Текст книги "Приключения Димки Петрова... (СИ)"

Автор книги: Анатоль Нат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11 На своём берегу

Лишнее…*

На речке, на речке, на том бережочке

– На речке, на речке, на том бережочке

– Мыла Марусенька белыя ножки…

(Грустная русская народная песня, частенько последние дни приходящая на ум Димону)

– «Грунт там и тут – две большие разницы».

Простая и очевидная мысль в первый же день на родном берегу, кажется теперь навсегда поселилась у Димона в голове. Да ещё эта привязавшаяся непонятно с чего песенка, из которой он знал всего лишь первые две строчки, а третью уже сам додумывал.

– "Какого рожна здесь не знают этой песенки, – каждый раз с раздражением думал он, как только навязшие буквально на зубах первые две строчки приходили на ум. – Всё знают, а эту – нет. Непорядок".

Поскользнувшись на мокром, разъезженном грунте какой-то неведомо как оказавшейся здесь дороге, идущей более менее в нужном им направлении, Димон матерно, от души выругался. Настроение было отвратительное. У переправившихся на свой берег людей словно выпустили пар, и теперь, значительно сократившийся в числе отряд напоминал больше толпу оборванцев из обоза разбитой наполеоновской армии, чем воинское подразделение.

Люди устали, смертельно устали, за несколько суток дважды перекинув на своих руках десятки и десятки тонн тяжеленного, неудобного оборудования. И надеялись уже в дороге хоть немного отдохнуть, но действительность, забытая ими на том, другом берегу, повернулась к ним задом.

Дождь, проклятые осенние дожди, разбитая дорога, точнее то, что тут называлось этим громким словом, и чернозём. Все остальные мысли по этому поводу не содержали в себе ничего кроме мата…

И первым делом надо было решить вопрос хотя бы с колёсами. Сегодня Димон принял окончательное решение.

С чем можно было мириться там, на Правом берегу, с их твёрдыми, суховатыми почвами, прекрасно держащими тяжёлый груз волокуш, здесь, на левобережье, надо было что-то делать.

И первое что он сделал, как только они переправились на Левобережье, приказал найти ближайший речной залив или впадающую в Лонгару речку с твёрдым песчано-каменистым дном, и утопить там колёсные пары от грузовых платформ княжеской узкоколейки. Все до единой, даже от мотодрезины.

Перегруженный обоз, даже сократившийся на треть, надо было ещё больше облегчить. Дорога впереди навевала самые мрачные мысли. Не сезон было им так поздно возвращаться, не сезон. И становилось теперь окончательно понятно, почему сам Димон за всё время своей жизни на Левобережье, ни разу не видел в городе кого-либо, кто бы осенью куда отправился. Вот теперь ему стала понятна причина этого. Скользкие словно мыло дороги, совершенно не пригодные в это время года для перемещения по ним.

И становилось понятно почему Сидор столько времени, денег и сил уделял этому моменту.

– "Надо было больше уделять внимания делам компании, – устало подумал Димон, с трудом вытаскивая застрявший в топкой грязи сапог, и аккуратно поправляя его на ноге. – Тогда бы для меня не было бы сюрпризом осенняя распутица. Провались она пропадом", – мысленно выругался он.

Сил даже на то, чтобы открыть рот и выматериться – не было. А впереди был длинный, уже понятно что изматывающий путь.

Решение притопить в ближайшей речке до времени неудобные при транспортировке и тяжеленные колёсные пары было правильным. Правильным, и в данных обстоятельствах единственно возможным.

Последние ничем не были лучше всего остального и было понятно, что если серьёзно браться за устройство собственной железной дороги, то отливать из чугуна надо свои собственные колёса, а не пользоваться ворованным. И из чугуна нормального, а не из того гов…а, буквально под пальцами крошащегося убоища, что никуда, кроме как на переплавку не было годно. И центровать их как следует, а не так, как сделали это спустя рукава княжеские дятлы. Или не дятлы, а эти самые – долбоё-ё-ё…. Такие вот там мастера.

Всё равно было понятно что ни завтра, ни весной, ни возможно даже следующей осенью своей железной дороги у них не будет. Для железной дороги нужны были рельсы. Хорошие рельсы! А рельсы – это прокатный стан. Хорошие рельсы – хороший прокатный стан. Возможностей же того, что был у них, для проката хороших рельс было недостаточно. Это знал даже он, хоть всё время старательно избегал любых общений с литейщиками.

Нормальный прокатный стан, или более-менее к нему приближающийся, в лучшем случае будет у них лишь к весне. Да и то… если вообще будет. Если всё у них будет хорошо и Сидор наконец-то доставит в Старый Ключ задержавшийся непонятно где, наверное уже к этому времени купленный на Западе или в Империи хороший прокатный стан.

Где и почему произошла задержка, Димон не знал. Этими вещами занимался Сидор. А тот ему ничего не говорил. Ни ему, ни кому-либо другому. Чего, к слову сказать, требовал и от всех остальных.

Не все его слушались, но сам Сидор последнее время буквально с маниакальной упёртостью следовал своим же правилам. И вытащить из него пару лишних слов стало совершенно невозможно. Тот последнее время никому не говорил чего-либо сверх самого минимума. Да и сам минимум он последнее время понимал как-то по своему. Никому и ничего, ни полслова. А в случае если кто-либо что-то узнавал сам, а потом делился с друзьями, устраивал такой скандал, что напрочь отбивал охоту соваться в его дела.

Поэтому, прикинув собственные ближайшие перспективы с устройством железной дороги, и найдя их безрадостными, Димон решительно избавился от лишнего груза. Главное сделано. На этот берег доставил и худо-бедно спрятал. А дальше видно будет. Решат парни с литейного, что княжеские колёсные пары им необходимы, хотя бы на переплавку, он скажет где их можно взять. Вернутся – достанут. Не скажут – да провались оно пропадом.

Да и то, если к тому времени здесь ещё что-либо останется. Димон прекрасно помнил свою первую переправу и всё произошедшее вслед за тем. Как тщательно кто-то перерыл за ним все оставленные ими следы, все могилы с погибшими и даже все помойки, вплоть до туалета. И как тщательно подобрал кто-то всё оставленное ими на берегу.

Колёс было жалко до слёз. Не дай Бог уведут. Но и тащить с собой дальше такую тяжесть не было никакой возможности. Дорог здесь не было. Даже направления и те присутствовали весьма условно. А сам влажный, мягкий грунт тучных и жирных чернозёмов поймы Лонгары просто физически не мог вынести давления полозьев перегруженных волокуш. Даже их, серьёзно облегчённые фургоны в сырых низинах вязли чуть ли не по ступицы.

Осень! Будь она проклята, эта поздняя осень с её противными затяжными дождями, поставившая под большой вопрос саму возможность добраться до дома.

Где уж тут тащить с собой ещё и тяжеленные чугунные колёса. Основной бы груз вывезти.

Здесь были не твёрдые сухие почвы Правого берега. Здесь была низкая, влажная пойма лонгарской равнины. Чернозём, будь проклят этот пластилин! И если он хотел доставить добычу в целости и сохранности домой, следовало чем-то пожертвовать.

Димон пожертвовал колёсами.

Триумф Цезаря!.. – или не триумф и совсем не Цезаря…*

Следующие дни, недели, месяцы, годы – Димон не запомнил. Всё слилось в какой-то бессвязный ком из всего лишь нескольких ощущений: мокро, грязно и липнущие к ногам пудовые комы вязкого, липкого чернозёма, в который уже кажется, провалился по пояс.

Казалось через вечность они наконец-то вышли к городу. Здесь, возле Старого Ключа, в более обжитых местах, с дорогами было получше, чем на заболоченной равнине, оставшейся за спиной. По крайней мере здесь не надо было добрый десяток вёрст прорубать просеку сквозь стену леса, чтоб только выбраться на трассу, ведущую с низовий в Старый Ключ, как им пришлось делать это сразу после переправы. Здесь уже дорог, ведущих в разных направлениях, хватало.

Если только дорогами называть тот страх божий, в который под осенними ливнями превратились местные дороги, то клейкое, липкое месиво, по которому они с огромным трудом добрались до брода через Каменку чуть выше города.

Здесь уже были хорошо знакомые места и здесь надо было делать выбор куда двигаться. На Ягодный, чтоб ни одна собака не увидал что они привезли, но при том фактически возвращаясь назад. Где опять бы пришлось несколько десятков вёрст тащиться по этому клейкому чернозёму, который лишь по какому-то недоразумению назвался дорогой. Или свернуть на городскую трассу, ведущую на Басанрог.

Высокая, сухая насыпь и твёрдое песчано-щебёночное полотно манили своим немыслимым, казалось навеки позабытым комфортом.

Был бы другой путь, по которому можно было бы добраться до своих литейных заводов, куда надо было доставить добычу с Плато, Димон ни за что в жизни не свернул на эту новую, недавно построенную трассу. И тем более не стал бы делать крюк к городу.

Их сгубила осень. Проклятая поздняя осень с её затяжными, обложными дождями, залившими водой всю Лонгарскую равнину и превратившая местные дороги во что-то совершенно невообразимое. И дикая, запредельная усталость всех. Пол года не были дома. Полгода жизни и ночёвок в каких-то времянках, бараках, грязных трактирах и сырых палатках под кустом. И дорога!

Всех добила обратная дорога, от места переправы с правого берега Лонгары до Каменки.

Да-а-а, жирные чернозёмы Лонгарской равнины – это вам не сухие, каменистые почвы правого берега. А мокрый, разъезженный чернозём – не сухая каменистая супесь Правобережья. И там, где они на правом берегу проходили сначала двадцать пять, а под конец и все сорок вёрст в день, здесь они за день с трудом одолевали три, в лучшем случае пять вёрст. А бывали дни, когда и одной верстой еле обходились, надолго застревая на топких бродах многочисленных, разбухших от осеннего паводка местных речушек.

Поэтому, когда ищущая хоть какой-то сухой дороги разведка выбралась на твёрдую насыпь недавно отстроенной городскими властями дороги, ведущей от Старого Ключа на Басанрог, этот день в отряде стал настоящим праздником. В тот миг всем показалось что мучения кончились.

Оставалось лишь решить, куда двигаться. Ягодный отпал сразу. Возвращаться фактически назад и опять мучиться по раскисшим под осенними дождями дорогам. Или – по сухой, твёрдой дороге на литейный?

Высокая сухая насыпь с твёрдым покрытием и кажущаяся близость города, дома – поставила жирный крест на раздумьях. Оставалось лишь решить как быстрей. Пойти на юг, сначала к горам, и там по боковой дороге, возле постоялого двора Тимохи Гусятника свернуть на рокадную дорогу к литейному, на их старую дорогу, ведущую с литейного до Басанрога? Или, предварительно завернув к городу и отдохнув в сухих и тёплых казармах Речной Пристани, уже оттуда, отдохнувшими, двигаться опять же на литейный.

Давать здоровенный крюк в лишние пятьдесят вёрст сначала к горам, а потом по рокаде глухими лесами на завод? Или пройти более короткой дорогой, но на глазах у всех? Тайно? Или чтоб все всё видели?

Да провались она пропадом эта секретность.

Они оставляли за собой такой жирный след, что говорить о каких-либо тайнах было просто смешно. И все были настолько вымотаны безумно тяжёлой дорогой, этим липким, расползающимся под ногами безумно скользким и липким чёрным клейстером, по явному недоразумению кем-то названным чернозёмом, что думать ещё и о каких-то дурацких секретах не было сил. Да и Димону уже давно на всю эту таинственность, которую он сам же развёл со своими находками, уже было наплевать. Он, как и все смертельно устал и хотел лишь одного. Добраться побыстрей до дома и сбросить с себя весь этот проклятый груз.

И было чёткое осознание того факта, что лишние пятьдесят вёрст ни люди, ни лошади уже не выдержат. Знаменитые тяжеловозы лонгарцы, выменянные Димоном чуть ли не на треть добычи, были уже на последнем издыхании. И если он не хотел потерять с таким трудом доставшихся лошадей, надо было делать передых. А парни с девчонками просто засыпали на ходу. От усталости и люди, и животные валились с ног.

И тем не менее Димон повернул на юг. Чем меньше народу их сейчас увидит, чем меньше люди будут знать что происходит – тем потом им всем будет спокойнее.

Только пути на юг не было. Первый же встретившийся мост на городской трассе, будь он проклят, развалился под первой же волокушей.

Обычный деревянный мост через какую-то безымянную речку или ручей, на который въехала первая волокуша с грузом, сразу резко просел, перекосившись на бок, и пришлось осторожно, лебёдками вытягивать груз обратно на дорогу. И искать брод.

Брода не было. Большой ручей, или сейчас, поздней осенью скорее можно сказать небольшая река, в крутых глинистых, словно маслом облитых берегах, не оставила ни малейшего шанса на переправу.

Мост через речку был раздавлен. Чинить, или наводить свой собственный рядом, или срезая крутые откосы, искать поблизости брод, не было сил. Все устали. Возиться каждый раз с объездом хлипких мостов, когда есть хорошая, только недавно с огромной помпой сданная в эксплуатацию широкая, прекрасная городская трасса, резона не было. Тем более что отсюда и до города мостов не было. Ни одного. Хочешь не хочешь, а пришлось сворачивать к городу и там, двигаясь по объездной дороге мимо крепостных стен города, на глазах у всего любопытного посада, попытаться выбраться на собственную трассу, ведущую на литейный.

Мосты там, на своей трассе, вроде бы как не чета этому убожеству были. Строили крепко, с запасом, уж это-то Димон знал хорошо. Чай сам к тому руку приложил.

И Димон решительно повернул к городу.

И путь короче, да и полотно дороги заведомо крепче. Так что, если что ещё и ломать, так хотя бы своё, не городское. Всё дерьма на голову меньше потом выльется.

Да и спокойней, что там ни говори. Хоть это были уже и внутренние земли, принадлежащие городу, а бережёного, как говорится, и Бог бережёт.

Соваться же напрямки, прямо сквозь вековой бор, как до того думали, больше не было сил.

Большие Вязёмы.*

Наверное, основная мысль всех к концу второго дня движения по городской трассе к городу, когда они добрались до небольшой деревеньки под городом с весьма символичным названием «Большие Вязёмы» была одна: «Лучше бы мы двинулись напрямки».

– "Да и с дерьмом я, кажется, сильно погорячился. По-моему, – уныло думал Димон уже вечером второго дня. – Это – не дорога, это – натуральный смыв с Авгиевых конюшен. И как бы в дерьме том самому не утонуть".

Разбитое ими вдрыск, в хлам новенькое, только что отсыпанное дорожное полотно когда-то так красиво выглядевшей со стороны городской трассы, оставляло за обозом чудовищное, ужасающее месиво. И если ещё первые волокуши не так сильно нарушали полотно дороги, то концевые фургоны еле пробиралась сквозь рыхлое месиво какой-то вдоль и поперёк перепаханной на полметра вглубь земли.

Путь по трассе оказался лишь немногим лучше дороги напрямки.

И если Малые Вязёмы, ещё более малую деревеньку до того обоз хоть и с трудом, но продрался, а вот в Больших, практически под стенами города, он встал. Точнее застрял. А ещё точнее – окончательно сел на брюхо в топкой, вязкой непонятной субстанции. Не помог даже последний аргумент, вытащенный Димоном из загашника и преждевременно показанный всем желающим. То есть, фактически всему городу, высыпавшему на крепостные стены полюбоваться невиданным зрелищем.

Восстановленный княжескими механиками трактор-тягач "Сталинец С-65", с помощью которого Димон перетащил по болотам Торфяного Плато просто невероятное количество груза, сам завяз в грязи возле Больших Вязём.

Трактор утоп, практически полностью погрузившись в разбитую его же гусеницами грязь и оставив на поверхности болотной жижи лишь маленькое сухое местечко верха прикрытого кожухом мотора, намертво застряв в чуть прихваченной первым морозцем развороченной топи.

Если его теперь и можно было оттуда вытащить, то лишь лютой зимой, вырубив топорами из замёрзшего грунта.

В битве за вёрсты все вымотались так, что к концу последнего дня битвы с грязью перед городом все попадали замертво там, где их застал вечер.

Так что когда из города прибыло целое войско городской стражи арестовывать мерзавцев, уничтоживших новенькую гравийную дорогу на Басанрог, стратегически важный тракт, на месте "безобразия" они застали одно сплошное сонное царство.

Поняв, что они застряли, что город – вот он, прямо перед ними, а сил дальше идти больше нет, и мало что сил, самой и возможности такой пробиваться сквозь грязь больше нет, все свалились спать. Кто где мог. В сараях с лошадьми, спешно приспособленных под жильё, в повозках, на штатных своих местах, везде, где только возможно.

На тёплом же верхе кожуха неостывшего ещё мотора трактора, небрежно подстелив страшно измазанный машинным маслом драный кожушок и укрывшись сверху другой, не менее "чистой" дерюгой, скрючившись, безмятежно спал Димон.

Туго взведённая пружина лопнула. Весь отряд, страшно вымотанный долгой тяжёлой дорогой, попав под защиту родных стен, безмятежно спал мёртвым усталым сном. И как их хватали и куда-то тащили одного за другим, никто из этих смертельно уставших людей так и не почувствовал.