Текст книги "Abstrudere (ЛП)"

Автор книги: celluloid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Это правда: ему придётся сойти с автобуса и пересесть на другой посреди дня в абсолютно новом городе. В Вашингтоне он по крайней мере смог бы найти дорогу обратно к дому Роуди – или, потеряйся он, Роуди или Сэм смогли бы найти его и прийти на подмогу. В Питтсбурге у него нет союзников, нет укрытия, и даже если всё получится, ему, как ни крути, придётся прятаться в автобусах на протяжении ещё как минимум двух дней.

– Сейчас по-настоящему твой последний шанс одуматься, – говорит Квентин. Он прав: Питер смотрел в расписания транспорта, когда готовился. Скоро начнут движение поезда. Ему не удастся повторить свой подземный маршрут. Солнце встанет. А он всё ещё будет в розыске, один, у всех на виду, в городе, где располагаются военные и правительство.

Питер делает глубокий вдох, но не для того, чтобы успокоиться, а чтобы просто ощутить вкус воздуха. И это самый обычный запах автобуса – не ночная свежесть и не тяжелая атмосфера подземных тоннелей. Но это иной воздух, и ему этого достаточно. Всё в порядке. Я знаю, что делаю. Как считаешь, у меня есть время вздремнуть?

– Давай подумаем, – говорит Квентин, – через час начнётся посадка, и тебе надо будет избегать людей и молиться, чтобы никто не решил сесть там, где ты прячешься. Впереди шесть часов езды, и тебе надо быть в сознании, когда они закончатся, иначе ты окажешься севернее, чем планировал, без малейшей идеи, как вернуться к изначальному маршруту. Или же тебе придётся сбежать в Канаду, что будет гораздо разумнее чем вся эта поездка к западному побережью, и настолько же бесполезно.

Да плевать, фыркает Питер. Намёк понят. Сейчас нельзя ошибаться. Я могу поспать на втором автобусе. Это у него получится, без проблем: второй довезёт его прямо до Лос-Анджелеса, а оттуда он уже разберётся, как добраться до Голливуда, или Малибу, или куда его душе угодно. Его инстинкты подскажут направление.

– Доверие самому себе – это серьёзный шаг, – говорит Квентин, – особенно учитывая то, на что был не так давно похож твой разум. Ты не мог понять, что реально, пытался застрелить того, кто тебе помогает, использовал доверие других людей, скрывая от них информацию, и, да, точно, у тебя до сих пор галлюцинации. И ты думаешь, что сможешь невредимым перебраться через всю страну?

Питер вздыхает. Он снимает сумку со спины, прижимает к груди словно спасательный трос. Возможно, единственный, который у него остался. Рано или поздно надо начать доверять самому себе.

– Да, постепенно. Ситуация серьёзная, а ты просто ребёнок.

Я не такой, как другие. Даже остальные Мстители признают это.

– Думаешь, они больше не видят в тебе ребёнка? Ты всё ещё тот, за кем надо приглядывать. Ты доказал это, отдав очки человека, кого знал, сколько, три дня?

Пошёл ты, бурчит Питер. От споров с самим собой у него начинает болеть голова. Одной рукой он трёт виски, другой всё ещё сжимая сумку, сидя на полу автобуса за высокой стеной сидений. Теперь я не буду проблемой Мстителей. Мистер Старк – единственная причина, по которой я был с ними, и его больше нет, так что…

Питер отворачивается, предпочитая сверлить взглядом пустую стенку автобуса. Он натягивает на голову капюшон и скрещивает руки поверх сумки, превращаясь в мятый, забытый в углу клубок. Он смотрит в никуда до тех пор, пока не слышит, как машина оживает: гул мотора, шаги заходящих в салон людей, наполняющий автобус тихий шум чужих голосов, которые он может различить только благодаря усиленному слуху.

Затем, с толчком, автобус начинает движение.

Питер оглядывается по сторонам, но не видит ничего со своей выгодной позиции на полу – но это значит, что рядом с ним никто не решил устроиться. Он садится на корточки, сжимая пальцами одну из ручек сумки, и медленно приподнимается. Он выглядывает из-за спинки сидения перед ним, и да – они движутся. Небо всё ещё тёмное, и впереди есть несколько человек, но поездка началась.

Тогда Питер наконец садится на автобусное кресло вместо пола. Так шесть часов пройдут куда комфортнее. Он поворачивает голову направо и видит уже удобно расположившегося рядом Квентина.

Когда они выезжают на широкую дорогу – когда действительно поздно поворачивать назад – Квентин подаёт голос.

– Я думал, ты завязал с отцовскими фигурами.

Это так, отвечает Питер.

– Твой настоящий отец мёртв. Твой дядя мёртв. Тони Старк мёртв…

Мистер Бэк не мёртв.

– Ты не знаешь наверняка. И даже если так: это твой выбор? Серьёзно? А что насчёт Роуди?

Это несправедливо по отношению к нему, думает Питер. Он… Он не… Он работал. Мистер Старк, он делал, что захочет. Роуди… должностное лицо. У него нет свободы действий. И моё проживание с ним не должно было затянуться надолго в любом случае.

– Скорее всего он уже проснулся. Или сделает это скоро, – произносит Квентин. – Как думаешь, что он подумает, когда увидит, что тебя нет?

Чувство вины бьёт по нему. Питер подтягивает ноги к груди, поворачивается на бок, опираясь на стенку. Живот болит, он чувствует себя ужасно. Не хочу об этом думать. Я просто… мне пришлось. Не хочу о нём больше думать.

– Он наверняка волнуется.

Питер с силой зажмуривается. Как и все остальные. В конце всё получится.

– Почему ты так считаешь?

Питер не может придумать ответ.

– Разве не об этом тебе говорил Сэм? Если ты не можешь найти объяснение, ты можешь быть на неверном пути?

Может, верного пути нет, особенно если мне об этом говорит галлюцинация. Питер замирает на секунду. Он выпрямляется, задумчиво откидывает голову назад. В краткосрочной перспективе всё кажется плохим, но это должно было произойти. Сны сказали мне об этом, ты привёл меня к этому решению, Сэм подтвердил его. Мои друзья никогда не были в безопасности. Но если я доберусь до мистера Бэка… я это исправлю. Может, не для всех. Может, им всегда будет больно. Но боль пройдёт, верно? Как когда погибли мои родители и дядя Бэн. Я научился жить с этим. Может, произойдёт то же самое. И тогда я буду с…

– С кем-то, кто пытался тебя убить.

Да, но не сразу. И теперь у него нет причин повторить это снова.

– Месть?

Я смогу противостоять ему, избавиться от всего, что он вложил мне в голову, и мы сможем вернуться к тому, с чего всё начиналось. Даже если у него нет суперспособностей. Мы можем общаться как раньше. У меня почти не было этого с мистером Старком, никогда не могло быть с Роуди, но с мистером Бэком… Может сработать. Мне этого хватит.

Поездка проходит в основном в тишине, в его голове нет никаких назойливых мыслей. Он чувствует себя неспокойно – нервно – но ощущение необратимости с каждой новой милей в равной степени как обнадёживает, так и вызывает тревогу. Конечно, у него должно всё внутри переворачиваться. И это так. Но он не может не думать о том, что поступает правильно, пусть и эгоистично.

Я могу побыть эгоистом, верно?

Ответа не следует.

Когда они добираются до Питтсбурга, Питер решает, что лучше всего делать вид, что он знает, что делает. Идти с чувством уверенности, как любой человек не в бегах. Так что он встаёт с остальными пассажирами, закидывает сумку на плечо, опускает голову, натягивает капюшон, и вместе со всеми покидает автобус.

Он на абсолютно незнакомом вокзале.

Никто не говорит ему ни слова. Никто не одаривает его больше, чем взглядом. Он и сам никто. Он включает телефон. VPN. Открывает сохранённые снимки экрана. У него есть два часа.

Питер быстро оглядывается по сторонам и находит следующую точку посадки. Утро превратится в день, и станция не будет такой же безлюдной, как в Вашингтоне, где он мог заранее пролезть внутрь. Он прикусывает губу, затем идёт в туалет, выбирает дальнюю кабинку, забирается с ногами на унитаз и запирает дверь.

Это хорошее место, чтобы убить время, оставаясь при этом незамеченным. Ему всё ещё надо придумать, как пробраться на следующий автобус, но…

У Питера урчит в животе, и он с недоверием смотрит на него. Затем вдруг чувствует тяжесть своих век: его тело жило в полном комфорте две недели, даже дольше, (в отличие от разума), и теперь было им явно недовольно. Нам было так хорошо, говорит оно ему, почему ты соскочил?

У него нет при себе денег. Он не может привлекать чужого внимания. Ему скорее всего придётся продержаться ешё два дня без еды.

Живот урчит снова, и Питер молит его замолчать.

Наконец он поднимается, идёт мыть руки, покидает туалет. Он пьёт из фонтанчика, мысленно ругается на себя, запоздало осознавая, что, наверное, стоило захватить бутылку, он бы мог её наполнить в дороге… ну что же.

Автобус, который должен довести его до Лос-Анджелеса, отправляется через полчаса. Всё по расписанию. Питер опирается спиной на стену около фонтанчика и откидывает назад голову. Его взгляд цепляется за вентиляционную шахту.

… Чёрт, может, это оно.

Он поворачивается и идёт обратно в туалет. Там всё ещё никого. Там есть вентиляция. Он достаточно ловкий. Он пролезет. У него получится… это глупо.

Бросая последний взгляд по сторонам, он паутиной срывает решётку. Берёт её с собой наверх и пытается закрепить её изнутри. Ему придётся побродить тут немного – сейчас он смотрит в противоположную от нужного направления сторону – он может потеряться и пропустить автобус, и всё может быть напрасно, и ему надо спешить, это так глупо…

Прекрати думать, приказывает он себе, и так и поступает.

Тут тесно, двигаться быстро тяжело, и это даже близко нельзя назвать приятным времяпрепровождением. Он чувствует липнущие к нему клубы пыли, и ему не раз приходится останавливаться, чтобы подавить чих. Вся обстановка – настоящий ад для его рецепторов. Но ему надо продолжать движение, надо…

Здесь.

Питер смотрит сквозь решётку, пробивающиеся лучи света дают ему освещение. Кругом, конечно же, есть люди, но они далеко. Рядом с ним никого нет. Если он не наделает шума, то сможет спуститься на землю и… и что тогда?

Он прикусывает губу. Смотрит на часы. Десять минут. Десять минут, чтобы что-то придумать и воплотить в жизнь.

Питер осматривает вокзал, находит взглядом автобус с “Лос-Анджелес” на табло. Смотрит на этот путеводный маяк, поднимает взгляд немного выше и…

Опускает глаза вновь на землю, на людей внизу. Никто не смотрит наверх на него, естественно. Потому что какой смысл?

Без шума.

Питер дёргает решётку, пока она не поддаётся. Он держится за неё, вылазит, прижимаясь к стене прямо под самой крышей. Пытается поместить решётку на место, паутиной закрепляя края.

Вокруг всё серое. Он несказанно рад, что на нём почти вся одежда чёрного или серого цвета.

Питер переползает на крышу. Никто не смотрит наверх. Он ползёт по потолку. Никто не смотрит наверх. Его сердце всё ещё бьётся ровно и спокойно. Никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх.

Он прыгает на крышу нужного автобуса, приземляясь с глухим ударом. Всем телом прижимается к металлической поверхности и ждёт с минуту.

Никто не смотрит наверх.

Питер пододвигается к аварийному люку на крыше. Просовывает пальцы под него и легко дёргает на себя. С тихим скрипом тот открывается – его однозначно редко, если вообще хоть раз, использовали – и Питер плавно проскальзывает внутрь. Люк встаёт на своё место за ним. Он тут же падает на пол и, не слыша никаких посторонних звуков, начинает ползти к ступенькам – чтобы снова добраться до нижнего этажа автобуса, в самый конец, где нет никаких окон и никто не захочет сидеть (судя по прошлому разу). И тогда, возможно, просто возможно, у него получится расслабиться на два дня.

Когда первые пассажиры начинают посадку, он уже сидит в дальнем углу автобуса.

Опустив голову, упираясь подбородком в грудь, спрятав голову под капюшоном, таким огромным, что он скрывает почти всё лицо, свернувшись в уголке, Питер засыпает.

Тусклый, едва заметный свет встречает Питера, когда он открывает глаза. Он слегка поднимает голову, оглядывается по сторонам и тут же вспоминает, где находится.

Ну. В некотором смысле. Потому что он в автобусе, автобус движется, сейчас ночь, и всё, что он может видеть в окне впереди – это простирающуюся сквозь пустоту дорогу.

Ого, думает он, как только к нему приходит осознание ситуации. Теперь действительно нет пути назад.

Он позволяет себе снова отключиться.

Когда он в следующий раз просыпается, то видит встающее из-за горизонта солнце. Он смотрит на часы, затем открывает на телефоне снимки экрана. Из них он узнаёт: нельзя сказать точно, где именно он сейчас в Штатах, но к концу дня он должен прибыть в Калифорнию.

Питер откидывается на сидении. В автобусе тихо; тут есть другие люди – те же это люди, что садились вместе с ним, или нет, он не может сказать наверняка – но все вокруг, в основном, либо спят, либо находятся в состоянии полудрёмы. Теперь, однако, когда достаточно адреналина начало циркулировать по венам, он не уверен, что сможет снова заснуть.

Может, сон не лучшая идея, ведь ему относительно скоро надо будет выходить – он не мог добраться так далеко только ради того, чтобы его поймали. И, может, ему он не нужен, потому что он пролежал в отключке большую часть поездки. И это, наверное, лучшее, что могло с ним случиться.

Его живот урчит, и он вздыхает. Руки всё ещё обнимают сумку, словно бы это может как-то успокоить голод. Он отпускает её, выпрямляется, внезапно чувствуя непреодолимую жажду.

Может, так он заставит тело думать, что ему не нужно есть, решает Питер. По крайней мере, на какое-то время. Хотелось надеяться, что до конца дня. Хотелось надеяться, что ещё дольше.

Питер тихо встаёт и идёт в сторону автобусного туалета прямо рядом с ним. Он складывает руки под краном и пьёт из них, проводит в кабинке бог знает сколько времени, пока не чувствует себя лучше. Когда он выходит, Квентин сидит на соседнем с ним кресле и смотрит на него.

Питер кивает ему, протискиваясь мимо – его вытянутых ног на самом деле тут нет, но всё же, это было бы грубо, верно? – к своему месту в углу, поднимает сумку и наматывает одну из верёвок на руку. Почти приехали, думает он.

– Ты не задумывался, что потратил всю свою удачу, чтобы сюда добраться? – спрашивает Квентин.

Питер бросает на него удивлённый взгляд. Удачу?

– Может, для каждого есть некоторое ограниченное количество. Может, тебе повезло так далеко зайти. Может, как только ты окажешься на месте, всё пойдёт под откос.

Думаю, после всего произошедшего я заслуживаю больше удачи, чем лишь на это.

Квентин откидывается на спинку сидения.

– Да, может, – с долей сомнения говорит он.

Питер с любопытством смотрит на него Словно бы Квентин знает что-то, чего не знает он сам, что абсолютно невозможно – он лишь часть его сознания. Что-то, что пытается помочь ему разобраться во всём, в тоже время ведя себя как образ предыдущей психологической пытки. Это… Ему нужно двигаться, в этом суть, Питеру нужно освободиться от его влияния, но сейчас, наверное, он ведёт самый естественный разговор, который у него был с момента, как всё полетело в ад.

Если он… Если мистер Бэк окажется хоть немного таким, тогда Питер будет знать, что сделал верный выбор.

Как думаешь, какой он? спрашивает Питер. Квентин опускает на него взгляд. Он всё ещё одет в белое. Ночью этот цвет слепил бы глаз; в рассветном свете он мягкий, успокаивающий. Питер осознаёт, что уже какое-то время не чувствовал себя ребёнком. С тех пор, как встретил мистера Бэка. Настоящего. Того, который обращался с ним, как…

– Человек, который пытался тебя убить и затем раскрыл твою личность всему миру? Кто знает, – говорит Квентин.

Питер закатывает глаза и несильно пихает его в плечо. Я знаю, что то, что я делаю, глупо, но я должен, думает он. И тоже одаривает Квентина улыбкой. Его настрой изменился: чем ближе они подъезжают к Калифорнии, тем меньше он корит себя – скорее видит во всей ситуации беззлобную иронию. Проще оставаться в хорошем расположении духа, если есть надежда, что на горизонте тебя что-то ждёт .

Квентин улыбается ему в ответ.

– Скорее всего совсем не такой, каким ты сейчас представляешь меня.

Да, думает Питер, и его улыбка тускнеет. Но, может, у нас получится добиться такого общения. По крайней мере, я в это верю. Я знаю, что изначально всё, по сути, было хорошо продуманным сценарием, но… порой мне казалось, что он сожалеет. Прежде чем он узнал, что я узнал. Может, это было правдой.

– Может, – соглашается Квентин. – Думаю, ты узнаешь.

Солнце висит высоко над горизонтом. Питер замолкает, чувствуя умиротворение среди собственных мыслей. Он знает, что не может ни на что не опереться, но всё же склоняет тело в сторону Квентина вместо стенки автобуса. Он может просто смотреть вперёд, наблюдая за людьми из-под нависающего капюшона, и совсем скоро он будет в Лос-Анджелесе – он ни разу там не был! Это уже так волнительно – и ему придётся думать, что делать дальше.

Он останавливается на этой мысли. Наверное, сперва он сделает что-то, чем занялся бы любой турист, например, найдёт буквы Голливуд, словно бы это сможет как-то указать ему путь. Или, чёрт возьми, он прогуляется до побережья. Впервые увидит Тихий Океан. Может, пойдёт оттуда в Малибу; он сохранил картинки – пусть даже среди них нет ничего конкретного – с хоть каким-то ориентирами к прошлому дому мистера Старка. Там, где, Питер помнит, он впервые создал Железного Человека.

Он со всем разберётся.

Питер не то чтобы отключается, но и полностью в сознании не остаётся, балансируя где-то на грани полусна. Время течёт мимо, как потоки воздуха, огибающие катящийся по трассе автобус. Солнце достигает зенита и начинает клониться к горизонту, и вот он в Калифорнии, автомобильное движение похоже на ночной кошмар, и Питер начинает по-настоящему просыпаться.

Он выпрямляется, в состоянии полной готовности, и поправляет капюшон. Закидывает сумку обратно на плечи. Вокруг темно. Огни ночного города – а их очень много – освещают путь. Питер высаживается, делая шаг в абсолютно новый мир, тот, в котором он остаётся никем незамеченным. Он заходит за угол здания и останавливается, опираясь на стену, откидывая назад голову и закрывая глаза, и делает глубокий вдох.

Он приоткрывает глаза прямо перед выдохом, распахивает их шире, снова опуская голову. Ладно, думает он, что-то в затылке подсказывает ему направление движения. Его телефон выключен, и он не хочет снова его включать, так что Питер решает идти туда, куда несут его ноги. Дальше он сам разберётся, что делать – времени полно, и вряд ли из-за этого его поймают с большей вероятностью, если вообще поймают. Вперёд?

Питер оглядывается по сторонам и осознаёт, что он совсем один.

Он ждёт с минуту и затем первый делает шаг.

========== Питер и Бэк ==========

После дней, проведённых в автобусах – после недель безделья в квартире – колыхание волн у его ног оставляет после себя такое прекрасное ощущение.

Никто не обращал внимания, и Питер смог без проблем пробраться на поздний ночной рейс. Не имея ни малейшего понятия, куда он его занесёт – и не горя желанием включать свой телефон – он просто сел в автобус при первой же возможности, и тот довёз его до Санта Моники, высадив у самого пляжа. И дальше Питер пошёл пешком, избегая пирса и предпочитая ему безлюдное побережье, наконец решая снять обувь и идти босиком прямо вдоль полосы прибоя.

Он двигается на север размеренным шагом, размышляя о том, что же делать дальше. Время после полуночи, так что сейчас уже вторник – у него могла бы быть ещё одна встреча с Сэмом, если бы он остался. Еженедельные встречи с ним были началом чего-то стабильного – так могло было быть если и не до конца его жизни, то, наверное, в обозримом будущем точно. Вот только он ушел.

Телефон покоится внутри его маски в сумке, ручку которой, перекинутую через плечо, он сейчас легко придерживает одной рукой, пока другая занята обувью. Он очень, очень не хочет его включать. В страхе того, что может его там ждать.

Ты можешь выбросить его в океан, зудит навязчивой мыслью у него в голове, и он резко поворачивает её в сторону, чтобы посмотреть на бесконечную водную гладь. Лунные блики на ней. Он смотрит вверх, затем снова опускает взгляд и трясёт головой. Просто случайная мысль, он не станет делать это на самом деле.

Тут так… тихо. Но в хорошем смысле. Не та удушающая тишина, преследовавшая его в пустой квартире. Он никого не винит в сложившихся обстоятельствах – это ради его безопасности, чего-то, чего он себя явно лишает прямо сейчас – но гуляя в одиночестве вдоль берега он чувствует спокойствие и умиротворение.

Побережье нельзя назвать лучшим местом для него. Во-первых, тут слишком много открытого пространства. От паутины не будет никакой пользы; он помнит огненный взрыв и практически полную беспомощность в последний раз, когда он был в критической ситуации на Американском пляже. Но здесь ничего не случится. Так что ему всё равно.

Питер смотрит на северо-запад, куда-то в направлении мыса, где жил мистер Старк, и думает, как ему туда добраться.

Голливуд сразу вычёркивается из головы: что ему там вообще делать? Куда идти? Расспрашивать производственные компании о человеке, которого тут не было минимум десяток лет? Да в принципе, активно пересекаться с людьми, когда он находится в розыске? Не говоря уже о чистой логистике путешествия по такому месту, как Лос Анджелес, с его улицами и плотностью населения…

Теперь, думает Питер, это кажется глупым. Он вспоминает своё оправдание перед Квентином: по крайней мере, он может пойти к старому дому мистера Старка, где он жил до Нью-Йорка. Где он собрал Железного Человека. Даже если это больше не дом, даже если там больше ничего нет…

И что потом?

Ну, по крайней мере, об этом он сможет подумать уже когда доберётся туда.

Питер взвешивает свои варианты, пока медленно двигается вперёд, обдуваемый прохладным бризом. У него не было возможности переодеться в течение нескольких дней, и от этой мысли становится немного мерзко, но ему плевать. Он мог бы… идти вдоль автомагистрали. Возможно, на этот раз он сможет прокатиться на крыше автобуса для разнообразия. Сейчас темно, так что это наилучший вариант? Может, он найдёт, где переночевать? …На улице, не так далеко от городов? Он вообще устал?

На последний вопрос тяжело найти ответ. Что, скорее всего, является признаком того, что он устал и ему стоит остановиться. Переутомление или ещё что в таком духе. Он пересёк целый континент и три часовых пояса.

Питер продолжает идти. В какой-то момент он отойдёт от берега, высушит ноги, стряхнёт с них песок, наденет обувь и снова станет серьёзным. Но сейчас он просто вдыхает солёный океанский воздух, пока его мозг на автопилоте двигает его вперёд, и это замечательно.

Поздно. Темно. Но это временно.

Особо не задумываясь, Питер продолжал идти. Движение машин было минимальным, если оно вообще существовало. SR 1 не предназначена для пеших прогулок, но он всё же не обычный человек. Не то чтобы… Мистер Старк, он был особенным, но абсолютно другим образом. И даже когда на нём не было брони, он всё ещё оставался особенным, но не как…

Питер обладает собственными уникальными уровнями выносливости, силы, способности пересекать дорогу не тем людям, и он продолжает шагать вперёд, минуя населённые пункты у побережья и глядя на поднимающееся над линией горизонта солнце.

И в какой-то момент усталость накрывает его с головой.

Мне нужно остановиться, говорит он самому себе. Даже если в конце всё получится. Мне нужно остановиться. Я не хочу чувствовать усталость. Не когда… Я так близок, мне не нужно быть уставшим. Ты знаешь, что случается, когда ты устаёшь.

Страх прошивает его, неожиданно, словно бы навёрстывая упущенное до этого время. Все дни, в которые он игнорировал потенциальные последствия его решения, накатывают на него, сливаются в одну нависшую над его сердцем иглу: если он не может положиться на самого себя, он в дерьме.

Недостаток сна ведёт к галлюцинациям. Текущее их отсутствие, с тех пор, как он вышел из питтсбургского автобуса, напрягала. Целью было избавиться от него, и теперь его нет, но Питер чувствует себя голым и задумывается о том, а действительно ли он здесь, ведь вся ночь казалась эфемерной, и что если его разум вновь его подводит, что если его разум вновь его подводит, что если он уже сошёл…

Он сходит с дороги в сторону холмов. Осознаёт, что из него сейчас выйдет отличный скалолаз. Это, конечно, не высотки Нью-Йорка, но тоже неплохая альтернатива. Когда солнце окончательно поднимается, он находится на значительном расстоянии от автострады, шума машин уже он точно не услышит, и, чувствуя, как гулко бьётся сердце в горле, он находит укромное защищённое местечко среди камней, которого, наверное, до него не касалась рука человека, и устраивается поудобнее.

Его будит тихое жужжание.

Питер приоткрывает глаза, прикрывая их рукой от солнца. Оно не в зените, так что сейчас, решает он, должно быть ближе к вечеру. Не те здоровые восемь-девять часов сна, но он был близок, и он бы чувствовал себя лучше, если бы буквально не спал на камнях, и об этом ему уже напоминает собственная шея.

Над ним молчаливым наблюдателем висит дрон.

Глаза Питера окончательно распахиваются, и сам он замирает в ожидании того, что произойдёт дальше. Вооружён ли он. Попытается ли стрелять. Но ничто не говорит ему об опасности, так что он просто смотрит в ответ.

Только после того, как он наконец меняет позицию, чтобы нормально сесть, дрон начинает движение. Он отворачивается от него, и начинает лететь вниз, в сторону магистрали.

Питер колеблется всего секунду, после чего натягивает на голову капюшон и следует за ним.

Дрон приводит его на окраины того, что, как быстро понимает Питер, является Малибу. Он прошёл – быстрым шагом, скорее всего, а для него это что-то значит – значительное расстояние, прежде чем сдался. И теперь, находясь здесь, он осознаёт, что не имеет ни малейшего понятия, где именно находятся остатки того, что было домом мистера Старка.

Осознаёт, что сейчас это не имеет значения.

Дрон направляется прямо к дому на окраине города. Он находится в относительном отдалении от соседей, незаметном для чужого глаза – немного дальше, может, парочка высоких деревьев вокруг. Питер запрыгивает на забор, видит бассейн на заднем дворе, видит как дрон залетает внутрь дома.

Ладно, думает Питер. Он роняет сумку на лужайку и поднимается, внимательно изучая взглядом стеклянные двери на заднем дворе. Не обязательно готовый к битве, но… готовый.

Он не знает, что именно чувствует: его дыхание ровное, но сердце всё ещё стоит в горле. Это не момент истины, или расплаты, или ещё чего-либо. Просто момент. Возможно, ключевой, как когда Ник Фьюри впервые пришёл за ним в Венеции. Лишь здоровое ощущение опасности, и ничего более.

Кто-то выходит в поле зрение изнутри дома. Питер откидывает капюшон. Фигура делает шаг вперёд, едва заметно прихрамывая.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Квентин… мистер Бэк… Бэк. Его голос звучит ровно, но в нём всё же можно услышать нотки любопытства. Питер узнаёт и долю угрозы, но в основном это просто вопрос.

– Ты реален? – произносит Питер быстрее, чем успевает осознать, что вообще что-либо сказал.

Квентин… Бэк… Он останавливается, склоняет голову на бок.

– Что?

Питер сглатывает, прикладывая все возможные усилия, чтобы держать себя в руках, не переходить сразу к худшему из возможных сценариев.

– Ты реален, – повторяет он. – В плане, это ты. Действительно ты. Реальный человек.

Питер не знает, как его называть. Становится ясно, что это не его Квентин; не постоянный спутник последних нескольких дней. Квентин знал каждую его мысль, потому что он был в голове Питера. Этот Квентин… мистер Бэк… он не знает. Не знает, зачем пришёл Питер. Наверное. Он не знает, через то прошёл Питер с их последней встречи. Однозначно.

Потому что это знает только Питер. Потому что он держал это при себе.

Бэк смотрит на него, и Питер вспоминает этот взгляд. Он вспоминает, как чувствовал себя под этим взглядом, когда на него надвигались, уверенно шагая вперёд, загоняли в ловушку. За этим многое скрывается, теперь Питер знает – нельзя зайти так далеко без должного расчёта – но внезапно взгляд исчезает.

Бэк не отводит глаз, но Питер замечает смену в его манере поведения. Твёрдость уступает место задумчивости.

И когда он вновь начинает говорить, его голос звучит так мягко. <>iКак в тот первый раз.

– Да, – кивает Бэк. – Это я. Я реален. Я реальный человек.

– Но ты умер, – вырывается следующим у Питера. – Как это действительно можешь быть ты, если ты мёртв?

Бэк пожимает плечами, и теперь из их общения пропадает всякая формальность.

– Мне говорили, что я достаточно хорош в иллюзиях, – произносит он с долей веселья в голосе. – Ты полагался лишь на свои глаза, верно? И на ЭДИТ. А рядом со мной…

– …Им нельзя доверять, – заканчивает Питер. Он скорее шепчет самому себе, но несмотря на расстояние между ними, Бэк может его слышать. Его взгляд фокусируется на боку Бэка, и он вспоминает хромоту. – Но в тебя всё-таки попало?

Бэк невесомо касается рёбер, кривя губы.

– Да. Но едва ли что-то смертельное. А что?

– Я не… Я не знаю, – поражённо произносит Питер. Он в принципе не знал, чего ожидать, но явно не этого. – Ужасно, когда людям больно. Я не хочу, чтобы другие страдали.

– Даже я, – говорит Бэк, не сводя с него взгляда, и в его тоне слышно недоверие.

– Даже ты, – подтверждает Питер, и он говорит это искренне.

– Так всё же, зачем ты здесь? – снова спрашивает Бэк.

Питер открывает рот.

Осознаёт, что никоим образом не может объяснить своё появление так, чтобы это не звучало, словно бы он окончательно сошёл с ума.

Цель его прихода в том, чтобы его вернуть. Вернуть контроль над собственным разумом. Оправиться. А он даже объяснить не может…

Но его инстинкты привели его сюда. Ни разу не подвели. Он гладко пересёк всю страну, настолько гладко, насколько это возможно, особенно учитывая, что он в общегосударственном розыске. Его изначальный порыв отправиться в Малибу был верен. Он также достаточно быстро отрёкся от возможности похода в дом мистера Старка. Он пришёл прямо сюда. И у него была на то причина.

Начни с этого.

Питер пробует снова.

– Мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь, – скептически повторяет Бэк.

У него никак не получится сделать всё верно. Никак.

– Да, – говорит Питер. – Я пришёл к… осознанию, думаю. После… После всего, что ты сделал, – и, о, он до сих пор может цедить это сквозь зубы, он всё ещё знает, на ком лежит часть вины, – я не думаю, что я… я не… я не могу…. от меня никакой пользы, для кого-либо, теперь. Мои друзья, моя семья, все, кто обо мне заботятся – они скажут, что хотят мне помочь. Наверное, это так. Но теперь я обуза. Мне нельзя доверять, и у меня есть суперсилы. Я просто спугну их, подвергну опасности, это просто нечестно, но ты…