Текст книги "Искуситель (СИ)"

Автор книги: Astery

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Я не верю в…

– Вытащите, и я развею ваши сомнения, – перебила она.

Я закатил глаза и вынул три карты. В таро я разбирался плохо, но могу сказать, что мы выпал аркан мага, пять монет и карта смерти. Люциус взглянул на них и выжидающе посмотрел на женщину. Она положила мои карты перед собой и задумчиво вздохнула.

– Вас ждут новости касательно денег, мистер Колдуэлл, – сказала гадалка, отодвинув карты с пятью монетами и магом. – Плохие или хорошие, зависеть будет от вас.

Естественно, от меня! от кого ещё, если это мои деньги? Возможно, она ждала, что меня удивит её знание моего имени, но так как о нём и моём богатстве писали в каждой газете, мой скептицизм лишь усиливался.

– Ждёт смерть знакомого, – добавила она, постукивая чёрным ногтем по третьей карте. – Или знакомой.

– Как же интересно, – заговорил Люциус, а затем протянул к ней руку. – Можно мне попробовать?

– Вы умеете обращаться с картами?

– О нет, тут я беспомощен. Но я немного читаю по руке.

– И молчали? – сказал я насмешливо и с любопытством.

– Я предпочитаю некоторые свои умения раскрывать при благоприятном случае, а не ради хвастовства, – загадочно улыбнулся князь.

– Хорошо, попробуйте, – усмехнулась гадалка, дав ему ладонь.

Люциус взял её руку и провел кончиком пальца по линии, пронзавшей всю ладонь. Затем по той, что шла поперёк. Он поднял голову, смотря гадалке в глаза и как-то страшно улыбаясь. Свечи в этот момент как будто стали гореть слабее, их пламя колыхалось, хотя тут не было ветра.

– Вы, Марта, давно не справлялись о здоровье сына. А ведь он, между тем, сидит в тюрьме за ограбление, – сказал он с презрением. Женщина дёрнулась, но он сильно сжал её руку. В глазах гадалки поселился ужас. – Бедный Глен даже не помышляет, чем набожная мать занимается. Разве вы не знали, что Бог не одобряет, когда люди интересуются магией, и пользуются ей так неумело?

– Пустите!

– А Бруно, ваш милый муж сейчас спит дома среди пустых бутылок и пропахших тленом стен. Вы ненавидите его за то, что он лишь обуза, он как нарыв на вашем теле, и хотите избавиться от него. В вашей подушке лежат деньги, что вы получили, раздавая свои неясные предсказания. Также там лежат и драгоценности, что вы украли. Но я что-то увлёкся настоящим. Быть может, мне следует сказать и о будущем?

– Отпустите сейчас же!

Я не мог и шевельнуться, заворожено смотря на Люциуса. Он казался таким пугающим, он был словно властным обвинителем и обличителем лжи гадалки. Глаза его злорадно сверкали.

– Да, я вижу. Вы совсем скоро умрёте. Несчастный случай, вас собьёт карета, и лошадь своими копытами растопчет ваше сердце.

Она вырвала свою руку и выскочила на улицу. Люциус же поднялся со стула, поправив свой цилиндр и лишившись той жуткой наружности, с которой говорил мгновение назад. Он снова стал беспечным и улыбчивым. Пламя свечей больше не колыхалось. Князь увидел мой оторопелый взгляд.

– Вас так тронула моя игра, Колдуэлл? – усмехнулся он.

– Игра? – переспросил я удивлённо.

– Да. Мефисто говорил мне, что она мошенница, вот я и решил сыграть на её нервах.

– Но откуда вы узнали, где она прячет деньги?

– Тут я говорил наугад.

– Бог мой, Люциус, вы актер! Я уж действительно поверил, что вы умеете предсказывать.

– Нет. Вы правы, я актёр. Теперь идёмте, здесь очень душно.

Но позже случилась вещь, которая показала мне, что не все предсказания гадалки были лживыми. Одно, самое страшное, сбылось.

Это был сентябрьский дождливый вечер. Люциус привёз Софию в гости, и расположил у камина. Лорд Старк верил ему настолько, что даже если бы князь сказал, что едет на северный полюс, он отпустил бы с ним дочь. София совершенно оправилась от потери, на щёчках вновь играл румянец, и невозможно было сказать, что несколько месяцев назад она лишилась матери. Джильда попросила служанку принести им чая, Люциус же и я отказались. София посмотрела на ливень и вздохнула.

– Как за окном ужасно, – сказала она.

– А мне нравится, – ответил Люциус, сидя с ней рядом. – Дождь смывает с нас печаль и маски, а под его звуки легче мыслится.

– И молнии чертят свои картины на тёмном небе, – добавила Джильда.

– Но всё же, мне по душе солнечный день, – улыбнулась леди Старк. – Когда светло и легко на душе.

– Если бы ангел солнца мог не так слепить им, то может, и мне бы нравилось, – посмеивался Люциус. – Однако в каждый такой день Рафаил не даёт спокойно смотреть на небо.

– Разве это его вина, что солнце ослепляет, – засмеялась София. – Он точно также страдает от этой яркости, как и вы, князь.

– Думаю, если бы это было так, он бы что-то изменил.

– Он не любит резких перемен.

– Вы говорите так, словно знакомы с архангелом Рафаилом, – сказал я, усаживаясь возле камина

София спокойно улыбнулась.

– Однажды он снился мне. От этого мне и кажется, что я его знаю.

– И какой же он?

– Само очарование, – умилилась девушка. – Высокий, златовласый, с глазами голубыми, как небо. Он звал меня по имени голосом нежным, как морской бриз. Но я проснулась, и больше не видела этого дивного сна.

– Зачем бы ангелу звать вас во сне? – спросила Джильда.

– Кто знает, – загадочно, копируя улыбку Люциуса, ответила леди Старк.

– Мать как-то мне рассказывала, что если во сне являются умершие, или ангелы, то они зовут на ту сторону.

– О, уверяю вас, это вовсе не так. Он не желал меня забрать. Иначе мне приснилась бы матушка.

Я смотрел на огонь в камине, краем глаза видя, что принесли две чашки чая. Джильда взяла ту, что была к ней ближе, и отпила. София же задумчиво посмотрела на дождь, светло и легко улыбаясь.

– Мне жаль, что она мучилась, – сказала моя жена с нотками холодности.

– Ничего. Христос тоже страдал.

– Никогда не понимал, почему он не сбежал, зная, что за ним идут, – сказал наконец Люциус, который шёл к окну, любуясь грозой. – Зачем самому обрекать себя на муки?

– Своей болью он показал, как можно найти лучший путь. Путь любви.

– Вы бы решились на подобное? – спросила её Джильда.

София посмотрела в её тёмные глаза. Я видел милое личико леди Старк, и за зелёной дикой красотой её очей таилась печаль и скорбь. И тяжёлая улыбка появилась на её губах, когда она брала свою чашку чая в руки.

– Мне кажется, у меня нет выбора, – ответила София, и сделала глоток.

Джильда задумчиво ухмыльнулась краешком губ, также выпив.

– Выбор есть всегда, миледи. Но не все его видят.

– Или видят, и осознанно выбирают страдания, – сказал задумчиво Люциус. – Ради чьего-то блага. А может, и вовсе не ради него.

– Странную тему мы выбрали для философских рассуждений, – улыбнулся я.

– Верно, – согласился князь. – Поговорим о другом, дамы?

– Конечно, – улыбнулась Джильда.

София кивнула, смотря на тёмное дождливое небо. По просьбе Люциуса я наигрывал на рояле свои старые произведения. Вальсы, полонезы, менуэты. Когда я закончил один из них, князь с улыбкой сказал:

– Мне очень жаль, что вы больше не пишете. Я был бы счастлив послушать ваши новые мелодии.

– Мне тоже очень жаль, – немного улыбнулся я.

– Князь, – слабо сказал голос Софии.

Мы оба повернули головы к дамам. София стояла, шатаясь, и держа одну руку на животе, а вторую у рта.

– Леди София? – Люциус шагнул к ней.

– Что с вами? – добавил я, начиная волноваться.

Она пошатнулась и отняла руку от губ. Я увидел кровь. Джильда вскочила с места, ахнув, и едва она хотела взять Софию за плечи, как та начала падать. Люциус успел её поймать и опустился на пол, держа на своих руках. Мною овладели паника и ужас. Кровь алым ручьём стекала по губам девушки и падала на белоснежное платье.

– София, дышите, слышите меня? – говорил ей Пьягарми со страхом в голосе. Он резким движением разорвал её корсет, облегчая дыхание. Но София откинула голову, захлёбываясь своей кровью. Люциус поднял её, вытирая. – Смотри на меня, слышишь?

– Боже! – воскликнула Джильда в ужасе, увидев красные ручьи и пятна.

– Сию секунду пошлите за врачом! – рявкнул я на весь зал перепуганным служанкам. Сам я увёл жену, а вернувшись, опустился рядом, холодной влажной салфеткой вытирая кровь с лица девушки, стараясь не дать ей потерять сознание.

– Не закрывай глаз, слышишь меня? – говорил Софии Люциус, держа приподнятой на своих руках. – Смотри на меня каждую секунду, что живёшь, и не отводи взгляда.

По щекам леди Старк потекли слёзы. Кровавые слёзы. Она всхлипывала, сворачиваясь клубком, прижимая к себе руку. Сердце моё разрывалось, представляя, как ей больно. София слабо потянула ко мне ладонь, второй она касалась лица князя.

– Больно… Люци… – сказала она тихо и надрывно. А затем её ручка упала ей на грудь, а голова безвольно склонилась набок.

– София? София?!

Я начал искать пульс. И беспомощно уставился в глаза Люциуса.

– Пульса нет, – едва слышно сказал я.

– София, не смей! – прикрикнул он, прильнув к её груди, пытаясь услышать биение сердца. Затем он отпрянул, смотря пустым взглядом сквозь меня. Он молчал.

Я попробовал пульс на другой руке. Ничего. В тот вечер дом мой омрачило диким ужасом скорбное событие. София умерла.

========== Часть 12 ==========

В моих глазах дрожали слёзы, но я не смел позволить себе плакать, зная, что Люциусу, который её любил, ещё хуже. Но ведь я её тоже любил. Так искренно, так нежно. Князь сидел на полу, прижимая к себе тело Софии, и вытирая кровь с её лица взятой у меня салфеткой. Я сидел рядом, смотря на девушку. Глаза были закрыты, грудь не вздымалась в дыхании. Сердце больше не билось в этом милом прелестном теле. Сердце, которое так любило весь этот мир и его созданий.

– Мне очень жаль, – сказал я, сглатывая ком в глотке.

– Не говорите мне ничего, – сказал он холодно, утирая щёчки леди Старк. – Её отравили, я в ярости и горе, и любое слово сейчас заставит меня проклясть того, кто со мной говорит.

– Да, конечно, извините, – промямлил я, опустив к трупу взгляд.

За что? Кому и зачем было нужно отравлять это добрейшей души существо, которое отдало бы жизнь за последнего бедняка? Я смотрел в это лицо скандинавской красавицы, и было больно от мысли, что я больше не увижу её диких любящих глаз, её нежной ласковой улыбки, не услышу её голоса, смеха, не коснусь мягкой белой ручки.

– Оставьте меня, – потребовал Люциус. – Я хочу побыть один с нею до прихода врача.

Я кивнул и вышел из зала, в коридоре встретившись с Мефисто.

– Не входи туда, – сказал я. – Князь в трауре.

– Что? – не понял он.

– Леди София только что умерла.

В этот миг я увидел секундное изумление в его лице, и свирепеющий взгляд. Я прошёл мимо, несколько испугавшись, и уже не в силах сдерживать себя. Я ворвался в первую попавшуюся гостевую спальню, закрылся изнутри, рухнул на кровать и горько зарыдал. Умерла моя муза, умер мой ангел. Я слал проклятие на того, кто отравил Софию, и желал ему такой же смерти. Захлёбываясь кровью и корчась от боли. Она была хорошей, она была прекрасной. Каким чудовищем надо быть, чтобы отравлять ни в чём не повинную девушку?

Врач прибыл через час, и лишь утвердил факт смерти. Люциус не проронил при мне ни слезинки, когда я подошёл к нему, спрашивая, что теперь будет.

– Мало приятного, – бросил он, поднимаясь с пола и держа тело Софии на руках. – Я поеду к лорду Старку.

– Я с вами, – вызвался я.

– Мне кажется, вам следует побыть с женой, – горько ухмыльнулся князь.

– Я не хочу оставлять вас одного в час потери.

– Меня, или себя? – язвительно сказал он.

Я не обижался. Он сейчас озлоблен на весь мир, я знаю. И его упрёк я снёс без оскорбления. В конце концов, упрёк был справедлив. Я сам не хотел оставаться один, понимая, что Софии больше нет. Джильда не поможет. Из всех женщин, что я знал, искренне утешать умела только та, чьё тело сейчас держит князь.

– Раз вы решили, идёмте, – Люциус направился к двери, прижимая к себе тело леди Старк. – Мефисто! Сию же секунду готовь карету!

Едва он договорил, как раскат грома пронёсся по мрачным небесам. Словно сама природа рыдала о потере этого ангела. И Люциус в этот момент выглядел нелюдимым. Свирепым, яростным, словно львом, опасным даже в своей защите. Но взгляд его не выражал ничего, кроме боли. Глубокой, безмерной боли. Мы подошли к выходу из дома, где нас уже ждал Мефисто. Увидев труп, он сжал челюсть и издал неясный звук, напоминавший одновременно рычание и скулёж. Никогда ещё не слышал подобного от человека. Он посмотрел на князя, который горько усмехнулся.

– Только представь, насколько прогнили их души, раз они осмелились сделать такое, – сказал он слуге, ногой толкнув двери. Те распахнулись, дав мне увидеть ужас, творившийся на улице. – Идёмте, Колдуэлл. Не отставайте, не то промокнете.

Я молча кивнул, быстрым шагом следуя за ним к карете. Садясь в неё, Люциус глянул на кучера, сказав строго и властно:

– Вези меня к Старку. Бережно, словно больную мать, или я брошу тебя под колёса чужой повозки.

– Слушаюсь, милорд, – быстро ответил кучер, накидывая на голову капюшон.

Едва я закрыл дверь, как карета тронулась, и мы помчались к лорду Роберту. Астери не выпускал из рук тела Софии, всё лаская её и убирая падавшие пряди с личика. Он шептал:

– Зачем ты так со мной? Ты жестокая, София. И после этого ты меня-то звала бессовестным?

– Люциус, – обратился я, опустив руку на его плечо. – Я понимаю вашу боль, но пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках. Мёртвые нас не слышат.

Он медленно повернул ко мне голову, и с губ его сорвался издевательский смешок.

– Мёртвые? Взгляните в это лицо, и назовите её так снова! Взгляните, говорю!

Я решил выполнить его просьбу, дабы не раздражать и без того возбуждённые нервы. И хоть мне очень тяжело и больно это признавать, но София не выглядела мёртвой. Её румянец не сошёл, щёчки не впали, личико ещё не осунулось и не изуродовалось посмертным параличом. В самом деле, язык не поворачивался называть её мёртвой. Словно это не холодный труп, словно она только спит. Словно это принцесса, погружённая в глубокий сон, и ждёт поцелуя своего принца. Я невольно потянулся ладонью к её щёчке, как карета начала поворачивать, и я завалился немного набок, увидев в окно дождливую улицу, освещённую фонарём. Я увидел там разбитую карету, двух коней, и чьё-то тело. Присмотревшись, я с ужасом разглядел ту самую гадалку, которой Люциус месяц назад пророчил смерть. И вот она. Сбита каретой, растоптана конём. Я услышал смешок за спиной.

– Увидели её? – спросил князь.

– Она… как… Боже! Вы были правы! – воскликнул я с шоком и страхом.

– Я только угадал, предположив наиболее допустимую для этой женщины смерть. И меня печалит то, что в день смерти чистого ангела умерла и мерзкая воровка.

Я задёрнул окно шторкой и повернулся к Люциусу.

– Вы порой пугаете меня, князь.

– Я чаще пугаю сам себя, – многозначительно ответил он, вернув взгляд к Софии. – Неужели это конец, Софи? Неужели ты так и бросишь меня одного?

– Вы рвёте мне сердце! – не выдержал я. – Сколько боли в вашем голосе, Люциус, сколько скорби! Я клянусь, я едва держусь, чтобы не зарыдать тут, перед вами, над телом этой добрейшей и прекраснейшей женщины. Умоляю, не говорите с ней. Плачьте, если вам легче, я не подумаю осуждать, но только не говорите!

Он помолчал, смотря на меня. И грустно улыбнулся.

– Раз так, вы тоже дайте волю чувствам. Я вижу, как слёзы дрожат в ваших глазах. Я держусь, потому что думаю, что будет с лордом, когда он узнает о смерти последней леди Старк, которую я привёл на смерть, сам того не сознавая.

Я сжал свои волосы руками, опустив голову и глотая горечь в горле. Что станет с лордом, который лишился жены, а теперь и дочери. Мне было тяжело дышать от давившего чувства скорби и печали. Я не приду на похороны, я не выдержу. Перед глазами проносились все моменты, связывавшие меня с ней. От самого нашего знакомства до этого дня. Ещё недавно она так спокойно и ласково смотрела на меня, меня, который смел злиться на неё за доброту к беднякам, а теперь она такая холодная и тихая, и лишь земля и гроб станут её последним пристанищем. В её красивом нежном мягком теле будут копошиться черви, изъедая плоть, в которую когда-то была заключена самая чистая душа из всех существовавших. Я проклинал себя за то, что в Рождество назвал её игрушкой и рабой мужчины. Хоть я и считал, что женщина должна быть покорной и услужливой, я не имел права так её называть. Лишившись матери, она утешила меня, который был наказан за свой эгоизм и глупость. Она одна плакала над моим вальсом, она поняла, что я рассказывал в нём. Она плакала, когда я говорил о свадьбе с Джильдой, потому что была искренне рада за меня. Она любила меня. Любила Люциуса и Джильду, которая улыбалась ей в лицо, а за спиной звала «покорной самкой». София. Мой светлый нежный ангел София, зачем ты умерла? Зачем ты выпила тот чай? Зачем тебя можно было желать отравить? Ты чистейшее из всех созданий природы, ты воплощение женственности и доброты, средоточие любви и ласки, неужели тебя больше никогда не будет? Неужели твоя душа теперь далеко, с ветром мчится сквозь холод и тьму от земли, устремляясь в небытие? Меня пьянило сладким ядом моё самолюбие и любовь к внешности жены, и я не замечал, как ты прекрасна. Твои дикие глаза, излучавшие свет и надежду, твоя белая кожа и твои волосы, что делали тебя древней скандинавкой, твоё тело, твои изгибы бёдер, твою грудь, твои руки. Твоё лицо, полное безмолвной нежности. Женись я на тебе, а не на Джильде, была бы ты жива? Я умоляю тебя, небесный добрый ангел, вернись к жизни. Дай увидеть тебя ещё хоть раз. Дай коснуться тебя, прошу всеми силами души. Я не хочу жить в мире, где не будет тебя, София. Вернись сюда. Вернись ко мне.

Мы приехали к поместью лорда Роберта, когда гроза разбушевалась, и молнии били во все стороны, а дождь нещадно хлестал в лицо. Несмотря на то, что до дверей поместья от кареты идти, а тем более – бежать было около нескольких секунд, я и Люциус промокли. Нам открыл дворецкий, и ахнул, увидев тело Софии.

– Зовите лорда, но не говорите ничего, – сказал князь. – Пусть увидит сам.

Спустя минуту к нам вышел лорд. Зал пронзил его крик. Опираясь на трость, он быстро подошёл к нам и, роняя слёзы, попробовал взять дочь. Люциус держал её сам, ибо руки лорда Роберта сильно тряслись.

– София! моё милое дитя, для чего ты меня покинула? – рыдал он, прильнув к её руке. – Моя любимая дочь, моя маленькая леди, пожалей меня. Князь, мистер Колдуэлл, как это произошло? – спросил он дрожавшим голосом.

– Её милость были отравлены, – ответил Люциус с прорвавшимися скорбными интонациями, хоть он и старался выглядеть хозяином положения. – Вы вправе винить меня и подозревать, милорд, но я…

– Бог с вами! – перебил его Роберт Старк. – Вам незачем было творить такое! Я не подозреваю ни вас, ни мистера Колдуэлла. Какой смысл был бы вам? Господи, это что, кровь? – он посмотрел на платье.

В следующий миг лорд пошатнулся и схватился за грудь. К нему подбежал дворецкий, придерживая.

– Сердце, – шикнул он.

– Милорд, вам нужно прилечь, врач строго воспретил вам переживать, – тревожно сказал слуга, увидев труп.

– Можешь ли ты это говорить, видя моё горе?! – крикнул на него с болью в голосе лорд Старк. – Сейчас же найди мне убийцу дочери, я самолично его повешу и… ах!

Его глаза закрылись, и он упал на руки дворецкого. Я перепугался третьей смерти за вечер, отчего подбежал к лорду и принялся проверять сердцебиение и пульс. Я выдохнул с облегчением.

– Он дышит, только потерял сознание.

– Уложите лорда в постель, – скомандовал князь слуге. – Делайте всё, что предписывал врач. Колдуэлл, идёмте, вы будете открывать мне двери.

Я покорно следовал за князем по пятам, а прислуга окружила заботой потерявшего сознание лорда. Люциус уверенно поднялся по лестнице, словно он был хозяином дома, и пошёл по коридору. Он направлялся к спальне, где София в последнюю ночь своей жизни видела сладкие мирные сны. Я открыл, потянув на себя ручку двери, и князь вошёл внутрь. Люциус прошёл мимо туалетного столика с зеркалом, мимо шкафов и цветов, и уложил на кровать тело леди Старк, сложив её руки на животе и убрав со щёчки прядь волос. Сейчас я видел, что кровь была у неё на груди, рукаве и немного на подоле белого платья. Она любила белый цвет, князь как-то говорил мне. И от этого кровь, которой она захлёбывалась, умирая, выглядела ярче. И удручала сильней. Люциус взял со спинки кресла пеньюар и завесил им зеркало. И когда он это делал, пройдя мимо меня, я увидел блестевшую на его щеке одинокую слезу. Одинокую, как и он сам теперь.

Прошло около получаса, когда слуга лорда Старка подошёл и передал, что он очень просит нас остаться на ночь. Я не смел ему отказывать. Ведь он остался один. Без жены, которую он нежно любил, и без дочери, что была его отрадой. Люциус выразил своё согласие молчаливым кивком, сидя на кровати леди Старк и поглаживая её руку. Я послал кучера назад с известием, что буду у лорда до завтра. Мне не было совестно оставлять Джильду. В конце концов, она не видела страдавшую в момент смерти Софию и её бездыханное тело. Комната была окружена двумя гостевыми спальнями, поэтому я и князь расположились в них. Я долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати и слушая грозу, пока по щекам скатывались солёные слёзы. И мне в каждом звуке мерещилась София. Её шаги, её вздохи, её шепот. Но в конце концов, спустя час моих страданий, я всё-таки заснул.

Мне снилось небо. Огромное, бескрайнее голубое небо. И в этом небе я видел ангелов. Они летали, спокойно улыбаясь друг другу, и о чём-то говорили. Я не разбирал их речи, лишь слышал некоторые голоса. И среди ангелов двое были ко мне поближе. Мужского и женского пола. Тот, что был мужчиной, был повёрнут ко мне лицом. У него золотые волосы, голубые добрые глаза, очень красивое и приятное лицо, могучий рост, широкие плечи, немного выпиравший живот, румянец на пухлых щеках. Он выглядел радостным и слегка взволнованным, держа за руки ангела, с которой говорил. Я услышал её голос и обомлел. Это была София. Я сделал к ним шаг, второй, и тут она обернулась. Она улыбалась. И, взмахивая крыльями, летела ко мне, простирая руки, словно хотела обнять.

– Киллиан, – сказала она звонким голосом, что лился словно ото всюду. – Киллиан.

Я не мог ответить. Грудь переполняли радость и счастье от того, что я её вижу. Она прилетела ко мне и сложила белые крылья, встав передо мной и лучась всем своим существом.

– Вы плакали по мне? – нежно спросила она, положив руку мне на щёку и вытирая влажную дорожку от слёз. София ласково улыбалась, смотря мне в глаза. – Не нужно так скорбеть, дорогой мистер Колдуэлл. Гроза почти закончилась. Мы совсем скоро встретимся вновь, я обещаю.

– Я тоже умру? – спросил я, наконец.

– Нет, – засмеялась она. – Вы всё поймёте потом.

– Князь так горюет без вас.

– Напрасно, – улыбалась ангел.

– София, – я взял её руки. – Умоляю, вернитесь.

– Я же здесь, перед вами.

– Я так тоскую. София, милая леди София, я люблю…

Меня прервал тот самый ангел, с которым она говорила. Он крикнул её имя с тревогой и волнением. Все остальные ангелы устремились куда-то вдаль, а София стала отдаляться от меня.

– Спите крепко, мистер Колдуэлл, – пожелала она, выскальзывая из моих рук. – Моя смерть утомила вас, вам нужно выспаться.

Я не успел ни возразить, ни позвать её. Я начал падать с этого дивного неба, чтобы проснуться в настоящем мире весь в холодном поту. Я жадно глотал воздух, стараясь вспомнить и не забыть ни единого отрывка из этого прекрасного сна. Но печаль отравила радость минутного пребывания с почившей леди Софией. Здравый смысл неумолимо твердил, что она мертва, а мёртвые не оживают. Я улёгся обратно, и рассуждая, вдруг понял, что на улице уже нет шума. Гроза закончилась. Ангел из моего сна оказалась права. Я заснул, стараясь поскорее унестись назад на это небо, к милой Софии. Но сны этой ночью мне больше не снились.

========== Часть 13 ==========

Утром я отказался завтракать. Аппетита не было никакого, меня снедала тоска. И мне было невыносимо смотреть на лорда Роберта и князя. Оба сидели в скорбном молчании в полумраке, ибо лорд приказал завесить все окна и зеркала чёрными тканями.

– Я прошу вас прийти на похороны, – сказал вдруг хозяин дома. – Она любила вас.

– Она любила всех, – произнёс Люциус, задумчиво смотря на свой бокал с вином.

– Милорд, я очень прошу простить меня, но это будет выше моих сил, – сказал я, оправдываясь.

Он поднял на меня свои покрасневшие глаза. Нетрудно догадаться, что он горевал всю ночь, проливая слёзы.

– Киллиан, я умоляю вас быть там. Моя дочь считала вас хорошим добрым человеком. Придите проводить её в последний путь, о большем не прошу.

Я тяжело сглотнул.

– Хорошо, я приду.

– Спасибо, мальчик мой. Спасибо, – сказал он негромко, опуская взгляд. – Моё милое дитя, как же по тебе тоскует несчастный отец.

Я не мог там больше находиться. Я покинул столовую и вышел в коридор. Мне было невыносимо грустно, и мне захотелось в последний раз войти в комнату леди Софии. Я поднялся наверх и подошёл к двери. Сжав челюсть, я потянулся к ручке и открыл её, заходя внутрь. София лежала в полумраке, не было постороннего запаха разложения, лишь запахи духов и самого поместья. Её переодели в платье небесно-голубого цвета. Она не выглядела мёртвой, нет. Только спящей. От этого лишь сильнее боль сковывала сердце. Она выглядела такой светлой и нежной, как и при жизни. Я подошёл к кровати, сел в кресло рядом и взял руку. Холодная. Неподвижная. Словно рука мраморной статуи, что когда-то была добрейшим существом в этом жестоком мире.

– Мы все скучаем, – прошептал я. – Я скучаю.

Я смотрел на неё, и хотелось выть от горя. Я проклинал того, кто оборвал жизнь этого милого полевого цветка, прекрасного, совершенного в своей простоте. Я клялся найти его и отравить также. Я сидел с опущенной вниз головой, изредка роняя скупые слёзы. София… моя София, мой милый ангел, проснись, умоляю. Открой свои глаза, излучающие любовь ко всем. Пусть твоё доброе сердце вновь застучит в высокой белой груди, пусть улыбка вновь тронет твои уста, пусть мягкие белые руки снова нальются теплом и подарят ласковые прикосновения. Я взглянул в её личико. Ни одна мышца на нём не дрогнула, ничего не произошло, как и следовало ожидать. Я закусил губу, зажмурился и закрыл глаза руками. Пора идти. Чем дольше я здесь сижу, тем тяжелее отпускать это горе.

Я услышал шорох. Повернув голову в сторону звука, взору моему представилось лицо Софии, губы на котором были немного поджаты, а голова лежала не так, она была немного повёрнута вправо. Я обомлел. Испуг, недоумение и надежда соединились, образуя месиво из чувств в моей душе. Вдруг глаза распахнулись, а грудь высоко поднялась со звучным жадным вдохом. Я схватился за сердце, неотрывно смотря на то, что происходило. Она поднесла обе руки к глазам и светло улыбнулась, сжимая и разжимая ладони.

– Господи, – сказал я, не веря зрению.

Она повернула ко мне голову и немного приподнялась. Она улыбалась. Так же ласково и нежно.

– Вы напуганы, что случилось, мистер Колдуэлл? – спросила она.

Я едва не рухнул на пол. У меня вырвался счастливый, и даже безумный смешок. Я взял её руку. Она понемногу теплела, вместе с током крови слышался пульс.

– Вы… я думал… господи, вы живы! – воскликнул я, расцеловывая её руку и обнимая. – Боже, какое же счастье!

– Я… умерла? – спросила она с ноткой испуга.

– Мы думали… – я осёкся. Нельзя её волновать. Я радостно улыбался, помотав головой и едва не плача от моего счастья. – Нет. Вы только спали.

– Но вы так выглядите…

– Я рад, – перебил её я, обняв, не в силах сдерживаться. Мой ангел и муза живая. Она не умерла. – Безудержно рад видеть вас перед собой.

Она мягко улыбнулась, легонько касаясь моего плеча. Я взял обе её руки в свои, целуя их так нежно, как только может мужчина целовать воскресшую милую сердцу девушку.

– Что вы чувствуете? – спросил я. – Вам не дурно?

– Нет, только слабость ужасная, – она продолжала улыбаться, поглаживая большим пальчиком мои руки. – Вы не могли бы позвать сюда князя?

– Князь! Господи, конечно! – засмеялся я, напоследок сильно поцеловав её ладони, и стремительно направился к выходу.

Я помчался к лорду и Люциусу. Едва я огласил, что она жива, как оба посмотрели на меня как на безумца. Это и не удивительно. Вернее сказать, смотрел на меня так лорд Старк, князь просто как-то странно изменился в лице.

– Как жива? – переспросил Пьягарми, встрепенувшись, едва осознал мои слова. – Что значит «жива»?

– Она звала вас, Люциус, скорей идёмте. И вы, милорд, пойдёмте скорее.

Я привёл их в спальню воскресшей. Лорд весь в слезах бросился целовать дочь, Пьягарми же несколько секунд стоял на пороге, затем в момент оказался над ней и прижал к себе.

– Моё милое дитя, моя София, – всхлипывал лорд, гладя волосы дочери. – Господи, спасибо за чудо твоё.

– Я с вами потом поговорю, – прошептал ей в плечо князь, светясь от счастья. – Наедине. Подольше.

Она кивала, прижимая к себе руки отца, а головой склоняясь к Люциусу. София была слабой после своего кошмарного сна, к ней приставили врача, который заключил, что организм чудом сумел перебороть действие яда, на полное выздоровление уйдёт несколько месяцев. Но это было не так важно. Важно, что она была жива. Со мною в этом мире.

Вечером Люциус и я ехали домой. Ни ему, ни мне не хотелось покидать Софию, однако её сильно клонило в сон. Мы уехали, взяв с неё обещание, что как только она будет чувствовать себя лучше, она позволит себя навестить. Мы ехали, и я видел задумчивую улыбку на лице князя.

– Это просто чудо, – посмеивался я счастливо. – Радостнейшее чудо.

– Согласен, – кивнул Пьягарми. – Я думал, что больше никогда с ней не увижусь. Даже после смерти.

– Вы на это надеялись?

– Раньше да, но прошлой ночью меня охватил дикий гнев, после которого меня бы ни за что не впустили в рай вслед за ней. Хоть она и выжила, чему я безумно рад, друг мой, я клянусь, и беру вас свидетелем моей клятвы, что я жестоко накажу того, кто покусился на жизнь этого ангела.

Когда он это говорил, его глаза поблёскивали злым огоньком, а на лице обосновалась тень, предвкушающая кровавую расправу.

– Люциус, – я положил руку на его плечо. – Ваша ярость оправдана, я злюсь не меньше, но ваш тон… неужели вы бываете жестоким и жадным до крови?

– Не представляете, насколько, – он страшно улыбнулся. Он повернул голову, улыбаясь так жутко мне в лицо. – Я жесток с созданиями, которые вредят тем, кому нельзя.

Я тяжело вынес его взгляд.

– И у вас есть на примете кто-нибудь в качестве виновника?

– Да. Один. Я не буду раскрывать своих подозрений, – он просветлел лицом, лишив себя того пугающего вида, с которым на меня смотрел, и улыбка его вновь стала мягкой и невозмутимой. – Сначала я всё перепроверю.