Текст книги "Клетка ищет птицу (СИ)"

Автор книги: Anrie An

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Девчонки примчались к Алине ни свет ни заря. Подпрыгивали от нетерпения на пороге, пока она складывала в папку бледно-серые, через копирку отпечатанные оттиски стихов (первые экземпляры, которые должно было изучить жюри, отправила неделю назад, с музыкантами). Ещё она искала шарф, звонила напоследок маме, застёгивала пальто. Но всё равно они пришли на полчаса раньше срока. Думали – самыми первыми, но Алёна уже топталась на пятачке возле Дома творчества. Вскоре стали подтягиваться детики-поэтики, её и Алькины. Мелкие – Томка и Мишка. А ещё два приятеля, Тальки-Галькины одноклассники Кирилл и Гена. У Кирюхи через плечо – ремешок старенького редакционного «Зенита». Аппарат на днях был списан в утиль и подарен способному юнкору. Альке приобрели цифровую камеру. И компьютер! Газета, наконец, начала кое-что зарабатывать на рекламе, и появились деньги на современное оборудование. Алька до рези в глазах осваивала программу «Фотошоп».

…Томка всё дёргала руководительницу за рукав:

– Алина Ивановна, а где мой гитарист?

– Придёт, куда он денется…– отмахивалась Алька. А сама, если честно, переживала: вдруг забудет или проспит.

Когда дети уже заняли места в подъехавшем автобусе, Алька, наконец, увидела Финиста. Издалека – чёрным восклицательным знаком на белом тротуаре (а она и не заметила, что из низких серых туч просыпался первый снег!). Узнала его по силуэту. И по походке: он шёл, будто над тротуаром, по снежинкам. Легко-легко и немного враскачку. В одной руке – уже знакомая ей и девчонкам гитара в чёрной коже, а в другой – почему-то плоская коробка на верёвочных петлях. А рядом с ним шагала пухлявая девица в цветастой шали с такой же коробкой. У Альки прямо-таки челюсть отвисла.

– Это что за матрёшка? – спросила она Алёну.

– Это наша изостудия, – ответила та.

– А чего это ваша изостудия эксплуатирует нашего музыканта?

– Ну, наверное, это её личное дело, – рассеянно заметила Алёна.

– Вот уж нет, – угрожающе пробормотала Алька. – Это как раз моё личное дело. Конечно, при детях я её убивать не буду. Но попадись она мне в тёмном переулке без свидетелей…

И они с Алёной похихикали, как заговорщицы. А когда эти два голубочка подошли к автобусу, Алька спокойно и доброжелательно улыбнулась обоим и поздоровалась. А на душе у нее было муторно так. Она ещё и жену Иванова припомнила. Вот вам и светлый мальчик, Финист – ясный сокол. Банальнейший донжуан. Казанова районного масштаба. Тьфу, даже думать противно…

А с детишками всё классно получилось. Просто великолепно. Алёнкины поэты смотрелись (и слушались!) не хуже ярославских продвинутых ребят. Алькины… ну, в общем-то, тоже. Мишаня, правда, скромно отсиживался в уголке: прозу решили оставить на потом, а затем и вовсе передумали прослушивать – слишком уж затянулось мероприятие. Никогда раньше не думала, что бывает сразу так много подростков, пишущих стихи. А ещё говорят, будто растет прагматичное, некнижное поколение!

Конкурс был не совсем конкурс, а фестиваль детского творчества. Ну, и, слава богу, что не присуждались места и премии – обошлось без обид и без чванства. Проходило все это дело на базе детской киностудии, и Алька решила, что это не зря, что киношники тут под шумок себе свеженьких талантиков присматривали. Из «писательской» номинации – сценарии сочинять, художников – мультики рисовать. Драмкружковцев, естественно, в актёры. Главного киношника звали Рэм. Милый такой дядька, старенький совсем, но бодрый, идеи из него так и сыпались. Еще были стриженая седая тетка, похожая на престарелую пионервожатую, и респектабельный господин в золотых очках – его представили как директора частного гуманитарного лицея. Эта троица сидела за круглым столом на маленькой круглой сцене. И вообще весь зал был круглый, потому что киностудия помещалась в старинной крепостной башне. А ещё на сцене стояли настоящие спиленные сухие деревья, украшенные лентами и колокольчиками, и по стенам висело много-много нелетающих воздушных шариков.

Пока выходили из автобуса, двигались по сложно закрученным (видать, врагам назло) коридорам, Алька обливалась холодным потом, пересчитывая детей. Раз, два, три, четыре, пять… Где шестой? Гена, не отставай! Наталья, не убегай вперед, нам не надо на третий этаж! Потом заняли свои кресла в зале, и она расслабилась. Даже чуть не задремала под монотонное чтение юными стихотворцами своих лирических откровений. И вдруг старичок Рэм воскликнул:

– А вот у нас сидит молодой человек с гитарой! Наверное, он не зря сюда пришёл.

Так как, кроме Финиста, никого с гитарами в зале больше не было, Алька поняла: это объявили «наших». Ухватила Томку за влажную ледяную ладошку и потащила к сцене, по пути спотыкаясь о чьи-то ноги и сумки. Витюха двинулся туда же с другой стороны зала, оставив свою спутницу с шалью на плечах сторожить гитарный чехол.

Финист ударил по струнам. Томка заголосила:

Не плачь,

Так получилось, что конфет нам не дают,

И пионеры даже фантики жуют,

И бедный, дружный весь наш дом

Решает мирно за столом,

Кого на ужин мы сожрем, но ты не плачь!

Зрители сползли под стулья от хохота. Даже серьёзный директор лицея пришел в состояние дикого восторга: покраснел лицом и, взвизгивая, принялся колотить себя ладонями по толстым ляжкам. А киношник и «вожатая» о чём-то оживлённо зашептались. Руководитель детского творческого объединения Алина Ивановна Ярцева сидела на краю пыльной сцены, свесив ноги в проход, и думала: «Это успех!»

Скорее всего, народ проникся не столько незамысловатым юмором песенки, сколько Томкиным хулиганским обаянием. Ну, прямо Том Сойер в юбчонке в белую горошину! И даже имя похожее.

А ещё Алька вдруг заметила, что Финист и Томка – как брат с сестрёнкой, просто на одно лицо: оба светловолосые, остроносые, широкогубые и голубоглазые. Может быть, и впрямь родня какая дальняя?

Потом Генка читал свои стихи – тоже юморные, про взорвавшуюся скороварку, про бронепоезд со знаком качества. После него выступали близняшки (а старшая сестрица со стыда сгорала за их слезливую лирику). Кирюха ничего не читал, он с деловым видом бродил по залу и щёлкал «Зенитом». Затем Алина Ивановна представила «ещё один дружный творческий коллектив из нашего прекрасного города», и плюхнулась, наконец, в кресло, чтобы с чистой совестью послушать Алёнкиных воспитанников. Краем глаза углядела, как Финист с «матрёшкой», взявшись за руки, пошли к выходу. Да ну и пусть…

Потом все вместе толпой восторженных провинциалов побродили с полчаса по центру города. Сфотографировались на память около бронзового князя Ярослава с церковкой в ладонях. Алёна обозвала памятник Славой Мудрым и, посмеиваясь, сообщила, будто студенты именуют эту статую «мужик с тортом». (Алька этого не знала, во время её недолгой учёбы в Ярославле этот прикол ещё не был в ходу). А потом они сели в свой автобус и поехали домой. Без гитариста и «изостудии» – те предупредили водителя, что их ждать не надо, вернутся позже, сами по себе. Шут с ними – взрослые, самостоятельные. Главное, что вся мелюзга на месте. Алька и в автобусе ещё несколько раз лихорадочно пересчитывала своих подопечных. Ответственность – страшное дело. Как это люди в педагоги идут и не боятся?

10 ноября

Детки мои бредят киносъёмками. Дядюшка Рэмус увлёк своими вдохновенными сказками о творческих планах. На занятиях теперь заметок не пишем – сочиняем сценарий.

========== 12, 13. ==========

Танька уже приходила к юнкорам в октябре – по Алининой просьбе прочла лекцию о всяких-разных неформальных течениях в молодёжной культуре. Алькины пятёрочники, мамины дочки-сыночки, раскрыв рты, слушали о хиппи, панках, митьках и прочих нереальных, на их взгляд, сообществах. И вот она опять сегодня заглянула. Привела хипповатого Митю – парнишку с длинными волосами, это его Алька видела ещё в первый день знакомства с компанией. Мите было семнадцать лет – ненамного старше её юнкоров. Учился в вечерней школе. Работал оператором котельной, то бишь кочегаром. Ну и что? И Виктор Цой с этого начинал. И Бродский. Мальчик оказался малость ленивым, но смышлёным. Подкинул для сюжета будущей киношки несколько разумных идей, написал для газеты толковую заметку о своей вечерней школе

11 ноября

Киношка будет о чём-то добром, светлом. О детишках этаких замечательных с обострённым чувством справедливости. О том, чего в жизни не бывает, но очень хочется, чтобы немножко было.

13.

Поначалу там не намечалось никаких чудес, просто фильм про школу. Титры под плавную музыку – и вдруг пронзительный визг электрического звонка. Бесконечный школьный коридор с большими окнами. На одном из стёкол дырка и расходящиеся от неё трещины-лучи. Постепенно нарастал, накатывался на зрителя гул детских голосов. И вот из классов вырвалась на волю толпа обезумевших от весеннего солнышка учеников. Трое мальчишек гоняли ногами мятую банку из-под пива, добавляя к общему шуму изрядную порцию жестяного грохота.

Кирилл бежал против течения, не из класса, а в класс. Налетел на пацанов с банкой, сбил с ног девочку. Столкнулся с чинно идущей по коридору учительницей, торопливо извинился и влетел в класс. Дверь закачалась, поскрипывая, от резкого толчка. Учительница недоуменно посмотрела на нее. Но тут, обогнув учительницу и не задев двери, в класс проскочила Томка. Кирилл припустил от неё, прыгая через парты. Та – за ним, подняв над головой орудие мести, пухлую потрёпанную тетрадку.

Кирюшка вскочил на подоконник. Неуклюжий длинный кактус в пластмассовом горшке закачался, но почему-то не упал. Рядом с кактусом, скрестив ноги, восседал невозмутимый Гена с учебником в руках. Не отрываясь от книжки, он показал Томке кулак. Девчонка моментально уяснила, что продолжать террористическую акцию в таких неблагоприятных условиях не стоит, и поспешно ретировалась, скорчив (на прощание) жуткую рожу. Приставляя ко лбу «рожки»-пальцы, она держала тетрадь под мышкой.

– А почему Томка? – ревниво спросила Галька. Они с Натальей сидели у меня на кровати, принакрывшись одним одеялом на двоих, похрустывали чипсами и слушали начало сценария. Алька не дотерпела до юнкоровского четверга, вызвала сестричек, чтобы похвастаться.

– Почему, почему… Потому что она и наяву за Кирюхой гоняется. Забыли, что ли?

– А мы участвуем?

– Как же без вас? Потерпите, вы позже будете.

Томка исчезла, будто её и не было, а Гена и Кирилл все сидели на подоконнике плечом к плечу.

Окно в классе распахнуто настежь, а там, под окном, с визгом затормозил оранжевый «жигулёнок» (ехавший, кстати, вопреки правилам, по тротуару). Перепуганный мальчонка лет семи на четвереньках перед машиной закрывал ладонями постройку из осколков красного кирпича с круглым глиняным куполом и крестом из отточенных спичек. А разъяренный шофёр, выскочив из автомобиля, махал кулаками и беззвучно раскрывал рот. Мальчик поднял голову. Страх и отчаянье – в широко распахнутых глазах. Кирилл, отодвинув руку удерживающего его Генки, перебросил ноги через подоконник, спрыгнул вниз. Упал неловко, боком. Встал, морщась от боли. Подбежал к машине, подхватил на руки братишку (а кто ещё этот пацанёнок, как не его младший брат!). Малёк доверчиво прижался к плечу старшего. Кирилл пошёл вперед, не оборачиваясь, а шофёр, красный от злости, всё кричал ему в спину что-то, видимо, очень обидное.

– А вот сейчас вы появитесь, – пообещала Алина сёстрам.

Рядом со школой дерево – тополь. На толстом почти горизонтально растущем суку удобно устроились близняшки. У одной из них в руках любительская видеокамера. Девочка снимает качающиеся ветки, кошку, важно идущую по забору. «Жигули», которые, круто разворачиваясь, уезжают, тоже попадают в кадр. И гордо уходящий Кирюша с братишкой на руках. И Генка, выглядывающий из окна школы. Он заметил замаскировавшихся в ветках «папарацци», но не разозлился, а, наоборот, улыбнулся им. Девчонка с камерой смущённо отвернулась. Объектив скользнул по окнам жилого дома напротив.

Там, на одном из балконов, Мишка, перегнувшись через перила, пустил бумажный самолётик и проводил его взглядом. Подхваченный порывом ветра, он полетел над тополем, в ветках которого притаились две сестры с кинокамерой, над братьями, старшим и младшим, присевшими отдохнуть на штакетник, над школой, из окна которой Гена смотрел на ветки тополя. Сделал круг над церковью, сложенной из красного кирпича. Летел, летел самолётик вдоль длинной стены многоэтажного дома и вдруг опустился на страницы тетрадки со стихами, которую развернула сидящая на корточках у стены заплаканная Томка. Девочка взяла в руки самолётик и улыбнулась.

Томка не видела Мишку. И он её не замечал. Мишка смотрел в другую сторону, наблюдал, как идёт по кромке асфальтового тротуара гордая кошка.

========== 14. ==========

– Ну, как? – Альке хотелось поскорее выслушать мнение девчонок.

– Нормально, – сказала одна из них. Пока Алина читала, близнецы успели обменяться кофточками и заколками, и она не могла теперь разобрать, кто из них кто.

– Класс! – оценила вторая. – А кто будет камеру держать, я или Галька?

Ага, значит, справа Галька, слева Талька!

– Обе будете, по очереди, – обнадежила Алька. Она так и думала, что эта роль на двоих им понравится. Подслушивать да подглядывать – любимый спорт у них такой. Но близняшки, к счастью, сплетницы беззлобные. Разве что меж собой обсудят какую-нибудь горяченькую школьную тайну. Или маме доложат что-нибудь про Алину, про Дальку. За папой шпионить стесняются. А вот Дарье частенько из-за них влетает за прогулки без шапки или за чупа-чупсы. У неё аллергия на эти крашеные карамельки, мама не позволяет их сосать, но ребенку же хочется, вся мелюзга во дворе бегает в ларёк за сладостями – и она тоже не отстаёт. Алька же перед их приходом всегда старается вытряхнуть мусорное ведро – мало ли, углядят ещё юные мисс Марпл под картофельными очистками окурки или презервативы! Правда, в последнее время этого добра у неё не водится: Володю она шуганула к чёртовой бабушке, а больше никто не заходит. И не хочется ей никого, одной спокойнее!

– Еще вопросы есть?

– Ага, есть. Почему Томка заплаканная?

– Потому что в Кирюху влюбилась. По сюжету, я имею в виду. Не Томка, а героиня. Ясно?

– Ясно, – кивнула Талька. – Если по сюжету, то пусть. А по жизни она его уже два дня как разлюбила.

– Она теперь знаешь в кого влюблённая? – специальным сплетническим шёпотом выдала Галька. – Только ты никому не говори! В Финиста твоего.

– Ну, вы, блин, дети мои, совсем уж одурели! – проговорила Алина, с досады запустив в близняшек сценарием. Девчонки с визгом скатились с кровати, листы с машинописью рассыпались по одеялу, как большая колода карт. – Во-первых, вовсе он не мой, – продолжила она уже спокойным тоном. – Во-вторых, у него девушка есть. Сами же видели на фестивале. А в-третьих и главных – нечего насмехаться над Томкой. У неё это возрастное. Забыли, что ли, как сами не так давно обе сохли по «Иванушкам»? По всем троим сразу.

– Ну, Афиногенов-то не «Иванушка», – глубокомысленно заметила Наталья. – Он, слава богу, через дорогу от её окошек пешком на работу ходит. И разница в возрасте – всего десять лет. Девять даже. Вполне…

– Это если б восемнадцать и двадцать семь – то тогда вполне, – возразила Алька. – А одиннадцать и двадцать – это уже роман «Два дня из жизни господина Гумберта» получается. Девочки, вы же взрослые. Умоляю, не дразните пацанку. А то она зациклится на своих переживаниях и что-нибудь вытворит. И получится, что я во всём виновата.

Черти б побрали этот проклятый аккомпанемент! «Лучше б, – подумала Алька, – я всё же Вовку пригласила – он, по крайней мере, на морду страшненький».

– Томка на прошлом занятии у тебя из ящика фотку группы «Ключи» стянула, – наябедничала Галька. А, вот откуда сведения с точностью в сроках. Предыдущее юнкоровское сборище как раз два дня назад и было.

– А ты его любишь по-настоящему? – вдруг спросила Талька. То есть, вовсе не вдруг, конечно. Они весь вечер именно к этой теме и подталкивали старшую сестру. Про Томку-то, может, и присочинили ради красного словца.

– Не знаю, Таш. Смотря какой смысл в это понятие вкладывать. Честно говоря, не задумывалась над этим.

– Тут как раз задумываться ничуть не помогает. Ты что чувствуешь?

– В смысле?

– Ну, если по-настоящему влюбишься – так, чтоб очень-очень – то вся земля в розах, а небо в незабудках. У тебя так?

– Нет. Небо серое, падает мокрый снег. Придёте домой – поставьте сапоги на батарею. С чего вы вообще взяли, что я должна быть в кого-то влюблена?

12 ноября

Пришла на работу и сразу же заглянула в ящик стола. Точно, фотографии нет. Ну, Томка, ну, шпана малолетняя!

========== 15. ==========

Дрожат огоньки в каплях воды. Томка пьёт воду из фонтана в тихом переулке незнакомого города. Фонтанчик маленький – гранитный бассейн чуть больше крышки канализационного люка, в центре – чугунная лилия, из которой тремя похожими на обвислые кошачьи усы струйками брызжет вода.

Томка, отбросив мокрой рукой волосы со лба, бросилась в переулок. Та-та-та – стучат подошвы босоножек по каменным плитам. Белое платье трепещет, как флажок на ветру.

Девочка мечется по улицам, заглядывает в окна первых этажей. За стёклами – жёлтый добрый домашний такой свет. На одном из подоконников улыбается толстая довольная кошка в серебряном ошейнике. За другим окошком – семейное чаепитие. Мужчина ставит на стол тяжёлый самовар. Женщина подносит расписанные тонким узором чашки. Маленькие дети тянут ручонки к вазе с пирожными. Девочка постарше замечает Томку и машет ей рукой: иди к нам! Но тут кто-то задергивает занавеску.

Томка снова мчится – вперёд, вперёд – по узким переулкам. Окон нет. Глухие стены. Только время от времени то справа, то слева попадаются старинные фонарики с сальной свечой внутри. Томка с бега переходит на торопливый шаг. И звучит негромкая песня.

Я искала тебя

В синем городе снов,

В лабиринтах запутанных улиц.

Я искала тебя

В переулках пустых,

В тупиках глухо-каменных узких…

Перед Томкой поднялась кирпичная стена. Девочка упёрлась руками в преграду. Ладони скользнули по холодным запотевшим кирпичам. Остались тёмные следы пальцев на покрытой серебристыми капельками стене.

Запрокинув голову, Томка посмотрела вверх. Там, над узким колодцем стен, – тёмно-синее небо с единственной звёздочкой. Вскарабкаться на крышу! А вот и лестница из металлических прутьев тускло поблёскивает. Девочка ступила на кромку крыши и медленно пошла – руки в стороны – едва удерживая равновесие. Грохотом – звук шагов по цинковой кровле. Серой тенью метнулась в сторону кошка. Загалдела спросонья, взвилась в воздух потревоженная стая галок. Томка обогнула печную трубу, около которой сиротливо приткнулась забытая кем-то детская лопатка. Дотронулась до медного флюгера-корабля (какой он огромный вблизи!). Вдруг под ноги ей выкатился мяч – небольшой белый мяч с нарисованным попугаем Кешкой из мультфильма. Томка ловко поймала его, прижала к груди, но не удержала равновесия. Нога в белой босоножке соскользнула, и девочка упала. Разжала руки, выпустила мячик, но ухватиться за край крыши уже не смогла.

Томка закрыла лицо ладонями, растопырив острые локти. Самое ужасное во сне – когда разучишься летать…

Навалилась гнетущая темнота – но это только на миг. Замелькали жёлтые фонари на стенах тоннеля – справа и слева. Томка очнулась на скамейке в пустом вагоне метро.

Звонкий, с металлическими нотками, голос объявил:

– Станция Нечаянных Встреч.

Томка хотела встать. Но как же тяжело ей было подняться! Она через силу сбросила своё тело со скамьи. Упала на пол вагона, больно ударилась коленями и ладонями. Медленно поднялась, на ватных ногах пошла к выходу.

– Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция… – далее слова звучат неразборчиво.

А в вестибюле с мраморными колоннами – Кирилл. Он идёт к эскалатору. Томка попыталась разъять половинки захлопнувшейся двери, вцепившись в резиновые прокладки тонкими слабыми пальцами. Не удалось. Обессиленная, она прижалась лбом к стеклу и медленно осела на пол. Поезд унёс её в тоннель, в темноту.

========== 16, 17. ==========

Альке делалось немного не по себе от придуманного ею сценария. Подарила девчонке Томке свои сны, свои стихи, свои безумные фантазии. Наверное, так и надо – скрести душу по живому и сбрасывать всё это в творческие какие-нибудь проекты. Забавно получилось. Только не слишком ли вычурно и экзальтированно? И как будет смотреться этот эпизод относительно основной идеи фильма? Да никак, наверное. Может быть, для равновесия и остальным героям сны придумать? Очень длинно тогда будет.

14 ноября

Томчонок строит из себя звезду Голливуда. Как же – главная киногероиня. Затребовала себе отдельный экземпляр сценария. Буду, говорит, роль учить. Чего там учить, все роли без слов! Ну, ладно, отксерю ей, когда допишу до конца.

17.

Томка спросила про крышу: куда, мол, залезать? А Алька сдуру возьми да и расскажи про дом, где живут Ивановы. Он длинный, с несколькими арками, загибается углом на две улицы. «Китайской стеной» его называют. И есть там такой участок, шириной в два подъезда, на этаж ниже остального здания. Туда очень удобно выбираться из окошка, которое, говорят, даже зимой не запирают. Иванов однажды оправдывался по телефону перед Танькиной матерью:

– Нет, что вы, Таня действительно у нас. Только она к телефону подойти не может. Потому что она на крыше.

У Томки так глазки и заблестели. Алька же забеспокоилась: не залезла бы девчонка на верхотуру ради эксперимента.

Третью часть киношки, концовку, Алька с хипповатым Митей сочиняли прямо на занятии. Неплохо у них получилось.

Только вот – что со всем этим теперь делать? Снять фильм – нереально. Пришлось бы кучу эффектов делать на компьютере. Вряд ли даже в чудесной башне дядюшки Рэмуса есть нужное оборудование. Если же студийцы и ухватятся за идею, то артистов наверняка выберут своих. А Алькины ребята хотят играть сами. Это же про них. Это теперь их игра, их сказка.

Темнота рассеялась. Лиловая молния прорезала небо. И хлынул дождь – сплошной стеной. Глухо заворчал гром.

Гена по раскисшей глине тропинки бросился вперёд. Там – Кирилл и его братишка сидели на корточках, прикрывая курткой что-то маленькое. Дождь хлестал, у Кирюхи мокрая майка прилипла к спине. Он вздрагивал от холода.

Под крышей из болоньевой куртки пряталось крохотное чудо. Красная кирпичная церковка величиной с ладонь, будто из семечка проросла. И двухъярусная колоколенка высотой с карандаш рядом с ней. Защитить, чтобы не снесло потоком мутной воды!

Гена сбросил куртку. Сел в глину, в слякоть рядом с братьями. Развернул и свою одежонку над церковкой. Теперь она как в палатке.

И прекратился дождь. Рассеялись тучи. От мокрой травы поднялись над землёй спиральки белого пара. Высохла трава. Высохла глина на дорожке, посветлела, потрескалась даже. Мальчишки, усталые, повалились в траву.

А церковка вроде бы подросла. Стала по колено ребятам.

Высоко в небе солнце – маленькое, белое. Недоброе. Светит сквозь рваные серые облака.

Вдруг в высохшей траве вспыхнули маленькие костры. Огонь с двух сторон пополз к церковке. Ее защитники вскочили, изо всех сил принялись топтать огонь ногами, хлестать куртками, но тот только разгорался сильнее, сильнее. Языки пламени уже в человеческий рост. Мальчишкам всё труднее бороться с ним.

Прибежали откуда-то близняшки, быстрые и серьёзные, с пучками берёзовых веток в руках. Вступили в борьбу с огнём, нещадно стегая его зелёными листьями. Но пламя не уменьшалось. И когда пятеро, уже почти разуверившись в своих силах, подняли головы к небу, они увидели мчащийся со скоростью ветра бумажный самолетик. С него спрыгнули, взявшись за руки, Томка и Мишка.

Всемером они затоптали огонь. Два чёрных полукружья лежали по обочинам тропинки. Церковка стояла невредимая.

Но оказалось, что рано отдыхать. На защитников надвигалась толпа. Безликая серая масса, орущая, крушащая всё на своём пути. Это было похоже на чёрно-белые кадры из телерепортажа о каком-нибудь митинге. Разинутые в немом крике рты. (Как у того шофёра!) Плотно сжатые грозящие кулаки. Покачивающиеся над головами плакаты и лозунги.

Такие не остановятся, не свернут с дороги. Пройдут вперёд, не замечая ничего, сомнут, растопчут церковку. Правда, сейчас она уже не такая и маленькая. С Кирюхиного братишку. А до золотого креста на макушке колокольни Мишка может дотянуться кончиками пальцев. Он и дотянулся, застенчиво и с лаской потрогал крест.

А толпа все ближе, ближе. И Кирилл решительно шагнул на дорожку, загородив собою церковь. Качнулся шнурок на его шее – блеснул медный крестик. Стал рядом с другом Гена – плечом к плечу. Подошли близнецы. Подбежали младшие, выстроились в цепочку, взявшись за руки.

Контуры толпы сделались размытыми, нечёткими. Она превратилась в серый туман, и налетевший вдруг ветер развеял его в клочья.

Ребята, словно закаменев, все ещё держали оборону у церкви. А та совсем уже выросла. Колокольня зацепилась крестом за пушистое облако. На горизонте в краске летнего заката прорисовывался дивный город с башнями, арками, мостами. Со сказками и приключениями.

========== 18. ==========

В воскресенье Алька съездила к Рэмусу. Круглый зал в башне не показался ей огромным, как в прошлый раз. Полумрак скрадывал пространство, жёлтые тёплые лампы выхватывали главное: стол, ребят и взрослых за ним.

Сценарий понравился. Но… Как она и предполагала, были всякие «но».

– Он очень объёмный. Это получится полнометражный фильм, на час, не меньше. А мы пока снимаем короткие сюжеты, десятиминутки, – вздохнул Рэм. – Может быть, попробуем взять кусочек, какой-нибудь один эпизод…

– Понимаете, у меня ребята просто живут этим сценарием, – попыталась объяснить Алька. – Герои списаны с них, но чуточку лучше. Более искренние, открытые, дружные. И они теперь как-то тянутся, что ли, к этим своим двойникам, как трава к солнцу. Банальное, конечно, сравнение…

– А, может быть, и не нужно с ним ничего больше делать, раз они уже им живут? – спросила девчушка лет восемнадцати. (Алька вспомнила: на фестивале она крутилась возле сцены с камерой наперевес. Приняла её за корреспондентку с областного телевидения. А та, как оказалось, «местная» – снимала кинохронику для истории студии.) Сразу, сгоряча, Альке это её высказывание показалось нелепым. Но потом – в автобусе, по пути домой – она пораздумывала и поняла: права ведь бойкая операторша. Вдруг фильм не удастся, и вместо живой, трепещущей и осязаемой истории-сказки выйдет унылая абстракция? Что тогда? Ухватиться за слишком сложное, не по себе, дело и испортить – это так просто. Остановиться на полпути, когда точно знаешь, что не осилишь, – тяжело, но это более мудрое решение. Надо повернуть энергию ребят в другое русло. Интересуются киноискусством – пусть пишут сценарии короткометражек. А церквушка из красного кирпича всё равно останется общей мечтой. Может быть, они когда-нибудь вместе построят её.

Был поздний вечер. Студийцы разбежались по домам. А Рэм не спешил уходить. Альке почему-то подумалось, что ему, наверное, и не надо никуда идти, что эта башня и есть его дом. Волшебники ведь почти всегда живут в башнях. А он, конечно, добрый волшебник. До автобуса оставалась уйма времени. Рэм расспрашивал про город, про ребят, про газету. И сам рассказывал – о своих детишках, о киношных задумках.

Вскипела вода в электрическом чайнике.

– Наливайте кофе, не стесняйтесь, – настаивал Рэм. Алька и не стеснялась. С раннего утра ведь крошки во рту не было! Она щедро насыпала в свою кружку содержимого стеклянной сахарницы, размешала кофе ложкой, отхлебнула глоток – и замерла в недоумении. Потому что напиток, которого она попробовала, оказался горячим рассолом. Алька не стала возмущаться, проглотила эту гадость. Но когда Рэм сам потянулся ложкой к стеклянному сосуду, сдавленным голосом предупредила:

– Это не сахар!

Рэм попробовал на кончике ложки, плюнул, чертыхнулся, схватил Алькину кружку, выплеснул кофе в раковину и приготовил новый. И после этого воскликнул:

– Но вы же только что спокойно пили этот солёный кофе! И ни один мускул на вашем лице не дрогнул. Почему?

– Из вежливости, – выдавила Алька. И тут он захохотал. Громче, наверное, чем все зрители в зале над Томкиными песенками. А, насмеявшись вдоволь и вытерев платком с ромашками выступившие в уголках глаз слёзы и пот с широкого лба, произнёс:

– Видите, сама жизнь подкидывает нам интереснейшие идеи. Чем не сюжет для комедийной ленты? Некий юноша, студент или что-то в этом роде, приглашает в гости девушку. Влюблённый, рассеянный от этого, он всё путает. Забыл, что у него в сахарнице соль. А девушка попивает кофеёк и нахваливает, потому что боится его огорчить. Что? Хорош сюжет, а?

– Хорош, – согласилась Алька и сама засмеялась.

========== 19. ==========

Через неделю она снова побывала в башне старика Рэма. На этот раз прихватила с собой близняшек, Кирюху и Митю. Генка не поехал – слёг с ангиной.

Всё прошло замечательно. Только ни про кофе с солью, ни про ребячью церковку никто ничего уже снимать не собирался. С жаром обсуждали сценарии-коротышки. Кирюшка набрался храбрости и прочёл свой (вместе с Генкой сочинённый) опус «Кошка шла по клавишам». Его разобрали по косточкам и растёрли в мелкую пыль. Главный аргумент против был: невозможно заставить кошку пройти по пианино. А чего её заставлять? Генкина Василиска бродит туда-сюда по чёрным и белым клавишам и чуть ли не собачий вальс вызвякивает. Так что, у ребят не текст, а сплошная правда жизни. Но оказалось (даже Алька со своим слегка начатым высшим педагогическим этого не знала), что правда жизни и правда художественного образа – это совсем не одно и то же. Вот так… А ещё киношные ребятишки хвастались, что начали снимать документальные ленты: про детей-музыкантов, детей-инвалидов.

После этой поездки Алька поняла, что сотрудничать с этой студией не получится. Надо или ездить на занятия раз в неделю (чтобы стать совсем своими), или… вообще никак. Да и у ребят, она заметила, поугас интерес к киношкам. И неудивительно: разговоры да разговоры, никаких конкретных действий. Даже камеру в руках подержать не дали.

Зато Митька начал строить церковь. Точнее – часовню, деревянную. Познакомился с плотником Егорычем, и они вдвоём принялись ладить сруб на берегу Волги.

========== 20. ==========

Снег превратился в слякоть. Идёшь – а под ногами серая каша. Алька засиделась у родителей допоздна, писала Тальке с Галькой сочинения по литературе. Два разных на одну тему, о любви и дружбе в лирике Пушкина. Ужас, когда у тебя две сестры и обе в одном классе! Потом лень было идти домой, и Алька заночевала у них. Утром – на работу. По каше. А сапоги, купленные в прошлом году, её уже просят, и очень настойчиво.