Текст книги "Я-злой и сильный (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Да, в пять часов утра он сидел на своей кухне и дрочил. На спящего в его постели Тёмку. Покорного. Сладкого. Сложного.

* * *

В тот день ветер сменился на северный. С неба мелкой крупой сыпанул первый снег. Артём, в легкой куртке, пока с работы до дома добрался – продрог. Кэп нагрел Тёмке супа, посидел за столом, пока тот, обжигаясь, ел, а после – затянул в постель.

По телику ничего не было. Кэп пультом прогнал все каналы раза по три, остановился на какой-то случайной рекламе и выключил звук. Тёма, пригревшись на теплом широком плече, рассеянно смотрел, как на экране по южному городу мчатся в открытой машине загорелые фотомодели.

– …Алёш, ты можешь мне помочь? – негромко спросил он. – По работе?...

– По «чему»? – хмыкнул Кэп. – Ты меня ни с кем не спутал?

– Нет. Есть одна проблема… Никто кроме тебя не поможет.

Кэп подвинул бедро, так чтобы в него упёрлись прозябшие Тёмкины колени, и плотней подоткнул одеяло.

– Ну – рассказывай.

– У меня есть пациент – Павлик Гостев. Ему двенадцать лет. Три года назад этот Гостев гостил у бабушки в деревне. И неудачно съехал с горки на санках: раздробленный перелом костей стопы. До города – полсотни километров. Зима. Автобус – два раза в сутки... Конечно, никуда его не повезли. Местный фельдшер «собрал» ногу, как смог, и загипсовал без всякого рентгена. Срослось неправильно. Теперь пацан хромает. В школе его задразнили. Он перестал на улицу ходить. С уроков – домой и за компьютер. На учебу забил. Надо делать операцию, снимать костную мозоль. И парень станет здоровым. Но двенадцать лет – это не пять. За руку в больницу не приведешь. Он упёрся: «не хочу операции, убегу, не дамся». Мать уговорить не может, вместо отца – отчим.

– И?... – спросил Кэп.

– Встреться с ним, а? Так, чтоб с медалями, в форме. Поговори, объясни, что сдаваться нельзя, надо бороться.

Кэп сказал с сомнением:

– А с какой стати ему меня слушать? Да и как я с ним встречусь? Просто подъеду на улице? Странная идея…

– Других идей нет, – огорченно ответил Артём. – Слушать станет потому, что он – мальчишка и «виртуальный танкист». А ты – настоящий герой, кавалер. Встретиться… я уже думал: я могу назначить ему прием к восьми вечера, когда поликлиника пустая. И ты там будешь сидеть, будто – в очереди. А я немного задержусь, чтоб вы поговорить успели. А?... – в голосе Артёма была просьба.

Кэп помолчал, потом пожал плечами:

– Я подумаю, можно? Так как-то сразу… Ну какой из меня воспитатель?

Артём не стал настаивать:

– Ок. Нет, так – нет. Но если согласишься – будет здОрово!

* * *

В вечерней поликлинике царила тишина. Коридоры, еще час назад набитые народом, теперь были пусты. Только «нянечки» возили тряпками по ламинату, сдвигая от стен стулья. У кабинета ортопеда сидела женщина с шалью на плечах, а рядом пацан тыкал в кнопки телефона.

– Вы Горобченко ждете? – Кэп подкатил к ним на коляске.

Женщина кивнула. Пацан ничего не ответил и не поднял глаз от мобильника. Кэп помедлил пару минут, потом заглянул в светящийся экран:

– В фигню какую-то играешь… Вот ворд крафт – это сила!

Мальчишка покосился на безногого дядьку с медалями и ничего не ответил. Кэп достал телефон и стал что-то листать…

Он согласился помочь. А когда он что-то решил, отступать было не в его правилах. Мальчишка любопытно вытянул шею, пытаясь заглянуть в Кэпов экран. Кэп открыл какую-то картинку и показал ему. Двуногий волк в щетинистых доспехах держал над головой блестящий меч.

– Вы за кого там играете? – не удержался пацан.

– За воргенов, – Кэп проконсультировался у Серёги и был в теме.

– Да ну, – в по-детски звонком голосе звучало разочарование. – Я бы – за гоблинов. Или за орков.

– Ну, у тебя вообще мура какая-то, – Кэп покосился на парнишкин телефон.

– Да это с телефона. А на компе я в танчики играю!

Женщина с шалью неодобрительно глянула на Кэпа и одернула сына:

– Павлик, не лезь к человеку!

Сын посмотрел на нее и упрямо мотнул головой. Кэп миролюбиво улыбнулся:

– Он не мешает. Всё равно же ждем!

Женщина неопределенно пожала плечами.

– Павел, значит? – спросил Кэп. – А я – Алексей. Можно – «дядя Лёша». У тебя аккаунт есть?

– Ага! – кивнул Павлик. – Мне отчим завел. Он сам чуть-чуть играл, потом – бросил. А у меня сейчас два танка шестого левела. Экипажи прокачаны. Один – на сто процентов! Я вчера город разнес…

– Я видел, как они в горах воюют, – Кэп вздохнул.

Сила танков не была такой бескровной и романтичной, как казалось «диванному войску»…

– Вы воевали? – с придыханием спросил Павлик.

– Да. На Кавказе. В десанте, – на лицо Кэпа легла тень. Давно он не ворошил память тех дней,… – Сам-то куда собираешься призваться? В танкисты?

Павлик смотрел на Кэповы медали и молчал. Лицо его потухло. Потом он выдохнул:

– Я не смогу. У меня – нога.

– Что – «нога»? – спросил Кэп. – У тебя даже две, как я вижу.

Говорить безногому дядьке о своей беде было бы странно. Но кому еще скажешь? И кто еще так поймет?

– Я хромой! – уныло сказал Павлик и опустил взгляд.

– А врач что говорит?

Мама Павлика, слушавшая весь разговор, встряла:

– Врач – про операцию. А этот обалдуй уперся…

– Тебе обещают, что будешь ходить? – в упор спросил Кэп пацана.

Тот пожал плечами.

– Если есть шанс, надо лечиться, – твердо сказал Кэп. – У меня одиннадцать операций было. Полтора года по госпиталям. Но, видишь, если ноги потерял, то снова не приставишь.

– Но вы же тоже – к доктору!? – сказал Павлик, огорченный теперь не за себя, а за нового взрослого «друга».

– Протезы буду ставить. Если денег хватит, – сказал Кэп.

В конце коридора появился Артём. Кэп невольно улыбнулся его стремительной фигуре в аккуратном и строгом халате.

– Простите, пожалуйста, что задержался! – сказал Артём сидящим. – Гостевы, входите.

Они пробыли в кабинете минут десять. А, выйдя, оба – и мать и сын – кивнули Кэпу:

– До свидания!

Кэп вкатился в кабинет. Тёма сидел за столом и улыбался.

– Ну? – спросил Кэп.

– Не отказались! – торжествующе выпалил Артём. – Дал направление на госпитализацию. Будут анализы собирать для операции! Ты – Супермен! Что ты ему сказал-то?

– Да вроде ничего, – ответил Кэп. Обвел глазами кабинет: – Вот тут ты и работаешь?

– Да. Уже два года.

– Слушай, раз у нас медицинская тема пошла… Я всё ждал, что ты сам заговоришь… Что по цене на протез? Еще не звонили? – но по тому, как с лица Артёма исчезла улыбка, Кэп всё понял: – …Очень дорого, да?

 Тёма молчал.

– Ну ладно, скажи! Я же сильный – сам знаешь! Я переживу.

– Триста тридцать тысяч, – огорченно выдавил Артём.

– Бл##ь! – не удержался Кэп. Потом взял себя в руки: – Ладно, всё. Закрыли тему.

– У меня есть девяносто на книжке!

– Я не возьму твоих денег! – отрезал Кэп.

– Почему? – взмолился Тёма. – Что я тебе – чужой? Зачем же ты меня жить пригласил? Зачем спишь со мной в одной постели?

– И всё равно их не хватит, – огорченно договорил Кэп.

– Я подыщу другие протезы, – сказал Артём. – Это ж просто самые лучшие были. Говорят, они – как ноги.

– Правду говорят, – вздохнул Кэп. После примерки тех «механических ног» ему раз за разом снилось, что он ходит.

– Давай посмотрим, сколько мы сможем откладывать в месяц, – сказал Артём. – Может быть, кредит возьмем?

– Ладно, – кивнул Кэп. Не потому, что верил в такую возможность, а чтобы зазря не расстраивать Рыжего. – Ты домой не идешь?

– Нет, я ж на дежурстве.

Кэп на несколько секунд взял Тёмку за руку, переплел его пальцы своими, чуть сжал. Потом сказал:

– Ну – ок. Я поехал. Ты звякнешь совсем перед сном?

У окошка регистратуры мама Павлика набирала талоны на анализы. Сын стоял рядом, рассеянно глядя в окно. Кэп подъехал к нему:

– Видишь, Паш, мне доктор сказал, что протез слишком дорог. А ты, пока есть шанс самому встать на ноги, борись! Я б на десять операций согласился, лишь бы – ходить!

Хромой Павлик посмотрел в огорченное лицо безногого десантника, молча кивнул и прижался к материнскому локтю.

 * * *

Серёга купил Жигули. Десятилетняя «восьмерка» безбожно чадила, чихала и глохла, но всё равно была Настоящим Автомобилем! Месяца два Серый везде, где бы ни находился: дома, на работе, в магазине крутил в руках брелок с ключами, так ему хотелось, чтоб все в мире видели: он – за рулем! Серый – парень рукастый. Ну, и Кэп не зря получил диплом механизатора. Ходовую они вдвоем перебрали. Втягивающее реле заменили. Кэп на работе по базе искал самые дешевые запчасти. В общем, довели «старушку» до ума.

В одну октябрьскую субботу Серый позвал Кэпа с Ильясом в гараж. Взяли две двухлитровых «Охоты» и говяжьих сарделек. Собрали мангал, долго разжигали отсыревший в бумажном пакете в гараже уголь. Врубили «Депеш Мод» на всю катушку. В металлических боксах басами билось эхо, и в кроны полуголых кленов уходило тяжелое:

«Reach out and touch faith

Your own personal Jesus»*.

Накатили пивка. Сняли пробу с сарделек. Покурили. Потрепались. Потом принялись за то, ради чего собрались – машину готовить к зиме. Кэп чистил свечи. Ильяс с Серегой перекидывали шины. Потом взялись менять аккумулятор. Прежний хозяин машину, судя по всему, не любил и обслуживал хреново. Аккумулятор приржавел в гнезде. Серый пыхтел, пытаясь вытащить тяжелую, криво вогнанную в гнездо «дуру».

– Писец, гавно безрукое! – материл он бывшего хозяина. – Кувалдой, что ли, забивал?! Поганый пидорас!

– Тихо ты! Цыц! – вдруг зашипел на друга Ильяс.

Кэп, оттиравший закопченные контакты, помертвел. В гаражах кроме них троих никого не было. То, что Ильяс на Серегу цыкнул за «пидораса» могло означать только одно…

У него задрожали руки. Чтоб не выронить свечи, он наклонился, ссыпал их на расстеленную на земле клеенку, буркнул:

– Пойду, отолью! – и покатился вдоль гаражей.

Краска стыда заливала лицо. Они – знают? Иначе с чего б Ильяс завелся? Раньше Кэп сам «пидорасами» клеймил кого ни попадя...

Он завернул за гараж, приложил обе ладони к холодной металлической стене и потом долго прижимал их к пылающим щекам. Как теперь возвращаться? Как друзьям в глаза смотреть? Да еще тем, что сбежал, он выдал себя с головой… Минут двадцать он не знал, что делать, пока Ильяс не свистнул, повысив голос:

– Эу, Кээээп! Ты где? Всё ок?

До боли закусив губу, Кэп поехал к ним, как на эшафот.

– Траванулся я чем-то, – соврал он, пряча глаза. – Домой поеду, ладно?

Парни кивнули – словно ни в чем не бывало. А он, не решившись им даже руку подать на прощание, крутанул свою коляску и поехал прочь. Персональный ад, о котором он знал, и которого ждал всю осень, как всю весну ждал петли, забрал его в своё пекло.

* * *

В ноябрьский день оживший мотылёк

Купается в холодном ярком свете.

И подхвативший бедолагу ветер

Несёт его, как сорванный листок.

Но он согрелся – и опять как летом

Пустился в легкомысленный полёт.

А на закате он опять умрёт -

И не узнает никогда об этом.

Я всё ещё люблю тебя – пока.

Хоть жизнь нас отдаляет друг от друга.

Разлука неминуема, как вьюга,

Накроющая танец мотылька.

Уже ноябрь. И холод недалёк.

Всё совершится против нашей воли.

И пусть любовь умрёт совсем без боли,

Как этот глупый, лёгкий мотылёк.

Ему бы головой своей садовой хоть на миг задуматься: ведь никто его ни в чем не обвинял! Ведь не в лицо ему плюнули то слово! Встретившись – поздоровались за руку. Сходя с автобуса, Ильяс привычно двери придержал, чтоб Кэп на коляске спокойно съехал со ступеней. Под последнюю сардельку Серый с ним последний кусок хлеба пополам разломил… Всё ж было как раньше. Но – нет! Переклинило. Похолодело в груди. Ехал и твердил про себя: «Это – крах. Это – позор. Всё пропало». Когда дверь открывал ключом – дрожали руки. Артём вышел в коридор ему навстречу.

– Котлеты будешь?

– Бабу буду! – отрезал Кэп.

Ему сейчас казалось, что это его реабилитирует. Вот кто-то вякнет: «Пидор!», а он в ответ: «Хрен-то! Я только что тёлку е@@л!»

– Что? – Артём не понял его в первую секунду.

– Я вызываю шлюху, – и, опережая вопросы, с напором: – Я тебе верность обещал? Нет!? Ну, вот и настало. Я звоню «девчонкам». А ты – оделся и на улицу. Бегом! – Кэп снял с вешалки Тёмкину куртку, сунул ему в руки и начал набирать сутенершу.

Рыжий ушел. Без звука. Не подняв глаз. Кэп по телефону напомнил «мамке», что он – без ног, выбрал наугад одно из предложенных девичьих имен. Подъехал к кровати –перестелить белье. И только тогда, потянув на себя одеяло, вдруг осознал, что в постель, на которой он ночью тискал тёплого доверчивого Тёмку, ласкаясь, подтрунивая над ним и ревнуя к позапрошлогодним историям, сейчас ляжет девка, час назад раздвигавшая ноги, хрен знает, под кем. Он брезгливо дернул плечами, снова набрал номер проституток, выпалил проверенную фразу: «А можно полчаса за полцены? Мне денег не хватает» и выслушал ожидаемое: «Вот когда накопишь, тогда и звони! …Заказ отменен». Позвонил было Полинке, но она была занята и обещала звякнуть вечером.

Он подкатил к окну и, с клокочущей в горле обидой на весь белый свет, прижимаясь лбом к холодному стеклу, долго смотрел, как во дворе, на детской площадке, опустив голову и зябко сунув ладони в карманы, сидит на качелях Артём. Наконец, Кэп с досадой вздохнул, нажал кнопку быстрого вызова и в ответ на неуверенное «Алло?», сказал жестко: «Домой иди. Живо!»

Встретил Рыжего в дверях коротким:

– Никого чужого нет. Я не звонил никуда, – и укатил на кухню.

Артём молча ушел в ванную комнату и до позднего вечера просидел там, на краю ванны, с Донькой на руках.

Всё пошло прахом. Относиться к Рыжему по-прежнему Кэп больше не мог. Он свирепел на несмелое Тёмкино «здравствуй!» Скрипел зубами на занятую утром ванную. Орал «Не звони сюда больше!» в ответ на Тёмкины звонки с ночных дежурств. Потом ярость в нем сменялась страхом. Он сам набирал Артёма по пять раз подряд, беспокоясь, почему тот задерживается с работы. Ждал у остановки, когда Тёмка возвращался поздно. Сам купил ему перцовый баллончик. Ночами и зло и тревоги уступали место истеричной любви. Словно прощаясь, он спешил налюбиться и нацеловаться. Давал волю рукам, открывая для себя запретные раньше, пугающие местечки.

– Так – хорошо? – шептал он, пробираясь вкрадчивыми пальцами от острого копчика вниз.

Тёмка вздрагивал, кивал и закрывал глаза. Теперь он никогда больше не говорил «не надо»: он тоже понял, что всё, что у них есть – ненадолго, всё скоро кончится. И старался насытиться, напитаться лаской, любовью, теплом, даже болью своего Алёшки прежде, чем ему окончательно укажут на дверь.

– …Поцелуешь меня? – тихо спрашивал Кэп.

Тёмка приникал к его губам. Он любил быть «активом» в поцелуях. И если раньше Кэп почти не позволял этой вольности, то теперь – отдавался, принимал в себя дразнящий, напористый язык и чуть закидывал голову, чтоб Рыжему было удобнее ритмично «брать» его чуть округленные губы. Распаленный «вторжением», он не выдерживал, стискивал Тёму за плечи и, близко глядя в серые глаза, шептал:

– Ты что ж творишь такое, а?

– Я – мужик, понимаешь?! – задиристо выдыхал Рыжий.

– Я с такими мужиками, знаешь, что делаю? – Кэп подминал Артёма под себя и – «входил» в него, уверенно и быстро.

У них начала получаться поза «сверху»: они наловчились сворачивать тугим комком подушку под левое Кэпово колено. Раньше, с проститутками, Кэп терпел в этой позе фиаско: из-за короткой культи он то и дело заваливался набок, падал плечом на партнершу. От возмущенного «раздавишь!» – смущался, извинялся, кусая губы, мучился своей неполноценностью. А с Тёмой всё было легко: он придерживал Кэпа крепкими руками, и бабских сисек, на которые чуть ляжешь – сразу писк, у него не было. На него можно было и всем весом навалиться…

После секса они засыпали, обнявшись. Но ночью Кэп вставал, ненавидя и себя и любовника, маячил по квартире: собирал Тёмкины вещи в сумку, выставлял ее к порогу, ложился, вплотную прижавшись к стене и завернувшись в покрывало. А утром, заслышав будильник, поднимался и, пока Артём умывается, высыпал уложенные ночью шмотки снова в шкаф. Рыжий находил свои трусы и рубашки, кучей наваленные на полку, но ни о чем не спрашивал: он знал, что это означает. И боялся лишним взглядом или словом приблизить финальное «уходи!»

Настал ноябрь, а батареи еле теплились, и в спальне было зябко. Кэп проснулся среди ночи от осторожного прикосновения Тёмкиных рук.

– Рыжик, ты чего? – потянулся он сонно.

– Спи, Лёш. Спи! Я наколенники тебе надел: холодно дома,… – Артём поправил одеяло на Кэповых культях и лёг рядом. – Тебе обогреватель надо ставить, чтоб не застудиться.

И это безысходное и честное «тебе» полоснуло Кэпу по сердцу.

– Не «мне», а – «нам», – поправил он: – мне, тебе и Доньке!

Рыжий несмело придвинулся и лёг Кэпу на грудь. Кэп накрыл его плечо своей ладонью.

– Лёш, что произошло, а? Расскажи! – попросил Артём настороженно и тихо.

Кэп помолчал минуту, потом вздохнул:

– Я не смогу никого защитить. Ни тебя, ни себя. Я – калека.

– От кого… защитить?

– Если скажут, что – пидоры. Если будут бить. Я, если дотянусь, то в глотку вцеплюсь, без вопросов. Но если кто на три ступеньки по лестнице поднимется – я его уже не достану.

– Кто «скажет», кто «поднимется», Лёш? Кому мы нужны? – пытался увещевать его Артём.

Но Кэп помнил, как на Дне десантника на площади сам готов был расшибить о Тёмкины зубы свой пудовый кулак. Как раздавались за спиной злобные реплики приятелей. Какими страшными карами грозили Артёму и его друзьям комментаторы ролика на ютубе. Он боялся не боли – себя-то в ближнем бою он сможет отстоять! Боялся травли, гадких слов от самых близких друзей, боялся не уберечь Тёму от мести какого-нибудь рьяного защитника «чести десанта».

– Не надо нам с тобой, – сказал он через силу. – Живи среди своих, без меня. Не будем мы вместе. Не сможем. Пора расставаться.

Артём, уже проклинавший себя за ненужный вопрос, обвил рукой Кэпову шею:

– Алёш, давай не сейчас? Не сегодня?... Давай – еще чуточку, а?

* * *

В середине ноября Рыжий вернулся с работы довольный и сразу полез в интернет:

– Лёш, смотри: Мадьяру дали премию! – он открыл на экране сайт какой-то газеты. –Номинация: «За объективность журналистского расследования», лауреат: Иван Дунайский. Ванька – умница, правда?

– А что – не каждый журналист должен быть объективным? – заязвил Кэп. – «Самый трезвый водитель», «самый грамотный учитель», «самый спокойный лифтер»…

– Хватит уже ревновать! – фыркнул Рыжий. – Между прочим, премия – от губернатора!

– Я – рад за него, – примиряюще улыбнулся Кэп. – У моего Тёмки не может быть плохого друга! …Отмечать, поди, будете?

– Подожди, не вручили еще. В субботу в мэрии в колонном зале будет заседание в честь Дня социолога, потом – вручение премий и фуршет, – он настороженно посмотрел на Кэпа. – Я… можно… схожу? Ненадолго?

Кэп молча кивнул.

Он и не думал, что будет так ревновать. Рыжий записался к парикмахеру, заехал к родителям за парадным костюмом, рубашку белую нагладил. В день «праздника» крутился перед зеркалом:

– Как, Алёш? Ок?

– «Красотка»! – хмыкнул Кэп хмуро.

– Не ходить? – посерьезнел Артём и стал снимать пиджак.

– Иди. Ждать же будут, – сказал Кэп и, дотянувшись, чуть хлопнул Тёмку «ниже талии»: – Смотри, не виляй там ни перед кем. Не прощу!

Сам он собирался поехать «по пиву» с Серёгой, но в последний момент передумал: позвонил и отказался. Вместо этого сдуру залез в инстаграм Мадьяра и, обновляя страницу, в реальном времени смотрел, как тот выкладывает «праздничные» фотки.  Мраморная лестница с коврами, пальмы в бочках, мужики в дорогих пиджаках, чопорные лица. Всё это было так непохоже на День ВДВ. На фотках часто появлялся Тёмка: улыбался фотографу, слушал какую-то тётку, что-то читал с телефона. Ему было комфортно там – в чужой для Кэпа обстановке, в бархатном кресле, с корзиной цветов на коленях. Кэпа захлестнула почти детская обида на то, что человек, которого он считал самым близким, оказался таким вот… чужим. После собрания начался фуршет. На очередной фотографии Артём чокался бокалом с тремя молодыми парнями, один из которых придерживал его под локоть. Кэпу сбило дыхание.

– Шшшшлюха! Мразь! – прошипел он.

Вырубил комп и с большим трудом удержался, чтоб не разнести его в щепки о стену. Поехал в магазин за пивом. На обратной дороге – на крыльце магазина, у подъезда и в лифте – пил из горла дрожащими губами.

– Сволочь… Дрянь…

Его трясло, и мерещились разные гадости, которые мог вытворять Рыжий на фуршете. Долго злиться в одиночестве ему не пришлось: в замке зазвякал ключ, и Артём появился в дверях – оживленный, с блестящими глазами и немного хмельной.

– Лёшка-а-а! – голос его был расслабленным и теплым. – Как клёво, что ты не ушел!

– Я – уже вернулся, – Кэп скрипнул зубами. – А ты что так рано? Всё и так успел? …Проворный!

– Что «успел», Алёш? – Тёма напрягся. – Опять ты ревнуешь? К кому?

– Я видел фотографии, – буркнул Кэп. – Тебе там было весело.

– Можешь расслабиться, я уже об этом пожалел! – в голосе Тёмы сквознула обида – больше всего потому, что ему «обломали» такое изумительное настроение. После гламура, пафоса и вычурных речей ему так сильно захотелось к Лёшке – на могучее плечо, под насмешливый взгляд, в честный, простой и уютный их мир. От вина, оживления, легкого флирта – в журналистской компании хватало «своих» – он завелся, захотел трахаться и под завистливые подколки Мадьяра поспешил «к своему натуралу». А «натурал» этот теперь угрюмо наблюдал, как Тёма аккуратно вешает на плечики пиджак:

– Что, всё так рано закончилось?

– Нет, – мотнул головой Артём. – Всё только началось. Просто я соскучился по тебе и уехал.

Кэп немного смягчился.

– Ты ужинать будешь?

– Не, я бутербродов нахватался. Я трахаться буду. …Ведь – да?...

Кэп хмыкнул, развернув кресло, уехал в комнату, но упрямиться не стал: позволил Тёмке себя соблазнить. Минут через пять Рыжий уже сидел сверху, стиснув коленями Кэповы бедра и опираясь руками на подставленные сильные ладони. Он начал медленно, томно, надолго замирая после каждого движения. Потом – завелся, сжал Лёхины пальцы, ускорил свой ритм.

– Алёшка, какой ты… По сравнению с ними со всеми. О, боже!... Такой…

– Какой? – спросил Кэп настороженно.

– Большой. Сильный. Обалденный. Лучше всех!

– Там были те, с кем ты мог меня сравнить? – не удержался Кэп ревниво.

– Да ну их! – отмахнулся Тёмка. – Все – доходяги. Тебе в подметки не годятся.

– Но – были твои бывшие? – приспичило Кэпу.

– Кроме Ваньки – только один, – это была Тёмина ошибка. Зачем сейчас, во время страсти, было это признание?

– Это он тебя тискал? – в голосе Кэпа звякнул металл.

– Когда? – Артём был слишком заведен, чтоб быть осторожным в выражениях.

– А тебя сегодня тискали несколько раз? – процедил Кэп и выдернул руки, на которые опирался Тёмка.

– Да! Как ты понял?! – с обидой, с вызовом, нарочито и громко вскрикнул Артём.

– Ты – сссука! – Кэп коротким хуком сунул ему в бок кулак.

Рыжий охнул от удара, едва не потерял опору, но сумел-таки дернуться вверх, приподняться, чтоб не причинить Кэпу боли. У него зашлось дыхание. Он трудно осел на кровать, хватая ртом воздух. Потом раздышался, вскочил и прижался спиною к стене. Кэп зло смотрел, как угасает Тёмкина эрекция.

– Что пялишься? Собирай своё тряпье и вали отсюда на хрен! Я с бл###ю жить не буду!

Тёма стоял и молчал.

– Я непонятно объясняю? Повторить?

– Не надо, – Артём покачал головой и пошел укладывать вещи.

Сборы заняли четверть часа. Шмотки, ноут, бритва и щетка… Он всё упаковал, завернул Доньку в свой шарф. Сел в коридоре на обувную «горку» – обуться и… надолго замер, опустив голову. Встать сейчас и уйти просто не было сил. Он сидел дольше часа. Кэп проехал на кухню, позвенел там посудой. Вернулся в комнату. Лёг. Выкатиться в коридор, чтоб проводить Артёма, для него тоже оказалось непосильным трудом.

По-ноябрьски рано стемнело, когда Артём встал и неслышно вошел в комнату. Кэп лежал лицом к стене. Тёма опустился на краешек кровати. Кэп не обернулся.

– Алёш? – голос Тёмы был умоляющим, жалким. – Выслушай, пожалуйста, – ответом была тишина. – Я ни в чем не провинился. Меня никто не трогал. А уж тем более – я никого. Там был один парень, да, мы с ним жили два месяца позапрошлой весной. Задолго до нашей с тобой встречи. Мы здороваемся просто: «привет-как жизнь-пока-пока». И больше – никаких отношений. Правда.

Кэп молчал. Тёма робко тронул его за плечо. Его не оттолкнули. Тогда он смелее положил ладонь на Кэпову руку:

– Я люблю тебя, Алёш. Я не могу уйти. Пожалуйста. Только не сейчас!

– Ты знал, что он там будет? – глухо проговорил Кэп в стену.

– Да, – выдохнул Артём.

– И для него наряжался?

– Да нет же! – подрагивающая Тёмкина ладонь, едва касаясь, гладила Кэпов локоть.

Кэп резко дернулся:

– Не ври!

…Что сказать в его оправдание? Что он и сам не знал, как сильно ревнует своего Рыжика? Что не рассчитал силы своих рук, привыкших «таскать» его могучее тело? Что он не собирался бить, просто хотел отмахнуться? …Слабые отмазы!

– Не ври мне! – он развернулся и толкнул Рыжего в грудь.

Тот от удара отлетел, как тряпичная кукла. Перед кроватью стояло кресло, на котором Кэп ездил по дому. Окажись оно на полметра правей, и Артём, упав, сломал бы себе спину. Но подлокотник подвернулся ему под поясницу. Он успел развернуться и уже в падении выставить руку для опоры. Шумно грохнулся. Охнул. Вскочил. И, застонав, схватился за кисть.

Кэп сгоряча привстал на локоть и смотрел на Тёму с вызовом:

– Еще раз объяснить?

Но лицо Артёма закаменело, и голос стал сухим и строгим.

– Нет. Не надо. Я – понял.

Падая, он повредил руку, и надеть куртку сумел не с первого раза. Положил черепаху за пазуху. Навьючил сумку, ноутбук, сдавленно застонав – видно, зацепил больное запястье – взял в руки аквариум и вышел. Кэп яростно стукнул кулаком по стене. Но в опустевшей квартире никто и ничто не ответило на этот отчаянный жест.

Он допил пиво и съездил за водкой. Послал Артёму смс: «Набегаешься – приходи! Бить буду несильно». Выпил полбутылки водяры. Набрал еще смс: «Рыжий, как рука? Не простуди Доньку, приходи домой». Ответа не было. Он набрал Тёмин номер, но тот был недоступен. Через час он поехал на улицу. Уже была ночь. Он катался по окрестным дворам, пытаясь в темноте разглядеть Тёмкину фигуру на лавочках или качелях. Его коляска могла забраться не на все бордюры. Там, где не мог проехать, он негромко окликал:

– Артёёёём!

Но никого не нашел. Замерз. Катился домой и молился: только б Тёма был дома. «Прости меня, Рыжик!» – шептал он в лифте. – «Я – сволочь. Прости!»

Но квартира была пустой и безмолвной. Кэп включил комп, зашел на Амбразуру. Там, как всегда, болтался Мадьяр.

«Иван, привет. Ты не знаешь, где Тёма?» – написал ему Кэп без особой надежды.

«Ты – подлец!» – был ответ. – «В следующий раз я сдам тебя в полицию».

«Он у тебя?» – спросил Кэп. Но вместо ответа пришло: «Сообщение не может быть доставлено. Данный пользователь включил вас в черный список». Кэп завел еще один ник. Снова написал Мадьяру:

«Только скажи: он – с тобой?»

«Да», – был короткий ответ. И новый ник попал в черный список вслед за предыдущим.

Кэп допил бутылку и лег, сжимая в руке телефон.

Воскресное утро началось не с будильника. Кэп проснулся с мутной головой, разлепил глаза и первое, что увидел – пустой угол стола, где еще вчера стоял Донькин аквариум. Кэп подъехал к окну. За ночь лег первый снег. Тротуар был устелен нетронутым белым ковром. Кэп вспомнил прошлую зиму, одиночество,  отчаяние, застуженные больные колени. Всё это вернулось. А то, что дало ему лето, он сам просрал – идиотизмом и подлостью. Ему пришло в голову, что есть один плюс: так никто ему в лицо и не кинул обидного «Пидор!» Можно больше не бояться этого стыда!

Дверь подъезда хлопнула. Соседка прошла к магазину, оставив за собой цепочку следов. И Кэпу подумалось: надо – жить. Строить свою судьбу по-новому. Как с чистого листа.

* * *

Нет, Артём не вернулся.

Всё воскресенье Кэп занимал себя домашней суетой: мыл пол, варил картошку, убирал на зиму летние вещи. Вчерашнее вспоминать было стыдно и больно. Чтобы унять совесть, он твердил себе, что всё сделал верно, что давно было пора расстаться, что он уберег Тёму от стычек с тем же, не дай Бог, Борькой, который на кулак насадит так, что забудешь, как дышать... Да и сам Кэп, получалось, ушел от позора. Теперь, когда всё позади, он никому не позволит в лицо себе сказать пошлость или грубость.

Он был уверен, что Артём еще придет. Вслушивался в тормозящий на этаже лифт, подъезжал смотреть в глазок: вдруг Рыжий топчется на лестничной площадке, боясь позвонить? Лёху волновало сейчас: как его не впустить снова в дом? Что сказать, чтоб не обидно, но без компромиссов?

«Рыжий, прости, я тебя толкнул случайно. Но попросить уйти хотел давно!» – репетировал он, привставая в кресле на колени, чтоб достать с верхней полки зимнюю куртку и шарф. Дело это было сложным. Кресло елозило колесиками, грозя отъехать в самую неподходящую минуту и грохнуть хозяина об пол. Тащить к шкафу стол сейчас было в лом. Кэпа бесила собственная убогость, увечность, вот так, по мелочи, настигавшая в пустяковых делах.

«Вали отсюда! Чтоб я тебя не видел никогда!» – в сердцах прошипел он, обращаясь к воображаемому Тёмке… Но выслушивать все эти фразы тот так и не пришел. К вечеру Кэпа накрыл страх: вдруг с Рыжим – беда?! Он открыл «Амбразуру»: там привычно травил анекдоты Мадьяр. Вряд ли бы он веселился, если бы с Артёмом было плохо, ведь правда?! Кэп, хмыкнул: «Гордый, значит?! Ну и – ветер в спину!» Ему хотелось водки, но завтра было – на работу, и он удержался.

Три дня подряд он то злился, мрачно огрызаясь на вопросы сослуживцев, то оживленно хохмил, кокетничал с покупательницами и клеился к кассирше Тане. Кассирша смеялась и шутливо драла его за ухо за «гусарские» комплименты. В среду вечером, разбираясь в холодильнике, он наткнулся на кусок огурца, оставленный для Доньки. Подержал его на ладони, словно взвешивая, бросил в мусорное ведро, поехал в комнату и… лёг. Накрылся одеялом с головой. В его груди тугой спиралью свилась боль, такая сильная, что тяжело было вдыхать, и жёсткое кольцо, казалось, стискивало горло. Он подтянул к животу куцые колени и обнял себя руками. Хотя бы одну слезинку проронить! Но – нет, слёз не было, была лишь тяжелая ноша, которую не снять уже со своих плеч.

С кем он прощался? Кем был для него Артём? Любовник, который первым кроме простой механики секса открыл Кэпу томные, долгие ласки. Поклонник с восхищенными глазами, не сторонящийся его культей. Друг, который гоняет за пивом в перерыве футбольного матча, рассказывает медицинские байки и с интересом слушает, как прошел его день. Врач, профессионально бинтующий в плотный, облегчающий кокон его уставшие за день колени. И – даже больше, чем всё это вместе. Тёма был членом Семьи. Такая вот чудная семья получилась у Кэпа: Рыжий и Донька. О них можно было заботиться. Они ждали его вечером с работы. И после трудного дня Кэп еще с улицы улыбался горящему на кухне свету. А, едва открыв дверь, вещал устало и радостно: