Текст книги "Родственные души (СИ)"
Автор книги: anatta707
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Кожаная плеть снова опустилась на зажившую кожу, рассекая её…
– Оба, мой лысенький очковый змей! – удовлетворённо смеясь, сообщила ему Дайма, не прекращая порку, – Оба, мой ненаглядный красный скорпиончик*!
Комментарий к Глава 9. Любовная пытка * Hottentotta Tamulus, «индийский красный скорпион», гроза сельской местности Индии и Непала, живёт под корой деревьев.
====== Глава 10. Склад неприличных портретов ======
– Ты добрался до «на» в слове «НАНД», – вытянувшись на животе и удобно устроившись щекой на собственных скрещённых руках, Чандра блаженно жмурился, подставляя благоухающие сандалом обнажённые ягодицы под жаркие прикосновения царского языка.
– Не угадал! – радостно воскликнул Дхана Нанд, отрываясь от своего занятия и приподнимая голову. – Я добрался до «це» в слове «Солнце»! – он обхватил своего возлюбленного поперёк тела и перевернул на спину. – А раз ты ошибся, теперь твоя очередь. На сей раз ты будешь языком выписывать мою надпись – только, чур, ни одного изгиба не пропускай! А я досчитаю до пяти и попытаюсь с закрытыми глазами угадать, куда ты добрался.
– Можно узнать, зачем мы это делаем? – с интересом спросил Чандра.
Дхана Нанд, усевшись на собственные пятки, поднял руку и начал загибать пальцы.
– Тренировка кончика языка способствует улучшению дикции. А мне, как царю, надо иметь безупречно чистую речь. Также мы тренируем тактильные ощущения, вкусовые и обонятельные рецепторы… Я не зря нас обоих куркумой, розовым маслом, сандаловой пастой и ещё одним секретным ингредиентом натирал! К концу сегодняшнего практического занятия ты должен назвать секретный ингредиент. Отец всегда говорил: «Тренировка навыков должна происходить везде», то есть, в постели тоже, и я с ним согласен. Ещё нам надо усовершенствовать умение владеть собой, оттягивая возбуждение, – тут его взгляд упал на живое доказательство того, что последняя цель достигнута не была. – Что, опять?! – почти испуганно спросил Дхана Нанд.
– Угу, – Чандра смущённо отвёл глаза в сторону. – Прости, оно само.
Некоторое время Дхана Нанд, заметно колеблясь, смотрел на юношу, а затем склонился над ним, накрывая своим телом и пробормотав:
– Наверное, я многого требую. Ладно, забудем ненадолго про обучение, сейчас наши цели поменялись. Можешь расслабиться.
Чандра только того и ждал. Он страстно и жадно обхватил самраджа за шею, притягивая к себе и отыскивая губами его рот. Дхана щадил его, постепенно доводя до вершины лишь руками, губами и касаниями собственного тела, опасаясь заходить дальше, хотя Чандра третью ночь подряд отчаянно просил о большем, изнемогая от желания.
Вот и сейчас он утратил контроль, о котором самрадж ему постоянно твердил, и зашептал на ухо своему Солнцу о том, чего бы ему хотелось. Чандра расписывал желания так откровенно и бесстыже, что только от его слов и близости горячего тела царь Магадхи не выдержал и излился, словно подросток, впервые увидевший влажный сон. Отдышавшись, самрадж устремил на Чандру взгляд, полный благодарности и в немалой степени – удивления.
– Ты проиграл, – нагло заявил хитрый парень, глядя прямо в глаза Дхана Нанду. – Уговор был также о том, кто продержится дольше. А секретный ингредиент – вербена.
Дхана Нанд откинулся на спину и вдруг расхохотался.
– А ты научился владеть не только собой! Ты перехитрил меня! – заметил он, не выпуская руку юноши из своей ладони.
– Да, вот только от такого контроля слишком тяжело, – пожаловался Чандра. – Поможешь?
Мгновенно поняв, что от него требуется, Дхана Нанд снова приник всем телом к любимому, но в самый ответственный момент, когда парень тяжело и часто задышал, теряясь в приближающемся со скоростью вихря блаженстве, со стены с грохотом рухнул портрет Махападмы. Дхана Нанд вздрогнул и невольно прервал своё занятие.
– Отец, – недовольно заговорил он, обращаясь к изображению, на котором предыдущий царь Магадхи стоял в полный рост в парадных одеяниях, с суровым лицом и с мечом в руке, словно занесённым для удара, – я всё понимаю, ты всегда не одобрял этих отношений, но ломать моему Сокровищу кайф пятый раз подряд за последние два дня – довольно жестоко.
– А почему бы не перевесить его в другое место, где он никогда не увидит ничего непристойного? Например, в тронный зал? – спросил Чандра, заподозрив, что в портрет переселилась часть души Уграсены Нанда, и ему от такого предположения стало не по себе.
– Самое лучшее – отнести в хранилище! Там он точно падать не будет, потому что я его поставлю на пол! – злорадно сообщил Дхана Нанд, обращаясь в большей степени к портрету, чем к Чандре.
Нарисованный Махападма никак не прореагировал, однако Чандре померещилось, что его брови сдвинулись над переносицей сильнее, а рука с мечом затряслась, будто в сильном гневе.
– Решено! – заключил Дхана Нанд. – Завтра прикажу отнести его в одну из старых кладовок. Впрочем, нет. Он – мой отец, и никто не имеет права касаться его изображения. Сам лично отнесу, – и, более не отвлекаясь на посторонние раздражители, самрадж снова с ласковой улыбкой повернулся к Чандрагупте. – Напомни, прие, на чём мы остановились?
Кладовых во дворце было довольно много, и ещё неизвестно, куда именно царь отнёс бы взбунтовавшийся портрет Махападмы, однако окончательный выбор был сделан благодаря Чандре. Откинувшись затылком на шёлковые подушки, ловя отголоски сладостных ощущений и чувствуя себя медленно спускающимся с небес на бренную землю, счастливый юноша вдруг прошептал:
– А вот твой портрет ни разу на меня не падал, хоть я и творил рядом с ним непотребство… раз пять… Или шесть? А, может, даже семь или восемь.
– Ты о чём?! – опешил царь, уставившись на Чандру. – Какой портрет? Что значит – непотребство?!
– Ну, – немного смутился юноша, поняв, что проболтался, – это случилось в другом крыле дворца. Там комната такая есть, очень тёмная и маленькая, а внутри твой портрет, на котором ты нарисован абсолютно голым, – Чандра сделал невинное лицо. – Я ходил к тому портрету, когда ещё не знал, что ты – моя родственная душа. У меня всё горело внутри, и я не знал, как себя утолить, а потом нашёл ту комнату, и она стала моим спасением! В общем, если бы я этого не делал, то с ума бы сошёл. Прости.
Дхана Нанд глядел в лицо Чандры и понимал, что нисколько не обижен. Наоборот, ему польстило, что его желали так сильно и не могли сдержать бушующей страсти.
Однако Дхана Нанда сильно заинтриговало, как же выглядит портрет, столь сильно вдохновлявший его возлюбленного. Утром, ухватив под мышку картину с Махападмой, Дхана Нанд в сопровождении Чандры отправился к хранилищу.
– Здесь? – спросил он, входя в кладовку, приставляя сурового Уграсену к ближайшей стене и с порога начиная кашлять от пыли.
– Ага! – отозвался Чандра и откинул покров с той картины, которая на протяжении двух лун служила ему неплохим утешением за неимением большего.
Дхана Нанд недовольно хмыкнул. На картине был он и в то же время – не он. Царь внимательно приглядывался к анатомическим подробностям, ярко и объёмно выписанным на полотне, и наконец оскорблённым тоном сделал неутешительный вывод:
– Подделка. Я не позировал для такого убожества, а рисовавшая это бездарность явно пыталась унизить меня, приуменьшив мои потенциальные возможности. Разве я настолько неприметный? – и царь возмущённо ткнул пальцем чуть пониже живота на изображении.
– Нет, конечно! – замахал руками Чандра, а про себя подумал: «Когда у меня внутри всё горело, мне и подделки хватало. Но ведь и действительно, у моего Дханы дела с этой частью тела обстоят намного лучше. Тогда почему на портрете нарисовано неправильно?»
– Так, поглядим, что дальше, – отстранив первую картину, Дхана Нанд сдёрнул покров со следующей. На втором полотне красовался старший царевич Панду, тоже совершенно голый и совсем не впечатляющий. – Тут художник не сильно приврал, – со странным удовлетворением произнёс Дхана Нанд. – Кто ещё? О! Кайварта, – осмотрев третью картину со всех сторон, Дхана Нанд поцокал языком. – Ну почти верно, но всё равно не то, – самрадж приблизился, что-то померил руками и заключил. – Тоже подделка.
Чандра смотрел во все глаза, удивляясь тому, что количество нарисованных голых царевичей из династии Нандов увеличивается. На четвёртой картине обнаружился Пандугати с важно надутыми щеками и без единой полоски ткани на теле, и Дхана Нанд долго и весело смеялся, никак не комментируя увиденное, пока не перешёл к портрету Раштрапалы, сказав только:
– Кхм, да, – а больше не добавил ничего.
Портретам Говишанаки и Бхутапалы тоже оставалось только посочувствовать, что Чандра и сделал, послав царевичам мысленные волны сострадания.
– И кто же Брахма этого великого позора? – Дхана Нанд сурово прищурился, потом повернулся к Чандре и ласково промолвил. – Будь добр, прие, сходи и пригласи сюда наших придворных художников! Как только выясню, кто из них наваял шедевры – ему не жить! Сначала руки отсеку, потом – ноги и голову. А если оба вместе рисовали, значит, пришибу обоих.
– Может, не убьёшь? Они всё же… Ну, старались, наверное, – попробовал вступиться за несчастных жертв Чандра.
– Может, не убью, но плетей точно не миновать! И в темницу сядут лет на десять! Да как они посмели опозорить династию Нандов, изобразив меня и братьев в таком виде?!
Горячо поцеловав своего любимого и тем самым немного усмирив его гнев, Чандра отправился на поиски художников.
Явившиеся на зов самраджа мастера кисти и полотен мелко тряслись, словно овечьи хвосты. Когда Дхана Нанд предъявил им продукты творчества и потребовал громовым голосом честного признания в содеянном, оба художника повалились царю в ноги, яростно отрицая своё авторство.
– Мне ведомо лишь одно, – заикаясь, жалко блеял тощий, черноволосый мужчина, стоя на коленях и умоляюще сложив руки перед собой, пока второй, с каштановыми волосами, создавал аккомпанемент из дробного стука зубов, – кто-то из ваших братьев пару лет назад приглашал сюда ещё одного художника, и тот тайком работал во дворце, а потом его отослали. Чем он занимался и что рисовал – неведомо. Он запирался на чердаке. Скорее всего, эти портреты вышли из-под его кисти. Но почему работы брошены здесь, я не знаю.
Дхана Нанд задумался.
– А ты смелый, – сделал царь вывод, посмотрев на того, кто рискнул обвинить в написании неприличных портретов одного из царевичей. – Ничего, до поры до времени вы оба посидите в темнице, а я выясню, есть ли правда в твоих словах. Эй, стража! В подземелье обоих! – закричал Дхана Нанд, выходя из кладовой и вытаскивая художников наружу за верхние накидки. – Ну как, я был достаточно мягок? – спросил он с улыбкой у обалдевшего Чандры, когда подозреваемых волоком утащили в подвал. – Всё-таки они живы, да? И это хорошо?
Чандра медленно кивнул и негромко уточнил:
– А как ты собираешься выяснять, кто из царевичей виноват? Да и вообще – правду ли сказал художник?
– Всё просто! – широко улыбнулся царь, уперев руки в бока. – Если заказчиком этого безобразия был один из моих братьев, только он будет изображён на полотне с лингамом нормального размера. Либо, что вероятнее, с преувеличенно большим.
– Но тут нет ни одного портрета, похожего на описанный тобой, – пожал плечами Чандра. – Вообще ни единого.
– Именно! – самрадж поднял палец вверх. – Описанного мной портрета как раз и не хватает, но он точно где-то есть.
– Не понимаю, – призадумался Чандра. – Откуда ты заранее можешь знать это?
Дхана Нанд лукаво поглядел на Чандру и весело улыбнулся.
– Я даже понял, кто виноват. Идём! Сейчас этот подлец во всём признается.
Семеро царевичей, явно мечтающих провалиться сквозь землю, стояли перед своими же портретами, где они были изображены в очень непристойном виде.
– Безобразие какое, – пробасил Раштрапала, но тут же расплылся в ехидной ухмылке, покосившись на картину, возле которой стоял багровый от возмущения Пандугати, повторявший вполголоса:
– Полнейшая непристойность, убить художников мало…
Говишанака перестал жевать и озадаченно рассматривал самого себя на портрете. Потом украдкой оттянул край дхоти, сравнил копию с оригиналом, сокрушённо покачал головой и снова принялся за еду. Бхутапала кричал на всю комнату, что художников, без сомнений, надо четвертовать, так как они явно лгут, отрицая свою виновность. Неожиданно осёкся, пересчитал портреты и сделал тот же самый вывод, который пришёл в голову Дхана Нанду некоторое время тому назад:
– А разве портрета Дашасиддхики не нашлось?
– Точно, где голый Дашик? – заинтересовался Кайварта. – Дхана, не зажиливай бонус, внеси! Мы требуем просмотра!
Дхана Нанд загадочно улыбнулся и развёл руками, показывая, что картины нет.
– Это как?! – шумно возмутился Кайварта. – Нас тут унизили, приуменьшив наши лингамы от двух до пяти раз, – на слове «пять» не выдержал и громко зарыдал Пандугати, – а его достоинство не тронули? Почему?!
– Возможно, наш единственный не пострадавший прояснит вопрос? – нарочито ласково промолвил Дхана Нанд.
Взоры присутствующих обратились к Дашасиддхике, готовому провалиться сквозь пол.
– Будем признаваться? – ещё нежнее спросил Дхана Нанд, в то время как обвиняемый сжался и побледнел. – Или мне расчехлить бритву, с помощью которой я пытаю предателей трона?
– Нет!!! – тонко взвизгнул Дашасиддхика, а потом повалился в ноги самраджу. – Я признаюсь! Да, это я приказал художнику, которого нанял тайно, нарисовать все эти портреты! Но я не думал, что их найдут. Прости, брат! Точнее, простите, братья! – поправил он себя и стал так истово кланяться, что чуть не разбил себе лоб об пол.
– Он – тайный извращенец? – тихо поинтересовался Гови, прошептав свой вопрос на ухо Панду.
– Не думаю, – так же тихо ответил Панду. – Скорее, идиот.
– Правда? – ещё больше заинтересовался Гови.
– Да, это очевидно. Более того, я, кажется, догадываюсь о причинах, по которым он это сделал. Впрочем, он сейчас и сам расскажет, – загадочно усмехнулся Панду. – Деваться-то ему некуда.
И Дашасиддхика действительно начал рассказ, который все царевичи и присутствовавший рядом с Дхана Нандом Чандра выслушали с огромным вниманием.
– Ну, – спотыкаясь на каждом слове, заговорил Дашасиддхика, – началось всё пару лет назад, когда на мне появилось это, – слегка приподняв накидку, царевич продемонстрировал крупную надпись: «Лопух» ниже пупка. – Я, конечно, был напуган, никому об этом не сказал, и стал дхоти носить так, чтобы моего живота никто не увидел.
Остальные братья нестройно загоготали, но Дхана Нанд жестом оборвал их смех и дал знак Дашасиддхике продолжать.
– Сверху ещё появилось «Дха» и «Аванти». Ошибиться, сами понимаете, невозможно.
– Нандивардхана, царь Аванти? – широко ухмыляясь, предположил Дхана Нанд.
– Ага, он, – вздохнул Дашасиддхика, немного успокоившись. – Но вы не представляете, какая надпись появилась у махараджа Аванти!
– Какая? – давился едва сдерживаемым смехом Кайварта.
– «НАНД», «Обладатель самого огромного ч… в Магадхе», – застонал Дашасиддхика.
– А что такое «Ч»? – невинно вопросил Гови, доедая десятый модак.
Дашасиддхика посмотрел на Гови, словно на заклятого врага, но ничего не ответил, продолжая свой рассказ.
– Нандивардхана не решался приехать в Паталипутру, чтобы выяснить, у кого из Нандов «Ч» крупнее всех. Он опасался, что если возьмётся это выяснять, то живым из Паталипутры не уйдёт. Ну, а я что? А я как догадался, что он – моя родственная душа, так и сам приехал к нему, завёл разговор про метки, он мне показал свою, я ему – свою. Когда Нанди спросил, что такое «лопух», я ему честно ответил, что это трава такая с большими листьями. Ежели корень лопуха выкопать и отварить в воде, то потом этой водой волосы полезно мыть. Блестеть будут, и кожа головы станет здоровой. Нанди обрадовался, потому что понял: метка хорошая! А дальше он, сильно смущаясь, завёл беседу про «Ч». Сказал, что поцелуй случится только после предоставления, так сказать, сравнительных данных, а просто так целоваться он не станет. То есть, он хотел, чтобы всё было точно, без обмана. Если написано «самый огромный», значит, написанное должно соответствовать увиденному. Я был с ним согласен, но я ж не мог вас ему показать, чтобы он сравнил? Тогда я заказал у одного художника портреты. Уж очень мне этого ваятеля за пределами дворца расхвалили! Сказали, никто ещё недовольным от него не ушёл. Я пригласил его к нам, обозначил фронт работ, запер на чердаке, чтоб он не смущал никого… А художник сказал: «Не извольте волноваться, господин, всё нарисую, и ваш «Ч» будет самым наилучшим!» И слово, надо сказать, сдержал, – Дашасиддхика торжествующе улыбнулся.
– Так где картина? – не выдержал Кайварта.
– Как – где? – удивился Дашасиддхика. – У Нанди в опочивальне. Как я ему привёз все полотна, так он мой портрет велел напротив кровати повесить, чтобы любоваться, а остальные вернул, сказав, что они ему без надобности. Поцеловались мы, метки проявились… Так вот и живём. Встречаемся кое-когда, времени-то свободного у обоих мало! Но уж лучше так, чем никак.
– И почему ты, идиот, ничего не сказал? – спросил Дхана Нанд. – Зачем на протяжении двух лет ездил в Аванти украдкой? Мог ведь жить с махараджем Нанди открыто, если вы – родственные души, это не возбраняется!
– Так ты ж нам всем чётко дал понять: чтоб никаких кшатриев из Ассаки, Аванти и Пиппаливана, персов или греков в семью мы не приводили! Я соблюдал правило.
– Ладно, правило отменяется, – неожиданно смягчился Дхана Нанд. – Отныне можно приводить в семью кшатриев и пиппаливанцев, потому что я сам уже привёл одного, – и самрадж указал глазами на непривычно примолкшего Чандру. – Он сын одного из пиппаливанских кшатриев. Уже неважно чей, главное, что я его люблю!
– Слава самраджу!!! – неожиданно закричали все царевичи, бросаясь обнимать друг друга.
– Но я всё ещё не понимаю, что такое «Ч», – настаивал Гови. – Объяснит мне кто-нибудь или нет?!
– Честолюбие!!! – заорал Дашасиддхика, не выдержав. – У меня самое большое честолюбие среди Нандов! И это выяснилось ПОСЛЕ того, как я по просьбе моего любимого лопуха заказал у художника восемь портретов! Если бы эта бхутова надпись проявилась немного раньше, то мне не пришлось бы вовлекаться в сие позорное деяние! А Нанди теперь думает, что «честолюбие» – синоним «лингама», и убедить его в обратном невозможно! Я ненавижу метки!!!
Закончив этой идущей из глубины сердца фразой свой душещипательный рассказ, Дашасиддхика зарыдал от стыда и счастья одновременно. Семеро братьев и Чандра с искренним любопытством смотрели на него…
====== Глава 11. Подруга из сновидений ======
– Брат Дхана, помоги!!! – задыхаясь, Дурдхара подскочила на ложе, прижимая обе ладони к сердцу. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и осознать, что она находится в полной безопасности в своей опочивальне.
Шипра вбежала в покои, вооружённая тяжёлым кувшином и подносом, следом за ней спешили охранницы с секирами. Очутившись внутри, все три спасительницы заоглядывались по сторонам, недоумевая, из-за чего раджкумари подняла столь сильный шум.
– Что случилось? – первой решилась заговорить Шипра, кладя своё не пригодившееся оружие прямо на пол и приближаясь к постели подруги. – Вы так кричали!
Дурдхара, не ответив, знаком показала охранницам, что им следует уйти. Женщины, откланявшись, повиновались.
– Мне сказали, такое происходит каждую ночь с тех пор, как вы с Чандрой поцеловались, – Шипра уселась на край ложа и взяла за руку трепещущую от неутихшего волнения царевну.
– Один и тот же сон часто снится мне с самого детства, а в последнее время я вижу его постоянно. Только один этот сон – и больше ничего, – призналась Дурдхара.
– Какой? – полюбопытствовала Шипра. – Расскажите, раджкумари!
– Будто я падаю в ров, заполненный водой, и тону, – поёжившись, начала рассказывать Дурдхара. – Иногда сон прерывается на том, как я, наглотавшись воды, задыхаюсь, и кажется, будто спасения нет, а иногда сон продолжается, и я вижу, как меня спасает прекрасная дэви, чей лик подобен луне, а глаза – чудесным лотосам, – голос царевны стал мечтательным. – Та дэви обещает всегда быть со мной, заботиться обо мне, стать моей подругой, никогда меня не покидать, – Дурдхара тяжело вздохнула. – Но это просто сон!
– А почему бы вам не спросить у астролога, что это значит? – заинтересовалась Шипра. – Может, сон вещий, и ту дэви возможно найти?
– Нет, – голос Дурдхары прозвучал печально, – я уже рассказывала всё это брату Дхане семь лет назад. Он вызвал астролога в мои покои, и старик объяснил, что сон ровным счётом ничего не значит. Просто игра воображения и ничего больше.
– Обидно как, – искренне посочувствовала Шипра.
– Потому я ничего и не говорила раньше. Я думала, раз сон ничего не значит, то зачем о чепухе рассказывать? Но вот теперь, – Дурдхара медленно поднялась с постели и прошлась по комнате, – я начинаю задумываться: а прав ли астролог? Если бы сон не имел значения, он бы давно перестал мне сниться, но прошло много лет, а я вижу его снова и снова! Быть не может, чтобы это происходило впустую.
Шипра тоже оживилась и с надеждой посмотрела на подругу.
– Если дэви из вашего сна существует, мы её непременно найдём! – с воодушевлением произнесла Шипра. – Я помогу вам. Скажите, у неё были какие-то особые приметы?
– Я помню только тёмные волосы, заплетенные во множество маленьких косичек, а на лбу – браминскую тилаку. Кожа той дэви смуглая, а глаза – тёмно-карие, почти чёрные. И ещё она, имея кожу бронзового оттенка, носила очень светлые одеяния, а брат Дхана всегда говорил, что такие сари носить не стоит, ведь они слишком похожи на траурные… – Дурдхара внезапно запнулась и испуганно посмотрела на Шипру. – Боги! Я помню, как эта дэви обнимала моего брата за шею, а он трогал её руки и надевал ей золотые браслеты на щиколотки! И это точно случилось наяву! Как думаешь, если я прямо спрошу у Дханы, он признается?
Шипра некоторое время потрясённо смотрела на Дурдхару, а потом решительно сказала:
– Не думайте заранее, что будет! Просто идите и спросите у самраджа. Теперь уже ведь доподлинно известно, что эта дэви – точно не его родственная душа, а вы имеете право найти ответы на свои вопросы. Ступайте и ничего не бойтесь! Самрадж привёл к себе, кого хотел, и даже собирается этого воспитанника Лубдхака официально представить окружающим. Брату Дашасиддхике разрешил открыто признать перед всеми, что царь Аванти – его возлюбленный. Так почему вам нельзя обрести счастье с дэви или с юношей, это уж как вам захочется?
Выслушав доводы подруги и полностью согласившись с ними, Дурдхара отправилась в покои брата.
Стараясь не обращать внимания на неприлично счастливого Чандру с перстнем в форме цветка на указательном пальце и с браслетом в форме львиной головы на запястье правой руки, медленно и старательно расчёсывающего сандаловым гребнем густые царские локоны и явно получавшего от этого процесса немалое удовольствие, Дурдхара снова пересказала брату свой сон, напомнив, что много лет тому назад самрадж изволил убедить её с помощью придворного астролога, будто сновидение это ничего не значит.
– Однако когда Шипра сегодня стала задавать вопросы о том сновидении, – закончила свой рассказ Дурдхара, – у меня словно в мыслях прояснилось, и я вспомнила, что в детстве видела эту дэви наяву. Вы с ней проводили вместе много времени. Кто она, брат?
Рука Чандры, дослушавшего рассказ царевны, дрогнула, и он прекратил расчёсывать волосы Дхана Нанда. Обернувшись назад и поймав напряжённое выражение лица своего возлюбленного, самрадж ласково дотронулся до щеки юноши, а затем снова посмотрел на сестру и негромко промолвил:
– Та дэви действительно некоторое время жила здесь, во дворце. Её отец – мой гуру, обучавший меня политике и военному делу. И он, и махарадж Махападма были не против моего брака с той девушкой, однако свадьба не состоялась.
– Почему? – с волнением вопрошала Дурдхара.
– По многим причинам. Во-первых, та дэви отчаянно пыталась убедить меня, будто она и есть моя родственная душа, хотя я уже тогда знал, что она таковой не являлась. У неё была метка на шее под волосами, гласившая: «Дха», «Капризы», «Дитя», «Влюбляться». И вот она вбила себе в голову, что я и есть тот самый невыросший ребёнок, капризный и влюбчивый, хотя всё было с точностью до наоборот. Мне не нравилось, что она так думает! Я давно не капризничал и ни в кого не влюблялся… до некоторых пор, – уточнил самрадж, страстно поглядев на Чандру, снова с удовольствием занявшегося его причёской. – Моя невеста постоянно требовала показать ей метку и доказать, что там нет слога её имени! А я стоял на версии, что метки вообще не существует. В конце концов не мог же я снять дхоти, чтобы удовлетворить её любопытство?
– А вот Чандра снял, – лукаво хихикнула Дурдхара, не упустив возможности уколоть своего бывшего телохранителя. – И даже не пришлось долго просить!
– Да потому что он наглец, – заметил Дхана Нанд, состроив суровое лицо, но было заметно, что самрадж не сердится ни на Чандру, ни на сестру. – А я стеснялся во времена своей юности и ещё как, только с годами стал бесстыжим! Кстати, многие домысливали про наши отношения такое, чего и в помине не было, но я ни разу не совершил в отношении дочери моего ачарьи ничего недостойного! Я любил Тару, как сестру… Хотя, конечно, женился бы, если бы её отец и махарадж Махападма продолжали настаивать на свадьбе.
– Её звали Тарой? – сердце Дурдхары забилось чаще.
– Да, – подтвердил Дхана Нанд, – хотя куда чаще её ласково называли Тарини.
– Она была как-то связана с Пиппаливаном?
Царь мигом помрачнел.
– Была, – сухо буркнул он. – Это самая худшая часть моих воспоминаний и главная причина нашей размолвки. Когда я по совету отца начал войну в Пиппаливане, Тара неожиданно вмешалась и стала доказывать, что я совершаю страшную неправедность, нападая на такое маленькое государство. Она не желала понимать, что это государство было настоящей занозой в заднице не только у Магадхи, но и у многих соседних стран. Прости, Чандра! – Дхана Нанд снова повернулся к любимому. – Тебе непросто будет услышать такое про свою родину, и я бы не хотел говорить этого, но мои слова – чистая правда. Отец, Панду, Раштрапала и другие братья долгие годы пытались вести мирные переговоры с Пиппаливаном, требуя оставить в покое наши земли, но те лесные кшатрии просто не желали ничего слушать и продолжали лезть сюда, совершая грабительские набеги на окраины. Мы терпели долго, но однажды терпение закончилось. Я выяснил, где расположена их крепость, хотя они и выстроили её в таких дебрях, куда не каждый живым доберётся. Я разбил их наголову. Однако куда ужаснее было то, что в том сражении пришлось биться не только против этих кшатриев, а и против Тары.
– Почему против неё?! – опешила Дурдхара.
– Тара вообразила себя защитницей слабых и бросилась с мечом в руке против меня, лишь бы остановить «изверга, нападающего на невинных». К слову сказать, я вовсе не желал трогать ни детей, ни стариков, ни женщин. Я шёл сражаться против взрослых воинов, таких, как я сам. Но пиппаливанцы выпустили в бой всех, кто мог ходить… В пылу битвы мои воины, конечно, не могли различить, кто перед ними – женщина, старик, подросток! Все кшатрии Пиппаливана переоделись в одинаковые мужские одеяния и закрыли нижнюю часть лиц. Кто они на самом деле, стало ясно, лишь когда мы начали укладывать мёртвые тела на погребальные костры… Я бы с удовольствием вычеркнул эту страницу из своей памяти да не получится! Мы разгромили крепость, но Тара с тех пор стала моим врагом, возненавидев меня. Она ушла из дворца и увела за собой остатки выживших пипалливанцев. Кажется, они так и живут в лесу. Шпионы доносят, у них большое поселение, разросшееся за прошедшие годы. Тара следит, чтобы те люди больше никого не грабили, жили своим трудом, и меня такое положение дел устраивает. Однако иногда мне становится грустно. Нет, прие, вовсе не оттого, что я не женился, – торопливо пояснил Дхана Нанд, заметив беспокойство на лице Чандры, – а потому, что моя сестра в результате нашей размолвки лишилась хорошей подруги. Несмотря на разницу в возрасте, они обе очень привязались друг к другу… Но, конечно, ты об этом не помнишь, – теперь царь выразительно посмотрел на Дурдхару. – Вы дружили недолго, а самым ярким эпизодом вашей дружбы стало твоё спасение. В тот день – это случилось за месяц до войны в Пиппаливане! – мы поехали смотреть на оросительные каналы, которые только начинали рыть по моему приказу. Тара напросилась со мной, а ты увязалась следом за Тарой… Пока взрослые осматривали каналы, ты стала бегать вдоль кромки воды, неудачно наклонилась и упала в ров. Я бы не успел добежать, так как находился слишком далеко. Тара оказалась ближе, и она спасла тебя. Тебе тогда было всего четыре года…
Дурдхара во все глаза смотрела на брата.
– Так это был не сон? – спросила она, тяжело дыша и гневно сдвинув брови.
– Нет, – честно сознался Дхана Нанд.
– Но зачем ты прежде говорил другое?! – Дурдхара снова приподняла накидку и волосы, показывая свою метку. – Ведь это про неё речь! «Ра» – это Тара! Она защищала Пиппаливан и сбежала от тебя вместе с поверженными кшатриями в лес… Но ты никогда не говорил о ней ничего, радуясь, что я позабыла, – неожиданно Дурдхара перешла от гнева к отчаянию и разрыдалась. В тот же миг две пары мужских рук протянулись к ней, стремясь утешить.
– А ты никогда не говорила про метку! – пытался оправдаться перед ней Дхана Нанд. – Если бы ты сказала, я бы повёл себя по-другому. Я бы не стал просить астролога солгать тебе…
– Так астролог ещё и лгал по твоему приказу?! – возмутилась Дурдхара, отталкивая руки брата от себя.
– Прости, – царь снова обнял её, вымаливая прощение, – я тогда думал, что делаю правильный выбор. Я не хотел, чтобы ты скучала по той, которая бросила нас и ушла, не оглянувшись! Когда твоя метка впервые проявилась? – попытался он перевести разговор на другое.
– В одиннадцать лет.
– Вот! А когда ты была ребёнком, я и подозревать не мог, что вы – родственные души! И Тара этого не знала. Да и сейчас нельзя ничего утверждать, по крайней мере, до тех пор, пока вы не встретитесь, и ваши метки не проявятся полностью.
– Но как мы с Тарой встретимся, – не утихала Дурдхара, – если она живёт где-то в лесу и наверняка даже не помнит обо мне?! А, может, ей вообще не нужна родственная душа.
– Я могу съездить и отыскать дэви Тару, – осторожно вмешался в их беседу Чандра, – пусть это будет хоть одним полезным делом, которое я сделаю для блага раджкумари, раз уж не представилось возможности защитить мою госпожу от врагов!
