Текст книги "Abstrudere (ЛП)"

Автор книги: celluloid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Тебе нужно сказать, – говорит Квентин. – Сделать это реальным.

Потому что никто другой не поймёт! мысленно взрывается Питер, прекрасно зная, что Квентин может слышать его и так, и осознавая, что назревает спор, и если он начнёт кричать – о, а он начнёт кричать – это привлечёт внимание. Я не могу просто взять и попросить о помощи! Не с этим!

– Сэм мне помог, – Питер начинает говорить вслух, и пусть его голос звучит ровно, его грудная клетка вздымается так, словно бы он действительно кричал. – Я получил помощь, которая была мне нужна. Я знаю, что реально, а что нет, по крайней мере теперь, и я могу с этим работать.

Но с остальным он мне помочь не может, опять переходит на мысли Питер, и с каждым словом собственный голос в голове начинает звучать громче. Как ты можешь описать кому-то, что ты точно знаешь, как что-то, что не было реальным, всё равно поглощает тебя? Я знал, что ЭмДжей там не было, но я не знал, так что прыгнул за ней. Я попытался схватить Мистерио и почти что уронил на себя подъёмный кран. Я знал, но я не знал. Как мне объяснить такое? Кому-то ещё? Кого там не было?

– Я просто, я так много… Это слишком… Мои глаза, мой разум, мои чувства, всё сразу, всё, – и порой их тяжело отделить друг от друга, оно накрывает меня одновременно, и я не могу справиться со всем, что он на меня обрушивал, он атаковал меня, всё вокруг менялось с такой скоростью, столько света, красок, на меня падали предметы, и потом пропадали, а после всё затихло, и мистер Старк, и я знаю, что всё было не так, – Роуди рассказал мне, он рассказал мне, теперь я знаю о нём гораздо больше, знаю, что не виноват, – он погиб, он не был идеальным, и не было никакого зомби, и он бы на меня не напал, он столько сделал для меня, он бы так не поступил, так что как мне объяснить все эти вещи, которые я просто не способен выкинуть из головы? Они были реальны. Они не были реальными, но они были реальными, и никто другой никогда не испытывал…

Питер останавливается и просто плюхается на пол, ударяясь слишком сильно, чтобы сесть нормально, и напряжённо сжимает руки.

– Оно было направлено против меня, – говорит он. – Он… Он знал, что делал, и всё это было нацелено на меня. Это не какая-то крупная атака или представление, не было никаких взрывов, никакого ущерба – всё было нацелено на меня. Всё, что он смог придумать, чтобы меня сломать. Он изучал меня. Я уверен. Он раскопал всё, что только мог, и превратил моё прошлое, мои переживания, мои чувства в оружие.

Питер поворачивается на бок, в сторону Квентина.

– И может это не было реальным, но оно так глубоко вгрызлось в мой мозг, что появился ты, – говорит Питер, указывая пальцем на Квентина. И тут же роняет руку. – Так что теперь оно реально, для меня. А вот ты нет, и это проблема. Вот почему. Вот почему я отправляюсь к нему.

Вот так. Он сказал это вслух. Теперь это тоже реально.

– Я отправляюсь к Квентину Бэку. Именно так я всё исправлю.

– Он мёртв, – говорит Квентин.

– Это не так, – качает головой Питер. – Я знаю, что он не мёртв. В последнем сне он сам сказал мне об этом. Когда я проснулся, об этом сказал мне ты. И я просто знаю.

– Он опасен, – пробует Квентин. – Ты отправишься прямиком в логово льва.

– Хуже уже не будет, – говорит Питер. – Подумай об этом: двух зайцев одним выстрелом. Если я пойду к нему, я избавлюсь от тебя. Если я с ним, ты мне не нужен. Сам сказал мне, что ты со мной, потому что какая то часть меня хочет, чтобы это было так. Я могу избавиться от галлюцинаций, если заменю тебя им.

– Ты не будешь знать наверняка, что избавляешься от галлюцинаций. Не с ним.

– Буду. В данный момент ему я могу доверять больше, чем собственному разуму. Я могу дать ему отпор сильнее, чем самому себе, если придётся, – говорит Питер. – Почему ты пытаешься убедить меня остаться здесь? Я принял решение. Я мог бы сказать Сэму, что вижу тебя. Вместо этого, я ему сказал, что хочу видеть его реже. Я не могу отступить сейчас.

Квентин смотрит на него как на сумасшедшего. Может, так оно и есть, раз его судит галлюцинация человека, пытавшегося его убить.

– Не говори так. На тебе ещё нет никаких обязательств.

О, но это не так. Чем больше Питер взвешивает всю ситуацию, теперь, когда эмоции снова улеглись после недавней вспышки, тем больше спокойствия он чувствует, как когда он впервые сделал свой выбор. Он произносит свой аргумент вслух и не видит в нём никаких изъянов.

– Тогда есть второй заяц, – произносит Питер. – Я избавлюсь от тебя и найду единственного человека, который сможет понять. Сэм никогда не поймёт, Роуди никогда не поймёт, ни тётя Мэй, ни мои друзья, но тот, кто изначально подверг меня этому – мистер Бэк – должен знать, что сделал. Он поймёт.

Питер нервно ерошит волосы, всё так же не поднимаясь с пола.

– Так что я избавлюсь от тебя и найду понимание. Это… мне это нужно. И он единственный человек на всей планете, кто сейчас может мне его дать.

Квентин качает головой.

– Это плохая идея, – говорит он. – Ты сошёл с ума.

Питер поднимается, пожимает плечами.

– Да.

Затем он рывком подлетает к телефону, поражая даже Квентина, который настолько быстро отступает в сторону, что неловко плюхается на кровать. Питер берёт телефон с края стола, буквально вырывая кабель зарядного устройства, и падает спиной на пол в одно почти-плавное движение. Он включает его и ждёт, вскинув ноги в воздух и вцепившись в телефон тем, что любой другой назвал бы мёртвой хваткой, но он едва ли напрягает руки.

– Что ты делаешь, – спрашивает Квентин, хотя это толком и не вопрос. – Ты не можешь пользоваться телефоном…

– Не могу, – говорит Питер, нажимая на кнопку разблокировки, и тут же открывает VPN. Включает. Нидерланды. Ха. – Но мне нужна информация.

Он открывает один из поисковиков, название которого записал со слов ЭмДжей, и вводит “Квентин Бэк”. Он… много листает вниз. Очень много. Он не может отфильтровать по времени до поездки в Европу, и ему всё ещё хочется избегать новостных статей. То, о чём рассказывал Нед, было нормальным, но он знает, что есть и огромная обратная сторона, которая заставит его уйти в себя ещё глубже, а он не может этого себе позволить.

Он не хочет читать о том, что Человек-Паук – угроза для общества, не когда он пытается понять, как присоединиться к настоящей угрозе.

Питер садится на полу и листает, листает, и две ссылки действительно цепляют его внимание.

Первая ведёт на сайт Старк Индастриз. Он там работал, осознаёт Питер, глядя на свою версию Квентина, словно бы у него есть хоть какие-то ответы. Он лишь качает головой, то ли подтверждая, что ничего не знает, то ли до сих пор пытаясь отговорить Питера от его затеи. Возможно, всё сразу. Питер игнорирует его и возвращается к телефону. Может, он знал мистера Старка.

Он чувствует лёгкий трепет от этой мысли, словно бы в подтверждение, что он на верном пути. Это не может быть простым совпадением, верно?

Но когда я был в его иллюзиях… И он до сих пор не может выкинуть из головы образ мистера Старка, идущего за ним, хотя он немного угас после разговора с Роуди. Это клиническое.

Он просто игрался с тобой. Весь мир знал, что Человек-Паук и Железный Человек друзья. Всё было направлено на тебя, помнишь? И это сработало.

Это знак, решает для себя Питер. Ни одна из технологий, над которыми мистер Бэк работал в компании мистера Старка, ни о чём ему не говорит; голограммы звучат логично, если так подумать, но он не углубляется в тему дальше, возвращаясь обратно к результатам поиска.

Второй привлекает его внимание ссылка на страницу IMDB, и тогда всё встаёт на свои места. Текста мало, проекты с его участием старые, словно бы они все были заброшены, но в каждый из них так или иначе был связан с визуальными эффектами.

Обе ссылки были далеко. Питер не обращает на это внимания. Многое произошло в последнее время, так что и информации было много. Информация, которую он нашел, – старая и среди нее не было ничего, что могло бы заинтересовать кого-либо после того шоу, что устроил мистер Бэк, не забыв при этом поработать ещё и за кулисами, чтобы окончательно перевернуть его жизнь.

В глубине мозга появляется новая мысль: случился бы с ним весь этот нервный срыв, не будь его личность раскрыта? Если да, то как бы всё изменилось, если бы он продолжал жить вместе с тётей, рядом с друзьями, и не стал бы знаменитостью против своей воли?

Он отмахивается от этой мысли, сосредотачиваясь на общей картине.

– Он бы не остался в Европе. И это не единственное место, где он устраивал свои атаки. Но он родом отсюда. Он бы захотел вернуться в Америку, раз ему нужно скрываться. – Потому что дома спокойнее, он знает это. – Голливуд. Я не могу отправиться в Нью-Йорк, но я могу поехать в Лос-Анджелес.

– В этом нет никакого смысла, – говорит Квентин. Питер отрывает взгляд от телефона и видит стоящего над ним Квентина, похожего сейчас на отчитывающего его родителя, если бы он не был галлюцинацией и Питер не открыл бы в себе новые силы за счёт того, что нашел способ от него избавиться. – Зачем ему прятаться там, где тебе удобно?

– Потому что я должен пойти к нему, – искренне говорит Питер. – У меня… у меня предчувствие. Это просто кажется правильным.

– И почему отправиться в Лос-Анджелес тебе проще, чем в Нью-Йорк? Пересечь континент по-твоему просто?

– Нет, – признаёт Питер. – Но это не невозможно. С передвижением не должно быть проблем. Я могу прятаться на крышах поездов или в хвостах автобусов. Мне придётся подыскать подходящий транспорт заранее, но это в моих силах.

– И что если ты пройдёшь через всё это и всё окажется впустую? – спрашивает Квентин, скрещивая руки на груди и глядя на Питера сверху вниз.

Это вызов, думает он.

Питер размышляет об этом пару мгновений, после чего последний кусочек встаёт на своё место и закрепляет его решение раз и навсегда, и он, без сомнения делает то, что должен.

– Малибу, – говорит он.

– Что? – спрашивает Квентин.

– Малибу, – повторяет Питер, поднимаясь на ноги. Он выходит из комнаты. В квартире всё ещё никого, и потому разговоры с самим собой его совсем не беспокоят. Он подходит к кладовке и роется по углам в поисках чего-нибудь, что может ему пригодиться. – Там раньше жил мистер Старк. В худшем случае я могу пойти туда. Как… как паломничество. Одно это будет того стоить.

Он находит то, что искал: простую чёрную сумку на шнурке, покрытую слоем пыли и всеми забытую. Она точно никому не понадобится в ближайшее время. Питер сдувает с неё облако пыли и чихает, когда та забивается в нос. Он открывает сумку, не находит внутри ничего и слегка бьёт по дну изнутри. Достаточно прочная.

– Как ты вообще собираешься вернуться?

Питер поднимает взгляд на Квентина, проследовавшего за ним в коридор. Он опирается на стену у выхода. Питер смотрит ему в глаза и чихает снова.

Может, я не вернусь, думает он.

Он тут же отводит взгляд от Квентина и вместо этого идёт в ванную, чтобы вымыть сумку. У него есть пару часов, чтобы она высохла. Ткань любом случае водостойкая.

– Я разберусь, когда до этого дойдёт, – отвечает он вслух.

Ему не обязательно уезжать навсегда. Но. Если из-за его присутствия его друзья и близкие будут подвергаться опасности, и если мистер Бэк действительно окажется тем единственным, кто может понять, через что он проходит, то тогда может…

Он в любом случае должен был залечь на дно. Питер знает, что у него нет никаких угрызений совести из-за смертей невинных людей. Однозначно. Но он не может пытаться убить его, когда ему нужно играть мертвеца. Чёрт, может мне удастся помешать ему причинить вред кому-либо снова, думает Питер. Может, если я буду там, он не ступит снова на этот путь.

И кроме того, разум Питера продолжает возвращаться к бару в Праге. Когда он передал очки. Перед тем, как он это сделал. Было так… хорошо.

(Мистер Бэк относился к нему дружелюбнее, чем мистер Старк в их первые встречи, осознаёт Питер. Оба выговаривали ему за его ребячество, но только один из них переходил на крик. И, может, это всё было обманом, от начала и до конца, но перед тем, как его сбил поезд, мистер Бэк извинился и…)

Питер перекрывает кран, переворачивает сумку, чтобы вылить оттуда воду. Слегка трясёт. Капли воды летят во все стороны, но учитывая ткань сумки и количество времени у него в запасе, он вполне может отнести её в комнату и повесить сушиться.

– Я избавляюсь от тебя, – говорит Питер, поворачиваясь и подходя вплотную к Квентину, – и я отправляюсь к единственному человеку, с которым могу быть открытым. Вот так. Я беру всё в свои руки. С этого момента.

========== Через страну ==========

Питер просыпается. Он подключил телефон к зарядке, поставил будильник за пару минут до примерного времени возвращения Роуди и прилёг на столько часов, сколько у него было. Сон важен, но у него не будет возможности поспать сегодня, а, возможно, даже дольше.

Он бесится из-за того, что Квентин пытается указать на дыры в его плане, но в то же время он ему благодарен, потому что ему надо найти способ превозмочь все эти сомнения и страхи, чтобы план сработал. Пересечь страну будучи в розыске будет проблемно. Если ему придётся тайком пробираться в транспорт, то отключаться нельзя. Это не идеальный вариант, но других у него нет.

Он поднимается медленно, последовательно. Отключает будильник, проверяет, чтобы заряд батареи на ста процентах, затем снова выключает телефон и вынимает кабель питания. Он достаёт зарядное устройство из розетки и кладёт на стол. Он не собирается воровать у Роуди – лишь то, что ему не будет нужно.

Питер бросает взгляд на стопку вещей в углу. Они все старые. Прошло две недели, а их так и не трогали. Их можно забрать, решает он.

Он подходит к висящей на крючке на двери сумке. Она всё ещё немного влажная, но через пару часов туда можно будет спокойно паковать вещи. Ему в любом случае нужно дождаться, пока Роуди уснёт, прежде чем выдвигаться, так что времени на сушку сумки у него будет даже больше, чем нужно.

Он идёт на кухню, смотрит на оставленный контейнер, достаёт из холодильника всё, что ему нужно будет разогревать в микроволновке. Он наблюдает за тем, как вращается внутри платформа, и думает, Какое-то время всё будет так. Без еды до самого Малибу – пока он не найдёт мистера Бэка – и даже тогда не факт.

Но Питер готов. Он может пережить день-два вот так. Куда больше его беспокоит предстоящее отсутствие сна.

Его глаза распахиваются шире, когда он слышит, как открывается входная дверь. Питер опирается поясницей на барную стойку, всё ещё наблюдая за микроволновкой, но внезапно чувствуя расслабленность и трепет от того, как же легко просто соврать. Даже его язык тела помогает ему.

– Пахнет вкусно, – говорит Роуди позади, и тогда Питер позволяет себе обернуться к нему с лёгкой улыбкой на лице.

– Спасибо, – говорит он. Его голос не дрожит. Всё как обычно. – О, пока не забыл!

Он отталкивается от столешницы, широкими шагами возвращается в комнату, забирает со стола зарядку и подходит к Роуди как раз в тот момент, когда микроволновка начинает пищать, а он снимает крышку с контейнера, чтобы взглянуть на содержимое.

– Вот, – говорит Питер, одной рукой постукивая Роуди по плечу, а другой протягивая зарядное устройство со свисающим вниз кабелем.

Роуди удивлённо моргает.

– Тебе больше не нужно?

Питер пожимает плечами.

– Не. Я записал номера друзей, и это всё, что мне было нужно от телефона. Так что пока с него хватит, мне в любом случае сейчас не стоит им пользоваться.

– Как скажешь, – говорит Роуди, забирая зарядное устройство, но он лишь кладёт его чуть поодаль на кухонной тумбе, рядом со стойкой с ножами и розеткой. На мгновение сердце Питера пропускает удар, навязчивая мысль, что он как-то себя выдал, и Роуди знает, заставляет его почувствовать как страх, так и азарт от одной только возможности. Но затем Роуди просто разворачивается, чтобы открыть дверь микроволновки, и Питер тянется за тарелками, и всё в порядке.

– Проголодался? – дразнит Роуди, пока Питер наполняет тарелки прямо из контейнера.

– Умираю с голоду, – с усмешкой отзывается Питер. Следующие пару дней у него будет хватать забот помимо голода.

Питер, к своему удивлению, засыпает достаточно легко. И также легко просыпается, когда часы будят его в час ночи.

Он садится, прислушиваясь, и из глубины квартиры не доносится ни звука. Затем он встаёт с кровати, стараясь издавать как можно меньше шума, подходит к телефону, включает VPN и сразу начинает просматривать возможные маршруты.

Его сердце начинает колотиться сильнее, когда он вдруг осознаёт одну вещь: скорее всего на дорогу уйдёт как минимум три дня, и это если считать, что он не потеряется или не попадётся кому-нибудь. Чем больше времени, тем выше его шансы облажаться. И что, естественно, будут пересадки.

– Чикаго, Атланта, Питтсбург, Даллас, – бормочет он себе под нос, напряжённо глядя в тусклый экран телефона, перечисляя крупные города, через которые ему придётся проехать и пересесть на другой автобус, в зависимости от выбранного маршрута.

Он останавливается на Питтсбурге, потому что город стоит на самом прямом маршруте, осознаёт, что ничего не знает о Питтсбурге, осознаёт, что, по факту, не знает ничего и обо всех остальных городах, и чувствует, как ему становится тяжелее дышать.

– Словно бы это сомнительная идея, – отзывается Квентин. Он сидит на кровати, которую только что освободил Питер, закинув руки за голову и опираясь на стену.

– У меня получится, – говорит Питер. – Я бывал в и ситуациях похуже. – Это действительно так, и эти слова, произнесённые вслух, помогают ему успокоиться, вернуть себе самообладание. Он сможет найти способ незаметно сменить автобусы. Это должно быть несложно, учитывая, что он делал раньше.

Квентин фыркает, когда Питер делает скрины каждого шага путешествия, который только может, затем сохраняет ещё и альтернативные маршруты. Он чувствует себя удовлетворённым проделанной работой и отказывается допускать мысли о том, что одна упущенная деталь может стать для него вопросом жизни и смерти.

Яркость экрана остаётся на минимуме. Его батарея всё ещё в районе 90%. Питер снова выключает телефон и просто стоит, держа его в руке и бездумно глядя перед собой, словно забыв, что делать дальше.

– Ложись спать, – говорит Квентин.

Питер качает головой.

– Я не устал, – отвечает он, и это правда: он дремал достаточно днём, и теперь совсем не чувствует сонливости. Ему придётся бодрствовать ещё как минимум десять-двенадцать часов, скорее всего, пока он не доберётся до Питтсбурга и не найдёт новый автобус, чтобы совершить пересадку. Первая часть пути достаточно короткая, так что ему не захочется спать – особенно когда есть шанс случайно пропустить остановку.

Тогда вперёд. Питер снимает с крючка уже сухую сумку. Он возвращается к углу, в котором сложил запасную одежду. Задумчиво изучает её взглядом. Поворачивается к столу, на котором до сих пор лежит листок с номерами Неда и ЭмДжей, а также списком технологических мер безопасности от последней. Он складывает его несколько раз и кидает в сумку, затем раскладывает все вещи в его распоряжении.

Воздух застревает в лёгких, когда на самом дне он снова видит свой костюм. Перед ним встаёт дилемма: он однозначно до абсурдного полезен, но сейчас он также является помехой. Конечно, все теперь знают его в лицо, но Человек-Паук безусловно более узнаваем, чем Питер Паркер. Безусловно. Так будет всегда.

– Вот так тебя и поймают, – говорит Квентин.

Питер снова качает головой в ответ.

– Я не могу просто оставить его здесь.

Он пытается представить, как будет выглядеть в автобусе – цепляться за крышу или сторону чего-то, летящего по магистрали, явно не вариант, так что ему точно придётся быть пассажиром или прятаться где-нибудь ещё, но у него нет денег да и он не может светить лицом – и хмурится.

Затем раздевается и всё равно надевает костюм. У него в любом случае нет нормальной обуви. Так что придётся как минимум надеть эту часть костюма.

Он не трогает перчатки и маску и начинает складывать одежду. Места не так много, как и его вещей. Сложенная бумажка остаётся лежать на дне.

Питер останавливается на большой толстовке: тёмно-серая, не слишком плотная, но достаточно объёмная. Он натягивает её, смотрит, как нижний край достаёт до трети бедра, ведёт плечами, чтобы она улеглась поудобнее, и прячет руки в глубоком переднем кармане.

Питер крадётся в ванную и смотрится в зеркало. Не так плохо – он может просто закатать рукава своего костюма, оставляя только бледные запястья, если ему вдруг захочется задрать ещё и рукава толстовки. Он чувствует себя глупо: костюм плотно прилегает к ногам, пока верхняя часть туловища тонет в куске ткани, который даже близко не предназначен для лета. Но. В автобусах будут кондиционеры. Так что…

Он изучает свои растрёпанные волосы в отражении, после чего натягивает капюшон. Он спадает почти до глаз. Если Питер выпрямится и будет высоко держать голову, он будет сидеть почти как надо. Если он сгорбится, то будет выглядеть как какой-то случайный подросток.

Идеально.

Питер снова замирает, силясь услышать любые признаки того, что Роуди мог проснуться. Ничего. Он смотрит на часы. Почти два. Ему пора.

Он возвращается в помещение, бывшее его комнатой, и заканчивает паковать вещи. Кладёт телефон внутрь маски и помещает её поверх остальных вещей, сверху кидает перчатки. На запястьях опять веб-шутеры, но в темноте они кажутся обычными браслетами. Между незаметностью и готовностью к бою ему приходится пойти на подобный компромисс.

Питер оглядывается по сторонам, затягивает завязки на сумке и закидывает на спину. Затем бросает последний взгляд на то, что две недели было его кроватью, где сейчас сидит Квентин и внимательно наблюдает за ним. Он почти хочет съёжиться под этим взглядом, но остаётся стоять твёрдо, хотя в этом и нет никакого смысла, ведь, ну, Квентин знает и чувствует всё, что испытывает сам Питер.

Теперь на нём собственная толстовка, с тем лишь отличием, что она белая и сидит на нём как раз. Питер представляет, как она испачкается. Думает о том, насколько придётся замараться ему самому. Думает, почему именно белый.

– Идёшь? – зовёт Питер.

– Ты же знаешь, что этот твой поход не поможет избавиться от меня, – говорит Квентин. – И ты знаешь, что избавляться от меня может быть не лучшей идеей.

– Раз ты так говоришь, значит, я всё делаю правильно, – отвечает Питер, разворачиваясь на пятках. Он выходит из комнаты, с тихим щелчком закрывая за собой дверь.

Когда он поворачивается, чтобы покинуть дом, квартира неожиданно кажется ему бесконечной, неизмеримой дистанцией. Питер моргает, чувствуя, как его нутро скручивается в тугой узел. Он отказывается от физической стабильности и безопасности в пользу… он может погибнуть.

Но по крайней мере всё закончится. У него больше не будет власти надо мной.

Питер сглатывает, выпрямляется и делает первый шаг вперёд. Гостиная не такая большая. Дверь балкона легко открыть. Закрыть за собой. Окинуть взглядом незнакомую улицу Вашингтона, тёмное ночное небо с только самыми яркими звёздами на нём, покрытые листьями ветви деревьев, машущие ему на ветру.

– Верно, – говорит Квентин прямо ему на ухо, и Питер слегка отшатывается назад, – когда ты последний раз думал, что был на улице, она растянулась на бесконечность, ты наступил на разбитое стекло, повсюду был дым и туман и тела твоих мёртвых родственников…

Питер чувствует глухой укол боли в ступне, фантомное напоминание о той безумной ночи, когда он думал, что действительно поранился, и не мог избавиться от этого ощущения до самого разговора с Сэмом. Но перед ним ничего нет. Самая обычная улица. Квентин здесь, так что всё реально, и он знает, что делает.

Питер запрыгивает на стену, перелезает через ограждение балкона и тихо спускается вниз. Он отталкивается от стены в нескольких дюймах от земли, приземляется и впервые за долгое время чувствует под ногами природу: траву вместо ковра, тротуар вместо паркета.

– Ещё не поздно вернуться, – говорит ему Квентин.

Питер начинает движение прочь от здания. Вниз по улице. Навстречу фонарям, в направлении наверняка оживлённой днём улицы.

– Ты даже не знаешь, куда идёшь, – настаивает Квентин, шагая рядом с ним, немного опережая, поскольку его длинные ноги покрывают больше дистанции. – Ты потеряешься, и тогда действительно будет поздно возвращаться.

Питер догоняет его, ускоряясь. Он не собирается переходить на бег – не хочет издавать больше шума, чем следует, – но ему нужно двигаться быстрее.

– Тебе нельзя пользоваться картами. Никакого GPS. Ты потеряешься, взойдёт солнце, и тебя найдут.

Я просто случайный ребёнок, мысленно отвечает он, осознавая, что разговоры тоже создадут шум, который может привлечь ненужное внимание, и он может также беспрепятственно общаться с Квентином и этим способом. Я найду станцию метро, и тогда буду знать, куда идти. И у меня есть… он трясёт рукой, рукав толстовки съезжает, открывая часы на запястье, три часа. У меня не уйдёт так много времени.

И он оказывается прав. Питер продолжает идти, и сменяющийся пейзаж даёт ему всё больше и больше уверенности. Всё совсем не похоже на его сон: это реальный мир. Он на улице, на свежем воздухе, вдыхает неродной ему город. Никакого разбитого стекла. Никакого дыма. Никакого обмана. Да, улицы пустынны, но здания не повторяются, и Квентин молчит, ни разу не упоминает дядю Бена или тётю Мэй.

Он минует жилые дома, движется в сторону просторных улиц и идёт уже по ним. На одной из них он видит вход в метро и спускается вниз, раздвигает прутья решётки достаточно, чтобы протиснуться внутрь. Он поворачивается и пытается привести всё в такой вид, словно бы никакого подростка с суперспособностями тут и в помине не было. И спускается ниже, в тоннели.

Никаких поездов, только карта. У него есть два возможных пути, чтобы добраться до станции Юнион. Он выбирает один, и, погружаясь в абсолютную темноту, бежит.

Сперва Питер едва ли не спотыкается о собственные ноги, поражаясь чувству свободы, которое испытывает, находясь под землёй, окружённый толстыми стенами тоннеля и вдыхающий затхлый спёртый воздух, совсем не предназначенный для людей. Но вокруг никого нет, кроме путей впереди, где он может разогнаться в полную силу. Он был лишён этого две недели.

Питер бы с радостью использовал паутину, но во-первых, у него её не так много, и во-вторых, он скорее всего тут же влетит носом в землю. Но всё же он движется быстро, его дыхание не сбивается – больше нет – и он позволяет сорваться с губ счастливому возгласу, ускоряясь, стуча ногами по путям в такт ударам собственного сердца, и это, конечно, не полёты между высотками Нью-Йорка, но ему этого не хватало.

Питер осознаёт, что в какой-то момент оторвался от Квентина, но он видит его снова, когда добирается до Юнион. Свет горит, но все магазины закрыты, а редкие люди разбросаны по станции в ожидании автобусов. Он останавливается на входе, прячась в тени и прижимаясь к стене, и успокаивает себя глубокими размеренными вдохами.

Всё под контролем. Всё под контролем на… он не знает, на какой период времени.

– Ты всё ещё не представляешь, что делаешь, правда? – спрашивает его Квентин. Вот так скрестив руки на груди, он похож на упрекающего его друга. Таким взглядом на него мог мы смотреть Нед. Ну, скорее взрослый друг. Это мог бы быть…

Питер ерошит руками волосы, пальцами опуская как можно больше прядей на лоб, на глаза. Он накидывает капюшон, и тот бросает тень ему на лицо. Никто меня не узнает.

– А если всё-таки узнают?

Тогда я сваливаю отсюда обратно к Роуди, отвечает Питер, но этого не случится.

Он резко выдыхает через нос, ставя точку в своём утверждении, и затем выходит из-за угла на свет, угрюмый и сутулый подросток, буквально призрак. Никто не поднимает на него глаз, потому что все немногие находящиеся тут – уставшие и готовые к путешествию в эту безбожную рань люди.

Питер внимательно изучает каждый из пунктов отправки, делая вид, словно бы бесцельно шатается по вокзалу, отыскивает автобус на Питтсбург – отправление через девяносто минут, у него получится у него получится – и проходит мимо, делая круг по станции.

Рядом нет ни души. Питер на всякий случай отходит подальше, перепрыгивает через перильца, ограждающие автобусы, и сразу фактически вплотную прижимается к ближайшему из них.

Краем сознания он делает отметку, что сейчас должен быть в ужасе. Что раньше он паниковал в подобных ситуациях. Да, он всё делал, как надо, но его всегда как минимум потряхивало, какая-то подавленная усилием воли паника циркулировала по венам. Сейчас… ничего. Его сердце бьётся ровно.

Может потому, что сейчас в опасности только я, думает Питер. Затем, даже если я окажусь в опасности, каковы шансы, что хоть кто-то сможет мне навредить?

Это новая мысль, он останавливается, чтобы посмотреть на свои руки, переворачивает их ладонями вверх. Веб-шутеры выглядывают из-под рукавов. Он мог бы пробить дыру в стене прямо сейчас, если бы захотел. Есть… есть некоторый аспект, о котором он раньше не думал. Что, может, он действительно способен позаботиться о себе.

– Твоя проблема с Мистерио заключалась в том, что ты не мог его ударить, – говорит Квентин. Питер поднимает голову, встречается с ним взглядом. – Ты не нанёс ему ни одного удара. Он разыграл все так, что ты даже не рассматривал этот вариант.

Не сейчас, думает Питер, начиная идти по между автобусами. Когда будем внутри.

Пока он просто сидит и ждёт. Вокруг ни души, потому что сейчас едва ли четыре утра, и ещё не время. Но всё же, чем раньше они выдвинутся, тем лучше.

Питер подбегает к автобусу и на пробу кладёт укрытую рукавом ладонь на переднюю дверь. Он опускает её и осторожно дёргает в попытке открыть – ничего, но это и неудивительно. Он передвигает руку к щели между дверью и остальным корпусом. Вторая рука присоединяется к ней в поисках того, за что бы ухватиться. И затем тянет.

Его губы растягиваются в удовлетворённой усмешке, когда дверь поддаётся, и он проскальзывает внутрь, делая всё возможное, чтобы закрыть её снова. Он не знает, сломал ли что-нибудь серьёзное – заработает ли теперь механизм в принципе – но на вид всё выглядит целым. Он идёт в конец нижнего уровня автобуса, и плюхается на пол на предпоследних сиденьях.

– Это было просто, – тихо смеётся он, позволяя себе наконец использовать голосовые связки. Он подтягивает к себе колени и выдыхает.

– Слишком просто? – спрашивает его Квентин, присоединяясь к нему на полу между рядами сидений.

Нет, отвечает Питер. По правде говоря, у него до сих пор перехватывает дыхание от бега и от адреналина, что он всё это выкинул. Но будет сложнее. Скоро.