Текст книги "Первый день весны (СИ)"
Автор книги: Angelsneverdie
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Леголас непонимающе посмотрел сначала на отца, а потом на оленя. Том Бомбадил был его вымышленным другом. В детстве, когда никто не хотел с ним играть, Леголас утверждал, что познакомился с бородатым улыбчивым человеком, одетым в синюю куртку, жёлтые ботинки и шляпу с синим пером. Но Келейдур решил, что малыш всё выдумал. У Леголаса было бурное воображение, ему частенько мерещилось то, чего не было на самом деле.
– Его время в этом мире подходит к концу… – улыбнулся отец. – Как и моё.
– Ada, опять ты за своё! – нахмурился принц. – Ты спас Эрин Гален, мы с друзьями освободили Средиземье, Кольцо уничтожено, Саурона больше нет – все счастливы! Твоим лесам больше ничто не угрожает, а ты нужен своим сыновьям и внукам в Валиноре! Живым! Здесь для тебя ничего нет, только смерть! Твои деревья обойдутся как-нибудь дальше без тебя, а я нет!!!
– У меня четверо сыновей, – погладил сына по щеке отец с печальной улыбкой, – но один из них так и не повзрослел.
– Мне, конечно, не тысячи лет, как тебе, но я уже взрослый, хоть ты так и не считаешь! Если ты не помнишь, то напоминаю – мне шестьсот двадцать лет! Я уже давно не эльфёнок! – взорвался Леголас. – А ещё у меня три взрослых сына, смею напомнить! И они будут очень скучать без своего дедушки, а близнецы разнесут Валинор в щепки!
– Тебе шестьсот двадцать один год, Леголас, – невозмутимо поправил его Трандуил. – И я всё прекрасно помню. Я помню, как эльфы проснулись у озера Куивиэнен, как погасли Древа, а Луна и Солнце впервые взошли над этими землями, как этот лес был молодым, как зажигались и угасали на небе звёзды, все великие сражения… Я помню, как ты появился на свет, как впервые взял тебя на руки, твоё первое слово и улыбку, твои первые шаги, как ты ворвался в тронный зал прямо во время важного совещания и принёс мне птичку со сломанным крылом, чтобы я её вылечил, потому что это у неё остались детки в гнезде… Я помню, как ты доводил моих стражей до белого каления, чтобы проникнуть в мой кабинет и подождать там, пока я освобожусь, чтобы уложить тебя спать. Ты всегда сидел тихо, как мышка, пока я работал, но засыпал прежде, чем я успевал тебя уложить и прочитать сказку на ночь. Я помню, как ты две недели жил в конюшне и лечил ту проклятую лошадь, что увезла моего лисёнка из дома… Мне даже пришлось применить магию, чтобы вылечить её, ведь иначе ты не успокоился бы. Я помню, как ты убегал по ночам дырявить мои деревья, хоть я тебе и запретил стрелять из лука. Я помню всё, потому что это помнят Арон, Скадуфакс и один двуглавый тритон, которого тот, кто любил чёрный кофе с шоколадкой, прозвал Амротом…
Леголас со щемящей болью во взгляде посмотрел на отца, и тот тихо прошептал, нежно поцеловав сына в бровь:
– Я знаю, мальчик мой… Я бы всё отдал, только бы ты никогда не испытал ту боль, через которую прошёл я, потеряв твою мать. Я хотел бы приукрасить правду сливками и корицей, как горький чёрный кофе. Я хотел бы сказать, что пройдёт время и твоя любовь к нему станет слабее. Я хотел бы сказать, что если ты будешь любить и помнить его, он будет жить вечно… Но это ложь, Леголас. А правда заключается в том, что любимые умирают, и это неизменная часть жизни, равно как и то, что одиночество – это вечный спутник смерти, малыш.
– Ada… – задыхаясь от боли, прохрипел принц и прижался к отцу, как испуганный эльфёнок в поисках защиты. – Пожалуйста… Я не позволю тебе умереть!!!
Но тот лишь грустно усмехнулся и погладил старого друга по шее.
– Покажи ему, Арон… Время пришло, – прошептал оленю Трандуил и посмотрел куда-то – сквозь Леголаса – остекленевшим от боли взглядом.
Леголас обернулся. Невесомые пушистые хлопья е адали с неба, устилая белым саваном древний лес. На поляну вышли два эльфа, и принц обомлел – то был его отец, но гораздо… гораздо моложе, и та, чьё лицо он видел лишь во сне, да в видениях Зеркала. Юноша и девушка остановились посередине поляны, и их вышел встретить прекрасный в своём великолепии Арон. Благородный олень преклонил голову пред своим Королём, и юный Трандуил ответил ему тем же.
– Эллериан, если ты решишься связать свою жизнь со мной, то ты должна знать, на что обрекаешь себя. Ты уже знаешь историю моей семьи и знаешь, кто я такой на самом деле. Я говорил тебе, что моя магия – это дар, но мой дар – это не только огромная ответственность, но и проклятие. Моя Корона – не просто символ власти, это терновый венок. Буквально. Мы неотделимы друг от друга. Если ты выйдешь за меня, то разделишь со мной это бремя и наденешь такой же. Этот лес станет твоим другом, домом, подданным и… саркофагом. Надевший Корону из листьев, снять её уже никогда не сможет.
– Значит, мы уйдём вместе, как мы того всегда и хотели… Я разделю с тобой жизнь, сколько бы нам не было отпущено, и это бремя. Ты не один, любимый…
Трандуил резко взмахнул рукой, прогоняя непрошеное воспоминание, и снежная буря проглотила наивных влюблённых.
– Быть Королём значит быть одному, Леголас, – зелёные глаза снова стали холодными и непроницаемыми, как осколки стекла. – Никто из моих сыновей или внуков не наденет Корону! Она сгорит вместе со мной.
– Ты не можешь… – в ужасе выдохнул Леголас и умоляюще посмотрел на грозного Лесного Короля.
– Я должен, Леголас, – устало улыбнулся Король. – Я прожил долгую жизнь и готов уйти. К тому же… я не хочу прожить все эпохи мира без неё.
– Ada, прошу тебя… – взмолился сын. Слёзы заструились по точёному личику. – Я… не справлюсь один. Ты нужен мне, и мальчикам, и Галурону, и Келейдуру, и его девочкам…
– Я назвал тебя Лайквалассэ – зелёный листочек, – строго посмотрел на сына отец. – Но вовсе не потому, что видел в тебе моего покойного сына Элвира, как все подумали. В день, когда ты появился на свет, я принял решение, что больше ни один из моих сыновей не повторит мою судьбу или судьбу моих отцов. Я дал вам жизнь, а теперь дарю свободу, которой я сам никогда не знал. У вас впереди долгая жизнь, проживите её так, как сами того захотите, а не так, как должно… Вы никому и ничего в этой жизни не должны.
– Может, остальные твои взрослые сыновья и смирились с этим твоим идиотским решением, а я нет! – заорал сын, глотая слёзы. – Я не позволю тебе сделать это!!! Это неправильно!
– Леголас, мы с тобой дефективные, забыл? – грустно улыбнулся Король и погладил сына по волосам. – То, что для всех других правильно, для нас противоестественно, и наоборот. Прими мой выбор и отпусти меня. Нам пора проститься, лисёнок. А тебе пора возвращаться домой к мужу и детям.
– И не подумаю! – всхлипнул сын и отвернулся, сжав ручки в кулачки. Совсем как в детстве. – Хочешь умереть? Отлично! Тогда я сгорю вместе с тобой! Со мной проклятие Валар канет в вечность!
– Лайквалассэ, я всё ещё твой Король, – строго одёрнул его Трандуил. – Если ты и дальше намерен вести себя, как строптивый эльфёнок, то я собственноручно свяжу тебя, как барана, и отправлю в Валинор!
Леголас метнул на отца взгляд исподлобья и нахохлился, как воробей.
– Лисёнок, быть взрослым значит уметь прощать, – смягчился отец, подошёл к Леголасу сзади и обнял его за талию, притянув упрямца к себе. Положив подбородок на макушку сына, Трандуил тихо сказал:
– Умение прощать – великий дар и ничего не стоит, как ни странно… В прощении есть магия. Магия исцеления. Как в прощении, которое даруешь ты, так и в том, которое сам получаешь.
– Я тебя давным-давно простил… – всхлипнул Леголас и уткнулся в плечо отца. – Ada, я люблю тебя и хочу, чтобы ты жил, чтобы ты был счастлив! Пожалуйста, живи. Я сделаю всё, что захочешь! Клянусь, я всё-всё сделаю…
– Ох, лисёнок. Ты уже столько всего натворил, что моё старое сердце может не выдержать, – отшутился отец. Леголас обиженно заворчал и снова надулся. Трандуил вздохнул и заставил сына посмотреть ему в глаза. – Я счастлив, малыш. А вот ты нет, потому что так и научился прощать, хоть уже давно вошёл в возраст. Этим ты пошёл в меня, – нежно улыбнулся отец и поцеловал строптивого мальчишку в макушку.
– Да простил я тебя! Сколько раз тебе повторить, чтобы ты поверил мне?! – взорвался Леголас и гневно топнул ножкой. В точности, как в детстве. Отец грустно улыбнулся и приподнял подбородок сына пальцем, заставляя посмотреть ему в глаза.
– Не меня, эльфёнок… Ты должен простить себя и свою мать. Ты не виноват в том, что произошло на том проклятом утёсе. Это был выбор Эллериан, а не твой или мой… Если бы ты сгорел в пламени Смауга, то с тобой умерла бы и вся магия Лесов Средиземья, а не только проклятие. Твой отец, твои братья, и души всех лесов Средиземья, ведь они неразрывно связаны со мной клятвой и магией, а я связан с ними.
– Значит, когда ты умрёшь, мы все высохнем, как тритончик!.. – ахнул Леголас и едва не рухнул в обморок, представив своих мёртвых высохших деток.
– Знаешь, порой я начинаю сомневаться в том, что ты мой сын, лисёнок… —озорно улыбнулся отец и вздохнул. – Твой Ada сделает всё правильно, дурачок. Со мной уйдёт проклятие нашего рода, магия никуда не денется, и никто не высохнет, как несчастный тритон Амрот. Он, кстати, так и не дождался обещанного поцелуя… Ай-яй-яй, ты разбил сердце ещё одному старичку, несносный мальчишка. А ведь ему было целых десять тысяч лет!
Трандуил звонко расхохотался, повернулся к сыну спиной и направился в сторону дворца. Величественный и прекрасный, не дотянуться, не прикоснуться…
***
Леголас и Гимли покидали Эрин Ласгален.
Прощание Принца и Короля было коротким и самым странным действом из того, что довелось повидать на своём веку Гимли. Отец и сын просто молча склонили головы друг перед другом, прижали кулаки к сердцам и протянули руки друг к другу, так и не соприкоснувшись даже кончиками пальцев. А с другой стороны, разве могут слова передать любовь, что живёт в сердце…
За всю дорогу от дворца до начала эльфийской тропы Леголас не проронил ни слова, а этот эльф болтал без умолку, Гимли это знал не понаслышке. Гном не стал надоедать другу пустой болтовнёй. Иногда полезно помолчать, чтобы тебя услышали. И исчезнуть, чтобы тебя заметили.
У западной границы леса Синда так резко остановил коня, что погрузившийся в свои мысли гном чуть было не свалился кубарем на землю. А в его почтенном возрасте это было чревато серьёзными последствиями!
Леголас бросился к какому-то кустарнику неприглядного вида и замер перед ним, как вкопанный. Принц закрыл глаза и прошептал:
– Я прощаю тебя, nana.
Древний лес вздохнул с облегчением – или Леголасу это просто почудилось – и осторожно разомкнул объятия, приглашая принца проследовать туда, где билось заключённое в камень сердце Эрин Ласгален. В цепях ядовитого плюща скрывалась статуя, покрытая мхом и испещрённая мелкими трещинками. Принц посмотрел на прекрасную, но безумно печальную деву и горькая слезинка скатилась по его щеке. Глаза, такие же, как у него, но неживые, остекленевшие, смотрели куда-то в сторону.
«В сторону!» – внезапно осенило Леголаса.
Принц осторожно отодвинул колючие заросли и в потухших синих глазах зажглись огоньки надежды. Там, у подножья статуи, лежало потемневшее от времени простое серебряное кольцо.
«Навеки твой, навеки моя», – медленно прочитал вслух Леголас и смачно выругался. Ну вот почему нельзя придумать что-то попроще! Вот что за эльфы такие его родители, всё у них не как у всех нормальных эльфов! А с другой стороны, они ведь и есть ненормальные, дефективные, противоестественные… Принц зажал кольцо в кулаке и печально поплёлся к лошади, где его ждал озадаченный Гимли.
– Эээ… А что это было, позволь спросить? – ступил на скользкий лёд гном, кивнув в сторону красивой статуи.
– Моя nana… Единственное напоминание о ней, на которое у отца рука не поднялась. Всё выбросил, представляешь? А что не выбросил, так сжёг. Ужасный характер! И кольцо обручальное выбросил, упрямец! Мне б второе такое найти… – эльф продемонстрировал Гимли колечко и грустно вздохнул. Где его искать-то? Он уже и на Стезе Мёртвых был, и в Мордоре, и в Фангорне, и в пещерах этих проклятых…
– Знаешь, когда я был маленький и купался с братьями в Андуине, то нашёл на берегу точно такое же. Мне почему-то показалось, что это очень важно, и я его всегда с собой таскал с тех пор. Хотел вернуть владельцу, но на нём всего одна фраза на эльфийском, странная какая-то… Поди его разбери, чьё оно. Оно мне заместо оберега всю жизнь было.
Гном порылся в походной сумке и, крякнув от удовольствия, выудил из неё серебряное колечко. Леголас выхватил его из рук Гимли и зловеще заулыбался. Должно быть, точно такое же выражение лица было и у Голлума, когда он наконец-то вернул себе то Кольцо, потому как Гимли с некой доли опаски покосился на него и начал нервно озираться по сторонам в поисках какой-нибудь живой души. И принц не сдержался.
– Моя пре-е-елесть… – с демоническим оскалом Леголас погладил ободок серебряного колечка.
– Да забирай ты его себе, шизанутый эльфийский князёк! Сдалось оно мне! Глаза бы мои его не видели! – гном был тёртый калач. Пофигу кольцо, жизнь дороже! Сколько бы ему там не осталось!
– Ой, видел бы ты своё лицо сейчас, Гимли! – заржал Леголас и взлетел на коня, как на крыльях. Гном выругался на Кхуздуле и надулся. – Слушай, а у тебя родственников в Серых Горах случаем нет? А то что-то в горы меня потянуло… Во мне, кстати, есть кровь дракона, так что это практически возвращение на родину предков…
Через пятнадцать минут непрекращающегося ни на секунду словесного поноса Гимли уже начал скучать по тому молчаливому и тихому эльфу, с которым он покинул дворец Лесного Короля.
====== Глава 8. Навеки мы – наши ======
Леголас стоял на выжженном утёсе и смотрел на ту, что когда-то предала его любовь.
Вопреки его ожиданиям, найти этот проклятый утёс не составило большого труда. Горный народ обходил гиблое место стороной, ведь здесь каждую ночь появлялась бестелесная тень прекрасной и невообразимо печальной эллет и смотрела на северо-восточную часть великого леса, где правил великий и могущественный Лесной Король. А на рассвете падала в морскую пучину. В общем, зрелище не для слабонервных.
Одни говорили, что это невеста, потерявшая своего жениха и покончившая жизнь самоубийством. Другие считали, что это дух горы. Третьи полагали, что она проклята за то, что убила своего жениха. Многое говорили… Но в толках мало правды, лишь домыслы да сплетни.
Юный Синда долго всматривался в очертания силуэта, пытаясь запечатлеть его в памяти навечно. Он никогда не видел лица матери. Лишь в глади Зеркала Галадриэль, да во снах… Вот бы она обернулась и посмотрела на него. Хотя бы один единственный раз. Глупое желание и, наверное, оттого самое сокровенное.
Леголас медленно вышел из тени, в которой простоял все эти долгие часы в ожидании той, о которой горный народ слагал легенды.
– Nana, – еле слышно прошептал сын.
Синие стеклянные глаза уставились на юного Синда.
– Он там совсем один, – тихо ответила эллет и снова обратила свой взор в сторону замка Лесного Короля. – Наш Король несгибаемый, как древний дуб в чаще Эрин Гален. Но даже ему нужна estel. Тебе нужно вернуться домой, Листочек.
– Я вернулся домой, nana, – со слезами на глазах ответил сын. – Но ты права, нашему Королю очень нужна estel. Ты его estel, nana. Это ты должна вернуться к нему, а не я.
– Я не могу найти дорогу к нему. Он забыл меня, – печально вздохнула Эллериан и с тоской посмотрела на дворец Короля.
– Он не забыл, nana, – заверил её Леголас. – Это просто ты забыла. Но это ничего, я напомню тебе, и ты всё вспомнишь. В день вашей свадьбы вы дали друг другу клятву: «Навеки твой, навеки моя. Навеки мы – наши».
Эллет резко обернулась и посмотрела на юного принца. Её глаза больше не были затянуты белой поволокой, а по бледному точёному лицу струились горькие слёзы.
– Не плачь, nana. Всё хорошо. Я тебя прощаю. А ты, пожалуйста, найди дорогу к нему.
– Мой маленький зелёный листочек… – с нежностью посмотрела на сына Эллериан и растаяла в первых лучах солнца.
Леголас вытер одинокую слезинку, скатившуюся по щеке, и положил два потемневших от времени серебряных кольца на край обгоревшего каменного утёса, у подножья которого плескалось бескрайнее море.
Любовь она такая же как море. У моря иногда хороший характер, иногда плохой, и невозможно понять, почему. Ведь мы видим только поверхность воды. Но если любишь море, это не имеет значения. Тогда принимаешь и плохое, и хорошее...
«Давным-давно близ северо-восточной границы великого леса жил-был могущественный и прекрасный Король эльфов Трандуил. Говорили, что обладал Лесной Король невиданной силой, будто лес был его глазами и ушами, деревья – верными союзниками, а сам он обращался то ли в лиса, то ли в белого оленя. Жил Король глубоко под землёй в пещере, состоявшей из многочисленных залов и ходов и служившей ему и королевским дворцом, и сокровищницей, и крепостью, там же была и мрачная темница, куда кидали пленных по его приказу. В самом сердце пещеры, в просторном зале с высокими колоннами, вырубленными прямо в скале, на резном деревянном троне, увенчанным раскидистыми рогами благородного оленя невиданных размеров, восседал Король эльфов. Поговаривали, что был он неравнодушен к украшениям, нарядам и носил замысловатую Корону, менявшую своё обличие в зависимости от поры года. Летом она была украшена лесными цветами, зелёными листьями дуба и бабочками, которые казались живыми, хотя, возможно, так оно и было; осенью – ягодами и багряными листьями, зимой – веточками рябины, хвои и застывшими в вечности снежинками, а весной – алыми, как кровь, цветами и зелёными листями бука…».
Время эльфов подошло к концу.
Трандуил ощущал это в воздухе, чувствовал в воде, ощущал в земле… Мир безвозвратно изменился, и для магии в нём больше не осталось места, как не было в нём места для нескольких сотен лесных эльфов, решивших разделить участь своего Короля, как не осталось в нём места и для него самого.
Время шло, и тела эльфов, не пожелавших покидать Эрин Ласгален не могли больше совладать с внутренним огнём души. Один за другим его подданные покидали этот мир, пока в древнем лесу не осталось никого, кроме Трандуила и его верного дворецкого. Впрочем, Галеон оставил своего Короля вчера на закате, и Король-Синда знал, что этот рассвет станет для него последним.
До восхода солнца оставалось всего несколько часов. Держать лицо больше было не перед кем, а стало быть можно было просто побыть самим собой. Хотя бы в самом конце. Трандуил скинул с себя ненавистные тяжёлые одежды и снял опостылевшую Корону с веточками красной рябины, хвои и застывшими снежинками. Это был последний день зимы. Завтра весна вступит в свои права и Корона изменит своё обличие, впрочем, как и он сам.
Король посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся. Так-то лучше… Из Зазеркалья на него смотрел воин древности в доспехах из мифрила, серебряный плащ водопадом стекал с плеч, а на бедре висел любимый клинок. Никаких кос. Никаких колец. Никаких подвесок. Ничего лишнего. Лишь скромная диадема из мифрила украшала его чело. Воин ещё раз смерил своё отражение оценивающим взглядом и сбросил морок, скрывавший ужасные ожоги.
– Так лучше. Эффектно… – еле слышно прошептал Король, гордо вздёрнул подбородок и улыбнулся. Прихватив ненавистную Корону, Трандуил лёгкой походкой, как если бы тяжкий груз упал с его плеч, отправился в чащу древнего леса.
У него осталось ещё одно незаконченное дело.
Трандуил бродил по некогда густо населённому, а ныне опустевшему древнему лесу. Когда-то здесь раздавался смех эльфят, женщины пели песни и танцевали, а мужчины жарили мясо у костра и травили байки. Древние деревья почтительно склоняли кроны, отдавая дань уважения последнему из Эльдар Средиземья. Владыки Элронд, Келеборн, Галадриэль и Кирдан давно покинули эти земли, но они были всего лишь наместниками, а Король у них был один.
Извечный оппонент встретил его на поляне, там, где когда-то под светом ныне мёртвых созвездий совсем юные Трандуил и Эллериан принесли друг другу клятву. Благородный олень склонил голову в почтении, и Лесной Король ответил ему тем же. Корона легла к ногам духа Леса, а гордый эльф преклонил пред ним колено.
– Я сдержал клятву, Мастер. Пришло нам время проститься. Могу ли я попросить тебя о последней милости?
– Даже у приговорённого к смертной казни есть право на последнее желание, – ответил мудрый голос. Бирюзовые глаза с нескрываемым любопытством посмотрели на эльфа, склонившегося у его ног. – Чего желаешь, дитя? Звезду с неба, или, быть может, камни, что сияют ярче Света Древ… А, может быть, вернуть утраченное, ммм?
– О нет, что ты, Всемогущий… Я прошу лишь об одной скромной милости, – лукаво улыбнулся Трандуил, с трудом поднимаясь с земли. – Даруй моему младшему сыну крылья. Негоже птице по земле ходить.
– Каков наглец… – мрачно ухмыльнулся Арон. – Желание – одно, а крыла – два.
– Мастер, но ты же сам приложил руку к сотворению этого мира, тебе ли не знать, что крыла всегда два. С одним крылом особо не полетаешь, – насмешливо промурлыкал Король, едва заметно склонив голову набок.
– А что взамен?.. – хмыкнул Арон.
Трандуил поднял голову и встретился глазами с Мастером. Тот уже принял своё более привычное обличие. Теперь перед древним воином стоял отталкивающе прекрасный юноша с длинными седыми волосами, волевыми чертами лица и ледяными глазами цвета бирюзы. Юноша опирался подбородком на рукоять длинного боевого меча и с насмешкой смотрел на эльфа, склонившегося у его ног.
– Оленем тебе больше идёт, если хочешь знать моё мнение, Том, – усмехнулся Король. – Оболочка человека тебе не к лицу. Глаза выдают. В них нет ни капли любви или хотя бы толики милосердия.
– Разве меня должно интересовать мнение блохи? – оскалился юноша и болезненно поморщился. – Ну хорошо… Будут ему крылья. А не боишься, что солнце крылышки ему подпалит и падать с небес будет больно?
– Пускай. Всё лучше, чем по земле ползать, – безразлично пожал плечами Трандуил.
– Лучше, – согласился Арон и подтолкнул острием меча терновый венец, что сложил с себя Король, к эльфу. – Как тебе моя Корона? По размеру пришлась ли?
– Вполне сносно, – парировал Король. – Экстравагантна малость, ты не находишь?
– По Королю и Корона. Так, может, поносишь ещё? До Конца Мира? – мрачно промурлыкал ледяной красавец. В омуте бирюзовых глаз зажглись демонические огоньки.
– Отчего бы и нет. Я с ней, поди, сроднился уже, – вальяжно протянул Трандуил, с полнейшим безразличием разглядывая длинные пальцы. Ни один мускул не дрогнул на красивом лице эльфа.
Юноша протянул руку и погладил своё творение по обожжённой щеке.
– Тебе идёт. Я буду скучать по нашим беседам, дитя.
– Не могу сказать того же о себе, Всемогущий, – язвительно усмехнулся Трандуил. – Позволишь удалиться? А то весь в делах, знаешь ли, хотя ты знаешь…
– Ступай, бестия! – раздражённо махнул на упрямца Мастер.
Трандуил грациозно склонил голову, поднял с земли Корону и с довольной ухмылкой на губах уже было собирался направиться во дворец, когда властный жестокий голос окликнул его.
– Лесной Король… С террасы, что в королевском крыле, открывается чудесный вид на лес. Я бы выбрал эту часть дворца, чтобы встретить рассвет.
– Благодарю, Мастер, – обернулся Трандуил и обворожительно улыбнулся пугающе прекрасному юноше. – Именно там я и намеревался эффектно обратиться в пепел. Забегай поболтать, коль наскучит вершить судьбы детей твоих, о Божество. Я буду болтаться здесь неупокоенной душой и пугать сельчан. Присоединяйся! Будет весело!
Мастер скривил идеальный носик и фыркнул:
– Терпеть ненавижу это вульгарное обращение к моей персоне.
– Привыкай, о Божество! Мир меняется, тебе тоже пора, – поддел Мастера Трандуил и поспешил раствориться в ночи, от греха подальше.
– Зараза… – задумчиво вздохнул Мастер. – Даже как-то жаль разрушать такую совершенную оболочку.
Мастер обернулся прекрасным конём из породы Меарас и раздражённо встряхнул серой гривой, вглядываясь в темноту. Божеству были чужды сомнения и чувства. Валар просили помиловать, здравая логика требовала казнить. Но эта аномалия выбивалась из общей серой массы. И где только были его мозги, когда он позволил Валар пойти против устоявшегося порядка вещей?! Ох, уж эта его страсть к экспериментам.
Большинство его детей почему-то наивно полагало, что ему больше заняться нечем, кроме как беспокоиться об их благополучии. Но он и так дал им непозволительно много – жизнь и свободу выбора, а дети из-за своей инфантильности упрямо отказывались понимать, что за любой дар нужно платить. Но этот… Никогда не просил, ничего не боялся, не умолял. Даже зубки показывал… Забавный он, право слово….
«Казнить нельзя, помиловать…» – задумалось Божество. – «Казнить, нельзя помиловать! Но с кем же мне тогда вести конструктивную беседу, не с Валар же?! А что если? Ох, это опасное и соблазнительное слово «если»… .
Мастер расплылся в мрачной улыбке. Он испытывал некоторую слабость к непопулярным решениям, чего или кого бы они не касались.
Серогрив встал на дыбы и унёсся прочь. Он не любил смотреть, как горят его шедевры. Для грязной работы у него была старуха с косой. Надо признать, у Мандоса всегда было весьма странное чувство юмора.
Трандуил стоял на террасе в королевском крыле дворца, устремив взор на Север, туда, где поднимались заснеженные пики Серых Гор. Эру знает, чего ему стоило взобраться сюда по витиеватой лестнице. Но вид на лес с самой высокой точки дворца и вправду был великолепный. Идеальное место, чтобы завершить свой путь. Хотя Трандуил предпочёл бы завершить его на той поляне, но проклятое Божество лишило его этой роскоши.
Король посмотрел на Корону в своей руке, снял с головы мифриловую диадему, небрежно швырнул её в бездну и вернул терновый венок на его законное место. Сквозь серые тучи пробился первый лучик света и погладил измождённого стойкого Короля по щеке. Трандуил закрыл глаза и представил, что это её прикосновение.
Самовнушение – сильное и недооценённое оружие. Оно позволяет переносить практически любую боль и оглушающую тишину огромного пустого дворца. В какой-то момент в жизни Трандуила появилось слишком много тишины, так много, что казалось, будто ничего уже не изменится. Но самое страшное было даже не в этом, тишина давно перестала пугать его и даже почти устраивала, стала привычной, и, похоже, единственно возможной спутницей.
Тёплые руки обняли его со спины, а шею опалило горячее дыхание.
– Мне приснился такой странный и страшный сон, любимый, – прошептал ему в ухо нежный голосок. – Мне приснилось, что наш Элвир погиб…
– Всё хорошо, любовь моя, – хрипло ответил Трандуил, боясь обернуться, чтобы не спугнуть морок. Ну и пусть, что морок!.. Всё лучше, чем одиночество в первый день весны. – Это просто ночной кошмар. Келейдур, Галурон, Элвир и Леголас живы и в безопасности.
– Наш листочек стал таким красивым, – нежно улыбнулась Эллериан.
– И своенравным, – вздохнул Трандуил.
– Свободным… – поправила его жена.
– Скорее уж диким... Хорошо, дорогая, как скажешь, свободным, – не стал возражать древний воин, едва сдерживая болезненный стон. Как бы он хотел продлить это драгоценное мгновение, но его время утекало, как песок сквозь пальцы… Трандуил зажмурился, цепляясь за то, что осталось от некогда красивого молодого тела. Хлопья чёрного пепла разлетались по террасе, вальсируя с ветром.
– Открой глаза, Трандуил, – поцеловала желанные губы эллет. – Не бойся, ты не один, любимый мой. Я нашла тебя и больше никогда не отпущу. Навеки твой. Навеки моя. Навеки мы – наши.
Настал новый день. Весна вступила в свои права, потеснив холод и стужу, корона, сплетённая из зелёных листочков бука и алых, как кровь, цветов, с глухим стуком упала на мраморный пол, а ветер разнёс по бескрайним просторам чёрный пепел.
«Говорят, когда-то волшебство было повсюду, оно витало в воздухе, проникало в землю, просачивалось в воду… Но прошли века, короли умерли, королевства обратились в прах, а магия исчезла из этого мира. Правда, люди, что жили на границе древнего леса, утверждали обратное. Они верили, что магия никуда не ушла, а просто затаилась в самых укромных уголках Средиземья, не желая встречаться с беспощадной реальностью. Да и как можно было в этом усомниться, когда над древним лесом частенько висела двойная радуга, зимой на залитых солнцем полянах распускались луговые цветы, а летом, бывало, шёл снег, ветер-озорник напевал забытые мелодии без слов, вода нашёптывала что-то на странном языке, а древние буки и дубы тихо вздыхали и смеялись, как малые дети? Говорят, в том лесу нашли приют души влюблённых, разделённые при жизни, но сумевшие найти друг друга после смерти. И те люди, чьи сердца когда-то тронула магия любви, в этом не сомневались, ведь если любовь настоящая, то она не вечна».
====== Глава 9. Бремя вечности ======
В то утро Леголас проснулся за несколько часов до рассвета. Он всё пытался найти положение поудобнее и уснуть, но с животиком сделать это было весьма непросто. Тихо вздохнув, юный Синда выполз из огромной кровати, где мирно спал самый красивый и совершенный мужчина во всей Арде, и, завернувшись в тёплый плед, вышел из дому.
Для всех прочих эльфов стояла глубокая ночь, но Синдар умели различать самые первые серые лучики света, пробивавшиеся сквозь тёмные тучи. Необъяснимая тоска вела Леголаса туда, где море разбивалось о прибрежные скалы и завывало так, что юный Синда боялся сделать вдох лишний раз. Стихия сходила с ума, волны сражались с землёй и небом, молнии озаряли далёкий горизонт, а деревья из последних сил цеплялись корнями за благодатную почву.
На краю обрыва, держась за руки, стояли его братья и сыновья. Леголас молча встал с ними рядом и с тоской посмотрел вдаль. Последняя красная ниточка, связывавшая их с Средиземьем, натянулась до предела и оборвалась.
Наследники рода Орофера и Амдира синхронно подняли глаза к небу, и крупные тёплые капли упали на их лица. Само небо оплакивало последнего Лесного Короля Средиземья, того, кто родился и умер в первый день весны. И как и много тысяч лет назад море бесновалось, а природа сошла с ума. Но в этом хаосе и безумии, что творилось вокруг, была неуловимая эфемерная красота мгновения, которому уже никогда не дано повториться вновь.
– Леголас, на дворе буря, а ты бродишь по двору голышом! О чём ты только думаешь, безрассудный мальчишка?! – раздался хриплый голос за спиной, а тёплые сильные руки обвились вокруг сильно увеличившейся в размерах талии, замотав драгоценную тушку ещё в один толстый тяжёлый плед, как в кокон.
– О свободе. О силе. О бесконечности, – тихо прошептал Леголас, зачарованно наблюдая за безумством стихии. – Красиво и очень грустно, правда? Кажется, что скала такая несокрушимая, но это не так. Самая крошечная капелька ударится о каменную плиту и осыплется вниз, снова сольётся с волной, как будто никогда и не терпела поражения, и ударит снова. И снова. И так до тех пор, пока вода не подточит камень, и он не превратится в гладкую гальку. Море невозможно обуздать. Оно упрямое, дикое, но свободное.
