Текст книги "Я-злой и сильный (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Зачем ты меня притащил сюда? Зачем мне это видеть? У меня НИКОГДА не будет таких денег! – его подбородок дрожал. Он пытался и никак не мог развернуть коляску, зацепившуюся колесом за ковер: – Идем отсюда!

Но ему навстречу в кабинет уже входила врач. Совсем не похожая на немецкого доктора, пожилая, усталая, она улыбнулась посетителям:

– Артём, извините, что опоздала… И вы?... – она вопросительно обернулась к Кэпу.

– …Алексей, – подсказал Тёма.

– И вы, Алексей, простите, ради Бога! – она села за свой стол, мельком просмотрела какие-то бумаги, потом подняла взгляд на поникшего Кэпа.

– Говорите, я вас слушаю. В каком году была ампутация?

Кэп молчал. Артём взялся отвечать за него: когда отняли ноги, почему неравные культи, какие случаются боли. Тёма знал всё, кажется, не хуже Кэпа, по памяти цитировал описание рентгена, говорил о состоянии суставов.

– Какой у вас был рост до ампутации? – спросила врач.

– Алёш… Рост? – обернулся Артём к Кэпу.

– Сто девяносто четыре, – безразличным голосом ответил тот.

Его заставили взвеситься, замеряли длину бедра и обхват культей. Врач стучала молоточком ему по коленям, потом обернулась к сестричке:

– Свет, один вакуумный вкладыш, один стандартный нейлон, голень – шесть, стопа – одиннадцать.

Сестричка кивнула, вышла в боковую дверь и через пару минут вернулась с протезами. Она опустилась перед Кэпом на корточки, опеленала его колени эластичными лентами, присоединяя вкладыши, закрепила в них чуднЫе, металлические как в кино про Терминатора, конструкции. «Ступни» протеза встали на пол и забытым, кажется даже, незнакомым ощущением толкнули чуть вверх Кэповы ноги. Медсестра подкатила ходунки:

– Вставайте!

– Что?...

Кэп словно впал в ступор. Всё, что сейчас происходило, казалось злым, издевательским сном.

– Вставайте, не бойтесь! Держитесь и – не упадёте!

Тёма сделал шаг к Кэпу, коснулся его локтя.

– Выйди отсюда! – отдернув руку, зашипел на него Кэп.

Врач подняла удивленный взгляд, но Артём не стал спорить и молча ушел.

– Вставайте! – повторила врач.

– Не сломаю? – спросил неуверенно Кэп.

– Нет. Смелей!

Он вцепился в раму ходунков, поднялся на сильных руках и почувствовал, как снизу его поддерживает непривычная опора. Голова Кэпа оказалась на огромной, как показалось в первый миг, недосягаемой высоте. Перед глазами всё поплыло. Он качнулся и зажмурился.

– Держитесь. Спокойно, спокойно! – сестра подхватила его под локоть. – Наклонитесь вперед.

Он оперся о ходунки, катнул их и потянул за ними следом ногу. Ходунки были устойчивыми. Он продвинулся метра на три, шаркая протезами по полу. Ему из упрямства хотелось считать, что всё – ерунда, его случай безнадежен, протезы не годятся, и он никогда не сумеет ходить. Но ноги, почти против его воли, вспомнили движения. Колени начали сгибаться. Особенно – правое, целое, оно легко подстроилось к опоре, стало выдвигаться вперед. Кэп с помощью сестры развернул ходунки и пошел обратно уже ловчее, делая шаг правой ногой и чуть подволакивая левую. В висках стучало, и хотелось смеяться.

– Вот это да, доктор! Это – агрегат! – проговорил он возбужденно.

Дверь вдруг приоткрылась, заглянул Артём:

– Лёш, мне позвонили: у нас в отделении плохо ребенку. Я – туда. Я позвоню вечером, ок?

Кэп кивнул. Румянец волнения заливал его щеки.

– Подходят? Удобно? – улыбнулась врач.

– Очень! – горячо ответил Кэп. Потом стушевался, смутился, придвинулся к своей коляске и сел: – Ну, снимайте!

– Я дам пробные вкладыши, понОсите дома. Если не будет аллергии на нейлон, протез будет проще и дешевле.

При упоминании денег Кэп вздрогнул, глаза его потухли. Он проводил глазами отсоединенные уже медсестричкой протезы:

– И сколько они стоят?

– Мы – просто консультанты. Я перешлю запрос в московский офис. Ответ передам через  Артёма Николаевича.

Когда Кэп выкатился на улицу, он был выжат, как лимон. После шестиметровой прогулки у него болели и дрожали мышцы, о существовании которых он успел забыть за безногие годы. Эмоции были подавляюще сильны. И Тёмки не было рядом... Он заехал за водкой. Первые сто грамм выпил прямо из горла на крыльце магазина. Остальное допил дома под какую-то нехитрую закуску. И заснул, избегая сегодняшних воспоминаний и не позволяя себе задаваться вопросом: будут ли когда-нибудь у него такие «ноги».

Проснулся он от сушняка. Помотал шумящей головой, потянулся к своему «разъездному» стулу, и вдруг понял, что он – не один. Обернулся, и – точно: рядом дрых Рыжик. Кэп улыбнулся, съездил на кухню, долго жадно пил, потом умылся холодной водой. Артём проснулся от его возни и ждал, взбив повыше подушку.

– Ты здесь откуда? – спросил Кэп, снова забираясь в постель.

– Я звонил, ты не взял телефон. Я испугался и приехал. Ты спал. …Ключи у меня есть.

– Ключи – да. И главное – нахальства полные штаны! – ворчал Кэп насмешливо-ласково. – Потащил меня к людям, ни о чем не предупредив. Потом сам слился. Ночевать приехал без спроса. Сопит здесь под боком…

– Мне уйти? – спросил Артём напряженно.

– Ага! Убежать! – Кэп притянул Тёму к себе, подсунул руку под его плечо, – Лежи, «уходильщик»! …Как малыш-то там? Что было? Всё нормально?

– Это не «малыш», это подросток, четырнадцать лет. Ему стало плохо после операции, давление сильно упало. Сейчас – в реанимации, но – жив. Я час назад звонил: уже лучше.

– Ок! – кивнул Кэп. Потом крепко зажал двумя ладонями Тёмкины уши и прошептал: – Я люблю тебя, Рыжий!

– Что? – Артём замотал головой, выпутываясь из этих объятий. – Я не слышал…

– Спи уже, говорю! – усмехнулся Кэп снисходительно.

* * *

Серёга позвонил – пригласить на день рождения.

– Можно, я приду с девчонкой? – спросил Кэп.

– Вау! Тебя поздравить? Приводи, заценим, – Серый зацокал языком.

– Губу закатай! – ухмыльнулся Кэп, стараясь сдержать сквозящую в голосе гордость.

Он написал Поле «вконтакт». Она долго тянула с ответом, отписалась лишь вечером:

«Лёшка, извини, но – дела!»

«Я – безутешен!» – напечатал он, и – «рыдающий» смайл.

А на следующий день в десять утра она сама позвонила на мобильный:

– Лёш, я – согласна!

– Замуж? – бойко спросил он.

Она хохотнула:

– Это – позже! …На день рождения согласна. Дарим что?...

Рыжий всё позволил. Вернее, нет. Он всё позволил БЫ, но Кэп решил: «всего» – не будет. После дня рождения он проводит Полинку домой и уедет.

– Жди меня здесь, понял? – строго говорил он Тёме. – И – не ревнуй! Ничего такого у меня с ней не будет. Усёк?

Тёмка кивал.

– Трахать буду ТЕБЯ. Дашь сегодня?

Снова – согласие.

«Господи, когда ты не давал!?» – улыбался Кэп про себя. – «Блин, бывает же Счастье на свете!»

Народу было человек двадцать: Ильяс с семьей, Кирилл с подругой, Серёгины одноклассники, Маринкины подружки, тёща, тесть… За столом было тесно, но весело. На низком продавленном диване Полину совсем прижали к Кэпу. Он обнимал ее, подкладывал в ее тарелку салаты и колбасу, со сдержанной улыбкой кивал друзьям на подмигивания и украдкой вскинутые вверх большие пальцы. Когда включили музыку, девчонки и кое-кто из парней пошли танцевать. Серый, Кэп и Кирилл разлили еще по одной. Нарядная Варька с большими бантами залезла к отцу на колени и потянулась к конфетнице:

– Папа, дай!

– Мама не велит! – пытался запретить Серёга.

Но «принцесса» наморщила бровки, звонкий голосок дрожал:

– Дай, папа! …Баба! Баба где?...

– Ладно! – сдался отец и положил перед ней трюфель и «Белочку». – Бабку-то не зови! Она как раз и заругает!

Варя враз угомонилась, начала крутить тоненькими пальчиками неподдающийся фантик. Серый развернул конфету, и ребёнок с вожделением вгрызся в шоколадную плоть.

– Бойкая такая! – улыбнулся Кирилл.

– Не то слово! В воскресенье в шесть утра встает и скачет. Маринка голову в подушку спрячет – спит. А мне приходится подниматься! – с улыбкой жаловался Серый. Он порядком выпил, и был в том настроении, когда хочется трепаться «за жизнь». – А год назад былоооо… Ей поставили диагноз: больные суставы. Прописали распорку носить. Мы пять месяцев мучились. Ее извели, сами переругались. Вспомнить страшно! А сейчас скачет, как зайчонок, правда?!

– Ты про что? – запыхавшаяся от танцев Маринка подошла за минералкой.

– Про шину рассказываю. Помнишь?

Марина кивнула:

– Доктору спасибо. Не он бы – беда!

Серёга, посомневавшись минуту, проговорил:

– И знаете, кто доктор? Год назад, помните, … – он проглотил неприличное слово, – …стоял с плакатом в День ВДВ. Лёх, помнишь, ты его чморил? Вот он и врач! Оказалось – нормальный мужик!

Кэп залился краской. Чтоб не выдать себя, он наклонился, будто стряхивая крошки с коленей. Кирилл ухмыльнулся:

– Серёг, а прикинь: он узнал бы тебя?

– Да он и узнал! – ответил Серый. – А сделал всё на совесть. И шину нам его папаша вытачивал, в аптеке не было размера.

Кэп не выдержал, прополз по дивану, перебрался по стульям к коляске:

– Пойду, покурю!

Полина, увидев это, пошла следом:

– И я! И я с тобой, Лёш!

Остальные деликатно остались на месте.

Они курили на лестничной клетке. Кэп, глядя снизу вверх, спросил:

– Поль, честно скажи: у тебя есть парень?

– Нет, – сказала было она. Потом посмотрела в его пытливые прямые глаза, смешалась, отвернулась к окну: – …Ты про «любовь»-то – всерьез говорил?

Кэп вздохнул:

– Знаешь, у меня никогда такой, как ты, девчонки не было: красивой, доброй, честной. Я был бы с ногами – женился! Но теперь – какой я жених?! Одни слезы. Я ж всё понимаю! Ты тогда утром ушла, телефон не оставила. Значит: или – не понравился, или – ты не свободна.

– …Да есть один придурок, – решилась, наконец, она. – Он на заработки ездит в Москву. А там ведет себя… в общем, не ангел. Мы с ним поругалась прямо перед Днем ВДВ, вот я и пошла с Олей на ваш праздник. И – у тебя оказалась. Потом мы с ним еще сто раз мирились и ругались… Но всё равно я боюсь, что у него в Москве кто-то есть.

– Хочешь, я с ним поговорю? Чтоб обижать тебя не смел, иначе – будет худо.

– Не! Ты его покалечишь, он – хилый.

– Ну, в случае чего – сбежит! – хмыкнул Кэп.

– Ха! Обижаешь! А как же – я с подножкой?! – улыбнулась она.

Они докуривали молча. И только когда возвращались в квартиру, Кэп затормозил коляску и взял Полю за руку:

– Ладно, не парься. Мирись с ним давай. А я – не пропаду. Я – злой и сильный.

– Ты – злой? – засмеялась она. – Ты трепло! Ты – надежный и добрый!

За столом готовились к чаю. Серёгина теща собирала опустевшие тарелки. Марина с Файкой всё еще трепались о здоровье детей. Кэп пробрался на прежнее место и, налив себе «белой» по край, выпил залпом.

«Надёжный?» – думал он про себя. – «Десантура своих не сдает?» «Да ты слился, Шумилин! Своего самого близкого, самого слабого – слил! Какая тебе цена после этого? На хрен вообще тебя спасали!?»

Налил еще, но пить не стал. Обернулся, дотянулся до Маринкиного локтя:

– Мариш, а я этого доктора знаю!

Голос его был громким и хриплым. Все, кто был в комнате, обернулись.

– Я ходил протезы примерять, так он в больнице был. Он ведь спец по ногам! Знающий врач. Но – проблемы у него…

Кэп выпил еще одну стопку. Глядя на него, Серый потянулся бутылкой по рюмкам:

– Эй, подставляйте!

А Кэп продолжал:

– Хороший врач, а – травят. От операций отстранили, дежурств не дают.

– Почему? – спросила Марина.

– Не знаю. Мне не доложили. Просто разговор услышал. А – жалко парня. Правда!

– Очень жалко! – кивнула Марина. – Мам, слышишь, это про Артёма Николаевича, который шину ставил. …И, знаете, он один раз в неделю специально начинает прием в семь утра, чтобы могли придти с нездоровыми детишками: хромыми, с ДЦП, со всякими сложными случаями. С такими, с которыми мамы стесняются. Даже нам с распоркой стыдно было, когда другие смотрят и пальцами тычут. Надо пойти к заведующей и сказать, что – замечательный врач! Такого прогонят, а потом не попадешь к хирургу!

– Не лезь не в свое дело! – прошелестела Тамара Федосеевна, расставлявшая по столу чашки. – Тебе еще ребенка лечить в этой больнице. Испортишь отношения – наплачешься!

Но против тёщиной позиции взвился Серёга:

– Что – сидеть под шконкой? Когда он нам был нужен – «ах, какой замечательный врач!», а как он всё для нас сделал – «на хрен, пусть топчут, главное – мы в стороне»?!

– Я бы сам пошел к заведующей. Но кто меня примет всерьез. Там же детское отделение, – проговорил Кэп.

– А я тоже пойду! – подхватил Серый.

– Такие вещи надо серьезно, – вмешался Ильяс. – Факты собрать, чтоб народу было больше.

– Я «мамочек» человек десять знаю, кто у него лечился и его хвалит! – завелась Маринка. – Мы подружились, пока детишек водили, общаемся. Я думаю, много кто пошел бы…

Тамара Федосеевна принесла торт, и тема за столом сменилась. Снова поставили музыку. Кэп ждал, пока Полинка наестся сладкого, и в разговоры больше не встревал. В груди теснились сложные чувства: он гордился, что смог заступиться за Тёмку, был благодарен друзьям за то, что не стали перемалывать языками прошлогоднюю историю, волновался: сумеют ли они собрать делегацию и пойти к главврачу и не напортят ли наоборот своим визитом!?

Уходили Кэп с Полиной одни из последних. Марина уже ушла укладывать Варьку. Серёга спустился вниз, чтобы помочь Кэпу «спрыгнуть» коляской с двух низких ступенек крыльца.

– Полин, ты – красавица! – улыбнулся он, прощаясь с гостьей. – В щёчку целовать не буду: у нас Лёха – «Отелло»! – потом повернулся к Кэпу: – Ты звякни завтра вечером. Подумаем, как доктору помочь. Ильяс сказал: может, Чегодаев с нами сходит? Помогать надо хорошим людям, чтоб потом самому в трудную минуту одному не остаться.

Кэп кивнул, пожал ему руку:

– Спасибо, Серёг! С днюхой еще раз! – и покатил к автобусной остановке, откуда нужный Полинке «тридцать восьмой» ходил в ее Володарку.

* * *

Артёму Кэп ничего не сказал раньше времени: чтоб отговаривать не начал и чтоб не опозориться, если ничего не выйдет. Но дело, на удивление, выгорело. Марина взбаламутила подружек. Ильяс Чегодаеву позвонил. Зам. председателя брянского Совета ветеранов был земляком Ильяса – из Казани, и Ильяс с ним общался на «ты». Чегодаев – правильный мужик: выслушал, поддержал, письмо помог составить. Марина с «подружками по поликлинике» подписи собрали: сорок три штуки!

В больницу пришли вдесятером: шесть тёток, Чегодаев, Кэп, Ильяс, Серега. В приемной главврача Кэп волновался. Страшно хотелось курить. А больше того – сбежать. Он уже почти жалел, что всё затеял. Главврач, увидев делегацию, удивленно вскинул брови. Опытным взглядом выцепил «вожака»: с Чегодаевым поздоровался за руку, остальным – кивнул. Марина начала читать письмо: о том, что Горобченко – хороший врач, а его отстраняют от работы, что страдают дети, что уже три операции отложили на неизвестный срок. «Требуем дать возможность самому лучшему доктору лечить наших детей», ну и всё такое прочее.

Главврач дослушал и нажал кнопку селектора:

– Позовите Сапунову и Горобченко.

Явились Артём в белом халате и ухоженная взрослая тетка с баджиком «зав. хирургическим отделением».

– Вера Леонидовна, что ж вы молодого доктора обидели?… – начал главврач добродушно.

– Что?! – вскинулась «главная хирургиня». – Вот как вы, Артём, стали действовать? Если чем-то недовольны, пришли бы ко мне и сказали. А тихушничать – подло!

Артём, опешив, сделал шаг назад. Кэп, кусая губы, набирал воздуха, чтоб сказать тётке в лицо всё, что о ней думает. Чегодаев выжидающе переводил взгляд с лица на лицо. И тут в атаку пошла одна из мамаш. Многодетная, горластая, она дала бы фору пятерым азартным мужикам:

– Нет уж, Вера Леонидовна, вы теперь нас всех послушайте! Моему сыну гипс ставил Горобченко, а когда его отстранили, мы лишнюю неделю пролежали в отделении, всё никто не мог нас на рентген отправить! А у меня ведь еще четверо детей!

Еще одна мамочка вступилась:

– У нас – ДЦП. Нас ложили планово, и Артём Николаич всегда «рефлексы» делал. А у Логинова мы пролежали десять дней на одних прогреваниях.

Вера Леонидовна насмешливо смотрела на ораторш, подбирая слова для отпора, но тут понесло Кэпа:

– Правда же, Логинов – полостной хирург. Зачем его на суставников ставить?! Операцию Даше Рыбиной должен был Горобченко делать, а – не дали!... И чем закончилось?!

Эти слова легко легли Кэпу на язык только потому, что Артём много раз повторял их дома. Но заведующая воззрилась на Кэпа с изумлением. Незнакомый дюжий парень без ног и с медалями так легко ориентировался в специализации хирургов ее отделения!?

– Артём Николаевич отстранен от ночных дежурств и не может наблюдать пациентов в ранний послеоперационный период. Потому он не делает операций.

Неожиданное и открытое заступничество Алёши вывело Артёма из ступора. Он с напором обернулся к заведующей:

– И почему же я не могу в ночную дежурить?

– А вы не знаете? – язвительно процедила та.

– Нет. Скажите вслух, при всех. Почему Логинов – может дежурить, Белова – может, а я – нет?

– Не знаете? – шипела она. – При всех сказать?!

– Скажите! – Артём  не отводил от нее пристальных глаз.

Вера Леонидовна окинула взглядом пёструю «делегацию». Солидный мужик в дорогом костюме – чиновник или функционер, мамаши разного возраста, от юных до пенсионерок, какие-то накачанные парни. Говорить скандальные вещи при всех не хотелось. К тому же, ей пришло в голову, что инвалид – не дай, Бог! – папа той девочки, которой неудачно сделали операцию на локте… Она додумала, что лучше всё мирно решить в кабинете начальства, чем в темном переулке встретить разъяренного бугая, винящего лично ее в проблемах своего ребенка.

– Пожалуйста, давайте успокоимся! – сдала назад Вера Леонидовна. – В отделении были пертурбации. Сейчас всё налаживается. Артём Николаевич вернется к прежнему расписанию, снова возьмет три палаты. Да, Артём?! А вашей Дашеньке, – обернулась она к Кэпу, – будет сделана еще одна операция, ее сделает Горобченко. Будем надеяться – благополучно!

– Вы хоть знаете, что это такое – лишняя операция? – мрачно спросил Кэп.

– Мы всё уладим. Не волнуйтесь, ради Бога! – вежливо частила тётка. – Игорь Ильич, – обернулась она к главврачу, – я просто не успела вам сообщить: мы возвращаем прежнюю сетку дежурств.

Хозяин кабинета повернулся к Чегодаеву:

– Ну – ок. Мы разберемся. Ваше письмо я рассмотрю и сообщу о результатах проверки.

Чегодаев протянул ему визитку с телефоном:

– …Но учтите: этот вопрос – на контроле. В следующий раз мы будем с журналистами.

– Не надо прессы. Спасибо за своевременный сигнал. До свидания! – главврач корректно улыбался и кивал, давая понять, что прием окончен.

Чегодаев внимательно посмотрел в его лицо, ответно кивнул и первым вышел из кабинета.

Перевозбужденные мамаши заполнили гомоном больничный коридор. Ильяс, попрощавшись, убежал на работу. Серый ушел с Маринкой. Кэп остался на крыльце и закурил. Думал: вдруг выйдет Тёма? Рядом тормознул Чегодаев:

– …Угостишь? – и, взяв сигарету из Кэповой пачки, спросил: – Как жизнь, старлей*? Я думал, ты здесь – с кем-то из «мамочек».

– Нет. Я доктора знаю. Он мне протез помогал подбирать.

– Подобрали?

– Не знаю пока. Цену еще не озвучили. Работы-то нет у меня, а пенсия, – Кэп безнадежно махнул рукой.

– А что умеешь делать?...

Чегодаев не спешил уйти: он вспомнил этого бойца.

Года три назад в Совет ветеранов позвонили из военкомата, что из Москвы везут дембеля-инвалида, и надо бы забрать его с вокзала и отвезти в Стародубский район. Чегодаев сразу тогда на всякий случай резервировал место в интернате. Он уже насмотрелся, как жены бросают на порог вещи, когда с войны возвращается калека. Слышал, как голосят седовласые больные матери, что ждали подмоги на старости лет, а свалилась – обуза...

Кэп был молодой, пухлощекий после госпиталей. К инвалидности еще не привык, еще не понял, какой стороной к нему жизнь повернулась. Встречи с родными ждал, но не волновался. Волновался за него Марат. По раздолбанным в кашу дорогам с намерзшей колеей доехали в скромный поселок. У околицы их никто не встречал. Марат закусил изнутри щеку. Но около дома, у калитки ждала мать. Она вбежала в автобус, обвила Кэпову шею руками:

– Лёша! Приехал! Слава Богу! Слава Богу, мой мальчик!

Кэп стеснялся этой сцены перед парнями, выносящими из автобуса коляску. Потом стеснялся матери, когда, подставив ему плечи, парни выносили его самого. У Марата отлегло было от сердца, но – ненадолго. К дому Шумилиных от калитки вела узкая тропа. Справа – кусты, слева – стена. Туалет – на улице, а к нему протоптана в неглубоком снегу стёжка между сараем и стволом черешни. Крыльцо – пять ступеней. А в доме – порожки да узкие двери. Городская инвалидная коляска в здешней жизни была ни к чему.

Мать и пожилой седой отец за что-то благодарили Марата. Кэп сидел за накрытым столом и улыбался.

– Катя сегодня приедет, – говорила мать, утирая слезы. А потом, повернувшись к Марату, объясняла: – Катя – дочка моя, Лёшина сестра.

Отец гладил пальцем боевые сыновы медали.

У Марата сердце зашлось, и он заспешил попрощаться. А уже из автобуса набрал телефон соцзащиты:

– Григорьич, осталась у нас еще квота на квартиры? Запиши: однушку – Шумилину, ветерану боевых действий. В доме с пандусами. Колясочник парень.

– Зачем, Марат Альбертыч? – спросил один из ехавших рядом парней. – Приняли же родители.

– Ты порожки в доме видел? – сказал Марат. – А дорогу к туалету? Двадцать пять лет парню. Полгода в доме просидит, в помойное ведро «походит», а потом – в петлю! Нет, он – живой, хороший, хочет жить. Надо спасать пацана!

И сейчас Чегодаев смотрел на Кэпа внимательно и серьезно:

– Давай с работой помогу. Профессия-то есть?

– А! – махнул рукой Кэп. – Я ж – сельский. Закончил колледж на тракториста-машиниста. Теперь это – мимо! А могу – диспетчером на телефон. Для интернет-магазина базу на компьютере вести. Ну или руками что-то делать сидя…

Марат достал смартфон:

– Диктуй свой номер. Обещать не обещаю, но – попробую.

Тёма приехал вечером и с порога на Кэпа «наехал»:

– Алёш, как это называется? Ты предупредить меня не мог, что вы придёте?

– Это тебе «алаверды» за протез! – засмеялся Кэп. – Ты ж меня не предупредил, что там будет. И вот тебе – ответка. Как заведующая-то? Очень злилась?

– Ага! Но – сдалась. Три палаты мне вернули. Буду вести стационар, как и раньше. А что за мужик с вами был, в пиджаке?

– Понравился? – ревниво вскинулся Кэп. – Это из совета ветеранов, Ильясов земляк.

– Фу на тебя: «понравился»! – фыркнул Тёма. – Он – старый. У меня вон есть моложе! – он положил ладонь на Кэпово плечо. – Покормишь, нет? А то так пить хочется, что переночевать негде…

* * *

К Тёмкиным ласкам Кэп привык. Не быстро, не сразу. С затаенными страхами и внутренней борьбой. Врал сам себе, что в эти минуты представляет рядом с собою девчонку. Проводив Тёму, брался через силу дрочить на бабское порно.

А сам «руки распускать» в постели и вовсе стеснялся. Но – хотелось же! Манило. И удержаться от этого не было сил. В те вечера, когда Рыжий оставался на ночь, Кэп укладывал его к себе на плечо и касался неспешными пальцами выпирающих ключиц. Артём зажимался, как целка. Не мог забыть, как дрожь пробежала по Алёшиным плечам, когда он впервые коснулся ладонью его плоской мужской груди. Боялся, что Лёшку переклинит, что дойдет куда-то там, «в мозжечок», что Тёма – не женщина, что – «нельзя» и что – «больше не хочется»…

Если бы не Тёмкино смущение, Кэп, может, сам не решился бы на нежности. Но преодолевать это сопротивление было так сладко. Чувствовать желание, ловить вздрагивания, уговаривать насмешливо и властно.

– Ну что, тебя не трогали, что ль, раньше? – шептал он, спускаясь ладонью по впалому животу к лунке пупка. – Что ты, как девочка?

– Трогали, – выдыхал Артём. – …Не надо, Лёш, ты же – не хочешь! – он закрывал пах рукой, преграждая путь ласкам.

– Давай, я сам решу: чего хочу, чего – нет? Руку убирай!

– Нет! – мотал головой Артём.

Кэп нажимал несильно, нежно.

– Убери! …Ну? Кто сильней? Кто старше? Кто в доме хозяин?

Артём сдавал позицию по миллиметрам. Кэпова ладонь касалась мягких даже на лобке волос.

– Пушистый какой!

– Ну тебя! – Тёмка зарывался лицом в Лёшино плечо. – Не надо. Не трогай! Пусти!

Но рука уже ложилась на член, не решающийся подняться. И только после того, как Кэп оглаживал Тёмкины бедра, после того, как у Кэпа у самого вставало так, что мама не горюй, Тёмкин член неуверенно рос.

– Вооот. Другое дело! – удовлетворенно говорил Кэп. – Свою руку дай!

Тёмкина ладонь несмело смыкала объятие вокруг каменного Лёхиного стояка. Лёха сначала старался повторять Тёмкины движения, убеждая себя в том, что это он не ласкает любовника, а просто передразнивает его движения. Но очень быстро он начинал двигать руку по Тёмкиному члену в своем привычном ритме. Куда денешься?! Не он подчинялся Рыжему, а Рыжий – ему. Кончал Тёмка быстро. И от этого смущался еще сильней.

– Хорошо, что я не актив, да? Снова трех минут не продержался.

– У тебя недотрах такой – будь здоров! Как у меня «в лучшие годы». Ты вообще дрочишь или нет? Тебе сколько раз надо?

– Просто с тобой очень сладко! – шептал Рыжий. – И нет сил терпеть. Прости меня, Лёш!

– Фиг-то! Должен будешь!

Артём вставал за полотенцем, сам вытирал Лёшке руки – просто потому, что ему было проще и сподручней встать.

– Можно спать теперь? – спрашивал он робко.

Он оказался соней и обжорой. Кэп смеялся:

– Чего ты худой-то такой? Кишка прямая? Ты ешь больше меня!

– Лёш, не поверишь – только на твоей кухне на меня жор нападает! – смеялся Рыжий в ответ. – Дома хрен что в горло лезет. А у тебя… Я так тебя ждал. Столько лет… И рядом с тобой так всего хочется…

Они закутывались в одеяло. И Тёма делал то, в чем за ним оставался первый шаг – придвигал ноги к Лёшкиным культям. Лёха до сих пор напрягался, вздрагивал. Ему приходилось сдерживаться, чтоб не отпрянуть. Лишь через пару минут он расслаблялся и доверчиво утыкался куцыми коленями в Тёмкины ноги.

– Спать?

– Спокойной ночи! – шептал Тёма. – Мы до утра будем вместе, ведь правда?

И это нескладное, чудное «до утра» странным образом совпадало с тем, что чувствовал сам Кэп. Он просыпался ночами, слушал, как сопит рядом Рыжий, и думал: сколько еще продлится их счастье? Чем закончится? Что закончится быстро и плохо, он почему-то не сомневался. Ждал, что судьба безжалостно вмешается в их запретный уют. Мать ли с сестрой приедут без предупреждения и застанут их с Тёмкой в постели… Галка ли окажется соседкой по даче Тёминым родителям и расскажет всему двору, что приходящий к Кэпу парень – гей… Еще ли что случится, после чего придет расплата за все эти сладкие ночи, за преступную нежность, за ласки, которым нет приличных называний, и для которых есть лишь грязные слова, порочащие, оскорбительные и злые…

* * *

Чегодаев позвонил через неделю.

– Алексей? Это Марат Альбертыч. Ты работать не передумал?

– Нет! – выдохнул Кэп, боясь спугнуть открывающуюся перспективу.

– У тебя группа инвалидности – вторая? На третью согласишься перейти? Тогда за тебя налоговое послабление будет компании. Им это важно.

– Конечно! – сказал Кэп. – А работать кем?

– Консультантом в магазине запчастей. Матчасть, я так понял, ты знаешь. В базах разбираешься. Остальное на месте прочухаешь. Адрес пиши!

До магазина на коляске было добираться минут двадцать. На собеседование Кэп поехал в той же парадке. Всю дорогу молился: только бы был пандус к крыльцу! Только бы – пандус!

В утреннем магазине было прохладно и пусто. Лысый мужик поздоровался за руку:

– Ты – от Чегодаева? Гляди-ка, и правда – без ног!

Кэп посмотрел снизу вверх настороженно.

– Ладно, не парься, у нас народ отличный! Всё будет ок. Ты в запчастях шаришь?

Поначалу Кэпу показалось, что он не разберется ни за что на свете. Толстый бумажный каталог vin-кодов, эксельная база, совсем не похожая на Галкину, какие-то квиточки.

– Смотри, здесь список по фирмам, здесь – по названию детали: «датчик детонации», «датчик кислородный», «датчик температуры», здесь – узлы в сборке. Вот – поиск, тут – наличие, это – оформление заказа, – молодой парень Денис шустро лупил по клавиатуре. – Усёк? Всё несложно.

Кэп кивал, про себя думая, что хрен разберется в этой мешанине. Ему помогли втиснуться с коляской через узкий проход за прилавок. А когда он понял, что посетители не увидят коляски и не будут знать, что он – инвалид, аж скулы свело – так захотелось здесь работать! Ему подвинули клавиатуру:

– Разбирайся!

Первый посетитель появился минут через двадцать. Кэп всё еще оторопело смотрел на столбцы букв и цифр на непривычно широком экране стационарного компа.

Толстый дядька с сердитой миной подошел к прилавку:

– Драсьть. Коврики на фокус есть?

– Добрый день. Сейчас посмотрим, – внутри у Кэпа всё оцепенело от напряжения. Непослушными пальцами он набрал в поисковой строчке «ford focus».

Денис подошел и навис над его плечом. База открылась на нужном месте.

– В салон, в багажник? – спросил Кэп, глядя в список деталей.

– Я не сказал? В салон! – буркнул дядька.

– VIN-код не забудь! – подсказал Денис. – Там «до» и «после» рестайлинга разные размеры.

– В наличии! – нашел Кэп нужную строчку. – Оформляю?

Дядька кивнул. Кэп нажал кнопку «печать» и из принтера выползла квитанция.

– В кассу и – подождите! – Кэп развернулся и с копией квитанции в руках покатился к двери склада.

Первый день вымотал его напрочь. Он обслужил человек пятнадцать, всё остальное время разбираясь с непривычными таблицами. Ему всё время казалось, что он как-нибудь непоправимо ошибется. Несколько раз он подзывал Дениса, а однажды – кассиршу Татьяну. Когда после закрытия магазина он выкатился на крыльцо, ему было странно, что всё еще тепло. Казалось, он полжизни провел в этом магазине. И он не удивился бы, если бы на улице уже была зима и сугробы по крыши. Он закурил. У него дрожали пальцы. Несколько раз затянувшись, он достал телефон, набрал номер:

– Марат Альбертыч? Это Алексей Шумилин. Спасибо вам за рабочее место! И зарплата – огромная, если на полную ставку возьмут!

Платить обещали двадцать три тысячи. Ночами Кэпу снились бесконечные эксельные столбцы. Он искал в них то реле, то бампер, не мог найти, просыпался в холодном поту. Тёма поднимал голову от подушки:

– Что, Алёш? Нога?

– Не. Всё нормально! – успокаивал его Кэп. – Дурацкая работа! Ни днем ни ночью нет покоя!

Он кокетничал перед Рыжим и перед самим собой. Работа была изумительная! Нельзя было словами выразить, как он боялся здесь не удержаться!

И теперь у него были выходные! Пока его жизнь была чередой невнятно заполненных, однообразных дней, выходные не отличались от будней. А сейчас, когда он пять дней подряд проездил на работу, возможность выспаться в субботу была крутой и необычной. Рыжий предложил в воскресенье смотаться на Десну.