Текст книги "То, что нас связывает (СИ)"

Автор книги: Blueshoe

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Я понял, что смотрю на все это через видоискатель, когда погас экран камеры, сохраняя энергию батареи в ожидании следующего снимка.

Не выйдет, понял я. Забыть его, разлюбить его. Не выйдет. Только не теперь, когда он не где-то там. Вот он – живой, осязаемый, красивый, как речной бог. Такой близкий, только руку протяни. И не его проблемы, что тебе сносит крышу от одного только вида, Илюша. Разве теперь забудешь изгиб мускулистой спины, дорожки воды с мокрых волос на плечах и груди?! Разве можно выкинуть из головы эти блики на сливочной коже и танец тонких пальцев в светлых прядях, распустивших хвост, чтобы волосы просохли на солнце?! Как, скажите на милость, можно перестать мысленно видеть стройную фигуру и подставленные солнцу длинную шею и узкое, словно фарфоровое лицо, едва закрыв глаза. И как заставить себя не сделать ничего... не сделать, не сказать, не показать. Не признаться, чтобы не ставить в неловкое положение его и не быть дураком самому. И как после всего этого жить?

Я понял, что мне надо остыть. Холодный душ был бы кстати. И текила. Много текилы – бутылка, не меньше.

В номере обнаружился бар, но ничего приличного в нём не было. Вот так безжалостная реальность на корню  уничтожила сентиментальный душевный порыв. Поэтому пришлось ограничиться душем. В целом, я свою функцию на сегодня выполнил, и могу сейчас лечь отсыпаться, чтобы завтра быть огурцом. Тошнотворно бодрым и энергичным огурцом с разбитым сердцем. По крайней мере, это гарантия того, что мне не встретится Май и я не совершу какую-нибудь глупость. Постановив так, я зашторил окна и улёгся в большую кровать с чистыми, хрустящими простынями, врубив кондиционер и вырубив телефон. Не прошло и двадцати минут, как в дверь постучали. Я уже успел задремать, поэтому открыл не сразу и был слегка дезориентирован.

– О, ты спал! Прости, я не подумал, что... ты же говорил, что не выспался, – стушевался Май. В одной руке у него была бутылка. Не текила – коньяк, но я все равно подивился исполнительности Вселенной. Такими темпами, чего доброго, сбудется все, что желается. В другой – пакет, видимо, с закуской и еще одной бутылкой.

– Проходи, – пригласил я хриплым от сна голосом. Май вздрогнул. Да, у меня уже слишком прохладно. Я убавил мощность кондиционера. Его длинные волосы все еще были влажные, но озерной водой от него не пахло, видимо успел принять душ.

– Извини, я сейчас штаны надену, – пробормотал я и кинулся на поиски. Быть рядом с ним в одних боксёрах, верный способ показать, как я рад его видеть.

– Послушай, ты, наверное, сильно устал. Не стоило мне тебя будить. Пожалуй, не буду мешать и пойду, а тебе, возможно, удастся уснуть, – смущенно улыбаясь, сказал Май.

– Глупости, я рад, что ты пришел! – Накинув покрывало на кровать – типа генеральная уборка завершена, искренне ответил я.

– Ну, раз ты не против... я принёс, что обещал, – Май пошарил рукой в просторном кармане своих бриджей и протянул мне флешку.

– О! Класс! Сейчас, ноут достану, – воодушевился я, но Мирошенко возмущённо завопил:

– Эй, я же сказал, когда меня рядом не будет.

– Ты что, стесняешься? Ты же моделью работал...

– Ну и что! Нет. Отдай её сюда немедленно!

– Давай выпьем и потом посмотрим, лады? После ста граммов коньяка тебе будет пофигу, – подмигнул я и плюхнулся на пол, прихватив перед этим массивные стаканы из бара. Май закатил глаза, вздохнул, но сел напротив.

Он достал из пакета нарезку, лимон и шоколад. Я разлил коньяк и понеслась.

– Ты, судя по отзывам, хороший фотограф, – задумчиво протянул Май. Я кивнул. После третьего бокала я был довольно покладистым и соглашался практически со всем, что он говорил.

– Говорят, хороший, – подтвердил я. Май прислонился затылком к стене и посмотрел на меня из-под полуопущенных век.

– Это с того времени началось?

– Когда тебе помогал? Да. Увлёкся, – согласно кивнул я и поспешил добавить, – фотографией. Я снимаю не только для журналов, для себя тоже. В планах организовать выставку.

– М-м-м... здорово, – отхлебнув из бокала, прокомментировал Май. Он смотрел на меня пристально и о чём-то думал.

Мы просидели в молчании довольно долго, и я уже стал придумывать тему для беседы, когда Май внезапно сказал:

– Я жалею...

– Что?

– Я жалею, что тогда уехал, толком ничего не объяснив. Что пропал и заставил волноваться тебя и твоих родителей. И что... повёлся на этот детский развод Матроса... и ничего не сказал тебе...

– Май не надо...

– Поганым был не столько процесс, сколько твоё разочарование. Я все эти годы думал, что противен тебе, что ты бы мне и руки не подал при встрече. Я и себе был противен... но потом пришлось себя простить, иначе я бы свихнулся.

– Ты не был мне противен... я просто... мне было обидно... за тебя. Я был разочарован. И злился, но никогда ты не был мне противен! И я до сих пор стыжусь своих слов. Я должен был заметить, что с тобой творится. Как я мог не обратить внимания? Хреновый из меня вышел друг, – я покачал головой и признался тихо, – Я скучал, Май.

– Я тоже...

И мы опять замолчали. Но в этот раз молчание не длилось долго. Мы уговорили уже одну 0,7 коньяка и больше половины второй. В голове шумело, а язык заплетался.

– Ты младец. С нуля добился очень мног..ого. Можешь собой грдиться. Правда... я бы гордился, – Мирошенко на мою похвалу фыркнул скептически.

– Вот когда я буду свою линию прес...представлять, тогда и поговорим о гордости, а пока я просто на подхвате.

– На подхвате Линь Суо Вэнь, в подвале, где шьют все эти шмотки, а ты, мать твою... как называется твоя професся, не напомнишь? – озадачился я. Май хихикнул и, важно подняв указательный палец, выдал:

– Дизайнер вязаных изделий!

– Во-о-о! Ты дизайнер вя... короче, ты крут! И я готов бесплатную фотсессию усроить для твоей будщей коллекции, – пожал я плечами и немного съехал вбок от незапланированного движения.

– Договорились. Тогда я готов поучаствовать в твоем... фере... фери... феричском проекте, – забуксовал Мирошенко и, поставив бокал на пол, пополз к кровати, – Што-та я устал...

Сидеть на полу одному стало скучно и жёстко и я тоже пополз к кровати. Там Май снял бриджи, оставшись зачем-то в футболке, заполз под покрывало и засопел. Я забил на одежду и упал в объятия Морфея в чём был. И последнее, о чём я подумал, что завтра непременно пожалею. Ведь теперь меня будет постоянно мучить воображаемая картинка – Май в моей постели.

Утро определённо добрым не было. Хотя Маю было хуже, чем мне.

– Ооооо, не дыши так громко, – потребовал он глухим хриплым голосом. Я уже успел принять душ и даже выпить чашку средней паршивости растворимого кофе.

– Ты всегда так быстро пьянеешь? – усмехнулся я.

– Выключите барабаны... не знаю, я редко пью, – отрывая лохматую голову от подушки и хмуро глядя на меня сквозь спутанные пряди, сообщил Май.

– М-м-м, тогда понятно, почему тебе так плохо. Тебе стоит принять тёплый душ и выпить таблетку, а потом ещё поспать, – роясь в сумках с примочками для камер, посоветовал я.

– Я не смогу встать... тем более попасть в душ... – пожаловался Мирошенко и упал лицом в подушку.

– Давай, давай, принцесса. Таблетки на тумбочке, если хочешь, спи здесь. А я пошёл...

– Куда? Что? Сколько времени? – Май резко поднял голову и застонал от боли.

– Рано ещё. Мне надо проследить за тем, как будут устанавливать аппаратуру. Не парься, спи, – я подхватил сумку со всем необходимым и поскорее свалил из номера. Этот его сонный вид, растрёпанные волосы и отпечаток подушки на щеке... Боже, как я хотел лежать сейчас рядом с ним. Или принять душ... вместе... о-о-о, всё хватит! Вон! Подальше от этого ходячего соблазна. Долбанная персональная виагра. Кыш из моей головы, кыш!

От мыслей в таком ключе удалось избавиться после купания в довольно холодном озере. Было ещё зверски рано, и вода нагреться пока не успела. Зато на место съемки я прибыл в относительно адекватном состоянии. Целый день, пока позволяло освещение, мы снимали. Я не обедал, стараясь все успеть, чтобы можно было завтра сматывать отсюда удочки. Моя выдержка не безгранична. Мне достаточно было лёгкого толчка и я бы ушёл в штопор. Ненавижу терять над собой контроль. А рядом с Маем именно это и происходило. Кстати, он из номера выполз только к вечеру, но выглядел лучше.

– Все, ребята, закончили. Спасибо, – поблагодарил я всех, кто принимал участие в съемках.

Народ радостно загудел. Модельки построили глазки и щебечущими стайками упорхнули в свои домики наводить красоту и есть свои низкокалорийные салаты. Помощники скоренько собирали аппаратуру и приводили территорию в прежний вид. Ассистенты упаковывали камеры. Я выдохнул и расслабился. Дело сделано, остальное за графикой и дизайном. Но это уже дома, с кружкой кофе в руках и под старый добрый рок. А прямо сейчас можно прошвырнуться на озеро и ещё разок искупаться. Вряд ли этим летом мне удастся съездить отдохнуть. К тому же ехать одному скучно, а брать кого попало не хочется.

Я добрёл неспешно до леска, отыскал приметную тропинку, пошел по ней и не прогадал. Дорожка вывела меня прямиком на тот самый пирс. Я бросил сумку, стащил мокрую от пота футболку, слегка испачканные бриджи (приходилось забираться в болото, чтобы поймать хороший ракурс) и подошёл к краю деревянного настила. Покрутил затёкшей правой рукой, размял шею и прыгнул. У меня нырять так красиво, как у некоторых, не получается, но плаваю я тоже неплохо.

Заплыв оказался освежающим и бодрящим. Минут через пятнадцать я вскарабкался обратно на пирс и подвис. Сумка с камерой лежала на месте, а вот одежды не было. Я провёл двумя руками по волосам ото лба к затылку, отжимая с них воду и огляделся. Вредитель нашелся очень быстро. Неподалеку от пирса был участок, где пологий берег, покрытый толстым слоем мягкой на вид травки, вдавался достаточно далеко в воду. На этом мысу и разлегся Мирошенко. Хитро улыбаясь, он следил за полетом безымянной пташки, сквозь зеркальные очки «авиаторы». И был настолько «не при делах», что с первого взгляда было ясно, чьи уши торчат из этого розыгрыша.

– Классный прикол, – похвалил, нависнув над Маем в одних боксерах и с сумкой на плече.

– Понравилось? – ослепительно улыбнулся этот засранец.

– Не то слово. Пятиклассники бы обзавидовались. Круть! – я сделал круглые глаза и показал два больших пальца. Май пожал плечами.

– Ты серьезно полагаешь, что я постесняюсь дойти до домика в трусах? Или у тебя были какие-то более философские причины спереть мою одежду? – полюбопытствовал я.

– Решил посмотреть на тебя без... помех. Теперь мы квиты, – усмехнулся Май.

– В каком смысле? – нахмурился я, холодея от предчувствия.

– Ну ты же вчера за мной наблюдал. Даже фотографировал. Я, кстати, тоже сделал пару фоток, показать?

– Я место искал для съемок, а не тебя фотографировал, – отмазка вполне ничего.

– Как скажешь... – глубокомысленно покивал Май. Он встал, отряхнул шорты и прошёл мимо меня к базе, ехидно улыбаясь.

– Может вернёшь вещи? – крикнул ему вдогонку.

– В сумку загляни, – не оборачиваясь, посоветовал Мирошенко.

– Засранец! – негромко резюмировал я, чувствуя, что улыбаюсь.

Вечер улёгся на плечи душным ватным одеялом и я схоронился от жары и комарья в номере. Виват москитным сеткам и кондиционеру! Да здравствует цивилизация! Ещё одна ночь здесь и я постараюсь забыть всю эту историю. Я правда постараюсь. Попробую больше не думать о Мае и не встречаться с ним с завтрашнего дня. Попробую перестать встречаться с худыми блондинками и... блондинами, как делал до этого. Может, всё утихнет само собой? А готовые снимки можно переслать по электронке или отправить с курьером. Главное – не подкармливать воображение. Не позволять себе мечтать ни о чём таком... потом... А пока завтра ещё не наступило, можно посмотреть портфолио, которое господин Мирошенко соизволил мне вчера дать.

Я замутил себе кофе с коньяком. Остатки вчерашней роскоши пришлись кстати. Устроился в кровати с ноутбуком и погрузился в просмотр снимков. Обалденных, надо признать. Видно было сразу, что Май работал с отличными фотографами. Каждая мелкая деталь кричала об этом. Но профессиональные изыски стали мне внезапно совершенно неинтересны. Я смотрел на парня, изображённого на снимках. Только на него. Он был прав – внешность специфическая. Трудно поверить, что это нереальное создание живет поблизости и пользуется чем-то вроде зубной пасты или ест чипсы, или, тем более, пьет пиво. Не коммерческий типаж. Он мог быть только таким: высокая мода, дорогущие часы и туалетная вода, закрытые показы. Элита. Фото с ним могли с успехом быть выставочными, потому что буквально в каждый снимок, он привносил какую-то художественную составляющую и это переставало быть рекламой, становясь искусством.

Если быть честным, я до последнего ждал, что в дверь постучат. Но он не пришёл. И трудно было сказать рад я или расстроен этим обстоятельством.

Лёг достаточно поздно, хотя рано утром был уже на ногах и даже удачно застал приехавшую за одним из моих сотрудников машину и напросился с ними. Ещё одной поездки с Маем я бы не выдержал.

========== -7– ==========

        В городе меня затянула круговерть неотложных дел, пропущенных в угоду работе встреч и звонков. Рутина засосала так основательно, что на волне трудоголизма я отредактировал всё что надо и не надо. Разобрал старые завалы, навёл порядок в студии и дома. Надеясь, вероятно, что уборка расчистит не только жилплощадь, но и мозги. Но надежды оказались напрасными. Я не мог забыть и, если днем я забивал голову кучей информации, то к вечеру наступало затишье, и я вспоминал. От этих воспоминаний во мне вскипало абсурдное желание всё бросить и пойти признаться ему... прижать к стене и поцеловать. Обнять. Прикоснуться. Хотя бы увидеть...

С дня съёмок прошло около двух недель, Мирошенко звонил несколько раз, но я переводил на ассистента. Когда на дисплее сотового телефона снова высветилось «МАЙ», сердце сделало кульбит, зацепив по пути желудок.

– Алло, – ответил я. Отмалчиваться дальше было уже грубостью и трусостью.

– Привет, Илья. Я получил фото... которые ты передал с курьером. Что происходит? Ты не попрощался, свалил в тихушку. Не стал лично передавать фотографии. На звонки не отвечаешь. До сих пор дуешься из-за прикола с одеждой? Ну извини... – начал Мирошенко.

– Нет, Май, я не дуюсь. Просто было некогда. Накопилась куча всего, я разгребал, – так себе объяснение, оставалось надеяться, что мой голос звучит достаточно уверенно.

– Да? Тогда ты, конечно, не будешь против обсудить кое-что по снимкам? – ласково поинтересовался Май.

– Ммм, да. Хорошо. Когда?

– Сегодня. У меня. В восемь, – рубленными фразами ответил Мирошенко.

– Сегодня?

– Позвони перед приездом, вдруг я ещё буду не дома, – скомандовала эта звезда и отключилась.

– Великолепно, блядь! – в сердцах сплюнул я. Ну что за невезуха? Мне казалось, я начал потихоньку успокаиваться. Ладно, один-то разговор я переживу. Чисто деловая беседа.

Без двадцати восемь я набрал Мая. Он буркнул, что уже дома и ждёт. Я вздохнул тяжело над своей судьбой, но собрался и поехал к нему. В этот раз дверь он открыл сразу, будто сидел под ней и ждал, когда я появлюсь. Не говоря ни слова, он кивнул мне и пошёл вглубь квартиры, ожидая, видимо, что я пойду за ним.

– О чем ты хотел поговорить? – поинтересовался я, войдя на кухню.

– Что случилось, Илья? Чем на этот раз я тебя обидел? – резко развернувшись, спросил Май. От его напора я слегка опешил, но быстро очухался и изобразил профессиональную улыбку «как вы меня задолбали, но хрен вы об этом догадаетесь».

– Не говори ерунды, ничем ты меня не обидел. Я же объяснил, дел много накопилось. Нужно было редактировать кучу снимков, встречи нарисовались и пришлось обзвонить полгорода... – сочинял я, сунув руки в карманы джинсов, не глядя на хозяина квартиры.

– Не вешай мне лапшу, – неожиданно рявкнул Май, заставив меня вздрогнуть и посмотреть на него. Он стал наступать на меня и мне пришлось пятиться.

– Ты бы нашёл время, если бы захотел. Значит, не захотел. Значит, есть причина. Мне надоело гадать, что я такого тебе сделал, лучше сам скажи! – не унимался Май. Я отступал, пока не ткнулся спиной в стенку. Вот привязался! Тоже мне, командир! Мирошенко упёрся руками по обе стороны от меня, отрезая пути к бегству. Он так пахнет... от его злого голоса мурашки по всему телу и дрожь. От взгляда серых глаз кружится голова. Я посмотрел на него, видимо немного потерянно, потому что он удивлённо выгнул бровь и облизал губы, собираясь что-то сказать. Но я не слушал, мой взгляд был прикован к его губам, к тому месту, где мелькнул кончик языка. Думаю, сложно было интерпретировать моё поведение каким-либо другим образом, кроме верного.

Я хотел его поцеловать. Дотянуться, всего несколько сантиметров, и накрыть эти влажные красные губы, коснуться их языком, прикусить нижнюю и скользнуть в рот, глубже. Почувствовать его вкус и дрожь его тела, сорвать стон.

Я приложил невероятное усилие, отрывая взгляд от его рта, и посмотрел, наконец, ему в глаза. О Боже! Там плескалось и бушевало отражение моего желания. Зрачки Мая были огромными, занимая собой почти всю радужку, дыхание стало частым, а руки сжались в кулаки, скребнув побелевшими пальцами по стене.

– Дело не в тебе, – хрипло поведал я.

– В самом деле? – низким голосом уточнил Май.

– Не хотел тебя смущать... своими проблемами, – уткнувшись затылком в стену, снова попытался объяснить я.

– Ничего, мы же друзья. Вдруг я смогу помочь, – склонив голову к плечу, вкрадчиво и тихо сказал Мирошенко. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Стало только хуже, потому что он был так близко и пах одуряюще.

– Черт бы тебя побрал, Май, – простонал я, схватил его за футболку, резко развернул и впечатал в стену, где секунду назад стоял сам. Он не выглядел испуганным. Он выглядел возбуждённым. Розовый язык вновь пробежался по губам и исчез, рот слегка приоткрылся. И я позорно проиграл этот бой с самим собой.

Неуловимое движение и наши губы встретились. Он разомкнул свои и впустил меня.

Горячо. Влажно. Щекотно. От шершавого прикосновения языка зудит в груди и хочется прижаться сильнее и потереться. Он будто читает мои мысли, и наш поцелуй идеален. Упругая нижняя губа под моим языком, в неё хочется впиться как в клубнику. Мягкий проворный язык, дразнящий лёгкими щекочущими прикосновениями и тут же ускользающий. Зубы, дарящие ощутимый укус и волну колких мурашек по шее и загривку, ребристое небо. У меня закрыты глаза и в груди грохочет сердце. Мне всё равно, где я. Мне хочется не быть больше нигде и никогда, только так и только сейчас. Мне нужно больше: тепла, трения, тела. Мне нужен он весь – прижатый, притиснутый ко мне от макушки до пят. Мне нужно, чтобы он продолжал теребить кончиком языка мою верхнюю губу. Чтобы он мелко мелко целовал уголки рта и всасывал мой язык, потирая его своим. Мне нужно всё это и я, пожалуй, кончу, даже не расстегнув ширинки. А потом умру от стыда.

– Май... Май, – прошептал я, захлебываясь воздухом, когда он оторвался от моих губ и переключился на шею. Мой член уже и так твердый, как будто отлитый из бронзы. А он не оставляет секунды, чтобы перевести дух. Кровь превратилась в пламя и горячим потоком несётся по телу, обжигая вспышками удовольствия все нервные окончания. Мозги в режиме ожидания, но на задворках сознания что-то царапает меня. Какое-то слово. Имя.

– Нет, – пробормотал я между двумя судорожными вздохами и, оттолкнув Мая, сделал несколько шагов к выходу.

– Что?! – Мирошенко вцепился в мою футболку, развернул к себе, шальные серые глаза медленно сфокусировались на моём лице. Он сдул с лица упавшие на глаза пряди и зло воскликнул: – Нет. Только не снова! Да что за нахрен? Я не мог ошибиться. Ты меня хочешь! У тебя стоит! Так какого хрена ты уходишь?

– Я не могу так, – прохрипел я, – это просто свинство. Она же беременна...

– Кто? – растерянно хлопнул глазами Май. – И как это связано с тем, что сейчас происходит?

– Не может быть, чтобы тебе было настолько плевать на неё... это на тебя не похоже...

– СТОП! – громко и резко бросил Мирошенко, опустил голову, занавесившись волосами, глубоко вздохнул и неторопливо, дрожаще выдохнул. – Илья, объясни толком, о чем ты?

– Если она узнает, что ты ей изменяешь, думаешь, её это порадует?

– Ты о ком? – недоуменно склонил голову к плечу Май и впился в меня обеспокоенным взглядом. И вдруг его глаза расширились от понимания. – Ты думаешь, что мы с Витой? – спросил он.

Я раздражённо развел руками. Май прикрыл глаза на секунду:

– Ты поэтому меня избегал?

Я кивнул и отвел взгляд. И тут же отхватил оплеуху, от которой зазвенело в голове и перед глазами замелькали звездочки.

– Ты опять так делаешь. Кретин! Тебя жизнь ничему не учит! – прорычал Май, выписывая мне еще один подзатыльник. Я настолько офигел, что даже не пытался отбиться, только вжимал голову в плечи и старался увернуться.

– Сам что-то там придумал, сам поверил и сам принял решение... за обоих. Типа благородство проявил, не стал разбивать семью? – Мирошенко толкнул меня в плечи, выговаривая всё это ещё раз, и ещё. Но мне надоело, я упёрся и в четвёртый раз у него ничего не вышло.

– А что, надо было с тобой обсудить? – заорал я, – Привет Май, давно не виделись. А знаешь, я тебя хочу так, что зубы крошатся. Давай жить долго и счастливо? Ничего, что ты женат и почти папа...

– Да! Надо было! И ты бы узнал, что она моя подруга! – кричал Май, перебивая меня, – А муж её в Нью-Йорке и они счастливы до усрачки. И я тоже тебя хочу, конченый ты дебил.

– Да? – тупо уточнил я, резко сбавив тон.

– Да! – зло буркнул Мирошенко. Через пару глубоких вдохов его плечи расслабились и он тихо повторил, разрешая всё, о чем я мечтал, – Да.

Я обхватил ладонями его лицо и вгляделся в глаза, погладил высокие скулы, вплёл пальцы в шёлковые волосы. Май накрыл мои руки своими и мелко дрожал, блестя глазами сквозь ресницы. В тот момент он был прекраснее всего, что я когда-либо видел. Этот поцелуй вышел трепетным и нежным, каким мог бы быть тогда, девять лет назад. Но поцелуя мне было мало. Мне хотелось забыть обо всём. Не думать, только чувствовать. Потянуть настойчиво за собой в гостиную, залитую рыжим светом настольной лампы. Усадить на диван, поцеловать снова. Запустить пальцы под тонкую домашнюю кофту, скользнуть по горячей коже на животе. Рисовать на ней круги и спирали, задирая край все выше. Стянуть через голову ткань, мешающую моим рукам путешествовать по гладким плечам, груди. Уложить Мая на спину и смотреть на часто вздымающуюся грудь, напряжённые соски и кожу, покрывшуюся мурашками. Ловить губами бьющуюся на шее жилку, тень во впадинке ключиц, сладкий вздох с губ. Лечь сверху и вжаться, протолкнуть колено между стройных ног, заставить Мая стонать и податься навстречу приятной тяжести. Перехватить узкие руки, прижать над головой к подушке, погладить острые косточки на запястьях, нежную кожицу в сгибе локтя, щекотно коснуться подмышек, проследить лесенку ребер, сжать узкие бедра над поясом джинсов. Поймать в плен серебряный взгляд, не отпускать, пока расстегиваю пуговицу и ширинку. Освободить сливочную кожу из-под одежды, убрать с желанного тела всё, что не даёт любоваться им. Откликнуться на зов приоткрытых губ, поцеловать нежно и горячо, прижаться, приглашая обнять меня ногами. Потерять голову в звуках шумного дыхания и сладких стонов-вскриков. Найти силы на секунду оторваться от росписи поцелуями солоноватой кожи на шее, раздеться и мгновенно вернуться в жадные объятия. Обласкать соски, едва удерживая дрожащее, напряжённое тело. Обжечь дыханием налитой член, но не коснуться его, а вместо этого гладить бёдра и сгибы коленей и ласкать языком яички, втянуть одно в рот и почувствовать ногти, впивающиеся в плечи, услышать хриплый вскрик. Растерять все мысли в томном мареве желания. Облизать большой палец и погладить сморщенную дырочку, массируя и едва проникая, дразня. Укусить выставленную на обозрение упругую попу, безволосую, порозовевшую, задохнуться от сладкого: «Ильяа-а-а-а». Мягко, но настойчиво протолкнуть скользкий палец внутрь и зарычать, едва сдерживаясь.

Услышать задыхающееся капризное: «Хочу! Быстрей!». Не позволить упасть, пока Май копошится в кармане джинсов. Схватить протянутый одноразовый пакетик смазки. Разодрать его, чувствуя во рту привкус фольги и запах банана. Нанести на себя и на него, скользнуть пальцами в тугое, жаркое.

«Иль-яаа! Сейча-а-а-агххххххх...». Податься вверх, вновь перехватывая узкие запястья и прижимая их к подушке одной рукой. Второй подтянуть повыше острое колено. Прижаться головкой к горячему, увлажнённому смазкой входу, задержать дыхание и толкнуться. Тесно. Жарко. До конца. Ловить открытым ртом душный воздух, жмурить глаза и заставлять сердце не выскочить из груди. Посмотреть на Мая, на покрытый испариной лоб, румянец и красные губы, спутанные волосы, судорожно дергающееся адамово яблоко, шальной блестящий расфокусированный взгляд. Слегка двинуть бедрами и сцеловать жалобный всхлип. Дышать друг в друга, входить снова и снова, всё чаще, пока краткие «Хххха... а-аа... а» не превратятся в непрерывное стенание. Сжимать, кусать, заявить права. Поставить метки – моё! Довести себя и его до непереносимого напряжения. Видеть, как Май упирается обеими руками в подлокотник дивана и выгибается, запрокинув голову. Дышать часто-часто, сквозь мерцающие перед глазами красные точки. Войти до упора и толкаться ещё глубже, ещё ближе, ещё сильнее. Подтолкнуть нас к краю и сорваться в свободный полет, чувствуя, как сердце ухает куда-то вниз и перехватывает дыхание, как встряхивает тело от блаженных спазмов. Замереть, уткнувшись лбом в твёрдое, дрожащее от напряжения плечо. Почувствовать, как уходит стальное напряжение из тела подо мной, как липко животу.

В голове царила блаженная пустота и звон. Наверное, похожее ощущение бывает у торчков, после дозы кокаина. Всё вокруг гипер яркое, остро осязаемое, звучное. Мне казалось, я побывал в сказке. Для взрослых. Секс был невероятный! Моё наваждение лежало подо мной расслабленное и истомленное. Клянусь, я бы не удивился, если бы Май заурчал. Он жмурился и даже сжимал-разжимал пальцы в моих волосах как самый настоящий кот. Я тёрся носом о влажный висок, вдыхая запах шампуня, одеколона и горячей влажной кожи. Я пытался понять, чего же мне сейчас хочется больше: продолжать так лежать, сходить в душ или пить?

– Кофе хочешь? – спросил Май улыбаясь. И я понял, что хочу. И кофе и душ, главное, чтобы всё это с ним.

Наверное, то что между нами происходило можно было назвать романом.

Мы проводили время вместе. Всё свободное от работы, хотя его было не так уж много. Ночевали то у меня, то у него. Мне постоянно попадались части зверей (он так и не бросил их вязать), клубки и крючки. Схемы узоров Мая частенько оказывались среди моих бумаг. Он находил мои объективы или запасные батареи среди своих образцов. Спотыкался о мои провода и штативы. Его прозрачная стеклянная кружка с зелёным чаем соседствовала с моей керамической в потеках от кофе. Май демонстративно освободил мне несколько полок в своем шкафу, а я полочки для его шампуней в ванной и место на столе для его ноута.

Мы могли сидеть дома и заниматься каждый своим делом. Или могли пойти гулять и пробродить по городу до рассвета. Мы устраивали шуточные скандалы или мирно смотрели кино, сидя на диване в обнимку. Готовили что-нибудь вместе, ухахатываясь друг над другом. Зависали в интернете, выбирая куда поедем отдыхать, или читали новостную ленту вконтакте.

Мне никогда не было так хорошо. Спокойно и волнительно, весело и сладко.

Я будто вернулся в прошлое, с той разницей, что больше мне не приходилось ничего скрывать и теперь можно было всё. Не только смотреть, но и трогать. О, вот этот пункт мне особенно хорош! Мне  нравилось смотреть, как плавится в моих руках Май. Он был довольно властным и требовательным, что касается работы в особенности. Я даже терялся поначалу, слыша его командирский тон, когда он отчитывал кого-то из ассистентов. Но, как же мне нравилось его после этого «нагибать», заставляя стонать и беспомощно всхлипывать. Делать из его тела тающее желе, неспособное от наслаждения связать двух слов.

В середине лета мне пришло письмо в бумажном конверте. А в нём приглашение на встречу одноклассников, что должна была состояться в августе. И я подумал, что это отличный повод навестить родителей и рассказать им про меня и Мая. Я не знал как отреагируют мама с папой, но надеялся на лучшее. Верил, что они выше предрассудков.

Я хотел поехать, только не знал, захочет ли сам Май возвращаться в город, где с ним случилось столько всякого? Мы с ним тему школы, старых знакомых и того ужасного дня больше не затрагивали. Поэтому узнать, как относится Май к нашему провинциальному городку выяснить не было возможности. Я мучился пару дней, а потом решил, что гадать не имеет смысла, проще спросить.

Май корпел над очередным расчетом в мастерской. Вы вот думаете, наверное: «Вязание херня, бабы же справляются». Вы не угадали. Нет, когда вяжешь простые вещи, типа шарфа, не вопрос, хотя и тут я мог бы поспорить. А вот всякие фендебоберные свитерочки... Надо сделать выкройку, надо подобрать узоры, связать образцы, рассчитать количество петель общее и для узоров и чтобы один узор с другим соединялся, хотя у них разный раппорт (пришлось гуглить, что это за хрень), количество убавляемых-прибавляемых петель, в каких рядах эти убавки-прибавки будут, сколько понадобится пряжи в метрах-километрах для данного изделия и какую лучше выбрать. Короче, расчетов немерено. Вот те и хобби для бабушек и домохозяек! Они, между прочим, на такое способны без литра водки и специального образования. Может переманить их в российский автопром?

Так вот, Май завис над расчетами в мастерской. Он проводил там большую часть рабочего времени, и мне очень нравилось это место. Просторное помещение, залитое солнечным светом, проникающим сквозь огромные окна. Туда из квартиры Мая вёл длинный коридор, оканчивающийся раздвижной стеклянной дверью. Несмотря на постоянный беспорядок, валяющиеся всюду нитки и кучу непонятной техники, похожей на орудия пыток, свободного места всё равно было много. Когда Мирошенко проводил мне экскурсию, я заметил, как минимум, три ноутбука. Он сказал, что на каждом стоит свое программное обеспечение, для разных проектов. Здесь вообще было много электроники. В воздухе повис аромат кофе с корицей (Май его заваривал, но никогда не пил), теплый запах шерсти, солнца, металла и машинного масла. Хозяин творил за большим белым столом, зарывшись в чертежи и компьютер. Возле входа Май расчистил небольшой участок для посетителей. Кусочек кожаного дивана и краешек журнального столика. Это максимум, на который расщедрился господин дизайнер. Чужаков в мастерской он не жаловал и, тем более, не любил, когда собиралась толпа. Меня же всегда был рад видеть и утверждал, что я ему не мешаю.