Текст книги "Право на смерть (СИ)"

Автор книги: Canvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Ватсон смотрел на него и видел красивого и – что было удивительно при таком неблагородном происхождении – умного парня, который жил и верил в то, что наступит этот знаменательный – счастливый! – день, и Джон обязательно его поцелует. Как минимум, добровольно поцелует. Потому что, как бы Джон ни пресекал подобного рода поползновения в свою сторону, иногда «Шерлоку» всё-таки удавалось урвать быстрый поцелуй с его губ или собственническое крепкое объятие.

Они не жили богато. Отец «Шерлока» умер через пару лет после Встречи, оставив маленький захолустный домик своему единственному сыну; мать ушла от них, когда «Шерлоку» едва исполнилось четыре. Своих сбережений у Джона на тот момент было очень мало, но на вполне приличную еду для юноши и одежду для них обоих хватало с головой. «Шерлок» продолжал семейное рыбное дело, открыв через год при материальной поддержке вампира свою собственную небольшую лавку. Сам же Ватсон помогал время от времени местным большим вампирским шишкам, тем самым принося в дом – хоть и изредка – неплохие деньги.

***

В этот раз со смертью «Шерлоку» повезло не так сильно, и потому умирал он долго и мучительно.

Во время торговли он неудачно рассёк руку большим кухонным ножом, когда отрезал по просьбе покупательницы голову рыбы, а потом как-то закрутился, наспех замотав рану первой попавшейся тряпкой, и забыл об этом досадном недоразумении; к тому же из-за повышенной регенерации тела уже к моменту возвращения домой поверхность кожи снова была идеально ровной.

Но это не прошло для него даром. Заражение крови. У «Шерлока» слишком часто поднималась температура, его постоянно рвало, иногда даже желчью, а на коже стали появляться некрасивые – опасные – красные пятна и гнойные наросты. У него также случались постоянные эмоциональные срывы: то он пребывал в состоянии полнейшей апатии, бездумно таращась перед собой, то вдруг с заразительным смехом бегал вокруг Джона, размахивая тончайшими – исхудавшими – руками. Иногда он видел то, чего на самом деле нет. Да и вкус его крови сильно изменился – это Ватсон заметил сразу. Она стала горькой, противной, неприятно вязла на языке, поэтому Джон отказался от кормёжки почти сразу, чем вызвал новый приступ любовного припадка у «Шерлока» – тот кричал, что он, такой странный, больной и бедный, конечно же совершенно ему, великолепному бессмертному вампиру, не нужен, поди уже нашёл себе нового кормильца.

Умирая, морально и физически измотанный и тощий «Шерлок» отчаянно – горячечно – умолял обратить его, сделать таким же бессмертным и сильным, как сам Джон, и тогда он, «Шерлок», всю оставшуюся ему вечность будет с ним рядом, никогда его не предаст и ни на кого не обменяет.

Ватсон стоял на коленях у его постели, едва сжимая, боясь переломить, худосочную – туго обтянутую впавшей и посеревшей, с красными пятнами, кожей – кисть, и пытался казаться расстроенным и горюющим, хотя внутри него всё было так едва ощутимо – жалость, страх, боль, сожаление, отчаяние, печаль, горе, любовь мешались в одно и исчезали, – что ему было бесконечно стыдно за это перед эмоциональным «Шерлоком».

Он не мог обратить «Шерлока», потому что это не его право, не его жизнь. У «Шерлока» до последнего должно оставаться право на смерть, которое когда-то совершенно бездумно отняли у него, Ватсона. «Шерлок» же сейчас просто боялся её, смерти, боялся погибнуть, потому что абсолютно не знал, что его ждёт там, дальше. А Джон шептал ему в покрасневшую, с гноем, кожу о том, что они снова обязательно встретятся. Что Джон найдёт его в следующей жизни, чего бы ему это ни стоило. «Шерлок» же тогда через силу ему улыбнулся и едва выдохнул единственное «Идиот», прежде чем окончательно испустить дух, разом обмякнув на старенькой кровати.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

Основная тема главы:

Aqulion’s Wish – Nox Arcana

Временный жанр: исторические эпохи.

Временные предупреждения: смерть основного персонажа; underage (намёк).

В следующий раз – третий – Джон нашёл «Шерлока», когда тому было всего шесть лет. Тот переродился в этот раз гораздо быстрее, уже через полгенерации. Да и, чего таить, Ватсону сильно повезло – он как раз был проездом – в поисках – в Испании.

К слову, и «Шерлоку» тоже – снова – повезло – он переродился в богатой семье испанского священника, а поэтому к своим шести годам был уже хорошо обучен и очень – очень? – религиозен.

На самом деле забавная штука – эта религия. Люди искренне верят в то, что какими-то двумя перекрещенными кусками дерева можно действительно отогнать от себя вампира.

Нет, в действительности вся эта история уходит корнями глубоко в середину одиннадцатого века нашей эры. Тогда уже произошёл раскол в христианстве, и Западная Европа уже принимала католицизм, когда объявился Он – Теодор Огненный, как прозвали его потом. Весьма неординарная личность среди Высших мировых вампиров. В какой-то момент на него снизошло озарение – он был искренне уверен, что пришёл в этот мир для того, чтобы избавить его от слабых и никчёмных вампиров, которых в последнее время развелось слишком много. Ему понравились обретшие тогда популярность кресты и распятия и чётки, – он обвешивался ими чуть ли ни с ног до головы, когда сжигал вампира за вампиром, устраивая настоящий безостановочный геноцид. Кто-то из вампиров, желая сохранить свою жизнь, даже следовал за ним, помогая ему совершать эти преступления. Тогда много кто погиб. Даже остановился тогдашний процесс образования целых кланов и семейств среди вампиров. Теодора Огненного поймали Высшие мировые вампиры и долго пытали, после чего совершили публичную казнь, сжёгши его на огромном кострище вместе с его пойманными приспешниками.

Но эти события всё равно оставили у выживших – и последующих, воспитанных в духе своих «родителей» – вампиров стойкую неприязнь к крестам, распятиям, чёткам и всей подобной религиозной атрибутике в целом. Им не было больно, когда они видели их, но они испытывали крайнюю степень неприязни – отвращения, – из-за чего щурились и сначала даже шипели. А люди, заметив у них эту необычную реакцию, стали искреннее верить в то, что религия – это именно то, что их теперь спасёт. Все стали массово принимать религию в надежде, что она поможет им спастись от проклятых кровопийц. Впрочем, вампиры не стали развеивать их заблуждения. Пускай люди самодовольно и глупо считают, что у них есть хоть какая-то власть над вампиром. Но в действительности, это всего лишь, так сказать, ощущение мнимой безопасности.

Но время шло, вера – и религия – людей в это крепла, поэтому до сих пор многие из них искренне считают, что остановить вампира поможет направленный на него крест. Ничуть. Спастись от вампира ничем и никак нельзя.

И было так забавно смотреть, как маленький «Шерлок», сжимая в ручках подаренный ему на крещение серебряный крестик, отчаянно выставляет его перед собой, дрожа от страха и пытаясь удержать большого – взрослого – вампира на безопасном расстоянии от себя. Джон присел перед ним на корточки, стараясь максимально уменьшить разницу в росте, и вполне миролюбиво улыбнулся. «Шерлок» хмурился и не верил ему, постоянно отступая назад не глядя. Ватсон даже не успел его предупредить, как мальчишка кубарем покатился вниз, в овраг, обдирая щёку, локти и коленки. Джон тут же был рядом, поднял на руки плачущего и на смерть перепуганного «Шерлока» и прижал к себе, баюкая.

Тот уже потерял во время «дороги» до оврага свой оберегающий крестик, а потому, как ему казалось, вампир и смог подойти ближе. Но в то же время не делал с ним ничего плохого, наоборот, лишь успокаивал и дарил странные ощущения уюта и противоестественной – в данном случае – защищённости.

Наконец, Джон отпустил уже почти успокоившегося ребёнка на землю и присел перед ним, заглядывая в покрасневшее от слёз лицо. В буйных кудряшках остался мусор и травинки. «Шерлок» смотрел на него широко распахнутыми – неожиданно доверчивыми – глазами, сжимая маленькие кулачки, а потом, переборов страх внутри, всё-таки спросил:

– Шея или запястье?

Ватсон громко и искренне рассмеялся.

– Бедро.

Мальчишка же сначала обиженно нахмурился на сперва раздавшийся смех, а потом, после ответа, удивлённо посмотрел на странного – смеявшегося! – вампира, который даже не пытался его укусить и выпить всю его кровь, как рассказывала ему иногда перед сном глупая старшая сестрёнка.

Вот «Шерлоку» всегда казалось, что вампиры, наоборот, – очень утончённые существа, и они выше всей той грязи и пошлости, что творятся вокруг, и того, что про них рассказывают. Вампиры не подвержены зависти и злобе, они умны и – зачастую – красивы. Детское трепетное сердце «Шерлока» искренне верило во всё это, но глупая старшая сестра, которую он так не любил, хотя его каждый раз и ругали за подобные мысли и слова, всё равно рассказывала ему какие-то страшилки на ночь, лёжа на соседней кровати, пугая ими мальчика настолько сильно, что тот потом всю ночь крепко сжимал в ладошках свой крестик или шептал, когда неожиданно просыпался посреди ночи, под нос оберегающие молитвы.

Теперь же он видел доказательства тому, что был прав. И ему вдруг показалось, что если он сейчас поделится с этим вампиром своей кровью, то тот взамен подружится с ним. Дружба с настоящим вампиром! Это ведь так захватывающе!

Про то, что это каралось по религиозным нормам, «Шерлок» даже не вспомнил.

– Вот! – Он закатал штанину, открывая мальчишеское безволосое бедро с почти прозрачной бледной кожей. – Кушайте, пожалуйста!

Джон, всё это время с улыбкой рассматривающий впервые им увиденного столь юного «Шерлока», изумлённо вскинул брови и снова громко рассмеялся.

– Разве ты больше не боишься меня?

– Вы добрый, я Вам верю. – Мальчик активно закивал и, вдруг ойкнув, достал из нагрудного карманчика маленькие чётки, и отбросил их в сторону, куда-то в траву. – Всё, теперь Вы можете подойти ко мне, Вам не будет больно.

Это было так мило и так наивно. Ватсон аккуратно привлёк всё-таки испуганно напрягшегося в ожидании чего-то невероятного – запретного! – «Шерлока» к себе и, не давая себе – или «Шерлоку» – передумать, быстро прокусил кожу в том месте, где сильнее всего белели две точки от его последней кормёжки ещё в прошлой жизни.

***

С тех пор они были неразлучны. «Шерлок», по своей детской неопытности, был уверен, что испытывать к вампиру любовь – это абсолютно нормально. Любовь – это высокое чувство, как говорили у него в семье и на проповедях, а значит, оно достойно вампира. И «Шерлок» любил Джона. Всё так же отчаянно и самозабвенно, как и в прошлой жизни, без задней мысли – самостоятельно – сбегая каждый раз со службы в церкви, из дома и часто прогуливая занятия с приходящим к нему учителем.

Отец – который был одновременно и родным отцом, и святым отцом – был им сильно недоволен – вернее, был абсолютно взбешён! – поэтому постоянно запирал мальчишку в исповедальне, заставляя молиться и каяться в своих грехах; «Шерлок» же, один раз случайно – на бьющих ключом эмоциях – обмолвившийся сестре о друге-вампире и получивший в ответ лишние часы перед алтарём в их церкви, теперь упорно каждый раз молчал, всё чаще подумывая о том, чтобы просто сбежать с Джоном куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда.

***

Ему только исполнилось девять лет, когда «Шерлок» всё-таки собрался с духом и решился на этот серьёзный шаг в своей жизни, и рассказал об этой задумке Ватсону. Тот долго и настойчиво отговаривал его, считая, что отрывать ещё, по сути, совсем ребёнка от семьи – это кощунственно, но после того, как однажды «Шерлок», хромая и заливаясь в голос слезами, пришёл к нему и рассказал, что святой отец – родной отец! – стегал его плетью, пытаясь выбирать из его головы все дурные помыслы, а из тела – какого-то там беса, Джон неожиданно взял и решился похитить мальчишку. Точнее, не похитить, а забрать по его собственной доброй воле от слишком – чересчур – религиозных родителей.

***

Они уехали – сбежали – через несколько месяцев, правда, недалеко. Всё-таки вампир с почти малолетним ребёнком – ребёнком-человеком, что важно – привлекал слишком много внимания, поэтому они поселились в Уэске, достаточно быстро обжив небольшой домик на самой окраине городка.

«Шерлок» продолжал учиться естественным наукам, отбросив в сторону религию, расти, развиваться умственно, физически и духовно. И он всё так же искреннее – дó смерти – любил Джона.

Девятилетний мальчик наблюдал за людьми, жившими с ним в одном городке: видел, как за их с Джоном домом часто украдкой целуются местные юноши с девушками, слышал, как по ночам из поля, которое начиналось сразу после их покосившегося старенького забора, раздаются странные – не то от боли, не то непонятно от чего – женские крики. Однажды он даже смотрел, как рожает какая-то некрасивая женщина, которую не успели довезти к местному лекарю и оставили прямо посреди грязной улицы, и это было так противно и страшно, что «Шерлок» пообещал сам себе никогда больше в жизни добровольно не связываться с женщинами.

В конце концов, со временем, он окончательно убедился в том, что никого лучше Джона нет и никогда уже не будет.

Поэтому, когда «Шерлоку» исполнилось четырнадцать лет, во время плановой кормёжки он в очередной раз признался, что отчаянно влюблён, и сказал, что хочет поцеловать – прямо как у тех парней с девушками – Ватсона. Тот тогда его отругал за подобные слова и запретил даже думать о подобном, тем более с Джоном в главной роли. «Шерлок» сильно на него обиделся после этого, сравнив со своими узколобыми и ничего не понимающими родителями, а потом выбежал из комнаты.

В итоге, он не разговаривал с вампиром почти четыре полных дня и примерно столько же времени отказывался от любой еды. Он пришёл к Джону сам лишь один раз, но лишь затем, чтобы покормить его, а потом он молча оделся и ушёл к себе в комнату, подперев дверь изнутри стулом.

С одной стороны, вампир прекрасно понимал, что не испытывавший никогда – в этой жизни, разумеется – до этого чувства любви – и, чёрт возьми, возможно, в какой-то мере даже страсти, – «Шерлок» сейчас отчаянно цепляется за него, Джона, как за единственный доступный и логичный ему вариант для развития подобного опыта. Конечно, взрослеющему юноше хочется чего-то такого – запретного, – что он видит иногда на улице или слышит от посторонних людей.

Но с другой стороны, поддаться искушению было слишком опасно для них обоих. Не то, чтобы у Джона были какие-то предубеждения касательно любовных отношений между вампиром и человеком, просто ему казалось, что давать надежду «Шерлоку» очень неправильно. Хоть он и испытывает к нему, «Шерлоку», какие-то странные для вампира чувства, но это, скорее, просто безумная помесь всего по чуть-чуть – от уважения до симпатии, – и назвать это всё любовью в полной мере крайне сложно.

Он долго мучился – терзался – сомнениями, но, когда бойкот почти довёл мальчишку до голодного обморока, Ватсон насильно усадил его за обеденный стол перед собой, поставил перед ним тарелку с едой и сказал, что они обязательно попробуют всё – в пределах разумного, конечно, – что захочет «Шерлок», но пусть тому исполнится хотя бы шестнадцать.

Юноша, окрылённый надеждой, терпеливо ждал своего шестнадцатого дня рождения, постоянно – каждый чёртов день – напоминая Джону об его обещании. Ватсон лишь хмыкал себе под нос либо лениво отмахивался, но в действительности внутреннее он сам готовился к тому, что может принести в их общую жизнь эта новая – не испробованная и не изученная ими раньше – ступень отношений.

***

Ровно день в день, когда «Шерлоку» стукнуло шестнадцать лет, он потребовал обещанный и такой желанный на протяжении многих лет поцелуй, и не просто в щёку, а в губы, по-настоящему.

А ещё через месяц каким-то образом – ловко и незаметно для вампира – раскрутил Джона до полноценного интима. И казался при этом просто до безобразия счастливым.

На самом деле Ватсон тоже мог назвать эти полгода своей жизни самыми счастливыми мгновениями с момента своего обращения. Он видел, как расцвёл на его глазах от проявленной взаимности «Шерлок», видел, какие сильные и яркие эмоции бьют из этого молодого тела ключом, видел, каким живым и чувствительным – имеется в виду тело – становился рядом он сам, и на фоне всего этого ему казалось, что идея взаимности в реальности не так уж и плоха.

***

Но так казалось лишь до тех пор, пока обо всём этом каким-то образом не прознали горожане. Они просто-напросто выкрали сонного «Шерлока» из его дома, пока Джон как раз на день отлучался по делам в соседний с Уэском большой город, и долго – со вкусом -измывались над несчастным юношей, пытая его всеми доступными им способами.

Стоит упомянуть, что именно в то время в самом расцвете была знаменитая на весь мир испанская инквизиция. Горожане были искренне уверены, что в глупого и нерелигиозного мальчишку, нечистого душой и телом, вселился страшный демон, и теперь именно он заставляет несчастного ребёнка мучиться рядом с вампиром, понуждающим его, «Шерлока», к постоянному греховному совокуплению и кормёжке. На все его отчаянные крики и мольбы о том, что всё это на самом деле добровольно и взаимно, и что они узколобые и ограниченные кретины, которые ничего не видят дальше собственного носа, люди лишь роптали. Они пришли к выводу, что демон, сидящий внутри, настолько сильный, что простая молитва и раскаяние здесь не помогут и что его можно изгнать из бренного тела только священным огнём.

Когда Джон вернулся в Уэска, подгоняемый непонятным ощущением близкой опасности, костёр уже полыхал до рассветных небес, а привязанный к столбу «Шерлок» отчаянно – истошно – вопил о помощи, зовя сквозь слёзы Ватсона на помощь, но было уже слишком поздно.

Огонь – это единственное, что было опасно для любого – даже Высшего – вампира, единственное, что было способно стереть вампира с лица Земли. Ни солнце, ни серебро, ни осиновый кол, ни святая вода, ни свинец в груди – ничего из этого не убивало вампира навсегда. Это всего-навсего лишь людские байки, которые были созданы ими же, людьми, для того, чтобы вновь создавать – увеличивать вместе с религией – тот самый круг мнимой безопасности. На самом деле лишь огонь был способен окончательно уничтожить вампира, да и то лишь потому, что пожирал тело быстрее, чем шла регенерация. Даже много позже, когда вроде бы появились разные виды мощного оружия и боеприпасов, вампира стало возможно лишь серьёзно ранить, обездвижить, но никак не убить, если это, например, не огнемёт или ядерная бомба – в общем, всё, что угодно, что даёт беспрерывное и длительное воздействие огнём.

Так что во время Святой Инквизиции в кострах полыхали не только ересь и ведьмы, но и пойманные чудесным образом вампиры. И лезть в самое пекло, чтобы снять со столба уже наверняка сильно обгоревшего за прошедший час «Шерлока», было просто бессмысленно. «Шерлок» наверняка бы умер меньше, чем через час от осложнений, при этом всё это время продолжая испытывать адские мучения.

Чтобы полностью сгореть, человеческому телу необходимо до четырёх часов времени, но сам человек умирает ещё до конца второго часа от сильнейшего болевого шока.

Горожане, довольные собой, стали расходиться после того, как последние стоны от «Шерлока» потонули в языках пламени, но Джон упорно продолжал сидеть на земле перед кострищем, не отрывая от него взгляда. Единственное, что отчаянно билось в его голове, – это безумное желание спалить к чертям весь Уэска дотла вместе со всеми его паршивыми жителями. Чтобы те так же мучились в агонии, охватываемые со всех сторон «священным» огнём. Но, к его глубочайшему сожалению, провернуть всё в одиночку Ватсон бы не смог даже с его вампирскими способностями. Даже если он подожжёт дома, горожане успеют их покинуть, а некоторые строения даже затушить.

Поэтому Джон, до боли зажав голову в ладонях и сильно сцепив зубы, громко рычал – выл – от собственного бессилия, от никчёмности и безалаберности.

***

Это стало – было – настоящим ночным – и дневным тоже – кошмаром Джона на протяжении многих генераций. Изредка спать – или прикрывать ненадолго глаза – и видеть, как отчаянно кричит плачущий и доверившийся ему всей душой и телом «Шерлок», как он сгорает заживо у него на глазах, и не иметь даже возможности как-то ему помочь. «Шерлок» был так молод – ему ещё даже не было семнадцати, чёрт возьми! – а он уже погиб, и всё из-за него, Джона! Это Джон поддался на уговоры – на собственные низменные желания – и обрёк несчастного юношу на такие жуткие мучения.

Ватсон зарёкся в будущем снова пытаться заводить с «Шерлоком» любовные отношения, если те впоследствии – даже после небольшого счастья – доставляют тому такие ужасные страдания и так сильно – невероятно сильно – сокращают его и без того слишком короткую жизнь.

========== Часть 14 ==========

Комментарий к

Основная тема главы:

The Coming of the King – Nox Arcana

(все темы взаимосвязаны)

Временный жанр: исторические эпохи.

Временное предупреждение: многократная смерть основного персонажа.

Джон мучился от своих собственных мыслей, накручивал себя всё больше и больше, и поэтому, когда семьдесят пять лет спустя Связь знакомо натянулась внутри, он почти извёл самого себя. Ему было так стыдно перед прошлым перерождением «Шерлока», что он решил даже не пытаться искать его в этой жизни. Пусть «Шерлок» отдохнёт от него, поживёт в волю, найдёт себе настоящую и безопасную любовь всей жизни и умрёт счастливым лишь в глубокой старости. Едва Джон окончательно пришёл к этой идее и уверился с мыслью, что искать «Шерлока» в этот раз точно не будет, как через полтора года Связь внутри оборвалась. Совсем малыш «Шерлок» умер.

Ватсон испугался, что это из-за его мыслей – из-за его мысленного отказа – умерло очередное перерождение «Шерлока», поэтому тут же, едва осознав это, пообещал самому себе во что бы то ни стало искать его каждый грёбаный раз вплоть до смерти последнего. Он удержит его на расстоянии, не подпустит себя ближе к его сердцу и постели, чем это положено, и даст прожить следующему «Шерлоку» нормальную – человеческую – жизнь.

***

«Шерлок» переродился через восемьдесят лет. За это время много чего изменилось в мире. Как минимум, в вампирском мире так точно.

Слишком большая численность новообращённых, которая росла просто в геометрической прогрессии, пугала всех Высших мировых вампиров. Так что те собрались вместе и порешили поделить мир на части между собой. Каждый из них выбрал себе по основному крупному на тот момент государству и парочке прилегающих к нему маленьких стран, которые собирался в будущем курировать, создал там почти что полноценный политический аппарат и следил за вверенными ему территориями и проживающими там вампирами.

Также были изданы общие для всех вампиров основные непоколебимые законы, которые запрещали обращение, участие в человеческих войнах, геноцид – вампирский и людской, – включали кое-какие детали касательно Связи и многое, многое другое по мелочи. После этого в каждой стране были созданы свои вампирские Бюро и Суд, которые также следили за всеми вампирами любых слоёв и разбирались с неугодными власти, а также с теми, кто не признавал её. Были заключены дружеские соглашения между Высшими мировыми вампирами и людскими правителями, которые также включали в себя положения основных общих вампирских законов и кое-каких людских. Это не уменьшило агрессии между обычными людьми и вампирами, но значительно снизило её.

Так что Джон, когда от него потребовался выбор касательно страны «проживания», без раздумий встал на учёт в Английском вампирском реестре и теперь мог свободно путешествовать между любыми государствами в поисках своей Связи.

В этот раз Джону не повезло, и он не нашёл «Шерлока» ещё мальчишкой, хотя, если так подумать, столь нежный возраст играет Ватсону далеко не на руку. Джон встретился с ним случайно – впрочем, как и обычно, – когда приехал в Данию. Хотя там как раз нарастал очередной военный конфликт, и вампира пустили в страну едва ли не с боем, но он чувствовал, что Связь натянулась максимально сильно – «Шерлок» где-то здесь, рядом.

В итоге они столкнулись на одной из улиц Копенгагена, обменявшись при Встрече уже такими привычными первыми фразами, как самый настоящий пароль-отзыв: «Шея или запястье?» – «Бедро».

«Шерлок», такой красивый лицом и телом, но в весьма потрёпанной, хотя и опрятной одежде, шёл тогда за новой военной формой. Ему исполнился двадцать один год, и его в срочном порядке призвали в армию на разгоравшуюся между Данией и Швецией войну. Хотя – Джон был уверен – в этот раз в «Шерлоке» было что-то странное, но вампир точно не мог понять, что именно. Ватсон просто последовал за «Шерлоком» сначала в воинскую часть, а потом – с разрешения Высших Английских вампиров – и на войну, чтобы там защищать свою Связь.

***

Он не участвовал в военных действиях, не убивал шведов, не спасал датчан, не переворачивал ход конкретной битвы и мировой истории в целом, он лишь прикрывал «Шерлока» – с которым, по итогу, всё равно пришлось познакомиться – от пуль и снарядов, от комьев разлетающейся земли и вражеских штыков. Он тоже был одет в военную форму и поэтому не особо сильно привлекал внимание других солдат, но всё равно разные шепотки и пересуды преследовали их обоих после каждого очередного боя, когда они вдвоём, раненые, но безусловно живые, возвращались порой из самых самоубийственных миссий, на которые их отряд посылали командиры.

Джон всегда – в таком случае – боялся не за себя, а за «Шерлока», которого могли убить, как какого-нибудь трусливого дезертира, который во время сражений отлёживается в безопасном месте, хотя тот отчаянно радел за свою родину, за Данию, и никогда не покидал поля битвы до окончания битвы, просто он не получал почти никакого урона из-за загораживавшего его собственным телом Ватсона. Все сослуживцы считали их обоих настоящими счастливчиками, родившимися в рубахах, когда очередная шальная пуля не сражала их.

В итоге всё получилось слишком глупо и до слёз – «Шерлока», разумеется – обидно. «Шерлок» не дожил до победы Дании над Швецией всего каких-то пару несчастных месяцев, скончавшись у Джона на руках – не во время битвы, не в сражении с врагом, а в самый мирный вечер в тылу – от врождённого порока сердца, который изначально и смутил ничего не понявшего на тот момент Ватсона. «Шерлока» убила ни пуля, ни враг, ни старость. Он умер из-за врождённой слабости собственного бренного тела. Ватсон не плакал, ничуть; плакал, чувствуя свою скорую кончину, лишь «Шерлок», хватаясь за рукава чужой военной формы и шепча потрескавшимися губами о помощи, о спасении, об исцелении от загребущей смерти. Это была одна из самых досадных смертей – в полку потом шептались о том, что удача их покинула, раз даже «Шерлок» всё-таки погиб, – но Джон не почувствовал от осознания этого такой-то сильной боли, как в прошлый – со сгоревшим заживо «Шерлоком» – раз. «Шерлок» в очередной раз умер, а значит, они встретятся вновь, и не стоит так сильно горевать об этом, тем более ему, бессмертному и бесчувственному вампиру.

***

Следующая жизнь «Шерлока» завершилась именно так, как того давно хотел для него Джон – «Шерлок» умер уже от глубокой – хотя и не совсем глубокой – старости. Правда, и Ватсон нашёл его буквально за два года до смерти, а всё потому, что даже не мог представить, куда в этот раз закинуло «Шерлока». Этим местом оказалась Бразилия, тогда ещё колония Португалии.

Джон отправился туда в своих поисках буквально от безысходности. Он чувствовал, что Связь всё ещё жива, значит, и «Шерлок» был жив, но ему уже стукнуло почти шестьдесят шесть, так что времени на Встречу оставалось крайне – чертовски! – мало, «Шерлок» мог до неё даже и не дожить. Но судьба оказалась к ним благосклонна, и через год после высадки на берегах Южной Америки Джон всё-таки нашёл «Шерлока» – старого, немощного, но с сохранившимися чертами былой красоты – в небольшом городке Виаман. Как оказалось, его родители приехали сюда очень давно – ещё до его рождения – из Португалии и осели как колонизаторы в этом городе.

Ещё «Шерлок» рассказывал, что был два раза женат – первая жена умерла от тропической болезни, вторая – от малярии (хотя «Шерлок» не мог тогда знать названия этих болезней хотя бы из своей простой неосведомленности, а также общей их неизученности мировой медициной; он просто рассказал о симптомах, а выучившийся уже потом на врача Джон распознал, в чём была каждый раз проблема); что детей у него от обоих браков нет (возможно, что-то не так с репродуктивной функцией); что в двадцать пять – и ещё несколько лет после этого – он баловался с различными видами травки и наркотиками (расположившаяся не так далеко Колумбия весьма щедро снабжала соседскую с ней Бразилию); что Виаман – это та ещё дыра мира, где он не предпочёл бы встретить старость, но так уж вышло, что все деньги семьи он с дуру отдал какому-то португальцу с корабля, пообещавшему забрать его при первой же возможности в далёкую Европу, а сам просто уплыл; что мир он так и не повидал (даже за пределы Бразилии-то не выезжал ни разу); что всегда хотел быть умнее, чем он есть. И многое, многое другое из своей долгой – насыщенной – шестидесятисемилетней жизни.

И да, оставшиеся два года жизни совершенно не помешали «Шерлоку» вновь до беспамятства влюбиться в вампира, попросив незадолго – всего за пару часов – до смерти обратить его.

– Я нахожусь в трезвом уме и светлой памяти, Джон. Тебе не надо потом винить себя из-за этого. Пожалуйста, сделай это, Джон. Я не хочу расставаться с тобой, я не хочу… я так боюсь умирать.

Джон лишь обнял дрожащего и плачущего старика за плечи и крепко – в мерах разумного для человека, разумеется – прижал к себе, поглаживая эту когда-то буйную кудрявую голову, впервые покрытую теперь жиденькими седыми волосами. А потом пообещал ему на ухо найти его, переродившегося, вновь, в его новой жизни. Плюнул на всё и рассказал старому «Шерлоку» про их Связь, про его прошлые перерождения, про свою долгую – и безрадостную, безэмоциональную – вампирскую жизнь. «Шерлок» молча слушал его, обнимая в ответ и медленно засыпая уже вечным сном. Когда Ватсон ощутил лопнувшую внутри нить Связи, он уложил уже мёртвое тело обратно в кровать, поправил седые волосы и сбившееся одеяло и позвал людей – соседей. На похороны – как и всегда – он так и не остался.

***

Связь возродилась тридцать семь лет спустя – достаточно быстро, если так подумать и сравнить все предыдущие сроки. В этот раз «Шерлока» закинуло не так далеко от Бразилии, правда, теперь уже в Северную Америку, США, штат Джорджия. Да Джон и искал его, по итогу, не так-то долго – на момент Встречи «Шерлоку» как раз недавно стукнуло двадцать три. И он уже был женат в этом возрасте. И у него уже было двое детей, оба мальчика.