Текст книги "Сонм (СИ)"
Автор книги: Болотный маг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Джон и Перри заняли место рядом с Виолой и двумя девочками девяти и тринадцати лет – бледными и грустными дочерьми Гаскойна. Охотница крепче сжала шприц и заранее оголила вену на левой руке, чувствуя странное, почти нездоровое желание влить кровь.
Жажда, желание, известное лишь охотникам, обуревала, пьянила как перебродивший виноград. А дальше – помпа, пафос, торжественная литургия.
Почтенные люди в одеждах Хора прочли хвалу Оедону, принёсшему кровь, а затем слово взяла Викарий Амелия. Хрупкая на вид женщина в длинном белоснежном одеянии, с золотым талисманом-оберегом крови прочла длинную проповедь. Она вещала о птумеру и их дарах, о величии Оедона и Рода Великих, о благословении ярнамитов и их избранности над народами всего мира. А на псалмах об озарении Лоуренса даже у Перри захватило дух, столь сильно было благоговение толпы. Ярнамиты завороженно шептались, кто-то даже завопил в экстазе, славя Оедон, и его пришлось утихомирить, благо без дубинок.
– Слава Великому Оедону! – воскликнула Амелия, воздев руки к небесам.
– Слава! – вторила толпа.
Викарий опустила руки, давая знак дрожащим от нетерпения ярнамитам. Перри даже не заметила, как вогнала шприц в вену, вводя разом всю порцию крови. По телу пробежал приятный жар, щекоча нервы. Каждый вздох, казалось, приносил небывалое насыщение кислородом. Хотелось бегать, прыгать, заниматься любовью – все разом и быстрее, быстрее. Организм налился чистым огнем, и она зажмурилась, чувствуя, как рассасываются все полученные синяки, все ссадины и гематомы, оставляя под платьем лишь чистую, нежно алебастровую кожу и старые линии шрамов. Перед глазами зажглись звезды, мириады разноцветных огней, что манили, окружали, утягивали в прекрасные, непостижимые дали.
– Ах, хорошо, – простонала она.
Эйфория быстро спала, оставив прекрасное настроение и бодрость, что не подарит ни одна, даже самая жаркая ночь любви. Перри оглянулась: все остальные тоже вышли из транса и теперь весело шутили, смеялись и бойко обсуждали свое состояние.
– Поясница прошла! И колени! – воскликнул какой-то старик. – Спасибо Оедону! Хвала ему!
– Кашля как не было! Спасибо Церкви! – весело крикнула девушка в зеленом платье.
Народ зашумел, но охотница никого не слушала. Все внимание было приковано к Виоле. Казалось, ее на красивом лице тридцатилетней дамы отразились все печали этого мира. Девочки тоже помрачнели, хоть и казались бодрее.
Так действует кровь. Она бодрит, опьяняет сильнее опиума, сглаживая острые воспоминания, заглушая боль.
– Я займусь Виолой, – начал Джон, стирая со лба капли пота. – А ты навести Мастерских, поболтай с Хенриком, с Германом… с Марией, – последнее имя он произнес с едва заметной издевкой. – Вы же с ней подруги.
– Очень смешно. Но я поговорю, если у тебя не хватает духу заявиться в Мастерскую после драки с Валларом.
Хеллвей мрачно хмыкнул и поднял взгляд на золоченный пьедестал, где бледные святые женщины уже готовились принять новую партию жаждущих блаженства и исцеления.
Жаждущих крови.
Комментарий к Священная кровь
Да, допущены некоторые расхождения с ЛОРом. Всему виной крайняя неоднозначность некоторых фактов, а также путаница в хронологии. Стараюсь выдерживать максимально возможное соответствие с ЛОРом игры, так что буду рад, если укажите на допущенные, возможно, серьезные промахи.
Людвиг Священный Клинок и охотники белой церкви, одетые в характерные одежды: http://img0.reactor.cc/pics/post/Dark-Souls-%D1%84%D1%8D%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D1%8B-BloodBorne-Ludwig-the-Accursed-3917396.png В фике он изображен в иной одежде, повседневная форма высокопоставленного чиновника должна отличаться от охотничьего церковного наряда, я считаю.
========== Вторжение в сон ==========
Внимание: в диалогах присутствует авторская пунктуация!
Сны всегда были для Перри чем-то большим, нежели набором бессвязных и скоротечных иллюзий, мистическим туманом тающих под утро. Охотница всегда бодрствовала во снах, осознавая каждое движение, каждое действие, каждую мысль, проносящуюся сквозь мириады зеркал, формирующих ее личный мир грез. Эти полупрозрачные стекла, столь мелкие, что едва давали себя разглядеть, сплетались в причудливые геометрические фигуры, пуская в пляс мистические тени, полные потаенного ужаса. Казалось, достаточно протянуть руку, пожелать обрести путь, и сонм фигур вопьется в хрупкую ткань вселенной, раскрывая перед ней мириады видений, недоступных простому смертному. Там, за занавесом геометрически-правильного стекла скрывались, она верила, ее детские грезы, корни коих растут из тех далеких лет, когда родители еще были живы, а в глубинах снов шептали голоса таинственных посланников, ищущих дорогу к разуму ее отца. Там, за незримой пеленой зеркал, таилась звездная истина, столь чудовищная, что осознание ее неминуемо сведет с ума даже самый крепкий, исполненный живой иронией и скепсисом разум. Перри пыталась опустить взгляд, но не было ни глаз, ни ног, ни тела – лишь сонм смутных маслянистых теней, насыщенных едва уловимым пульсом первобытной энергии.
Перри сосредоточилась, желая найти материю в сонме, и реальность отозвалась на ее приказ. Мириады зеркал стали каменными мостовыми, готическими шпилями, пронзающими черное небо Ярнама. Она осознала себя стоящей на середине улицы, где никогда прежде не бывала, где каждый дом, каждая улица казались незнакомыми и чуждыми.
«Что это за место?»
Перри смело зашагала по воображаемой каменной дороге, поглядывая на сплошные стены домов, провожающих ее взглядом черных глазниц-окон. Ни ветерка, ни шепота, ни единого звука.
«Безмолвие»
Перри вдруг услышала скорый топот ботинок по камню и, через пару мгновений, точно из воздуха появился мужчина в черно-красной униформе Бюргенверта. Бледный, длинноволосый, с удивительно мягкми чертами лица и пухлыми щеками – он походил на студента последнего курса, стоящего в двух шагах от зачисления в состав практикантов Бюргенверта. Он не заметил ее, юрко скользнув в единственно открытую дверь.
Недолго думая, Перри последовала за ним, наслаждаясь приятным давлением кожаных ремешков на талии. Охотничий наряд сидел как родной, подогнанный по фигуре плащ слегка шелестел в такт широким шагам охотницы. Она вошла в дом и поднялась на второй этаж, глубоко вдыхая приятный, но несколько резковатый запах пыли, плесени и цветочных благовоний. На втором этаже горел свет, и охотница вошла без стука, следуя праву хозяина. Это ее сон, она здесь богиня.
«Ой ли?»
Перри оглянулась, поеживаясь от нарастающего, безотчетного страха. Стало жарко, дыхание потяжелело, а на коже под броней выступили капли пота. Перри тихо выругалась, скидывая плащ и волчью треуголку. Пила топор соскользнул с пояса и массивная рукоять хитроумного орудия убийства приятным весом отдалась в мускулах.
Жара нарастала и капли пота уже вовсю стекали по лбу, попадали в глаза, отзываясь дискомфортом и резями на слизистой.
«Что за?!»
Вдруг комната растаяла, и охотница оказалась в Ярнамских женских банях, в окружении горячего пара и обнаженных женщин, шумно болтающих о делах, мужчинах и семейных хлопотах, понятных только замужним. Стало невыносимо жарко и Перри не заметила, как сняла с себя доспехи охотника, оставшись полностью обнаженной, в водовороте горячего пара.
– Сон о бане? Такого ещё не было, – хмыкнула Перри, заметив в центре банного зала небольшой прямоугольный бассейн с прозрачными водами.
Девушка без всяких раздумий нырнула в прохладные воды грез, упиваясь каждым мгновением, каждым прикосновением рожденной сном воды к алебастровой, покрытой тонкими шрамами коже. Вынырнула, волосы налипли на лицо – пришлось задвинуть назад, чтобы видеть свое отражение в водяной глади. Маленькие груди, тонкий стан с отчетливыми канатами мышц, превращающий нежное женское тело в сотканное из стали произведение искусства. Перри зажмурилась, вспоминая прикосновения Гилберта, его шепот, его запах. Пусть в Лиге его и называют стариком, пусть смотрят на них с неприязнью, она знает, что он молод, даже слишком молод душой. И определёнными местами тела. Его губы мягче, чем у Джона или Саймона, его видавшие огонь, кровь и пороховые ожоги пальцы грубы, но они знают, как нужно касаться женского тела, чтобы оно заиграло точно гитара, в руках изысканного мариячи, рождая мелодию страсти и желания. А морщины? А больная спина? Кому вообще есть до них дело?
Перри улыбнулась, чувствуя, как отвердевают соски. Стыду нет места во сне. Там, где лишь ее воля формирует реальность, она способна сбросить вуаль нравственности и предаваться самым интимным, самым пошлым и смелым мечтам, не боясь порицания. Чужого, или своего собственного.
«Приди ко мне»
– Скучаешь, куница? – Гилберт появился перед ней, сотканный из фантазий, образов и ощущений минувшего. Перри улыбнулась и прильнула к его груди, касаясь щекой волос, чувствуя биение сердца. Сильные руки легли на плечи, коснулись талии, даря небывалый покой, пополам с ярким огнем ниже живота.
– Не называй меня так. Какая я тебе куница? – хохотнула Перри.
– А кто ты? Милая, куница – одни из самых свирепый, целеустремленных пушных зверьков. Такое свирепое, что лучше бежать и красивое, что не хватает на это сил.
– Гилберт никогда бы так не сказал, – грустно вздохнула Перри. – Он бы передразнил меня. Сказал бы, что я мелкая как грызун и волосатая, где не надо.
– Ну, я ведь не он, ты же знаешь.
– Знаю.
И тут Перри услышала судорожный вздох, явно не принадлежавший ни ей, ни воображаемому любовнику. Девушка медленно отвело взгляд от видения Гилберта вправо и замерла, чувствуя, как волоски на коже встают дыбом. У самого бассейна, на скамье сидел красный как помидор мужик в студенческой униформе Бюргерверта, с железной клеткой на голове. Он пожирал ее взглядом, полным нездоровой похоти, а штаны его бесстыдно топорщились. Взгляды их встретились.
– Кто ты такой? – спросила Перри, чувствуя, как в груди нарастает гнев. Горячий пар исчез, сменившись зловонным паром канализации. Вонь ударила в ноздри, отзываясь спазмами в желудке.
Незнакомец вздрогнул, явно не ожидая, что она обратит на него внимание.
– Не смотри на меня, – повелительно ответил незнакомец. – Делай… что ты там делала. Продолжай.
– Кто ты такой?! – крикнула Перри, сжимая кулаки. Обнаженное тело скрылось за пластинами жилетки, за сукном штанов, за складками плаща, пропитанного кровью. Бассейн не исчез, но, вместо воды в нем была тухлая, густая кровь. – Отвечай мне или я выпотрошу тебя, ублюдок сраный!
Незнакомец побелел.
– Профессор, что-то не так! – крикнул он. – Сон… он не слушается меня!
Перри выскочила из бассейна и потоки крови хлынули на холодный камень.
– Кто ты такой?!
Пила-топор свистнула в воздухе, очертив зловещую дугу и вышибла искры из клетки вусмерть перепуганного студента. Отбросив оружие, охотница схватила бедолагу за грудки и закричала:
– Кто ты?!
– Т-т-т-ты… настоящая?
– Определенно! Сукин сын! Думаешь, можно безнаказанно подглядывать за женщиной?! Да я тебе сейчас яйца оторву, ублюдок!
– О боже! – завопил студент. – Профессор! Профессор это не мой сон! Это чужой сон! Вытаскивайте меня! Вытаскивайте! Быстр… ахх
Перри со всей силы зарядила ему коленом в пах. Стоит ли говорить, что сила у охотницы даже во сне весьма и весьма внушительная. Сердце бешено колотилось, охотница едва сдерживала желание превратить студента в кровавый фарш. Убить, разорвать на части. Ее бы не задело, поймай она подглядывателя в настоящей бане. Все-таки, нет ничего зазорного в пристрастиях мальчиков поглядеть на нагую красоту, но здесь все по-другому. Он вторгся в ее сон, в царство сокровенного, видел-то, чего не должен был видеть, осквернил ее грезы своей дешевой похотью. Это требовало жестокой расправы.
Охотница с силой пнула студента по ребрам и тот взвыл от боли, и, через мгновение, растаял в воздухе, объятый синеватой дымкой. Перри дрожала от ярости и обиды, но, стоило обернуться, как гнев сменился леденящим душу ужасом. Мир вокруг преобразился. Вместо бань – зловонные коллекторы, вместо женщин и девушек – писк громадных крыс, рвущих острыми зубами человеческую плоть, вместо Гилберта, священник в Широкополой шляпе, что смотрел на нее с пугающей ухмылкой на гладко выбритом лице.
– О Оедон, – прошептала она. – Нужно проснуться. Нужно проснуться!
– Миссис Вайпер! – крикнул священник грубым, каркающим голосом. – Ты опять пыталась сбежать? Грязная дрянь, и это после всего, что мы для тебя сделали! Ты будешь наказана!
– Не подходи!
Пила-топор рассыпалась в руках, охотничий плащ сменился серым, заплатанным платьицем. Священник шел на нее, сжимая в руке стальной прут, со следами запекшейся крови.
– Ты будешь наказана, дрянь!
– Проснуться! Проснуться!
В стоках запищали крысы.
– Проснись!
***
Перри раскрыла глаза, полубезумно глядя на встревоженного кучера. Старичок интенсивно тряс ее за плечо, пытаясь вырвать из цепких объятий сна. Охотница вздрогнула и отшатнулась, все еще ощущая зловонье канализации и медный привкус крови на языке.
– Что… что? – пробубнила Перри.
– Вы кричали во сне, – встревоженно ответил старик.
– Да… ох, – охотница пригладила растрепавшиеся волосы и выглянула в окно. Там, под багряным заревом заката возвышалась башня Церкви, чей смысл надежно скрывался от обывателей. Здесь, за тысячами тонн тесанного камня, в тени готических шпилей и тревожащих, внушающих трепет стату, скрывалась темнейшая тайна великого Ярнама – мастерская Германа.
Перри расплатилась с тревожным кучером и, ловко спрыгнув с подножки, двинулась в сторону скрытых ворот. Серый охотничий плащ тихо шелестел в такт каждого шага. Волчья треуголка с шелковым платком скрывали ее лицо от хмурого, церковного караула – рослых ярнамитов в широких шляпах, вооруженных увесистыми ружьями работы Пороховых бочонков. Один из них встретил ее у ворот.
– Пароль, – донеслось из-под широкополой шляпы. Перри на миг представила, что будет, если она ошибется. В лучшем случае он пинками погонит ее прочь, в худшем выхватит окованную сталью дубинку, отмудохает до кровавых соплей и притащит к церковному смотрителю.
– Близится охота, открывай двери, – холодно ответила Перри, демонстрируя прикрепленный к кожаной жилетке значок Лиги. – И поживее.
Вместо пароля – дежурная фраза, подкрепленная демонстрацией значка. Охранник кивнул и крикнул:
– Открывай!
– Как делишки кстати, Торн? – хмыкнула охотница.
– Да все так же, – отмахнулся охранник.
Дверь со скрипом раскрылась и Перри юркнула в проем, вдыхая знакомый запах свернувшейся крови, пороха и жженого сахара. Путь к Мастерской отыскать непросто, сперва нужно пройти целый лабиринт деревянных помостов, мрачных каменных коридоров, но Перри знала дорогу, а потому проплутав всего около двадцати минут оказалась у скромных, всегда открытых дверей. Раскрыв которые, она оказалась в уютном парке, опоясывающем невысокий готический собор.
По ушам ударил звон молотов, шипение механизмов и веселый, но меж тем напряженный гомон охотников. Перри опустила маску, сняла волчий колпак, и каменная дорожка повела ее в сторону собора, где уже во всю шла подготовка к охоте.
У распахнутых ворот в мастерской нервно переговаривались двое. Высокая блондинка в новеньком сером плаще и цилиндре, и хмурый мужик в точно такой же одежде. Перри улыбнулась, вспоминая, как впервые надела новенькие доспехи и плащ охотника. Хоть в составе охотников Мастерской она охотилась недолго, те дни все равно были одними из лучших воспоминаний в ее жизни.
Услышав шаги, блондинка обернулась, холодные, стальные черты оживились, глаза сверкнули, тонкие губы изогнулись в добродушной улыбке.
– Перри! – воскликнула Генриетта. – Какими судьбами?
– Да вот, решила навестить, – хохотнула охотница и, подойдя к подруге, поцеловала ее в щеку.
Валлар изогнул бровь.
– Привет, Валлар, – хмыкнула Перри.
– Здравствуй, «Куница». Какими судьбами?
– Дело Лиги, – отмахнулась Перри. – Как у вас дела, ребята.
– Да как всегда, – хмыкнула Генриетта. – Охотимся. Слушай, говорят, Гилберта потрепали на охоте?
– Да, немного. С ним все будет хорошо, не волнуйся, – слегка неуверенно ответила Перри, вспоминая размеры раны старика. В больнице на него было тяжело смотреть, но Генриетта, все же, была права. С ним все будет хорошо.
– Мы тут все по тебе скучаем, – хмуро добавила Генриетта. – Без тебя наша маленькая женская группа поизмельчала. Бросила меня одну с этими двумя клушами. Мне с ними даже поболтать то и не о чем!
Перри виновато вздохнула. Она понимала, о ком идет речь. Мастерская вела индивидуальный набор, в основном из тех, кого Герман знал лично. Еще до того дня, как благодетельная кровь привела Ярнам к величию. Все они – мужчины, расхитители гробниц птумеру, суровые авантюристы вроде Гилберта и пропавшего без вести Олека. Женщин не брали, по вполне понятным, хоть и неприятным для Перри причинам. Лишь с расцветом Церкви женщины перестали быть собственностью мужчин, ограничиваемые ролью домашних клуш. Этому, во многом поспособствовал тот факт, что все видные должности в Церкви Исцеления разделили между собой измененные кровью женщины. Ведь, как выяснилось, женский организм куда более гибкий и почти безболезненно воспринимает порожденные кровью трансформации. Когда мужчин корежит, заставляя кататься по полу в агонии, женщин лишь слегка мутит. К несчастью, предубеждения и патриархальные традиции это не нивелирует.
Потому среди охотников Мастерской числилось всего четыре женщины. Перри Вайпер, Генриетта Сфоца, Мария Ленге и Грация. Бывшая монашка, дочь разорившегося сапожника, родственница королевы и здоровенная доярка, широкая в плечах и ростом под метр-девяносто.
– Как поживает ублюдок из Кейнхерста? – ухмыльнулся Валлар.
– Все еще злится на тебя.
– Еще бы.
– Так! – вмешалась Генриетта. – Ну-ка хватит обсуждать драки! Перри, мы, конечно, рады тебя видеть, но у нас охота на носу. Разве ты не должна быть с ребятами из Лиги? Прочесывать улицы?
– Не сегодня, – вздохнула Перри. – Я ищу Хенрика.
– Ааа, Вальтер, значит, тоже на изжоге, да? – спросил Валлар.
– Да он всегда на изжоге, – усмехнулась охотница. – Забыл?
– Хенрика здесь нет. Он уехал часа три назад, Гаскойна искать.
– Черт!
– Не расстраивайся, подруга, – успокоила ее Генриетта. – Герман сейчас здесь. Он наверняка знает, где сейчас «Франт».
– И Мария здесь? – напряглась Перри.
– Нет, ее вызвали в Кейнхерст… семейные дела. А что?
– Ничего, – отмахнулась охотница. – Ладно, пойду поболтаю со старичком.
Герман, как и всегда, корпел над столом инструментов. Длинный черный плащ с высоким воротником трепал свистящий сквозняк, старый цилиндр скрывал под собой ниспадающие на плечи седые волосы. Он казался старым, слишком старым для своих лет. Всего шестьдесят три – для ярнамитов, даже в глубокой старости сохранявших прекрасное здоровье – это не срок.
Рядом с ним, за такими же столами трудились и другие охотники. Проверяя исправность механизмов, смазывая шестеренки, заготавливая порох и ртутные пули. Как только Перри вошла все оживились, но приветствия не длились долго. Охота приближалась, а потому радостно встречавшие подругу охотники быстро возвращались к своим делам. Герман смазал крепление клинка погребения – огромной боевой косы. Страшное оружие щелкнуло, а по изогнутому лезвию пробежал алый блик умирающего солнца. Перри поежилась, вспоминая истории о том, как именно это оружие попало к Герману, на самых ужасающих ярусах древнего Лабиринта Птумеру. Перри глубоко вдохнула и сказала:
– Добрый вечер, Герман.
Через двадцать минут Перри покинула Мастерскую, тепло попрощавшись с Генриеттой. На лице ее виднелась улыбка, но на сердце тянуло от досады. Общение с Первым охотником принесло лишь чувство вины, ощущение того, что она предала их дело, уйдя в Лигу. Герман не говорил так, даже не намекал и был в целом вежлив, но в его глазах ощущалось разочарование. И хоть Перри Вайпер все еще была уверенна в правильности своего выбора, чувство вины скручивало сердце в фарш.
Хуже всего то, что никто из охотников ничего не знал. Германа исчезновение Гаскойна не очень тревожило, а вот реакция Хенрика – другое дело. Они даже разругались, после чего знаменитый «Франт» ушел, хлопнув дверью. Однако, из краткого пересказа возбужденных речей Хенрика стало ясно: он что-то нарыл.
Темнело, и у охотницы осталось еще одно незаконченное дело. Хенрик ушел прочесывать Вест-Оедон. И, возможно, именно там и отыщутся ответы. А пока что путь вел ее домой к Хеллвею. Именно там они и начнут свой ночной рейд.
– Интересно, что нарыл Джон?
***
– Простите что не налью чаю, мистер Хеллвей. Я просто…
– Ну что вы, все в порядке мисс Гаскойн, – утешил ее Джонатан. – К тому же я не люблю чай.
Виола тяжело опустилась в кресло и, достав белый платочек, принялась отирать блестящие от слез щеки. Дверь в детскую чуть приоткрылась и на охотника устремился взгляд двух пар испуганных детских глаз.
– Когда вы появились, я едва не лишилась чувств. Мне показалось, вы принесли весть о его смерти.
– Когда вы видели мужа в последний раз?
– В ночь охоты. Я собирала его в дорогу, как и всегда. Он так часто забывает пули, мне приходится привязывать ему мешочек на пояс чтобы… чтобы…
– Миссис Гаскойн, мне нужно знать, не говорил ли он о том, куда направляется?
– Нет… нет он шел на охоту, как обычно.
– Хоть что-нибудь. Странные фразы, нервозность, задумчивость? Был ли он чем-то обеспокоен? Миссис Гаскойн, нам нужно знать все.
– Я же сказала, ничего… хотя постойте, – Виола вдруг встрепенулась и, вскочив с кресла бросилась к шкафу. Загромыхали полки, зазвенела стеклянная утварь, бесцеремонно расталкиваемая точно одержимой женщиной. Через миг Виола вытащила небольшую тетрадь в потертой обложке и дрожащими от перевозбуждения и страха руками протянула ее Джону.
Охотник аккуратно принял тетрадь, стараясь не повредить и без того ветхую кожаную обложку.
– Что это?
– Старый блокнот! Он доставал его тогда, я видела! А раньше он просто пылился здесь.
– Вы читали его? – спросил Хеллвей, аккуратно отстегивая заклепку.
– Нет-нет, что вы! Я никогда не залезу в записки мужа! – возмутилась женщина.
– Простите, не хотел вас обидеть.
– Ничего, просто… вдруг там есть что-то.
Джон раскрыл тетрадь. С Пожелтевших от времени страниц на него уставились вереницы букв, целые абзацы, написанные на верхатском, возможно, еще в те дни, когда отец Абрахам Гаскойн служил проповедником в Дрейдене. Джона поразили удивительно мастерски исполненные рисунки графитом, иллюстрирующие разное. Странные существа, соборы и здания, портреты что казались удивительно живыми.
– Абрахам в юности был художником, – болезненно пояснила Виола и слезы вновь скатились по щекам. – Он учил Кэтрин рисовать.
Джон перелистнул на последние страницы. Все такие же ветхие, они несли следы относительно свежих чернил и, казалось, даже пахли ими. Рисунок, исполненный на последней странице заставил Хеллвея застыть. Это был набросок человека в полный рост. И не просто человека, а охотника. Рисунок был менее искусен, нежели другие и явно создавался в большой спешке, но даже при этом отчетливо угадывались длинные полы и воротник пальто. Но вот на голове, вместо колпака был капюшон с редкими штрихами на лице.
«Железная маска, охотничий плащ. Любопытно»
– Миссис Виола, вам знаком этот человек? Видели его прежде?
– Дайте-ка.
Виола взяла тетрадь и внимательно пригляделась. Хеллвей напрягся, ожидая отказа, но внутренне надеясь на подтверждение.
– Я не видела, но…
– Но что?
– Кесси, малышка, иди сюда!
Дверь раскрылась и в комнату нерешительно вошла девочка в салатовом платье. Джон легонько хмыкнул, отмечая поразительное ее сходство с матерью. Те же волосы, те же глаза, разве что нос несколько больше – явная черта жителей северных регионов королевства Фой, Дрейдена и Мархольмберга.
– Милая, посмотри на картинку. Этого дядю ты видела?
Девочка бросила взгляд на рисунок и кивнула.
– Знаешь его?
– Нет сэр.
– Где ты его видела?
Девочка опустила взгляд.
– Ну же, милая, не бойся. Расскажи все дяде охотнику то же, что рассказала мне. Он не расскажет папе.
– Я… ночью мне не спалось, я сидела у окна и увидела, как они проходили по улице.
– Они?
– Они. Папа запрещает мне смотреть ночью в окно, и я притаилась за занавесками. Они мня не видели.
– Что они делали?
– Ничего, сэр. Просто шли. Быстро шли, а у одного, который самый был высокий, на плече висел большой мешок… вот.
– Они были вооружены?
– Я… вроде нет, сэр.
– Вроде?
– Не волнуйся, Кесси, – Виола приобняла девочку за плечи.
– Ну… у одного в руке был шарик на палке.
– Шарик на палке? – Хеллвей поднял бровь.
Девочка кивнула.
– Ну хорошо, – выдохнул Джон. – Хоть что-то.
Виола спровадила девочку в детскую и, плотно закрыв дверь, спросила надевающего плащ Джона:
– Вы найдете его?
– Мы сделаем все возможное, миссис Гаскойн. Это единственное, что я могу вам обещать. Но не отчаивайтесь. Ваш муж – самый крепкий церковный охотник на моей памяти. С ним все будет хорошо. Я верю в это.
– Спасибо вам.
Солнечный день сменился янтарным заревом заката. Толпы народа шли по извилистым улочкам Ярнама домой. После тяжелого рабочего дня наступал момент хорошенько надраться и заснуть, скрываясь в алкогольном угаре от таящихся в ночи кошмаров. Охотник отошел от дома Гаскойна и широким шагом двинулся вдоль каменных мостовых, не поднимая сосредоточенного на мыслях взгляда с каменной кладки.
Он так погрузился в мысли, что едва не сшиб молодую женщину в синем суконном платье. На миг охотник отвлекся, глядя на розовеющие от возмущения щечки, на колыхающиеся на ветру черные локоны. Все же, нет в мире более красивых и статных женщин, чем ярнамитки. Высокие, розовощекие лишенные следов ожирения, сверкающие чистотой идеально здоровой кожи, где косметика не скрывает недостатки, но подчеркивает достоинства. Те, что принесла целительная кровь.
Но, едва та покраснела и скрыла глазки за шляпкой, как в память вновь ворвались охотники в железных масках. Джон поежился, и мостовая повела его мимо сети главных акведуков, сквозь городские псарни, пахнущие животными и оглушающими лаем, на главную улицу. Туда, где можно было взять кэб до своего дома, где Перри должна его ждать.
Виола не разрешила взять тетрадь с собой, потому Джонатану пришлось поработать пером и чернилами, тщательно перенося на свежий лист бумаги неведомые закорючки. Верхатский он не понимал, но знал, как минимум, пятерых, кто знаком с языком торгового союзника Ярнама. Четверо – охотники, а пятый, на котором и остановился выбор – ученый Бюргенверта, стареющий чудак Кэрил. И, когда солнце сядет, они нанесут ему визит.
Хеллвей поднял взгляд на небо.
– Это будет чертовски долгая ночь.
Комментарий к Вторжение в сон
Внешний вид охотницы мастерской. Но штаны не кожаные а суконные и необтягивающие, а оружие примерно в три раза меньше размером, хоть выглядит и так же: http://img0.reactor.cc/pics/post/BloodBorne-iltusa-BB-art-4699640.jpeg
Пила-топор в разложенном виде: http://img1.reactor.cc/pics/post/%D0%98%D0%B3%D1%80%D1%8B-%D0%9F%D0%B8%D0%BB%D0%B0-%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D1%80-saw-cleaver-BloodBorne-4752337.jpeg
Ночной Ярнам и потрепанный охотник. Картинка огонь))) : http://img0.reactor.cc/pics/post/BloodBorne-Dark-Souls-%D1%84%D1%8D%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D1%8B-DS-art-4490894.jpeg
Вальтер, глава Лиги: http://img1.reactor.cc/pics/post/Valtr-Beast-Eater-BB-%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%B6%D0%B8-BloodBorne-Dark-Souls-3778493.jpeg
========== Схватка в ночи ==========
Агата судорожно вздохнул резкий запах ладана, пота и перегара. Больше не слышались шумные голоса, не звенел колокол, не хихикали девушки и не резвилась бойкая детвора, играющая в догонялки среди ценных ваз и внушающих трепет статуй Великих. Повисла благословенная тишина, что всегда ходит под руку с темной ночью.
Но даже во тьме должен гореть свет Великих, и работа Смотрителя – вечно поддерживать его, зажигая свечи, расставляя благовония. Агата щелкнул огнивом, и последняя свеча вспыхнула оранжевым огоньком, добавляя немного света в Ярнамскую ночь. Ночью в часовне одиноко, и в зажигании света слепой Агата находил некий благой символизм. Его считали слепым, заглядывая в глубину белесых глаз. Но он видел. Не глазами, но нюхом. Видел запахи – послушать так бред, но Агата благодарил Оедона хотя бы за такое благословение измученного калеки.
– Скажи, о Великий Оедон, – прошептал смотритель. – Были ли дары, принесенные тебе достойны? Заслуживают ли эти добрые люди твоей милости?
Вдруг тишину разорвал отдаленный вопль и грохот мушкета. Где-то засвистели пули, вгрызалась в плоть зазубренная пила, а то и секира и кровь густым потоком хлынула на холодный камень. Агата воздел слепые глаза на потолок, где сквозь каменные своды и деревянные балки пробивалось тусклое сияние Космоса. Шепот Оедона, доступный лишь способным услышать. Тем, кто служит беззаветно, отринув корысть и эгоизм.
– Великий Оедон. Отец Всего Сущего, Великий шепот во крови. Молю, подари им покой. Утихомирь зверя их душ.
Вой стих и острый слух слепца уловил отдаленные крики, полные злобы и угроз. Вновь прогремел выстрел, испуганно завизжала женщина, закричал младенец, разбуженный ночной охотой. Крохотные ручки потянулись к соске из хлебного мякиша. Чистая душа, чистое сердце, не тронутое пороками человечества. Агата позволил воображению нарисовать картину охоты. Мрачных мужчин в волчьих треуголках, стареющего Германа с громадной косой и умирающее создание у его ног.
– Великий Оедон, благослови добрых охотников, – прошептал смотритель. – Рожденных в крови.
Складки алой мантии затрепетали, массивная дверь скрипнула и Агата увидел запах дешевого рома, топлива и ружейного пороха. Увидел запах крови, пропитавшей длинный черный плащ.
– Здравствуй, добрый охотник, – вежливо обратился к гостю Агата. – Можешь передохнуть, отложить оружие. Здесь безопасно.
Охотник тихо опустился на лавку, храня молчание. Смотритель чувствовал его боль, его усталость и не стал докучать расспросами. Он уже давно привык к ночным визитам охотников. Кто-то заходил помолиться Оедону, кто-то просто передохнуть, а кто-то перевязывал раны, выливая из пузырьков в иньектор и вкалывая благодетельную кровь.
Иногда заходили бочонки, усиленно вычищая ружья и дробовики, заряжая патроны в пулеметные ленты. Иногда, заходили охотники Черной Церкви, расспрашивая о приходе. Агната рассказывал, кто из молившихся был безумнее, агрессивнее обычного и церковники проверяли их. Но сегодня, впервые за полгода, его посетили охотники Лиги. Пришли с первыми сумерками и долго расспрашивали о добром отце Гаскойне. Хороший, добрый человек – пропал. Агата рассказал им то же, что и Хенрику. Передал слова о фигурах в стальных капюшонах, о странных охотниках-похитителях. Он пожелал им удачи. Особенно девушке, пахнущей карамелью.
