни, но теперь его едва ли заботили совершаемые Поттером нарушения, которые не касались их занятий окклюменцией. Он регулярно видел тренировки Отряда Дамблдора в воспоминаниях своего студента, прекрасно понимая, что грубейшим образом нарушаются установленные правила, за соблюдение которых Снейп некогда боролся яростнее всех. Однако то ли от нового директорства Амбридж, то ли от усталости, вызванной дополнительной нагрузкой, энтузиазм профессора несколько иссяк. Он со стороны равнодушно смотрел на войну, которую вел Гарри, выбиваясь из сил, но ни помочь, ни воспрепятствовать Поттеру он не пытался. Больше всего радовало то, что Гриффиндор не лишился ни одного балла из-за его воспоминаний – за все нарушения Гарри расплачивался своими слезами в буквальном смысле.

Мальчик в глазах посторонних также привычно ненавидел профессора, что проявлялось и в его отношении к предмету Снейпа, и в неприязненных взглядах, которые Гарри бросал на преподавателя в те моменты, когда тот к нему обращался. Но стоило несгибаемому упрямому гриффиндорцу переступить порог кабинета слизеринского декана, как он становился послушным и покладистым, все больше и больше привыкая безоговорочно выполнять приказы своего профессора.

Однажды Снейпу наконец-то пришлось узнать об истории с Оборотным зельем.

– А год назад вы с пеной у рта доказывали, что ничего никогда у меня не крали! Как вы отвратительны, Поттер… Что вы застыли? Раздевайтесь и становитесь лицом к стене!

Гарри сложил руки на обнаженной груди, сожалея, что в таком положении он не сможет бросать на профессора взгляды сбоку исподтишка. Неожиданно сзади легко дотронулись пальцем до голой кожи, очевидно проверяя ее целостность, отчего Гарри от неожиданности вздрогнул всем телом. Прикосновение сразу же прекратилось, и голос за спиной отрезал:

– Начнем.

– Но вы не сказали, сколько ударов! – Гарри нервно обернулся и вместо привычной розги увидел в руках черную плеть с длинными плоскими ремешками.

– Как видите, сегодня мы испытываем новый инструмент… Я всегда использовал розгу дозированно, учитывая ее способность повреждать кожные покровы при злоупотреблении. Но плеть в отличие от розги, – Снейп с восхищением взглянул на новое приспособление, – позволяет работать значительно дольше, сохраняя одновременно и шкуру провинившегося и воспитательный эффект. Так что сегодня вас будут пороть столько, сколько я сочту нужным. Опуститесь на колени и обопритесь руками о стену.

Каждый раз после наказания доведенный до высшей степени возбуждения Гарри ждал момента, когда профессор небрежно протянет руку к его лицу с целью закрепить унижающий эффект экзекуции. И с каждым разом к удовлетворению Снейпа мальчик выполнял это требование все с большим почтением.

И в тот раз, когда Гарри имел счастье познакомиться с плетью, спустя некоторое время, которое ушло на доведение мистера Поттера до плача, профессор наконец-то покровительственно поднял свою изящную бледную ладонь, некрепко держа рукоятку плети в расслабленных пальцах. С горящей равномерно покрасневшей спиной Гарри неловко сгорбился и обхватил руками тонкое запястье для того, чтобы сохранить равновесие на затекших от долгого стояния коленях. Он поднес уже хорошо знакомую руку к лицу и впервые приложился к ней плотно сжатыми губами. Он вдруг почувствовал, что от странного чувства благодарности и светлой щемящей тоски слезы вновь сами собой потекли из глаз. Прикосновение продлилось несколько бесконечных мгновений, когда Гарри почувствовал, как запястье выскользнуло из его рук, и лишившись точки опоры, мальчик пошатнулся и упал вперед прямо Снейпу на ботинки.