Текст книги "Dream in the fragments of the heart (СИ)"

Автор книги: Angel of night

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Это я попросил, мне нужен был камешек. Дверь подпереть, – мямлит Хеймитч, держась за стенку, чтобы не упасть. Количество алкоголя, которое он выпил, становится сразу же понятно мистеру Хоторну по нелепому вранью главного по отряду.

– Хватит! – рявкает директор, да так громко, что я аж немного подпрыгиваю. – Я видел эту сладкую парочку на берегу. Развели тут, понимаешь ли, – он рвет в руках какой-то листочек и бросает клочки в сторону. Я инстинктивно захожу чуть за Пита, чтобы не попасться под гневный взгляд. – Ваша работа следить за детьми, но на деле они гуляют непонятно где, а вы пьете литрами. Уволен! – я хочу возразить. Каким бы Хеймитч ни был пьяницей, увольнения он не заслуживает, но мой пыл угасает под звереющим взглядом Хоторна. – Вы двое. Чтобы завтра же утром собрали свои вещи и вон отсюда! – он окидывает нас презрительным взглядом и спешит удалиться.

– Тогда почему ваш сын все еще здесь? – неожиданно вырывается у меня. Хотя, с другой стороны мне уже нечего терять, раз меня все равно выгнали. Мужчина удивленно поворачивается, Хеймитч крутит пальцем у виска, на Пита я не смотрю, но уверенна, он тоже не доволен моей выходкой.

– Не понимаю о чем ты, – быстро говорит он, хотя, конечно, его оповестили о том, что случилось, притом в мельчайших деталях.

– Я ведь дома и в полицию могу пойти, – как бы невзначай бросаю я. – Это ведь почти убийство. Кто знает, как бы все сложилось, не приди Пит? – вспоминаю, как перепугалась, невольно начинаю дрожать сейчас, но голос остается твердым. – Ах, да, – делаю вид, словно вспомнила что-то важное, хотя, так и есть. – Ножевое ранение. Многие это подтвердят, – рассуждаю я. И это все на самом деле так. Пит, Джоанна, Финник, да, та же медсестра, все видели кровоточащую рану, на которую пришлось накладывать швы.

– Бегом в комнату, но чтобы больше не видел вас в неположенное время, в неположенном месте, – я удивленно смотрю на него. Неужели, сработало?

– А Хеймитч? – спрашиваю я, ведь его уволили из-за нашей прогулки, кто знает, разозлился бы так на него отец Гейла, не выйди мы из комнаты.

– Пусть работает до конца смены. Потом хватит. Надоели мне его пьянки! – после чего он удаляется слишком быстро, видимо, опасаясь того, что я захочу чего-то еще. Но мне хотелось, чтобы Хеймитча оставили тут работать до того момента, пока он сам не захочет уйти.

– Спасибо, – чувствую руку на плече, как только хочу что-то возразить. Повинуясь внезапному порыву, отдергиваю плечо и бегу внутрь.

В комнату нельзя, на улицу, даже на пляж лагеря, сейчас выходить не стоит, так что быстрым шагом добираюсь до подоконника, забираюсь на него с ногами, утыкаюсь лицом в колени и даже не пытаюсь унять истерику. Почему-то только сейчас до меня доходит весь ужас произошедшего.

Меня почти исключили. Исключили. Просто повезло. Меня начинает бить мелкая дрожь, слезы прокладывают дорожки на моих щеках, оставаясь мокрыми пятнами на коленях. Еще немного, на секундочку бы растерялась, у меня бы даже шанса спеть не было. Сама в колледж я в жизни не пробьюсь. Там нет знакомых моей семьи, я не дочь влиятельных людей, наша семья не такая уж богатая, а из лагеря меня бы выгнали, хорошая была бы характеристика. Прогнали бы моментально, им нарушители правил не нужны.

– Китнисс, все уже хорошо, – рука вновь касается моего плеча, но на этот раз она принадлежит Питу. Мне жизненно необходимо сорвать на ком-то скопившиеся эмоции и парень для этого идеально подходит.

– Нет, не хорошо! – опускаю ноги от лица, тут же чувствую неприятное ощущение вокруг глаз. – Из-за тебя меня чуть не выгнали! – звучит через чур эгоистично, это я понимаю буквально в ту же секунду, в которую слова вылетели с моего языка. Во-первых, идти или не идти – было только моим выбором, во-вторых, выгнать хотели и его тоже. Но, не смотря не то, что я понимаю свою неправоту, останавливаться не входит в мои планы в ближайшие несколько минут. – Из-за тебя я вечно попадаю в неприятные истории! – ищу еще аргументы. Таких историй было всего две, та, что произошла буквально только что и Хоторн с ножом у моего горла.

– Китнисс, ты чего? – Пит стоит в недоумении, а я не могу себя остановить, хотя здравый смысл откуда-то из глубин сознания кричит мне замолчать.

– Ничего! Не хочу иметь с тобой ничего общего! – почему-то мне ужасно хочется кольнуть его как можно больнее, хотя Пит и не делал мне ничего плохого.

– Да что происходит? – Пит слегка сжимает мое плечо, и начинает злиться, я это вижу по приподнятой левой брови. Так он делает либо специально, чтобы рассмешить меня, либо когда очень зол. Надо остановиться. Надо промолчать. Надо просто обнять его, он поймет, что я слишком расстроена и без лишних слов уложит спать, как ребенка.

– Просто мне надоели наши отношения, – говорю я фразу, которую сама боюсь услышать от него.

Его взгляд меня добивает. Зачем я устроила все это? Зачем накричала? Еще не поздно, он еще не ушел. Надо извиниться. Но, подняв взгляд на него, теряю дар речи. В глазах смешалась боль и горечь. Наверное, он чувствует то же самое, что и я, когда подслушала тот разговор, вот только тогда Пит лгал.

– Да пошла ты! – он толкает меня в плечо, которое только что сжимал в руке, достаточно сильно для того, чтобы моя спина коснулась стекла. Я не ударяюсь, но становится больно. От того, что обидела ни за что, от того, что он расстроился, от того, что он меня послал, толкнул, чего никогда не делал: он достаточно терпелив, чтобы держать себя в руках.

– Пит! – слишком поздно, я кричу в пустоту, он уже хлопнул дверью общей душевой: на каждом этаже они были на всякий случае, если вдруг кто-то займет ту, что в комнате надолго, или сломает.

Ругая себя, не замечаю, как оказываюсь в комнате, забыв о Джоанне, о Финнике, о том, что они собирались сблизиться. На деле, они уже спят, почему-то на разных кроватях. Мне казалось, что я застану их в обнимку на месте, скорее всего, Финника. Может быть поссорились?

Мне не хочется долго думать об их разногласиях, хотя бы потому, что было бы неплохо разобраться со своими. Не знаю, почему я оказываюсь на кровати Пита, а осознаю это спустя только пять минут, но я настолько раздавлена, что не в силах пошевелить пальцем, не то что перелечь куда-то.

– Эвердин, ничего не перепутала, – рассерженный голос Пита вырывает меня из пелены сна, в которую я почти окунулась.

– Ложись на мою, – предлагаю я. Голос чуть хриплый, а говорить сложно из-за кома в горле, только сейчас понимаю, что все это время я не дремала, а плакала. Скорее всего, Пит не заметил, я лежу к нему спиной, к тому же, он может подумать, что голос хрипит из-за того, что я спала, а шепотом, потому что боюсь разбудить друзей.

– Ну, знаешь, это моя кровать, так что извини, но я буду спать тут, – чувствую, как кровать справа от меня прогибается под его весом.

Он какое-то время сидит, нагнувшись к ногам, наверное, развязывает шнурки на кедах. Потом я чувствую минутный холодок по спине: Пит отодвинул край одеяла, затем меня окутывает тепло человеческого тела, он меня не обнимает, даже отвернулся, делая обиженный вид, но кровать слишком узкая, так что хотим мы того или нет, но наши тела плотно соприкасаются. Своей спиной я отчетливо чувствую его сильные руки, которые умеют обнимать с любовью, мои холодные стопы касаются его теплых ног, и постепенно они согреваются. Мне кажется, что Пит меня выгонит, но утекают минуты, а он молчит. В итоге я расслабляюсь и, думая о том, как лучше извиниться, засыпаю.

Успеваю поспать лишь несколько минут, потом просыпаюсь, будто от толчка, Пита рядом нет, дверь открыта и из освященного коридора в комнату попадает полоска искусственного света. Откинув одеяло, бреду к свету. Выйдя в коридор, чувствую непонятную тревогу, будто я не туда попала, или сейчас должна быть не здесь. На всякий случай оглядываюсь, проверяя, не смотрит ли кто на меня, но вместо надзирателей замечаю силуэт человека, стоящего на подоконнике. Бегу в его сторону, расстояние кажется длиннее обычного, шаги отдаются эхом, происходящее представляется чем-то странным.

Наконец, я могу различить человека. Это мой Пит. Хочу потянуть его за ногу, чтобы не дать совершить глупость, но мои пальцы хватают воздух. Я опоздала буквально на секунду. Но этой секунды хватило, чтобы убить его. Он уже летит вниз, и я понимаю, что его уже не вернуть.

– Пит! – я снова кричу в пустоту, снова коридор пустой, Пит снова ушел, только теперь нет и шанса, что он выжил, как тогда, когда я думала, что самолет разбился вместе с ним. Он умер. Его больше не вернуть. Я больше никогда его не увижу. И что самое мерзкое во всем этом, так это то, что в его смерти виновата я. Мои тупые скандалы на пустом месте.

Я кричу его имя, сидя на холодном полу и никто не приходить на звук моей истерики, но так лучше, я не заслуживаю ни внимания, ни того, чтобы меня кто-то успокаивал. И самое главное: я никогда не заслуживала Пита.

========== Глава 22. И когда ты уезжаешь? ==========

Комментарий к Глава 22. И когда ты уезжаешь?

Ох, чувствую, Кри, Рина и Яна меня покалечат, ну да ладно.

Так. Следующая глава еще будет милая, премилая, а вот потом.. ехехе…

Жду ваши отзывы)

Приятного чтения)

Ваш Ангел)

Пространство начинается искривляться, то растягиваюсь, то вновь возвращаясь к прежнему виду. Цвета изменяются от ярко-малинового до сине-фиолетового. Зажмуриваюсь на несколько секунд. Чувствую чьи-то руки, холодную простынь под собой. Скорее всего, я потеряла сознание, и меня перенесли в комнату. Все, наверное, уже знают о случившимся. Меня никто винить не будет, вряд ли вообще кто-то в курсе нашей ссоры, этого не видел даже Хеймитч.

Не хочу чьих-либо успокаивающих объятий, так что неуклюже выбираюсь, даже не соизволив посмотреть, кто такой сострадательный. Чтобы ни один человек в этой комнате не увидел моих слез, переворачиваюсь к стенке и для уверенности накрываюсь с головой одеялом. Дышать через несколько секунд практически нечем, но это для меня хорошо, дышать я сейчас не очень хочу.

– Ну что опять? – слышу недовольный сонный голос Джоанны, наверное, ее разбудили, чтобы она успокоила меня, но еще не успели сообщить. Мейсон больше всего на свете ненавидит, когда ее будят, особенно посреди ночи.

Слышу голос Финника, но не понимаю, что он говорит, кажется, он о чем-то спорит с моей подругой, потом я слышу какую-то возню. Щелчок говорит о том, что кто-то включил свет.

– Вы опять поругались? – спрашивает Финник. Я качаю головой из стороны в сторону, вряд ли они заметили мое движение, я ведь зарылась с головой под одеяло. – Чего ты плечами жмешь? После каждой вашей ссоры весь лагерь просыпается от криков, – я уже хочу вылезти из-под своего укрытия и объяснить, что причина моих слез вовсе не наша с Питом ссора, но меня прерывает голос, который я не надеялась услышать.

– Ложитесь спать, я с ней поговорю, – это совершенно точно голос Пита. Слегка уставший, измученный, но его, перепутать с кем-то другим я никак не могла.

Отлично, галлюцинации. Он будет меня преследовать каждый день, обвинять в том, что случилось. Ненавидеть. Мешать жить, если мое существование после его смерти вообще можно было бы назвать жизнью. Закрываю уши руками, чтобы не слышать до боли знакомого голоса, на всякий случай зажмуриваю глаза, хоть я и нахожусь под одеялом, скрывающим свет.

Рука, которая я, уверенна, принадлежит ненастоящему Питу, ложится на мое плечо, я слышу неразборчивые слова, которые, скорее всего, призывают меня посмотреть на него, но я не хочу. Не могу.

– Нет, пожалуйста, не надо, – умоляю я трясущимся от слез голосом, сворачиваясь в калачик. Одеяло летит в сторону. Его рука уже пытается оторвать мою ладонь от лица. Или не его? Я четко слышала его голос, но призраки ведь не могу прикасаться к предметам, а тем более откидывать одеяла. Нерешительно открываю глаза и тут же отшатываюсь, чуть ли не падая с кровати. Пит. Живой, невредимый, растерянный.

Я не могу понять, что происходит. Он не выглядит прозрачным или бледным, напротив, его щеки кажутся еще розовее, чем обычно. На нем серые штаны и майка, в которых он обычно спит. Волосы слегка влажные, все как каждый вечер перед отбоем, но.. как?

– Ты чего? – непонимающе спрашивает он, стирая с моей щеки слезу. Ладонь теплая, как обычно, ловлю ее, все еще пытаясь понять. Мысль все крутится, но я никак не могу дойти до нее. – Просто сон, – успокаивающе произносит он, и тут я понимаю.

Просто сон. Мне все это приснилось. Никто не пытался покончить с собой. Никто не умирал. Теперь понятно, почему коридор был длиннее, происходящее казалось странным, эхо слишком громким, почему менялись цвета, и как я оказалась у себя в комнате. Пораженная своей догадкой, я резко обнимаю Пита, стараюсь выровнять дыхание.

– Давай спать, – говорит он, укладывая меня не то же место, где я лежала, но я сопротивляюсь. Мне страшно снова закрывать глава: вдруг мне снова приснится его смерть, или то, что происходит сейчас – сон? Нет, я не могу закрывать глаза. Если это сон, пусть он не заканчивается никогда, а если нет, то я не сомкну глаза, пока это будет возможно. – Тогда пошли, тебе нужно подышать свежим воздухом. Там окно, – начинает говорить он, после того, как я покачала головой в сторону. Окно. Открытое окно. Совсем как в моем сне. Он хочет спрыгнуть.

– Нет! – вскрикиваю я. Джоанна, которая уже легла спать, недовольно посмотрела в мою сторону и вытащила из тумбочки плеер, Финник спит с ним каждый раз. Пит вопросительно приподнимает бровь. Я опускаю глаза вниз и пересказываю свой сон. – Я думала, ты умер, – шепчу, когда все уже рассказала. Пит, сидевший рядом, ловил каждое мое слово и теперь удивленно смотрит на меня, хотя я не могу понять, что его так удивляет? То, что я так реагирую на кошмары? Или то, что я плакала из-за его, как я думала, смерти?

– Обещаю, мы просто сядем, и я не буду прыгать, – говорит он и тянет меня за руку. Я сильно сомневаюсь, хотя прекрасно понимаю, что он говорит правду, но сны иногда сбываются.

Мы доходим до конца коридора, где находится окно, Пит открывает правую створку, меня тут же обдает прохладным морским воздухом, дышать становится немного легче. Он садится на подоконник с другой стороны, я устраиваюсь рядом и прижимаюсь к нему. Чувствую, как он дышит, слышу, как бьется его сердце. Это позволяет чувствовать, что он живой, поэтому еще пару часов я не выбираюсь из его объятий.

Мы молчим. В коридоре кроме нас никого. Время от времени за окном дует ветер, но из-за нашего положения нам дует не очень сильно. За окном начинает светлеть, меня клонит в сон, и я уже собираюсь попросить Пита вернуться в комнату. Но он первый прерывает молчание.

– Давно хотел тебе сказать, но никак возможности не было, – его голос заставляет меня вздрогнуть.

– Сказать что? – спрашиваю я. Не люблю, когда он начинает говорить загадками. Да и начало разговора не предвещает ничего хорошего.

– Есть один художник. Ты его вряд ли знаешь, но он замечательный, – Пит делает небольшую паузу, а я спокойно выдыхаю. Я-то уж подумала, что разговор будет касаться наших отношений и, конечно, первая моя мысль: неужели бросит? – Он был тут недавно и ему понравились мои картины. Он собирает группу и хочет проводить что-то вроде лекций. Это ненадолго, недели на три, но это большой опыт. И он позвал меня в Капитолий на эти лекции, – голос Пита спокойный, но я представляю, как он радуется.

– Ты молодец, – искренне говорю я. Я никогда не сомневалась в таланте Пита. Несмотря на свой возраст, он рисует невероятно. Приподнимаюсь, чтобы поцеловать его в щеку, но Пит меня останавливает.

– Если я соглашусь, то не смогу попасть на большой концерт, – грустно говорит он. Пит не выступает, к тому моменту он уже будет знать, зачислили его в колледж или нет.

Дело в том, что Пит обещал прийти в зал, чтобы поддержать меня. Мне гораздо спокойнее, когда он в зале, я смотрю только на него, волнение проходит. Но он же не может остаться только потому, что я хочу. Тем более, я уверенна он мечтал об этих курсах с того момента, когда только узнал о них. Нет, я не могу заставить его остаться.

– И когда ты уезжаешь?

– Двадцатого июля, – это не так уж скоро, но это за два дня до концерта, так что я просто не могу понять, почему все так несправедливо. Нельзя показывать, что я расстроена, а то Пит со своим благородством останется тут.

– Ничего, езжай, это ведь не последнее выступление, – я снова целую его в щеку, встаю и как можно быстрее направляюсь в свою комнату, падаю на свою кровать и стараюсь не плакать. Я такая эгоистка. Я хочу лишь одного. Чтобы он остался и не ехал на эти лекции. Но он поедет. Он поедет, не придет на выступление, а потом, остаток лета я проведу в одиночестве, в сотый раз прослушивая любимую песню.

========== Глава 23. Привет, студентка. ==========

Комментарий к Глава 23. Привет, студентка.

Песня: Christina Perri – The Words

Туфли: https://pp.vk.me/c629402/v629402904/221f6/MhCh3NQv54c..

Платье: https://pp.vk.me/c629402/v629402563/2689a/luf8yCr7piY..

Прическа: https://pp.vk.me/c629402/v629402038/22165/HPQAdX7TIgo..

Все, ребят, я постараюсь писать проду чаще, в ближайшие 4 недели это будет более чем возможно (на следующей неделе мой класс дежурит, а это означает, что многие уроки будут пропадать, т.е кол-во дз уменьшится, а потом последняя неделя. все мы знаем что такое последняя неделя. ну, а потом каникууулыыыы)

И еще маленький сюрприз. Если все получится, то 31 декабря вас ждет маленький подарочек в виде милого, снежного, уютного драббла)))

Жду ваши отзывы и пожелания

Спасибо за внимание)

Ваш Ангел)

Я сижу на не очень удобном стуле, терплю прикосновения Джоанны к моим волосам, периодически вскрикивая от боли. Время пролетело слишком быстро, я не успела заметить, как прошла неделя, две, месяц, не заметила, как пришел день показательного выступления подруги, которая поступила на инструментальное отделение, она неплохо играет на фортепиано, и, наконец, день отъезда Пита.

Мы прощались долго, я старалась не заплакать, он старался улыбаться, в итоге ничего не получилось. Из моих глаз покатились слезы, его губы вытянулись в прямую линию, мы, наверное, в тысячный раз говорили слова прощания, все никак не могли отойти друг от друга. Хотя, расставание продлится всего лишь три недели. Всего лишь? Наверное, это будут самые долгие три недели в моей жизни.

Он пообещал звонить каждый день. Он не сдержал свое обещание. Позвонил лишь раз, в вечер того дня, когда приехал. Сначала он рассказывал как ему в Капитолии, его звонок сопровождался множеством восхищений, я хотела как можно скорее туда попасть.

Еще немного, я спою, перетерплю август и буду учиться в самом престижном колледже. Спою ли настолько хорошо? Пит говорит, что мой голос самый лучший, меня возьмут, без раздумий возьмут, я же считаю многих гораздо талантливее себя, но спорить с Мелларком бесполезно, я сдалась и больше не убеждала его в своей бездарности.

Но позавчера телефон молчал, и вчера, и сегодня утром. Я, наверное, много сотен раз нажимала кнопку разблокировки. Звук не выключен, зарядка полная, «режим в самолете» случайно не нажимала. Что тогда? К вечеру вчерашнего дня решила позвонить сама. Может, у него закончились деньги на счету? Нет, трубку он не берет. Чуть позднее в тот же день я заметила, как Финник разговаривал по телефону. Спросив его, я узнала, что это был Пит, но почему он не хочет разговаривать со мной?

Джоанна, наконец, заканчивает возиться с моими волосами, и я облегченно выдыхаю. Кажется, она вырвала огромный клок, пока пыталась заплести какую-то прическу, сожгла примерно столько же, накручивая пряди на плойку, но надо признать выглядела моя голова бесподобно.

Смотрюсь в зеркало и невольно восхищаюсь своим внешним видом, что бывает крайне редко. Бежевое платье, доходящее до середины бедра, золотистый ремешок, который подчеркивает талию, за счет туфель на каблуках, ноги кажутся длиннее и стройнее, а прическа и макияж придают романтичность.

В общую комнату, где собирались все, кто должен выступать зашел человек, сообщает, что мы начинаем через пять минут, повесил порядок выступления и ушел. Тут нас всего лишь десять, в лагерь в этом направление приехало шестнадцать, но вчера был совет, каждый преподаватель (в лагере их несколько) высказывал свою точку зрения по поводу того или иного человека. У кого-то не оказалось голоса, у кого-то слуха, у кого-то не удалось развить ни того, ни другого.

Пробегаюсь глазами по листку с конца. 10 – не я, 8 – не я, 5 – та же история, я уже начинаю паниковать: может, моя фамилия была с теми, кого отправили домой, а я не услышала? Но тут мое сердце останавливается, моя фамилия первая.

– Китнисс Эвердин на сцену! – произносит тот же человек, что и заходил, судя по всему, пять минут назад.

В зале почти полная темнота, но я могу различить лица некоторых, кто сидит в первом ряду. Все преподаватели вокала, несколько учителей других направлений, безусловно, директор лагеря, смотрящий на меня с презрением, и, что странно, в первом ряду я замечаю Хеймитча, который показывает мне класс, стараясь подбодрить меня. Наконец, включается музыка.

All of the lights land on you

Ты в самом центре внимания,

The rest of the world fades from view

И весь остальной мир остаётся в стороне.

And all of the love I see

Прошу, прошу, скажи, что разделяешь

Please please say you feel it too

Всю мою безмерную любовь.

“– Китнисс. Прости. За все. У меня есть причины дружить с ними. Просто поверь. Давай забудем все. Я хочу, чтобы было как раньше. Помнишь?”

And all of the noise I hear inside

Меня тревожит шум голосов в голове,

Restless and loud, unspoken and wild

Беспокойных, громких, необузданных,

And all that you need to say

И чтобы все они утихли,

To make it all go away

Тебе лишь нужно признаться,

Is that you feel the same way too

Что ты разделяешь мои чувства.

“Ты мне нравишься. Уже три года нравишься.”

And I know

Я знаю,

The scariest part is letting go

Самое тяжёлое – открыться,

‘Cause love is a ghost you can’t control

Ведь любовь нематериальна, и её не сдержать.

“– Может, хватит? – серьезно спрашивает он без тени улыбки на лице.

– Хватит что? – спрашиваю, делая вид, что не понимаю о чем речь. Хотя нам обоим все предельно ясно. Между нами огромная пропасть.

– Может, хватит делать вид, что мы чужие люди?”

I promise you the truth can’t hurt us now

Правда не причинит нам боли, правда,

So let the words slip out of your mouth

Так что не сдерживай этих слов!

“– Пит, – начала я. Раз уж мы начали обсуждать наши отношения, то почему бы не уточнить вопрос с влюбленностью. – Просто друзья, – я старалась говорить мягче.”

And all of the steps that led me to you

Я столько шла к тому, чтобы быть с тобой,

And all of the hell I had to walk through

Столько испытаний пережито,

But I wouldn’t trade a day for the chance to say

Но я бы ни за что не отдала возможность сказать тебе:

My love, I’m in love with you

“Дорогой, я влюблена в тебя!”

“Еще долго лежим на моем ковре лицом к лицу и разговариваем. В какой-то момент я засмотрелась в его глаза. Очень красивый голубой оттенок. От зрачка узором тянутся черные линии, делая глаза еще более красивыми. Понимаю, что Пит уже ничего не говорит, он так же смотрит в мои глаза. Так мы лежали несколько минут, пока Пит не стал тянуться ко мне. В голове бьется лишь одна мысль – сейчас мы поцелуемся. В самую волшебную ночь, какую только можно придумать. Это ведь так романтично поцеловаться в новый год. Но нет. Еще бы доля секунды, но я отвожу голову в сторону, и его губы вновь касаются моей щеки. А такое можно свалить на дружеский поцелуй? Вряд ли.

– Прости, – шепчет он. – Я, пожалуй, пойду.”

And I know

Я знаю,

The scariest part is letting go

Самое тяжёлое – открыться,

‘Cause love is a ghost you can’t control

Ведь любовь нематериальна, и её не сдержать.

“– Забудем? Который раз ты об этом просишь, Пит? Забудем этот год, этот день! Что дальше? Я больше не хочу такой дружбы! Я устала притворяться, что между нами все так же, как год назад, – кричу я. Пит стоит и просто смотрит на меня, не в силах произнести слова.”

I promise you the truth can’t hurt us now

Правда не причинит нам боли, правда,

So let the words slip out of your mouth

Так что не сдерживай этих слов!

“– Китнисс, послушай меня. И не перебивай, – просит он. Я киваю и опускаю ноги, чтобы в случае чего я могла затормозить об пол, либо о самого же Пита. – Я не хотел, чтобы все так заканчивалось. С этого момента я буду твоим самым лучшим другом, – он выделяет последнее слово. – Честно, я буду рядом тогда, когда буду тебе нужен. Когда тебе весело, грустно, когда у тебя случится что-то хорошее, я порадуюсь с тобой, если что-то плохое, я поддержу, я буду рядом всегда. Пожалуйста, дай мне шанс, – просит он.”

I know that we’re both afraid

Знаю, мы оба боимся,

We both made the same mistakes

Оба повторили одни ошибки.

“– И когда ты ее бросишь?

– Сегодня или завтра.

– Чего тянул-то?

– Да сам не знаю.

– Может, передумал бросать?

– Я, что, – больной? Как же она мне надоела. Вечно о чем-то трещит, смеется как-то странно, на шею мне вешается…

– Ну, смотри.

– Да она самая ужасная. Как можно встречаться с такой уродкой? Вот Диадема – другое дело…”

An open heart is an open wound to you

Открытое сердце для тебя как открытая рана,

And in the wind of a heavy choice

И в тяжёлых раздумьях

Love has a quiet voice

Голос любви почти не слышен.

“– Я люблю тебя, – произносит Пит, а мне внезапно становится очень душно и жарко.

– И я, – слова вылетают быстрее, чем я успеваю подумать, но это чистая правда.”

Still your mind, now I’m yours to choose

Но успокойся, теперь я в твоей власти.

“– Китнисс, мне очень больно от того, что ты меня бросила.

– Тебе больно? – прерываю я его. – Тебе? Ты меня обманывал. ТЫ играл с моими чувствами! Ты выкинул в мусор все, что между нами было ради этого… этого… да я даже не знаю, как его назвать! Ты променял меня, ты предал меня. Ты врал мне, ты врешь мне сейчас! – кричу я, игнорируя слезы. Подаваясь внезапному порыву, я бью его ладонью по щеке. На ней отпечатывается красный след моей руки. – Тебе больно? – шепотом повторяю я свой вопрос и, не дождавшись ответа, я возвращаюсь в комнату.”

And I know

Я знаю,

The scariest part is letting go

Самое тяжёлое – открыться,

Let my love be the light that guides you home

Пусть моя любовь станет для тебя путеводной звездой!

“Говорить больше не о чем. Мы молчим уже несколько минут. Может, даже, полчаса, но я не хочу класть трубку, мне хочется слушать его дыхание. Мы не виделись меньше суток, но я уже скучаю. Что же будет к концу недели? А через три? В комнату заглядывает Хеймитч, говорит, что спать надо было лечь еще давно. Приходится прощаться с Питом.

– Подожди, – говорит он, когда я, попрощавшись, собираюсь нажать “отбой”. – Я. Я люблю тебя.”

And I know

Я знаю,

The scariest part is letting go

Самое тяжёлое – открыться,

‘Cause love is a ghost you can’t control

Ведь любовь нематериальна, и её не сдержать.

I promise you the truth can’t hurt us now

Правда не причинит нам боли, правда,

So let the words slip out of your mouth

Так что не сдерживай этих слов!

Свет в зале зажигается, мне надо подождать всего пару минут, пока комиссия решит подхожу ли я для обучения или нет. Комиссию составляют три человека: женщина средних лет приятной наружности, мужчина, наверное, ее ровесник, не самый приятный человек, которого я видела, еще один мужчина, но только пожилой. Все они перешептываются, пишут что-то в свои блокнотики и передают друг другу.

Я, пытаясь отвлечься, оглядываю зал. Разглядываю незнакомые мне лица, но тут мой взгляд цепляется за знакомые черты. Это… неужели это мама Пита? Она держит на руках трехлетнюю Прим, которая машет мне рукой, а рядом стоит моя мама. Расплываюсь в улыбке. Я-то думала меня никто не придет поддержать, а тут такая компания. Они смотрят на меня и счастливо улыбаются, киваю в знак приветствия.

Один из членов жюри – мужчина средних лет, – направляется на сцену, видимо, для оглашения результата. Сжимаю и разжимаю кулаки. Мне внезапно становится холодно, кажется, я вот-вот потеряю сознание. Пальцы слегка показывает, и я цепляюсь за край ремешка, чтобы унять это чувство. Секунды медленно тянутся, мужчина, наконец, доходит до микрофона и пробегает глазами по белому листу бумаги. Пытаюсь рассмотреть, что там написано, но это слишком далеко.

Он уже открывает рот, чтобы огласить результаты, вместе с этим мое сердце замирает, но тут на вес зал раздается громкое «подождите» тоненьким детским голоском. Все, включая меня и члена комиссии, смотрят на ступеньки, по которым неуклюже взбирается Прим с маленьким букетиком различных цветов.

Страх, сжимающий горло понемногу отпускает, и я расплываюсь в улыбке. Девочка, наконец, добирается до меня под умиленные вздохи, и я присаживаюсь, чтобы обнять ее. Кусочек Пита рядом, его маленькая сестра, и я чувствую себя более уверенно.

– Это Пит тебе передал, – шепчет она, не проговаривая некоторый буквы. Она сует мне в руки букетик и какой-то маленький листок. Быстрыми неловкими движениями я его разворачиваю.

«Верь в себя, я тебя люблю». Судорожно выдыхаю, встаю на ноги и киваю ведущими, давая понять, что он может продолжать. Он знал, что я буду волноваться. И он любит меня. Беру за руку Прим, представляя, что держу Пита и закрываю глаза, ожидая вердикта.

– Китнисс Эвердин! Примите наши поздравления. Вы зачислены в наш колледж! – зал взрывается криками, а я, наконец, открываю глаза.

Свет стал ярче или мне только кажется. Я еще не до конца осознаю, что произошло, но сквозь шум в мой мозг все-таки пробивается мысль, что мечта детства перестала быть только мечтой. Я стираю пару слезинок счастья, хочу обнять Прим, которая кричала поздравления громче всех, но меня подзывают на правый край сцены, чтобы отдать документы, так что мне приходится отправить девочку обратно в зал, где ее уже ждет мама.

Забрав ворох бумаг и диплом, я спускаюсь вниз, ища в толпе команду поддержки, но, не обнаружив их там, выхожу в коридор, и меня ослепляет солнечным светом, льющимся из окон. Замечаю тех, кого искала у одного из подоконников. Наши с Питом мамы весело о чем-то разговаривает, но, когда замечают, что я пришла, налетают на меня с поздравлениями и объятиями.

Бесконечно благодарю их, не могу поверить, что я все-таки пробилась, обнимаю маму, миссис Мелларк, кружу Прим на руках, вторя ее веселому смеху. Мама отошла собрать документы, которые мне выдали, кажется, он прочитала записку, которую мне передал Пит, да, и какая разница? Они ведь знают, что мы вместе.