Текст книги "Альбинос. Финал (СИ)"

Автор книги: black_in_you

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Он замолчал.

– Это почему?

Я знал, что рано или поздно придется сказать отцу, что Миша не такой уж и классный, но не знал, как. Как же сказать это? «Мы с ним трахались», «он меня со своим другом поимел», «Он – насильник похлеще, чем Слава»? Как сказать отцу, что ты взрослый мужик, но…

– Саша, Саша… – начал он, – Ты вообще за собой не следишь, да? – он презрительно посмотрел на меня и встал из-за стола. – Да уж. Теперь понимаю, почему Миша с таким упоением мне эту историю про изнасилование рассказывал. Я замечал, что он Славу не очень переносит, но, тем не менее…

Отец ещё что-то говорил своим наигранно обреченным тоном, а у меня в голове промелькнула неожиданная мысль. А какое отношение Миша вообще имеет к этому изнасилованию, откуда у него такие подробности? Всё это было очень-очень подозрительно…

– Саш, тебе скоро тридцать лет, ты почему такой?

– Какой «такой»?

– Мягкотелый. – он прищурил глаза, – Тебя этот Слава покалечит и глазом не моргнет, зачем тебе это? У тебя хоть гордость-то есть? Стойкость-то есть?

– Есть. – коротко ответил я, – Но это никакого отношения не имеет к тому, что ты заварил такую кашу. Я со своей жизнью сам разберусь, без твоих подсказок, и с личной жизнью в том числе. Я хотел тебя как отца попросить пойти мне на встречу, прекратить всё это… Но сейчас понимаю, что зря даже заикнулся.

– Ой! – вскрикнул он, – Ты из себя не строй невесть что! Это бизнес! Какое кому дело, кто с кем и как ебётся! Я тебе как отец говорю, чтобы ты к нему и близко не подходил, а как директор говорю – это бизнес! Саша, это – бизнес! Тут свои правила, если сказал – должен сделать! Если чуть ослабил хватку – поползут всякие гниды на твой огород, будут там жрать, срать и плодиться! Думаешь, наши партнеры слепые, не видят – не слышат? Всё они прекрасно понимают. И я свое слово держу, если я сказал – посажу, значит посажу.

– Хорошо, я тебя понял. На мое мнение тебе как было наплевать, так и наплевать… – с ним бесполезно разговаривать, даже голова заболела.

– Вот когда ты будешь сидеть на моём месте, я посмотрю, как тебя будут волновать такие мелочи!

– Мелочи? – я остановился уже у дверей.

– Перебесишься, не девочка. – он отвернулся к окну. Он почти сказал мне, что его не колышет моя личная жизнь.

Я так и знал, что этим всё кончится. И хоть можно было сказать – «Я сделал всё, что мог», совесть меня продолжала мучить. Сидя в кабинете, ставшем вторым домом, среди разбросанных по столу документов, я никак не мог отделаться от ощущения, что причастен ко всему этому дерьму. Что я часть системы, такой же карьерист, как и мой отец, который может идти по головам ради достижения цели. И если мои догадки на счет Миши верны, то возможно, это я вбил последний гвоздь в крышку «гроба». Но я ещё решал, как же мне правильнее поступить. И пока я решал – время всё так же неспешно шло.

Встречу с кануна дня рождения перенесли на сам день рождения. Стас так и сказал: «Я знаю, что ты другу не откажешь, да и сам киснуть в ДР не захочешь!». А почему нет? А почему я должен киснуть? Не буду. Ну и что, что Слава не пишет, не звонит, не приезжает и о себе вообще никак не дает знать. Значит решил, что его «извини» – это шаг навстречу, и я должен сделать свой? Но впервые мне было ТАК обидно, что я не мог ни о чём другом думать. Помочь ему, конечно, хотелось, как и встретиться, задать вопросы, узнать, что же тогда произошло, поддержать и, может быть, даже вместе подумать, как выйти из сложившейся ситуации. Но я ждал, ждал, что он как-то реанимируется в моих глазах, просто, чтобы я сам себе мог сказать – «Всё хорошо, и он не такое уж дерьмо». Но Слава такого шанса мне не предоставлял.

Многие люди не любят дни рождения, избегают, теряются, ненавидят себя за уходящие впустую года, а я люблю. Мне нравится эта атмосфера, когда внимание близких людей направлено на тебя. Но я и не только своё люблю праздновать. Это же здорово, когда есть возможность подарить подарок близкому человеку?

Весь день как назло вспоминал ту ночь в его день рождения, когда он сказал это «люблю», весь день вздыхал и грустил. Ровно до того момента, пока не приехал Стас, с подарками и продуктами. Как он сказал – «Чтобы как следует отметить!». Про Славу я ему не рассказал, из ревности, а может из-за того, что было стыдно.

– Са-а-ашка-а-а-а! – он выпрыгнул из машины с огромной кучей воздушных шариков почему-то желтого цвета, подбежал ко мне, схватил, обнял, поцеловал в щеку. – Ну, поздравляю тебя, именинник ты наш!

– Спасибо, – я улыбался. Дни рождения – это приятно, я уже говорил… – А почему желтые? – я взял у него связку шаров и пакет с алкоголем.

– Да потому что торопился, а тетка в магазине их первые на стол выложила. Да какая разница?! Не голубые же тебе дарить? – он побежал обратно к машине, чтобы забрать оставшиеся пакеты.

– А где Женя, Паша? – он хотел привезти ребят с собой. Женя – тот самый мужик из Германии, к которому он так «прикипел», а Паша наш общий знакомый из клуба. – Не приедут?

– Приедут, конечно! Один за мясом к Карену поехал, а другой поехал подарок забирать твой.

Мы зашли в дом. Стас бросил пакеты на стол в гостиной и упал в кресло, стягивая вязанную шапку.

– Ух! Устал! Ну, рассказывай, как ты?

– Я – хорошо, предвкушаю, что сегодня будет отличный вечер. Спасибо, Стас, что приехал, правда.

– Брось, ты ж мой друг. Ты ещё кого-то звал? – я знал, что Стас просит о нём.

– Нет, не звал, – мне было неловко, и я ушел на кухню под предлогом – пакеты отнести.

Друг прошел следом, уже без верхней одежды, смотрел, как я выкладываю продукты на стол.

– Что опять такое, Саш? Поругались?

– Типа того, давай не будем сегодня?

– Хорошо, вообще без проблем! Слава? Какой Слава? Да, хуй с ним! Сегодня будем отрываться на полную катушку, да, Сань? – друг по-свойски заключил меня в объятия.

– Как скажешь. – я улыбнулся, – Спасибо, что приехал.

– Да что ты заладил? Спасибо да спасибо! Всё – «ОК»!

Музыка на весь дом, шашлыки, вино, виски, подарки, веселые разговоры, чуть ли не пляски! Дом ходил ходуном, и я вместе с ним. Стас отрывался так, будто это у него день рождения, а не у меня. Подарки были замечательные, но не особо полезные, но даже так – всё равно очень приятно.

– Саш, а ты помнишь такого мужичка странного, ходил в том году часто в клуб, проплешина такая ещё круглая у него. – Стас любил обсуждать других мужиков, и вот мы все вместе на втором этаже устроили кутеж за бильярдным столом. Пили, играли в бильярд, общались. Друг как раз сидел в кресле, я делал удар, Женя наливал Паше виски с колой.

– Припоминаю, с животом на выкат? – я усмехнулся. Был такой мужик странный в клубе, непонятный, то ли пассив, то ли актив, то ли кто. – И что с ним?

– А помнишь пацана такого – худой, беленький, ещё в конкурсах постоянно участвовал в программе. Они ещё как-то поссорились с «бабой Лорой» на Хэллоуин, помнишь?

– Ну помню, мы же вместе были тогда. – я ударил по шару. Попал. – Не тяни, что там?

– Прикинь, вот этот мужик стал встречаться с этим пацаном, – он залился смехом, как и все мы. Ну, правда, они были слишком уж разные. – А теперь… Ахах… Саш… А теперь… – Стас никак не мог успокоиться и договорить, – Спроси…. А-а-а-а-а кто из них кого ебёт?

Мы все разразились хохотом, ведь это было ну очень смешно. Особенно если видел этих двух вживую.

– Стас, ну ты и сплетник! – Женя, ухажер из Германии, качал головой, но продолжал смеяться. Они весь вечер переглядывались и посылали друг другу сигналы.

– Ой, Жень, ладно тебе. – улыбаясь, ответил Стас.

– А вы чего, ребят, так редко стали в клуб ходить? – Паша ждал у бильярдного стола своей очереди. И скорее всего думал, какого хрена я не даю никому поиграть. Я решил, что нужно промазать и «уступить» ход.

– Ты это у Саши и спрашивай! Я хожу! – Стас уже прилично подпил.

– Саш? Что в клуб не ходишь? – молодой человек натирал мелком навершие кия.

Я пожал плечами.

– Сам не знаю… Раньше интересно было, сейчас не очень. – я решил, что могу позволить себе ещё стаканчик виски с колой, поэтому ушел к столику.

– Паш, а ты не спрашивай, а приглашай. – вмешался Стас.

– Сплетник, сводник и болтушка! – поддел его Женя.

– Приглашу, конечно, почему нет? – Паша весь вечер намекал мне, что не прочь «позажигать». Мне было приятно, но не особо нужно.

– Что за стрёмный плейлист? Эта «Гага» третий раз уже играет за последние десять минут… – Стас пошел играть свою очередь и бурчал на всех из-за «плохого» плейлиста.

– Господи… Сделай так, чтобы он сегодня не нажирался, – наигранно обратился его ухажер к потолку.

– Саш, может ты свою музыку поставишь? – спросил Паша, намекая на то, что у него не было толкового плейлиста.

– Не-е-е, пусть лучше Стас.

– Стас! Хватит уже пить! Поставь свою музыку, раз моя тебе не нравится. – возмутился Паша.

Стас не ответил. Его очень уверенно целовал Женя, прижимая к бортам почти так же, как и меня когда-то прижимали. Вот только их поцелуй был настоящий, живой, красивый, страстный и добрый. Паша смотрел на меня, а я как-то засмущался.

– Пойду принесу ещё бутылочку… – я ожидал, что Стас будет выписывать художественные «ПА», он всегда так делает. Если хочет целоваться – целуется, если хочет кричать – кричит. Человек без фильтра. Я ожидал от него этого, но всё равно было неловко. И ещё было грустно. Слава же знает, когда у меня день рождения, я в этом был уверен. Тогда почему?!

Чтобы избавиться от бесчувственной твари, которая так или иначе каждые пять минут приходила на ум, я пил.

– Чего грустишь? – ожидаемо, что Паше надоест наблюдать за «Стасовыми страстями», и он придет ЗА мной ИЛИ ко мне.

Я стоял на кухне и что-то копошился в пакетах, в которых, на самом деле, не было ничего интересного. А он подходил всё ближе и ближе. И я думал, что же делать? Было грустно и обидно – самое то, чтобы потешить себя местью, но с другой стороны, Слава же сказал – «Встречаемся». Значит, если я сделаю это, то ничем не лучше его самого.

– Саш, а ты знаешь, ты мне всегда нравился. Когда Стас сказал, что к тебе поедет, я его почти умолял, чтоб с собой взял. – Паша подходил со спины – я молчал. – Ты очень привлекательный, необычный, красивый…

Чем больше он говорил, тем острее я ощущал эту пропасть между тем, какие отношения могут быть и какие они у меня были со Славой. Я уже и забыл, что значит, когда кто-то тебе говорит приятные вещи искренне. Он обнял меня сзади.

– С тобой так хорошо… – шею обожгло поцелуем. – Извини, если я тебе покажусь легкомысленным, но я правда уже давно хотел, чтобы ты и я…

Он всё говорил и говорил, а я думал, что услышать такое от Славы было бы просто невозможно.

– Стой, Паш. – я уже приготовился к тому, что, он начнет на меня наседать, поэтому придумывал отмазы на ходу.

Я повернулся к нему, поймал мягкий взгляд, попытался аккуратно убрать его руки.

– Саша, какой ты красивый… Хочу, чтобы тебе не было так грустно, как сейчас, любить тебя всю ночь, нежно, чтобы ты обо всём забыл. Скажи, чего ты хочешь? – он опустился на колени, – Хочешь? Скажи? А я очень хочу… Чтоб тебе было хорошо, чтобы ты понял, насколько красивый, сексуальный, мягкий.

– Не надо…

– Почему? – он встал рядом, обнял, потянулся к шее. – Я понимаю тебя, иногда всё не так, как мы хотим. Бывает больно, бывает страшно, но иногда нужно просто уметь принять себя таким, какой ты есть. – прикоснулся рукой к паху, – Я же просто хочу сделать тебе приятно, не буду ничего требовать взамен, буду нежным, – погладил наливающийся член, – Что не так? Не молчи, скажи, что ты хочешь, и я сделаю. Хочешь отсосу, хочешь сам меня выеби, если это нужно, ну?

Я только сейчас понял, что Слава же никогда до этого не опускался до того, чтобы сделать мне минет. Как больно было осознать, что я же тоже хочу, чтобы он вот так…

– Саша… – он обнимал меня нежно, ненавязчиво, аккуратно, – Скажи, что ты хочешь, я всё сделаю. Возьму тебя как ты хочешь, и тебе всё позволю, ты только скажи. Саш? Саш, ты чего? Не плачь, не плачь, Саш, всё хорошо. Если не хочешь – то просто скажи, я тебе больно не хочу делать, и не буду, и не собирался. Не плачь только, пожалуйста.

А в груди у меня всё сжималось и разжималось, будто кто-то рукой сердце реанимирует. Давно не пил – напился, и вот пожалуйста. Не стал я сопротивляться. Слишком больно было себя сдерживать, и я отдался простым и примитивным желаниям, чтобы забыть о тех, которые были уже далеко не простые и примитивные.

Паша не соврал, был нежный, ласковый, добрый, всё время спрашивал меня, нравится ли то, что он делает, или нет, а мне всё нравилось. Я бы на всё согласился в тот вечер от Славы, даже на простое – «Поздравляю». Но его не было. Зато был Паша, и он хотя бы создавал ощущение, что я кому-то важен и нужен. Без изысков, без похоти и боли, это был нежный секс, возможно, такой, который был мне нужен. Удивительно, каким, оказывается, может быть добрым один мужчина к другому.

Утром отходил от похмелья. Долго и мучительно просыпался, а потом лежал, вспоминая вчерашнее.

Ребята разъехались к обеду кто по делам, кто домой отсыпаться. Паша настоял на том, чтобы мы хотя бы телефонами обменялись, чтобы «если вдруг будет грустно и одиноко» могли созвониться или списаться. И вот когда все уехали, и я остался один, то понял, что Стас молодец, как бы то ни было, но он организовал для меня хороший день рождения. Старался как мог, как умел.

А от Славы – ничего. Ни звонка, ни смски, вообще ничего. Вот и «люблю», вот и «встречаемся». Я даже подумал, что его «Извини» – это было не за тот удар, который он на меня обрушил, а как отказ от наших отношений. Мол «извини, давай расстанемся». Как хитро написать вот так двусмысленно. Вроде и за то, что сделал, извинился, и человека послал. Я скучал по нему и порывался написать или позвонить. И чувство вины меня ещё больше к этому подмывало. Но как сказал мне сам Слава – «Нужно знать цену унижению». Я её знал, цену эту, поэтому не позвонил. Решил, что так будет лучше. Для меня и для него. Неделю меня ломало, а потом стало легче. Если он сам молчит – значит сам так хочет. Единственное – я связался с адвокатом, под предлогом узнать, как идет дело, спросил, выходил ли Слава на связь. Меня заверили, что всё хорошо, на связь он выходит, в курсе всех дел. И вообще волноваться не о чем. Вот и хорошо.

Дней через пять после дня рождения звонил Паша, приглашал в клуб или туда, куда я сам захочу, но я тактично отказался. Я скучал по Славе и думал о нем каждый день, и чем больше шло времени, тем больше хотелось задать ему все свои вопросы. Чем дольше длилось это молчание, тем больше я хотел уже сдаться и написать первым.

Ещё через неделю, когда дел на работе было не так много, я, вроде, решился, уже почти нажал «вызов», но снова передумал в последний момент, и пытка началась по новой. А ещё это изнасилование, которое не давало покоя.

По какой-то неведомой причине мне было очень важно и нужно выяснить, что тогда произошло, почему? И почему всё вскрылось именно сейчас.

Такое случается, когда не можешь поговорить с человеком по разным причинам, но очень хочешь, вот и начинаешь искать любые контакты с его окружением, погружаться, хоть невольно, хоть осознанно. Вот и я искал, подпитывал себя, если не воспоминаниями, то его проблемами.

========== Часть 10. ==========

Миша ликовал, когда Саша ему наконец позвонил. Он знал – он всё для этого сделал, и вот, это случилось. Всё так, как он и рассчитывал. Он же сказал, что тот приползет к нему – вот Саша и приполз. Миша нервничал, но заблаговременно выпил таблетку от аллергии, чтобы зуд его не доставал на встрече.

В светлый и дорогой ресторан приехал заранее, чтобы поесть и не мучиться потом голодом, ждал, когда в назначенное время придёт Саша. Предвкушал и смаковал свои фантазии, доедая обед. Соединял сразу два наслаждения в одно, большое и примитивное, но не перестающее быть для него прекрасным и долгожданным.

Саша пришёл вовремя, даже чуть раньше. Как всегда, безукоризненный: в деловом костюме, чисто выбритый, спокойный. У Миши сердце зашлось, когда он его увидел, а когда тот посмотрел в глаза – и вовсе удар пропустило.

Он ждал с ним встречи, как не ждал никого и никогда. Себе он уже сто раз признался, что влюблён в него и желает больше всего на свете, но признаться себе – это не тоже самое, что признаться ему.

– Привет, Саша. – Миша встал и пожал ему руку.

– Привет. – тот сел напротив, заказал у официанта кофе, осмотрел взглядом ресторан.

– Миша, давай на секунду отбросим всё то, что между нами было. – начал он, – Я понимаю, что я тоже виноват отчасти в том, что происходило, я это не отрицаю, и тебя в то же время не обвиняю. Что было, то прошло, хорошо?

– Допустим, котёнок. – Миша и сам не знал, почему ляпнул это пошлое «котёнок», может старался скрыть волнение, показаться расслабленным.

Но Саша отреагировал на это спокойно, будто не заметил, и продолжил говорить, качая из стороны в сторону чашку кофе на тарелочке.

– Скажи честно, что всё это значит?

– Что именно? – Миша все прекрасно понимал, но зачем-то ломал комедию.

– Миш, ты все понимаешь, куда делась твоя проницательность?! – Саша подкалывал его, но оставался внешне очень спокойным, даже равнодушным.

– Если ты хочешь узнать о том, почему твой Слава оказался в такой жопе, то не проще ли спросить у него самого? Пусть расскажет тебе, как изнасиловал замужнюю беременную женщину в их с мужем доме. Пусть сам расскажет, что у этой женщины случился выкидыш, и теперь она не может родить ребёнка со своим уже новым мужем. Пусть расскажет, как он предал своего друга и разрушил его семью. Может, тогда твои красивые глазки откроются.

Миша насладился этим погрустневшим лицом.

– Я ответил на твой вопрос, котёнок? – Он специально усилил ударение на последнем слове. Зачем? Он сам не знал, но так захотелось.

Саша молчал и наблюдал за ним, будто оценивал сказанное.

– Скажи, ты же ему помогаешь, да? Артёму? Мне адвокат вчера сказал, что там так «грамотно» всё подготовлено, что дело точно пойдёт в суд, и Славе проще согласиться и содействовать. Ты Артему помогаешь?

Миша засмеялся, но не потому, что было смешно, он смеялся из-за обиды. Он только что открыл ему глаза на этого ублюдка, а тот и не думал его осуждать. Миша так бился в этих чувствах – любви и ненависти, что совсем забыл про чувство вины.

– Какой же ты, Сашенька, идиот. Конечно, я буду помогать – я же адвокат, а что делает адвокат? Правильно, помогает.

– Миш, а как ты думаешь, как на это мой отец отреагирует? Если узнает, что ты и тут, и там?

– Он это знает. Я помогаю твоему отцу посадить Артёма, а этому дебилу помогаю отомстить. Я добрый и хороший адвокат, я всем помогаю, как видишь.

– Я вижу… Тогда последний вопрос – а зачем? – Саша смотрел спокойно, равнодушно и этим, конечно, поставил его в тупик. Он ожидал, что тот будет биться в агонии, и умолять его помочь Славе вылезти из ямы, ждал, что сам он станет вынужденным героем в этой сказке, но Саша не просил. Более того, он задал вопрос, которого Миша не ожидал услышать. И вроде бы радуйся – он не защищает этого Славу, он не бросается под поезд из-за него и даже задаёт вопрос, на который можно ответить так, как давно этого хотел: «Потому, что влюблён. Ревную. Хочу только себе. Тебя. Всего.»

Но проклятое чувство ненависти и страшное чувство любви…

– Ты позвал меня явно не потому, что тебя волнуют мои мотивы. Если ты хочешь предложить мне «что-то», то я тебя слушаю. Я ведь очень скучал, котёнок, очень скучал.

Саша молчал. Смотрел на него и как будто думал, не идиот ли тот. Но Миша старался выглядеть как ни в чем не бывало.

– Я просто хотел узнать, что происходит, понять, что это изнасилование всплыло не на пустом месте. И если за всем этим делом стоишь ты, значит я – тот человек, который невольно заварил эту кашу. Я очень-очень жалею, что тогда поехал к тебе в номер. Меня постоянно мучает это чувство вины перед ним за то, что я рассказал тебе об этом деле… Если бы я только знал, какой ты человек, то не открылся бы тебе. Никогда бы не открылся. – он говорил это размеренно и очень тихо.

Миша почесал шею, сел удобнее.

– Тебя не беспокоит тот факт, что ты ломаешь чью-то жизнь?! – равнодушно спросил Саша.

– На его жизнь мне наплевать, он сам не одну сломал!

– Я про себя. – он на секунду замолчал. – И про тебя тоже. Как ты сам будешь жить с тем, что делал со мной? Ты же не лучше Славы. И тот факт, что я мужчина и гей, не давал тебе право так себя вести, ты же понимаешь это?

– Ты что? Решил меня напугать, а, котёнок? – Миша забыл о любви, теперь он ненавидел.

– Нет, нет… Просто пытаюсь достучаться до твоей совести, но похоже, что её нет. – Он отвернулся, ища глазами официанта.

Встреча закончилась, и все козыри, которыми он хотел блеснуть, оказались никому не нужны. Совесть у Миши так и не проснулась в тот вечер. Он всю ночь думал о том, как же ему ещё больше и сильнее насолить Славе. Изничтожить его! И как сильнее задеть Сашу. Тысячу раз он прокрутил у себя в голове их разговор, отвечая на его вопросы каждый раз по-новому и каждый раз ещё жестче, ещё насмешливее, ещё грубее.

Утром звонила мать, просила приехать под предлогом, что Лера – старшая дочь, заболела. Он сказал, что работает, хотя мог бы и приехать. Весь день настолько сгорал от ненависти и злобы, что даже не смог из номера выйти. Саша как наваждение какое-то, не отпускал его. И мучил, и мучил, и мучил бесконечно. Он даже возбудился и пришлось идти в ванную, так сильно его «ломало» всеми этими чувствами. Его разум сам не понимал, как избавиться от этого наваждения, и искал разные способы «выхода».

Вечером, когда он уже изрядно выпил, снова позвонила мать. Он не ответил, сбросил. Обычно она не перезванивала, только если на следующий день, но в этот раз звонила без остановки, стоило сбросить, как телефон снова лихорадочно вибрировал. Миша не выдержал, встал с кровати, схватил телефон, нажал «ответить».

– Миша! Миша-а-а-а-а, Миша-а-а-а! – кричала мать.

– Что?! Что случилось?! – заорал он.

– Миша, Света, она… Света! – и мать заплакала, громко, надрывно.

Он осел на пол. Всё.

Резко стал безразличен Слава, Саша и этот Артём. Он слышал, как его мать кричит и плачет, повторяя имена его девочек, лапочек, ангелочков, Сонечки и Лерочки, но уже ничего не мог поделать.

========== Часть 11. ==========

POV Слава

Три года, шесть месяцев и тринадцать дней из четырёх лет и шести месяцев я честно отсидел по «строгачу». Считать три месяца в СИЗО или не считать – дело сугубо личное. И я это время не считал, в обезьяннике совсем не то, что в тюрьме, а в тюрьме совсем не то, что в детдоме.

Меня выпустили летом, в июле, в самую жгучую погоду. Чтоб если я и доехал до дома, то чтобы сгорел нахуй весь. Но это в любом случае будет лучшим днем в моей жизни. Ладно хоть манатки обратно отдали, а не проебали где-нибудь. Не помнил, как домой ехал, всё смешалось в одно громадное чувство радости, счастья и свободы. Казалось, что уже лет десять прошло, и даже не десять – будто половину жизни просидел там, в камере.

С остановки шёл уже под вечер, пока выпустили, пока то да се, пока доехал, по дороге взял себе пиво, самое дешевое – Жигулевское, пачку сигарет и колбасу с батоном. И был так счастлив, что не будь мужиком, плакал бы от радости. Был какой-то страх внутри, что люди вокруг знают, что я бывший зэк, взгляды ловил и пытался их разгадать, но всем было на меня насрать. Смотрели, наверное, только потому, что белый и не как все. И это, несомненно, плюс.

Уже на пороге квартиры нахлынули чувства, как будто вулканом прорвало. Залетел в квартиру быстро, даже дверь закрыть не успел, как слезы полились. Сами, вообще без моего желания. Дом. Квартира. Свое жилье… Когда успокоился – осмотрелся. Всё осталось так же, как и в тот день, когда уезжал. Как же часто мне снилась моя хата, и как же хорошо, что она у меня есть. Вещи, которые я носил, показались чужими, будто кто-то другой остался там вместе с этими вещами, в прошлом, а я здесь – другой и лишний. На столе какие-то бумажки, о которых уже забыл, часы, почему-то отвертка, запасные ключи, телефон. И на вещах тонким слоем лежала пыль.

Первые часы дома – просто осматривался, вспоминал, играл со своими образами в прошлом и примерял на эту квартиру. Да, всё как тогда, только чуть ярче «картинка». Выпил пиво, съел бутерброды, покурил, вернулся к вещам на столе. К телефону. Поставил на зарядку. На зоне от телефона отвыкаешь, а я тем более отвык. Мне некому было звонить, и мне никто позвонить не мог.

Сим-карта, конечно, оказалась заблокирована, но я все равно зашёл в вызовы. Было интересно, что там. А там куча звонков и все на незаписанные номера. Помню, как звонил адвокатам, следователю, ещё кому-то. И ни одного вызова на чье-то имя. От меня ожидаемо. В сообщениях фигурировали всё те же безликие наборы цифр, но были знакомые имена: Потапов, Саша, Сергей и Николай (второй адвокат). Всё. Но даже эти крохи интересно было увидеть и вспомнить.

Вообще первые сутки были очень странные, как будто я с другой планеты. Душ, туалет, постель – всё другое, непривычное, чужое. Какие же долгие были эти три с лишним года, ужасно долгие…

Уснуть никак не получалось, слишком мягко, слишком просторно, шторы тёмные – непривычно, запахи другие. Уснул поздно, а проснулся как обычно в шесть. Без будильника. Но вставать все равно бы пришлось. Оставалась бумажная волокита с документами, встреча с хмырем по условно-досрочному и с участковым, который ждал к обеду.

Первые дни мне разрешили «отдохнуть», а потом я должен был искать работу, причем, чем тяжелее – тем лучше.

И когда первая эйфория сошла, я понял, что ждать чего-то легче, чем ничего не ждать. Пока «сидел», не о чем было париться, живёшь, жрешь, спишь и гадишь, работаешь ещё, да и с мужиками лясы точишь – всё. А теперь надо что-то делать, крутиться – это было непривычно. Но все же лучше, чем на зоне, конечно, лучше.

Самое смешное, что там оказалось даже лучше, чем в детдоме. Там есть порядок, во всём. Хоть в расписании, хоть в отношениях. Если ты сам гнида, значит будешь на параше, если нормальный мужик и «мулька» нормальная – значит жить тоже будешь нормально. Всё по справедливости, где-то по понятиям, где-то по правилам, но каждый, так или иначе, получал по заслугам. Исправление такими принципами даже лучше, чем любое ограничение свободы. А в детском доме было иначе – там малолетняя шпана зверствовала так, что ни о какой справедливости нельзя было говорить. Выживал сильнейший, а слабых били и унижали. Можно даже сказать, что всему остальному, свободному миру не хватает этой справедливости. И в каком-то смысле мне в тюрьме было проще – я уже знал, как себя вести. Дружбу не водить – воду не мутить, и жопу не подставлять. До того как сесть думал, что за изнасилование на зоне «запетушат», но оказалось, что всё совсем не так. И такого беспредела, каким всех пугают, там нет. Пидоры есть, но по желанию. В основном – по желанию. Моя внешность вначале вызывала какую-то реакцию, но я сразу дал понять, что ничего общего с пушистыми зайцами, белоснежками, шестёрками и трусами – не имею.

В детдоме как на «малолетке», куча шпаны пытается выебнуться за счёт унижения других детей. Во взрослой тюрьме все не так. Ты ещё даже в саму «хату» не заехал, а о тебе уже всё знают, и по какой статье, и почему, и зачем. Главное – первые дни. Как себя поставишь, так и будет. Я у параши не сел, но и смотрящим не стал, нахуй оно надо? Как и в детдоме, просто жил, чтоб поскорее выйти. Хотя жизнь по понятиям обычного человека неплохо ломает. Кто-то «вскрывается» уже в первый месяц, кто-то «садится на иглу», на зоне и то и другое осуществить не сложно.

Был там один зек авторитетный, блатной-бывалый, при бабках. Мы с ним, скажем так, «сдружились», а у него «девка» там же на зоне была, но не из опущенных, а как бы по желанию. Скорее всего, этот мужик пидор был на воле. Я у него тогда спросил «тебе зачем он нужен? У тебя же баба есть, на встречи ходит?» А он мне тогда ответил, что для него другое важно, и прежде всего – человек. Я первое время думал, что он имел в виду себя. Мол, он человек, трахаться-то хочется, а свиданки с женой редко, а потом понял, что он ЕГО имел ввиду. Что ОН – прежде всего человек, а не просто «девочка».

Поэтому в тюрьме с их понятиями было не сложно, правила соблюдай, живи по ним, и всё будет хорошо. Сложно было другое…

Даже у самой последней крысы, даже у опущенки, которая годами на параше сидит, даже у зеков с таким стажем, что голова кругом, и то кто-то был: мать, «заочница», с которой он уже на зоне познакомился, жена, брат, сват, хоть кто-то. А у меня – никого. За все эти три с половиной года я никому не написал, не позвонил и не сообщил о себе. Часто мужики пытались выудить у меня, почему так, но я под шкуру лезть не давал. Но выводы сделал. В тюрьме было очень много времени. ОЧЕНЬ.

После первых семи месяцев меня перевели с обычных условий содержания, на облегченные. Якобы за хорошее поведение. Я тогда был рад. На строгаче «жизнь» может быть разная, и от условий она тоже зависит. Вот так за эти годы я понял свою главную ошибку – я тех людей, которых любил или ценил, всех потерял. В итоге был единственный, кому не пишут и барахло не носят. Один.

Но повезло, что болячку не подхватил – в тюрьме это страшнее любого авторитета. Если не колешься – СПИД не подхватишь, с петухами не ебёшься – не подхватишь зппп, на параше не сидишь – обойдешься без бытового сифилиса, а туберкулез подхватить можно в любое время. И слава богу, меня эта жесть стороной обошла. Я вернулся «почти» нормальным человеком, только с пометкой «судим».

Смех или нет, но дело с Потаповым закончилось просто до идиотизма смешно. Нихуя никакую компенсацию я не получил. Ни рубля! А посадили его куда? В колонию-поселение на два года. В камеру, где есть всё, что и дома, да ещё и баб водить можно. Так что, никакие семь миллионов я никому не отдал. Как было на счету триста тысяч, так и осталось. Всё. Откуда я про Потапова знаю? На зоне как в интернете – всё можно узнать.

Когда сошло первое впечатление, и я получил чёткие инструкции по условно-досрочному, то, сразу пошёл искать работу. И найти её было и не легко и не сложно. Нормально. Искал самую простую, для которой не нужно образования, чтобы и про диплом не спрашивали и судимостью не интересовались. Лишь бы зарплату «белую» платили и всё. Нашёл место на небольшом предприятии, которое фурнитуру закупает, доски, материал и мелкую мебель делает. Небольшой цех. Кроме меня, разнорабочего, там ещё мебельщика два, плотник, и какие-то армяне, которые непонятно чем занимались.