Текст книги "Война Авроры"
Автор книги: Анастасия Верес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Платон знает, куда она ушла и идет следом за ней. Он находит Аврору мечущейся в стенах собственной комнаты, она пытается унять клокочущее в груди сердце, сжимает и разжимает кулаки. Эта невыпущенная, непоказанная злость будет еще долго отравлять ее. На очередном вираже Аврора замечает Платона и останавливается. Она необычайно красива – единственная стремительная мысль, мелькнувшая глубоко в сознании Платона. Именно такая – огненная, возбужденная, как оголенный нерв, яркая, как вспышка. Аврора делает вдох, намереваясь что-то сказать, но не находит слов. Она смотрит ему прямо в лицо, как смотрела на Оскара. Дышит глубоко и часто и, по-видимому, чего-то ждет. Ее карие глаза становятся необыкновенно темными от гнева, и Платон смотрит в них, просто потому что это самое яркое пятно в комнате и, возможно, в его жизни. Между ним и Авророй повисает молчание. Они, в общем-то, чужие люди, им нечего друг другу сказать.
Постепенно она начинает дышать более размерено, спокойней. Ее лицо расслабляется, и она присаживается на кровать, на секунду закрывая глаза, а когда открывает снова, их цвет остается таким же ярким. Он опирается плечом о дверь и все еще силится найти какие-то слова, потому что становится неприличным вот так пялиться друг на друга.
– Что? – устало говорит Аврора и неопределенно качает головой.
– Ты красивая, – помимо воли вырывается у него.
Это, кажется, заставляет ее расстроиться еще больше, потому что она вдруг обреченно выдыхает и закрывает глаза ладонью, прячась от его взгляда, и больше уже не выныривает из своей раковины до тех пор, пока Платон не уходит.
После той стычки между Авророй и Оскаром ненависть сторон становится все менее скрытой, но все соблюдают осторожность. Драки практически не происходят, скабрезные надписи больше не появляются на стенах, никто не задирает и не злит друг друга. Никто не хочет рисковать лишний раз. Преподаватели делают вид, что ничего не происходит, но пока временно оставили попытки примирить враждующие стороны, все их внимание направлено на то, чтобы свести опасности беспорядков к минимуму, разрядить обстановку, сделать так, чтобы дети перестали вести себя как волки. Их попытки не просто неудачны, каждый раз любые их доводы и аргументы разбиваются о каменную глухую стену нежелания учеников признавать свои и чужие ошибки. Озлобленные сироты и полусироты сидят за большей частью парт. Ученики в классах делятся на два лагеря: правых и левых, южных и северных, желтых и красных. Они не пересекаются. Первыми выходят те, что сидят ближе к дверям. Никто не тянет руку, чтобы ответить на преподавательский вопрос. Не слышно никаких выкриков или шуток, язвительных комментариев. Одна сторона делает вид, что другой не существует.
Платон мается скукой на очередной лекции и смотрит по сторонам. Он смотрит на Аврору. Сегодня за завтраком она была веселой и улыбчивой, болтала о чем-то с одной из девчонок и усиленно делала вид, что Оскар не пялится на нее через всю столовую. Платон знает, прекрасно знает, что у Авроры есть механизм, который она заводит по утрам, а к вечеру завод кончается, и ближе к ночи она больше похожа на сломанную игрушку. У Авроры есть склянки с эликсиром смелости, силы и упрямства, Платон это тоже знает. Знает и завидует. У него таких склянок нет.
На занятиях Аврора сидит впереди него. Ему видна только спина и затылок, а вспоминаются яркие глаза. Платон уже привык к тому, что она ненавидит и презирает его и действительно старается, очень-очень старается как можно реже говорить с ним. Или сидеть в одной комнате. Или смотреть на него. А он смотрит. Смотрит излишне часто и тоже ненавидит. Но после того, как она предпочла объявлению войны быть униженной, он еще и завидует. Склянкам со смелостью. Его ненависть поверхностна, напоказ, ее – глубже и скрыта под личиной приличия. Найди пять отличий.
Он вертит в пальцах ручку, смотрит ей в затылок и вспоминает, какой она была за завтраком. Веселой и смешливой. Своеобразный вызов Оскару и тем, кто считает, что смог сломить ее. Настоящий вызов Оскару во время затишья. Платон готов дать руку на отсечение, что ей вовсе не хочется улыбаться. Ей, равно как и всем, хочется оказаться подальше отсюда, за пределами войны. Аврора подпирает голову кулаком и лениво перебирает страницы книги другой рукой. При взгляде на ее ладонь у Платона начинает зудеть плечо, но он отмахивается от этого. Пройдет.
К концу дня плечо ноет и болит невыносимо. Он едва ли может повернуть голову, чтобы очередной выстрел в теле не заставил его вздрогнуть. Кровать сейчас кажется райским уголком, и все, что ему нужно – добраться до постели. Аврора уже в комнате, сидит за столом и что-то пишет. Она не поднимает взгляда, когда он заходит, когда он кидает сумку на диван, что стоит у стола, когда он, как старый дед кряхтя и охая, стаскивает куртку и медленно идет к спальне. Платон готов выть. Аврора увлеченно пишет. Он вваливается в спальню и жмурится от боли.
– Ты не ходил к врачу? – она стоит на пороге спальни, держась за ручку двери. Абсолютно готовая к тому, что он скажет не лезть не в свое дело, и в любой момент она сможет захлопнуть дверь. Платон что-то шипит в ответ, пытаясь стащить свитер. Он запутывается в одежде, голова застревает в горловине, руки наполовину торчат из рукавов, положение становится глупым и безвыходным. Свитер куда-то исчезает, зато у него перед глазами появляется Аврора. Богиня утренней зари, чтоб ее.
– Сядь, – вполне дружелюбно говорит она и бросает одежду на кровать. Он садится поверх одеяла и снова смотрит на нее. Она просит отвернуть голову. Ему хочется думать, что его пристальный взгляд смущает ее, но когда он продолжает пялиться ей в глаза, она легко поворачивает платонову голову и наклоняется к плечу. Ее грудь оказывается практически у него перед лицом, а ее пальцы держат за подбородок и осторожно прощупывают плечо от шеи до локтя. Теперь он думает, что ее совет отвернуться не так уж и плох и сам пытается отстраниться. Не особо пытается. Его в принципе все сейчас устраивает.
– Вроде все нормально, – сухо констатирует она. – Тебе нужно было идти к врачу.
Он убирает ее руки от себя, не смотря на то, что она пытается помочь. Ему должно быть неприятно, что она трогает его. Он догадывается, что и ей это не приносит никакого удовольствия. Ему не нравится, что ненавидеть ее становится не за что. Аврора смотрит на него и, едва сдержав улыбку, выпрямляется. Она уходит, возвращается к своему письму, и больше он не видит ее сегодня.
Когда он ложится в постель, плечо отзывается на каждое движение, будто снова требует, чтобы кто-нибудь к нему прикоснулся. В маленькой комнатке нет воздуха. Болит теперь и в груди. Ни о каком сне не идет даже речи, он грезит о том, чтобы хотя бы мог дышать. Промучившись несколько часов, Платон резко поднимается с постели, выходит в узкий коридор, где двоим ни за что не разойтись, и стучит в соседнюю дверь. Он знает, что Аврора поможет, труднее всего было заставить себя пойти за помощью. Это самое трудное – подойти к ней.
Она не спешит открывать, не проворачивает ключ в замке. Аврора тихо спрашивает, что произошло.
– Мое плечо, – Платон стискивает зубы, чтобы его голос звучал достаточно мужественно.
– С ним все нормально, – Аврора продолжает говорить из-за двери. Ее голос как раз таки звучит абсолютно по-женски встревоженным.
– У меня рука отнимается, – он сжимает плечо, пытаясь унять боль.
– Я не знаю. Я не врач.
– До врача мне сейчас не дойти, – зубы начинают скрежетать друг о друга от чрезмерных усилий.
– А чем я…
– Аврора, – он называет ее по имени вслух, кажется во второй раз. – Если ты чего-то боишься, я тебе обещаю…, – он не знает что ей пообещать, а готов на что угодно. Ему слишком больно.
За дверью происходит короткая заминка, потом она распахивается. Резко, как будто прыжок в воду. Аврора выныривает из темноты комнаты и смотрит на него, она напряжена, словно ждет удара из ниоткуда. Видит, что Платон один и рвано выдыхает.
– Что за мусор у тебя в голове? – он почти врывается в спальню, оттесняя ее от двери. Платон совершенно неожиданно для себя понимает, чего она боится. Она боится, что он сдаст ее, и это кажется ему таким же неуместным как и собственное присутствие в ее комнате. Он ей враг, и все остальные ей тоже враги, и Оскар ей враг. С друзьями тут сложно.
Платон оборачивается к ней, она, тряхнув головой, прогоняет страх, складывает руки на груди.
– Мое плечо, – он повторяет уже сказанное и слышит в ответ то же самое «я не знаю».
– Просто сделай что-то. Как ты делала раньше, – Платон усаживается на кровать и ждет. Аврора касается лба тыльной стороной ладони, а потом стряхивает с рук липкий страх. Она подходит к нему со спины, щелкает прикроватной лампой, комната тут же заливается мягким светом, и Аврора осторожно начинает массировать плечо. У нее холодные дрожащие пальцы, и она двигает ими медленно, неуверенно. Напряжение постепенно уходит из груди и плеча и Платон снова мыслит. Так же медленно и неуверенно, как Аврора растворяет его боль. Несколько минут они привычно молчат, а потом он поднимает руку и накрывает ее пальцы, заставляя остановиться.
– Ты можешь думать обо мне все что угодно, – тихо произносит Платон, смотря в стену, – но я никогда не приведу их к тебе, – понимает, что это почти клятва, но теперь по крайне мере он знает что именно может ей пообещать.
Она ничего не отвечает, стыдится признать то ли свои мысли, то ли страх.
– Я, может, и не герой, но и не Оскар.
– Мгм, я принесу мазь, – Аврора говорит спокойно и равнодушно, вытягивает пальцы из под его руки и уходит из комнаты. Ее нет довольно долго, несколько минут, все это время он мечтает лечь на подушку и уснуть. Даже примеривается к ее кровати. Он очень устал, ему хочется выспаться и отдохнуть. Платон упирается локтями в колени и кладет голову на ладони. Глаза закрываются от навалившейся тяжести. Аврора возвращается со склянкой в руках. Наверняка хранит ее там же, где и смелость, которую пьет горстями. Она подходит к небольшому комоду, в этих коморках крохотное абсолютно все, и, покопавшись, достает оттуда длинный широкий шарф.
Они ничего не говорят друг другу. Платон не спрашивает, почему она помогает, он не знает таких причин. Ей не интересно, почему он просит помощи у южной, у Авроры голова забита совсем другим.
Она наносит мазь ему на плечо, растирая ее ровным слоем, и перекидывает шарф поперек его груди.
– Подними руки, – и Платон по очереди поднимает каждую руку. Аврора перекрещивает концы шарфа на спине, обматывает плечо и завязывает тугой узел прямо над ключицей. Мазь приятно холодит плечо после ее рук. Платон готов благодарить за спасение, но только сухо кивает и уходит. Аврора проворачивает ключ, запирая за ним дверь, и медленно сползает вниз по стене. Она видит, как мелко и противно дрожат руки, презирает себя. Ей в пору прятаться за чьи-нибудь спины, а не бросаться на холодные острые взгляды да стальные жесткие кулаки. Но пока она прячется только за старой дверью, да и за это себя нещадно ругает. Негоже, не по статусу ей так бояться. Отец бы узнал – расстроился.
До конца ночи Аврора так и сидит у стены, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре и за окном. В шесть утра привычно звучит звонок и она поднимается на ноги, чтобы переодеться и собраться. В ванной комнате она набирает воду в ладони и немного расслабляется, когда видит, что руки больше не дрожат. Умывается, расчесывает волосы, поправляет воротник. На выходе из ванной сталкивается с Платоном, тот отводит глаза и протягивает ей шарф. Значит, видел и понял. Аврора без слов принимает шарф, возвращается в комнату и с остервенением бросает его в подушку. Злость на саму себя заполняет голову и вытравливает все остальные мысли. Аврора выдыхает и окончательно забывает о ночном страхе, по крайней мере, ей так кажется.
Все идет довольно гладко, пока на ее долю не выпадает дежурство по столовой. В самом начале у них были няньки, которые следили, чтобы дети были сыты и одеты, но пять лет назад установили дежурства, а милые женщины, растившие их с малых лет, ушли в другой корпус. День начинается с того, что они вынуждены нести большие тяжелые кастрюли из общей кухни в свой корпус. Неудобные ручки больно впиваются в ладошки, Аврора сдувает со лба прилипшую челку, но в глубине души радуется тому, что сегодня не нужно идти на занятия и видеть Оскара. За перегородкой их десять человек, пять девушек и пять парней, этот день должен быть лучше предыдущих несмотря на тяжелый труд. Ровно в восемь три девушки занимают места у раздаточных окон, парни нарезают хлеб тонкими ломтиками и подносят горячие чайники. Аврора и еще одна девушка становятся на посуду, мыть и подавать чистые тарелки и стаканы. Перебрасываясь лишь минимальным набором слов, они делят пространство и обязанности.
Первая стопка посуды готова со вчерашнего дня, и пока есть немного времени, Аврора, как старшая по группе, аккуратным почерком вносит фамилии дежурных в журнал, проставляет дату, заполняет соответствующие поля, проверяет наличие продуктов. Они живут в одном корпусе всю свою жизнь, по-прежнему оставаясь незнакомцами, и впервые слышат имена друг друга сегодня. Первые позвякивания ложек о тарелки, бульканье воды в раковине, хорошо знакомо Авроре и она почти забывает, как все сложно сейчас. День постепенно набирает обороты, и после завтрака она моет сотни тарелок, наводит порядок на столах, и они снова отправляются на общую кухню за обеденными блюдами, затем все то же самое происходит за ужином.
К вечеру Аврора валится с ног и очень хочет спать, она последней обходит столовую, убирает оставшийся мусор, закрывает двери, ведущие в коридор, чтобы никто не забрался сюда ночью и не стащил еду, и пересчитывает запасы. На улице уже совсем темно, когда она заканчивает дела. Аврора закрывает раздаточные окна, гасит свет. В темноте и тишине ей очень легко представить, что все на самом деле проще и безобидней, чем есть на самом деле, но тяжелый день позади, а завтра ничего не изменится. Война по-прежнему будет войной.
Аврора вкладывает в замок бирку с собственной фамилией и вешает его на наружную дверь, ключи болтаются в кармане, пока она торопливо идет по темной аллее, обходя корпус кругом. Она замирает, когда видит, что впереди кто-то стоит.
Платон весь день натыкается взглядом на пустое место Авроры, зная что она, скорее всего, появится после отбоя, он представляет с какой радостью вернется в свою коморку и будет там в полном одиночестве до самой ночи. Откровенно говоря, Аврора тихая соседка и мало ему досаждает, большую часть времени она проводит за дверью собственной комнаты или бегло пишет за столом. Между ними все та же пропасть, что и была, но Платон не редко вспоминает, как в один из первых вечеров она вышла в коридор и включила свет, чтобы спасти какую-то девушку. В ту ночь она сказала ему кое-что очень важное, серьезное, совсем взрослое, а он никак не может понять, что это значит.
После отбоя коридоры быстро пустеют, шум снаружи постепенно сходит на нет, и Платон лежит на диване, наслаждаясь тишиной, одиночеством и покоем. Его гложет любопытство и хочется еще раз оказаться в ее спальне, но дверь заперта на замок. Уже совсем скоро Аврора вернется с дежурства, и его личные владения снова станут общими. Он поднимается с дивана и подходит к окну, смотрит сквозь стекло вниз на аллею, по которой Аврора будет возвращаться в корпус, и задумчиво поджимает губу. Что же она имела в виду, говоря, что пришло время выбирать? Что выбирать? Потому что они наверняка находятся по разные стороны войны.
Аврора появляется на аллее, торопливо ступая по разбитой дорожке, кутаясь в куртку. Она идет очень быстро, оглядываясь по сторонам, и внезапно останавливается, что-то заметив в темноте. Губы Платона трогает скупая улыбка, и он тоже начинает всматриваться в ночь. Аврора не двигается, и Платон меняется в лице, когда видит, что ей навстречу выходят трое. «Черная Метка» верна себе. Платон внимателен, собран и напряжен. Трое окружают Аврору, мешая ей пройти. Между ними завязывается беседа. Платон не слышит, о чем они говорят, но, зная Аврору, предполагает, что ничем хорошим дело не закончится. Он прислоняется лбом к стеклу в надежде, что так ему будет лучше видно. Один из них протягивает к ней руку, она резко отмахивается, второй тут же хватает ее за волосы и тянет вниз, третий бьет Аврору по лицу. На секунду Платон задыхается, а потом срывается с места и выбегает из комнаты. Он несется, как дикий зверь, по коридорам и лестницам, перепрыгивая через ступеньки, кляня тех, кто создал этот корпус таким запутанным. Поворот за поворотом, этаж за этажом, Платон, кажется, даже не дышит. Он поскальзывается, скатывается вниз по ступенькам, поднимается и снова бежит. В голове страшные мысли, грудь сводит от нехватки воздуха. Платон резко поворачивает и сталкивается лицом к лицу с Авророй. Она отшатывается от него, глаза перепуганные, волосы растрепанные, вот-вот рухнет на пол.
Платон медлит всего секунду, пока не слышит топот ног, гонящихся за Авророй. Он хватает ее за руку, тащит вперед, навстречу тем трем парням, она даже не сопротивляется, лишь слегка заплетается ногами. Платон соображает очень быстро, открывает какую-то дверь и заталкивает туда Аврору за мгновение до того, как те трое вваливаются в галерею.
– Стоп-стоп, – он резко хлопает дверью, делая вид, что только что вышел из комнаты. Эти трое ему незнакомы, хотя они явно из северных, и точно ему не друзья. Некоторое облегчение накатывает на Платона, хорошо, что он их не знает. – Уже был отбой, с той же скоростью в спальни, – изображая коменданта, он строго смотрит на них, тихо надеясь, что они не заметят его сбитого дыхания.
– Не пробегала девчонка? – спрашивает один из них, притормаживая возле Платона.
– Не догонишь уже.
– Куда?
– Налево, – Платон крепко придерживает дверь, указывая направление. Парни с новыми силами бросаются по следу. Выжидая, пока топот совсем не стихнет, Платон перехватывает ручку и смотрит на табличку над дверью. Мужской туалет, в который он от безысходности спрятал Аврору, неожиданно очень его веселит.
Побледневшая Аврора сидит с закрытыми глазами на корточках у стены напротив, запрокинув голову назад. Дышит тяжело и рвано, на лбу пот, руки прижаты к животу. Платон всерьез боится, что она потеряет сознание. Аврора вскакивает, заслышав скрип, и таращит на него несчастные глаза, как раненый щенок, заслоняет ладонями живот. Потом она переводит дыхание, поняв, что больше никто не собирается ее бить, и взгляд становится спокойней. Нетвердой походкой она идет к раковине, поворачивает кран и сплевывает кровь. Вода окрашивается в красный, случайно упавшие через плечо волосы намокают, и она брезгливо откидывает их в сторону.
Платон прикрывает за собой дверь и делает шаг к ней.
– По лицу били? – хотя он точно знает, что да.
– Щеку прикусила, – не поднимая головы, лжет Аврора. Водит языком по деснам, проверяя все ли зубы целы. Губа врезалась в клык и кровоточит изнутри. Это хорошо, значит не придется придумывать объяснения для разбитого рта, синяк она замаскирует чем-нибудь, одолжит у кого-то пудру и возможно случившееся останется без внимания.
– Покажи, – Платон берет ее за подбородок и поворачивает к себе.
– Да все нормально, – Аврора все еще тяжело дышит после пробежки, а во рту по-прежнему привкус крови, и она никак не может избавиться от ощущения, что ее вот-вот поймают. Она дергается, пытаясь высвободиться, но Платон не обращает внимания на слова и внимательно смотрит на лицо, ища какие-то следы ударов, а потом кладет большой палец на ее губу и отводит вниз. На внутренней стороне большая кровоточащая царапина. Аврора морщится и выворачивается, на этот раз Платон отпускает ее. Руку он сжимает в кулак.
– Нужно приложить холодное, тогда следа на подбородке почти не останется, – он сует ладони под воду и смывает только ему известную грязь. Аврора видит этот жест, чувствует что грязь это она и усмехается:
– Конечно, главное чтоб не осталось никаких следов, – скорее болезненно морщится, чем ухмыляется, и отворачивается, стягивая с волос заколку. Ей очень хочется плакать, а плакать нельзя, поэтому она просто избегает смотреть ему в глаза.
– Думаешь, это потому что они северные? – он зло стряхивает воду с пальцев и глядит ей в затылок. – Ты же не можешь быть настолько глупой, отличница? – он хватает мокрой пятерней ее за плечо и разворачивает к себе. – Если кто-то узнает об этом, ты станешь девочкой для битья, мы же оба понимаем такую простую истину? – он действительно зол и с силой сжимает тонкое плечо так, что Аврора инстинктивно слегка опускает его, чтобы ослабить хватку.
– Я комендант, они не смогут мне ничего сделать, – она выбрасывает последний аргумент, который звучит крайне нелепо в мужском туалете, в одиннадцатом часу ночи. Особенно, когда у нее разбита губа и бешено колотится сердце после бега по коридорам.
– Уже сделали, – Платон снова стискивает ее подбородок, напоминая об ударе. Аврора часто дышит сквозь приоткрытые губы, но терпит боль. – Скажи своим, – через силу выдавливает из себя Платон, потому что, видит Бог, ему совсем не место рядом с ней. – Скажи своим, пусть не отходят от тебя ни на шаг, иначе случится беда. А сейчас пошли, – он отпускает ее и следует к двери.
– Иди, – опуская голову, чтобы спрятать слезы, отвечает Аврора. – Мне нужно сдать ключи.
– Да как тебя вообще угораздило попасть в коменданты, идиотка, – он толком не слышит ее слов от ярости и из-за прилившей к голове крови. – Они же все еще носятся по корпусу в поисках тебя.
– И представь, что будет, если они увидят тебя рядом со мной, – она гордо вскидывает голову.
– О, теперь ты и меня спасаешь, – язвительно шипит Платон. – Давай-ка я кое-что объясню тебе, южная девочка, – неожиданно срывается с губ, но он еще слишком зол, чтобы придавать этому значение. – Я могу сам постоять за себя и разобраться с проблемой, и если ты привыкла, что твои дружки прячутся за женские юбки…
– Твои дружки тоже не блещут благородством, – она с вызовом наступает на него. – Можно подумать ты бы бросился меня спасать, если бы видел.
Он в одну секунду теряет весь свой запал. Чувствует себя пустым и уставшим.
– Будь ты одной из северных – да, – на выдохе признается он.
Платон выходит за дверь, оглушенный, почти контуженный внезапным открытием. Он идет чуть впереди, Аврора крадется сзади, и ему приходится прислушиваться к ее шагам, чтобы быть уверенным, что она все еще здесь. У Платона почему-то жутко болят глаза, он щурится и трет веки, а сам пытается придумать, как вылечить ее губу. Он вдруг понимает, что собирается защищать ее, оправдывая эти мысли тем, что трое против одного – нечестно, и особенно трое против одной.
Так гуськом, друг за другом они добираются до своих поистине царских чертог. Он толкает незапертую дверь и устало проговаривает что-то о ключах. Платон очень надеется, что она не станет спорить, потому что сил у него на это нет. Он просто запихнет ее в комнату, подопрет дверь чем-нибудь тяжелым и спокойно пойдет спать. Аврора долго копается в кармане, достает оттуда связку и протягивает ее Платону. Он замечает, что руки у нее дрожат, и уходит вниз, чтобы сдать ключи сторожу.
Аврора остается в комнате одна, сползает по закрытой двери, наконец чувствуя себя в безопасности, и плачет навзрыд. При каждом всхлипе чувствуя боль в животе, как раз там, куда пришелся удар, она запоздало удивляется своему спасению. Ей просто повезло. Повезло, что тот, кто держал ее за волосы, оступился или поскользнулся. Повезло, что остальные двое соображают медленнее, чем она. Просто повезло. Могло и не повезти.
Уговаривая себя держаться, Аврора поднимается на ноги и идет в ванную. От рыданий губа снова начинает кровоточить. Перед зеркалом она придирчиво разглядывает лицо, так же, как ранее Платон. Исключая красные глаза, все выглядит вполне прилично, поэтому Аврора открывает воду, умывается и отправляется в спальню. Там она прикладывает к подбородку холодную металлическую ножку лампы и ложится на кровать. В комнате темно, только немного лунного света попадает внутрь сквозь окно. Аврора глядит в потолок, чувствуя, как по вискам снова стекают слезы и попадают в уши. В правом боку с опозданием начинает пульсировать и она устало думает, что там будет большой синяк. А еще думает, что Платон прав. Если кто-нибудь прознает о случившемся – быть беде. Больше мыслей нет. Она лежит абсолютно пустой головой на мягкой подушке с лампой у подбородка и тихо плачет. Аврора слышит, как хлопают двери, сначала входная, потом в спальню Платона, и зажмуривает глаза от обиды. Почему-то ей казалось, он постучит и спросит, все ли с ней в порядке.
Утром Платон не слышит ни звука из комнаты Авроры. За ночь он немного поостыл и свыкся с новыми мыслями. Он очень надеется, что у нее хватит ума не лезть на рожон и тихонько радуется тому, что Аврора останется сегодня у себя. Собираясь на занятия, Платон перебирает учебники, постоянно прислушиваясь к едва слышным шорохам в ее комнате. В глубине души он действительно рад, что не приходится смотреть ей в глаза. У Платона, к его огромному сожалению, нет ни выдержки Авроры, ни смелости, ни упрямства. Он не сможет сейчас говорить с ней о чем-либо, потому что совсем не знает что сказать.
На завтрак Платон не торопится, он курит за углом старого склада, как и всегда. Сигарета на голодный желудок действует умиротворяюще, притупляет аппетит, помогает продержаться еще половину дня до следующей затяжки. Он медленно выдыхает дым, думает о вчерашнем и жалеет Аврору. Глупая девчонка, всю жизнь прятавшаяся за спиной брата, решила сыграть в героя, и вот чем это обернулось. Смешная, ей-богу, смешная и глупая. Мозгов только на учебники хватает, а жизни не знает.
За пятнадцать минут до окончания завтрака Платон заходит в столовую, получает свою порцию, пробивает талон и занимает место за столом у стены. Без энтузиазма он скребет вилкой по тарелке, мельком поглядывая по сторонам. Без пяти минут восемь в столовую входит Аврора. Платон едва не роняет вилку. Ее длинные волосы ровно лежат на плечах, глаза подведены черным, на губах обычная розовая помада, на подбородке ни следа от синяка. Платон и еще десяток парней провожают ее взглядом, пока Аврора не спеша идет к раздаточному окошку. Легко и непринужденно она берет яблоко, отказывается от своей порции завтрака и подсаживается за стол к своим знакомым. О чем-то весело болтая, она лучезарно улыбается, закусывает губу, и Платона просто перекашивает от этого зрелища. Он легко может себе представить, как больно ей сейчас. Аврора громко заливисто смеется и поднимается со стула. Она медленно идет по проходу между столами, подбрасывая яблоко. Платон, не отрываясь, смотрит на нее и только поэтому замечает наполненный злобой и яростью взгляд Оскара, так же неотрывно следующий за Авророй. Неожиданно она останавливается, откусывает сочный кусок от ровного яблочного бока и продолжает идти.
Едва она скрывается за дверьми, Оскар зло бросает вилку на стол, и тут же к нему подбегает один из тех троих, что поджидали вчера Аврору. Они о чем-то тихо шепчутся, Оскар хватает его за шею и прижимает к своей тарелке лицом, шипит ему в ухо, злобно оскалившись, и отпускает. Завтрак окончен, все потихоньку выходят из столовой.
Ее собирались просто припугнуть, понимает Платон. Она мешает Оскару править в его личном королевстве, и он собирается убрать эту помеху. Аврора по сей день отказывается называть тех, кто нарушил режим в ту памятную ночь, когда она ринулась спасать кого-то и это держит Оскара в напряжении. Он уже устал ожидать от нее подвоха и хочет убедиться, что его имя ни за что не будет названо, поэтому ее собираются запугать. Запугать настолько, чтобы она не смела даже поднять головы, не то что открыть рта. И Аврора не может не понимать этого. Но то, что в ответ делает она, не лезет ни в какие ворота.
Платон поднимается с места, быстро сдает посуду и широкими торопливыми шагами выходит из столовой. Он еще надеется нагнать Аврору, что бы убедиться, что у нее помутилось в голове от вчерашнего удара, отправить девчонку в больницу и хоть что-то исправить, но ее нет ни в одной из галерей, нет в комнате и нет в аудитории. Платон опускается на свое место за партой, достает какие-то книги, совсем не по предмету, вполуха слушает лектора, невпопад посмеивается над шутками соседа и вообще ведет себя отрешенно и немного рассеянно. Урок за уроком он наблюдает пустое место Авроры за партой и смутно надеется, что она не лежит избитой за углом разбомбленного склада. Статус коменданта не спасет, если кто-нибудь пробьет тебе голову железной трубой. Глупая, глупая девочка ввязалась в бой с теми, кто заведомо сильнее ее. Истинная южанка. Ума – как у гусеницы. Безрассудная. Платон с опозданием понимает, что начинает уважать ее именно за ее смелость и редкое для них всех благородство. И он очень боится, что, в конце концов, ее все-таки убьют. Эта война беспощадна. Особенно к тем, кто хочет быть героем.
Весь день Аврора малодушно отсиживается на автобусной остановке, зябко кутаясь в куртку, и нежно наглаживает синяк на боку. Она в буквальном смысле зализывает раны, беспрестанно водя языком по разбитой губе. Попытки уговорить себя вернуться в корпус и занять место за партой разбивается о неконтролируемый страх перед Оскаром. Запал смелости ушел на триумфальное шествие по столовой. Она будет готова отвечать перед ним и перед всеми остальными, но не сегодня. Слабое утешение, что завтра она станет смелее, сильнее и сможет противостоять врагам, не стоит ровным счетом ничего. К сожалению, Аврора знает, что всему этому неоткуда взяться. Она вдруг улыбается, не замечая боли в губе, вспоминая перекошенное от удивления и злости лицо Оскара, и становится чуточку легче. Он тоже уязвим, у него свои слабости. У него есть сила и мускулы, но она смышлена, и если правильно действовать, то нет ничего невозможного. Она сможет управлять им, контролировать его. Нужно только понять как. Завтра она скажется больной и отсидится в комнате еще один день, а потом придется смотреть страху в глаза. И она посмотрит и победит.
Провожая рейсовые автобусы, Аврора вспоминает, что второпях оставила дверь спальни незапертой, но это волнует ее меньше всего. Единственная вещь, которую никто не должен найти, надежно спрятана, а все остальное Платон может продать за сигареты, ей, в общем-то, все равно. Она подумывает, что должна сказать ему спасибо или что-то еще за вчерашнюю помощь. Хотел он того или нет, а прошлой ночью Платон, возможно, спас ее. Неглупая Аврора прекрасно понимает, что ее хотят запугать, усмирить, заставить прятаться. Из-за собственного упрямства она не имеет права отступать. Так учили брат и отец – никогда не сдаваться. В конце концов, она знает за что борется.
