Текст книги "Шило с прицепом (СИ)"

Автор книги: Carbon

Соавторы: Джейд Дэвлин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Она живет так больше года, уже привыкла, – выдал из угла постреленок по имени Тукк. – Несколько месяцев ничего не изменят.

– Плохо, что привыкла, – я недовольно поджала губы. – Ладно, это я решу… есть один способ. Хотя бы совет получить… А вы почему выглядите так, словно вас опять год не кормили? Я кому на столе оставила картошку с рыбой и хлеб?

– Общую еду всегда поровну делит старший. Самим нельзя, – пояснил уже Чарт, выбираясь из-за большого кресла, где он все это время изображал деталь интерьера.

– В этом доме еды всегда хватало и будет хватать всем, поэтому можно в любой момент идти, брать и есть, – я отпустила, наконец, насильника, прошагала через комнату, взяла на руки девочку, уже не обращая внимания на то, что крыс стал нюхать мне ухо и щекотаться усами. – Все на кухню.

А сама подумала, что надо срочно телеграфировать домой, пусть шлют грузовик мороженой рыбы. И икры… и оленины.

Скорп:

Несмотря на прямой приказ Мастера, внезапно оказавшейся дикаркой, дети не спешили к столу. Каждый вопросительно уставился мне в глаза, спрашивая. Это заставило меня вздохнуть с облегчением – все не так плохо. Пальцами я изобразил уже привычный жест – «как обычно, на всех», и только тогда, сверкая счастливыми улыбками, мелкотня ринулась к столу. Цвичку вместе с ручной сигналкой я аккуратно забрал из рук женщины и усадил на стул сам.

– Цвирк поел, – тихонько и с легкой завистью сообщил мне Чарт. – Там у М… Мастера такая здоровенная лохматая гончая во дворе, он у нее из миски стащил.

Я понятливо стряхнул с платья Цвички живность и несильно пнул того в угол. Зеленошкурый запищал недовольно, но, наткнувшись на мой взгляд, юркнул куда-то за дверь. Правильно, нечего наглеть. А то Марина его на стол, конечно, не пускает, но на то, что Цвичка этого наглого звереныша из своей тарелки прикармливает, даже не морщится.

У меня вообще странное ощущение, что дисциплину здесь поддерживать намерен только я. Мастер, хоть и радеет за гигиену, в остальном странно расслабленная и реагирует на детей как-то… словно им все можно. Чужим детям в чужом доме.

Хочет Тукк с ногами залезть на стул – она смотрит спокойно. Хватает Такки куски хлеба со стола в обе руки и еще за рыбой руками тянется – она только кивает одобрительно, в духе «хороший аппетит – здоровый ребенок».

Один я тут как Прародитель над советом, рычу полушепотом на всех, чтобы вели себя прилично. Ладно… сегодня спишем все на голод. Но если такая картина повторится и завтра… Дети нервно вздрогнули и стали пережевывать пищу более медленно и вдумчиво.

– У, грозный какой, – Мастер подошла, наклонилась над сидящим мной и положила мне руки на плечи. – Не рычи, они просто оголодали. Наедятся и вспомнят про то, что вилкой есть удобнее, потом руки мыть не надо, – и она подмигнула тут же ужасно засмущавшемуся Такки. Засранец отложил кусок жирной рыбы – на тарелку, что примечательно, а не на скатерть – и потянулся за столовыми приборами. Сам!

– Руки салфеткой сначала вытри, – покачал головой я, смотря, как тонкий столовый прибор выскальзывает из неуклюжих детских пальцев. Строить малышню, когда кто-то стоит за твоей спиной и корчит веселые рожицы, – дело гиблое. Стараясь не показывать раздражение, сосредоточился на своей порции, обдумывая ситуацию. Что это? Она просто настолько безалаберная или это попытка перехватить контроль над детьми? То, как она реагирует, то, как пытается свести все мои попытки навести порядок в шутку… Руки на моих плечах внезапно надавили, разминая мышцы.

– Давай, оттаивай. Много думать во время еды вредно, – наклонившись еще ниже, прошептала она мне в самое ухо. – И я все равно не кусаюсь.

Не кусается… ага… лучше бы уже укусила, и я успокоился бы, определившись с отношением. А так все слишком непонятно.

Глава 9

Когда блюда на столе опустели, а сытые и раздувшиеся от еды ржавята отвалились от тарелок и начали сонно моргать – даже Чарт, – Марина меня, наконец, отпустила. Затем подошла, взяла Цвичку на руки и скомандовала:

– Умываться и спать! Можно один мультфильм перед сном, но чтобы через полчаса все дрыхли, включая крысу. У взрослых будет серьезный разговор.

– Трахаться будете? – с убийственной непосредственностью тут же вылез Тукк, получил от слегка порозовевшего Чарта подзатыльник, втянул голову в плечи… а любопытный блеск в глазах ни ржи не притушил. – Ну положено же… с Мастером. Для укрепления привязки… Уй! Че дерешься-то! Ща как дам!

Марина уткнулась лицом в волосы Цвички и зафыркала. Я не сразу понял, что она пытается сдержать хохот. Странная… женщина.

– Тукк, – спокойно позвал я разговорившегося от сытости гаденыша. – Видимо, еда на тебя плохо влияет. Что приказала Мастер?

– Мыться… снова, и спать, – пробурчал тот под нос и недовольно вздернул плечи. Пользуется, засранец, тем, что прямо сейчас я ему уши не надеру. Ничего… у меня память долгая и взгляд многозначительный, потому и бунт задавлен на корню – все развернулись и строем пошли в ванную. И фыркающая Марина с Цвичкой на руках тоже. Когда-то давно – такое ощущение, что практически в другой жизни, – я читал, что у женщин инстинкт – хватать самого маленького ребенка и тискать… это вот оно? Еще и девочка, к девочкам всегда отношение лояльнее...

Вот зря я за ними следом не пошел. Потому что уже через три минуты там в ванной вдруг завизжали, заорали и загрохотали чем-то. Ржа, нападение?! Кто?! Откуда?! С грохотом я открыл дверь и ворвался в маленькую комнату, где недавно отмокал. И застыл...

Я не сразу понял, что происходит, лишь отметил для себя, что опасности нет, возвращая в ладонь ядовитые иглы. Дети хохотали как ненормальные, брызгались друг в друга. На полу характерно позвякивал железный таз, на котором весело прыгал Такки. Цвирк, весь в белой пене, с диким визгом носился практически по потолку, убегая от Тукка и быстро дожевывая что-то розово-зеленое и круглое. И лишь Чарт стоял спокойно, но с открытым ртом и мочалкой на голове.

Мастер же сидела среди всего этого бедлама на бортике ванной и хохотала в голос, обнимая девочку. А самое невероятное – Цвичка тоже тоненько и тихо, но явственно хихикала! Хм, кажется, я ни разу не слышал, как эта дохлятинка смеется...

Я тяжело вздохнул и медленно закрыл дверь в этот дурдом. Распустит ведь скверненышей, а потом сама и выкинет, когда ей надоест смеяться над их «баловством», а разбитая кружка перестанет быть «милой шалостью». Дети, они быстро привыкают к хорошему и так же быстро наглеют, забывая, что достаточно одного слова даже такой дикарки, как наша Мастер, чтоб нигде не зарегистрированный металлолом снова отправился на Горгонзолу.

Надеюсь, как только Мастер окажется вне дома, им хватит одной воспитательной беседы на тему «бесплатной» скверны в зубах у гончих.

Наконец, там, за дверью, угомонились. А потом стали выскакивать из ванной по одному, раскрасневшиеся от бесилова и непривычно чистые. Даже цвирк.

Последней вышла Марина. Она быстро и ловко загнала все стадо в большую комнату, вытащила из шкафа кучу скатанных рулонами тонких… матрасов? Подстилок? Таких цветных лоскутных штук, очень ярких и узорчатых, расстелила все это по полу, и через пять минут все лежали под одеялами, смотрели в большое подобие голоэкрана на стене, где прыгали и разговаривали два каких-то странных зверя. Буйные ржавята сразу успокоились, перестали скакать и шуметь и изобразили полных паинек. А Мастер ведь даже не шикнула ни на одного… Что ж, мало им надо было, чтоб продаться незнакомой женщине с потрохами.

– Напрыгались, устали, вот и лежат, – подошедшая Марина словно прочла мои мысли. – Сейчас заснут. Это всегда работает, если надо, чтобы дети успокоились: надо их сытно накормить, намочить и дать попрыгать и поорать. Отрубятся как миленькие.

– Там, где мы жили раньше, каждый лишний звук может стоить жизни, а лишняя корка хлеба ее спасти, – зачем-то сказал я, чувствуя, будто оправдываюсь. Вот с чего бы, ржа?!

– Ну, здесь можно и пошуметь, – пожала плечами Марина вовсе без какой-то претензии в интонации и жесте. А потом добавила: – Пошли, нам с тобой взрослые разговоры разговаривать пришло время, аднака.

– Я в вашем распоряжении, Мастер, – вздохнул я и внутренне приготовился… ко всему.

Но не к тому, что меня затолкают в дальнюю комнату и начнут с ходу раздевать. Как говорит одна странная женщина… Однако. Я тут к вполне логичному тщательному допросу готовился. Правда, Мастер бросила процесс раздевания на полпути, скомандовав:

– Штаны тоже снимай и ложись… вот зар-р-раза… только не вошкайся, а то будешь весь в шерсти.

С этими словами она вытащила откуда-то из глубины стоящего в комнате шкафа свернутую… шкуру какого-то животного. Целую – с ногами, головой и частью черепной коробки с рогами. Эм… цивилизация этого мира до этого самого момента казалась мне более, как бы сказать, развитой. Микроволновка та же… и вода в кране. Как это сочетается с рогатым черепом, я не очень понимаю.

Чихая и бурча, что этот чертов «а-лень» линяет как последняя сволочь, Марина расстелила шкуру на широкой низкой кровати и подтолкнула меня в нужном направлении:

– Ну чего застыл! Штаны, говорю, снимай и ложись. На шкуру.

Это, наверно, традиция у них какая-то? Эм-м… брачная? М-да. Ну, вряд ли она меня на этой шкуре собирается приносить в жертву местным богам, не на собственной же кровати. Значит, все же брачная.

Марина:

Вот я знала, знала!

Когда бабка Гиттиннэвыт перед отъездом на учебу увезла меня к себе в стойбище и почти две недели учила правильно камлать, а также заставляла наизусть задалбливать некоторые правила, меня всегда брал нервный смех по поводу того, как единственной среди внучек «сильной охотнице» надлежит в будущем определять годность потенциального мужа.

Так и представляла себе, как я укладываю голым задом на оленя своего горящего страстью ухажера, вручаю ему бубен, учу отстукивать нужный ритм, а сама, усевшись верхом на его бедра, зажимаю зубами хомыз и начинаю выводить мелодию, чтобы впасть в транс.

Что-то мне всегда казалось, что большинство мужиков от такой прелюдии навсегда забросит в страну импотенцию и у меня не только мужа не получится, но даже и потрахаться в свое удовольствие будет затруднительно.

Хорошо еще, что под конец бабка уточнила – мол, того, кого на оленя валить, я почувствую заранее. А просто потешить тело – это и без оленя можно, это баловство. Ну слава тебе тундра… я тогда выдохнула и забила.

А вот сейчас не знаю, то ли ржать над растерянным лицом насильника, то ли успокаивать его, что, мол, нет, я не спятила, у меня просто инструкция от главы рода.

– На, – упихав уже голого бедолагу на оленя, я вручила ему шаманский бубен, вынутый из той же шкуры. Пришлось, правда, сдуть прилипшую шерсть, но в остальном инструмент был в полном порядке. – Репетируй, пока я раздеваюсь. Стучишь так: раз-два-три быстрых стука, потом один через долгую паузу.

Я продемонстрировала ритм и сунула бубен в руки совершенно и окончательно ошизевшему парню, кивнула подбадривающе и начала сама раздеваться. И подумала – ну в целом-то, в целом… не все так страшно. И даже справедливо. Он меня по телепортам трахал и про мастеров скверны втирал, а я его бубном на оленьей шкуре… так что мы квиты.

Мельком глянув в зеркало, я с удовольствием подумала, что в общем довольна своими внешними данными – если медную морду тряпочкой прикрыть, все остальное очень даже ничего. Талия есть, грудь есть, и даже задница подкачанная имеется. Ноги не от ушей, но прямые, все приятно смугленькое и миниатюро-миленькое. Так что будущему лежателю на олене не на что жаловаться.

Он, кстати, вроде как и не собирается. Лежит с круглыми глазами, в бубен послушно стучит. И на меня смотрит. Заинтересованно смотрит, прямо как медом по спинке, приятно так. Люблю, когда мои прелести оценивают по заслугам…

Так, погодим пока с приятностями, сначала инструкция...

Усевшись на парня верхом и не без удовольствия почувствовав, как ему это понравилось, я вздохнула и зажала зубами пластинку хомыза. Кивнула насильнику – стучи, мол, не останавливайся – и извлекла из инструмента первый заунывно дребезжащий и длинный звук. Парень подо мной не выдержал и забулькал, пытаясь сдержать хохот, но послушно продолжал бить в бубен – кажется, даже начав немного разбавлять простенький ритм вариациями в такт моему дзыньканью.

Дурдом на оленьей шкуре начался.

Глава 10

Скорп:

Сдерживаться и не ржать было трудно. Очень уж забавное лицо было у Марины во время всех этих манипуляций. Такое озабоченно-серьезное, и в то же время словно она и сама не верила, что все это проделывает. Судя по тихим комментариям, это какая-то традиция их семьи, которую она и сама считает глупой, но… надо так надо.

А уж когда она зажала в зубах какую-то железку и начала на ней далеко не мелодично дзынькать, я почти не сдержался. Но все же послушно подыграл, сделав такую же сосредоточенную и безэмоциональную мину и продолжив постукивать по кожаному кругу. Что я, ритм, что ли, отстучать не сумею? Во всяком случае, если не обращать внимания на вполне закономерный от близости Мастера стояк…

Правда, мысли о том, что Мастер у меня на всю голову больная, крутились в мозгу все настойчивее. Но, может быть, и к лучшему? В смысле, легче будет с ней управляться? Болезнь у нее не опасная, даже в какой-то мере веселая. Ерзает только она на мне, ржа возьми, возбуждающе. И выглядит так же. Может, ну его в бездну, этот бубен, и пора снова брать инициативу в свои руки? Обычно женщинам нравятся настойчивые, пусть даже и Оружия. Тем более она дикарка, иерархия Мастеров для нее – пустое.

Я мысленно выдохнул, приготовился и внезапно понял, что мы уже не в спальне! То есть, если бы Лакоста не сказала прямо, что Мастер у меня дикарка, я решил бы, что она меня на астральный план вывела.

Лежу я вроде все еще на оленьей шкуре. Или не на шкуре?! Кажется, то, что подо мной, теперь двигается и, судя по звукам, что-то жует. А вокруг странная степь – волнистая и серо-зеленая до одного горизонта, такая же волнистая, но стального цвета – до другого. Море?

– Ох и ни хрена себе… – пробормотала Мастер, и я понял, что для нее происходящее – такая же неожиданность.

– Хараша внучка, аднака! – вдруг сказали у меня прямо над головой. Я попытался резко обернуться и наткнулся глазами на пожилую женщину с довольно характерными чертами лица. Старшая родственница или и вовсе старейшина семьи? Причем, судя по ощущениям, она… тоже Мастер?

– Ты, стригунок, нэ на меня, на нее гляди. Ишь, в раж вошла. Хараша внучка!

– Ба! – сидящая на мне Марина бросила свою железку, поерзала на мне, ржа ее возьми, и уставилась на пожилую женщину с возмущением. – Все вообще-то как ты учила.

– Хараша, хараша, – продолжила бабка, обходя меня по кругу и чуть ли не тыкая пальцем то в руку, то в живот. – Свежая кровь, сильная. Хараша будет добыча жирный бить, детей сильных даст! Не зря, не зря тебя в ту помойку отправила, выкопала же в гнилом мхе самородок.

Марина хихикнула, посмотрела на мое, уже привычно, видимо, ошалевшее лицо и радостно доложила:

– И не один! Он мне сразу с прицепом достался: четверо детей с ним, и все такие, как он, если я правильно поняла. Ба, они не с нашей планеты, кровь – свежее не придумаешь.

– Четверо! Ух-ху, какой плодовитый стригунок. Много детей – сильное стойбище! Много жира добудем, много здоровых стригунков вырастим.

Старуха даже начала приплясывать на месте от счастья, так что я решил не заикаться о том, что мелкотня мне не родственники. Похоже, тут вся семья немного… странная, ржа знает, что в голову ударит. Или же я чего-то сильно не понимаю. Дикари? Ну вроде да. Только вот бесхозные ли? Кажется, Лакоста залезла на чужую территорию.

– С внешних планов кровь, давно, давно такой не было… Хараша внучка, хараша! – продолжила восхищаться бабка, словно подтверждая мои мысли. Она знает про призму?! Про других Мастеров? А почему тогда внучка не в курсе и до сих пор была одна?

– Значит, так, ба, слушай с начала, – кажется, Маринин ступор прошел и окружение ее уже не удивляло. – Дела у нас такие…

И Мастер выложила бабке весь расклад. Причем я с внутренним вздохом вынужден был констатировать: мозги у моего Мастера в полном порядке, и она совсем не дура. Все четко по полочкам разложила. Про меня, как я ее привязал и почему, про Горгонзолу, которую она метко обозвала помойкой апокалипсиса, про главу клана Лакоста и ее заявления.

– Дети хилые и больные, надо откармливать и жиром отпаивать, – закончила Мастер. – Да и его, – она ткнула пальцем мне в грудь, – тоже надо. В чем только душа держится? А мужик должен быть сытый и довольный, ты сама учила. Вот не знаю, как теперь? До отпуска четыре месяца, увольняться не хотелось бы. А их бы всех надо к тебе в чум и откамлать как следует. И потом, с документами что-то думать, соседи настучат в опеку – будут проблемы.

– Все дела по очереди делай, не спеши, за тремя оленями погонишься, все убегут, – мне кажется или ее речь вдруг стала… более грамотной? Словно старуха на минутку сбросила маску примитивной дикарки. – Китовым жиром тоже нада, но раньше особым жиром накормить стоит. Пустой он, права ты, внучка. Съеденный. Зато теперь он сам тебя кормить будет, у деда на один рот меньше. Эй, Алелекэ! Сюда иди, духа с жиром неси, внучка копье нашла, кормить нада! – вдруг зычно крикнула старуха, и ее голос раскатился по всей степи, до горизонта. – Ты слушай, стригунок. Сейчас до упора накормим, а ты деткам своим уже сам передашь. И внучку нашу не забудь. День проживете, а завтра в ночь поваляй ее как следует и приходите – будем вместе большого духа загонять, особый жир на все стойбище добывать. Давно я помощников ждала, давно. Хараша вышло. А про Лакосту эту забудьте. По незнанию влезла на чужую территорию, станет наглеть – я приду. Поговорю.

Это что? Так, погодите. Это получается, что она зовет нас на охоту. За духом и «особым жиром». Это она про что?! Про сверну?! Но тогда…

– Эй-хо, баба! – рявкнул вдруг появившийся неизвестно откуда жилистый старик, внешне очень похожий на бабку и Марину. Такой же черноволосый, раскосый и хитромордый. – Охота ходить нада! Около стойбища только мелочь остался, аднака! Скоро сэвен наполнять нечем станет.

И он бросил к бабкиным ногам странное существо, похожее на бурдюк с салом, бурое, поросшее редкой шерстью, с лапами-веслами.

Я моргнул и закашлялся. Старик притащил тварь скверны! Мелкую, но вполне оформленную и настоящую! И дед этот – Оружие! Притащил! Сам! Без Мастера! Тварь скверны… какую-то неправильную.

Я медленно прикрыл лицо так и не выпущенным из рук бубном. Все. Я ничего больше не понимаю.

– Эй, стригунок, ты не прячься, ты ешь! – прикрикнула на меня бабка. – На-ка!

Я убрал бубен от лица и, обнаружив, что мне под нос сунули шипящую тварь, на инстинктах ударил ту отравленной иглой, не заботясь о конспирации.  И слегка окосел сначала от количества скверны, из нее полившейся, а потом оттого, что моя иголка вонзилась не в астральную плоть твари, а в деревянную фигурку той самой зверушки с ластами вместо ног. Ничего не понял. Как из такой мелкой и хилой тварюшки могло появиться столько, я уже не хотел задумываться. И так в голове каша.

Я все же подозрительно оглянулся – ни сама Мастер, ни глава клана никак не отреагировали на несвойственное для Оружия действие. Что ж, похоже в окружающем дурдоме небольшого несоответствия никто не заметил.

– Объемная, – все же констатировал я факт, чувствуя приятное насыщение, причем даже с легким перееданием. Давно это было. Кажется, в последний раз я был полон только в тот злополучный рейд со Швеей.

– Ну дык полный был сэвен, – кивнул мне старик. – Эко ты его проколол… Придется нового делать, аднака. Ну ничего, с голодухи простительно.

Вот тут я ошалел окончательно: до меня дошло, что это была не настоящая тварь, а живая замена кубам! Живая! Куда я попал, прародители?!

– Завтра приходи, охота пора делать, – проворчал дед, а бабка добавила, обращаясь к Марине:

– Сейчас домой иди, отдыхай. Детей корми. Завтра ночью снова камлать будем. Сэвен, который я тебе при отъезде дала, найди и рядом с постелью положи, тогда он с вами сюда перенесется. Наполнять будем.

Глава 11

Марина:

Ох и ни фига себе тундра!

Нет, я помнила, конечно, что, когда я была маленькая и болела, мама, помимо аспирина и травяных чаев, лечила меня сказками про жизнь на стойбище, пела наши родовые песни и стучала в бубен.

Потом я засыпала, и во сне всегда приходила бабушка Гиттиннэвыт, показывала мультик по мотивам чукотских народных легенд и поила «жиром». И на следующее утро я всегда просыпалась абсолютно здоровой.

Но, блин, все же современное атеистическое воспитание накладывает свой отпечаток. Я выросла и не то чтобы забыла все это, скорее не вспоминала. А к причудам бабки и прочей родни относилась как к забавным вывертам пожилых людей…

И на тебе. Хотя вот прикинуть – даже ведь не подумала бабкиного наказа ослушаться. Надо избранника голым задом на оленя – значит, надо. Берем и укладываем.

Короче говоря, вся эта фантастика с порталами и инопланетянами прямо тютелька в тютельку наложилась на родную чукотскую мистику. И в результате мы имеем… фиг знает что.

Как в комнату вернулись, не заметила. Он лежит, бубном прикрылся, от сытости светится. Я на нем сижу. Тоже неплохо себя чувствую. А дальше что?

Будто услышав, парень приоткрыл слегка пьяные и какие-то блестящие глаза. Они у него чуть посветлее стали, что ли? Карие, но не черный шоколад, а ближе к молочному… О-о-о! Кто-то вспомнил, что он не только наложник, но еще и насильник? Ц-ц-ц… вовремя.

– Сейчас… тебе тоже… – пьяно выдохнул он, приподнимаясь на локтях, а потом и вовсе хватая меня в охапку и роняя на себя. И окончательно раздухарился: дразня, лизнул меня в подбородок.

По мне как волна прошлась, легкая, но вполне ощутимая. Может, это «жир» был, которым он поделился, может, еще что, а только возбуждение такое нахлынуло, что я то ли застонала, то ли зарычала и вцепилась в парня всеми конечностями, приникнув в поцелуе. Ой-вэй, теперь уже и непонятно, кто кого первый изнасилует.

– Мастер-р-р-р, – ответил мне он похожим рыком, слегка прикусывая шею.

– Угу, – промычала я, жадно выцеловывая дорожку от уха к ключице, и нетерпеливо поерзала, привстала, «ловя момент», а потом плавно опустилась, удовлетворенно взрыкнув и чувствуя его внутри себя.

Парень как-то странно усмехнулся и качнулся навстречу, раскрываясь, как… э… я таких слов не знаю. Раскрываясь как-то! В меня как хлынуло… у-у-у, наверное, энергия – другого названия у меня нет. Это нечто билось в такт нашим телам и с каждой вибрацией менялось, переливаясь туда-обратно, становясь все горячее и гуще…

А потом БАБАХ!

Натурально бабах. Звездочки в глазах, и не только у меня. И кошачий концерт на полную громкость – с ума сойти, я в жизни так контроль не теряла, чтобы орать на весь дом… И от своего насильника таких интенсивных… эмоций… реакций… тоже не ожидала.Черт возьми, если он и дальше будет так трахаться, я его сама к оленю привяжу пожизненно и никому не отдам и без заветов бабки Гиттиннэвыт.

– Ржа… – просипел он минут пять спустя. О, тоже голос сорвал, да? – Мастер… простите… я…

– Охренительный наложник, – закончила я. – Прямо вот охренительный...

– Кхм, я рад… Только, ржа, хотел сказать, что сорвался от передоза. Редко когда… точнее, никогда еще так не наполняло высокочастотной скверной, сам не ожидал, что настолько вставляет.

– Теперь будет часто, – заверила я, хихикнув и уткнувшись лбом ему в плечо.

– Кхм… – впечатлился парень и… покраснел! Ой, мимимими!

– Ско-орп, – вдруг придушенно раздалось из-за закрытой двери.

Скорп:

Голос Чарта раздался внезапно, и, если честно, первые пару секунд я хотел послать его… спать. Очень сильно хотел. Тем более что этот ржавенок явно не только что пришел, а сидел и ждал удачного момента.

Но тут мозги выплыли из сладкой дремы и решили наконец позволить собой воспользоваться по прямому назначению. Просто так Чарт лезть бы не стал, а уж ждать за закрытой дверью – тем более.

– Иду. Простите, Мастер, – аккуратно ссадив с себя Марину, я обернул вокруг себя валявшееся на полу одеяло и выглянул в коридор.

Наткнувшись на мой вопросительный взгляд, пацан тихим шепотом отрапортовал:

– У мелких снова кошмары. Я сам не смог… – виновато глянул на меня он и чуть сглотнул. Чертыхнувшись, я перелил в него часть скверны, отчего мелкий слегка порозовел и осоловело икнул. Ржа, мы тут кувыркаемся, а дети...

– Что там? – с тревогой переспросила Мастер за моей спиной, и я вздрогнул. – Помощь нужна?

– Нет, Мастер, ничего критичного. Детям просто не спится, все-таки чужой дом, да и просто непривычно, – постарался дружелюбно улыбнуться я, натягивая штаны. – Вы спите, я сам им… сказку расскажу.

– Если что, зови, – уже сонно откликнулась Марина.

– Конечно. Тихих ночей и хорошей охоты, Мас… Марина, – мелодично произнес я, стараясь не выдать своего волнения и выскальзывая за дверь. Чарт тенью пристроился за мной, и вдвоем мы как можно тише побежали в комнату к мелким.

Картина была неутешительной: малышня ревела поголовно, а Цвичка и вовсе тихо поскуливала, стискивая изо всех детских сил терпеливого цвирка.

– Ши-ши-ши-ши-ши, – привычно спокойно начал напевать я, опускаясь на колени рядом с девочкой. Хнычущие ржавята обратили на меня внимание и привычно начали сползаться, словно слепые котята к мамке.

Ржа, все дети на грани истощения. Еще бы им не снились кошмары. Я привычно сжал зубы, мысленно готовясь к тому, что придется уговаривать потерпеть, смотреть, какую малость кому все же можно влить… и чуть не треснул себя по затылку. Мы не на Горгонзоле! И у меня нет больше необходимости выкраивать крохи и триста раз латать ржавое корыто. У меня теперь…

Быстро взяв Цвичку на руки, я начал щедро, но расчетливо вливать в малышку и в приникших ко мне пацанят чистейшую, раскачанную до самой высокой частотности скверну.

– Вот так, тише, сегодня всем хватит. Вкусная, правда? Легкая и приятная, будто солнечные зайчики на стенке, у нас такой еще не было, – тихонько заговаривал я малышню. – Такой скверна бывает только при союзе Мастера с Оружием. Не то что тот сырец, что я раньше приносил.

– Такой… кормят Мастера? – поинтересовался Тукк. Ну вот, уже и любопытство прорезалось.

– Кхм, не совсем верно. Помнишь, чтобы добыть чистую воду, мы брали ее из ржавой речушки и потом несколько раз пропускали через плотную марлю, чтоб затем перекипятить? Вот и скверна так же. То, что я мог добыть в качестве живца, было подобно этой воде.

– Марина – это марля? – с умным видом покивал Такки. – Значит, мы правильно подлизывались, да? А то ты так смотрел, мы подумали – обиделся. Опять накосячили…

– Скорее Мастер – это кипятильник, – я мысленно снова дал себе по затылку – мог бы и догадаться… что мои мелкие умеют выживать и умнее, чем кажутся. А я и правда разобиделся как ребенок. – Все в порядке, железята. Но уж больно вы играли достоверно, особенно в ванне. Неужто притворялись?

– Эм-м… – тут смутились уже мелкие, отведя глаза.

– Она вроде и правда не злая... Может, все же не выгонит? – попытался оправдаться Такки.

– Ты вон как старался, даже в борделе мамки Шо бабы так не орали, – со своей удручающей прямой непосредственностью выдал Тукк.

Я мысленно хлопнул себя ладонью по лбу и застонал. Мысленно. А вслух сказал:

– Для кого-то завтрак отменяется.

– А меня твоя баба покормит, – показал он мне язык и увернулся от подзатыльника.

– Будешь называть ее бабой и комментировать, кто как орал, – тут даже у Прародителей терпения не хватит, выгонят ко рже. Она Мастер. Или Марина, если уж сама вам разрешила.

Тукк вздохнул, всем видом демонстрируя безмолвную мысль: «И ту-у-ут дисциплина… Зануды вы все!»

– Повздыхай мне еще, – я все-таки дотянулся и влепил маленькому нахалу легкий подзатыльник. – Да и просто хотя бы постарайтесь первое время быть паиньками.

Про «быть паиньками всегда» я даже не заикался. Не имею привычки к несбыточным мечтам. Дети, уловив посыл, счастливо улыбнулись. Даже Чарт хохотнул что-то одобрительное: полный желудок и отсутствие чувства пустоты резерва творят чудеса. Да и вообще… по-моему, за всю жизнь никто из нас не был настолько сыт. Фишка в том, что высокочастотной скверны для этого надо в десятки разов меньше, чем сырца, который можно добыть из тварей вроде той, что я старался притащить с миссий живца. А на Горгонзоле и обычной-то днем с огнем было не найти...

Огорчало лишь одно. Мы сидели в этой комнате не в полном составе. И пока я даже представить не мог, как вытащить из лап чернюков остальных.

Та странная старуха со своим дедом-Оружием – она явно глава клана. Но какого? Есть ли у них сила, и какая? И почему Лакоста так нагло удочерила ее внучку? Не знала? Или ей было наплевать, потому что у клана нет силы? Не похоже… С другой стороны, почему тогда мне старуха обрадовалась, будто вместо низкосортного Оружия перед ней лежал лучший выпускник академии с километровой родословной? Это ли не показатель упадка?

И вообще все слишком странно и непонятно. Помогут ли они спасти остальных или, наоборот, запретят распылять силы и рисковать ради каких-то порченых железок?

Глава 12

Марина:

Будильник заверещал над ухом привычно в шесть утра. Хорошо, что уже конец апреля, за окном светло, а то я прямо ужасно не люблю просыпаться в темноте – такое чувство, что тебя поднимают среди ночи. А так можно пару раз потянуться, понежиться под теплым одеялом и бодро вскочить.

Хм, потягиваться мешает что-то тяжелое и теплое. И волосы какие-то в рот лезут…

А-а-а-а, блин-колобок вприпрыжку по снежной тундре! Забыла!

В рот мне лезла шерсть с оленьей шкуры, так и оставшейся в постели и радостно линяющей, а потягиваться мешал наложник.

Вот не знаю, радоваться, что это был не сон, или огорчаться?

– Вставай, страна огромная! – пропела я ему в ухо, подталкивая в бок, чтобы он выпустил меня. – Вставай на добычу телефона и завтрака! Пошли, я тебя с микроволновкой познакомлю, она будет весь день вас кормить!

– Доброе утро, Мастер, – как-то преувеличенно бодро поздоровался тот. – А как у вас добывают завтрак? Нужно поймать несколько диких животных или рыбу?

Я покосилась на него с подозрением. Не, больным больше не выглядит… Неужели бабкины сказки про жир из злых духов ночи оказались правдой? Я вот тоже на редкость хорошо себя чувствую и выспалась. А наложник так вообще светится – по-моему, у него даже глаза стали ярче, а губы пухлее… или просто четче выделяются, после того как потеряли землистый цвет. Красавчик! Как говорила тетя Песя из кино про «Ликвидацию» – такой сочный!