Текст книги "Второй Шанс (СИ)"

Автор книги: bezymnyjhomyak1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Разгадка оказалась проста: она вспомнила свою смерть, и ее разум не выдержал такого испытания, решив что она мертва, а тело отреагировало на это решение. Холод дошел уже до плеча, правой рукой двигать становилось все труднее. Решаюсь на безумие, осознавая, что это единственный шанс сохранить ту Рей, которую я знаю. Легкий энергетический удар в грудь, и фибрилляция после нескольких хаотических сокращений сменяется на ровный пульс – потеря сознания потихоньку перетекает в сон и я могу позаботиться немного о себе. Холод добрался уже до подбородка, и черт его знает, что будет, если не вколоть противоядие: дышать становилось все труднее. Девушка у меня на руках засыпает, я замедляю восприятие, и едва успеваю прохрипеть: "Антидот!" Дальше все провалилось во тьму.

Пришел в себя я на том-же диване. Мысли текли как в киселе, тело было деревянным и едва слушалось. Медленно открываю глаза и вижу огромное мутное бело-сине-зеленое пятно. Муть ушла и пятно медленно трансформировалось в два взволнованных женских лица. Внутри бушевала буря из эмоций: я одновременно плакал от горя и хотел поделиться своим счастьем с остальными. Еще не осознавая себя до конца пробормотал: "Какой интересный глюк...Неужели Гендо настолько меня любит, что засунул в гарем из влюбчивой безумной ученой и Второго Ангела, который по недоразумению выглядит как моя покойная мать. Блядь, я не знаю, хорошо мне или хуево: похоже Комплементация таки удалась, и я всего-лишь оргазмирующая лужа LCL." После моих слов Акаги отшатнулась, и с ужасом во взгляде начала медленно отходить назад. Рей лишь молча смотрела на меня, а из глаз капали слезы – кисель из головы как ветром сдуло. Сев на диване по-турецки, я раздосадованно хлопнул себя по лбу, и удивленно уставился на перехваченную в сантиметре от лица руку. Холодный голос девушки отстраненно прокомментировал: "Никогда не причиняй себе боль." Переведя взгляд на опекуншу, замечаю, что она смотрит на нас поверх ствола маленького дамского револьвера, и одними губами повторяет вопрос: "Что ты такое?" Отвертеться без объяснений не получится, да и Рицуко в таком состоянии, что может наделать глупостей. Версию для тех, кому я не до конца доверяю, я подготовил еще в больнице: ловлю ее взгляд и устанавливаю контакт. Мысль-фраза:"Я Икари Синдзи." А за ней образы аниме, сохранившиеся в моей памяти. Ученая от шока падает на колени и хватается за голову: когда впервые получаешь столько информации разом это больно, как удар битой по голове. Через минуту глаза Акаги открылись, а взгляд прояснился. Упреждая ее вопросы, отвечаю:

– Это была серия видений, после каждого я открывал в себе что-то новое. Последнее было в поезде в Токио-3. – Рицуко задумчиво присела на стул и принялась нашаривать в карманах пачку сигарет.

– Кажется, мою Нобелевку можно просто выкинуть в мусор. – Интересно, насколько глубоким был бы ее шок, узнай она правду?

– Я бы не был настолько критичным, но не могу не согласится с этим.

– В тебе нет ни грамма уважения к старшим. Слушай, ты сам хоть знаешь, почему так произошло?

– Единственное, что я знаю, так это то, что добром вся эта авантюра Гендо не закончится. – Аккуратно обнимаю Рей второй рукой: правую она все еще не отпускала. Акаги уходит в себя, лишь неодобрительно поглядывая в нашу сторону. В конце концов она не выдержала:

– Скажи, как тебе не противно с этой куклой? – Услышав это слово, Рей сжала мою руку, которую не отпускала с момента перехвата, настолько сильно, что у меня затрещали кости.

– Она не кукла, и ты это знаешь не хуже меня. И не нужно шуток про Эдипов комплекс: Фрейда я читал. Мне хорошо с ней рядом, а больше меня мало что волнует.

– Ты необычайно умен и критичен для подростка: если закрыть глаза, мне кажется что ты тридцатилетний циник, которому плевать на все, кроме самого себя. Ладно, хватит об этом: теперь мне многое стало понятно... Видишь на браслете маленькое отверстие сбоку? Вставь туда что-нибудь металлическое – браслет отключится, пока предмет будет там. В моей квартире нет камер и жучков, а потому можете вести себя свободно. Ваши комнаты в конце коридора, но, думаю, что спать вы все-равно будете вместе – закройте жалюзи, чтобы наружка не видела. Более обстоятельно поговорим завтра. – Киваю, что понял и пытаюсь встать. Аянами в конце разговора отпустила таки мою руку и куда-то ушла. Адская смесь из множества химических препаратов в крови привела к печальным последствиям – мышцы едва слушались, голова нещадно болела, и я ощущал себя так, будто у меня кислота вместо крови. Спросив, где душ, поплелся мыться. Встретив по пути Рей, погладил ее по мокрым волосам и закрыл дверь в ванную комнату. Когда закончил мыться, то едва стоял на ногах, а потому завернулся в полотенце и побрел искать кровать. В голове мутилось: я смутно понимал где нахожусь. Наткнувшись на первую попавшуюся постель, упал на нее, и уснул, терзаемый усталостью и волнами боли. Отключившись, я не заметил, как маленькое гибкое тело юркнуло под одеяло и прижалось ко мне.

Закончив расчеты, усталая ученая побрела в душ. Включив воду, Рицуко блаженно развалилась в ванной, наслаждаясь ощущением теплых струй, текущих по телу. Вода успокаивала мысли и снимала напряжение с уставшей спины. Слишком много на нее свалилось в последнее время, слишком тяжело осознавать то, что все ее знания не помогут ей выбрать правильный путь. Устало облокотившись на стену, девушка закрыла глаза. Память подкинула момент, когда ее новый жилец рванулся к Рей. Вот стоит понурый, уставший подросток в черных брюках и заляпанной засохшей кровью рубашке, и вдруг он размазывается в черно-белую тень, которая превращается в два тела на диване. Парень замирает на пару секунд, смотря в безумные глаза той, которую только-что поймал в нескольких сантиметрах от пола. Вдруг парень бьет кончиками пальцев в грудь Аянами. Девушку на его коленях выгибает, но он не разрывает контакт взглядов. Секунд через пятнадцать Рей постепенно расслабляется и начинает равномерно дышать, а сам он, прохрипев:"Антидот!", заваливается назад и теряет сознание.

Сама Рицуко неоднократно наблюдала за тем, как он демонстрирует свои способности, но вот так в упор и настолько полно, она увидела их только сегодня. И это не шло ни в какие сравнения с теми мелкими фокусами вроде метания монеток в мишень и перетаскивание ее вместе со стулом без помощи рук, которые он демонстрировал в лаборатории. А потом Акаги и сама ощутила на себе, каково это: осознание того, что ее разум для него был открытой книгой злило и пугало ее одновременно. Однако поступки странного подростка вызывали скорее уважение, чем отвращение. Мысли начали путаться, и уставшая женщина открыла слив и устало поднялась на ватных после купания ногах. Проверив, хорошо ли она закрыла все краны и тщательно вытеревшись полотенцем, Акаги выключила свет в о всем доме, дошла до двери своей комнаты, привычно сделала четыре шага до кровати, способной уместить человек пять, залезла под одеяло и уснула, едва коснувшись подушки.

***

Впервые с тех пор, как я пришел в себя в поезде, мне удалось выспаться. Печень болела, мышцы ломило, но это были мелочи. Я в мягкой уютной кровати, Рей жива и обнимает меня: все хорошо и можно не подрываться как по тревоге. Если я просыпаюсь сам, без будильника или сирены тревоги, то прихожу в себя еще минут пять, стараясь растянуть томную негу дремы подольше. Медленно открываю глаза и вижу перед собой чьи-то белые волосы, пахнущие табаком. Удивление трансформировалось в слова:

– Рей, ты когда успела волосы покрасить? И почему от тебя табаком несет? – Холодный голос откуда-то справа сказал:

– Синдзи, я не способна произвольно изменять пигментацию волосяного покрова. – И, помолчав недолго, добавил. – Эта кровать пахнет доктором Акаги. – Недовольный голос самой Акаги сонно пробурчал: "Гендо, отстань, я не собираюсь тебя ублажать, и куклу свою фригидную забери." Сонный мой мозг понимал, что что-то не так, но что конкретно тут происходит, осознать отказывался. Аянами педантично поправила ученую: "Доктор Акаги, у вас устаревшие данные: я способна к получению оргазма." Повернувшись к Рей, хотел спросить, причем тут Рицко, но вместо ответа получил поцелуй от синеволосой няши. За спиной кто-то завозился, я попытался развернутся, но она держала меня крепко, и не потревожив раненую руку, я бы не вывернулся. Заметив мое неудобство, девушка отстраняется и смотрит куда-то за мое плечо, после чего с едва слышимым удивлением спрашивает: "Вы хотите присоединиться?" Оборачиваюсь и вижу саму Рицко, в шоке смотрящую на нас. Подавляю инстинктивную реакцию напасть и спрашиваю:

– Доктор Акаги, а что вы тут делаете? – Что тут произошло, пока я спал?!

– Интересно, что же я делаю в своей кровати в своем доме?

– Че-ерт! Кажется, я вчера с больных глаз кровать перепутал... – Э-э, я это вслух сказал?

– Тебя не учили, что перед тем, как залезть к девушке в постель, нужно ей подарить веник цветов и романтический ужин устроить? Тем-более если ты туда еще и другую девушку притащил, даже если она искусственная. – Интересно, эти шутки закончатся хоть когда-нибудь?

– Аянами вполне себе настоящая.

– Хмм, думай как хочешь, ужин это не отменяет. А теперь отвернись, я хоть пижаму одену. – Слегка ошарашенный, отворачиваюсь к стене. Рей ушла в душ и колкость Акаги пропустила мимо ушей. Рицко пошла на кухню ставить чай, а я, натянув трусы, остался в одиночестве валятся в огромной кровати. Из душа вышла синевласка с накинутым на плечи полотенцем и пошла одеваться, а поспешил занять ванную комнату, пока она свободна.

Когда я привел себя в порядок и перевязался, Акаги уже заварила чай и поджарила нам тостов. Рей в школьной блузке на голое тело сидела за столом и следуя всем правилам этикета завтракала. Рицко откинулась на спинку стула и курила, после каждой затяжки прихлебывая кофе из чашки с кошкой. Пожелав всем приятного аппетита, я плюхнулся на свободный стул и принялся пить чай. Хозяйка дома допила кофе, потушила недокуренную сигарету и сказала:

– У нас всех есть одна проблема, и зовут ее Икари Гендо. Этот ублюдок совсем рехнулся и захотел стать Богом. Фуюцуки помог тебя вытащить из тюрьмы, и сейчас мы думаем, что делать дальше. Ты пока особо не высовывайся, отдыхай и выздоравливай, мы постараемся разобраться сами. – Мне бы хотелось в это верить...

– Рицко, это все очень хорошо, но я хочу знать, что вы там собрались делать. В конце-концов это касается меня лично. – Судя по растерянному взгляду, все пока плохо.

– Я сама не знаю, что полковник собирается делать, и почему его переклинило. Раньше он закрывал глаза на все, что творил его ученик, да что там закрывал, сам первый вперед лез. Подозреваю, что это связано с последними событиями, и мне он просто что-то не говорит. Сегодня я загружу эту ситуацию в МАГИ, надеюсь что это поможет мне понять, что будет дальше.

– Это было бы отлично. В изоляторе мне не очень то понравилось.

– Вообще, все было бы гораздо проще, если бы ты использовал свои способности на Гендо. Если тебе что-то для этого нужно, то я постараюсь это организовать.

– Спасибо тебе, Рицко, я постараюсь не подвести, если подвернется хороший случай. Мне нужна пара дней для отдыха и восстановления, а потом мы более подробно поговорим об этом: то, чем меня напичкали, очень плохо сказалось на моем организме.

– То, что твое сердце выдержало такую ядерную смесь, это вообще чудо. В ближайший месяц для тебя даже простые антибиотики будут смертельным ядом. Ладно, я на работу, постараюсь вернуться пораньше.

– Удачного дня. – Девушка встала из-за стола и пошла одеваться. Возле двери в комнату она обернулась и сказала: "С тебя ужин, как я вернусь!" Пошуршав вещами в шкафу, она забежала на кухню в одном лифчике и юбке, схватила со стола пачку сигарет и убежала обратно. Я же заварил вторую кружку чая и расслаблялся на мягком кресле в углу: надо же и отдыхать. Шуршание вещей и перестук баночек с косметикой в комнате продолжался еще минут пятнадцать. Второй раз девушка вышла из комнаты уже одетая и с красивым макияжем. Честно говоря у меня случился шок: я конечно знал, что у Акаги хорошие задатки, но то, что она НАСТОЛЬКО красивая, для меня оказалось открытием. Смесь европейских и японских черт, точно выверенный макияж и достаточно вызывающая одежда преобразили девушку капитально. Остановившись возле двери, Рицко бросила на меня мечтательно-непонятный взгляд и нажала кнопку открытия электронного замка, от ее взгляда у меня засосало под ложечкой. Элегантно поправив сумочку, ученая переступила порог, и не оборачиваясь, пошла прочь из дома. Автоматическая дверь с шипением закрылась, оставляя нас с Аянами наедине.

Рей опять мылась в душе: не знаю почему, но она обожала воду, и ощущения от прикосновений к своей коже. И даже в холодном душе иногда проводила по несколько часов. Ничем объяснить эту странность я не мог. Развалившись на кресле, потягивая теплый чай из кружки и слушая музыку на плеере, я впервые за долгие годы был счастлив: мои проблемы решаются без меня. Боль в мышцах медленно уходила, сменяясь приятной усталостью. Выключив музыку, я поискал на полках чего бы почитать, наткнулся на анатомическое пособие и погрузился в чтение. Шипение воды прекратилось и мокрые ступни Рей пошлепали по линолеуму: она со спокойной методичностью изучала новый дом. Сначала я чувствовал ее в комнате Акаги, потом она осматривала наши комнаты и кухню, наверняка запоминая расположение каждой вещи до миллиметра. Я сам не заметил, как провалился в полудрему, а книга упала на колени. Легкий шелест двери, невесомые шаги: Аянами принялась за гостиную. Она обходит комнату против часовой стрелки, шелест соприкасающейся с предметами интерьера маленькой ладошки, но вдруг все затихло. Открыв глаза наблюдаю странную картину: девочка держит в руках когтеточку и сосредоточенно вертит ее в руках, пытаясь что-то в ней найти. Подавляю смешок, но сдавленный хрюк все-же вырвался из моего рта. Рей, повернувшись ко мне, спросила: "К какому типу лабораторного оборудования относится этот прибор?" И тут плотину моего терпения прорвало: я ржал как безумный наверное минут пять, периодически что-то пытаясь сказать. Девушка недоуменно смотрела на меня, от смеха свалившегося с кресла. Холодный и растерянный голос был как ушат воды на голову: "Чему ты радуешься, Синдзи?" Встав, отряхнулся от кошачьих волос, в изобилии находящихся на ковре и подошел к ней:

– Рей, это не лабораторное оборудование, это просто кошачья игрушка.

– Доктор Акаги держит кошку?

– Да, кажется ее завтра должны доставить из ветлечебницы.

– Понятно. – Рей слишком задумчива и печальна, это меня пугает. Вчера я по неосторожности в угаре наговорил всякого, надеюсь что это не из-за этого. Ведь после моих слов она будто сникла...

– Аянами, что тебя беспокоит? Ты будто чего-то боишься. Если что-то не так, ты всегда можешь сказать мне.

– Почему ты не ненавидишь меня? Ты говорил что знаешь кто я, из чего меня создали. Остальные боятся меня: я чувствую их страх и злобу. Они ненавидят меня за то, что я другая. – Слезы в рубиновых глазах, полотенце и дурацкая когтеточка лежат у ее ног на полу, а тонкие пальцы комкают рубашку на моей спине. Я еще не видел ее настолько взволнованной и растерянной.

– Ты хочешь знать кто я? Хочешь узнать, откуда я знаю столько?

– Ты же говорил это доктору Акаги.

– Это была ложь. Хочешь видеть мою жизнь? – В ответ я услышал лишь тихое, почти неразличимое "Да".

– Хорошо, смотри. – Глаза в глаза, голубая сталь в рубиновый закат. Одни мысли, одни чувства, одна память на двоих. Рей нерешительно дрожит, боясь заглянуть туда, где ее ждут ответы на все вопросы.

Неуверенность сменяется любопытством, и моя память начинает раскрываться перед ней: первые буквы, прочтенные мной, улыбающиеся лица родителей на моем четырехлетии, чужие эмоции захлестывающие ее разум до краев. Потом была первая линейка в школе и первая драка. Маленький мальчик подходит к отцу и говорит: "Тому дяде больно и жить не хочется, а от тебя тепло." Первая медитация и тренировки, незнакомая музыка, которую тут никогда не услышат, и города, навеки погребенные под водой или запекшиеся радиоактивным тринититом. Смерть родителей, отдающаяся болью и теперь. Горе потери, годы одиночества, первая любовь и первый поцелуй. Вика, стучащая в дверь моей гостинки в поисках убежища, бурная ночь со сломанной кроватью и выстрелами, гремящими за окном. Потом война, боль, мертвые друзья, разорванные и превращенные в ошметки и я, оглушенный, стоящий в кровавой грязи и внутренностях, с кровью текущей из носа и рта. Бесконечные бои, умирающая Вика, и тот злополучный удар. Чудом уцелевшая гостинка, все усиливающаяся ноющая боль и клик мышкой, означающий старт аниме.

Она сама, точнее ее рисованный вариант, падение Синдзи в полуразрушенной квартире и ее улыбка в раскаленной капсуле после победы над Рамиилом. Потом шестнадцатый Ангел и слезы, едва видимые в LCL, смерть Каору Нагисы, семнадцатого Ангела. Стрельба в NERV, начало Комплементации: "Синдзи зовет меня." Огромная фигура с черными провалами вместо глаз, отрубленная голова, безумно смотрящая в никуда. Моя подготовка к ритуалу, отточенный нож, пробивающий сердце и пробуждение в поезде. Призрак, висящий в пустоте над асфальтом и бой в ангаре Геофронта.

– Ну вот, Рей, теперь ты знаешь кто я. И у тебя есть повод меня ненавидеть. – Ее губы беззвучно шевелятся, тело покрылось мурашками, а тонкие пальчики бессильно дрожат. Аккуратно поднимаю ее, помогая себе телекинезом, чтобы не нагружать раненную руку и несу ее на диван. Аянами безропотно принимает от меня одеяло, которым я укрываю ей ноги. Глянув на настенные часы, замечаю что мы почти два часа провели в моей памяти.

Устало откидываюсь на спинку дивана: руки дрожат а сердце колотится как бешеное. "Надеюсь она поймет, надеюсь она поймет, надеюсь она поймет – как мантру повторяю эти слова." Полные слез рубиновые глаза вдруг появляются перед моим лицом. Тихий сдавленный шепот-сипение, так непохожее на ее обычный голос:

– Почему? Любишь... Неужели?Картинка, я лишь картинка? – Ее губы дрожат, когда я накрываю их своими. Два тела, две души, так боящиеся друг-друга. Волосы Рей, мягкие, непослушные, голубой шелк в моих пальцах. Горячее тело в ледяной скорлупе, которая дала трещину. Отрываюсь, выныривая из омута страсти и желания:

– Нет, ты живая. Теплая, настоящая и нужная. Я люблю тебя, и так будет пока я жив. – Аянами отвечает, плача как умеет только она: без всхлипов и истерик. Слезы просто текут по ее щекам, а голос слегка дрожит.

– Мне еще никогда не было так больно. Наверное меня никто не любил. Но эта боль приносит мне радость. – Обнимаю ее покрепче, стараясь помочь унять ту бурю, бушующую в душе у девочки. Постепенно она успокаивается, расслабляясь у меня на руках. Первый шок прошел, и любознательность взяла вверх: Рей встала и пошла к библиотеке Рицко, сказав мне, что обязательно поймет, как так вышло, что я оказался здесь. Обложившись книгами, девушка принялась искать в них ответы на свои вопросы. Надеюсь, что это не приведет ни к чему плохому. Вспоминаю про свой долг перед самой Рицко, и по памяти набираю номер службы доставки: нужно заказать продукты и сладости для романтического ужина. Обещания нужно исполнять, даже если ты не знаешь, к чему это тебе приведет: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Прошерстив кухню, подготовил все для приготовления еды и даже успел немного помедитировать, прежде чем в дверь позвонил курьер. Аянами отключилась от всего вокруг, сидя нагишом на полу в куче книг, с поразительной быстротой перелистывая страницы. Забрав заказ и расплатившись, пошел заниматься делом. Перекусив пиццей, пытаюсь выманить Рей из библиотеки с помощью ее любимых кальмаров в кляре, но она прочно погрязла в дебрях науки и на внешние раздражители не реагировала, отвечая только "нет", "потом" и "не хочу". Спрятав готовую еду в холодильник до лучших времен, принялся за приготовление романтического ужина. Через пять часов кулинарных мучений и насилия над личностью все было готово. Мне как человеку непривычному, сервировать всё это по правилам было очень тяжело, но я справился. Шампанское остывало в холодильнике, а розы вяли на столе в вазочке, найденной на шкафу. Свеча в подсвечнике-кошке стояла на по центру стола, готовые блюда ждали своего часа в микроволновке, а куча грязной посуды отправилась в посудомоечную машину, утробно урчащую возле раковины. Поставив будильник, чтобы проснуться ко времени приходя Рицко, я рассказал Рей что и как можно есть, после чего завалился поспать: мне срочно нужно отдохнуть, а из Аянами сейчас я и слова не вытащу...

Глава 8. Sic semper tyrannis.

Меня разбудило чье-то прикосновение к плечу: в ночной тьме бледное лицо Аянами было ярким пятном на фоне мрака. Моргнув, по привычке подстраиваю зрение: если посветить мне сейчас в глаза, то зрачки будут как у обдолбанного. Меня так даже пару раз патруль останавливал: думали что я под кайфом. Из воспоминаний меня вырвал голос Рей:

– С добрым утром, Синдзи. Доктор Акаги пришла два часа назад и не выходит из душа: это связано с подготовкой к свиданию с тобой? – Нежные пальцы холодком скользят по плечу, вызывая мурашки. Как у нее получается так ярко и нежно прикасаться ко мне? Вроде и прикосновение легкое, а ощущений вагон.

– С добрым, Аянами, хотя уже вечер. Странно... Свиданию? Хм, если ужин втроем в домашней обстановке можно назвать свиданием, то да. Наверное что-то случилось.

– Я не изучала психологию, но я плачу, когда мне больно. – Стоп, это мне не нравится.

– Акаги что, плакала? Надеюсь, это не из-за Гендо.

– На ее лице я видела слезы.

– Рей, спасибо что разбудила. Сейчас я постараюсь вытащить ее из душа и поговорить. – Ладонь сжали тонкие пальцы, а рубиновые глаза заглянули в мои, ища что-то внутри моего разума.

– Мне непонятны некоторые мои желания и эмоции. – Кажется меня опять ждет незабываемый разговор. Интересно, зачем я все это делаю? Чем меня она так привлекла, что теперь я творю какую-то дичь, вместо того, чтобы заняться действительно полезными вещами?

– Это срочно, или может потерпеть пока я вытащу наш гениальный мозг из ее пробирки?

– Доктор Акаги слишком велика, чтобы поместится в химической посуде. – Ответ на мой вопрос пришел сам: тем, что она нуждается во мне. Я нужен ей, нужен для того, чтобы провести ее в мир людей. Помочь ей понять себя и других. А мне просто нужно быть кому-то необходимым: я хочу, чтобы меня любили, мне понравилось ощущать, что во мне нуждаются. Интересно, чем я лучше Гендо? Он использует ее, чтобы стать Богом, а я использую ее, чтобы чувствовать себя Богом. Интересно, это делает меня преступником?

– Это образное выражение, означающее принудительное извлечение человека из зоны комфорта. Так ты сможешь подождать?

– Мое состояние не критично. Ей больно.

– Рицко? Да, я чувствую. Надеюсь она будет меня слушать... – С невеселыми мыслями я натянул футболку, брошенную возле дивана, и побрел в ванную.

Дверь была закрыта на замок, а через шум воды периодически доносились всхлипы: Акаги жива, и это уже хорошо. Попытки докричатся были бесплодны: похоже, что девушка меня не слышит. Несколько раз громко врезав в дверь кулаком, ответа я не добился, а ощущение девушки начало потихоньку размываться. Она там что, умереть решила? Еще стук – никакой реакции. Ломать дверь это дикость, но ведь что-то делать нужно. Интересно, я смогу отодвинуть щеколду через дверь? Тут главная проблема не в том, что щеколда тяжелая, или что сложно сделать это точно, а в том, чтобы понять, где заканчивается держатель, и начинается щеколда. После пары бесплодных попыток я плюнул на все и полупрозрачное лезвие с легким звоном разрезало тонкий металл. Пинок ногой довершил остальное, и путь был свободен.

Обнаженная Рицуко лежала в кровавой воде, которая переливалась через край. Скальпель валялся рядом, выпавший из непослушных рук. Черт, да когда все это уже кончится!!! Я устал тут всех спасать! Хорошо еще, что только вены порезала, не докопалась до артерии: спасать тогда уже некого было бы. Перевожу кран на холодную воду и усилием воли выдергиваю ее руки из ванны, перекрывая вскрытые вены. Я успел вовремя: еще несколько минут, и все было бы кончено, а так есть шанс, что Акаги выживет. Аккуратно помогая себе телекинезом, чтобы не нагружать раненую руку, поднимаю бессознательное тело из кровавой воды и иду прочь из ванной. Черт, только бы не отрубиться от такого: в девушке килограмм сорок-пятьдесят, в прошлом теле вообще такая масса была моим пределом, да и дольше нескольких минут я такие фокусы вытворять не мог. А сейчас держу ученую на весу, только контролируя правой рукой ее положение в пространстве. Красная жидкость стекает с бессознательного тела, открывая синяки и кровоподтеки, ярко выделяющиеся на бледной от кровопотери коже. Сил хватило не только на Акаги: сцепив зубы, я смог усилием воли открыть дверь. А коридоре стояла Рей, с легким удивлением смотря на эту картину:

– Аянами, вызывай скорую, Акаги вскрыла себе вены!

– Зачем ее спасать, если она хочет уйти? – О, ну вот опять...

– Потому, что она – наш шанс на победу. А еще только она знает, как воскресить тебя.

– Хорошо. – Я пока постараюсь понять что случилось. – До приезда скорой еще около десяти минут, надеюсь, что успею. Все тело ученой в синяках, несколько ссадин на ребрах и в паху довершают печальную картину. Все это выглядело так, будто ее тело использовали как мешок для отработки ударов. Хлесткая пощечина заставила Акаги открыть глаза и я погрузился в затуманенный кровопотерей разум женщины.

***

За несколько часов до описанных выше событий. Научный отдел, лаборатория статистического анализа и моделирования, кабинет 417.

Акаги Рицуко развалилась в кресле, затянувшись тонкой ментоловой сигаретой. Дорогой табак щекотал гортань, оседая мятной свежестью во рту. Удачное стечение обстоятельств и ее ум, вместе с мудростью и опытом Фуюцуки, помогли им хотя-бы приблизительно понять сложившуюся в настоящем ситуацию. Самое страшное в этой ситуации было то, что они почти ничего не могли изменить: победы над ангелами были предсказаны, будущее расписано, и пока все предсказания, написанные на призрачных листах, проецируемых куском обсидиана, сбывались. Однако самое страшное было в конце: человечество и было восемнадцатым ангелом, а для рождения Бога все ангелы должны пасть. Тринадцать Душ настолько крепко держат в руках власть над миром, что предотвратить все то, что будет происходить, почти нереально. Только если найти и физически устранить их всех, вернув власть в руки ООН. Но был и еще один момент: реального местоположения и возможностей Тринадцати никто не знал, хотя их самих знали все, кто хоть раз открывал Новый Завет. Однако возможность изменить хоть что-то была, одно это уже давало сил бороться. Ученая легким толчком ноги в черной лакированной туфельке подкатилась к кофеварке и с наслаждением отхлебнула горячий ароматный кофе, до краев заполнявший чашку. Рабочий день уже подходил к концу, а сердце наполнялось предвкушением сегодняшнего вечера. Вдруг дверь с шипением открылась и раздался голос, который она ненавидела:

– Доктор Акаги, почему проигнорировали мой вызов и не отчитались лично о последних двух днях своей деятельности? – Дернувшись от слова "отчет" и собрав волю в кулак, Рицуко обернулась:

– Я направила свою ассистентку Ибуки к вам с отчетом. Или она вас не удовлетворила? – С презрением посмотрев на Икари Гендо, девушка встала, и, демонстративно отхлебнув из кофейной кружки, сделала шаг к шкафу с одеждой, намереваясь сменить лабораторный халат на элегантный пиджак. Вдруг удар в низ живота отбрасывает тонкое тело обратно на стул. По бедрам текли струйки мочи, пачкая кружевное белье, новую юбку и любимое кресло. Кружка матери с жалобным звоном превратилась в фарфоровые осколки, заливая темно-коричневым напитком белую лабораторную плитку. Пульсирующая боль разливалась по телу, туманя разум. Еще удар, и скрюченное в приступе кашля женское тело выпадает вперед из кресла, на одних рефлексах падая на четвереньки. Резкий рывок, и пуговицы блузки с треском разлетаются по лаборатории, а змейка юбки следует за блузкой, обнажая дрожащее тело. Мокрая ткань трусиков больно впивается в самые нежные части тела, вынуждая подняться на ноги. Ровный, полный звенящей ненависти голос над самым ухом:"Ты жива, пока выполняешь мои приказы: еще одна ошибка, и ты станешь бесполезна. Даже тот факт, что сосешь ты лучше твоей матери, не поможет тебе выжить. Понятно?" Дальнейшее я не смотрел, вывалившись в реальность от звонка в дверь.

***

Дом Акаги Рицуко, вечер.

Девушку увезли в госпиталь в полубессознательном состоянии, а я с дикой головной болью развалился на полу, не имея сил даже встать. Эмаль ванной навсегда приобрела розоватый цвет, а внутри меня что-то оборвалось: в очередной раз чуть не умер тот, кому неравнодушна моя жизнь. Как же я устал видеть смерть... На плечо легла рука Аянами:

– Тебе больно, Синдзи? – Хоть она сейчас рядом. Интересно, насколько долго это продлится? Когда моя слабость, глупость или самовлюбленность оборвет ее жизнь? Через сколько циклов откажет сложное экспериментальное оборудование, возвращающее душу в ее тело?

– Больно... Я устал: слишком тяжело выносить все происходящее вокруг.

– Что я должна делать?

– Для чего?

– Чтобы ты жил.Твое существование приносит мне радость.

– Тогда почему ты сама боишься?

– Я боюсь того времени, когда Командующий скажет, что мне пора исполнить то, для чего я сотворена.

– Рей, я сделаю все, чтобы не допустить этого. – Слезы, опять слезы...

– Тебя же нельзя заменить. Зачем ты будешь рисковать собой?

– Потому что я так хочу. Потому что я у меня есть шанс и потому что единственное, что я умею, это убивать.

– Ты хочешь... А чего хочу я? И что такое хотеть?

– Это когда ты испытываешь желание совершить что-то.

– Я хочу узнать, буду ли я нужна тебе после того, как доктор Акаги выздоровеет?

– Почему ты вообще подумала, что я перестану любить тебя из-за Рицко? – Молчание было мне ответом. Это был самый длинный диалог за все время нашего общения. С кряхтением встав,я дотащил свое тело до кресла и принялся обдумывать дальнейшие действия. Гендо сошел с ума, и если его не осадить, не показать ему, что он не всемогущий и не бог, то творящиеся безумства продолжаться. И тогда изменить уже будет нельзя ничего. Люди имеют свойство ломаться, если их слишком прессовать. А со сломанным человеком можно творить любые, даже самые ужасные вещи: Аянами тому яркий пример. По всем моим прикидкам мне нужно действовать: повалять Гендо по полу, показать что он сам не в безопасности и рассказать что можно делать, а что делать нельзя. Иначе он убьет Акаги, сломает Фуюцуки, а потом придет и мой черед. Боль отступает, но усталость берет свое: мне нужно отдохнуть, завтра трудный день. Открыв глаза, залюбовался: Рей лежала на диване, заливаемая лунным светом. Изгибы обнаженного тела отливали серебром на темно-зеленом бархате обивки, а сосредоточенный взгляд изучал какую-то книгу. То, что обычному человеку света хватало бы лишь на то, чтобы не спотыкаться о мебель, ее не смущало абсолютно. Она должна знать: