Текст книги "Я-злой и сильный (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Тёмка, ну – что? – спрашивал он, глядя на Артёма снизу вверх. И его голубые глаза светились любовью и радостью.

Тёма удержал его взгляд, накрыл ладонью синий бархатный футляр и выдохнул:

– Да!

Мадьяр первым захлопал в ладоши.

Лёшка поднялся с коленей сам, без посторонней помощи. Протянул Тёме кольцо и выставил безымянный палец:

– Кольцуй!

На внутренней стороне кольца было выбито: «Артём».

– Подожди! Тогда и ты – меня.

Артём скрутил с пальца своё «обручальное» и положил на Кэпову ладонь. Лёха кивнул, покосился на Мадьяра, державшего наизготовку фотоаппарат:

– Папарацци готовы? – потом взял кольцо с гравировкой «Алёша» и под щёлканье фотообъектива вернул на прежнее место. Тёмка, несмело улыбаясь, взял второе и бережно продел в него Лёхин палец.

– Хирург, понятно?! – негромко прокомментировал Мадьяр его осторожное и точное движение.

Повисла пауза. По законам жанра надо было кричать «Горько!», но обоим «молодым» сейчас так очевидно не хватало храбрости, что гости промолчали.

– Я пойду, переоденусь! – подхватился вдруг Тёма. – Вы все при параде, а я…

Он выскользнул из комнаты, зашаркал в коридоре чемоданом. Кэп посмотрел на гостей исподлобья:

– Тёмка у нас – «девочка». Все выяснения, претензии, вопросы, всё – ко мне. Кто его обидит или будет задираться, огребёт такииих люлей,… – он сжал кулак и чуть крутанул его вокруг своей оси, красноречиво хрустнув суставами. – Всех, кому про нас расскажете – предупредите!

Ильяс с Серегой кивнули – почти без эмоций, Мадьяр картинно поежился. Чтоб смягчить впечатление от грубоватых слов, Кэп обратился к нему совсем другим, дружеским тоном:

– Вань, завтра нам Доньку вернешь?

– Чёрт, даже жалко! Я к ней привык, – вздохнул Мадьяр. Потом улыбнулся лукаво: – Раньше наш Тёма держал хомяков. Но они из него «веревки вили», он с ними не справлялся. Вот и пришлось завести черепаху в коробочке!

– Очень смешно! – сердито проговорил появившийся в дверях Артём.

Теперь он был щеголем: в костюме, галстуке, белой рубашке. Но Лёха вдруг понял, что настроение у него – сложное.

– Тём, что случилось? – серьезно спросил он.

– Я тоже тебе должен признаться, как обещал... Но это – не такое радостное. Вернее, вообще – нет. Во вторник я уезжаю в Баткен*. Мне час назад подтвердили.

У Кэпа сердце зашлось:

– Рыжик, зачем!?...

– Я документы подал еще в январе. Я же – не знал!... – виновато опустил глаза Тёма. – Я думал… Мне было…

Кэп не готов был вот так, в одну секунду отпустить свое счастье.

– Тём, может быть, не поздно отказаться?

– Нет, – Артём безысходно качнул головой. – Я узнавал сегодня: меня уже не успеют заменить. Выезд – через три дня, другой кандидатуры – нет. Если я откажусь, медсанчасть заставы будет не укомплектована… Так нельзя же ведь, правда!?

– Ё-мое! Я думал: женюсь на девчонке, а оказалось – мужик с яйцами! – обреченно выдохнул Кэп.

– Горько! – бухнул Серый.

Утром Лёхе казалось, что самое страшное – это выпалить по телефону:

– Ильяс, про меня и врача – это правда. Я буду с ним вместе жить. Если хочешь, мы с тобой больше не будем общаться. А если остаёшься моим другом, то у нас сегодня – свадьба. И мы тебя ждём!

Дотараторив, он трусливо бросил трубку. Телефон молчал две минуты, потом запел знакомой трелью. И Ильяс, как ни в чем ни бывало, словно и не прерывался разговор, сказал:

– Окей. Чего дарить-то? Серёге я сам позвоню.

Днем Лёху пугало другое: как он будет при мужиках целовать Тёму в губы? На свадьбе ведь – надо! А теперь прежние страхи показались не глупыми – пошлыми. Разве можно держать их всерьез, когда ты узнал, что твоё счастье – лишь на три коротких дня. А потом – неизвестность. Потом – каждый день, цепенея от страха, ждать известий из «горячей точки».

Теперь, когда Тёмкины губы горчили разлукой, страшней всего было потерять хоть секунду, хоть миллиметр дозволенной, доставшейся любви. Лёха наклонился к Любимому. И только тогда напряжение, которое владело Тёмой, Бог весть, сколько недель, а может, даже месяцев, враз схлынуло. Он отдал своему Алёшке губы для поцелуя, и из его крепко зажмуренных глаз покатились слезы.

– Тихо, тихо, малыш. Мой хороший! Всё будет нормально, увидишь! – зашептал ему Лёха, прижимая к своему плечу.

Но Тёма не мог успокоиться. Он дрожал, жался к Лёшке и плакал.

– Мы пойдем? – вопросительно посмотрел на хозяев Ильяс, привставая.

– Не! – замотал головой Лёха. – Сидите! Вы что?! Свадьба же! Куда так рано?

Тёмка рыдал. Муж обнимал его сильной рукой и ласково гладил по локтю. Гости, косясь на них, неловко замерли. Лёха показал им жестом, чтоб – наливали, чтоб брали еду. Серый потянулся за шампанским. Наполнили бокалы – Тёмкин тоже.

– Будьте счастливы! – проговорил Мадьяр.

– Рыжик, чокнись! – подсказал Лёха.

Артём поднял взгляд на гостей, взял бокал, дотянулся до протянутого к нему хрусталя и снова зарылся лицом в плечо мужа. Гости сначала говорили тихо и только про еду.

– Салат отличный! – Ильяс повысил голос. – Тебе наложить, Лёх?

Кэп кивнул. Тёма всхлипывал всё реже и, наконец, оторвал заплаканные глаза от мокрой Кэповой рубашки:

– Я тебе есть не даю? Ешь!

– Вот так подвинься! – Лёха чуть сдвинул его, потянулся за вилкой. – Ты тоже голодный? Бери! Это Маринка Серёгина сделала.

– А долма и купаты – из «Алазани», – вставил Мадьяр.

Открыли коньяк. Тёмке предложили, было, вместо него вина, но он усмехнулся:

– Да ладно вам. Не такая уж я баба!

Он успокоился, начал сновать между комнатой и кухней, подавая чай и конфеты. Стемнело и включили свет. И что-то трогательное, тонкое висело в воздухе и царило в разговорах. Это была свадьба. И одновременно – проводы, на которых три крепких десантника и один гламурный журналист провожали щуплого, с исплаканными глазами, рыжего гея в «горячую точку» далекой и чужой страны. Провожали для того, чтоб у какого-то незнакомого парня остался шанс придти домой с ногами.

* * *

В июне вдруг вернулись холода. Над городом повис туман. Не по-летнему зябкие сумерки пахли сиренью.

За окнами вокзала хлестал дождь. Капли сыпались под фонарями, на краткий миг вспыхивая отраженным светом и тут же пропадая в темноту. В зале ожидания было зябко. Перед рядами кресел мотался взад-вперед, чуть припадая на левую ногу, плечистый парень. Его приятель сидел в переднем ряду и меланхолично смотрел за его метаниями. Потом не выдержал:

– Кэп, сядь, Бога ради! Уже в глазах рябит!

– Почему он недоступен? – спросил Кэп, опускаясь на соседнее с ним кресло.

– Проезжает участок без мобильной связи.

– Полтора часа подряд?!

– На киргизской симке деньги кончились, а местную еще не подключил. …Слушай, что ты, как ребенок, потерявший титьку!? Как ты вообще четыре месяца ждал? Не понимаю! Он звонил из Москвы. Тут – не война. Доедет, наверно!

– Доедет, – кивнул Кэп. – Не война, – потом снова вскинул голову: – Слушай, тот лысый с букетом на пидора похож?

Серёга фыркнул:

– Тебе это на что? Соблазнить его решил, пока Артём не приехал?

– Рыжий любит розы. Вроде, этот уродец похож на того, его «спонсора». Рыжий позвонил ему из Москвы… Этот крендель приехал встречать... Сейчас Рыжий «сделает мне ручкой» и уйдет к нему!?

– Кэп, ты – ненормальный. Я даже говорить ничего не буду, – Серый устало прикрыл глаза. – Иди, бегай из угла в угол, если не сидится.

Мужик с букетом топтался у кофейного автомата. Кэп, не удержавшись, подошел туда же. Сунул монету в соседний аппарат:

– Московский встречаете?

Мужик кивнул.

– А какой вагон здесь будет?

– Третий.

Подошедший Серёга вовремя успел подхватить с полочки стакан с горячим кофе. Кэп, вздрогнув от ответа лысого, резко сжал кулак. Случись в нем бумажный стаканчик – кипяток вывернулся бы ему на руки и на пол. Лысый посмотрел на них с опаской.

– Граждане встречающие! Скорый поезд из Москвы прибывает на второй путь! – наконец, промямлило радио.

– Надо было взять сюда букет! – пробормотал Кэп.

Серый страдальчески закатил глаза и первым пошел на платформу.

Третий вагон остановился у двери вокзала. Артём сошел одним из первых. В свете фонарей, загорелый и стройный, он казался совсем пацаном. Он настороженно оглядывал встречающих. Увидел Кэпа и улыбнулся.

– Вон он! – сказал было Серый.

Но Кэп уже прикипел взглядом к счастливым Тёмкиным глазам и расплылся ответной улыбкой. Ямочки на щеках, белесые ресницы… Он на глазах превратился из сурового Кэпа в Алёшку. И даже Серёга невольно изменил обращение:

– Лёх, с прохода подвинемся? – и, не уверенный, что кто-нибудь из двоих его услышит, вцепился в локоть друга и потащил к дверям вокзала.

– Подожди! – упёрся Лёха. – Тёма, дай чемодан!

– Я – сам, – вякнул было тот.

– Сейчас довыступаешься, – пообещал Лёха строго.

Артём отдал чемодан, поправил сумку на плече:

– А где коляска?

– Дома.

– А трость?

– В машине.

– Скользко же, Лёш! Ну как можно?! О костях не думаешь, подумай о протезах: не дай бог, их расшибешь, если свалишься!

– Он перед тобой форсит. Неужели неясно?! – улыбнулся Серый.

Лёха фыркнул:

– Ну, ты и трепло!

Дождь кончился, но по площади текли ручьи. Артём вцепился Лёхе в локоть:

– Осторожно! Не поскользнись!

Лёха притиснул его руку к своему боку и ничего не ответил. К машине пробирались через лужи. Серёга звякнул брелком сигнализации.

– Садитесь оба сзади!

– Нет! – отрубил Кэп.

Тёма забрался на заднее сидение. Ахнул, увидев розы:

– Мне?!

– Не. Случайно нашли на дороге! – снисходительно бросил Кэп, закусив изнутри щеку, чтоб не улыбаться.

Серёга вырулил со стоянки. Кэп чуть обернулся назад:

– Ты, правда, без новых шрамов приехал? Смотри, всё проверю – до миллиметра!

– Говорил же – без! А как ты ходишь! Супер! Только малость вправо западаешь. Колено застужено?

– Глазастый! – усмехнулся Лёха. – Уже почти всё прошло.

Они остались с глазу на глаз только в лифте. Лёха сгреб Тёмку в объятия. Тёма притих.

– По медсанчасти «работали»*?

Артём, не поднимая головы, кивнул куда-то Лёхе в шею:

– Один раз.

– «Двухсотые»* были?

– Наших, санбатовских – нет. А всего – семеро.

Лёха положил одну ладонь на рыжую макушку, другой стиснул Тёму за талию, почти полностью укрыв его своими сильными руками.

– Больше – не поедешь. Не пущу! …Если б что-то случилось с тобой,… – его голос сорвался.

Тёма плотней вжался лбом в Лёшкину шею.

Уже в квартире, разуваясь, он спросил:

– А Донька – как?

Кэп зашел в кухню, нашарил ее под батареей:

– Идём! Наш Тёма приехал!

Донька не испугалась ни большой ладони, ни последовавшего за ней «полёта», не спрятала ни головы, ни лап.

Артём коснулся губами ее ребристого глянцевого панциря:

– Привет, красавица! Как ты? Он хоть тебя кормил?

Лёха оскорбился:

– Она жрала больше меня! И я, причем, каши, а она – заморские яблоки, – потом спохватился: – Тём, ты же – голодный?! Иди, руки мой! Я мяса нажарил.

– Я в душ сначала, ок? – просительно протянул Тёмка. – А то я двое суток в дороге!

Лёха поставил на огонь сковородку. Грел картошку с мясом, слушал шум воды в душе. Потом, не выдержав, выключил огонь и пошел к дверям ванной. Подумав, снял футболку. Повел плечами, катнув с плеча на плечо волну мышц, как делают бодибилдеры на выступлениях. Наконец, дверь ванной открылась. Артём вышел, даже не надев халата, который заботливо приготовил ему Лёха.

– Ну? Куда теперь? На кухню или?... – в Лёхином голосе переливались искушающие нотки.

– В койку! – договорил с придыханием Тёма.

Лёшка подхватил своего Рыжего на руки.

– С ума сошел?! Отпусти, сейчас же! – зашумел тот.

Но Лёшка помотал головой:

– Нет! Ты что, забыл уже? Я – сильный!

Он в несколько шагов пересек небольшую комнату, бережно опустил свою ношу на хрустящие простыни. Потом заученным, натренированным движением согнул протезы и опустился перед кроватью на колени. Тёмка смотрел на него снизу вверх и чуть щурился, словно смотрит на солнце. Лёха наклонился к его лицу и прошептал, касаясь губами загорелого виска:

– Я – просто сильный, слышишь?!

* Баткен – город в Киргизии, место приграничного конфликта (от Баткена до Таджикистана 4 км, до Узбекистана – 14 км).

* «Работали» (здесь, военный сленг) – обстреливали.

* «Двухсотые» или «груз 200» (военный сленг) – так называют погибших на военном сленге.

–

Спасибо всем, кто читал!!!!

–