Текст книги "Война Авроры"

Автор книги: Анастасия Верес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Впервые с начала лета идет дождь.

«Даже если побежишь, тебя все равно поймают. Сама пришла, а теперь никто не отпустит», – звенит писклявый голосок страха и Аврора напряженно вслушивается в звуки. Она не слышит угрожающих окриков и догоняющих шагов. Ей приходится заставлять себя идти, потому что ноги словно приросли к земле и кажется, что вот там, за забором, и поджидает настоящая опасность. Струхнув от окружающей темноты, Аврора сжимает кулаки и решительно лезет через дыру. Ногой наступает на чью-то руку и взвизгнув отпрыгивает, поскальзывается и падает на землю.

У забора скрючившись сидит человек, уложив голову на сгиб локтя, вторая рука безвольно висит, ладонь распластана по земле. На виске и всей стороне лица растекается кровь. Аврора в ужасе, вместо того чтобы подняться и бежать, начинает нелепо отползать, а потом замирает.

– Платон?

Он непонятно дергает головой, но не торопится отвечать. Аврора придвигается чуть ближе, упершись одним коленом в землю.

– Ты не можешь идти? Тебе нужна помощь?

– Нет, – хрипло, не поворачивая головы отвечает он.

– Ты что, участвуешь в боях? – удивленно выдыхает Аврора и касается его волос, словно проверяя целая ли у него голова

– Я думал, ты мне померещилась, – одним глазом, потому что второй заплыл, Платон косится на нее.

– С меня станется. Я очень назойливая галлюцинация.

– Ужасная шутка.

– Лучше, чем твое лицо, – парирует Аврора. – Жди здесь, попробую найти машину.

– Мне не нужна помощь, – хрипит он вслед.

– Слышала уже, – отмахивается Аврора, ну точь-в-точь ее братец после проигранного боя. Она возвращается к дыре в заборе и оглядывается. Не все посетители «Подполья» падальщики и негодяи, некоторые неплохо зарабатывают на казино и выпивке, тотализатор тоже приносит доход, а значит должен быть хоть один автомобиль неподалеку. Аврора обегает здание по кругу и возвращается воодушевленная. С той стороны стоит грузовой фургон, на котором видимо привозят алкоголь или закуски. Перепрыгнув ступеньки, Аврора стучит в железную дверь.

– О, кукла, опять ты? Хочешь еще что-то дать? – снова масляный взгляд и похабный намек, но на этот раз Аврора едва замечает.

– Я ищу водителя фургона. Машина стоит там, – ее дыхание сбито, и слова съедаются на концах.

– Какая проблема? – бугай перестает скабрезно ухмыляться и даже выказывает некоторую заинтересованность.

– У меня проблема, – без утайки отвечает Аврора. – Нужна машина.

– Иди, сторожи там. Договоришься, будет тебе транспорт, – советует бугай и захлопывает дверь.

Аврора раздумывает как поступить. Притащить Платона к машине? Вернуться к нему, сказать, чтобы ждал? Или не рисковать упустить машину, но оставить Платона без присмотра? Она выбирает третий вариант. Платон, если и двинется, то далеко не уйдет и найти его будет проще, чем другой транспорт. Сама она его до корпуса может не довести да даже до автобусной остановки не дотащит. Так можно было бы дождаться ночного рейса и вернуться как она и планировала, но весь измазанный кровью Платон привлечет массу внимания.

Вернувшись к фургону, Аврора затихает и принимается ждать. Время от времени слышны веселые голоса развлекшихся гостей и злые проигравшихся в пух и прах визитеров. «Подполье» работает с позднего вечера до самого утра и ей остается только надеяться, что водитель не задержится до закрытия. Аврора старается не слышать голоса страха, дабы не поддаться панике, но тот звучит постоянно, нарастает и давит на лоб как тугой обруч. Она сжимает голову руками и стряхнув ладони, поправляет взъерошенные волосы.

Вечность спустя какой-то мужчина бредет к машине и Аврора подбирается, призывая на помощь ошметки самообладания.

– Простите? – голосок тоненький, просящий, она собирается давить на жалость. – Вы не могли бы помочь мне?

– И чем тебе помочь? – не смотря на поздний час, водитель выглядит бодрым и довольным. Большая удача для нее.

– Парень, что был сегодня ни ринге, – Авроре приходится подыскивать нужные слова, оставаясь в образе несчастной девочки, угодившей в передрягу, – ему сильно досталось. Помогите отвезти его.

– Ха, – усмехается мужчина и Аврора тут же добавляет:

– Я заплачу. Здесь сложно с транспортом, а мне с ним не добраться.

– Так брось его, – легкомысленно бормочет водитель, забираясь в машину. – Разок проучить тоже полезно. А ты себе по умней найди, – и хлопает дверцей.

– Дождь ведь. Не брошу, – тихо, но абсолютно серьезно отвечает Аврора. Деньги оставшиеся после сделки она проверяет в кармане и возвращается к Платону. Зря потраченное время жаль, но попытаться стоило.

– Машины не будет, пойдем пешком до дороги.

Платон молчит, уложив лоб на сгиб локтя, сипло дышит и не отзывается.

– Давай, не упрямься. Мне тоже тяжело, – терпеливо просит она, пытаясь добудиться. – Тебе нельзя сейчас засыпать.

Он поднимает мутный взгляд и Аврора аккуратно тянет за руку вверх. Медленно, опираясь на ее тонкую ладонь, он встает на ноги и даже пытается сделать шаг. Авроре приходится не сладко, когда он почти падает на нее из-за головокружения.

– Если ты не будешь мне помогать, мы так тут и останемся, – с трудом выговаривает она.

– Я дойду сам, – самоуверенно говорит Платон и пытается оттолкнуться. Сил у него мало и правой рукой он едва может двигать.

– Да-да, – со скрытым раздражением соглашается она и подхватывает его подмышки. – Представь, что меня здесь нет.

– Так ты все-таки мерещишься? – Платон даже фокусирует взгляд на ней.

– Конечно. Стала бы я с тобой иначе возиться. Ты главное иди.

Он странно щурит уцелевший глаз, но ничего не отвечает. Каждый шаг дается ему с трудом и дорога постоянно так и норовит уйти из-под ног. Аврора придерживает его за здоровое плечо и хотя порой их обоих кренит набок, да и дождь порядком развозит землю, они все равно доходят до проезжей части. Свет, что дают фонари, тусклый, но его вполне достаточно. Аврора бережно пристраивает Платона на скамейку у остановки и краем рубашки пытается хоть немного очистить лицо от крови. Он морщится, но не ворчит. От дождя кожа и ткань влажные и ей удается стереть кровавые подтеки с щек и подбородка.

Губы у Платона разбиты в нескольких места, бровь, глаз и скула с левой стороны просто сплошной кровавый оттек, возле уха тоже наливается синяк. Нос и челюсть не сломаны.

– Ты тяжело дышишь, – подмечает она, отпуская его лицо. – Ребра?

Платон снова странно смотрит и ничего не отвечает.

– Если били по грудной клетке, в ребрах может быть трещина или перелом. Потому и дышать больно.

– Откуда знаешь?

– Читаю много.

– Я видел твои книжонки, – снисходительно произносит Платон. – Там ничего про сломанные ребра. Только про нытье и розовые сопли.

– Это называется любовь, – не менее едко поправляет она. – Ты еще пока не дорос. Мне не нравится твое плечо.

– Оно очень расстроится из-за этого, – Платону тяжело говорить, но игнорировать нападки не позволяет гордость.

– Остряк, – резюмирует Аврора. – Дойдем до квартиры, я посмотрю. Здесь вправлять не стану.

– Ты и это можешь?

– Ага.

– Везет же мне. Буду терпеть пыточки от южной девчонки.

– Страдалец какой. Дыши ровнее, а то лопнешь от злобы.

– Мечтай.

Аврора не отвечает, позволяет оставить последнее слово за ним. Под крышей остановки она время от времени теребит Платона не давая заснуть, пока им приходится дожидаться ночной рейс. Он неплохо держится, не жалуется и не бурчит, стоит Авроре затормошить или окликнуть, но бровь у него по-прежнему кровоточит и Платон морщится и отклоняется, когда она снова краем рубашки стирает капли. Но терпит.

В подъехавший автобус, Аврора запрыгивает первой и буквально втягивает Платона внутрь. Благо во всем салоне едва ли насчитаешь десяток пассажиров и никто не обращает на них особого внимания. Подтолкнув Платона к сиденью, она сама садится рядом и советует отвернуться к окну, чтобы спрятать лицо. Аврора надеется, что полицаи не станут проверять ночной автобус, ибо в таком случае им светят большие неприятности.

Ей приходится постоянно дергать Платона, потому как есть навязчивое ощущение что заснув он не проснется. Аврора подозревает, будь у него силы на раздражение, то она давно бы удостоилась если не ответного тумака, так резкого словца. Только Платон тих да так и норовит закрыть глаза. Когда их возня становится слишком очевидной, она тоже начинает злиться. В основном на себя. Брат говорил быть более черствой, разбираться в людях, разделять их. «Ты не можешь жалеть каждую псину», – говорил он явно не о собаках.

– Я не сплю, – невнятно бормочет Платон, едва она намеревается тряхнуть его за плечо. – Ты жутко надоедливая. Проще смириться.

– Уже недолго, – подбадривает Аврора.

Когда на одной из остановок мимо автобуса проходит патруль полицаев Платону приходит отвернуться от окна. Аврора реагирует быстро, чуть наклоняется к нему, закрывая волосами его разбитое лицо от других пассажиров. Взглядом она следит за полицаями и упираясь одной рукой в спинку своего сидения, а другой в спинку впередистоящего, контролирует расстояние между ней и Платоном.

– Я не дерусь во время учебы, – хрипит он, касаясь рукой пряди ее волос. – Это не будет проблемой.

– Главное не умирай, – Аврора старается говорить безразлично, не давая волю страху.

– Я умру там, – обещает Платон, прикрывая глаза, имея в виду бой на фронте – и заберу с собой всех врагов.

– Не перетрудись, убивая людей, – она откидывается на спинку и отталкивает его к окну. Полицаи остаются далеко позади.

До корпуса Платон еще как-то передвигается сам, но стоит оказаться на знакомой территории, его ноги становятся ватными и перестают держать. Аврора закидывает его руку себе на плечо, подхватывает за торс и медленно тащит. Он старается, но сознание постепенно мутнеет и помощи от Платона мало. На первом этаже есть окно, которое не запирается изнутри, и если нажать на раму в определенном месте и поддеть веткой или палкой, то можно легко открыть, не разбив стекла. Туда Аврора и направляется.

Платон сползает по стене, стоит его отпустить. Разобравшись с окном и подтянув к стене ящик, заботливо оставленный здесь кем-то давно, Аврора садится рядом и думает как быть дальше. Если Платон не сможет перелезть, она его не поднимет.

– Где мы? – вдруг спрашивает он, поднимая голову и смотрит абсолютно ясно.

– Почти пришли. Ты должен забраться в окно.

Кивнув, Платон делает несколько глубоких, насколько позволяют травмированные ребра, вдохов и с трудом, из последних сил подтянувшись на одной руке буквально прокатывается по подоконнику и шумно падает на пол. Аврора следуя примеру, забирается на ящик и хорошенько оттолкнувшись запрыгивает в окно.

– Ты не убился? – шепотом, потому что шуметь больше нельзя, спрашивает она.

– Я устал.

– Я тоже.

Аврора помогает ему подняться, сначала упираясь коленками в пол и подталкивая за плечи, а потом потянув вверх. Она следит чтобы не оставалось кровавых разводов когда Платон касается стен, хотя в темном коридоре, где горят только маломощные тусклые лампочки, это довольно трудно. Ступеньки становятся самым настоящим испытанием. Аврора хватается за перила, тянет Платона, пальцы соскальзывают, ноги оступаются, но она не сдается. В конце концов это стыдно, бросить его на последнем пролете.

Они дотягивают до квартиры и Аврора достает ключи, руки дрожат от напряжения. Пинком открывает дверь и они почти валятся на диван, она в последний момент умудряется вывернуться из под тяжелого тела Платона.

– Ну вот, – переведя дыхание, Аврора запирает дверь на ключ и усаживается на спинку дивана, позади Платона. – Теперь твое плечо.

– Ты так с каждым возишься? – Платон слегка откидывает голову, укладывая ей на колено.

– Какое тебе дело?

– Любопытно. Если бы ты меня не знала, стала бы?

– А я тебя и не знаю.

– Я не понял, ты благородная что ли?

– Скорее я добрая, справедливая, умеющая сопереживать.

– А в чем разница?

– Не знаю, но мой брат говорит….

– Я не настолько тебе обязан, чтобы выслушивать трогательные истории.

– Извини, без нашивки на рукаве тебя легко принять за нормального человека.

– Даже не знаю насколько мне нужно деградировать, чтобы опуститься до твоего уровня развития и отвечать на понятном тебе языке.

– Ох, бьешь по самому больному, – и она упирается ему коленом в спину и слегка отводит больную руку в сторону, чтобы лучше видеть плечевой сустав.

– Ммм, – сквозь зубы мычит Платон и жмурится. – Специально, да?

– Чуть-чуть. Сейчас отпущу, – в ее голосе слышится смех и веселье. Резким движением Аврора ловко вправляет плечо и Платон мычит проклятья не разжимая губ.

– Все, – она убирает руки и слегка задев его ногой, спрыгивает со спинки дивана. Неслышно семеня по полу она ныряет в свою спальню. Платон тихо рычит себе в колени от боли, держась и за ребра и за плечо. У него разбито лицо и кулаки, глаз основательно заплывает, он со свистом дышит из-за запекшейся крови в носу и в голове стоит какой-то гул.

– Платон, – голос Авроры звучит как будто из-за стены, едва прорываясь через этот гул, но ее рука осторожно касается потной шеи. – Ты еще со мной? – спрашивает она, как только Платон поднимает на нее мутные глаза. – Не отключайся пока, ладно? Потерпи немного.

Он чувствует холодное прикосновение ментоловой мази к плечу, когда Аврора круговыми движениями руками под футболкой снимает боль. Платон делает рванный вдох, снова хватается за ребра и мужественно молчит.

– Ложись. Я помогу.

Аврора поддерживая его за шею медленно опускает на диван. Головой Платон ощущает взявшуюся из ниоткуда подушку, ребра снова отзываются болью на глубокий вздох, когда Аврора закидывает его ноги наверх, и после он, наконец, чувствует облегчение. Мышцы перестает сводить судорога от чрезмерных усилий. Невесомыми холодными прикосновениями Аврора осторожно гладит его лицо и только по запаху мяты, ускользающим сознанием Платон понимает, что это тоже мазь. Потом он проваливается куда-то, потому что боль ушла.

Аврора еще некоторое время остается рядом с ним, дабы убедиться, что Платон выживет и не умрет до утра, а после выносит из своей спальни одеяло и укрывает.

– Ну вот, – тихо шепчет она, снова усаживаясь рядом и смотря на отражение лампочки в оконном стекле, – а если бы не я, где б ты был? Мокнул под дождем, хрипел на скамеечке, плечо вон выбито, нос хотя бы не сломан. И кому ты что доказал? Все вы сильные и независимые, а умирать никому не хочется. Знаешь что самое страшное? Мое благородство ничего не стоит, я просто труслива, – тут она оборачивается к Платону и, взяв край одеяла, смахивает испарину с его лба и висков. – Но с тобой все будет в порядке. Я помогу тебе. Нужно делать добрые вещи, Платон. Тогда есть хоть какой-то смысл выживать. Может если мы начнем помогать друг другу, война и закончится.

Аврора замолкает и в тишине слушает его тяжелое дыхание. Она думает о брате, которого раньше так же выхаживала после тяжелых и неудачных боев и поджимает губы, старательно не позволяя себе слез. Нельзя. Брат сказал ей быть сильной, а быть сильной значит перестать жалеть себя.

Рывком поднимаясь на ноги, Аврора, уходит в ванную. Там смывает кровь с ладоней, шеи и правой щеки, Платон мотал головой, пока она волокла его в корпус, расчесывает влажные после дождя волосы и готовится ко сну. Перед тем как уйти к себе, Аврора еще раз проверяет Платона, она боится что у него есть внутренние травмы, которые невидны и за ночь его состояние ухудшится на столько, что ничего уже нельзя будет исправить.

Ночь проходит быстро. Пару раз Аврора просыпается, чтобы сменить холодный компресс на лице Платона, но в целом все выглядит неплохо. Он не мечется в бреду, не стонет в полусне. Утром она с трудом поднимается вовремя из-за ночных хождений, едва успевает собраться, прежде чем раздастся сигнал к подъему, и выскочить из квартиры. Напоследок перед уходом она проверяет Платона на диване, долго пытается определить есть ли у него жар, положив ладонь на горячий лоб. На всякий случай оставляет ему стакан воды рядом с диваном и сбегает из квартиры буквально за секунду до звонка.

Она высиживает пару занятий и отпрашивается в туалет, чтобы забежать к себе, пока большая часть учеников в классах. Аврора торопливо проходит по коридорам, заскакивает в санчасть, выпрашивает таблетку, сославшись на женские недомогания, и почти влетает в квартирку.

Платон сидит на полу возле дивана, явно упав, когда пытался встать. Его голова запрокинута и лежит на мягкой подушке. На лбу пот.

– Не умирай, я тебя спасу! – весело говорит Аврора, хорохорясь для вида, и пробегает к себе в комнату, подхватывая на ходу пустой стакан.

Платон морщится от ее звонкого, громкого голоса, как от зубной боли. Она копошится у себя в спальне, что-то ищет, забегает в ванную, перескакивает разбросанные вещи, будто резиновый мячик, легко отталкиваясь от пола, и сует ему в лицо руку с таблеткой на ладони, в другой она держит стакан уже с водой.

– Что это? – хрипло выдыхает он.

– Обезболивающее, – все так же весело говорит Аврора. Ее дыхание немного сбито, из-за этого она будто сглатывает некоторые буквы.

– Откуда? – Платон берет у нее таблетку и закидывает в рот. Аврора подносит стакан к его губам и, мягко поддерживая голову, помогает выпить. Он терпеливо позволяет. Она может оценить, насколько сложно ему принимать помощь.

– Я же девочка, мне иногда выдают.

– Фу, – кривится Платон и выворачивается из-под ее рук.

– Ты сам спросил, – Она кладет на диван небольшую шкатулку и достает из собственной аптечки вату и маленький флакон перекиси водорода. Все свои запасы она раздобыла пока еще здесь был брат. Привычным движением она переворачивает бутылек, чтобы намочить клочок ватки. – Давай-ка обратно на диван или, может, ляжешь на кровать, если сможешь добраться?

– Подожди, пока таблетка подействует, – хрипло просит он.

– У меня нет времени, Платон, – теряя всю веселость, Аврора склоняется к нему и осторожно обрабатывает рассечение на носу, легко прикасаясь ватой с антисептиком. – Скоро звонок, мне нужно уйти заранее.

Платон молчит, он не просит ее задержаться и пропустить урок. Немыслимое дело признаться в собственной слабости, а покуда она сама считает, что должна о нем заботиться, его эго спокойно. Платон закрывает глаза, потому что лицо Авроры слишком близко к его лицу. От нее веет прохладой и свежестью, сам себя Платон ощущает как из помойной ямы. Вчерашняя кровь все еще отдает привкусом во рту, грязная одежда пахнет мокрой псиной и чем-то еще, таким же вонючим и въедливым.

Аврора вдруг останавливается и отодвигается от него, так что Платон замечает это даже с закрытыми глазами. Он с трудом поднимает тяжелые веки и внимательно смотрит на нее, ожидая чего-то.

– Ладно, давай так, – она кидает вату на пол и усаживается поудобней. – Этот час я пропущу. Мы дождемся, пока боль спадет, переложим тебя на кровать, я помогу переодеться. Может тебе нужно в ванную…, – после короткой паузы добавляет она. – Придумаю что-нибудь с комендантским часом. И по-хорошему тебе бы к врачу.

– Я и сам смогу…

– Ой, замолчи, – неожиданно почти выкрикивает она и, поднимаясь, уходит в ванную. Он не может не понимать, что ей тоже трудно. И страшно. Это совсем не так, как когда ты просто прыгаешь в пекло, думая, что сможешь кого-то спасти. А сейчас ей страшно все время, пока у Платона закрыты глаза, она настолько боится, что он перестанет дышать, что иногда забывает дышать сама.

В ванной она умывается холодной водой и, глядя в зеркало, доказывая что-то самой себе, кричит:

– Если ты хочешь, чтобы кто-то другой был здесь, скажи, я не расстроюсь, – и она брызгает водой с кончиков пальцев в свое отражение. – Кто-то же наверняка тебя уже не раз выхаживал после неудачных боев, – сняв с крючка полотенце, Аврора промокает лицо и руки и снова выходит в комнату. – Напишем записку, я подложу куда скажешь, сама уйду на пару дней в общие спальни. Что ты говоришь? Я не слышу.

– Говорю, не надо никого. Я могу сам.

– Сам ты не можешь, – жестоко заявляет Аврора. – У тебя может быть сломано ребро, оно проткнет легкое, и ты захлебнешься кровью. Или еще какое-нибудь внутреннее повреждение, вроде разрыва селезенки или отмирающей почки. Тебе нужен врач, я не буду сидеть и смотреть, как ты умираешь.

– Не смотри.

– Что ты там говоришь?!

– Я не умираю.

– Откуда ты знаешь? – Аврора снова садится рядом с ним и влажным полотенцем пытается убрать застывшую кровь с его волос. – Тебя сильно избили.

– Не трусь. Это не в первый раз. Я живучий.

– Черт бы вас всех побрал, тараканов, – одними губами шепчет Аврора, и это почему-то жутко веселит Платона. – Тебе смешно? Я волокла тебя вчера три этажа, не спала всю ночь, пропускаю уроки, а тебе смешно? Серьезно? Хватит!

– Перестань, у меня болят ребра.

– Хватит смеяться или я тебя ударю!

Платон заливается хохотом от такой перспективы еще сильнее и, ухватившись за живот, валится на бок, прямо на Аврору.

– Если тебе так весело, я уйду, – обиженно произносит она и, сталкивая его с коленок, порывается подняться.

– Нет-нет, – он ловит ее за запястье, – стой, все. Наверно просто таблетка уже действует.

– Тогда поднимайся, – она перехватывает его пальцы и тянет вверх.

Кряхтя, он встает, голова начинает кружиться, но Аврора подставляет плечо и руки для опоры. Платон старается держаться прямо и переставлять ноги ровно. В целом у него все получается, и он почти не висит на Авроре, как вчера.

– Заскочим по пути в ванную? – будто невзначай предлагает она.

Платон кивает, надеясь, что от этого его голова не отвалится. Аврора доводит его до самого умывальника, там он переносит весь свой вес на раковину и, приложив немало усилий, стоит самостоятельно. От натуги у него краснеет лицо, но он и виду не подает.

– Я буду за дверью. Позовешь, как закончишь, – Аврора выскальзывает из ванной комнаты, деликатно прикрывая за собой дверь, и, чтобы не пялиться в ожидании в стену, она отправляется в общую комнату, поднимает с пола одеяло и подушку и относит обратно к себе. Аврора роется в своих запасах лекарств и отыскивает еще пару таблеток обезболивающего, прихватывает мазь от ушибов и синяков, деньги и возвращается в коридор как раз вовремя.

– Аврора, – едва ли не впервые она слышит в этой квартире свое имя. До этого она даже не была уверена, что Платон знает как ее зовут. Пару раз для верности постучав в дверь, чтобы точно избежать неловкости, Аврора заходит в ванную. Платон с мокрой головой, лицом, руками и даже ногами сидит на полу, опираясь спиной о стену. Сверху на него льется вода из душа: он попытался смыть с себя слой вчерашней грязи. С горем пополам вместе они добираются до его комнаты. Платон медленно и осторожно садится на кровать, при этом почти повисая на Авроре, и вроде как цель достигнута, и он бы с удовольствием рухнул на подушки и поспал без боли в теле, пока таблетка действует, но под чутким руководством Авроры это невозможно.

– Не расслабляйся, – командует она, выкладывая на тумбочку таблетки и мазь из кармана кофты. – Еще одежда и процедуры.

– Тебе бы армией командовать с таким-то голосом.

– Ты еще жаловаться будешь? – и она вполне уверенным движением стягивает с него футболку.

– О, как смело. Я думал, ты будешь краснеть и отводить глаза.

– Не отчего краснеть, – Аврора кидает грязную, забрызганную кровью вещицу на пол. – Я залезу в твой шкаф? Мне одежду вслепую выбирать или можно поискать что-нибудь подходящее?

– Без разницы.

Для Авроры это тоже не имеет никакого значения. Среди аккуратно по-военному разложенных вещей она выбирает теплую кофту от спортивного костюма для занятий физкультурой, потому что ее будет проще надеть, такие же широкие растянутые штаны и даже носки. Все это она кидает на кровать рядом с Платоном и выходит за полотенцем. Его мокрые руки и ноги нужно вытереть, а волосы высушить, иначе нет никакого смысла в этом крестовом походе до спальни. Вернувшись в комнату, Аврора находит Платона в странной позе: он лежит на боку, неудобно подмяв под себя руку, одна его нога согнута в колене и подтянута к груди, другая безвольно болтается, не доставая до пола. Зато штаны на нем свежие, те, что Аврора достала из шкафа.

– Молодец, – сухо хвалит она и кидает на его голову полотенце. – Герой. Теперь поднимайся.

– Отстань от меня, а, – тихо и устало говорит Платон из-под полотенца. – Дай я умру тихонько, тебе потом вся квартира достанется.

– Ммм, в наследство что ли?

Платон, кряхтя, садится на кровати, слегка завалившись на бок.

– Ну чего ты со мной возишься? – вдруг совсем серьезно спрашивает он, заглядывая ей прямо в глаза.

– Душа у меня добрая, – не моргнув отвечает Аврора и резкими движениями просушивает короткие влажные волосы, вытирает ему с шеи стёкшую воду. Не говорить же ему, в самом деле, про мечты, что война закончится, если вот они прямо сейчас в этой комнате пожмут друг другу руки. – Нравится мне возиться с сирыми и убогими. Теперь сиди ровно, – и она забирается на кровать позади него, прихватив с собой специальную мазь. – Если будет больно – скажи.

Осторожными движениями не слишком сильных рук она начинает массировать ему выбитое плечо.

– Откуда ты знаешь, что нужно делать? – Платон пытается отвлечь себя от неприятных ощущений, расходящихся по всему телу.

– Мой брат тоже участвовал в боях и часто проигрывал.

– Никогда не понимал, зачем туда лезут те, кто не умеет драться.

– Он умеет, – Аврора говорит спокойным голосом, но Платону слышатся слезы. – Но если ты еще умеешь зрелищно истекать кровью на ринге, денег платят в три раза больше. Больно?

– Нет, – Платон качает головой. – Зачем ему столько денег?

Аврора немного медлит с ответом, а потом так же спокойно и тихо говорит:

– Для меня.

Ей стыдно это признавать перед чужим Платоном, но до недавнего времени она жила абсолютно защищенной, ни о чем не заботящейся, лишь изредка выглядывающей из-за плеча старшего брата в реальный мир и снова прячущейся за его спиной. Сейчас, к сожалению, только сейчас, оставшись одна, Аврора понимает как это сложно. Деньги, которые она привыкла тратить на безделушки вроде шкатулок и браслетов, брат добывал собственной кровью. Она сотню раз просила его оставить ринг, а он только трепал ее по щеке и отвечал, что драться ему нужно, чтобы не потерять форму и потом помогать отцу на войне, когда он вступит в ряды армии. Боже, какой же глупой он ее считал. Как стыдно, что она ничего не понимала.

– У тебя есть шарф? – шмыгнув носом, Аврора соскакивает с кровати и смотрит на Платона так, будто он во всем виноват. Тот мотает головой в сторону шкафа и пробует двинуть рукой.

– Сиди смирно, – снова командует Аврора и, порыскав на полках, вытаскивает длинный тонкий шарф. Она обматывает им плечо Платона, словно бинтом, и пытается обездвижить руку, крепко прижимая к боку. – Какое-то время лучше не шевелить, – объясняет, замечая молчаливый вопрос в глазах Платона.

Аврора надевает на него кофту, застегивает молнию и даже поправляет воротник. Левый рукав свисает вдоль тела, словно Платон калека, потерявший конечность.

– Не усердствуй, – он отмахивается от нее здоровой рукой, из-за того, что устал чувствовать себя беспомощным. – Дальше я справлюсь без тебя.

– Хорошо, – кивает Аврора без пререканий, и, как кажется Платону, даже с радостью. – Эта мазь, – и она вручает ему тюбик, – от синяков и отеков. Намажь ею все лицо, а то тебя будто пчелы покусали. Но постарайся не попадать по ссадинам, могут загноиться. Там, где кровь – нос, бровь, рот и кулаки – лучше пройтись антисептиком, я сейчас принесу из комнаты. Таблетки на тумбочке, воду для них я тоже принесу, – и она в своей быстрой манере выбегает из спальни. Платон валится на подушки, а сверху на него наваливается усталость. Если бы его переехал танк, то, скорее всего, он мог чувствовать себя точно так же. Аврора очень похожа на танк. Особенно с ее неуемным желанием помочь и спасти всех вокруг. Закрывая глаза, Платон рисует в воображении лицо Авроры, торчащее из дула танка, и криво улыбается.

– Ты сильно на обезболивающее не налегай, – тут же начинает говорить ее лицо учительским тоном, и он открывает глаза, – Вот вода и все, что может тебе понадобиться, – Аврора копошится у изголовья кровати, выкладывая на тумбочки в ровный ряд стакан, таблетки, перекись, вату, еще какую-то мазь, кроме той, что зажата в руке Платона.

– Ой, беда, дай-ка мне, – она забирает тюбик из его кулака и присаживается на кровать. Легкими, почти невесомыми касаниями Аврора обрабатывает его лицо, сейчас больше похожее на сплошной синяк. Ночные компрессы не слишком помогли. Скулы, место над бровью, подбородок и веки она покрывает тонким слоем субстанции, ребром ладони осторожно убирает лишнее, случайно мазнув ему почти по уху, и вдруг тяжело вздыхает. Платона обдает дыханием, вздрагивают только ресницы.

– Все хорошо, – тихим убаюкивающим голосом произносит она. – Спи.

Он медленно проваливается в сон, но все еще чувствует, как она, теперь уже смоченной ваткой, что-то делает с его носом, бровью и губами. Потом он чувствует, как она тихонько, очень медленно, почти без звука расстегивает на нем кофту и точечными движениями проходится ватой по сбитым костяшкам травмированной руки, лишь слегка распрямив его скрюченные пальцы своими. Так же тихо и медленно застегивает молнию обратно и берется за его вторую ладонь.

Прежде чем совсем заснуть, Платон ощущает, как Аврора поднимается с кровати, потом становится тепло и уютно оттого, что кто-то накрыл его одеялом, и еле слышное «Все будет хорошо» звучит как колыбельная умирающему. Платон ни о чем не думает в этот момент, боль полностью уходит, и он наконец проваливается в глубокий сон.

Аврора выскальзывает из квартиры, как заправский ниндзя, и быстро уходит в сторону учебных классов. Преподавателю она скажет, что была в санчасти, поэтому пропустила занятие, никто не станет ничего проверять. На уроках Аврора сосредоточена и внимательна, старается не упустить ни единой секунды скучных лекций. После, на обеде, она так же молчаливо и сконцентрировано читает дополнительные параграфы по физике. Аврора сейчас вся сплошной нерв и чтобы хоть как-то успокоить себя и не мучиться переживаниями о том, как там Платон, ей приходится занимать мысли другим.

Брата она никогда не оставляла. Она прогуливала занятия неделями, не отходила от него, пока не убеждалась, что никакой опасности нет. Такова ее натура. Нельзя бросать тех, кому нужна твоя помощь. Особенно если от этого зависит чья-то жизнь. Аврора боится смерти, потому что боится войны. Нет, у нее нет никаких утопических идей, о том что без войны люди не будут умирать, просто так совпало. Война для нее означала смерть, а смерть была войной. Одно к одному.