Текст книги "Второй Шанс (СИ)"

Автор книги: bezymnyjhomyak1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

В больнице я провалялся еще три дня. Препараты железа колоть мне перестали, прописали какие-то таблетки и кучу витаминов, а перед выпиской сняли швы на руках. Отныне мне придётся ходить в рубашках с длинными рукавами: руки покрывала причудливая сеть шрамов, в точности повторявшая узор вен,синеющих под кожей. Багровые рубцы, просвечивающие синевой, выглядели отвратительно, заставляя коситься прохожих. Свежий ветер кружил голову, а от яркого светя у меня по прежнему болели глаза, но в остальном я чувствовал себя терпимо, учитывая то, что я выжил то лишь чудом. У этого чуда были красные глаза, синие волосы и оно очаровательно залипало, когда сталкивалось с неизвестным. Запрыгнув в электричку, я расслабленно плюхнулся на сиденье и закрыл глаза: после такого я еще месяц буду вялым, как овощ. Занятый борьбой со сном, я чуть не проехал собственную остановку, потеряв связь с реальностью. Из дремы меня вырвал механический голос: "Ускорьте посадку, двери закрываются. Следующая станция – "Парк цветущих вишен". Приятной поездки!" Как ужаленный я подскочил со своего места и понесся к выходу, расталкивая толпу. Вывалившись на перрон через полузакрывшиеся двери, я чуть не потерял сознание: в моем состоянии подобные пробежки недопустимы. Облокотившись на столб, я медленно приходил в себя, ведь отсюда до дома Акаги идти еще с пару километров: жилые пригороды Токио-3 занимают огромную площадь, постепенно перетекая в фермы и поля. Как только ноги перестали подгибаться, а мухи перед глазами улетели в теплые края, я закинул джинсовый пиджак на плечо и пошагал прочь со станции. Дом Акаги встретил меня разрухой: грязные вещи разбросаны по всей квартире, котэ деловито перебирался между этим непотребством, периодически обнюхивая и поправляя горки по своему разумению. Коробка с кошачьим кормом была перевернута на бок и вскрыта, отдельные куски корма разбросаны по светлому кафелю кухни. Бардак дополняла куча пивных банок характерного бронзового цвета и множество коробок из-под пиццы. Огромный промышленный холодильник с магнитиком в виде пингвинчика Тукса, знакомого каждому сисадмину, наполнял помещение громким и противным гулом. Включив режим шерлока, я стоял посреди всего этого разгрома, шевеля тугими от анемии мозгами: Аянами так нагадить просто физически не могла, Акаги ревностно поддерживает чистоту, а пиво не пьет вообще: только вино или шампанское. Вот только Кацураги мне не хватало...

Дверь в комнату Рей была открыта, являя мне спящую в майке и шортах на голое тело Мисато. Наверное, она приехала, когда узнала про состояние подруги. По трезвому рассуждению, оставаться мне тут опасно: хрен его знает, что она отчудит,а я не в том состоянии, чтобы защищаться. Тихо пройдя в свою комнату, я начал собирать те немногие вещи, которые были сюда доставлены вместе с нами. Сборы не заняли много времени и сил: закинуть комплект школьной формы девушки, несколько пар белья и свою одежду не обременительно даже для такой развалины, как я сейчас. Пока я копался, Мисато спала как убитая, не реагируя на окружающий мир. Закончив свои дела, я тихонько устроился на диване в гостиной и включил музыку, ожидая Рей. Из легкой дремоты под спокойную музыку меня выдернули легкие прикосновения к плечу: Аянами вернулась из города. Кинув взгляд на сумки, она спросила:

– Куда мы переезжаем?

– Обратно в наш дом, надеюсь что наши вещи там целы.

– Это из-за капитана Кацураги? – В логике девушке не откажешь...

– Да, не думаю что она сможет адекватно реагировать на мое присутствие.

– За десять дней ее проживания в в доме Акаги я не слышала от нее негативных реплик в твой адрес.

– О мертвых либо хорошо, либо никак, Аянами.

– Но ведь ты жив, почему ты так говоришь?

– Тогда это не было очевидным фактом.Выбери несколько книг, которые мы возьмем к нам, чтобы тебе не было скучно,и мы пойдем. – Рей будто отдалилась от меня...Неужели это из-за Гендо? Нужно будет спросить у нее, когда мы переедем. Вызванное такси уже через несколько минут стояло возле калитки, а девушка несла в руках увесистую стопку книг с кучей желтых закладок с пометками, известными только ей одной. Я же закинул наши пожитки в багажник и сел на заднее сиденье. Путь предстоял долгий: квартал, в котором мы раньше жили, находился на другом конце города. Водитель, улыбчивый пожилой японец, решил видимо немного поболтать:

– Какая вы чудесная молодая пара! Я так рад за вас: я вряд-ли согласился бы брать на себя такую ответственность в вашем возрасте. Семья и дети это очень важная часть жизни, и то, что вы решились на такой шаг так рано, впечатляет. В конце концов, это хорошо, что молодежь думает о будущем... – Пока я думал как объяснить ему сложившуюся ситуацию, Аянами ответила:

– Мы родственники и я не могу иметь детей. – Таксист поперхнулся словами, только удивленно переводил взгляд в зеркале с меня на мою соседку.

– Странная нынче молодежь пошла...И зачем вы переезжаете на вольные хлеба, да еще и вместе? – Рей снова ответила первой:

– Потому, что я хочу быть с ним рядом. – Водитель даже ничего не ответил, решив не отвлекаться на разговор со столь странными попутчиками.

В нашем квартале ничего не поменялось, за исключением того, что мусора стало меньше, а пыли значительно больше. В подъезде явно кто-то убирал, но это не особо повлияло на чистоту: запах мочи и прокисшего пива уже въелся в бетон на пару сантиметров. Квартиры встретили нас в том-же состоянии, в котором мы их покинули: ничего не пропало, все вещи были на своих местах, присыпанные небольшим слоем пыли. Еда в холодильниках протухла и распространяла омерзительный запах, чем вызывала немедленное желание ее выкинуть к такой-то матери. Решив не мучить себя я просто вышвырнул мусорный пакет в окно и проветрил помещения: сил бегать через квартал к ближайшему мусорному баку у меня не было, камер тут отродясь нет, а собаки и такое готовы сожрать. Пока я возился с пропавшими продуктами и мыл кастрюли, Рей уже успела разложить вещи и лежала на кровати, смотря в пустоту. Вытерев руки полотенцем, я спросил:

– Что с тобой случилось? С тех пор, как я пришел в себя, ты сама не своя. Что-то произошло? Я чем-то тебя расстроил?

– Не бросай меня... – Кажется, ее нельзя оставлять одну...

– Почему я должен тебя бросить?

– Раньше я была нужна Командующему Икари для того, чтобы исполнить его план. Теперь я бесполезна, ведь его план рухнул, а больше я ни на что не пригодна.

– Ты нужна мне не для того, чтобы исполнять чей-то план: мне просто приятно рядом с тобой. Мне хорошо с тобой, и это единственная причина, по которой я хочу видеть тебя рядом с собой.

– Я бесплодна и не обладаю навыками готовки, не умею поддерживать порядок, а потому буду для тебя плохой женой.

– И что с того? Ты думаешь, что мне нужны от тебя дети и кухня? Готовить я и сам умею, а дети не приносят счастья: благодарности от них не дождешься, и единственное, что они тебе принесут, так это недосып и траты. Вообще, задумываться о будущем рановато: идет война, и мы можем погибнуть в любую минуту. Ты нужна мне потому, что ты заняла место в моем сердце. Я ощущаю себя нужным, заботясь о ком-то, и ради этого я живу. – Ложусь рядом с девушкой и слегка приобнимаю ее, стараясь не потревожить раны на руках. – Ты спасла мне жизнь, сама чуть не умерла, отдавая мне кровь, потом еще и заботилась о моей бессознательной тушке в больнице. Ты думаешь, что все потеряно? Серьезно?

– Я изучала людей, и твои требования к спутнице жизни кардинально отличаются от общепринятых. В твоем прошлом мире это было нормальным?

– Нет, там это было еще большим отклонением от нормы. Я люблю тебя. – В Японии не принято открыто говорить о своих чувствах и прямо отвечать на вопросы. Аянами, услышав эти слова, замерла на несколько секунд, смотря в никуда. Девушка погрузилась в свои мысли, наверняка обдумывая то, что я сказал. Разговор затих сам собой, а потому мне оставалось только нежиться в кровати под одеялом и наслаждаться заслуженным отдыхом. Те, кто всю жизнь провел за компьютером и никогда не выкладывался на полную, не ощутят то блаженство, пропитывающее каждую клеточку твоего тела, когда ты просто лежишь и отдыхаешь после того, как переступил черту своих возможностей. Я почти ослеп и оглох без своих привычных способностей, наверное сейчас я даже муху своим щитом не удержу, но это того стоило. Впервые с тех пор, как я открыл глаза в поезде, я почувствовал себя в безопасности: Гендо в дурдоме, Аянами меня любит, Мисато хорошо пришили руку, а я выжил и не остался инвалидом. Открыв один глаз, я наблюдал за тем, как обнаженная синеволосая девочка обживалась в моей квартире. Пустой стол заселяли книги, гибкое белое тело периодически мелькало в полосках света, падающих из щелей тяжелых черных штор, будто исполняя причудливый танец. Однако, кроме приятных действий, нужно совершать и полезные: чужая память не хранится долго, если ее не превратить в свою. А потому нужно приступать к этой неприятной, но необходимой процедуре.

Как же я ненавижу оставаться наедине с собой: омерзительно осознавать, кем ты являешься внутри, под скорлупой из морали и привитых ценностей. Мы все психи и сумасшедшие твари, готовые убивать и жрать друг-друга, если нам это нужно, и тьма под веками – лишь бездна, полная чудовищ. Водоворот мыслей захлестывал меня, утягивая на дно, где жило то, с чем я не хотел бы встречаться. Чужая жизнь рваными лоскутами несется перед глазами, периодически сменяясь смутными и размытыми образами. Сотни событий сменяли друг-друга, образы менялись, а меня начало мутить. Потеряв концентрацию, я прервал просмотр и резко открыл глаза: голова опять болела, перед глазами все плыло, а из носа капала кровь. Неужели я умудрился перенапрячься, просто копаясь в своей голове? Обеспокоенная Рей склонилась надо мной с салфеткой, вытирая размазанную по лицу кровь. Заметив, что ее рука дрожит, я попытался ее успокоить:

– Все хорошо: я просто немного перестарался, это не страшно и скоро пройдет.

– Мне неприятен вид крови, особенно твоей: кровь – средоточие жизни, и мне больно видеть, как она тратится в пустую.

– Иногда это необходимая жертва, хотя сейчас я действительно глупо поступил: поймал бы инсульт, и быть мне до конца дней инвалидом. К сожалению, я не умею беречь себя, и это факт. Наверное я слишком долго сражался, чтобы снова начать себя ценить. Кровь свернулась, и головная боль постепенно отступала. Аянами забралась под одеяло и внимательно вглядывалась в мое лицо, пытаясь найти ответ на одной ей известный вопрос, а я переваривал то, что недавно увидел.

Гендо – гений, по другому и не скажешь. Начну с того, что он был бураку, и путь к счастливому будущему для него заказан: максимум – сантехником или грузчиком в пригородном квартале. Используя свои способности, он смог убедить приемную комиссию, поступил в Токийский университет и даже получил кредит на образование. В целом, тогда он был вполне нормальным парнем, хотя и со странностями, но в конце то концов, у кого их нет? Будучи изгоем, он вступился за девушку, которую начали травить,но сам попал в больницу, где тогда практиковал один из его преподавателей – Козо Фуюцуки. Икари Юй, та самая девушка, уже тогда была личной ученицей профессора и порекомендовала взять своего спасителя под покровительство, благо Гендо старался, как мог. Но увидев перед собой нечто большее, мой отец не согласился быть обычным профессором биофизики: ему нужно было гораздо больше. На его счастье, Икари Юй была дочкой секретаря SEELE, и используя ее влюбленность, а так-же свои таланты, он блестяще выступил перед советом и смог убедить Тринадцать назначить себя заместителем доктора Кацураги на время экспедиции в Антарктиду.

Через год исследований Фуюцуки приехал узнать, как продвигаются успехи его ученика, но застал лишь звуки сирен и суматоху: все уже пошло вразнос, и до взрыва оставались часы. Группа Кацураги предпринимала отчаянные попытки прервать зарождавшуюся катастрофу, а Гендо тем временем собрал всю документацию, самые ценные образцы и в частном порядке покинул базу, забрав жену и учителя с собой. После Удара в море они подобрали спасательную капсулу с раненой Мисато Кацураги и привезли ее в Японию. На фоне разгорающейся катастрофы и начинающейся мировой войны Фуюцуки мобилизовался в армию, а Гендо по приказу и под покровительством Тринадцати принялся организовывать научно-исследовательский институт GEHIRN. Перспективы, открывшиеся перед бывшим изгоем, вскружили голову: реальная, научно обоснованная возможность стать Богом мало кого оставит равнодушным. Правда, для этого нужно было всего лишь уничтожить человечество, проведя особым образом ритуал слияния Адама, найденного в Антарктиде, и Лилит, которую обнаружили под японским городком Хаконэ.

Юй тем временем забеременела и полностью отошла от науки, занявшись сыном и фактически бросив Икари Гендо на произвол судьбы. Это было последней каплей, сломавшей в нем остатки человечности и привело его к тому, что мы имеем сейчас. Властолюбивый, но добрый и отзывчивый Гендо Рокобунги умер, став холодным и недосягаемым Командующим, которого мы все знали. Через год война закончилась, и Фуюцуки демобилизовался из армии. Осознав весь ужас действий своего бывшего ученика, он пригрозил, что разоблачит его деятельность в СМИ. Тогда Козо был народным героем, отличившемся на фронте и разработавшим несколько протоколов лечения, спасших немало жизней в операционной. Полковник периодически выступал на крупных телеканалах и планировал открыть частную клинику, но не смог сдержать любопытство, а потому принял приглашение к сотрудничеству, когда увидел масштабы работы и встретился со своей бывшей ученицей.

Через несколько лет Институт GEHIRN процветал, защищенный от изменчивых ветров послевоенной политики мощнейшим лобби на самом верху властной пирамиды, а щедрый дождь инвестиций не давал пересохнуть денежному ручью, питавшему крайне дорогостоящие исследования. Но информация о негуманных экспериментах и опытах над людьми изредка просачивалась в прессу, несколько крупных скандалов, связанных с исчезновениями и смертями сотрудников пошатнули авторитет и репутацию организации: множество молодых и амбициозных специалистов уволилось, чтобы не рисковать собой, работы застопорились, а смерть Наоко Акаги стала той соломинкой, которая сломала хребет верблюду. Через два месяца Институт исследования эволюции GEHIRN расформировали, а на его основе по приказу Тринадцати Душ и под патронажем ООН организовали NERV: полувоенную организацию, провозгласившую себя главным защитником человечества.

Декларируя необходимость защиты всех живущих от Третьего Удара, реальной задачей этого института стало проведение этого самого Третьего Удара по сценарию SEELE. В те переломные дни план Гендо сформировался окончательно, принимая облик стратегии. Часть молодых специалистов вернулась, привлеченная высокими зарплатами и полным соцпакетом: в те голодные годы это была неописуемая роскошь,а на оставшиеся места набрали новых: NERV процветал. Получив в свои руки треть от мирового ВВП ежегодно, Икари Гендо превратился в самого влиятельного человека в мире. Даже члены Тринадцати по отдельности имели меньшую власть, связанные взаимными договоренностями, обещаниями и клятвами. Эксперименты над Аянами и евангелионами приносили множество информации, на основе сверхпрочных биологических тканей были разработаны и запущены в промышленное производство новые материалы, усовершенствована технология клонирования и даже разработан, а после тестов успешно испытан на Козо Фуюцуки омолаживающий препарат, превративший дряхлого изможденного старика с кучей болезней в моложавого пожилого мужчину, на которого начали заглядываться молоденькие секретарши и лаборантки.

За всем этим научным элизиумом стоял Гендо, и все бы хорошо, но венцом этого должен был стать абсолютный конец всего человечества, принесенного в жертву для того, чтобы Командующий увековечил свое существование и мог создать свой мир. Возможно, это было бы правильным решением, но я ничего не собираюсь менять: в этом дивном новом мире не будет места для меня и для Рей, а потому он мне и нахрен не сдался. Ориентируюсь по своим ощущениям, нахожу губы Аянами и максимально нежно приникаю к ним. Девушку пробивает дрожь и ее тело подается навстречу, отзываясь на мои прикосновения, а меня просто перестает что-либо интересовать кроме ее бледной и прохладной кожи, идущей мурашками под моими губами. Сначала робкие и неловкие ласки перетекают в безумие страсти, и все, кроме нашего удовольствия, перестает иметь хоть какое-то значение. Следующее утро встретило меня ярким светом солнца и осознанием того, что можно ничего не делать. Расслабившись, я крепко обнял недовольно пискнувшую во сне Аянами и решил еще немного подремать.

Впервые с тех далеких времен, когда были живы мои родители, я был счастлив. Я не знал, что ждет меня дальше – известное мне будущее рухнуло, как карточный домик. Ощущение нереальности и надуманности происходящего, периодически заставляющее меня сомневаться в реальности, ушло. Впереди меня ждала неизвестность, и я знал что она не будет заполнена одиночеством и пустотой. Скорее всего я не переживу этой безумной войны, спровоцированной сошедшими с ума учениками бога, возможно потеряю слишком многое, став подобием Гендо, но это потом, а пока мне нужно заказать еду: скоро проснется Рей, наверняка захочет есть, а в доме нет даже чая.

Растрепанный черноволосый подросток с исцарапанной спиной и слегка безумной улыбкой встал с кровати, поцеловал в плечо миниатюрную девушку с синими волосами и пошел в душ. Ему предстоит пережить множество счастливых и ужасных событий, но это будет уже его история, которую он напишет сам, своими поступками и действиями. Позвонив в службу доставки еды, парень тихонько перенес стул из кухни и принялся наблюдать за спящей девушкой, ожидая момента, когда он сможет взглянуть в ее выразительные, ярко алые глаза.

Глава 10. Город в огне.

В блаженном расслаблении пролетело три дня, что позволило нам слегка прийти в норму: меня уже не качало при каждом подъеме с кресла или дивана, а бледность Аянами постепенно сходила на нет, сменяясь едва заметным румянцем. Эти несколько дней были лучшими в моей жизни: мы гуляли по городу, ели в кафешках и целовались до головокружения со звездочками перед глазами. Приходя вечерами домой, мы становились одним, теряясь в объятьях друг-друга, поглощенные страстью и безумием. Такая близость принесла и положительный результат: Рей постепенно оттаивала, становясь все более любопытной и не отходя от меня ни на шаг. Мои способности потихоньку восстанавливались, что не могло не радовать. Видимо поняв, что нам нужно побыть вместе, нас все дружно оставили в покое: единственный звонок был вчера от Акаги. Узнав, как у меня самочувствие и сказав, что Мисато поживет у нее, пока не придут бумаги из германского отделения и капитанша не станет на довольствие в Японии, девушка замялась и бросила трубку, так и не сказав больше ничего. А потом мы оделись и рванули с Аянами в парк, где гуляли, валялись на траве, слушали цикад и болтали ни о чем: а точнее я рассказывал истории из своего прошлого, а Рей внимательно слушала, лишь изредка задавая странные вопросы. В конце концов мы ввалились вечером домой, уставшие и грязные, залезли в душ, а потом перебрались на кровать...

Сегодняшнее утро началось омерзительно: будильник прозвенел всего через три часа после того, как мы заснули. Зная, что время отдыха столь коротко, мы старались урвать каждую секунду, чтобы насладится друг-другом, в результате я нифига не выспался. Аянами проснулась легко, будто и не спала, а я едва продрал глаза и пополз в ванную обливаться контрастным душем: кофеин меня только усыпляет. Наскоро позавтракав и одевшись мы загрузились в автомобиль охраны и отправились в Геофронт: сегодня реактивация Евы-00. Неужели Фуюцуки таки озаботился, и у нас появилась нормальная охрана? Нас встретило четверо подвижных как ртуть мужчин в непримечательной и очень удобной даже на вид черной одежде, вооруженные HK MP7. Они разительно отличались от кретинов в пиджаках, чем внушали надежду на лучшее. Пока мы ехали, Аянами слегка нервничала, но стоило мне ее обнять, как весь страх куда-то улетучился, а девушка прижавшись ко мне, даже задремала. Несмотря на неудачи, реактивация была весьма будничной: порог синхронизации девушка прошла без всяких проблем, тесты нейросоединения показали уровень синхронизации в сорок один с половиной процента, а мне оставалось только отмокать в LCL, слушая то, как на мостике загружают в МАГИ сценарий стандартного синхротеста. Восстановленная на должности начальника оперативного отдела Мисато радостно гоняла техников в хвост и в гриву, если реальные параметры мышечного отклика и стабильность соединения были ниже ожидаемых, вызывая периодические фейспалмы у Акаги: бурная, но рутинная деятельность персонала Геофронта текла своим чередом. Бесполезное отмокание в LCL вгоняло меня в уныние: зачем тратить два с половиной часа своей жизни для того, чтобы дать ученым замерить цифры, которые не имеют никакого смысла? Автоматически проходя программу синхротеста, я старался понять, к чему же привели мои действия.

Картина получалась очень хреновая: от того, что я устранил Гендо, ничего в длительной перспективе не поменялось. Старики все еще управляют миром и Фуюцуки на руководящей должности для них как кость в горле: об их планах осведомлен, умен, известен в Японии и имеет огромный авторитет у подчиненных, основанный не на страхе, а на уважении. Перевербовать такого – непосильная задача: он достаточно стар, чтобы не опасаться за свою жизнь, имеет стойкие убеждения и четкую жизненную позицию. Следовательно, напрашивается логичный вариант, что его через некоторое время уберут, списав смерть или на старость, или на экстремистские группировки, вылезшие после Удара, как грибы после дождя. Подходящего лидера ему на замену из персонала НЕРВ-Япония я просто не вижу, ведь глава столь масштабной организации просто обязан знать ВСЮ правду, а целенаправленно уничтожать человечество может либо конченный мизантроп, либо отмороженный фанатик. И эта, уже незаурядная личность, должна обладать весьма развитым интеллектом, иметь лидерские качества и уметь управлять людьми, что превращает подбор кандидата на эту вакансию в крайне нетривиальную задачу, в сжатые сроки невыполнимую вовсе. И поэтому скорее всего одному из Тринадцати придется лично садится в кресло командующего, ставя весь институт под плотный контроль SEELE. После этого осознание Комитетом того, что их марионетка не хочет им подчинятся, будет лишь вопросом времени, а время существования института НЕРВ после такого откровения будет исчисляться часами, а за наши жизни не дадут и ломаной копейки. И самое ужасное, что я и Аянами для SEELE – враги номер один. Само по себе существование Рей является прямой угрозой плану Тринадцати: Лилит, получавшая свободу воли, для них как ночной кошмар: она в конечном итоге выберет не тот сценарий, который нужен им, а какой она сама посчитает нужным, возвысив того, кого захочет. Когда все это произойдет? Через две недели из германского порта отходит АУГ, конвоирующая транспортник с Евой-02, тогда и ждать ревизора. Что можно успеть за это время – да ничего! Даже бюрократическая война бесполезна: в уставе НЕРВ прописано, что новый Командующий должен заверить своей подписью все приказы предыдущего: не заверенный новым руководителем приказ автоматически теряет силу. Фуюцуки может пытаться прогнутся под Тринадцать, продолжая путь Гендо, но из того что я знаю, если не уничтожить зародыш Адама и не убить Табриса до пришествия Зеруила, то Комплементация произойдет в любом случае: каждый убитый ангел сливается со своим предком, Адамом, усиливая его и ускоряя развитие. И даже если уничтожить зародыш, то это конца не остановит: можно будет лишь выбирать между тем, чтобы возглавить Ритуал, и тем, чтобы стать топливом для него, ведь другого не дано. Осознание задницы, в которую я сам себя загнал, свалилось как ком на голову: Гендо хоть и был мудилой, но прикрывал нас от истинных сумасшедших, стучащих кувалдой по взрывателю ядерной бомбы. Кадзи, я надеюсь, таки украл зародыш Адама, и выбора у него нет: возвращать украденную собственность назад смысла нет, своими силами прятать столь лакомую для ангелов цель он не сможет, а потому остается только везти в НЕРВ, в надежде на то, что там его усилия оценят по достоинству. И что мне делать в этой ситуации я просто не понимаю... Ведь бороться можно только с врагом, которого ты видишь и знаешь, битва с неизвестным противником обречена на поражение. Потому остается действовать постфактум, а это проигрышная стратегия. От невеселых мыслей меня отвлек рев сирены: спутник раннего обнаружения засек движущуюся аномалию АТ поля над Японским морем. Вот только Рамиила мне для пущего счастья и не хватало...

Естественно меня из капсулы Евы не выпустили, оставив мариноваться в LCL до окончательного выяснения того, что это за тварь и какими возможностями она обладает. Акаги, наверное, решила проигнорировать ту информацию, которой я поделился с ней, решив что она ненаучна: это ее право, но ее скептицизм в конечном итоге выйдет нам боком. Я не знаю, сколько еще нужно доказательств, чтобы это упертое существо поверило, что в этом мире происходит столько разной дряни которую невозможно объяснить вообще никаким образом? Сидеть в капсуле не имея возможности даже нормально пошевелиться было крайне скучно, а поговорить было не с кем. Связаться с Рей я не мог: она не будет участвовать в операции, а потому ее отправили в комнату отдыха, Мисато демонстративно меня игнорировала во всем, что не касалось исполнения ее прямых обязанностей, а Акаги была занята анализом параметров аномалии, пытаясь по ним определить возможности врага, так что мне приходилось сидеть и страдать от скуки. Мощь Евангелиона успокаивала, подавляя противные спазмы страха, поселившиеся в животе, хотя победить в этом бою в одиночку возможности у меня нет, да и выжить будет весьма проблематично. Надеюсь, что сейчас у меня будет свобода передвижения, и мне не придется изображать из себя гигантскую курицу-гриль в ИК духовке. Так что моя задача сводится к тому, чтобы просто убежать к лифтам вне досягаемости ангела. Вроде он не должен гнаться за мной, а что с ним делать потом – не моя головная боль. Акаги окончательно погрузилась в экран терминала, игнорируя все, происходящее вокруг, Кацураги легкомысленно крутилась в кресле, скрестив руки под внушительным бюстом, а остальной персонал мостика увяз в потоке данных, лишь перекидывая друг-другу флешки с отчетами. Вдруг Рицуко отлипла от монитора и сказала:

– Параметры аномалии зафиксированы: предлагаю уничтожение издалека с помощью энергетического оружия. Результаты предварительного анализа вы можете увидеть на экране. – Мисато оживилась и мгновенно превратилась из взбалмошной девочки в боевого командира. Подкатившись на кресле к терминалу и набрав пару команд, Кацураги несколько минут изучала полученные данные после чего приказала готовится к запуску:

– Предположения это хорошо, но проверить их необходимо. Сомневаюсь, что этот Ангел будет сильнее предыдущих, с которыми пилот Икари расправился играючи. Я хочу проверить, годен ли он хоть на что-то, кроме применения насилия против девушек! – Ничего отвечать на это я даже не стал. Разведку боем я считал действительно необходимой: эта реальность кардинально отличалась от аниме, и Ангелы могли принять совершенно иные формы и обладать непредсказуемыми возможностями. Предбоевой инструктаж как всегда был краток и до боли бесполезен: мы ничего не знаем о том, что тебя ждет, ангел предположительно обладает лучевым оружием и АТ-полем, которое способно обеспечить ему неуязвимость от всех существующих и большинства перспективных средств поражения. Постарайся спровоцировать его на применение оружия и прощупать его защиту. При угрозе жизни отступать к эвакуационному лифту под номером 17. После столь краткого напутствия Мисато прокричала :"Запуск!!"

Перегрузка вжала меня в ложемент, мир выцвел до черно-белого кино и адреналин хлестнул по нервам: мне просто нужно выжить. Коридоры шахты запуска закончились, выбрасывая многотонную махину под пасмурное осеннее небо. Я едва успел сформировать защиту, как всё вокруг залил слепящий свет, расплавленным металлом отдаваясь по коже через связь с Евангелионом. Попытавшись дернуться в сторону, понимаю, что все еще зафиксирован на стартовом столе, а связи с мостиком нет из-за помех от собственного щита. Безумно яркий свет проникал через закрытые веки, обжигая сетчатку красным огнем, наверное, так себя чувствуют те, кто попал под ядерный взрыв, но имел несчастье не умереть сразу. Насколько бы не был силен Евангелион, он не был рожден для того, чтобы быть живым щитом: я чувствовал, как он устает, как его нервы не выдерживают такой нагрузки, начиная потихоньку сдавать под напором беснующейся энергии. Надеюсь, что броня выдержит, а я не отключусь от болевого шока, ведь это реально единственный шанс спастись: за спиной формируются несколько лезвий, высвобождающих меня из плена захватов. Щит падает, лишенный на краткий миг подпитки, и меня бьет раскаленным добела тараном. Оглушенный, обожженный и потерявший ориентацию, я барахтаюсь в раскаленном сияющем аду, пытаясь найти выход. Я пролетев в Еве километра полтора, и упав на землю, на одних рефлексах снова поднимаю защиту, но луч угасает: видимо у него тоже не бесконечные батарейки. Вокруг летающей призмы медленно начинает собираться светящийся ореол, постепенно ускоряющий свое вращение. Наверное, так он заряжается для следующего выстрела, который я точно не переживу: кабель расплавлен, батарей осталось на три минуты и я впервые почувствовал, что Евангелион подошел к своему пределу: еще немного, и он бы умер, сгорев изнутри. Город превратился в фантасмагорический пейзаж из раскаленного добела бетона и луж расплавленного металла. Все, что могло гореть – горело, что не могло, то расплавленными лужами растекалось по запекшейся в стекло земле. Развернувшись, я рванул изо всех сил прочь из развалин, периодически оглядываясь. До площадки эвакуации, прикрытой базальтовым массивом, оставались считанные шаги, как Ангел выстрелил повторно. Меня швырнуло на скалы,а в спину будто уперли огромный раскаленный утюг и прижали что есть мочи. Пальцы Евы входили в раскаленный камень, как в масло, пока я полз, как придавленный жук, стараясь спрятаться в спасительную тень скалы. Не знаю, сколько продолжался этот ад, но мне удалось заползти за угол, где я и вырубился. Пришел в себя я уже в больнице, лежа в какой-то капсуле, заполненной LCL. Противно пискнув, она откачала жидкость и после нескольких мучительных рвотных спазмов я смог наконец-то вдохнуть прохладный воздух, показавшийся мне спасением. Зашипела дверь, и в палату зашла Рей и стала на колени возле конструкции, в которой я лежал, положив голову мне на грудь. Немного помолчав она спросила: