Текст книги "Молчаливая весна (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

========== 1 ==========

Если честно, я до сих пор не понимаю, как оказалась в этом темном баре глубокой ночью четырнадцатого июня. Ведь еще с утра собиралась пройтись по магазинам. После – помочь сестре и прийти домой пораньше, ибо не выспавшейся амфибией перемещаться на работе надоело. Но отчего-то уже время близится к полуночи, а я по-прежнему не дома, не в постели. Сижу в не самом лучшем заведении сомнительной репутации, еще и в окружении не самых приятных людей. Вокруг звучит с завидным постоянством отборный мат, вьются клубы табачного дыма, ну, а о громкости смеха мужской половины постояльцев я лучше промолчу.

Большая часть девушек, присутствующих здесь, откровенные и безумно вульгарные. Каждая без исключения с ярким макияжем, огромным количеством побрякушек и минимумом одежды. Изрядно выпившие или принявшие что позабористее. Готовые оттрахать каждого сидящего за столом. И я теряюсь в догадках: это их постоянная, принятая в этом обществе манера поведения, или же они просто перебрали.

Я, правда, не ханжа. Выпиваю довольно редко. Еще реже курю. И не потому, что выросла идеалисткой и была воспитана в слишком правильной семье. Моя семья – разговор отдельный. Там все печально и даже плачевно. Пьющая мать и работяга отец, четыре сестры, из которых лишь одна родная, остальные – сводные по отцу. Обстановка в доме настолько тошнотворная и сводящая с ума, что появляюсь я там крайне редко и чаще всего по настоянию или требованию явиться.

Однако даже меня, не привыкшую к идеалам нашего общества, порядком удручает происходящее вокруг.

Бывало ли с вами, что, сидя в компании людей, вы ощущали себя откровенно лишней? Причем фактором была скорее даже не внешняя составляющая, а внутренняя? Но уходить не хотелось. Парадокс. Необъяснимый причем. Совсем.

– Лина! – это карканье в последнее время было настолько навязчиво-противным, что я рисковала либо придушить ту, с которой общаюсь с пеленок, либо банально впихнуть ей в рот помойную тряпку. Ибо ее привычка вечно, настолько назойливо, словно навозная муха, жужжать в ухо, не то что раздражала, а вводила в граничащую с безумием ярость.

– М-м? – нехотя отвечаю подруге, задавив в себе волну недовольства. Быть выдернутой из собственных раздумий – не самое приятное дело. Тем более сейчас. Когда я уже на грани, чтобы просто встать и молча уйти отсюда домой в теплую постель. Тем более ей, потому как именно она – причина моего присутствия здесь.

– Ты где летаешь снова? Ты слышала вообще, о чем я тебе тут шепчу долбанных десять минут подряд? – очень «тихий» шепот рвал бедную перепонку по правую сторону моей головы. И естественно, никто «не слышал», что она тут мне впаривает. Стоило ли вообще в таком случае так надрывно шуршать в ухо якобы нечто «не для всех» с такой громкостью?

– Не заводись, – соскребаю руки со столика, попутно отметив обращенные в нашу сторону взгляды.

– Как обычно. Все повторяется, несмотря на твое обещание быть ко мне внимательнее. Отлично. Сиди и дальше, молча, как отрешенная овечка, думай о какой-то херне и перебирай в руке кривую крышечку от пивной бутылки. – Ядовитую змею видели в тот момент, когда у нее яд откачивают? Очень похоже.

Заведенная уже не на шутку Вера – всегда заноза. Но я как-то совершенно извращенно люблю ее и терплю с мазохистским удовольствием уже очень долгие годы, на протяжении которых она с завидным постоянством делает мне мозг. Неисправимая, слишком подвижная и не в меру эмоциональная. Такая вроде и похожая на меня, и так диссонирующая на моем фоне одновременно.

– Перестань. Я отвлеклась, повтори. Пожалуйста, – пользуясь своей самой милой из улыбок, до тошноты вежливо прошу. Фирменные глаза котика из «Шрека».

– Ладно, но это точно в последний раз, – говорит она уже не впервой. А если придраться, то это ее любимая фраза. – Так вот. Как тебе Алекс?

– Какой Алекс? – не сразу до меня доходит. Что объяснимо, ведь он представился ранее нам Алексеем или же просто Лёшей. Больше на моей памяти тут никому не подходит это «имя». Однако эта заковыристая рыжая бестия уже придумала ему рядовую кличку. А это означает лишь то, что он привлек ее внимание. Что чревато.

– Ну, Лёша, господи, один хрен, что так что сяк, – мимика как у актрисы театра сатиры, не меньше. – Он офигительный! – выдыхает томно. – Ты посмотри на линию его шеи, а на выступающую ключицу. А? Боги, да я бы разложила его сию же секунду на этом чертовом уродливом столе, и плевать на занозы, что остались бы в моем теле. – К слову, говорит она о мужиках подобное, пожалуй, даже слишком часто. Потому вообще не шокирует в данный момент подобное слышать.

– О, – многозначительно складываю губы, якобы удивившись. – Но остановись, прошу, – перевожу взгляд на ее горящие глаза, направленные ровно в то самое молчаливое существо напротив. Который якобы совсем не замечает, что его совершенно «негромко» сейчас обсуждают две сидящие напротив девушки.

– Нет. Определенно точно – нет. Я не могу молчать, только не сейчас. Он же… Он… – рисует в воздухе непонятные фигуры и практически закатывает глаза. – Он даже лучше Сашки, а уж по нему я сохла с пару месяцев. Ты же помнишь Сашку? – спускается, видимо, на землю с небес, где она уже кончила с пару раз под мужиком, о котором вздыхает. И смотрит требовательно мне в глаза.

– Ага, забудешь такого, – нехотя отвечаю, демонстрируя всем своим видом неудовольствие от воспоминания о данном индивидууме.

– Ой, я снова забыла, – подчеркнуто виноватый вид и архимилая мордашка. Два огромных, хлопающих наращенными ресницами, глаза. Делаю вид, что сработало. – Я правда забыла, что он тебя бросил до этого… Ну, до того, как мы… Неважно. Это уже в прошлом, – отмахивается картинно, отпивает аккуратно, едва ли не вылизывая горлышко бутылки из-под колы. – Вернемся к красавчику. Он, наверное, жесткий. Ты видишь его взгляд? Настоящий самец, – поигрывает яркими бровями. – Доминант во всей красе. Да я бы с ним, под ним или на нем… черт, да плевать как. Хочу. Я решила. Безотлагательно и надолго в свое пользование. Да я бы даже замуж за такого! – последнее мне ровно в ухо шипящим шепотом. Ненавижу, когда она так делает. И как я не оглохла за эти годы? Магия и волшебство, не иначе.

Остановить такой поток не под силу даже урагану, просто поверьте. Но, вероятно, именно ее восторг заставляет меня рассмотреть его придирчиво сантиметр за сантиметром.

И то, что я рассмотрела, оказалось на удивление не отторгающим, хоть и не вышибло мозги, как у подруги.

Он довольно статный. Высокий до безумия. Очень коротко стрижен, а виски и вовсе сбриты почти под ноль. Ни единого пирсинга на лице. Не вровень с теми мохнатыми обезьянами с татуированными руками и избитыми у большей части пирсингом лицами, а может, и не только. Подавляющее большинство с бородками, бородами или же огромной щетиной. У него же она едва заметна. На чистом лице без зазоринок, родинок и даже мелких прыщиков. Идеально чистом лице.

Шея не сказать, что мощная, скорее типично мужская. Симпатичная, но обыденная. Аккуратные уши, обычный нос. И уравновешенно широкие брови. Глаза карие, невыдающиеся. Просто карие, не черные, как ночь, не насыщенные, как шоколад. Тупо карие, каких множество. Это цвет… А вот то, как эти глаза прожигают – разговор отдельный.

Стеснения в нем нет и миллиграмма. В ответ на мой придирчивый взгляд я получаю ровно такой же, но куда более жесткий и откровенно злой. Мне кажется в этот момент, что он даже не моргает. Что нереально, однако же…

На лице ни тени эмоций, только глаза дикие и убийственные. Это почти жутко. Это почти пугает. Почти. Не будь я такая наглая, я бы не приняла подобное как вызов. Медленно приподняв бровь в немом вопросе. Только мой жест не расценен вообще никак. Ноль эмоций.

Гляделки продолжаются очень долго по моим меркам, на деле же не более пары минут, и неудивительно вовсе, что взгляд я отвожу первой. Просто не выдерживаю напора. Не справляюсь с силой, исходящей от человека. Но твердо решаю разбить мрамор лица без тени эмоций. Правда, не знаю как. Но цель поставлена.

Естественно, я решаю, что безо всяких проблем приберу его к рукам. Почему нет? Конечно же, даже не задумываюсь, что не получится или будет запарно. И мысли не допускаю, что на меня не клюнет мужчина. Такого не было ни разу. Хочу? Беру. Другое дело, что после меня частенько бросали, потому как характер не сахар, поведение не мед. Да и особой верностью я не отличаюсь обычно, хотя и не сплю с каждым встречным. Просто всегда относилась, да и отношусь к постельным играм куда проще остальных. Этакий мужик в юбке, как частенько шутит Вера, хотя шутка ее всегда с оттенком едва уловимого презрения. Ведь чтобы получить, к примеру, эту «не милашку» в пользование надо: разбить лоб в кровь, истереть руки до кости и расплавить себе мозг, обсыпать ее всю огромной кучей денег, подарков, ухаживаний, задарить цветами и, внимание, только тогда она ПОДУМАЕТ.

Бредовость такого поведения мне, простите, не понять. Если хочешь, то смысл ломаться? Удовольствие ведь для обоих, и женщине хочется не меньше мужчины, а порой и того сильнее. Но нет же, ломают комедию, изводят мужиков, а потом психуют, отчего же те шарахаются от них, как от чумы. Хотя, признаться, не всегда так. Частенько встречаются мазохисты, катающие на своих шеях таких кисок, и, по крайней мере, с виду их все устраивает. Идиоты.

Я же придерживаюсь иной политики отношений. Привязывать себя не люблю, но и ничейной ходить не слишком стремлюсь. Если присутствует секс, то логично, что даже подобие, но отношений, существует. И как вывод из этого – ты несвободный человек.

Только вот ограничивать себя одним мужчиной я не пытаюсь. Почему все считают, что если ты кого-то якобы любишь, то все, необходимо в экстренном порядке ставить жирнющий крест на всех остальных и не дай бог даже не смотреть в чужую сторону? Чушь. Любить-то можно одного, но это не мешает нам хотеть еще кого-либо или же и того пуще влюбляться. Пусть на передовой будет один единственный, так цепляющий и такой желанный, но привлечь внимание может и другой, возможно, и третий.

Потому с таким мышлением я твердо уверена, что преуспею.

Осторожно за ним наблюдаю, но за всю ночь не слышу от него почти ничего. А конкретно в свой адрес вообще ни слова. Он редко отвечает на мужские вопросы, кивает, если согласен, и чуть, всего на миллиметр, кривит губу, если его что-то не устраивает. Мужики хлопают его по спине, ржут, как кони, и, видимо, давно привыкли, что он малость не такой. Он так сильно не подходит им, настолько сильно выделяется среди разномастной яркой толпы, но идеально вписывается в атмосферу. И это поражает.

Позднее, когда переваливает за три часа ночи, и он собирается уезжать под вздох остальной компании, я понимаю, что еще отличает его от них. Обычно байкеры или же те, кто старательно под них пытаются косить, стремятся к угольно-черным, блестящим и агрессивным машинам. Цепи, шипы и никаких светлых тонов и тем более чистой стали. Его же Харлей как белая ворона, но в то же время удивительно красив.

В эту ночь я влюбляюсь если не во владельца, то в его железного коня. Литого, блестящего, с темно-шоколадными вставками. Аккуратного и какого-то холодного. В нем нет той тьмы, что так любят эти гориллы волосатые, в нем нет агрессии. В нем холод, и мне кажется, что если я его коснусь, то словно дотронусь до куска ледяной глыбы.

========== 2 ==========

Первая моя ошибка на пути к поставленной цели в том, что я отчего-то решила, что он меня подвезет. Всегда ведь так, разве нет? Красивая девушка просит, и любой мужик, если не импотент или же если не занят, хотя часто это не преграда, приглашает присесть сзади или спереди, ну или, по крайней мере, не отказывает.

Не в этом случае… Как оказалось.

– Слушай, Лёш, – кокетливая улыбка. Приторно-сладкая и слегка вульгарная приклеивается к губам. Глаза с почти незаметной искрой, скорее хитрые и наглые, чем наивно-влюбленные. Всегда действовало. Проверим на нем. Прозондируем почву.

– Слушаю, – первое слово в мою сторону, но такое незаинтересованное. Мертвое, черт возьми.

– Так темно сегодня ночью, не заметил? А мне так далеко до дома добираться… – намеки, такие прозрачные, но такие действенные обычно.

– И?

Многословно и содержательно, правда? Это обрубает и распаляет одновременно.

– И я была бы не против, если бы ты меня до дома подвез, – коль уж намеки никак, порой приходится лупить ровно в лоб.

– Рад за тебя, – ровно и бесстрастно в ответ.

– Рад?

– Да.

– Да?

– Нет.

– Что «нет»?

– Не подвезу.

А после с протяжным рыком мотора и не более, чем через две минуты он скрывается из виду за поворотом. Сказать, что я поражена – значит знатно преувеличить. Это не обида до смерти. Истерика не поднимается медленно в груди, и уж точно не наворачивается тоскливая слеза, брошенной девушки в темноте, вблизи уродливого бара. Но признаю, мне неприятно. И не столько от того, что он отказал, бывает всякое, начиная от неподходящего момента до неподходящего настроения, а от его совершенно безэмоционального лица. Мне, по правде говоря, впервые такой человек повстречался. И он удивил. Очень.

***

Если вы думаете, что я больше не вернулась в тот бар, то вы ошиблись.

Я не просто туда вернулась, а стала самой заядлой его поклонницей. В самом деле стала, не притворно.

Прониклась. Полюбила атмосферу всего за пару дней, а спустя неделю могла по праву сказать, что стала чувствовать себя своей. И без внимания не осталась.

С Лёшей же мы не общались, совсем. Сидя вот так за одним столом долгие часы, лишь изредка скрещивали взгляды и все. И никакого продвижения.

– Он на меня не смотрит, – зудит на ухо Вера уже который вечер. И что я должна ей на это ответить?

– И?

– Что «и»? Я и так, и вот так. И боком повернусь, чтобы профиль был виден, и наклоняюсь чуть ниже, чем было бы прилично. И улыбаюсь призывно и глаза масляные делаю, а он никак! Понимаешь? Вообще никак. Это, блин, впервые. Я себя чувствую ущербной, – хорошо, что сейчас она все же поубавила свою привычную громкость.

– Может, он не умеет просто.

– Что не умеет?

– Реагировать, – выдыхаю устало и натыкаюсь как раз ровнешенько на его взгляд. Победитель по жизни, не иначе.

Только даже то, что он явно понимает, что послужил главной фигурой нашего обсуждения, никак не отпечатывается на его лице, ни малейшего проблеска. Непробиваемый.

Это до подозрительного глупо, вот так отвергать все мысли о нем, однако исподтишка поглядывать и отмечать, что смотреть в его сторону куда приятнее, чем на кого-либо из сидящих рядом. Да и из всех, кто находится в баре, но и берите выше, приятнее, чем на кого-либо из моих теперешних знакомых. Мне нужна была неделя практически, чтобы осознать это. И принять тот факт, что помимо вызова, который я приняла, существует еще и симпатия. В начальной ее стадии пока что.

И, возможно, именно поэтому я решаю сделать еще одну попытку.

– Сегодня ты столь же холоден к моему предложению? – тактика чуть более напористая, наглая… и без ненужной розово-тошнотворной кокетливости. Просто как есть. На то не клюнул, может быть, это подействует.

Однако на сей раз, в ответ лишь слегка приподнятая бровь и молчание. И это очень не мило.

– Ты невероятно разговорчив. Так всегда?

– Да.

– Это ответ на который из вопросов? – решаю я копнуть поглубже и расшевелить, ну хоть немного.

– На оба.

А после снова он надевает шлем и уезжает. И в этот раз меня это немного, но взбесило.

– Тридцать восьмая, – слышу я сбоку от одного из его, насколько я поняла, самых близких дружков.

– Ты о чем?

– Ты тридцать восьмая по счету, кого он отшил, – чуть ядовитая улыбка искажает и без того не слишком симпатичное лицо. Его, вроде, все зовут Корень. Почему? Не в курсе, но и то, как его зовут, и он сам не вызывает из положительных никаких эмоций.

– Он гей? – если бы я услышала, что да, это было бы самым невероятным шоком в моей жизни. Правда. Потому что такие как он просто ни за что в жизни не должны быть геями. Извращенцами, придурками или уродами – ладно еще, но геем? Такой мужик обязан продолжить свой род.

– Нет. – Не буду скрывать, что в тот момент я выдыхаю с облегчением. И в ответ получаю смачный смех и полные веселья глаза.

– Тогда ни черта не понимаю. Если он нормальный, почему так себя ведет?

– Потому что твоей маленькой брюнетистой головке не дано это понять. Ты не его типаж. Более того, он очень разборчив в этом плане. А чикуля типа тебя, вся в коже с шипами, грудью навыкат и глазами полными кромешной наглости – точно не тот вариант, что ему необходим.

– Не подталкивай меня к вопросу о том, кто же его вариант.

– И не пытался. Я и без того тебе расскажу. Сделаю доброе дело для своего друга, ибо очередной подкат его только взбесит, а потерять Леху на еще пару недель не хочу. Слишком он нужен нам всем.

– Меньше текста.

– Не твоя фраза, – посмеивается тот, но продолжает: – Ему нравятся рыжие.

Мимо. Надо же. Цвет волос мой, не для него. Какая досада.

– Коротко стриженые, часто и вовсе под мальчика, – продолжает тот кромсать мое представление о вкусах Лёши. – Низкого роста, любящие джинсы и простые белые футболки, желательно не слишком облегающие. Аккуратные черты лица, минимум косметики, скромный характер.

– Еще скажи: отличницу, умеющую потрясающе готовить и хер его берущую исключительно вилкой. Обязательно девственно чистую, даже в мыслях о сексе не помышлявшую, но ему-таки отдавшуюся, – не выдерживаю я все-таки. Поясню. Описывает он запредельно несуществующую девушку. Вылизанную и идеальную. Скучную, как по мне. На таких реагируют обычно разве что неудачники или же с заниженной самооценкой ребята. Не всегда, знаю, но в большинстве своем я права.

– Ты почти угадала.

– Таких баб не существует.

– Редкость, но они есть. Как бриллианты среди фианитов вроде тебя.

В ответ мне остается лишь фыркнуть. Фианитом я себя не считаю. Более того, о том, что я не дурна собой, мягко сказано, знаю. Фигура отличная. От природы узкая кость, но довольно женственные бедра. Занятия пилатесом, бодифлексом и фитнесом плюс относительно правильное питание, держат в тонусе мышцы и поддерживают нужные мне рельефы в порядке. Длинные выкрашенные в черный цвет волосы, всегда вовремя получавшие свой уход, и лицо вполне себе гармоничное. Никто и никогда не жаловался, да и вообще проблем с мужским полом не существовало. Точнее они были не из-за внешности. Об этом я уже упоминала. Ну да, люблю я кожу носить. И возможно, большинство моей одежды почти открыто вульгарно. И что? Разве не любят раскрепощенность почти на грани? Любят. Всегда любили.

Думаю, не удивлю, сказав, что я ухожу оттуда после его отъезда и «милым» разговором с его другом.

========== 3 ==========

Определенный сдвиг вперед или же назад, даже не знаю, происходит только спустя две недели нашего постоянного недообщения.

Я с завидным постоянством упорно навязывала ему идею меня подвести, а он однотипно и одинаково холодно отказывал. В компании была пара моментов, когда он отвечал на мои косвенные вопросы, касавшиеся его или же не только его. Абстрактные, неважные мысли, совершенно дебильные темы.

Забавно, что, несмотря на то, что Корень назвал меня фианитом, он упрямо пытался пойти со мной на контакт, а если откровенно, то не только он. Намеки сыпались, как из рога изобилия, и будь я не столь увлечена другим, уже бы клюнула на одно из богатых предложений его друзей. Обещали мне и феерический секс, и прекрасные отношения, и великолепные подарки. И подкупить, и задобрить, и умаслить – на все были горазды. А меня не брало.

Нечасто со мной случалось, что я оставалась без интима на хотя бы пару недель. И тут не в неутолимости или чем-то подобном дело. Просто здоровое физиологическое желание. Снятие напряжения и прекрасно сказывающуяся на состоянии здоровья процедура, скажем так.

А тут… и варианты есть, а хотелось добиться неприступного. Смешно.

Так вот… о сдвигах.

Был день рождения у Корня, как-никак тридцатник бил по голове разговорчивому ослу. Ухрюкались все, кто только был горазд. Я же, сделав вид, что пью шампанское, пила банально виноградный сок. До изжоги его налакалась, но зато осталось от всех в тайне, что я как стеклышко. Вера естественно за столько-то времени не смолчала о том, как на меня действует капля алкоголя, как на лошадь никотин, блин. Правда, не убивает полностью, ограничивается мозгом.

Выпил и он.

Не скажу, что был он пьян. Внешне вообще ничего не читалось. Лишь глаза были чуть более мягкие, чем обычно. Не было в них столько металла. И мне впервые удалось с ним поговорить относительно неплохо, если считать пару фраз полноценным диалогом…

– Расскажи мне о себе, – заезженной пластинкой луплю самые обычные и раздражающие вопросы ему в лоб. Мне в самом деле интересно. И надо же поддерживать плюс ко всему – видимость моей недальновидности и мнимой глупости. Мужики, они такие – относительно умных особ боятся.

– Конкретизируй вопрос.

– Ладно. Сколько тебе лет? Откуда сам? Про любимый цвет спрашивать не стану.

– Мне было тридцать два месяца назад.

– В начале апреля день рождения? – удивляюсь неподдельно. У меня третьего числа тот самый праздник, правда мне исполнилось двадцать четыре.

– Именно, четвертого числа. Любимый цвет красный.

Еще один маленький шок. Для того, кто одевается в выдержанные тона, преимущественного темные. И очень редко проскальзывает что-то вроде белого или же пастельного. И тут на тебе, красный. Это наталкивает на мысль, что он не так уж прост и холоден сам по себе.

– Занятное дело. При внешней отмороженности, тебе нравится не какой-то, а именно красный цвет. Нестыковка, – предельно натурально ухмыляюсь. Я ведь как бы слегка пьяна.

– Ты меня не знаешь.

– Верно. Но цвет страсти точно не под твою натуру, – смеяться дурочкой тупо, но я это делаю. Быть собой не получается с ним. Была бы я собой, разговор бы не состоялся совсем.

– Как скользко и нелепо ты пытаешься.

Вы думаете, он хотя бы улыбнулся? Нет. Я не видела ни разу его улыбки. Только глаза менялись изредка. И сейчас он смотрит как-то слегка задумчиво и оценивающе. Наверное.

– Пытаюсь что?

– Тебе виднее, что именно.

– Тебе тридцать, – фыркнула я.

– И?

– А разговаривать не научился нормально. Так что же я пытаюсь?

– Проблемы со слухом?

«Проблемы с головой у тебя…» – очень хочется ответить что-то подобное. Потому как другой просто пояснил бы, ну, или сказал, что думает по этому поводу, но не он.

– Никаких. К твоему сожалению, – улыбаться желания нет. Потому искусственная гримаса отражается на лице.

– К счастью. Повторять не люблю.

– Почему ты один?

– Я не один, – быстрый и уверенный ответ снова. Следом выпивает прямо с горлышка пару глотков виски. Удивительно то, что он отвечает сразу. Без задумчивости. Будто первое, что пришло в голову, слетает с языка.

– Я не о друзьях.

– Снова нелепая попытка влезть в мою постель.

– Ты до противного прямолинеен. Бесишь.

– А ты не в моем вкусе. Слишком высокая. Слишком длинные волосы. Слишком темные. Слишком притягиваешь взгляд. Бесишь, – словно передразнивая, отвечает.

– И твой?

– И мой.

– И?

– И все.

Вот такой «длинный», но на удивление информативный разговор у нас выходит. Быть может, мне бы удалось услышать еще хоть пару крох информации, если бы нас бесцеремонно не прервали. А сделал это никто иной, как Корень.

– Я у тебя ее украду, брат?

– Она вся твоя, – делает едва заметный акцент на слове «вся», ему-то пофигу, а мне… Мне становится почти противно.

Но если вы решили, что меня это все охладило, то нет. Мой интерес к нему не угасает, и, кажется, он возрастает в геометрической прогрессии, очень быстро и пугающе. Вот так странно. Чем сильнее он отталкивает, тем ближе мне хочется быть.

***

Только вот Вера моя так и не остыла и холила да лелеяла мысль о том, что Лёша станет ее. Крутилась она перед ним знатно. И если я наглая и почти прямо говорила, что и как, то она юлила. На словах вся неприступная и ни за что не преподносящая сама себя, а на деле готова была ковриком к его ногам лечь. Мерзкое зрелище. А может… я просто ревновала, трудно сказать.

Но с ней он вел себя мягче. Отвечал ей чаще. Но смотрел куда реже.

Понять поведение его было крайне сложно. Ему как бы было плевать с высокой колокольни на меня и мои попытки, но с другой стороны, дала бы руку на отсечение, он ждал моего следующего шага. Пусть даже с банальным интересом, а не нуждой. Но ждал.

И как оказалось, не зря.

Как оно было, в самом деле, я не помню. Потому расскажу ситуацию со слов Корня и Веры. И если ей я хоть и доверяю, но она способна недюжинно приукрасить, а ему это, вроде, ни к чему.

Произошло то самое спустя три дня. Страсти по поводу празднования не поутихли, народ твердо решил, что только запоем надо подобное отмечать. Потому не сложно догадаться, что залить пару капель сумели и в меня по итогу. Не отвертелась.

И мозги взяли отпуск.

Хотя компания и была средневозрастная, большинству или перевалило за тридцать, или же они были к этому близки, играть они решили на пьяную голову, не поверите во что. В старую добрую бутылочку.

Размусоливать, кто с кем, сколько раз и зачем, не стану. Да и не интересно это ни мне, ни вам.

Бутылочка попалась с характером. Она упорно вертелась, не желая пересекать меня с Лёшей. По словам, я целовала и Корня, и Веру, и какого-то парня, что всегда сидел в углу и громко чиркал зажигалкой, что довольно раздражающе. И, вроде, бармена даже целовала. А до него дошел черед только под конец игры, а точнее наш поцелуй ее завершил вовсе.

Жаль, что я не помню. И даже немного обидно, потому как описывают это зрелище очень красиво.

Так вот. Бутылочка смилостивилась и показала на него.

Лицо по-прежнему никакое. Руки раскинуты на спинке дивана по обе стороны. Ноги немного раздвинуты. Всем своим видом он показывал, что ждал. То ли моих действий, то ли, как ни странно, этой ситуации. Удивит ли вас, если я скажу, что он не предпринял ничего? Не думаю. Он сидел. Смотрел. Но даже пальцем не шелохнул.

Зато я шелохнула не только пальцем. А, кажется, всем телом… И не раз.

В изрядном подпитии, хотя и выпила я от силы пару бокалов игристого вина, я смело шагнула к нему и уселась верхом. «Как шлюха», – прокомментировала, рассказывая, Вера.

Уселась поудобнее, прошлась руками по груди, обтянутой тонкой однотонной, темно-фиолетовой футболкой. Залезла под ту совершенно наглым образом, задрала аж до шеи и ухватилась за нее. «Вцепилась как клещ в него», – со слов Корня. Прижалась своей выпирающей из кожаного топа грудью, к его голой. И поцеловала. Вера сказала, что я его «засосала». Корень же выдал, что-то вроде: «Изрядно вылизала бедному мужику рот».

Я же знаю, как я целую. Потому уверена, что поцелуй был глубоким, уж точно не нежным и скорее всего крышесносно-страстным. Ведь отрицать глупо тот факт, что его я хотела.

Целовала его, плавно покачиваясь на коленях. Елозила по нему своим телом, а он… Он сидел и позволял это делать, даже не дотронувшись до меня пальцем. Просто не сопротивлялся моему напору. Хотя, со слов рассказывающих, отвечал мне.

Продолжалось это безумие около получаса. Почему я его там на месте не раздела окончательно и не трахнула, не знаю. Завожусь обычно быстро, иногда даже слишком. Ну, а сидя на таком парне, должна была кончить от одной лишь прелюдии. А может, так и вышло… Мне не узнать.

Но смысл в том, что после истечения срока он просто сказал: «Встань». Вера утверждает, что слышала именно это.

Вот так сухо, как и всегда, не спихнул правда, не скривился.

Зато Корень убеждает, что Лёша просто сказал мне свалить с его колен. И после этого я ушла. Забрала сумку, ключи и прочее, не попрощавшись ни с кем.

Ту ночь я помню, лишь начиная с момента принятия ледяного душа дома. Когда стояла и не понимала, что за обида бьет по мозгам. Откуда столько мерзости внутри и почему так хочется драть себя мочалкой, безумно сильно, оставляя красноватые следы на слегка загорелой коже.

По итогу же оказалось вот от чего…

========== 4 ==========

В бар я ходить перестала. И не из-за случившегося.

Во-первых, неплохо так простыла, с вытекающими в виде литров соплей и температуры.

Во-вторых, приехала старшая сестра, с которой мы вместе работаем в маленьком кафе, которое своими силами открыли, впахивая на жирного урода – начальника булочной напротив нашего дома, долбанных четыре года. Это было невероятно сложно, нам пришлось долго и упорно упрашивать отца, чтобы тот взял кредит на себя, а мы бы выплачивали от доходов. Плюс надо было найти дешевое место, сделать ремонт… и, слава богу, все получилось. Даже лучше, чем мы мечтали.

Кафе называлось типично, просто «Кофейня». У нас был ассортимент капкейков, мы делали панкейки, пекли печенье и вафли. Варили хороший кофе, какао и большое количество разных чаев. В общем, сладости и горячее пойло – наши деньги.

Болезнь не преграда работе – так всегда говорил отец, к такому же привыкли мы. Потому никто не удивился, увидев меня за прилавком, с распухшим носом и слезящимися глазами. Чихала я, как прилежная девочка, в платочек, туда же сопливила. Глотала литрами чай и жрала, скривившись, лимон. А еще злилась на матушку-судьбу, что именно в этот не прекрасный день, спустя почти неделю после моего последнего визита в бар, я его встретила. В своем кафе. В строгом черном костюме. И едва не рухнула замертво.

Логично, что я его не узнала. Привыкшая видеть в косухе, темных футболках почти в обтяг и его варварской обуви. Пусть и не обвешивался он цепями, как гирляндами, и не были руки в печатках с черепами, но костюм? Это огромное слишком и так не вписывалось в мое представление о нем. Совсем.

Но я слукавлю, если не скажу, что ему чертовски шло. Идеальная посадка костюма, когда штаны сидят, как литые, и кажется, еще вот самую малость, и были бы малы, а так… весьма отличный вид его роскошной пятой точки. Никаких галстуков и не дай бог уродливых бабочек. Просто тонкая белоснежная рубашка, расстегнутая на первые две-три пуговицы. И пиджак. Обычный кожаный ремень. Но он буквально пах деньгами.

Лишь рассмотрев как следует, оценив каждый миллиметр, я уткнулась в лицо и остолбенела.

Меня-то он узнал. Пусть я и была без кожи привычной. В обычных джинсах и майке. Как знала, блин. Не с распущенными волосами, а с высоким хвостом. И почти без макияжа, зато вся в соплях.

Он узнал, и мне даже показалось, что глаза его улыбались. Лицо же… как и всегда. Никак.

Зал я не обслуживаю. Хотя какой там зал, так, пара несчастных столиков с красивенькими маленькими вазочками и сухими цветами. Подошла к нему моя сестра. Рыжая. Низкая. Стриженная коротко. В таких же, как у меня, джинсах, но в чуть более скромной майке. Без тупой надписи «Улыбнись, если хочешь меня». Без макияжа, в узких скромных очках для зрения.