Текст книги "Киндер, кюхе, кирхе (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Анна Львовна пожала плечами:

– Ну – смотри. Я в твои расчеты не лезу.

– Вот и не лезь! – хмуро отрезал Андреич и вышел из техотдела.

Лев Толстой очень верно сказал, что мы любим людей за то добро, которое  им сделали, и ненавидим их за то зло, которое им причинили. Андреич этой мудрости, конечно, не помнил. Но после несправедливо, как он и сам понимал, срезанной премии, обозлился на Самсонова еще сильней.

В конце января у Андреича намечался юбилей. И когда Лёха с Нечаевым подошли к нему советоваться насчет подарка, он предупредил:

– С Самсонова денег не берите, я их с Олегом не зову, – и на удивленные взгляды пояснил: – Пашке моему – двенадцать лет. Я не хочу, чтоб он на их «голубую дружбу» пялился.

– Да ладно тебе! – протянул Лёха. – Они ж свои отношения на люди не выставляют. У Арни вон вообще пацаны маленькие – и то он не боится….

– Мне Арни – не указ. К себе – приглашайте, кого хотите, а я – сам гостей выбираю, – отрубил Андреич, закрывая тему.

Выйдя из дирекции, Мишка мастера искать не пошел, даже подозрением оскорблять его не стал. Андреич – свой мужик. Небось, если бы смог – нормальную премию выписал. Мишка решил, что дело закрутилось на уровне завода: или цехом недовольны или попросту решили денег сэкономить….

Как всегда в день зарплаты цеховские мужики скидывались на предстоящие гулянки-рыбалки-поездки. Мишка окликнул Нечаева, собирающего деньги «на Андреича».

– Почем сдаём? По две?

Но Севка ядовито хохотнул:

– Ты, Самсон, свои при себе оставь! Тебя не позвали!

– Как это? – растерялся Мишка. – Почему?

Нечаев торжествующе выпалил:

– Потому что ты – пи-до-рас! Понял? Андреич сам так сказал! – и обернулся к Лёхе: – Лёх, подтверди.

Лёха ничего не ответил, раздраженно дернул плечами и вышел в курилку. Мишка вспыхнул, сгреб из своего шкафчика вещи и выскочил в коридор.

На стоянке он долго сидел в незаведенной машине. Нужно было ехать в институт, сдавать лабораторку. Но его душила обида. И не было сил сейчас с кем-то разговаривать, отвечать на какие-то мудреные вопросы. Наконец, он решительно крутанул ключ в замке зажигания и поехал домой.

Есть не хотелось, заниматься ужином – тем более. Огорченно помотавшись по квартире, он завалился к телевизору щелкать каналами. Олег не приехал ни к половине седьмого, ни к семи. Мишка набрал его номер:

– Ты где?

– У Светки! – в голосе Олега слышались раздраженные нотки. – А ты? Не на учебе? Тебе же лабу сдавать, вчера готовился весь вечер. В цеху, что ли, пьянствуешь?

Эта «пощечина» от Олега была уже лишней.

– Я – дома. Придешь – объясню, – буркнул Мишка и повесил трубку.

Олег явился в девять часов – злой. Мишка себя уже ревностью изъел, на задний план задвинув и премию и подлые Севкины слова. Но Олег, едва переступив порог, взорвался:

– Всё! Я больше к  ней не пойду! Мне – до рвоты!

– Что случилось? – опешил Мишка.

– Ненавижу ее! Уволюсь на хер, только бы не видеть! Я не-на-ви-жу этого ребенка! Ты его хотел? Забирай!

Мишка подскочил к другу и заткнул ему рот ладонью:

– Тихо! Молчи!

Олег мотал головой и вырывался, пытаясь еще что-то сказать, но Мишка был сильнее. Он крепкой рукой обнял Олеговы плечи, а вторую прижимал к его губам.

– Не ори! Ты сгоряча всё это лепишь! Заткнись и успокойся.

Олег еще пару раз пытался вывернуться из Мишкиных объятий, потом затих. Медленно отвел Мишкину ладонь от своего лица.

– Выпьем, ок? Я схожу за водкой. Ужин есть?

Выпустив Олега из объятий, Мишка пошел на кухню. Ничего быстрого кроме яичницы на тушенке не придумалось. Олег минут через десять принес поллитра белой и две полторашки «Балтики»:

– Минь, тебе – пиво.

Мишка согласно кивнул, хотя подумал вскользь, что его заводские новости заливать нужно как раз «горькой».

Олег хорошо «нагрузился» и только тогда начал говорить:

– Это студия мне всё перекроила. Да еще мама с детства говорила, что я не смогу стать нормальным отцом….

– Да в чем дело-то? – спросил Мишка, подсовывая Олегу бутерброд с толстым слоем масла, луком и селедкой. – Что ты всё свалил до кучи: и студию, и маму?

Олег выпил еще одну стопку и спросил:

– Ты Ритку на студии застал? – и, посмотрев в озадаченное лицо друга, сам себе ответил: – Нет, она раньше родила. И слава Богу! Знаешь, бывают съемки – секс с беременными. Извращение – мрак! Пока я снимался, беременных на студии было три: Гузель, Жанка и Рита. Когда у меня стояк нормальный был, я на извраты не подписывался. Потом хреновей стало подниматься. И, чтоб в зарплате не терять, я уже на «неэлитки» соглашался. В сексе с беременными расценки выше, чем на садо-мазо. А для баб – вообще, почти как за целку. Но я таких сволочей, что снимаются на последних сроках, ненавижу. Знаешь, когда ребенок – живой и шевелится…. И – чужой, между прочим! А тебя заставляют в него болтом тыкать и сверху ложиться. И он начинает изнутри ногами бить,… – Олег передернул плечами: – Брррр…. Вспоминать не могу!

Он еще налил себе и выпил. Мишка молчал.

– Короче, я снимался с беременной Жанкой. У нее срок был – восемь месяцев. Это уже очень много. А она, сука, копила деньги на квартиру. Ей сколько-то немного не хватало, и она решила сниматься до последнего. Зюзя, гад, ей зарплату каждый день выплачивал и всё расценки поднимал, чтоб не соскочила. Ну и мы, идиоты, «старались». Даже – Клей с его двадцатью четырьмя сантиметрами. Из-за него, наверно, всё и вышло. Короче, в тот день я был у нее даже не последний, после меня было еще двое. Потом у нее разболелся живот, она ушла со съемок. А ночью преждевременные роды начались. Тамара Михайловна, режиссерша, прибежала к нам с Яриком:

– Помогите Жанну до скорой вынести!

 На скорой фельдшер – баба, а шофер – пожилой. Мы носилки несли вдвоем: Ярик – спереди, я – сзади. Жанка на носилках бьется и орет на меня:

– Это ты, урод, убил моего ребенка! Ты раздавил его, гнида! Он умирает!

Фельдшерица спрашивает:

– Вы – отец?

А Тамара мне шепчет:

– Скажи: отец. Довезешь ее до роддома и – всё!

Они же там, на студии, с налогами мухлюют. И про порно в учредительных документах ни звука. Если бы всплыло, что порнуху про беременных снимают, скандала бы не обрались. Короче, я сдуру согласился эту ситуацию собой «прикрыть». Сказал, что – муж, сел в скорую. Врачиха мне в руки бутылку капельницы сунула: у них в машине все крючки для капельниц отломаны были. Я эту бутылку до самой больницы держал. Врачиха Жанке уколы делала. А Жанка всю дорогу в меня плевалась и выла, что я – ублюдок, зверь, что я ее насиловал. У нее от боли крышу сорвало и казалось, что в ее боли я виноват. И что малыш умрет и тоже по моей вине. До больницы доехали, а там меня охрана задержала. Фельдшерица показала, что роженица обвиняет меня в насилии. Жанку в родблок увезли, а по мою душу вызвали милицию. Сержант спрашивает:

– Ты ее бил?

Говорю:

– Нет. Только сексом занимались. И то – по согласию.

А он так, сочувственно:

– Знаешь, парень, во время родов они, бывает, бьются о стены, о спинки кроватей. Если у нее синяки после родов появятся, и она даст показания, что это – побои, ты можешь на реальный срок попасть.

Я офигел. Меня в КПЗ увезли. Спасибо, наутро Аркадьич выручать примчался. Денег им дал, как-то дело замяли. Но с меня потом на студии за это шестьдесят тысяч вычли. Ни за что, понимаешь?! А ты помнишь, как эти деньги там зарабатываются…. Мне надо было выплатить им всё из своих накоплений да ноги оттуда делать. Но я, идиот, не решился. А у Жанки недоношенный малыш родился. Она после роддома на студию вернулась, у нее же квартира оплачена была. А ребенок в инкубаторе остался. Ей бы извиниться передо мной, но она всё ходила и говорила, что это мы будем виноваты, если ребенок умрет. Врачам спасибо, он – выжил. Жанка его забрала и отвезла к своей матери. А квартиру так и не купила, купила машину, а остальные деньги – профукала… тварь…. А сегодня Светка меня попросила помочь еды купить, чтоб сумки не таскать. Домой к ней пришли, она:

– Помоги мне душ принять, а то у меня голова кружится, – разделась, в ванну залезла: – Спину потри! – я всё бы вытерпел. В конце концов, это же мой ребенок. И ей – тяжело. И помочь больше некому. Но она, идиотка, мою руку к животу прижала: – Смотри, как он толкается! – а мне это – до рвоты! Если б не тот случай с Жанкой, если б я в чужих детей не тыкал… если бы,… – Олег уже сильно напился и, всхлипывая, держался за Мишкину руку. – Минь, пообещай, что у нас с тобой никогда не будет детей! – он притянул к себе любовника и, задрав его футболку, начал целовать плоский мальчишеский живот с кубиками пресса.

– Ну я-то точно не рожу! – усмехнулся Мишка.

– Вот и слава Богу!

– Пойдем уже спать, – Мишка понимал, что Олега после его истерики и исповеди не стоит грузить своими заводскими неурядицами. Что деньги? Это всего лишь деньги! Другие заработаются! А Севка, может, что-нибудь и переврал: не мог Андреич так про него сказать. Мишка забрал у Олега почти пустую бутылку: – Пошли!

Олег беспрекословно пошел в спальню. И, уже устраиваясь в постели, пробормотал:

– А знаешь, как Светка тебя называет? «Твой деревенский дурачок».

– И ты позволяешь? – осуждающе спросил Мишка.

– Она мне – чужой человек. Мне от нее надо, чтобы родила и меня отцом записала. А жизни ее пусть кто-нибудь другой учит, – ответил Олег.

Мишка неопределенно пожал плечами. Олег вдруг сел на кровати:

– Слушай, она меня просит с ней расписаться. Типа, чтобы собственного ребенка усыновлять не пришлось. Как думаешь, если распишемся, перестанет она приставать? Может, она просто боится, что я от ребенка откажусь?

– Ну – распишись, – равнодушно ответил Мишка.

– Тебя же я всё равно в паспорт не смогу вписать, правда? А так для всех я буду женат. Ты же этого хотел? – спросил Олег.

– Распишитесь, – еще раз сказал Мишка, у которого не было ни сил, ни желания что-нибудь важное обдумывать сегодня.

Олег озвучил Светлане свое согласие на следующий же день. Света поспешила ковать счастье, пока горячо: прибежала к Верочке. Верочкина мама работала в ЗАГСе, и Вера тут же повисла на телефоне. Во время обеда Света подошла к Олегу:

– Если мы после работы сразу поедем, то успеем сегодня подать заявление. Вера договорилась, нас будут ждать.

Задний ход давать Олег не стал. Вот почему, вернувшись вечером домой, он вынул из кармана глянцевый квадратик:

– Вот, подали заяву!

– «Приглашение», – прочитал Мишка. – «Бракосочетание Серебрякова Олега Борисовича и Головчук Светланы Ивановны состоится»,… – он поднял на Олега заблестевшие ненужной влагой глаза: – Лёль, почему на этот день?

– На какой? – непонимающе спросил Олег.

– «…Состоится четырнадцатого февраля», – дочитал Мишка. – Это же наш с тобой день. Наше начало.

Дата, конечно, была не случайной! Жалеющая Свету Верочка уговорила свою маму «пожертвовать» одной из элитных строчек записей в журнале регистраций. День Всех Влюбленных, «Красную Горку» и День города работники ЗАГСа приберегали для друзей, знакомых и для богатеньких новобрачных, готовых раскошелиться ради знаковой даты. Олегу в ЗАГСе не терпелось поскорей уладить все формальности и смыться от беременной невесты. На вопрос регистратора:

– Вторая суббота февраля – подходит?

Он ответил:

– Любая суббота подходит.

А сейчас – растерянно хлопал глазами:

– Минь, прости! На этот день, конечно, не хотелось бы…. Но это же ничего не значит! Свадьбы не будет: придем, распишемся, и – всё. Я как был только твой, так и останусь!

У Мишки и без того всё шло наперекосяк. Из-за несданной вчера лабы он не получил зачет. Сегодня пошел к Андреичу подписывать учебный отпуск, хотел в лоб спросить: правду Севка вчера сказал или с****нул? А Андреич при его появлении глаза отвел, куда-то заспешил, даже подпись не стал ставить: «Я занят! Иди, у начальника цеха визируй!» Мишка ему вслед посмотрел и отчетливо понял: Нечаев не врал! Правда, стал он на работе для бывших друзей «пидором», которому ни премий не дают, ни на общие праздники не приглашают. А теперь еще – эта Олегова свадьба…. Чтобы Олег не увидел навернувшихся на глаза слёз, Мишка ушел на лоджию курить. Олег вышел следом:

– Ну чего ты, заяц? Ну, что ты – девчонка? Это они обычно датам такое значение придают.

– Тебе на эту дату наплевать? – Мишкин голос звучал глухо. – Я рад за тебя, ты – мужик!

– Ну, прости! Я просто в ЗАГСе внимания не обратил. Хочешь, я всё отменю, передвину? Позвоню Светке, скажу, что мне этот день не подходит!? – Олег потянулся за мобильником.

– Да ладно, оставь! – великодушно остановил его Мишка. – Что беременную дергать? Пусть уже родит спокойно, наконец…. Но это всё равно будет только наш с тобой день, правда?

– Конечно! – кивнул Олег, привлекая любовника в свои объятия. – Мы с тобой – вместе. Навсегда. До самой смерти!

В предпоследний день зимних каникул все учителя уже были в школе. Утверждались учебные планы. Обсуждались условия ЕГЭ. Наталья Борисовна после педсовета пришла в свой кабинет. Раскрыла окна, чтобы выветрился резкий запах краски после ремонта. Достала из шкафа втиснутые туда во время генеральной уборки карты: «Природные зоны России», «Полезные ископаемые», «Политическая карта мира». Что-то помялось. Что-то давно устарело. Она села было составлять заявку на новые учебные пособия. Но почувствовала, как раскалывается от запаха краски голова, и засобиралась домой. За дорогу до дома боль не прошла. Наталья Борисовна собиралась лечь, но тут зазвонил телефон.

– Алло? – откликнулась она измученным, усталым голосом.

– Здравствуйте! – женский голос в трубке был взрослым, незнакомым и каким-то… странным. – Меня зовут Светлана. Я беременна от вашего сына. Мы приглашаем вас на свадьбу!

Наверно, ни одна мать пятнадцатилетнего сына, вошедшего в самый сложный период своего переходного возраста, не отнеслась бы спокойно к такому звонку. Наталья Борисовна схватилась за сердце и тяжело опустилась на стоявшую около телефона табуретку:

– Что? Кто вы? Вы беременны от Вадика?

– От Олега. …Это квартира Серебряковых?

Наташа облегченно улыбнулась:

– Вы же сказали – «от сына». А я не мама Олега, я – его сестра Наташа.

– Не мама? Простите, – Наташа отметила, что звонящая, видимо, не знает имени и отчества их матери. – Мы с Олегом подали заявление в ЗАГС. Мы очень любим друг друга. У нас даже свадьба будет в День Святого Валентина! – Светлане очень хотелось верить в свое женское счастье. Она решила завоевать его любой ценой! – Олег не хотел никого приглашать. Но я думаю, это – неправильно. Поэтому я пригласила маму, сестер. И Вы приезжайте, пожалуйста! И ваши папа с мамой – тоже!

Так получилось, что в семье Серебряковых упоминание отца было табу. Звонящая, видимо, не знала не только имен и отчеств…. Наташа снова напряглась:

– Вы выходите замуж за Олега? Олега Серебрякова? И ждете от него ребенка?

– Да! – гордо подтвердила Света.

– Хорошо. Спасибо за приглашение. Я приеду, – ответила Наташа, дала «отбой» звонку и сразу стала набирать телефонный номер брата.

Олег был на работе. У него получилась накладка с оформлением контейнера медикаментов из Финляндии. Татьяна Дмитриевна вызвала его «на ковер» и, водя пальцем по неправильно оформленной строке документа, свирепо вопрошала:

– Олег, объясни: с каких пор медицинские препараты оформляются по тем же нормативам, что и бытовая химия?

В кармане у Олега затрещал телефон: звонила сестра. Олег два раза сбрасывал звонок, но он повторялся снова и снова.

– Ответь уже! – раздраженно кивнула начальница.

Олег принял вызов:

– Натка, что случилось? Что-то с мамой? Нет?

– Олег, ты ничего не хочешь мне рассказать? – строго спросила Наташа. И это был, пожалуй, самый неуместный вопрос в эту минуту.

– Нет, – растерянно проговорил Олег. – Я на работе, я занят. Я потом перезвоню!

– Олег, я к вам приеду завтра утром! – приняла решение Наташа. – У меня последние дни каникул, я хотела бы с вами увидеться!

– Хорошо, мы тебя встретим! Пришли смс-кой номер поезда и вагона, – ответил он и отключился.

Наташа приезжала рано утром. Просчитав время, ребята решили, что всё успеют. Встретят гостью, потом, прямо с вокзала, Миша завезет Олега на работу и сам – как к месту вписался его отпуск! – отвезет Наташу к ним домой. Сам сядет заниматься, Наташа отдохнет с дороги, а Олег постарается освободиться пораньше, чтобы провести вечером время с сестрой. Практически, семейная идиллия!

Наташа в поезде глаз не сомкнула всю ночь. Непонятный и отчего-то неприятный вчерашний звонок выбил ее из колеи. Всего два месяца назад она гостила у брата. Да, у нее были свои причины придти в смятение от его признания. Но любовник брата покорил ее своими открытыми, честными глазами. Своей робкой заботой: «давайте я вас на руках отнесу». И, главное, влюбленным, почти восторженным  взглядом, которым он смотрел на Олега. Пробыв у них в гостях всего несколько часов, она твердо узнала, что есть на свете настоящая однополая любовь. Нет, даже так: Любовь. С большой буквы. Тогда они договорились с Олегом маме эту новость не рассказывать. Но сама Наташа искренне и однозначно приняла Мишу в круг своих близких людей. И вдруг теперь – этот звонок. Конечно, она должна бы радоваться, что нестандартное, неудобное, даже неприличное увлечение Олега, оказалось только «увлечением». Что сегодня брат познакомит ее со своей невестой – наверняка, хорошей, молодой и улыбчивой девушкой. Но… Почему Олег не позвонил сам? Почему невеста не знает, что отец не живет с ними уже двадцать лет? И самый неудобный вопрос: что теперь будет с Мишей? Колеса мерно стучали на стыках. Фонари бесконечной вереницей плыли за окном вагона. А Наташе не давал уснуть вопрос: что будет с Мишкой? И почему-то слезы набегали на глаза, хотя она, наоборот, должна радоваться счастью Олега, его решению стать «большинством» и будущему рождению племяшки.

Они встретили ее вдвоем: Олег и Мишка, приветливые и улыбающиеся. У нее даже немного отлегло от сердца. Она устроилась на заднем сидении их машины.

– Я всю ночь не спала. Подремлю….

Она и правда забылась. Только когда машина затормозила около таможни, она приоткрыла глаза. И стала неожиданной свидетельницей сцены, не предназначенной для посторонних глаз. Прощаясь на весь день и думая, что гостья спит, Мишка притянул к себе Олегову руку и прижался к ней губами. И, кажется, забыв про всё на свете, долго и нежно покрывал поцелуями тыльную сторону его ладони и пальцы.

За час до этого, перед выходом из дома, Олег притянул Мишку в коридоре:

– Не сердишься уже за дату свадьбы?

– Если для тебя это правда – формальность, то – нет.

– И ревновать не будешь? Каждое четырнадцатое февраля? – Олег не отводил улыбающегося, пристального взгляда от Мишкиных глаз. – Что я в этот день не только своего мальчика впервые трахнул, но еще и женился в другой год?

– Лёль, ты же обещал! – на Минькино лицо набежала тень. – Ты же говорил, что это ничего не значит! – голос его зазвенел обидой….

Олег притянул было любовника к себе, но тот рванулся:

– Отпусти!

А для Олега эти слова были как красная тряпка для быка. Он сильнее стиснул Мишкины плечи, проложил дорожку поцелуев по его шее:

– Ни за что не пущу! Раздевайся!

Умелыми пальцами быстро расстегнул все пуговицы, молнии, избавил любимого от одежды. И наклонил прямо здесь, в коридоре, войдя осторожным движением. Мишка больше не упирался и не вырывался: он прогнулся в пояснице и коротко застонал.

– Минь, времени мало у нас! Сам дрочи! – прошептал ему Олег.

И Мишка послушно взял в кулак встающий член, при каждом движении Олега плавно подаваясь ему навстречу. Они кончили почти одновременно. И сразу стали одеваться, потому что до прибытия Наташиного поезда оставались считанные минуты. А теперь, в машине, Мишка делал то, чего им не хватило в утренней сцене: целовал и нежил Олегову руку, благодаря за любовь и сам получая награду.

Наташа, конечно, ничего этого не знала. Но сам момент – тягучие, долгие, трепетные поцелуи, которые, казалось, были невозможны между двумя мужчинами, и которые ее брат так спокойно принял как должное – пробрал ее до дрожи. Снова вернулась тревога этой ночи. И неудобный вопрос: что будет с Мишкой?

Миша припарковал машину у подъезда и обернулся к пассажирке:

– Наталья Борисовна! Наташа! Приехали.

Она неохотно открыла глаза. Как вести себя с этим мальчиком, ей было абсолютно не ясно.

В их квартире, кажется, ничего не изменилось с ее прошлого приезда: стопка автомобильных журналов на подоконнике, зимние рыболовные снасти в углу коридора, фото над кухонным столом: на фоне петергофского «Самсона»* Олег обнимает Мишку, подмигивая в объектив.

– Вам кофе сделать или поспите? Там для вас подушка есть и плед.

– Миш, я могу с тобой поговорить? – неожиданно для себя решилась Наташа.

– Да?... – Мишка поднял на нее прямой, открытый взгляд.

– Ты знаешь Светлану?

– У которой будет ребенок от Олега? Знаю.

У Наташи заломило сердце. До последней секунды она надеялась, что вчерашний звонок –глупый розыгрыш. И нет никакой невесты, а есть очень необычная семья, состоящая из ее брата и этого плечистого, рослого и удивительного  нежного мальчика.

– И у них будет свадьба?

– Да. Но он ее не любит. Это просто формальность, – уверенно сказал Миша. – Он поставит печать в паспорте и признает ребенка, а жить будет со мной.

– Это – он тебе так сказал? – против Наташиного желания, в ее словах звучал сарказм.

– Он, правда, не любит ее, – повторил Миша, на этот раз – растерянно.

– А ребенка?...

– Ребенка… он хочет и ждет! – этот «деревенский дурачок» слишком боготворил своего Лёльку, чтобы подставить его в глазах его сестры.

Наташа смотрела в тревожные карие Мишкины глаза и думала, что если она сейчас не сделает подлость этому добродушному, хорошему, без ума влюбленному в ее брата мальчишке, то подлость сделает Олег. А это Мише будет в миллиарды раз больнее.

– А ты не думаешь, что ваши отношения помешают ему стать хорошим отцом? Родится малыш, ему нужна будет нормальная семья, мама и папа. А Олег будет каждый раз уходить к тебе. Ты считаешь, это нормально?

– И… что вы хотите? – Мишка не ожидал, что ему здесь, в их с Олегом общем доме, могут вот так, четко и прямо показать на дверь.

– Ты должен уехать! – резко сказала Наташа.

Румянец залил не только Мишкины щеки, но и уши, и шею, и лоб. Сердце гулко билось в горле.

– Ладно, – выдавил он, пряча глаза, и пошел собираться.

Если бы не издевательская премия! Если б не нечаевские подлые слова! Если б не горькая, отчаянная исповедь Олега! Если б не заваленный зачет! Если бы не дата будущей «свадьбы», которая навсегда перечеркнет интимную, трогательную дату их с Лёлькой настоящего «первого раза»! Если бы не этот жесткий взгляд Наташи, которой он не сделал ничего плохого, но которая нетерпимо потребовала исчезнуть из жизни ее брата!

Да если б хотя бы это всё не обрушилось на него за четыре коротких, отчаянных дня – он стал бы бороться! Но теперь… это стало последней каплей. Он сдался.

Он достал из шкафа сумку и начал бросать туда вещи. Его душили слезы.

«Пусть я – пидорас. Пусть – херовый работник. Пусть – «девчонка». Плевать! Но малышу я переходить дорогу не буду. На это меня как-нибудь хватит! Пускай родится в нормальной семье. И Олег станет хорошим отцом! Пусть всем в этом мире станет лучше!»

Он вытер глаза и понял, что напихал в сумку всё подряд: свое, Олегово, летнее…. Он вывернул содержимое сумки обратно в шкаф и пошел в коридор.

– Наталья Борисовна, закройте за мной дверь! – и когда она вышла из кухни, кивнул на подзеркальник: – Вот – ключи, если вам нужны будут. Олегу передайте, что я уехал к родителям, потому что,… чтобы,… – договорить он не смог, быстрыми шагами вышел и хлопнул за собой дверью.

Наташа тяжело привалилась плечом к стене и начала искать в своей сумке валидол.

Чтобы чем-нибудь себя занять, она нашла в шкафу груду неглаженых рубашек и утюг. Вторая или третья рубашка, попавшаяся ей под руку, принадлежала явно не Олегу. Но Наташа не стала откладывать ее, аккуратно отутюжила и повесила на отдельные плечики. И тут в прихожей зазвонил телефон. Наташа подошла: на подзеркальнике рядом с ключами лежала стопка каких-то документов, и заходился в трели Мишкин мобильник. На экране высветилось: «Лёля». Наташа с облегчением подумала, что – вот: кроме Олега у Мишки есть еще друзья и, судя по имени звонящей, даже подруги. Как-нибудь справится он. Как-нибудь выдюжит. И у Олега будет нормальная семья. Да они еще ей скажут спасибо за то, что ошибки горячей молодости не испортили им жизнь! Через несколько трелей телефон умолк. Наташа ушла было к глажке. Но позвонили снова. Звонков через десять она решила ответить:

– Алло?

– Ты куда пропал? – прозвучал в трубке голос ее брата.

– Олег? – Наташа только что сообразила, что это имя – «Лёля» – она слышала в Мишкиных устах в обращении к Олегу. – Миша уехал, а телефон оставил дома.

– Растяпа! – хмыкнул Олег. – Пусть перезвонит, когда появится. Скажи: я – ругался, – и повесил трубку.

Наташино лицо исказило страдание. Не надо было ей вмешиваться!

Олег приехал в шесть часов вечера. И сразу с порога спросил:

– И где он? Еще не вернулся?!

– Он уехал. Кажется, к родителям….

– К комуууу? – иронично протянул Олег. – У него родители живут в Поволжье, – но по лицу сестры понял, что она не оговорилась. – Нат, что случилось?!

– Олег, ты женишься? – ответила она вопросом на вопрос.

– Я расписываюсь с матерью своего будущего ребенка. Это тебе Мишка рассказал? Он – из-за этого?...

– Мне домой позвонила Светлана….

Тут до Олега начала доходить правда. Глаза его стали испуганными.

– Ната, что ты ему сказала? Что произошло?

И тут его взгляд скользнул по подзеркальнику.

Всё, чего достиг по жизни Мишка, чем дорожил, что держало его на плаву, было сейчас сложено небольшой сиротливой стопкой: ключи от квартиры, ключи от машины, пропуск на завод, студенческий билет, новый телефон с мобильным интернетом и большим экраном…. И – небольшой, в сером корпусе, узкий фонарик.

– А фонарик – зачем? – растерянно спросила Наташа, проследив направление его застывшего взгляда.

– У нас на машине в морозы замок на двери залипает, – отрешенно ответил Олег. – А без фонарика в перчатках ключом не попадешь. Там – далеко от фонаря, темно.

Он опустился спиной вдоль стены и сел на пол. Потом прижал к глазам ладони – очень-очень крепко. Но из-под них всё равно бежали слезы.

Прим. автора.

* Секрет Полишинеля – секрет, который всем и так известен, мнимая тайна, «секрет – на весь свет»

* Сиверко (существительное мужского рода) – коренное новгородское название северного ветра.

* «Тринадцатая» зарплата – премия по итогам года.

* «Золотой Самсон» или «Самсон, разрывающий пасть льва» – фонтан в Петергофе.

– Он с вещами ушел?

– Что?

Потрясенный страшным предположением, Олег вскочил с пола и, распахнув шкаф, стал лихорадочно перекладывать какие-то шмотки. Наташа точно помнила, что любовник брата уходил с пустыми руками, и испуганно молчала.

Олег метнулся в комнату, выдвинул ящик стола, потом облегченно выдохнул:

– Зарплату забрал, значит – уехал. Ведь правда? – и защелкал кнопками мобильника. – Евгений Иванович?! Здравствуйте, это – Олег. К вам Миша поехал. И я приеду завтра. Пусть он, когда появится, мне сразу позвонит. И… Евгений Иваныч, не давайте ему пьяному ключей от гаража. Вообще не давайте! …Нет, у нас всё в порядке. При встрече расскажем, – и через полминуты – по новому номеру: – Ярик, привет! От меня тут Самсонов уехал, может быть – к вам. Приютишь его на одну ночь? Я приеду, заберу. …Да, так вместе и живем. …У меня-то? Как железный болт, понял?! Покажу при встрече, если Мишка разрешит. …Я ночью звякну с вокзала, окей? – и принялся распихивать по карманам Мишины ключи и документы. – Нат, я уезжаю. Срочно.

– Может, ты мне что-нибудь объяснишь? Ты сейчас его вернешь, чтобы он продолжал целовать тебе руки по утрам, пока ты, прямо из его постели, не уйдешь под венец?

– Откуда ты… про руки? – смутился Олег.

– Утром видела в машине.

– Ясно. Давай, объясню, – он нашел в телефоне и увеличил на весь экран Светину фотку: – Вот это – Светлана.

Наташа оторопела:

– Эта?... Сколько ей лет? Что у нее с лицом? Она ждет от тебя ребенка?

– Ребенка – да. Лет – тридцать восемь. С лицом – травма. Она искала, от кого родить. А я хотел, чтоб Мишка перестал бояться, что я заведу семью ради детей. Так и срослось.

– Я не знала,… – растерянно произнесла Наташа.

– А полезла зачем? – взгляд брата был осуждающим. – Раз Светка так себя повела, то свадьбы не будет. Я ей скажу… потом, а то сейчас наговорю лишнего….

До Москвы Олег добирался на электричках. Ярику раз десять позвонил, в последний раз – уже с московского вокзала. Но Миша на студии так и не объявился. Самарский поезд отходил с Казанского в полночь. В полупустом плацкартном вагоне Олег сидел, обхватив руками плечи, и бесконечно повторял про себя: «Минь, ты же умный у меня, правда? Ты – сильный, да? Ты глупостей не сделаешь, я знаю!» В седьмом часу утра, после длинного перегона, на котором нет сотовой связи, пришла смс-ка: шесть пропущенных звонков из Сатарок. Он набрал номер сразу, не думая: прилично ли звонить в такую рань? Трубку сняла Мишкина мама:

– …Да, Миша дома, умывается с дороги. Подозвать?

– Не надо! – Олег почувствовал, как горло стискивает спазм. – Пусть отдыхает! Передайте, что я еду на «самарском», – и нажал «отбой».

Кусая губы, чтоб не разрыдаться вслух, он ткнулся лицом в подушку и накрыл голову курткой. Плечи его дрожали, и без того влажноватая наволочка быстро насквозь промокла от слез. Он так и уснул. Даже верней – отрубился. Под куцее одеяло забирался вагонный сквозняк, металлическая скоба полки больно впивалась в лодыжку. А он видел какой-то хороший, добрый сон. И только помнилось во сне, что что-то важное должно еще случиться, какую-то беду они должны обойти стороной, чтобы всё было в порядке. Проводница еле добудилась его перед Сатарками.

– Поднимайся, студент! В Сатарках стоим две минуты, одного тебя ждать не будут!

Олег спросонку не мог взять в толк, кто здесь – «студент», и куда торопиться?

– Беги, умывайся! – жалостливо ворчала проводница. – Вот ведь ездят – без вещей, без чемоданов, голодные, невыспатые…. Как там живут в этой Москве?

На вокзале Олега не встретили. Беспокойно вглядываясь в лицах прохожих, он спешил по заснеженной улочке. День был пасмурный, и под низким серым небом желтовато тлели фонари. У Олега колотилось сердце. «Только бы – пьяный! Только бы жив!» Одним духом он взлетел на второй этаж и зазвонил, с трудом держась, чтоб не начать стучать в дверь кулаками. Отворил ему Евгений Иванович – в замурзанной спецовке и пилотке из газеты, какие делают себе доморощенные маляры.