Текст книги "Терапия (СИ)"

Автор книги: Богиня_Иштар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== часть 1 ==========

Жизнь довольно странная штука. Пока тебе кажется, что ты её контролируешь, ты даже не задумываешься о её смысле. Не думаешь о том, как всё шатко. Как глупое решение другого человека может повлиять на тебя. Сломать то, что ты отстраивала долго и рьяно. Год за годом.

А потом все меняется. Внезапно, совершенно нежданно. Твои, вроде бы, каменные форты оказываются лишь замками на песке, и прибрежная волна смывает их до основания. Разрушительная сила, с которой ты ничего не способна поделать. Неожиданно для себя самой ты понимаешь, что это было неизбежно. Что море с его волнами всегда было рядом. Что глупо было строить свои сооружения у самой кромки воды в отчаянной, недалекой надежде на то, что те смогут выстоять.

Гарри находит тебя в собственной душевой. Ты даже не слышала, как он вошёл, а теперь его пальцы, больно вцепившись в холодную мокрую кожу, вытаскивают тебя, пьяную и замерзшую, из прозрачной стеклянной кабинки.

Он не спрашивает, почему ты сидела в одежде под холодным душем с бутылкой огденского в руках. Ему кажется, он и так знает причину. Ему кажется, он отлично знает тебя, но правда в том, что ты сама себя не знаешь. Гарри зол на Рона, потому что ему кажется, это из-за него ты сейчас такая. Но правда в том, что ты благодарна мужу. Даже не так. Благодарна бывшему мужу.

Тебя не расстроило его решение развестись. Тебе самой эта мысль приходила в голову год от года. Тебя злит время, которое он выбрал. Тебя чертовски злит, что он малодушничал пятнадцать лет и только сейчас, когда ты наконец смирилась с ролью жены и матери, всё-таки положил конец неудавшемуся браку. Сейчас, когда Роза уже почти взрослая, ты больше не знаешь, чем заполнить новую жизнь, которой так боялась. Чем оправдать её несостоятельность, ведь отговорка «выбрала семью» стала недействительной после подписания свидетельства о разводе. Нет больше никакой семьи. Нет оправданий.

Чемодан без ручки. Ты даже себе боялась признаться в этом исконно маггловском сравнении. Ведь оставить свой с Рональдом багаж прожитых лет в этом чемодане и налегке двинуться дальше было жаль. Слишком страшно. Несправедливо пугающе. Поэтому тебе приходилось взять неудобный груз двумя руками и нести, словно заслуженный крест. И ты несла. Молча, не жалуясь, покорно. Становясь сильнее от своей ноши, но осознавая, что и ноша эта становится больше да тяжелее. Но ты шла, прогоняя мысли о бессмысленности собственных действий. Как будто за самопожертвование тебе воздастся. Будто твои действия имели смысл.

Гарри укладывает тебя на постель, завернув в махровый халат и накрыв покрывалом. Это покрывало вам подарила Молли на позапрошлое Рождество. Ты стирала его бесчисленное количество раз, но от него по-прежнему пахнет Норой. Пахнет уютом и семейными ценностями, которые тебе втайне казались чуждой дикостью. Которых ты не сумела воссоздать в вашем с мужем коттедже. Не сумела навязать дочке.

За тонкими очками цепкий взгляд зелёных глаз несёт в себе атомную смесь жалости, разочарования и надежды. Этот взгляд болезненно серьёзен. Ты отворачиваешься. Говорить не хочется, и ты благодарна, что Гарри хотя бы молчит. Впрочем, глаза красноречивей любых слов. Интересно, это именно то, о чём твердили Ремус, Сириус и даже Снейп? Это ли было в глазах Лили Поттер?

Голова немного кружится, и ты слабо ощущаешь силу и тепло позади себя. Закрыв глаза, ты проваливаешься в сон, так до конца не осознав, что Гарри обнял тебя.

Роза в Хогвартсе, и ты рада, что она не видит тебя такой. Впервые за всю её жизнь ты расклеилась. Потеряла контроль, как тогда, на четвертом курсе, когда её отец впервые тебя серьёзно обидел. Как когда осознала, что Обливиэйт родителей необратим.

Гарри выгреб всю выпивку из дома, договорился о твоём отсутствии с руководством в Министерстве и приезжает раз в несколько дней с продуктами. Тебе противно от того, что он вынужден заботиться о тебе. Ты отвыкла от того, что кто-то может о тебе заботиться.

Тебе действительно смешно от мысли, что твоя работа воспринимается Гарри как нечто серьёзное. Во многом ты смирилась со своей ничтожной должностью благодаря Розе. Выходя из декрета, ты оправдывала себя тем, что выбрала материнство. Ты боялась признаться себе, что Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними создан исключительно для контроля и регулирования. Никакого развития, минимум прав для большинства видов. И полный ноль твоего влияния на установившийся веками порядок вещей. Если поначалу чиновникам приходилось делать вид, что они считаются с тобой и твоими идеями, то со временем тебя просто ткнули носом в то, что война давно закончилась. Тебе были благодарны, но ты больше не нужна. Реактивный подход и консерватизм никто не отменял.

Спустя две недели твоего вынужденного отпуска Гарри решается на разговор. Никто не ожидал, что сильная по умолчанию Гермиона способна апатично лежать четырнадцать дней кряду. Разговор заканчивается ничем. Герой магической Британии не способен понять, что значит день за днём ощущать, как жизнь проходит… мимо. Он не понимает, что дело не в разводе. Дело в том, что его факт стал последней каплей.

Нежелание вставать из постели, нежелание видеть себя в зеркале, нежелание жить эту жизнь. Постоянный страх, такой несвойственный выпускникам Гриффиндора, парализовавший тебя. Страх, что ты ошиблась и нет хроноворота, чтобы всё исправить.

Гарри упрашивает тебя отправиться в ванную, и по инерции ты всё же покидаешь спальню. Спустя полчаса он находит тебя лежащей на кафельном полу. Холод плитки приятен тем, что наконец вынуждает тебя ощутить хоть что-то. Гарри обнимает тебя и укачивает, словно маленькую девочку. Перед глазами невольно встаёт картина, где он так же баюкал на руках труп Добби.

– Ты боишься потерять меня?

От осознания происходящего дрожь пробивает всё тело. Чувство вины накрывает волной, и ты не можешь вдохнуть. Толща солёной морской воды давит на тебя. В этой крохотной холодной ванной, в его худощавых, но таких сильных руках, ты задыхаешься. Пытаешься набрать кислород в лёгкие, но реальность словно ударила под дых. Ты будто рыба открываешь рот, но тщетно.

– Конечно, Гермиона.

– Как забавно. Ведь я уже давно потеряла себя, Гарри.

– Хочешь, я позову Джинни или Луну? Тебе необходимо принять душ.

– Н-не надо.

И тогда Гарри сам стягивает твой халат. Спускает бретельки хлопковой ночнушки, стараясь не смотреть на твою наготу. Заходит в душевую вместе с тобой, в одежде. Пробует воду. Обнимает тебя, протягивая гель. Чертыхаясь, призывает небольшой табурет и, усадив тебя, моет голову. А ты задаёшься вопросом, почему тебе не стыдно. Почему ты ничего не чувствуешь?

Гарри вытирает тебя, настойчиво просит поесть.

А на следующее утро приводит в твой дом Малфоя.

***

Потупив взгляд, Поттер лепечет ей что-то о моей степени колдомедика. Небольшой коттедж выглядит сносно, но воздух спертый. Такой обычно бывает в одиночных палатах, которые редко проветривают из-за «особенных» пациентов. Видать, его слова о том, что Грейнджер не выходила из дома неделями, не преувеличение.

Она смотрит на меня почти шальным взглядом, будто сомневаясь, что я во плоти. Прикусываю щеку изнутри, чтоб не съязвить. Шутить с предположительно нестабильными потенциальными пациентками о том, что я плод их воображения, не лучшая идея на данном этапе. Не при Поттере.

Он лохматит рукой и без этого ущербную причёску, а затем вопросительно смотрит.

Сдерживаюсь, чтоб не закатить глаза. Уже несколько раз ведь всё обсудили.

– Ваше присутствие, мистер Поттер, – выплевываю это «мистер» уже не впервые за сегодня, – будет только мешать. Мне нужно осмотреть мисс Грейнджер, побеседовать. Если необходимости в немедленной госпитализации нет, можно будет приставить к ней сиделку на дому.

Во взгляде Грейнджер появляется осознанность. Секунд на тридцать безразличие сменяется яростью, и я сжимаю в руке палочку. Никогда бы не подумал, что она будет буйной.

Впрочем, этот взгляд направлен не на меня и не несет в себе ничего, кроме пустой женской обиды. Поттер виновато пытается объяснить ей, что так будет лучше. Что если я не сумею помочь ей, его одинаково назначат её опекуном…

– Мы обсудим все эти вопросы с мисс Грейнджер, мистер Поттер. Подождите хотя бы в гостиной. Спасибо.

Лохматый нехотя покидает её спальню. Грейнджер по-прежнему молчит, и я почти не верю собственным глазам. Выражение на бледном, посеревшем лице буквально кричит о том, что её предали, но это было ожидаемо. Не ожидал я увидеть слёз. Карие глаза стали влажными до такой степени, что грозили пустить солёные дорожки по впалым щекам с минуты на минуту.

– Ты не ревела, когда Белла клеймила тебя, но разрыдаешься при виде психиатра? – снисходительность явно лучше неверия, хотя ей по сути плевать на мой тон.

Всё еще смотрит волком, судорожно смахивая так и не упавшие слезинки.

– Не дож-жд-ешься, – шипит на меня, словно кобра. – Убирайся.

– О, видишь ли, – стараюсь скрыть мрачное ликование за профессиональным тоном, – так как ты работаешь в Министерстве, твоё отсутствие необходимо было официально объяснить, – закрывает глаза, явно стараясь взять себя в руки. – С подачи Поттера оно было истолковано болезнью. Кратковременным психическим расстройством на фоне стресса после развода. И всё бы ничего, но расстройство вскоре норовит перерасти в долгосрочное. И если это произойдёт, тебя признают недееспособной. Близких родственников у тебя нет, поэтому, я назначу опекуном Поттера. Если до этого, конечно, дойдёт.

– В смысле, ты назначишь?

– Это моя работа, Грейнджер. Либо ты докажешь мне, что стабильна и способна ухаживать за собой сама, либо мне придётся тебя лечить.

========== часть 2 ==========

Я ни разу не опоздал на работу за двенадцать лет. Мне нравится приходить в стерильно белое помещение больницы и надевать свою лимонную мантию.

Находясь в палате с психически неуравновешенными пациентами, я втайне ликую.

Я рад тому, что на мне надета эта лимонная мантия, дающая власть над происходящим. Дарящая иллюзию контроля и гарант того, что я сам не сумасшедший. Что я всё ещё успешно притворяюсь нормальным.

После того, как Люциуса признали недееспособным, мать была только рада моему выбору профессии. Помочь ему я, однако, не успел. В Азкабане рассудок отца окончательно помутился. Когда то, что от него осталось, наконец выпустили, он перестал реагировать даже на нас с матерью. А затем приказал домовому эльфу принести ему клинковую бритву, чтобы побриться.

Никогда не думал, что при отсутствии палочки Люциус решится свести счёты с жизнью столь немагическим способом. Никогда не думал, что мой отец способен убить себя.

После этого случая проблемам душевного благосостояния волшебников стали уделять гораздо больше внимания. По иронии судьбы смерть Люциуса Малфоя помогла Драко Малфою стать влиятельнейшим колдомедиком в вопросах психического состояния магов.

По еще большей иронии мне пришлось выучиться в маггловском университете ввиду отсутствия их аналогов в волшебном мире.

***

Сиделка приходит ежедневно, как и Малфой. Тучная, до тошноты приветливо улыбающаяся ведьма готовит тебе еду, меняет постель, проветривает комнаты и говорит, что всё будет хорошо. Ты никогда не думала, что можно не хотеть просыпаться.

Самодовольный белобрысый обманщик решил не отправлять тебя в Мунго, и стоило бы быть благодарной за это, но тебе всё равно. Тебе почти страшно от того, что тебя не волнует реакция окружающих на твоё состояние. Почти. Тебя должно было бы беспокоить, что Малфой врёт о том, что он доктор, но даже это кажется неважным.

Тебе не хочется вставать с постели, не хочется есть. Не хочется думать и, что самое отвратительное, не хочется читать. Даже для удовольствия.

Часами ты лежишь, прокручивая в голове воспоминания о собственной жизни, пытаясь осознать, когда именно всё пошло не так. Выхватить тот самый роковой момент из калейдоскопа событий. Стараясь вспомнить и понять, почему тебе не важно, что Роза рано или поздно узнает о твоём состоянии. Может, потому, что ты никогда её не хотела? Вряд ли послеродовая депрессия способна случиться с женщиной спустя почти пятнадцать лет после родов. Надо будет спросить у Малфоя. Наверняка его поставит в тупик терминология и ему придётся признаться, что он лжёт.

Прямо сейчас, когда терять, кажется, нечего, уже не страшно признаться самой себе в том, что ты не хотела выходить замуж, не хотела рожать Роуз и не собиралась торчать на государственной работе без малого семнадцать лет.

Ты уже давно была бесполезной, разница лишь в том, что ты наконец призналась себе в этом. И вот, признавшись, не поменялось ровным счётом ничего.

Кажется, когда Гарри пьяной вытаскивал тебя из душевой несколько недель назад, ты полезла его целовать. Словно это должно было отвратить его от тебя. Словно это могло бы исправить факт того, что ты связала жизнь не с тем из своих друзей.

Ногти больно вжимаются в ладони оттого, что ты признаёшься себе и в этом. Ты хотела, чтоб он ответил тебе тогда, хотела, чтобы ему тоже стало тошно от самого себя. Хотела стать ему противной настолько, насколько противна себе уже несколько лет.

Насколько должно быть противна Рону и насколько была бы противна Джинни, узнай она о твоём поступке.

Поступки… Как забавно. Ты не совершала вообще никаких поступков с тех пор, как закончилась война. Плыла по течению, не принимая никаких решений. Действуя по инерции, выбирая путь наименьшего сопротивления. И к чему это привело?

Мерлин, ты так снисходительно относилась к Рону в уверенности, что он никуда не денется. Что это ты его терпишь. Не он тебя.

***

– Я думал, мы договорились, – за несколько дней моих визитов она настолько привыкла к моему присутствию, что теперь даже не встаёт с постели, когда я прихожу. Лишь с трудом фокусирует взгляд. – Ты ешь, позволяешь сиделке мыть себя и убирать здесь, а я не отправляю тебя в Мунго, где всё это делали бы насильно.

Я тянул с прописыванием ей зелий в надежде, что само моё присутствие окажется достаточно раздражающим фактором, чтобы она смогла постепенно вернуться в норму. Видимо, я недооцениваю людей, которых, как мне казалось, когда-то знал.

Сначала отца, теперь Грейнджер. Забавно, но её состояние доставляет мне едва различимый оттенок мрачного удовольствия. Словно её апатия это компенсация за всё, что довелось пережить отцу. Чертовски глупо, конечно, если учесть её с Поттером показания в пользу всей нашей семьи сразу после войны. Чертовски глупо, если учесть, что отец едва не убил Грейнджер в её шестнадцать.

– Зачем это тебе? – еле шевелит чуть пересохшими губами, вырывая меня из раздумий о прошлом. – Ты же не врач, Малфой… Что ты забыл в моей спальне?

Как же я заебался повторять о своей степени доктора маггловской психологии. Как устал разжевывать ей о сертификате соответствия, выданном министром Кингсли. Заранее ненавижу себя за то, что сейчас сделаю, но всё же не успеваю сдержаться. Слишком велик соблазн.

Я присаживаюсь на её кровать и смотрю прямо в глаза, приближая лицо максимально близко:

– Всё так, Грейнджер. Я не врач. Не колдомедик. Меня здесь вообще нет. Я лишь плод твоего больного воображения, как и этот дом, как твой неудавшийся брак. Как твоя жалкая жизнь.

Затем я смеюсь, завидев, как одинокая слеза скатывается по её левой щеке. Грейнджер так и не двигается. Даже не вытирает рукой солёную влагу с лица, силясь понять, что именно я только что сказал ей.

Я проявил слабость и тем самым отдалил её выздоровление. Завтра же начну выдавать ей зелье. Нужно не забыть выписать рецепт через лабораторию в Мунго.

– Почему ты? – дыхание её постепенно выравнивается, слёз больше нет. Интересно, она сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, или ей и правда настолько безразлично происходящее?

– А вот это уже не ко мне вопрос, грязнокровка. Я же в твоей башке, верно? Вот ты и поищи ответ в закоулках своего хваленого разума. Почему не воображаемый Уизли помогает тебе пережить сложности после развода, а именно я, м? Может, глубоко в подсознании ты меня хочешь? В амплуа доктора и в этой самой спальне, как тебе такое предположение?

Внезапно она начинает громко смеяться. Почти пугающе. Может, меня бы даже кольнуло самолюбие в ответ на этот практически сумасшедший хохот, но оказывается, не мысль о сексе со мной её так позабавила.

– Ты не моя фантазия, змеёныш. Будь ты и правда в моей голове, то знал бы, что я не из-за развода в таком состоянии.

– В каком ты состоянии, Грейнджер?

Как же я устал. Неожиданно я понимаю, что возможно испортил не всё. Если раздраконивая её можно будет вывести апатичную суку на разговор – ещё не всё потеряно.

– Если ты и верно колдомедик, сам догадайся. Не можешь? Это потому что ты чертов лжец.

– Биполярное расстройство, – говорю я, едва растягивая гласные и наслаждаясь тем, как остатки веселья шелухой облетают с её лица. – Раздвоение личности. Обсессивный синдром. Я знаю все эти слова, потому что и ты их знаешь, верно, Грейнджер? И мы оба знаем, что я не обязательно должен разделять твои тупые убеждения, чтобы быть в твоей голове.

Я трансгрессирую к себе в кабинет и со злостью бью кулаком по дубовой поверхности рабочего стола. Какого хера я удумал спорить с ней? Она всего лишь пациентка. Я должен помочь ей, а не убеждать в том, что она ещё сумасшедшей, чем есть на самом деле. Какого хера?

Комментарий к часть 2

========== часть 3 ==========

За витражной дверью в мой кабинет показались тени двух волшебников, и послышалось приглушённое бормотание. Женская тень – моя помощница, явно пытается не впустить ко мне высокого мужчину.

Я знал, кто это, ещё до того, как Эмбер открыла дверь в мой кабинет и робко сообщила, что ко мне посетитель. Не пациент, посетитель.

– Пригласи мистера Уизли, Эмбер, спасибо, – белокурая женщина средних лет пытается скрыть удивление моей проницательностью и просто приоткрывает шире дверь, ретируясь.

– Почему я не могу попасть к себе домой? – Вислый сходу принимается выяснять отношения, на что я могу лишь закатить глаза и про себя «поблагодарить» Поттера за то, что втянул меня во всё это.

– Ты уверен, что пришёл по адресу с этой проблемой, Уизли? Это больница, а не Аврорат.

– Гермиона, я не могу к ней попасть, ни через камин, ни через двери собственного дома! И что я узнаю? Что ты, Малфой, за это в ответе!

– Тебе прописать успокоительное? Или, может, дать консультацию по вопросу прав собственности на недвижимость? – бывший муженёк Грейнджер тупо смотрит на меня несколько секунд, недоумённо разинув рот. – Поскольку твой, кажется, лучший друг и товарищ сообщил мне, что коттедж, в котором сейчас находится Гермиона Грейнджер, принадлежит ей.

– Это бывший дом её родителей, в котором они жили, прежде чем… Неважно. Я не особо силён во всех этих маггловских тонкостях. Я спрашиваю тебя о другом, – с деланным удивлением я сардонически поднимаю левую бровь. – Какого хрена меня отбрасывает магическим щитом от входной двери моего… дома моей…

– Твоей кого? – я и забыл, как приятно изводить этого рыжего имбецила.

– Моей… бывшей жены.

– Видишь ли, Уизли. Твоя БЫВШАЯ жена сейчас не здорова. Благодаря стараниям Поттера ей разрешено было остаться дома, вместо того чтобы лечь на стационар – сюда, в моё отделение. Но это не значит, что правила стационара не будут распространяться на МОЮ пациентку. Ей временно запрещены посещения.

Кулаки Уизли нервно сжимаются, и я чуть ли не прикусываю щеку изнутри, чтоб не рассмеяться ему в лицо. Он делает глубокий вздох и даже берёт себя в руки. Не думал, что он на это способен.

– Что с ней?

– Врачебная тайна, – отвечаю на автомате и тут же об этом сожалею.

– Чего?

– Клятва, которую дает каждый колдомедик, Уизли. О том, что не станет разглашать какие-либо подробности о пациентах никому, кроме родственников.

– Но я же…

– Больше нет. А теперь вон из моего кабинета, пока я не вызвал охрану.

Я, конечно же, слукавил. Это не клятва и не непреложный обет. Формальность, которую отнюдь не обязательно было соблюдать сейчас. Тем более что Уизли мог бы рассказать подробнее, что конкретно стало предпосылками её нынешнего состояния. Но я – это я. Не смог отказать себе в удовольствии лишний раз посмотреть, как веснушчатое лицо повзрослевшего школьного недруга покрывается багровыми пятнами. Зло выдохнув, я собираюсь аппарировать в тот самый бывший дом родителей Грейнджер на маггловской улице.

***

– Пей.

Малфой смотрит на тебя с налётом лёгкого раздражения, в то время как ты не скрываешь отвращения, глядя на пузырёк в его руках.

– Ну же, Грейнджер, – тяжело вздыхает твой мучитель. – Я не планирую торчать здесь весь день.

– Так вали отсюда, – ты про себя обещаешь не пить никаких зелий, принесённых Малфоем.

– Это лекарство, дура ты упертая. Я до последнего тянул с медикаментозным лечением, но твоя апатия и общее состояние не дают мне…

– Я не хочу принимать никаких лекарств. Тем более от тебя.

– А чего ты хочешь, м?

– Ничего, – ты слишком устала, чтобы продолжать с ним эту глупую дискуссию, пусть просто уйдет. – На самом деле, я постоянно хочу спать. Но просыпаясь, чувствую, что устала ещё больше. Мне порой кажется, что под кроватью спрятался дементор, но почему-то никак не решается меня поцеловать, чтобы всё… закончилось.

– Зелье является аналогом антидепрессанта, который работает ингибитором обратного захвата. Благодаря ему твой накопленный уровень серотонина со временем перестанет снижаться так быстро.

– То есть ты накачаешь меня «Прозаком» в виде зелья? – ты прищуриваешься на него, а он растягивает тонкие губы в кривой ухмылке.

– «Прозак» – вчерашний день даже в мире магглов, Грейнджер. Кроме того, «побочек» у него куда больше, чем у моего зелья.

– Но они всё-таки есть?

– Я сумел убрать неприятные последствия со стороны ЖКТ, тремор, головные боли и учащённое сердцебиение. Но в это же время тебя постоянно будет клонить в сон, совершенно пропадёт аппетит и ко всем драклам упадёт либидо.

– То есть по сути моё нынешнее самочувствие не изменится? Тогда зачем это…

Но он перебивает тебя, даже не дав закончить:

– Твой нынешний низкий уровень дофамина и серотонина насильно поднять невозможно, Грейнджер. Даже я не способен сварить такое зелье.

– И никто не способен? – не то чтоб тебе было интересно, ты спрашиваешь, просто чтобы задеть его честолюбие.

– Может, Снейп или Фламель, ах да… Они же оба мертвы из-за твоего лучшего друга.

Если бы тебе не было всё равно, ты бы, наверное, негодовала от подобного заявления. Когда же он наконец уйдет? Чуть прикрыв глаза, ты перекатываешься на спину, всё ещё лежа на неубранной постели. Все-таки произносишь:

– Ты пытаешься вывести меня из себя подобными заявлениями?

– Я всего лишь озвучиваю общеизвестные факты, отвечая на твой же вопрос.

– Ты действительно винишь Гарри за то, что он победил Волан-де-Морта?

– Я благодарен ему за это, – отвечает он спокойно. – Но это не меняет действительности. Николя Фламель и Северус Снейп были бы живы, если б не Поттер.

Ты не видишь смысла спорить. Да и какой смысл доказывать ему что-либо. Доказывать что-то хоть кому-нибудь.

– Вон из моего дома.

– Ты думаешь, мне доставляет удовольствие торчать в этой полумаггловской хибаре по полдня? Выпей зелье, и я уйду.

– Зачем?

– Чтобы временно заблокировать обратный захват уровня серотонина, я ведь уже сказал это тебе.

– Зачем?

– Да что ты заладила-то со своими «зачем»?

– Разве ты не обязан объяснить мне все?

– К депрессии обычно приводит комплекс причин, мисс Грейнджер, – он едко выплевывает твою нелепую девичью фамилию, которую ты совсем недавно обратно сменила с «Уизли». – Постоянный стресс, подавление амбиций, отсутствие адекватного относительно нагрузкам отдыха… Всё это, с точки зрения биохимии, вызывает низкий уровень дофамина и серотонина. Так называемого гормона счастья. Вот зачем тебе необходимо выпить ингибитор обратного захвата этого гормона прямо сейчас. Чтобы со временем накопить достаточный его уровень.

– Если я соглашусь выпить твои помои, ты ответишь на мой вопрос?

Он даже не реагирует на слово «помои».

– Смотря каким будет этот вопрос.

– Почему ты? Неужели нет ни единого специалиста, кроме тебя, Малфой? Да хоть бы маггловского?

– И если я отвечу, ты поклянешься пить зелье каждый раз, когда я тебе скажу?

– Поклянусь?

– Дашь мне своё слово.

– Что ж… хорошо.

– Надо полагать, ты в курсе, что единственный сын Поттера попал на Слизерин?

– Я крёстная мать Ала, как считаешь, в курсе ли я?

– Уверен, вся ваша «львиная компашка» была в полнейшем шоке, узнав об этом.

– Гарри назвал сына Альбус Северус, потому что…

– Только не надо мне задвигать эту ересь про львиное сердце под змеиной шкуркой, Грейнджер. Оставьте эти сказочки для Скитер.

– Факультет определяет далеко не всё в жизни волшебника. Лавгуд училась на Когтевране. Моя вот дочь тоже учится там. Какое вообще отношение все это имеет к…

– Учится там?

– Ну да, все Уизли сперва были немного шокированы, но сейчас привыкли.

Малфой пристально смотрит на тебя, чуть склонив светловолосую голову набок. Но затем, словно отмахнувшись от каких-то своих мыслей, продолжает.

– Так вот, отпрыск Поттера попал на Слизерин, как и мой сын, – впервые за долгое время ты слышишь гордость в голосе Малфоя.

Когда-то, кажется, в прошлой жизни, он с такой же гордостью говорил о своём отце.

– Уж кто бы сомневался…

– Естественно, – тебе даже не нужно смотреть на него, чтобы убедиться, что неприятная ухмылка самодовольства сейчас исказила бледное лицо. – За пять лет я даже привык к тому, что сынишка лохматого героя магической Британии считает себя лучшим другом моего сына.

– Мы когда-нибудь доберемся до сути?

– Какая же ты… Ладно, неважно. Так вот, недавно мой единственный сын и наследник решил доказать мне кое-что. Он слил в Омут Памяти, находящийся в моем кабинете, занятное воспоминание. О том, как они с лучшим его другом пошли в «Кабанью голову», предварительно сняв там комнату на ночь. И пустили по кругу какую-то шлюху с Лютного.

– Эббот что ли совсем охренела? – вырывается у тебя, но Малфой лишь улыбается в ответ. Впрочем, эта его улыбка напускная – взгляд остается серьёзней некуда.

– Во избежание скандала я передал это воспоминание Поттеру. Использовав аврорские связи, лохматый подчистил память проститутке и немного поприжал Ханну Эббот. Узнав от сына о сфере моей деятельности, твой дружок потребовал от меня ответной услуги. Вот поэтому я здесь. А теперь пей.

========== часть 4 ==========

С тех пор, как ты пообещала Малфою быть паинькой, он приходит каждый день. Тебя не особо напрягают эти визиты, ведь за исключением редких попыток сиделки впихнуть в тебя пресную овсянку ты постоянно спишь. Почти не остаётся времени подумать о том, как именно ты не реализовала свой потенциал. Вот ты кладёшь голову на подушку, а вот высокий противный блондин уже расталкивает тебя, чтобы влить в рот очередную порцию зелья. Флаконы, в которых он приносит его, не всегда одинаковы, но само «пойло» безвкусно и не имеет запаха. Спрашивать его, чем конкретно он накачивает тебя, иной раз не хочется. Поэтому ты послушно открываешь рот, чтобы он влил тёрпковатую жидкость. И вновь проваливаешься в густой, тягучий, как трясина, сон без сновидений.

Спустя неделю он настаивает, чтобы верная ему, словно псина, сиделка в очередной раз искупала тебя и обязательно переодела. Ты не можешь винить его, ведь запах медикаментов, смешанный с потом, не первый день витает в воздухе спальни. Это производные твоего организма в результате приёма его чудо-препарата от депрессии. Чистое бельё и пижама, принесенные Поттерами, окрашены в гриффиндорские цвета. Ирония в том, что ты давно не являешься олицетворением ни единого качества вашего родного факультета. Впрочем, твой вид должен слегка взбесить Малфоя, что не может не радовать.

Несмотря на заверения в том, что он якобы убрал побочные эффекты со стороны ЖКТ, приём препарата всё равно требует большей избирательности в еде – многие привычные тебе продукты питания несовместимы с зельем. Тебя, возможно, возмутило бы это, если б ты чувствовала хоть какое-то подобие голода. «Нездоровая худоба», – бормочет сиделка, когда, переодевая тебя, невзначай задевает пальцами ребра. Наверное, тебе должно быть стыдно, что женщина в возрасте Молли вынуждена перестилать твою постель и кормить тебя словно ребенка. Но тебе всё равно. Это почти страшно, но недостаточно ощутимо, чтоб попытаться изменить хоть что-то. Словно важная деталь внутри тебя сломалась, и ты не в силах починить. Никто не в силах. Ты знаешь, что должна выглядеть ужасно, но даже не делаешь попыток подойти к зеркалу.

Малфой выгадывает часы, когда сонливость менее выражена, и сидит с тобой. Он убедительно просит?.. Нет, настаивает на том, чтобы вы говорили по несколько часов в день. Ты «должна рассказывать ему о своей прежней жизни». Малфой называет это маггловским термином «терапия», и ты фыркаешь.

– Ты разве психолог? – говоришь с деланной насмешкой, но все твои старания вывести его из себя не венчаются успехом.

– В Мунго нет четкого разграничения между психологией и психиатрией, я же считаю, что все средства хороши, если это может помочь. Либо ты будешь говорить со мной, либо я заставлю тебя вести зачарованный дневник, Грейнджер, – устало говорит он. – Не стоит во мне сомневаться.

– Магглы-психологи все еще боготворят Фрейда? – вопрос, скорее чтобы не молчать. Тебе на самом деле мало это интересно. Но Малфой, кажется, мрачно рад ему.

– Ага, лично я предпочитаю труды Юнга, но старый извращенец Зигмунд в психологии словно писанина Маркса для экономистов – все знают, что это не работает, но с упоением читают «Капитал».

– Откуда ты?..

– Сам никогда не понимал системы университетского образования простецов, – говорит он с улыбкой, отвечая на не полностью заданный тобой вопрос. – Почему, чтобы получить степень по психологии, мне нужно было изучить ряд абсолютно не связанных с этим дисциплин вроде экономики?

– Не знаю, я ведь оканчивала Салемскую Академию магии, да и то экстерном. Так с чего ты взял, что мне поможет твоя терапия?

– Один из моих университетских преподавателей говорил – и я отчасти с ним согласен, – что излечимые психологические проблемы схожи с зависимостью. Наркотической ли, алкогольной, игровой, сексуальной – неважно, но первый шаг к решению проблемы – её принятие. Разговор поможет тебе признать свою болезнь, только после этого её можно будет излечить.

– То есть ты уверен, что мои проблемы излечимы? Ну слава Мерлину. Я уж начала думать, что ты удерживаешь меня здесь в надежде рано или поздно закрыть в своём стационаре.