Текст книги "Детские слезы (СИ)"

Автор книги: ArAlex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Девушка лишь выдохнула в ответ на пылкое признание, а затем тихо, смущенно проговорила:

– Я тоже, сэр, тоже полюбила Вас, как только увидела.

Энтони улыбнулся, чувствуя, как у него от счастья закружилась голова. Его прелестная возлюбленная тоже любила его, тоже желала быть с ним! Чего же еще желать ему?

– Джоанна, – прошептал он, невесомо касаясь рукой ее щеки, – Вы станете моей женой, как только мы уедем.

– С радостью, сэр, – кивнула девушка, и глаза ее засияли еще ярче, – с тех пор, как я Вас увидела, я как будто знала, что нам суждено быть вместе, только боялась, что Вы забудете меня, что не придете больше!

– Ах, любовь моя, разве это возможно! – засмеялся Энтони, вспоминая, как последние несколько дней он только о ней и думал. Никогда, никогда он не смог бы забыть ее!

В счастливом упоении он подошел еще ближе и осторожно взял ее лицо в ладони. Джоанна выдохнула, улыбаясь и вглядываясь в его глаза, рассматривая его лицо, а затем ее губы дрогнули, и в глазах отобразилась грусть. Она подняла руку и слегка коснулась его виска, на котором еще остался след от падения на крыльцо их дома.

– Простите! – искренне прошептала она, – мой отец… бывает порою очень жесток, а его друг, бидл Бэмфорд, и того хуже. Я видела из окна, как он… – девушка на секунду опустила глаза, и тут же снова смущенно взглянула на юношу, – Вам было очень больно?

Энтони покачал головой:

– Наверное… уже не помню, право слово. Это такие пустяки, Джоанна! – моряк снова улыбнулся, так солнечно, как только он и умел, – Ради того, чтобы быть с Вами, я готов терпеть подобное хоть каждый день!

– О, нет, нет, прошу Вас! – испуганно вскрикнула Джоанна, – мне бы этого совсем не хотелось, сэр!

Энтони кивнул, и в глазах его заиграли веселые искорки:

– Как будет угодно моей звезде.

Джоанна вспыхнула, залившись краской, как маков цвет. А в следующий миг где-то внизу хлопнула дверь. Девушка испуганно вздрогнула, прислушиваясь.

– Нет, – произнесла она, слегка успокаиваясь, – это не отец, но он может вернуться в любую минуту. Вам нужно уходить. Если он Вас поймает…

– Да, конечно же, – тут же становясь серьезным, кивнул Энтони, – не ради своей, но ради Вашей безопасности я немедленно уйду, ведь если судья застанет нас в Вашей комнате, он будет винить и Вас тоже. Однако мы расстаемся ненадолго, – он взял Джоанну за руку, – сегодня же вечером я буду ждать Вас снаружи, неподалеку от Вашего дома. Я отведу Вас к моему хорошему другу, он цирюльник, живет недалеко отсюда. Вы побудете часок у него, пока я не найму нам экипаж, и тогда мы уедем из Лондона.

Джоанна кивнула:

– Как Вы скажете, так я и сделаю, сэр. Я буду ждать вечера с нетерпением. Теперь же пойдемте, я провожу Вас.

Девушка осторожно вывела моряка из комнаты и они поспешили вниз. Не дойдя пары шагов до двери, юноша обернулся и, взяв руку Джоанны в свою, медленно поднес ее к губам.

– До встречи вечером, прекрасная Джоанна.

– Постойте! – вдруг ахнула она, удерживая его за руку, – мне только сейчас пришло на ум… Вы знаете мое имя, сэр!

– Да, – кивнул он, чуть смущаясь, – Я спросил его у проходившей мимо женщины… Я надеюсь, это не было неуважением к Вам?..

– Нет, что Вы! – улыбнулась Джоанна, явно смущаясь не меньше юноши, – я вовсе не против того, что Вы знаете мое имя, все же мы собираемся обвенчаться в самое ближайшее время… Однако именно в свете этого факта, – она взглянула на юного моряка со странной смесью смущения и лукавства, – не совсем уместно то, что я не знаю Вашего.

Энтони моргнул, в первый момент даже не сообразив, о чем, собственно, речь, а затем понял и не сумел сдержать смеха:

– Ах, Боже мой, ведь Вы правы, Джоанна! Любуясь Вашей красотой, я совсем позабыл о манерах и, кажется, даже не представился. Простите меня! – обаятельно улыбаясь, извинился он и протянул ей руку в приветственном жесте, – Энтони. Энтони Хоуп, – произнес он, вежливо склоняя голову.

– Энтони,– медленно повторила Джоанна, словно пробуя имя на вкус, – Энтони Хоуп…

Непроизвольно она сделала шаг вперед, чуть не врезавшись в него. Энтони моментально поймал ее за руки, удерживая от столкновения.

– Очень красиво, – прошептала девушка, заглядывая ему в глаза, такие прекрасные, словно темное море, бушующее в непогоду…

Непроизвольно Энтони тоже чуть-чуть подался вперед, вглядываясь в лицо девушки, которая уже успела стать самым дорогим, что есть у него в жизни. На секунду они оба замерли, а затем потянулись друг к другу, и их губы встретились.

На миг вокруг них исчезло абсолютно все, и Энтони почувствовал, что еще несколько секунд, и он, как изнеженная девица, упадет в обморок от избытка чувств. Его возлюбленная была слишком прекрасна, и это мгновение, когда ее нежные губки коснулись его, наверняка останется в его памяти как одно из счастливейших мгновений его жизни.

Все кончилось довольно быстро, впрочем – Джоанна, опомнившись, отшатнулась от него, розовея щеками.

– Вам пора, – пролепетала она, подталкивая моряка к двери, – до встречи… Энтони.

Его имя она произнесла с такой проникновенной нежностью, что сердце юноши, чуть не остановившееся во время поцелуя, снова пустилось в галоп.

– До встречи, – прошептал он, отпуская, наконец, ее маленькую ручку и выходя наружу.

По лицу ударил холодный ветер, гулявший по городу, но Энтони даже не заметил этого. Так тепло ему не было еще никогда в жизни.

***

Джоанна влетела в свою комнату и плотно закрыла дверь, а затем рухнула на кровать и уставилась в потолок. Сердце ее билось, как сумасшедшее, дыхание прерывалось, и вся она была как в лихорадке, но при этом… ей не было больно, даже наоборот, хотелось смеяться от странной легкости, переполнявшей ее. Недоумения и вопросов по поводу ее состояния у нее, впрочем, не возникло, она прекрасно осознавала, что именно с ней произошло.

Рядом захихикала Аланна:

– Ну ты, сестрица, и актриса! – она театрально прижала руки к щекам и пропищала, передразнивая сестру, – Я полюбила Вас, как только увидела!

– Хватит, Ланни! – одернула ее Лили, появляясь следом, – Ханни, милая, как ты? Мы слышали, что вы обо всем договорились, но ты уверена, что хочешь?.. – женщина осеклась, глядя на странно-мечтательное выражение лица приемной дочери.

– Что хочешь выйти замуж за этого полунищего чудика? – закончила за нее Аланна, – Может, лучше все-таки за папу?

– Его зовут Энтони, – отстраненно уточнила Джоанна, – Энтони Хоуп…

– Да мы слышали, – беспечно отмахнулась девочка, – только это ничего не меняет. Какая вообще разница, как его зовут?

–Хоуп, – задумчиво качнула головой Лили, – надежда, стало быть. А фамилия-то ему подходит.

– Как и имя, – Джоанна улыбнулась уголками губ, – оно такое же чудесное, как и он сам…

– Ханни, – посерьезнела Лили, начиная догадываться о произошедшей с дочерью перемене, – Ты говорила, что будешь готова лгать и притворяться, что любишь его, если это потребуется…

– И, кажется, потребовалось, – снова хихикнула Ланни, – я же с этого и начала, моя сестра – прекрасная актриса!

– Джоанна! – резко окликнула Лили, видя, что на все ее реплики отвечает не столько та дочь, которую спрашивают, сколько другая.

– Я Вас прекрасно слышу, матушка, – отозвалась Джоанна, медленно прижимая руку к груди, – да, я была готова лгать… но не пришлось. Я не сказала ни единого слова, которое шло бы не от сердца, – не столько матери, сколько сама себе призналась девушка. Лили ахнула, понимая.

Джоанна больше не сказала ничего. Она лишь молча подошла к окну, разглядывая привычную серую улицу, а затем вдруг рассмеялась, искренне, громко, заливисто, как смеялась только в детстве, да и то не так часто.

– Мисс Джоанна! – раздался из-за двери голос старой няньки, и призраки тут же по привычке улетучились, – Вы в порядке?

– Да, Бетти, – успокоившись, ответила Джоанна, – можешь войти.

Старушка вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Спасибо, – мягко произнесла девушка прежде, чем няня сумела сказать хоть слово, – за то, что послушалась и не подняла шума.

– Горлинка моя, – затрясла головой Бетти, – что же ты задумала-то, а?

– Я сбегу из дома, – коротко ответила Джоанна, – сегодня. С ним. Он увезет меня из Лондона, мы обвенчаемся и будем счастливы. Недурная альтернатива браку с отцом, не правда ли? – она усмехнулась, глядя на то, как вытянулось лицо ее любимой нянечки.

Элизабет только руками развела, не зная, что сказать. Она искренне хотела броситься к воспитаннице, и убедить ее в опасности того, что она затеяла, и отговорить от столь радикального шага, но, глядя в сияющие решимостью глаза девушки, она вдруг вспомнила, что уже видела однажды этот взгляд. Она вспомнила, как ее единственный сын, точно так же сверкая глазами, схватил свою возлюбленную за руку и хлопнул дверью, навсегда уйдя из жизни матери.

– Ханни, – мягко, нерешительно спросила она, – ты считаешь, что будешь счастлива, поступив так?

Девушка ответила, не задумавшись ни на мгновение:

– Да!

Она уже и сама себе не удивлялась: она всю жизнь мечтала о любви с первого взгляда, а потому сразу узнала ее, когда она пришла к ней. То, что человек, за несколько минут пленивший ее сердце, не принадлежал к ее окружению, только добавляло в нашедшую ее сказку красок.

– Ну, коли так, будь счастлива, малышка, – грустно улыбнулась миссис Браун, не зная, что еще сказать, чтобы не выдать истинных эмоций, ураганом бушующих в ней. Джоанна заулыбалась и крепко обняла старушку.

– Бетти, – лукаво улыбнулась она, размыкая объятия, – ты поможешь мне собраться?

– Конечно, мисс, – с готовностью кивнула миссис Браун, – коли у нас есть еще немного времени, так грехом будет это время вместе не провести.

– Ну зачем ты так, Бетти, – укоризненно покачала головой Джоанна, – конечно, прямо сейчас я не смогу взять тебя с собой, мы ведь уезжаем очень поспешно, но позже, когда мы с Энтони поженимся, я заберу тебя к нам. Вряд ли мой будущий супруг будет против.

Элизабет ахнула, и по щеке ее скатилась единственная юркая слезинка.

– Да неужто Вы это всерьез, мисс? – спросила она, и голос ее дрогнул.

– Конечно, Бетти, – сияя каре-зелеными глазами, улыбнулась Ханни, – и ты всегда будешь со мной, как и прежде.

Няня лишь кивнула, и отправилась за чемоданом, чтобы помочь любимой внучке (кто знает, быть может, однажды она все же сможет в открытую назвать свою девочку внучкой!) собраться в дальнюю дорогу.

Джоанна снова взглянула в окно и улыбнулась, чувствуя себя как никогда счастливой, и уже предвкушая, что останется такой на всю жизнь, будучи рядом с человеком, который дарит ей это счастье, а вместе с ним и надежду. Надежду на то, что он, ее Энтони, всегда будет рядом, всегда поможет и поддержит, и будет любить ее до конца их с ним дней.

Она еще не знала, что всего через пару часов тот, кого она всю жизнь называла отцом, хладнокровно заберет у нее это ощущение близкого счастья, а вместе с ней и возможность видеть близких ей людей, оставив вокруг нее лишь губительное, унылое безумие бедлама.

А вот надежду не заберет. Не сумеет.

========== Часть 7. Крик ==========

В работном доме давно должна была наступить тишина, ведь была глубокая ночь. Однако тишина не наступала, ее отпугивали непрестанные женские вопли, доносившиеся из одной из комнат. А когда ближе к утру они все же прекратились, хоть немного поспать работницам не дал сменивший крики детский плач.

– Абелла, возьми ребенка, его надо покормить, – терпеливо говорила пожилая женщина, протягивая маленький, но громкий сверток роженице. Та лишь отмахивалась, ругалась и пыталась отвернуться и заснуть.

Абелла была женщиной лет девятнадцати от роду, и то, что в таком возрасте никто не называл ее девушкой, с лихвой оправдывала ее профессия. От природы хорошенькая, с темными кудрями и томным взглядом, она легко привлекала мужчин. Будь она в придачу к красоте богаче или умнее, она могла бы удачно выйти замуж, но, увы, ни хорошего приданого, ни острого ума ей Бог не дал, а потому она, в пятнадцать лет убежав из дома, где кроме нее, было еще пять голодных ртов, стала любовницей одного из богатых лордов. Лорд, к ее несчастью, был женат и имел троих детей. Именно этот факт в итоге привел к тому, что к шестнадцати годам она оказалась на панели, где ей, в общем-то, даже понравилось. Стеснительной она никогда не была, а потому спокойно позволяла мужчинам, готовым платить, делать с нею то, что им заблагорассудится. Впрочем, как уже упоминалось, умом она не блистала, а потому ее “карьера” благополучно кончилась залетом два года спустя.

У ее ребенка, как видно, еще до рождения появился старательный ангел-хранитель, поскольку несчастный малыш благополучно пережил не только продолжившийся после обнаружения беременности разгульный образ жизни матери, но даже попытку его вытравить. Абелла, поняв, что если продолжит попытки избавиться от нежеланного приплода, то может лишить жизни не только его, но и себя, скрипя зубами, бросила работу и устроилась “пахать за кусок хлеба” в один из работных домов. Это место она яро ненавидела, с презрением глядя на полузамерзших, полуголодных, вечно уставших жительниц (она бы предпочла компанию мужчин, коли уж на то пошло, но видеться с ними строго запрещалось) работного дома, и считала недели и дни до того момента, пока она сможет покинуть его. Вообще, дети в работном доме нередко жили вместе с матерями до семи лет, и только потом переселялись в отдельную часть дома, но Абелла не собиралась ждать ни семи лет, ни года, ни даже месяца. Едва встав на ноги, она тут же покинула работный дом, не оглядываясь. Ребенка она оставила, не запомнив ни его имени, ни даже пола. Кажется, ей говорили, что это мальчик, но ей было совершенно неинтересно.

С какой-то извращенной радостью она возвращалась к своей прежней жизни, продажной, склизкой, полной дешевого алкоголя и мужчин, готовых платить за ее тело. Благо, беременность не сильно испортила ее фигуру, она не расплылась после родов, за что была даже благодарна крайне скудным рационам работного дома. Она снова одевалась в яркие, но крайне дешевые и оттого довольно безвкусные наряды, руками укладывала пышные темно-каштановые волосы и шла на дорогу подманивать “клиентов”.

Вскоре ей, по ее мнению, повезло: она попалась на глаза одной из владелиц находящегося неподалеку от места ее работы борделя и получила постоянное место. Так было гораздо проще – клиентов самой искать не надо, ночевать на улице – тоже… Жизнь шла, и Абелла брала от нее все, что можно. Мисс Блейк, хозяйка борделя, как-то спросила молодую женщину о ее семье… Та лишь фыркнула и повела плечом, вспоминая, как разругалась с родителями, когда они не дали ей увести из семьи богатого парня, приглянувшегося ей, и убежала из дома, полагая, что с их количеством других детей о ней скучать не станут. Отбивать чужих мужей ссора с родителями ее, впрочем, не отучила, в отличии от жены того богатого лорда, которая просто вышвырнула красотку на улицу, как последнюю дворняжку, попутно ославив ее на весь район. Впрочем, новый социальный статус, приобретенный после изгнания из особняка лорда, ее вполне устраивал. Абелла была барышней беспринципной и довольно склочной, к тому же от природы не особо стеснительной, а потому она быстро прижилась в новом кругу. Теперь же, когда ее положение еще и закрепилось, она чувствовала себя превосходно, и даже не думала о ребенке, оставленном в работном доме.

Так и потекла ее жизнь, разнообразная в одном конкретном смысле, но одинаковая во всех остальных. В один из самых обычных вечеров Абелла сидела перед зеркалом в одной из верхних комнат, подкрашивая глаза, губы, щеки…

– Абелла, – окликнула ее Аврора, ее приятельница и коллега, – что ты сидишь здесь? Спускайся вниз, девочки говорят, что к нам прибыл какой-то очень важный клиент, сейчас выбирать будет.

Абелла улыбнулась, сверкнув глазами, быстро поправила волосы и спустилась вниз.

Клиент и впрямь оказался важный – под его плащом наметанный глаз Абеллы тут же различил роскошные одежды. К тому же, весь вид его – прямой, гордый взгляд, величественно приподнятый подбородок, поистине королевская осанка – говорил о знатности и могуществе.

– Брюнетку, – коротко приказал он мисс Блейк, и та, поклонившись, начала подзывать к себе темноволосых.

Белокурая Аврора обиженно хлюпнула носом, с завистью поглядывая на темные кудри Абеллы, а та, натянув на лицо свою самую соблазнительную улыбку, поспешила к мисс Блейк. Хозяйка подвела ее к гостю, и тот, придирчиво осмотрев ее, кивнул:

– Вот эту.

Абелла улыбнулась еще слаще и склонилась в реверансе перед богачом. Мисс Блейк, прошептав ей на ухо, что клиент желает встречи на своей территории, сунула ей в руки теплый плащ – была зима и на улице заметно морозило. Молодая женщина быстро оделась и покорно последовала за новым патроном.

Больше обитательницы борделя ее никогда не видели. На следующее утро в газетах писали о том, как леди Блэквуд, известная своим вспыльчивым и ревнивым нравом, проследила за мужем, и, найдя его уснувшим в объятиях проститутки, в приступе ревности убила обоих. Женщины из публичного дома мисс Блейк еще долго судачили об этом, но никто особенно не плакал о несчастной Абелле. О ней могли бы плакать ее родители и сестры, но они ничего не знали о ее судьбе. О ней мог бы плакать ее маленький сын, но он не знал ее вообще, да и слишком мал был, чтобы понимать произошедшее. Ему было только два года, и все, что осталось ему в наследство от нелюбящей матери – это темные волосы, блестящие, всегда широко раскрытые глаза и фамилия Рагг.

***

– Тоби!

Мальчик вскочил и встрепенулся:

– Да, сэр! Я уже работаю, сэр! – и он резво схватился за грабли. Надзиратель уже хотел было назначать наказание, но тут его взгляд упал на мальчишку помладше, прикорнувшего по соседству, прямо на земле, и не проснувшемуся от криков. Он тут же подскочил к нему, разбудил его легким пинком и начал выговаривать за лень.

Тоби невольно поблагодарил небеса за везение и взялся за работу. На примыкающем к школе работного дома огороде он и его товарищи по несчастью трудились с самого утра. Теперь дело близилось к вечеру, но изнурительная жара, мучавшая мальчишек не первый день, так и не хотела спадать. Впору было завидовать девчонкам, работавшим в помещениях, но Тоби знал, что смысла в этом нет – внутри школы не только жарко, но еще и душно.

Тоби привык к работе, от которой к концу дня тряслись руки, а ноги еле двигались – он никогда не знал иной жизни, даже почти не слышал о ней. Ему случалось пару раз видеть мальчишек, которые приходили сюда только в сознательном возрасте, вместе с разорившимися семьями, которые они больше никогда не увидят. Они были очень смешными, когда только появлялись – кривились при виде еды, жаловались на тесноту и не хотели заниматься в школах. Сам Тоби обожал школу, особенно стандартные уроки, дававшие образование – так или иначе, складывать скучные цифры или выводить закорючки было гораздо легче, чем пахать на огороде, заботиться об огромных животных в загоне или работать в столярной или обувной мастерской. Впрочем, Тоби был очень прилежен во всем, а потому даже строгие надзиратели изредка хвалили его и порой даже не наказывали по всей строгости, если он немедленно исправлялся, а он исправлялся.

Тот вечер был особенным, хотя мальчик и сам не мог понять, почему. Наверное, просто небо, усыпанное звездами, сияло очень ярко, несмотря на отсутствие луны. Увидев, что совсем стемнело, надзиратель велел прекратить работу и идти на ужин. Ужин тоже был самым обычным, то есть насытить он не мог даже собаку, не то, что довольно крепкого, по сравнению с другими, мальчишку. После была самая обычная ночь в душной комнате, рядом с несколькими десятками других мальчиков, но почему-то Тоби не оставляло ощущение, что что-то не так, как всегда. До странности яркие звезды предвещали перемены, и, засыпая, Тоби надеялся, что они – к лучшему.

Предчувствия и надежды не обманули мальчика – с утра в работный дом явился некий итальянский джентльмен, который искал себе помощника, старательного, умелого, и, желательно, умеющего выступать перед публикой. Тоби, имевший, вдобавок к вышеперечисленным качествам, чудесный, по-мальчишески звонкий голосок, пришелся итальянцу по вкусу, и буквально через пару дней мальчик, дождавшись разрешения, не долго думая, покинул работный дом навсегда.

– Как, говоришь, тебя зовут? – осведомился итальянец, когда они пришли к его жилищу. Жилищем оказался внушительных размеров шатер, раскинутый на базаре.

– Тобиас Рагг, сэр, – вежливо ответил мальчик, подумав про себя, что его новый хозяин наверняка слышал его имя от надзирателей, но уже забыл его, – или просто Тоби.

– Тоби, – повторил джентльмен, и мальчик вдруг отметил про себя, что тот произнес имя практически без своего итальянского акцента.

– Мое имя – синьор Адольфо Пирелли, – представился мужчина, снова начиная говорить со своим режущим уши акцентом, и перешел сразу к делу, – Я создал эликсир, который стимулирует рост волос. Я продаю его, но рекламировать его мне не под стать, а потому этим займешься ты.

– Да, синьор, – покорно кивнул мальчик, запомнив обращение.

– Хорошо, – удовлетворенно цокнул языком синьор Пирелли, – помимо этого, будешь выполнять любые другие мои поручения. Поешь ты неплохо, это будет нужно для работы. Сегодня у нас среда, так вот, завтра, мы начнем. Сегодня же я поучу тебя, как следует рекламировать мой товар.

– Хорошо, синьор, я буду стараться, – кивнул Тоби.

– Славно, – улыбнулся Пирелли, – скоро у меня обед, что-нибудь и тебе достанется, а пока иди, почисти мой выходной фрак.

Тоби молча поклонился, взглянул на цветистый костюм и взял в руки щетку.

Синьор Пирелли, бывший, как вскоре узнал Тоби, не только торговцем, но еще и цирюльником, оказался человеком довольно эксцентричным, он часто давал волю эмоциям, которые обычно были направлены на мальчика за неимением лучшей цели. Так, если день на ярмарке проходил удачно, то есть к нему многие приходили бриться и хотя бы некоторые покупали его эликсир, Тоби разрешалось самому гулять по городу, а один раз он даже получил в награду настоящую конфету, а вот если что-то не складывалось, мальчишку ждала плеть. Кормил он своего слугу тоже довольно нерегулярно, но голодом не морил, ибо голодный и больной слуга много пользы не принесет. Еще на лекарства потом тратиться, ну, или нового слугу искать.

Уже на следующий день после начала новой службы Тоби понял, что его новый хозяин – мошенник, выдающий откровенную дрянь за чудодейственное средство. Понять это было несложно – синьор Пирелли ничего и не скрывал, прямо приказав слуге надеть парик и вызубрить историю о его диковинной болезни, из-за которой у него, якобы, выпали все волосы, и от которой его, якобы, вылечил чудодейственный эликсир Пирелли. Сам эликсир, кстати, так и назывался – “Чудодейственный эликсир Пирелли”, и по тому, чем он пах, Тоби догадывался о его составе и радовался тому, что он него не требуется демонстрировать действие эликсира на себе. А петь песенки, зазывая прохожих и убеждая их купить волшебное средство, было не самой тяжелой работой. Уж точно не сравнить с тем, что было в работном доме. Самого синьора Пирелли Тоби не осуждал – какое ему дело, насколько честно его хозяин добывает хлеб, тем более, что цирюльником тот был совсем недурным. Торговцем – да, весьма нечестным, но кто, кроме Тоби, об этом знал? Деньги не пахнут. Этого, впрочем, нельзя было сказать о средстве, которое эти деньги приносило, и Тоби, хотя и был добрым мальчуганом по натуре, иногда все же исподтишка смеялся, глядя на дураков, раскупающих хозяйский эликсир.

Жизнь мальчика шла своим чередом, он рос, постоянно вынуждая Пирелли покупать ему новые костюмы – а уж на них-то итальянец не скупился, справедливо считая, что его слуга должен выглядеть прилично, а не как какой-то оборванец из ближайшей подворотни. Костюмы были, конечно, дешевые, но вполне неплохие и даже удобные. Порою они переезжали с места на место, чтобы выступать на разных ярмарках, но это бывало не слишком часто – синьор Пирелли не любил переезды. Зато Тоби любил, ведь каждое новое место олицетворяло собой какую-то перемену в жизни, а это было интересно. Тогда Тоби еще не знал, к чему приведет очередная крупная перемена в его жизни, а она уже приближалась. Мальчику стукнуло тринадцать.

***

В тот четверг он, как обычно, напялив парик и костюмчик, расхваливал перед толпой чудесный эликсир. Вообще, Тоби был хорошим актером, и люди обычно охотно верили невинному мальчику, столь убежденно восхваляющему плоды труда известного цирюльника, но сегодня был один из тех несчастных дней, когда в толпе нашлись люди с работающими глазами, носами и мозгами.

Тоби со страхом и раздражением поглядывал на них – невысокую даму в темном платье и бледного джентльмена подле нее – продолжая, впрочем, сыпать словами, которые от него требовались. У него была одна задача – убеждать всех вокруг в гениальности Пирелли и незаменимости его эликсира – этим он и занимался. Однако толпа, взбудораженная замечаниями и насмешками странной парочки, начала наступать на него, оттесняя дальше к шатру и отметая прочь попытки мальчика переговорить недовольных клиентов. Когда на очередную его похвальбу дама ответила остроумной колкостью, а толпа взорвалась дружным смехом, Тоби отступил, спиной чувствуя, как синьор сам лично вышел из шатра с намерением усмирить недовольных.

Мужчина, критиковавший Пирелли, оказался не робкого десятка – не дав итальянцу вставить и слова, он вызвал его на поединок по бритью, затем позвал бидла Бэмфорда в судьи и приготовился приступать. Тоби, едва заслышав оклик хозяина, поспешил к нему, быстро приготавливая все для бритья – “рекламные кампании” у них бывали лишь по разу-два в неделю, а в остальное время Пирелли успешно работал цирюльником, а Тоби за несколько лет жизни с ним навострился ему помогать.

Заслышав, что синьор начал петь, мальчишка поморщился – не только оттого, что ему постоянно попадало по пальцам бритвой, которую Пирелли точил, но и оттого, что хозяин, как обычно, начал позерствовать и увлекся. Поглядывая на его абсолютно спокойного оппонента, Тоби уже понимал, что сегодня их не ждет ничего хорошего. Предчувствия не обманули мальчика, забывшись, купаясь в блеске своей славы, Пирелли сам не заметил, как проиграл. Оставшись посрамленным, он, как обычно, выместил злобу на слуге, пинком отправив его в шатер и с яростью взявшись за плеть. Тоби не кричал: он знал, что чем меньше раздражающих факторов будет вокруг, тем быстрее цирюльник успокоится, и порка прекратится, а потому мальчик терпел, плотно сжав зубы, чтобы не вскрикнуть ненароком. Его расчет оправдался – не прошло и пары минут, как Пирелли выдохнул, отбросил плетку и вылетел из шатра, очевидно, направляясь в свою любимую таверну. Это Тоби понял по тому, что синьор захватил с собой свой любимый “праздничный” темно-красный кошелек, украшенный золотыми бусинами.

Мальчик аккуратно поднялся, медленно снял надоевший пиджак, теперь липший к спине, и прилег, стараясь отдышаться. Кажется, на сегодня его рабочий день был закончен.

Впрочем, для мальчика не оказалось неожиданностью то, что история на этом не закончилась, и всего через несколько дней они нанесли визит мистеру Тодду. Синьор Пирелли, оставив мальчика у его соседки, той самой женщины, что была с Тоддом на ярмарке, поднялся наверх. Тоби, проводив итальянца взглядом, последовал за женщиной, и, едва усевшись, с благодарностью принялся за протянутый ему пирог. Последние несколько дней его хозяин постоянно пребывал в дурном расположении духа, а потому Тоби почти не ел с того злополучного дня на ярмарке, и даже пироги, явно слепленные из Бог весть чего, казались ему райским лакомством. Вдобавок, от женщины разило уютом, даже несмотря на то, что и она, и ее пекарня выглядели весьма неряшливо. Расслабившись, Тоби разговорился с ней и даже стянул парик, жалуясь на то, как в нем бывает жарко. Хозяйка пекарни только хмыкнула, многозначительно поглядев на потолок, и Тоби, уже прекративший жевать, поймал себя на мысли, что он еще не знает имени доброй пекарши. Однако спросить он не успел, потому что эти мысли тут же вытеснила новая, только теперь пришедшая на ум: синьору Пирелли пора было к портному, встреча с которым была запланирована заранее. Синьор не любил опаздывать, а потому, если такое случалось, виноватым оказывался слуга, забывший напомнить хозяину о времени.

Мальчик вскочил и бегом бросился в цирюльню, но синьора Пирелли там не оказалось. Мистер Тодд, наливавший себе чай, спокойно заявил, что синьор уже ушел, а затем начал спроваживать его обратно к миссис Ловетт. А, вот как ее звали.

Мальчик качал головой: он прекрасно знал, что синьор очень вспыльчив, а его, Тоби, спина еще не зажила после последних упражнений, а потому он стойко боролся с соблазном послушаться Тодда и вернуться в пекарню, но мужчина, видимо, понял его сомнения, поэтому, слегка усмехнувшись, он негромко произнес:

–Вот что, сынок, спустись-ка к миссис Ловетт и передай ей, что я просил ее налить тебе хорошую кружечку джина.

Тоби просиял – как и всякий мальчишка, он считал алкоголь чем-то, что пьют взрослые, сильные мужчины, хотя сам был привычен к нему с детства, проведенного в работном доме. К тому же, алкоголь неплохо согревал, а потому, привыкнув жить у Пирелли, мальчик никогда не отказывался от глотка вина, которое пил итальянец (и к которому мальчишка обычно прикладывался тайком) да и от чего-нибудь привычного и более крепкого тоже.

– Спасибо, сэр! – радостно вскрикнул он и умчался вниз. Миссис Ловетт, услышав его просьбу, покачала головой, но за джином пошла, и, вернувшись со стаканом и бутылкой, налила юнцу немного. Тоби взялся за стакан, чувствуя, как обжигающая жидкость спускается по горлу, согревая.

– Полегче, полегче, – попыталась остановить его миссис Ловетт, – так и захмелеть недолго.

– Я привычный, мэм, – пожал плечами мальчик, – в работном доме нас поили, чтобы мы спали лучше. Без этого там уснуть непросто – в темноте такое случается!

– Как мило, – протянула женщина, – вот что, пойду-ка я загляну к мистеру Тодду, а ты побудь здесь.

– Бутылку оставьте, – просто попросил Тоби, допивая джин из стакана. Миссис Ловетт бросила на него странный взгляд, но бутылку оставила и ушла. Стоило двери закрыться за ней, как мальчишка радостно взялся за бутылку, уже не заморачиваясь со стаканами. Как он потом оказался в гостиной пекарши, он не помнил, может, хотел отнести бутылку на место, или просто стало любопытно, как она живет? Так или иначе, там он и отрубился, а проснувшись на следующий день, узнал, что синьор Пирелли оставил его здесь и ушел, поэтому теперь мальчик станет работать у миссис Ловетт в ее пекарне. Не то, чтобы он возражал, впрочем. Потеря истеричного, вздорного хозяина не слишком огорчила Тоби, и он с радостью взялся помогать доброй миссис Ловетт.