Текст книги "Терапия (СИ)"

Автор книги: Богиня_Иштар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Имею все основания уже это сделать, Грейнждер. Если бы не твой лохматый лучший друг, сидела б ты с Локхартом да Лонгботтомами по соседству. Мягкие стены, все дела. В Мунго дико обрадовались моему выходу на работу и возможности спихнуть подобных пациентов в новое отделение с диковинным названием «Психиатрия». Кроме того, не припомню, чтоб ты хотя бы раз пыталась покинуть этот дом. Да хотя бы эту спальню. Если ты забыла, именно поэтому мне нужно тратить своё время на тебя, чтоб при помощи терапии ты наконец поняла, что…

– Ты думаешь, я НЕ понимаю, что моё состояние далеко от нормы? Малфой, я, вероятно, потеряла должность и стала темой номер один для сплетен в Министерстве.

– Ну, – он странно замялся. Будто бы немного… виновато? – Видишь ли, когда я говорил, что Поттер уведомил твоё руководство, я не совсем точно дал тебе понять…

– Нормально объясни, – говоришь с угрозой. Имея дело с Малфоем, всегда важно искать подвох, ведь бывших слизеринцев не бывает. – Ты сказал, моё начальство в курсе, что я практически недееспособна, так?

– Говоря «руководство», я имел в виду только Кингсли. Остальные считают, что ты в длительном отпуске.

– Кроме Гарри и министра никто не знает?

– Поттер не хотел, чтоб поползли слухи и…

– На кой-чёрт ты врал мне, Малфой? Я же…

– Я думал, небольшая встряска поможет тебе быстрее взять себя в руки. Осознав, что твоё бездействие имеет последствия, ты могла бы попытаться справиться со своим состоянием. Но этого не произошло. Я был уверен…

– Так ты ошибся, мудак. Я ведь уже поставила крест на своей карьере. Мерлин! А ты не думал, что зная о том, что не всё похерено на работе, я бы быстрее «осознала своё бездействие»?

– Это злость, Гермиона? Ты на меня зла?

От звука своего имени, произнесённого голосом Малфоя, ты замолкаешь, словно на тебя наложили Силенцио. Глубоко вдохнув, ты задумываешься над его вопросом. Ты хотела бы действительно разозлиться на него, но нет. Едва различимая вспышка раздражения, никак не злости, моментально угасает.

– Потому что злость явно лучше апатии, – продолжает он, но ты обрываешь его монолог, отрицательно качнув головой.

– Ты прав. Мне давно без разницы на свою работу. Возможно, годы. Узнав от тебя, что всё практически потеряно, я ощутила тень облегчения. Но слишком незначительную, чтоб даже отдать в этом себе отчёт.

– Поттер сделал всё это ради твоего же блага. В надежде, что твоё состояние всё-таки изменится. У него не было гарантии, что ты не заявишься на работу мертвецки пьяной, как когда…

– Он и это тебе рассказал? – почти смешно, что Гарри доверился Малфою. Доверил ТВОИ секреты Малфою.

– Только не говори, что я и тебе должен пояснять о политике конфиденциальности между врачом и пациентом.

Он ещё долго втолковывает что-то о врачебной тайне, о возможности заключить Непреложный обет, о том, что тебе нужно выговориться… Но ты слишком устала и хочешь спать. Глаза слипаются сами собой, и, вновь открыв их, ты уже не видишь Малфоя рядом.

***

– Просыпайся, Грейнджер, – легко трясу её за плечо.

Кости кажутся птичьими, даже через грубую ткань нелепой бордово-жёлтой пижамы. Она словно пустая внутри, и я говорю о сугубо физиологических качествах. Слишком тонкие руки, лёгкие кости, ещё немного – и у неё может развиться анорексия.

Из-под курчавой гривы неприлично запутанных волос слышится слабый недовольный стон.

– Давай же, мы поговорим, а потом я дам тебе необходимое зелье, – отхожу от постели, занимая уже привычное кресло с убогой обивкой песочного цвета.

– Я думала о нашем прошлом разговоре, Малфой, – бормочет она, не открывая глаз. – И у меня два вопроса. Во-первых, как дела у родителей Невилла?

– А во-вторых?

– Но ты не ответил на «во-первых», – веки медленно приоткрываются, и она по-детски трёт глаза, окончательно просыпаясь.

– Врачебная тайна, помнишь?

– Глупости, мне-то ты можешь сказать.

– Тебе-то я могу сказать, лишь то, что тема моей докторской звучала как «Неизлечимое психическое расстройство личности в результате сильной психологической травмы на примере…». Сама догадайся на чьём. И о чём в данном случае говорит слово «неизлечимое» тоже.

– И как магглы отнеслись к существованию Круцио? – невероятно, но я, кажется, рад видеть ухмылку на её измождённом лице.

– И да, я изрядно задолбался адаптировать этот случай под маггловский.

– Хвалёная слизеринская изворотливость, – говорит она на выдохе, снова закрывая глаза.

– Мы называем это гибкостью. Тебе с Поттером было бы неплохо ей научиться разнообразия ради. И каким будет «во-вторых»?

– Ты сказал, что тратишь своё время здесь, с чем я согласна. Я уже принимаю твои лекарства. Не думаю, что ТЫ способен понять МОИ проблемы, так давай не будем.

– О нет, Грейнджер, мы будем. Будем, потому что, несмотря на твою любовь к Обливиэйту, я единственный в Лондоне человек, которому не придётся стирать память после сеансов терапии с тобой. Ты считаешь, я не знаю, каково это – потерять близкого человека?

– Самоубийство Люциуса, – говорит она бесцветным голосом, потупив взгляд, будто бы отвечая на так и не прозвучавший вопрос.

– Ты сказала, дело не в разводе, верно? Так в чём? Не вынуждай меня брать у Поттера разрешение на применение Легилименции к тебе. Мне важно знать не только, ЧТО у тебя произошло. Важно знать твоё к этому отношение. Позволь мне попробовать помочь.

– Послушай, мне жаль, что твой отец мёртв. Мои родители живы, но они даже не знают о моём существовании, да ты, кажется, уже в курсе этого. Я честно не знаю, чья ситуация хуже. Я смирилась с этим много лет назад. От того, что подобный тебе залезет в мою голову, Малфой, лучше не станет. Как кто-то вроде т…

– Ну не знаю, мисс Мои-Проблемы-Важнее-Чем-Что-Бы-То-Ни-Было-В-Этом-Чертовом-Мире! Как же кто-то вроде МЕНЯ, вдовца, в одиночку воспитывающего сына, может понять твою внезапную ненависть к жизни! Откуда мне, заботящемуся об умирающей матери, наполовину сироте, знать, что значит нежелание вставать по утрам? – ну вот… я снова сорвался, охренительно! – Разница между нами действительно огромна, Гермиона, – прикладываю максимум усилий, чтобы взять себя в руки и звучать спокойно. – Ведь мне хватает изворотливости день ото дня приходить на работу, не вызывая у людей сомнений в том, что я нормален. Дай мне возможность научить этому тебя! Если ты переживаешь, что аморальный Малфой узнает о твоих жалких секретах и личных драмах, так включи уже свой долбаный мозг, – нет, звучать спокойно – это не ко мне. – Я, бывший Пожиратель Смерти, положивший годы работы на восстановление своего имени в глазах магического сообщества, не только потеряю практику, являющуюся трудом всей моей жизни. Я ещё и лишусь яиц, которые Поттер несомненно оторвёт мне, если я каким угодно образом тебя скомпрометирую.

Она долго смотрит на меня своими огромными глазищами, переваривая информацию. Если она упрётся, видит Мерлин, передам её какому-нибудь маггловскому специалисту, и пусть сама следит, чтоб не нарушить закон о неразглашении или не залететь в их дурку на ПМЖ. Всё под личную ответственность Поттера. С меня довольно.

– Хорошо, Малфой, – наконец выдавливает она. – Завтра я попробую.

========== часть 5 ==========

Бесшумно вхожу в изрядно надоевшую мне спальню Грейнджер. Естественно застаю её спящей, несмотря на то, что сейчас около двух часов пополудни. Одеяло скомкалось где-то в её ногах, спутанные кудри скручены в небрежный пучок. Она дышит спокойно и размеренно, и я зачем-то замираю у постели, наблюдая, как под бледными веками бегают глазные яблоки. Край пижамной кофты в гриффиндорской расцветке немного задрался, оголив тонкую, алебастрового цвета кожу. Чувствуя себя извращенцем, глазею на неестественно худую фигуру ещё с полминуты и только потом аккуратно трясу её рукой.

– Просыпайся, Грейнджер, что снилось?

Она, вяло ворочаясь, с трудом открывает глаза.

– Будто бы я силилась отдохнуть на мягком облаке, но какой-то чмошник меня разбудил, назвав по девичьей фамилии… ах да, кажется, это уже был не сон.

Закатываю глаза, пытаясь скрыть, что доволен проснувшимся в ней чувством юмора, пусть то и направленно против моей скромной персоны.

– Реальность – то ещё дерьмо, ага, – подначиваю я. – И в этой реальности тебе ещё долго предстоит пользоваться «девичьей» фамилией. Думаю, не лишним будет сесть, – демонстративно присаживаюсь в уже привычное кресло. – Нас, конечно, ждёт долгая беседа, но меня изрядно задолбало смотреть на то, как ты лежишь.

Она фыркает, но всё же поднимается. Удобней усевшись в разобранной постели, она проглатывает зевок, стараясь быть серьёзной.

– Малфой, насчет этой беседы…

– О нет-нет-нет, Грейнджер. Даже не думай идти на попятную, мы договорились.

– Я не уверена, что смогу.

– Я же сказал, не веришь мне – доверься Поттеру.

– Что, если то, о чем я могу рассказать, не понравится Гарри?

– Настолько, что он предпочтет твои интересы моим? Брось! Кроме того, я уже миллион раз объяснил, что не стану нарушать колдомедической клятвы. Считай меня гинекологом своей души. Отбрось стеснение и раздевайся.

– И… – задумчиво тянет Грейнджер, – обнаружив у меня ЗППП, ты не поставишь меня на учёт в кожно-венерологический диспансер для душевнобольных?

– Мне кажется, ты пытаешься выжать из этой метафоры больше, чем следует. У тебя что, роман с Поттером?

Она испуганно округляет глаза, затем отрицательно качает головой.

– Потому что начнём мы всё равно с твоей семьи. И я сейчас говорю о родителях.

– Не понимаю…

– Видишь ли, – достаю из рукава палочку, подметив, что она легонько дрогнула, – зачастую у человека есть три социальных сферы взаимодействия.

Взмахом волшебной палочки рисую в воздухе тройку небольших цветных кругов – зеленый, синий и желтый.

– Это отношения с родственниками, – подталкиваю левый круг, и в нём вспыхивает слово «родители» зелёным цветом. – Отношения с партнёром и… детьми. Хотя иногда это две разных сферы, – проделываю то же с желтыми кругом справа, подтолкнув его к центру, чтоб он частично пересёк зелёный. – И, например, работа, – соединяю все три кольца так, чтобы они имели общую зону в центре, которую окрашиваю красным. – Мелкие неурядицы, или же серьёзные проблемы, в каждой из областей порождают приступы меланхолии или депрессию, но когда трудности есть по всем фронтам – результатом может стать глубокая депрессия с приступами апатии. Поэтому мы начнём с самого начала. Расскажи о том времени, когда решила стереть родителям память.

– Я не собираюсь…

– Нет, ты собираешься, – перебиваю безапелляционным тоном. – Потому что иначе я положу тебя на стационар.

– Я расскажу о своей семье, если ты расскажешь о своей, идёт? – она протягивает мне руку, чтобы скрепить предложенную сделку.

– Это неуместно, и ты сама об этом знаешь.

– Но только так я смогу быть уверена. Давай же, я никому не скажу о твоих скелетах, если и ты не расскажешь о моих.

Чёрт! Сучка всё ещё предприимчива, несмотря на своё состояние. В какой-то степени это даже вызывает уважение. Что ж… Малфои всегда сумеют выкрутиться, обещать ведь не значит жениться? Нехотя протягиваю руку, взяв небольшую, тёплую ото сна ладошку в свою. Пожимаю её и… Твою ж мать! Руки озаряет светло-голубым свечением. Магический контракт! Блядь! Губ Грейнджер касается лёгкая улыбка, а я едва сдерживаюсь, чтоб не рычать от злости.

– Что ты хотел узнать? – елейным голоском она пытается меня раздраконить.

Только бы не сорваться… Ты профессионал, Драко, успокойся.

– Обливиэйт. Причины, следствия, твои эмоции. Просто начни, а я направлю.

Тяжело вздохнув, Грейнджер закусывает губу. В школе я замечал за ней подобную привычку, но может, мне только кажется.

– Я должна была помочь Гарри найти крестражи. Маму с отцом нужно было обезопасить. В то время я была под сильным впечатлением, узнав о Легилименции и прочих умениях тёмных магов.

– Но ты могла бы просто отослать их подальше, всё объяснив…

– И если бы их всё же нашли, уверившись в том, что я их дочь…

– Нам стоит перестать прерывать друг друга. Ты права, – приподнимаю руки в жесте капитуляции. – Я не собираюсь осуждать или винить тебя. Ты знала, что это необратимо тогда?

– Нет. В тот момент цель оправдывала средства. Я была уверена, что необратима лишь Авада. В какой-то мере, я просто запретила себе думать о них, о возможных негативных последствиях, сосредоточившись на… другом. Возможно, тому виной опыт использования хроноворота…

Задумчиво глажу себя по подбородку. Так или иначе, всем известны невероятные приключения «Избранного и его команды», начиная с их первого курса. В секрете оставили лишь несколько моментов, где троица нарушала магические законы во благо светлого будущего. Но, может, это лишь слухи…

– До этого у вас с родителями были сносные отношения?

– Ну, мы иногда не сходились во мнениях, как и все люди. Но в целом они всегда меня поддерживали. Немногие родители-магглы будут рады тому, что их единственный ребенок должен принадлежать иному, совсем незнакомому миру. Но увидев, насколько меня это захватило, они смирились с текущим положением вещей.

– Ты пыталась снять заклинание?

– Это тупой вопрос, Малфой. Конечно я пыталась. И Гарри тоже, и МакГонагалл… После каждого безуспешного случая необходимо было вновь подтирать их воспоминания. В конце концов я оставила эти попытки, убедившись, что мама с папой счастливы там, где есть сейчас.

– Тебе было обидно, что родители способны быть счастливыми без тебя?

– Нет, Мерлин, они же не помнят обо мне! – она бросает на меня яростный взгляд, но через секунду всё же задумывается над вопросом: – Не знаю. Я привыкла винить во всем себя, а не их. Конечно, будь они откровенно несчастливы, я имела бы лишний повод искать возможность вернуть им память… Но родители завели собаку, обосновались в Австралии, открыв там частную практику…

– Так, стоп. Винить себя – бесполезная и глупая затея.

– Да, но… – в глазах Грейнджер появляются слёзы, и это, должно быть, неплохой знак.

– Никаких «но». Ты сделала что сделала. Игра стоила свеч, и они счастливы.

– Но я нет!

– У всего есть своя цена. Ты знаешь это.

– Ты не помогаешь.

– А я и не должен. Не так, как ты себе придумала. Жизнь – не прогулка в парке аттракционов. Скорее чреда психологических травм и их последствий. И в ситуации, которую мы не можем изменить, Грейнджер, следует изменить собственное к ней отношение.

– Мне порадоваться, что собственноручно лишила себя родных?

– Принять. Знай ты, что последствия будут такими, ты приняла бы иное решение?

– Я не знаю, – она опускает голову, впившись пальцами в простынь так, что костяшки белеют.

– Так подумай. В тот момент, имея ту же информацию, за исключением последствий действия Обливиэйта, что бы ты решила?

– Наверное, то же.

– Ведь ты хотела защитить их, верно?

– Да, на девяносто девять процентов я сделала это ради их защиты.

– А на оставшийся процент?

– Мне не хотелось рассказывать им обо всём. Я боялась, что они не поймут, не отпустят меня. Если б не Локонс, я бы не знала о заклятии Забвения и не научилась бы Обливиэйту. Если б не магия, я не была бы вынуждена скрываться в свои восемнадцать… Десятки этих «если» заставляли меня в своё время не спать ночами и бояться… бояться, что если б я рассказала родителям обо всем, они попросили бы меня остаться с ними в мире магглов.

– И ты бы согласилась, – не вопрос, утверждение.

Слёзы все-таки потекли по щекам Грейнджер.

– И я бы не смогла отказать.

– Гриффиндорские замашки тут ни к чему. Я не вижу ничего предосудительного ни в твоих действиях, ни в страхе принять неверное решение. Но даже если б ты поступила заведомо аморально, мы разговариваем не для того, чтоб делать любые выводы о тебе как о человеке. Мы обсуждаем определённые ситуации, чтобы ты научилась жить с ними.

– Я давно смирилась с…

– Жить с ними, не чувствуя вины.

– Не знаю, способна ли я.

– Мы, кажется, уже решили, что ты в любом случае поступила бы так, как поступила, верно?

– Угу.

Мысли о том, что, зная про случай с Локонсом, она подсознательно понимала возможные последствия, я оставлю при себе. Не обязательно принимать все сразу. Самообман в небольших дозах может быть полезен для таких как Грейнджер.

– И они в какой-то мере счастливы. Хотя уверен, собака – лишь попытка закрыть зияющую пустоту, причину которой они не способны отыскать. Поэтому, если рассуждать логически, тебе не в чем винить себя. Рано или поздно тебе придётся принять это. Пока просто подумай об этом.

– Что ж… Теперь твой черёд.

– Мой черед что?

– Говорить о семье.

========== часть 6 ==========

Грейнджер поджала ноги под себя, и я уставился на плоские босые ступни. Всё же непривычно находиться с пациенткой вне палаты. И ещё непривычней рассказывать ей о себе. Рассказывать что-то о себе хоть кому-либо. Как можно было так подставиться?

Интересно, у неё пятый размер? Скорее всего. Ножки Астории были чуть миниатюрней, а она носила туфли четвёртого размера. Отчего-то вспомнилось, как брал в рот её изящные напедикюренные пальчики. Как бережно посасывая, вырывал из уст супруги рваные стоны удовольствия. Она была первой и долгие годы единственной женщиной, чьих ног я касался губами. Всё ещё помню, как робко она попросила об этом впервые, спустя полгода после свадьбы. Тогда это показалось мне дикостью, но сейчас стало практически фетишем.

Какого-то дракла представил, каковы на вкус ступни Грейнджер. О, да к черту эти мысли! Я же профессионал, в конце концов. Наверное, не стоило пренебрегать походом в бордель Лютного последние полгода. Но с тех пор, как я узнал, что Скорпиус с отпрыском Поттера оттрахали именно ту жрицу любви, которую я регулярно снимал раз в квартал, меня буквально отвадило ходить туда. Дикость. Если бы Грейнджер знала всё, что происходит в моей семье, она изрядно бы удивилась, почему из нас двоих я врач, а она нестабильна. Но как Скорп узнал? Неужто вкусы на женщин у отца и сына могут совпадать настолько сильно…

Из раздумий меня вырывает деликатное покашливание ненавистной собеседницы.

– Что именно ты хочешь знать? – стараюсь скрыть раздражённость за усталым вздохом. Наверняка она не отцепится, пока не выудит побольше информации о покойном Люциусе. Не мне её винить, любой журналист душу бы продал за подробности о самоубийстве моего отца.

– Как Нарцисса?

Не знаю, сила ли магического договора или незамысловатость тона Грейнджер вынуждают меня отвечать честно. Может, дело в том, что я не ожидал именно этого вопроса? Или дело в её участливости?

– Плохо. Та же сиделка, что и у тебя, помогает мне о ней заботиться, – в ответ на удивлённый взгляд могу лишь рассмеяться. – Нет, у неё нет тех же проблем с психикой. Сейчас уже нет. Скорее, со здоровьем в целом. После смерти отца она слишком сильно тосковала, и организм ослаб. Мама сумела обуздать чувства, но нервное истощение в своё время привело к булимии. Кстати, это ждёт и тебя тоже, если не возьмёшь себя в руки. Сейчас я лечу её теми же зельями в надежде, что выздоровление к Нарциссе придёт скорее, чем её настигнет сердечная недостаточность. Тебе несказанно повезло, что моя мать больна, – добавляю с кривой ухмылкой. – Я создал зелье специально для неё. Если б не она, ты сейчас глотала бы маггловские пилюли.

– Я не знала, – Грейнджер удивлена, но всё ещё выглядит отстранённой. И изможденней, чем обычно.

– Никто не знает. Кроме меня и Скорпиуса. Не желаю, чтоб драные стервятники вроде Скитер имели возможность…

– Да, я понимаю, прости.

– За что ты извиняешься? Лучше замри и сосредоточься. Чувствуешь это? – она забавно вскидывает на меня большие глаза. – Это неловкость, удивление… возможно, даже сожаление, если тебе и правда жаль. Скучала по тому, как ощущаются эти эмоции? Или это было актом вежливости и на самом деле тебе наплевать? – она пытается возразить, но я перебиваю, не дав высказаться на сей счёт: – Я не упрекаю. На самом деле, создавать внешнюю видимость того, что тебе не всё равно, даже ближе к норме, чем реальное сопереживание. Ещё что-то хочешь знать о моей семье?

– Где зелье? Ты сегодня не давал мне его.

– Мы не договорили.

– Я не хочу больше, – она апатично смотрит в одну точку, куда-то над моей головой. – На сегодня достаточно. Давай сюда свою дрянь, чтобы я могла уснуть.

***

Ты просыпаешься и ловишь себя на мысли, что наконец выспалась впервые за Мерлин знает сколько времени. Может, зелья Малфоя и правда помогают? Мысли о том, как глупо ты просрала лучшие годы жизни, всё ещё с тобой, как неотъемлемая часть сознания, но в остальном всё не так уж и плохо. Ты пробуешь встать с постели, и, если не учитывать того, что в глазах потемнело на добрых полминуты, тебе удаётся это на ура. Вялость, что последнее время так тянула тебя к полу, мешая держать голову высоко, отступила, и ты ощущаешь необычайную лёгкость. Наверное, сегодня можно сходить в душ без посторонней помощи, а затем переодеться. Есть не хочется от слова «совсем». Самоудовлетворения тоже. Пытаешься вспомнить, когда мастурбировала последний раз, и не можешь. Как и вспомнить последний ваш с Роном секс.

Тебе всегда больше нравилось принимать ванну, нежели душ, но сейчас слишком опасно это делать. Не то чтобы руки тянулись к электрическому фену или бритве, просто не хочешь растерять крохи непривычной бодрости, с которыми проснулась. Горячая вода неравномерно течёт по телу, и от контраста температур кожа покрывается мурашками. Шум воды больше не сводит с ума. Хочется солнышка и свежего воздуха. Интересно, можно ли тебе выходить из дома? На заднем дворе, где вечность назад твой отец посадил для тебя персиковое дерево, находятся сделанные Роном качели. Можно было бы просто посидеть там с чашкой чая, пытаясь ощутить, как ветер касается волос… Руки намыливают густые спутанные завитушки шампунем. Кто знает, сколько бальзама понадобится, чтобы удалось расчесать образовавшееся гнездо… когда последний раз ты причесывалась? Даже смотреть, как это выглядит, не хочется. А хочется ли тебе вообще смотреть на себя?

Не без труда расчесав волосы, ты ищешь, что бы надеть. На глаза попадается подаренная бывшим мужем длинная шёлковая сорочка. Кажется, тебе жалко было спать в ней, а ходить по дому ты привыкла в просторных пижамах. Обижало ли Рона, что ты пренебрегала его подарком? Почему-то до сих пор ты даже не задумывалась об этом. Снимаешь с плечиков практически новую вещь и надеваешь, дабы с интересом изучить себя в зеркале. Напугает ли тебя то, что ты увидишь?

Длинный чёрный подол струится по ногам, скрывая излишнюю худобу, а белый кружевной лиф аккуратно прикрывает грудь. Ночнушка выглядит скорее красиво, нежели вызывающе, а консервативные цвета не станут бесить Малфоя. Когда он придёт? Заметит ли он перемены в твоём состоянии? Как бы то ни было, его зелье действительно помогает телу противостоять общей хандре, так сильно захватившей мысли. Неужто всё действительно настолько просто? Неужели уровень определённых гормонов в крови определяет твоё поведение?

Захочет ли твой персональный мучитель продолжать эти глупые беседы сегодня или отложит их на потом? Судя по первому вашему разговору, ему тоже не по себе от такой терапии. Когда ты осознала, что его проблемы с матерью и правда серьёзны, стало немного противно от самой себя. Тебе нужна была гарантия, что он никому не расскажет об услышанном, но в то же время, вынуждать его говорить о личном, выворачивая перед тобой семейные драмы, – так… низко. И совсем на тебя не похоже. Даже несмотря на то, что это ненавистный Малфой. А ещё было стыдно оттого, что ему по силам ежедневно бороться с окружающим дерьмом в жизни, а тебе нет. Ему, трусливому слизеринцу, что-то удаётся лучше тебя. Кажется, он сказал, что овдовел. На ком он вообще был женат? После смерти Люциуса о Малфоях совсем ничего не было слышно. Ал упоминал, что дружит со Скорпиусом, но тебя никогда не волновало, кем была его мать.

Руки слегка дрожат, но палочка слушается, и чайник с чашками левитируют из кухни. Отчего-то сиделки нигде не видно, но дом кажется убранным, а значит, возможно она отправилась за продуктами. Поблизости совсем нет магазинов, так что вернётся она нескоро. Вы с Роном долгие годы прожили в доме твоих родителей в маггловском пригороде Лондона, за неимением лучшей перспективы. Интересно, родительский дом негативно сказался на состоянии твоей психики или наоборот? Лечили ли в трудных ситуациях родные стены или напротив давили напоминанием о том, что ты сделала? Почему-то ты никогда не задумывалась об этом до сих пор.

Малфой возникает из ниоткуда с гулким хлопком. Он удивлённо смотрит на тебя, разливающую по чашкам чай. Должно быть, непривычно видеть тебя на ногах.

– Ты принёс мне зелье?

– Сначала разговор, мы же договорились. Осталось как минимум две сферы… – он тянется к палочке, чтобы начертать свою глупую схему, но ты жестом останавливаешь его порыв.

– Не стоит, и так помню. Я бы хотела поговорить на заднем дворе, если это так необходимо. Можем взять с собой чай. Там есть качели под персиковым деревом и небольшое плетёное кресло.

– Х-хорошо, – его настороженность выглядит забавно. Ты никогда не видела его столь неуверенным. Он словно ожидает от тебя подвоха в любой момент.

– Работа в Мунго научила тебя не доверять пациентам? – тебе почти хочется улыбнуться. Почти.

– Жизнь научила меня не доверять никому, – его улыбка кажется неприятной, но отчего-то тебе скорее жаль его, нежели обидно за себя. Жаль Малфоя? Это какой-то очередной побочный эффект?

***

Ты понятия не имеешь, который час, но солнце словно застыло высоко в голубом безоблачном небе, а ветер играет с волосами именно так, как ты мечтала об этом в душе.

– Работа или бывший муж? Сегодня я даю тебе выбрать.

Чай слегка остыл, и ты с удовольствием потягиваешь его из тонкого маминого фарфора.

– Не думай, что раз не стала вчера расспрашивать тебя об отце, я продолжу в том же духе, – сбрасываешь мягкие домашние тапочки, с ногами забравшись на качели. Если б не подол неглиже, ты бы с удовольствием села по-турецки.

Малфой в спешке отрывает взгляд от твоих ступней и демонстративно закатывает глаза.

– Магический контракт всё равно не даст мне утаить от тебя то, что ты захочешь узнать. Уизел или карьера? Или я выберу сам.

– Обе темы не кажутся мне приятными, – честно признаёшься ему, мысленно недоумевая, которое из зол будет меньшим.

– Так как вышло, что столь амбициозная отличница, изрядно бесившая не только меня, но и добрую половину Хогвартса, осела в неприметном отделишке Министерства без любых перспектив карьерного роста?

Он справки, что ли, наводил? Если бы ты сама знала ответ на этот вопрос, возможно, вы не сидели бы сейчас под скрывающим вас от глаз соседей-магглов магическим щитом. Во дворе дома, который так и не стал вашим с Роном, навсегда оставшись бывшим домом родителей, которых ты потеряла по собственной вине.

– Очевидно, работа в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними не предполагает карьерного роста.

– Не уверен, что смогу повторить столь замысловатое название, но отчего ты не перешла куда-то, где были перспективы?

– Ты помнишь четвёртый курс?

Он вскидывает светлую бровь, но затем заставляет себя ответить:

– Затишье перед бурей. Турнир… Что конкретно ты имеешь в виду?

– Я организовала тогда Гражданскую Ассоциацию…

– Ты про эти дебильные значки? Блевотня или ссанина…

– Г.А.В.Н.Э.! – тебе самой почти смешно от этой аббревиатуры, но надменность в его тоне бесит всё равно.

– Ты пыталась мне что-то поведать? – напоминает Малфой, действительно сделав усилие, чтобы звучать и выглядеть серьёзным.

– На четвёртом курсе я поняла, чем хотела бы заниматься по жизни. А после смерти Добби только утвердилась во мнении. Так глупо, Мерлин! После победы мне казалось, я способна изменить мир.

– Юношеский максимализм на самом деле лучше отчаянья. Он часто ведёт к кризису среднего возраста, но так гораздо больше шансов до этого самого возраста дожить.

– Спасибо за эту бесполезную ремарку, доктор Малфой.

– Всегда пожалуйста, – шутливость вмиг сменяется болезненной серьёзностью. – Он ведь был и моим эльфом когда-то. Ты никогда не думала, от кого он действительно узнал о Поттере? Но то, как он закончил, научило меня не вмешиваться. Домовым эльфам хорошо на кухне, а кентаврам – в лесах. Когда работа начала расстраивать тебя?

– Когда я поняла, что ты прав. День ото дня отслеживая случаи ужасного обращения с магическими существами, я подвергалась нападкам со всех сторон. Со стороны руководства за то, что действую не по протоколу. Со стороны моральных уродов, являющихся «хозяевами» тех несчастных существ, чьи права были нарушены. И со стороны самих этих существ. Ни один домовой эльф, кроме Добби, за все годы моей практики не пожелал свободы. Рабство настолько укоренилось в их сознании, что им проще было вымещать недовольство на мне, нежели на ущемляющих их господ. Кентавры и оборотни в большинстве своём также не желали вмешательства со стороны магов и тем более Министерства. Люпин, Флоренц – все они были исключениями из общих правил.

– И ты сдалась, но при этом не сменила место работы?

– Когда к огромному списку критикующих меня присоединился и мой муж тоже, я решилась уйти в декрет. Сейчас-то я признаю, что это было от бессилия, нежели от желания создать семью, но тогда это казалось неплохим оправданием.

– Неужели помимо спасения неблагодарных существ тебя больше ничто не занимало? – Малфой, кажется, искренне недоумевал.

– Мне нравилось читать, проводить социальные исследования, но в то время самым важным для меня было помогать. Насколько это возможно. Лишь с годами до меня дошла простая истина – нельзя спасти того, кто не желает быть спасённым. Я всё смотрела на Добби, когда перед самым моим носом был Кикимер. И вот последнего я не желала замечать. За что и поплатилась в итоге.

– Чем ты поплатилась, Грейнджер?

– Своим местом в этом мире, – грустная улыбка смирения касается твоих губ, но тебе всё равно, что Малфой видит её.

– Во-первых, твоя жизнь не закончилась, – Малфой лениво откидывается в плетёном кресле, но эта его поза просто кричит об уверенности. Его взгляд холоден и по-деловому серьёзен. Он продолжает убедительным тоном, отдалённо напомнившим голос Снейпа на лекциях по ЗОТИ: – Знаешь, по всем правилам я должен сказать тебе о необходимости взглянуть на вещи, которые нельзя изменить, под другим углом.

– Снова?

– Снова. Но все эти основы позитивного мышления полная херня. Жизнь действительно не закончилась, Грейнджер. Тебе и правда не стоит ставить на себе крест, как на нереализовавшейся в профессиональной сфере ведьме. Ты действительно можешь изменить свою точку зрения на собственную карьеру, чтобы простить себя и принять, но ты также можешь сделать больше. И это уже «во-вторых». Перед тобой миллионы других возможностей. Банально сменить работу куда проще, чем люди привыкли думать. Переквалифицироваться или уйти в предпринимательскую деятельность никогда не поздно. Но если ты всё ещё хочешь помогать, почему бы действительно не начать это делать?