Текст книги "Война Авроры"
Автор книги: Анастасия Верес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Стой!
Платон у нее за спиной пытается прекратить безумие. Догнать ее, оттолкнуть, остановить.
– Не лезь.
– Кто-то же должен, – замирая на секунду, не оборачивается Аврора.
И распахивает дверь в темноту.
Аврора знает куда идти и не тратит ни мгновения на сомнения, не колеблется, а целиком отдается волне. Она тяжело бежит по коридору, в сторону от криков, к серому ящику на стене. Тяжело, потому что телу не хватает воздуха, Аврора не дышит. Рывком со второго раза срывает пломбу, открывает щиток и дергает рубильник вверх. Зажигается тусклый свет, запускается аварийный генератор где-то внизу, куда-то в учительский корпус приходит сигнал о включении. Аврора мертвой хваткой держится за рубильник и не может разжать руки. Крики смолкают и слышится только тихий скулеж. Лампы, поморгав, начинают гореть ярче, света достаточно. Неимоверным усилием Аврора заставляет себя отступить и взглянуть врагам в лицо.
Их четверо. Рослые сильные парни растерянно пялятся на нее, не зная как быть. У них в ногах, сжавшись в комок, лежит и плачет девушка. «Черная метка» не привыкла к сопротивлению, им больше по душе те правила, что они установили. А по правилам никто не вмешивается в суды и расправы, ибо чревато болью. Аврора хорошо видит перекошенные недоумевающие лица и хуже всего то, что два из них ей знакомы. Зверские морды страшных людей, Желтоглазому и не снился такой оскал.
Девушка под ногами вдруг начинает ползти в сторону Авроры, и это магически снимает со всех ступор. Звуки появляются сразу отовсюду. В спальнях стоит гул, натужно гудит рубильник, скулит и плачет лежащая на полу девчонка. Парни, тихо перебросившись словами, Авроре не слышно о чем они говорят, срываются с места и громко топая несутся к лестнице. Трусы, думается ей, поганые трусы. Она торопливо бросается к девушке и помогает той сесть. Руки у нее чем-то перевязаны, и Аврора, приглядевшись, пытается аккуратно размотать толстую леску. Двери в спальни слегка приоткрываются, оттуда потихоньку появляются люди и пялятся на них. Трусы, ужасные трусы, уверяется Аврора.
– Нож у кого-нибудь есть? – не глядя говорит она в толпу. – Или что-нибудь острое?
– Нельзя нож, сейчас дежурный явится, – отвечает кто-то таким спокойным и будничным голосом, что у Авроры начинают ходить желваки. Трусы, мерзкие трусы, все до одного. Спасенная девушка цепляется за нее обеими связанными руками, и крупные слезы капают с подбородка на одежду.
– Не бойся, – пытаясь утешить, просит Аврора и отчетливо слышит громкий раскатистый смех своего Страха позади толпы. – Как тебя зовут?
– Ли-лия, – сквозь всхлипы различает Аврора, и это уже хорошо. Лучше, чем истерика.
– Как цветок. Я Аврора. Как заря. Ты не бойся, все закончилось.
– Спасибо, – слегка улыбаясь, шепчет Лилия. – Ты меня спасла.
Аврора так не думает, но улыбается в ответ.
– Зря ты, она перебежчик, – снова подсказывает голос из толпы.
– Пойди за дежурным, – лишь слегка повернув голову в сторону, почти приказывает она. – И врачом.
Шорох и шаги позади означают, что парень послушался и отправился вниз. Аврора все равно пытается развязать леску, но ничего не выходит, тонкие порезы на запястьях Лилии становятся только глубже. Тогда она бросает свои попытки и просто садится на пол рядом. Еще чуть-чуть и кто-нибудь взрослый возьмет это на себя.
Никто не уходит, пока дежурный не разгоняет всех по спальням. Знатное представление еще долго будет обсуждаться, но пока смотрители, проморгавшие очередную выходку «Черной метки», пытаются создать хоть какую-то видимость контроля. Лилию передают прибежавшей заспанной медсестре. Аврору, как преступницу держа за локоть, уводят вдоль по коридору к лестнице, мимо теперь уже наглухо закрытых дверей спален.
И ночь превращается в ужасно длинный кошмар. Сначала Аврору сажают на колченогий стул перед старшим по смене и задают сотню вопросов, потом отводят к разбуженному и вызванному на работу директору корпуса и повторяют всю сотню, следом прибывает полиция, и вопросы звучат по третьему кругу. Кто были нападавшие? Сколько их было? Как выглядели? Знакомы ли лица? Почему именно Лилия? Откуда Авроре известно о нападении? Почему они ушли? Почему не довели дело до конца? Испугались Авроры? Почему она решила вмешаться? Кто помогал ей? Состоит ли она в так называемой «Черной метке»?
В третий раз в ответ на этот вопрос Аврора фыркает и едва сдерживается, чтобы не нагрубить. «Черная метка» выдумка северных. Несколько лет назад, когда ополченцы стали проигрывать бои один за другим, небольшая группа старшеклассников решила, что победы законной власти следует отмечать. Выкрикивали имена победивших генералов прямо на занятиях, имена южан из списков погибших подчеркивались жутким словечками и скабрезными надписями, подвешивали мертвых птиц и крыс в коридорах с именами проигравших командиров.
Постепенно веяние распространилось, группа стала больше и вышла за пределы одного корпуса. Два с половиной года назад они впервые напали и избили одного мальчишку во дворе до полусмерти. Решили, что пора быть более жесткими. Поймали и строго наказали всех, и «Черная метка» стала действовать умнее. Больше старались не попадаться, не афишировать себя и стали только страшнее. Пафосное название еще больше приближает этих фанатиков к секте.
Аврора считает их кем-то вроде ку-клукс-клана и боится так же, как и остальные. «Черная метка» постепенно стала настолько пугающей, что никто больше не решается противостоять им. Одна жертва, пусть и сильно истерзанная, лучше, чем десяток. Их находили на следующий день в разных местах, отправляли в больницу и пытались урезонить «Метку», строго наказывая всех живущих в корпусе.
Потому поступок Авроры вызвал такой резонанс в обществе школьников. Никто давно не мешал им творить зло. «Метка» всегда выбирает одиноких, слабых, неспособных себя защитить. Таких как Лилия. Таких как Аврора. Именно поэтому она упрямо мотает головой на вопрос, знаком ли ей кто-нибудь из нападавших.
Спустя несколько часов Аврору провожают с конвоем до дверей квартиры, доставшейся по распределению. Ключей у нее очевидно нет и, пытаясь избавиться от эскорта, она придумывает, что очень хочет сходить в дамскую комнату. Сопровождающий мужчина, уставший от долгой ночи не меньше Авроры, кивает и собирается идти туда вместе с ней. Ему не хочется нахватать оплеух и нарушать приказ. Внезапно дверь квартирки распахивается и оттуда появляется та самая девушка, что несколько месяцев назад убедила Аврору съехать.
– Наконец-то, – выдыхает она. – Я не могла уснуть. Думала, тебя до утра не отпустят.
– Вы тут поосторожней, девушки, – напутствует охранник и дожидается, пока Аврора войдет, и дверь закроют на замок. Они обе приваливаются к створке и чутко прислушиваются к удаляющимся шагам.
– Все нормально? – шепотом спрашивает девушка, чье имя Аврора успела позабыть, а может и вовсе не знала. – Платон пришел, весь избитый, сказал тебя забрала охрана. Мы слышали про «Метку» на другом этаже, переполох жуткий был. У нас даже свет зажигался.
– Это я зажгла, – так же шепотом отвечает Аврора.
– Ты?
– Я.
– Зачем? – пораженно выдыхает девушка, выпрямляясь. – «Метка» же не простит.
– Думаешь, зря? – Аврора наваливается на дверь спиной и закрывает глаза. Очень хочется спать от пережитых волнений, а она во время допросов думала, что уже никогда не уснет.
– Может и не зря, – пожимает плечами девушка. – Платон сказал сегодня остаться здесь. Я расправила для тебя постель.
Аврора кивает, добирается до кровати и мгновенно засыпает, едва голова касается подушки. Завтра новый день с новыми трудностями, на сегодня все.
Два дня спустя Аврора понимает, зря. Оскар пялится на нее через всю столовую с такой яркой яростью, что у нее кусок в горло не лезет. Так и встает поперек глотки каждый раз под пристальным взглядом. Аврора старательно делает вид, что ничего не замечает, а у самой трясутся поджилки. Мысленно она уже тысячу раз сдала его директорату просто из страха. Оскар знает, она не называет ничьих имен на ежедневных встречах с миротворцами, иначе за ним давно бы пришли.
Лилию возвращают в корпус, и она, только раз поблагодарив Аврору и вручив ей свою единственную драгоценность – губную помаду, больше не подходит и не настаивает на дружбе. Лилия перебежчик, таких никто не любит, их гноят и презирают. Аврора не припомнит, когда именно Лилии досталось это клеймо. Может года три-четыре назад, когда ополченцы провели ряд успешных боев и перепуганная, одинокая, маленькая девочка решила, что хочет быть на другой стороне. А может были еще какие-то причины, но факт в том, что Лилия, урожденная северная, нашила на куртку знак южан. А потом поняла ошибку и снова попыталась вернуться к своим, но ее не приняли. Так и осталась бедная Лилия и по сей день, неприкаянная и попрекаемая всеми. Таких перебежчиков в их корпусе не много, но никто никогда не протягивает им руки. По этой причине она не пытается держаться Авроры.
Их обеих собирают в кабинете директора сразу после выписки Лилии и снова спрашивают о происшествии. Аврора уже устала повторять одно и тоже и старается отмалчиваться. Каждый такой допрос, даже в самый первый раз, в комнате всегда находится какая-то женщина, одна из миротворцев, которая чутко бдит права юных девушек. Она прерывает встречи, если ей кажется что на них слишком давят или если считает, что вопросы провокационны. Всех причин Аврора не запоминает, только мысленно благодарит эту женщину за помощь.
Лилии достается меньше от полицаев, и когда она говорит, что не видела лиц, ей верят и перестают требовать правды. Авроре не верят. К первой сотне вопросов, добавляется еще один, тянущий за собой другую опасность. Что Аврора делала не на своем этаже после отбоя? Пришла на шум? Встречалась с кем-то? Знала о нападении?
– Что ты там делала?! – на этом крике женщина-миротворец прерывает беседу, просит всех остыть и продолжить в следующий раз. Аврора, как ни силится, не может придумать ничего стоящего или путного. Тихие перешептывания за спиной нисколько ее не трогают, когда погрузившись в мысли Аврора бредет по коридорам корпуса. Самая обсуждаемая новость недели: какая-то девчонка помешала «Черной метке», как быстро «Метка» сотрет с лица земли эту девчонку?
Аврора сидит на привычном месте в саду, опираясь спиной о ствол дерева, поджав колени к груди, пытаясь не замечать взглядов, направленных в ее сторону, и готовится к работе по химии, запоминает валентности, процесс протекания реакций и прочую чепуху, когда кто-то подсаживается к ней.
– Привет.
– Привет, – немного облегченно улыбается Аврора. Она ему рада.
– Можешь поговорить со мной? – Марк, славный и преданный, внимательно смотрит в лицо.
– Конечно, – Аврора тут же откладывает книгу и садится, спустив одну ногу вниз, а вторую стопу подложив под бедро. – Что-то случилось?
– Ты меня спрашиваешь? – он поднимает вверх бровь, его излюбленный жест. – Ты бунтуешь против «Метки» ради перебежчицы. Что с тобой случилось?
Аврора опускает голову и гладит обложку старого учебника. Она-то надеялась, что тема беседы будет другой.
– Считаешь, я не права?
– Не ради перебежчицы, Рор! Геройствуй, если так хочется, но ради кого-то стоящего.
– Она человек, Марк, – Аврора отрывает взгляд от корешка книги и глядит ему в глаза. – Такой же как я, как ты. Почему бы не ради нее?
– Думаешь, спасла?
– Нет, не думаю. Но теперь меченные знают…
– Рор, тебя растопчут, – Марк хватает ее за руки, сжимая запястья. – Я тебя очень прошу, одумайся, это ведь не ты. Ты не такая.
– Почем тебе знать какая я теперь?
– Потому что ты это ты. А я это я. Не притворяйся, что мы чужие. И если кто-то во всем этом мире и знает тебя, то явно не «Метка». Если это то, чего ты хотела добиться, то я не смогу тебя защищать.
– Мне не нужна защита, – Аврора выдергивает свои руки из его. – Я справлюсь сама.
– Рор, я пришел не ругаться. Я просто… боюсь за тебя, понимаешь. Ты хочешь, чтобы я сидел, сложа руки, и наблюдал как «Метка» изводит тебя? Как ты себе такое представляешь? – он поворачивает к себе ее лицо за подбородок. – Тогда ты просила не тревожить тебя. Просила не спрашивать причин. Просила оставить одну. Не проси бросить тебя в беде.
– Я не в беде. Можешь не бояться за меня. Это больше не твоя обязанность.
– У тебя… кто-то есть?
– Марк, я со всем справлюсь.
Аврора, напоследок, уходя, слегка гладит его плечо и успевает убрать руку раньше, чем Марк остановит.
– Книга, Рор, – окрикивает он, тряся учебником в воздухе, но Аврора даже не оборачивается. Слишком велик соблазн взвалить все на плечи Марка и снова спрятаться за чью-то спину. Она не дает себе слабины, а, чеканя шаг, торопится уйти по коридорам как можно дальше от двора. Оскар ловит ее на повороте и больно прижимает за плечи к стене. Если бы не Марк занимавший все мысли, она наверняка бы по-заячьи струхнула, но неожиданно для себя Аврора не замечает страха, выскочившего из ниоткуда, с силой отталкивает Оскара и почти выплевывает ему в опешившее лицо:
– Не тронь меня, меченный.
Говорит так громко, что слышно только ему и уходит легко и стремительно, ощущая небывалую силу. Не то, чтобы Аврора вдруг нашла в себе бесконечной прочности стержень, способный удержать ее спину прямой под любым грузом, нет, вовсе нет. Это руки наливаются холодной злостью, сжимаются в кулаки, и она готова поклясться, что смогла бы надавать Оскару оплеух и силком притащить к директору, спроси ее кто-нибудь еще о той ночи. Но никто не спрашивает.
Умница Аврора, вдруг решившая, что горячие порывы лучше холодных рассудительных мыслей, до закрытия сидит в библиотеке, делая задание по литературе для себя и Платона. Чуть позже он перепишет его своей рукой, и завтра очередное эссе окажется на столе преподавателя. В библиотеке положено говорить тихо, и Аврора не переносит на себя каждый шепот за спиной. Умница Аврора обычно чуткая и внимательная к миру, предпочитает кое-что не замечать.
Аврора умница и знает, когда нужно закрывать двери. Когда человек уходит. Или уходишь сама.
После отбоя, наблюдая, как Платон глотает ужин почти не жуя, Аврора кратко рассказывает о заданиях, усевшись на край кровати и подтянув одно колено к груди. Она не выдает ни слова о тревожности и разговорах в корпусе, допросах и «Черной метке». Большинство из этого Платон даже не знает. Может, догадывается, но ничего не говорит. Есть всего несколько вещей, которые они могут делать вместе. Например, переброситься парой слов об учебе и выхаживать больного недруга, пожалуй, можно и вопреки правилам, а вот вести душевные беседы нельзя. Кто знает, может завтра Платон выйдет за дверь и сдаст ее.
– Ты получила списки? – спрашивает он, откладывая ложку в сторону.
– Да, – немного растерянно кивает она. – Хочешь прочесть?
– Нет.
– А зачем?
Платон смотрит тяжелым, внимательным взглядом, и Авроре больно в груди. Она подскакивает с кровати, поправляет сбившееся одеяло, отбирает у Платона миску с остатками ужина, сует ему в руки эссе, закрывает окно, собирает посуду, делает тысячу ненужных движений, потому что глаза щиплет от слез. Платон, немного опешив, наблюдает за ней, он не слишком просвещен о нежных девичьих чувствах и тонких душах, чтобы понять, что не так.
– И… все нормально?
– Да. Да… Я зайду за работами утром.
Аврора возится в ванной, намывая посуду, которую завтра надо сдать дежурным по кухне, стряхивает с рук воду и умывает лицо. Слезы высохли, и это хорошо. Она вспоминает списки, что сейчас лежат под подушкой. Аврора едва не пропустила часы раздачи со всеми этими допросами, а получив бумаги еще долго не решалась прочесть. Просто водила пальцами по сгибу листов, а потом все-таки открыла и не нашла имен близких.
Глядя на себя в зеркало, Аврора думает обо всем сразу. О Платоне, который вот-вот совсем поправится и вернется к занятиям, об Оскаре и «Метке» с их ужасами и зверствами, о Лилии, которую нужно оберегать от обозленных северных и о Марке. Вытерев насухо посуду, Аврора одевается и выходит из квартиры. Она неслышно крадется по коридорам, поднимается на четвертый этаж и идет в спальню мальчиков. Не смотря на темноту, Аврора хорошо ориентируется, лавируя между кроватями. Ей не нужно считать шаги, ноги сами идут. Она опускается на корточки перед кроватью Марка, и он тут же просыпается. У них у всех чуткий сон. Только в те ночи, когда нападает «Метка», никто ничего не слышит.
Аврора успокаивающе улыбается и кивает в сторону двери. Марк поднимается и ерошит волосы, плохо понимая, что происходит. Он слегка задерживается, быстро надевая штаны, и нагоняет Аврору, когда та уже сидит на старой парте в кладовке на этаже. Сюда свозят старые кровати, шкафы, надеясь когда-нибудь их починить, рваные тряпки, совсем изношенные простыни, уборочный инвентарь. Парни используют это место как большую пепельницу, за что их нещадно гоняют, а парочки, желающие уединиться, не раз прятались тут. Дверь вроде и запирается на замок, но кто-то регулярно его взламывает.
Марк немного медлит на пороге, в кармане штанов торчит пачка сигарет. У него ботинки на босу ногу, никакой майки и отцовский жетон на голой груди. Марк смотрит куда-то в сторону, пытаясь угадать, зачем Аврора подняла его с постели. Она сидит, болтая в воздухе ногами, держась обеими руками за парту, и старается не подставлять лицо свету, проникающему сквозь грязное оконное стекло.
– Я за книгой, – улыбаясь, заявляет Аврора.
– Надо было раньше сказать, – он пожимает плечами и проходит к окну, на ходу доставая сигарету. – Я ее не взял, – Марк чиркает спичкой, комнатка озаряется огоньком и почти сразу же погружается в полумрак.
– На скамейке оставил? Или на сигареты скрутил? – проговаривает Аврора, а затем закидывает ноги на парту и ложится, уставившись в потолок. Просто потому, что смотреть на его голую спину, выражающую неодобрение и холодную сдержанность, сил нет.
– Опять несмешные шутки шутишь? – не оборачиваясь, бубнит он сквозь сжатые губы.
– Пытаюсь, ты ж не поддерживаешь.
– Чего ты хочешь? – Марк выдыхает дым в разбитое стекло и оглядывается на нее. – Ты бы не валялась, подхватишь еще заразу. Или заноз.
– Ты сказал, мы не чужие, – Аврора вытягивает вверх руки и рассматривает их.
– Ну, сказал.
– Надо чтоб стали чужими.
– Тебе надо? Или кому другому? – у Марка напрягается каждый мускул, пока он поворачивается, чтобы взглянуть на Аврору. Она закрывает глаза и сгибает руки, укладывая их на лоб. Вот поэтому она сейчас здесь, и ведет этот непростой разговор, стараясь спрятать серьезность за шутками. Марк всегда метит в самую сложную и запутанную часть ее натуры, на раз разгадывает тайны, постоянно настороже, чует ложь. Аврора и не собиралась лгать.
– Я их узнала, – прикрываясь руками, бормочет она. – Тех меченных.
– Твою мать, Рор, – шепчет Марк. – Твою мать. Ты же… Как… Зачем ты вообще в это влезла? Нельзя никому говорить, слышишь меня? Вообще никому. Никогда. Кто бы ни спрашивал.
– Мгм, это я понимаю. Тут проблема в другом, – и она рывком садится, оказываясь лицом к лицу с Марком. Он выжидающе смотрит, ничего не говоря. Аврора приглаживает волосы, опуская ладони ниже, и мнет шею:
– Они знают, что я их узнала.
Марк глубоко затягивается и все так же молчит.
– Я не собиралась, думала продержаться до конца допросов. Просто бы лгала и лгала, пока не отстанут. Знала, что рано или поздно придут запугивать, хотела, чтобы они думали, что я ничего не видела. А сегодня сорвалась, случайно вышло. Нервы ни к черту. Я его меченным назвала.
Аврора ни на секунду не задумывается, рассказывая все. С Марком можно быть честной.
– Ясно, – спокойно заявляет он. – Скажи кто, и я попробую договориться.
– Нет, – качает головой Аврора.
– Нет? – тихо повторяет Марк, отворачиваясь к окну.
– Нет.
– Они тебя убьют, Аврора.
– Я комендант.
– Эти отморозки сделают все, чтобы ты никогда не заговорила. Скажи мне, кто это, и я пойду к ним…
– Просить за меня? – перебивает она. – Чтобы они и тебя убили? Я тебя в это не пущу, – хрипло, срываясь на громкий шепот, припечатывает Аврора. – Ты больше за меня не отвечаешь. Ты свободен, и я ни за что не позволю тебе…
Голос обрывается, она поднимается с парты, встает на ноги и делает шаг к нему. Осторожным прикосновением руки к его оголенному плечу она призывает к согласию, кладет голову, ощущая привычное тепло, и испытывает дикое желание уткнуться ему в шею и закрыть глаза, чтобы война отступила.
– Давай считать, что та Рор уехала с братом и сейчас где-то там. А я – Аврора, чужой и незнакомый тебе человек. Обещай, что не станешь ничего делать, что бы там ни было, обещай.
– Смеешься, что ли?
– Нет, – Аврора улыбается, касаясь губами его плеча, и тянется рукой за сигаретой. Просто дразнит, давняя игра. Он привычно ловит ее ладонь, переворачивает и целует.
– Хочешь, попрощаемся? – предлагает она, держа слезы глубоко внутри, не выпуская наружу. – По-настоящему, как положено. Только пообещай.
– Я тебя люблю.
– Считается, – произносит Аврора.
Он молчит, а она уходит, до последнего не вырывая ладонь из его руки. И Марк не оборачивается, дымит в окно, словно и вправду попрощались.
Вера Авроры в то, что так будет лучше для всех, скрашивает возникшее полное одиночество. Обрезав себе все пути к отступлению, она собирается следовать только одной дорогой. И отец бы хвалил ее, похлопывал по плечу, скупо улыбался от гордости, будь ему известно, как отчаянно Аврора может следовать за идеей. Брат, конечно же, отругал бы и запер в комнате, тут и спорить никто не станет. Она успокаивала себя этими мыслями последние несколько месяцев, но, распрощавшись с Марком, Аврора ясно почувствовала, что осталась одна. И дело было не в пугающей до озноба «Черной Метке», страх ей знаком и привычен, а в том, что раньше у нее были те, кто мог отогнать ужас. А сейчас нет. Один на один.
На сегодняшний день Аврора по-прежнему у всех на языке. Кто-то называет ее глупой, кто-то смелой, но все без исключения судачат о ней. Противостоять «Черной метке» уже давно никто не решался, тем более девчонка. Марк слышит много разговоров в курилке, в их штабе, но сам молчит. Он старается не смотреть на нее в коридорах и старается не упускать из вида. Чтобы она не задумала, одна не справится. У Марка десяток парней за плечом, почти армия, вместе они могли бы пойти против Оскара и сделать что-то стоящее. Конечно же, Оскар из «Метки», в этом Марк не сомневается ни секунды. А вот сколько еще таких же осмелевших беспредельщиков бродит в потемках по корпусу ему неведомо, и армия из мальчишек может легко стать кладбищем.
Он бы сразу же нашел Оскара и поговорил, будь в нем уверенность что этим не навредит Авроре. Поэтому он молчит и ничего не делает. Марк думает, что если пойдет к Оскару, тот, конечно же, ни в чем не сознается, а в том, что Аврора свято хранит тайну его имени, усомнится, и станет еще хуже. Вот и молчит, а все вокруг говорят о ней и «Черной метке». Он прикидывает, сможет ли уговорить ее признаться или хотя бы спрятаться, стать менее заметной, пока история не забудется, и понимает, что уже давно ничего не может ей навязать. Как там она сказала? Надо чтоб мы стали чужими? Марк считает что они уже. Он ее помнит, но не узнает. У него руки до сих пор не могут привыкнуть к тому, что никто не отбирает сигареты, а узнать в проходящей мимо, высоко вскинувшей голову и упрямо смотрящей вперед девушке, свою смешливую Рор не получается.
Она старательно делает вид, что не о ней шепчутся и надо признаться, Марк бы и не подумал, что Аврора плохо спит по ночам. А она плохо спит, плохо учится и постоянно одна. Привыкает к этому. Немного присматривает за Лилией, делает задания за Платона, из рук вон плохо, но делает, и часто думает о том, как было раньше. Аврора дико скучает по брату и волнуется за него. Ей нравится думать, что у них особая связь, как у близнецов, что она почувствует если будет нужна ему, если он пострадает, и неважно как далеко они друг от друга. Собственно именно эти мысли помогают держаться.
У Платона срастаются треснувшие ребра и сходят синяки. Он все больше просто валяется в кровати и мается бездельем, собирается вернуться к занятиям на следующей неделе и с завидным постоянством ожидает вечернего возвращения Авроры. С ней в квартире появляется и еда. С каждым днем Аврора приходит все позже, почти за полночь. Идет вторая неделя, как ее чествуют отчаянные южные, событие обрастает несуществующими подробностями и едва ли остался кто-то незнающий о ней, а Аврора мрачнеет лицом. Она молчаливо оставляет еду и тетради на тумбе Платона, занимается его плечом и заживающими ссадинами и даже не настаивает на проветривании прокуренной комнаты. Сигареты Платону она все-таки принесла.
– Поговори со мной, – просит он вдогонку, когда она в очередной раз разворачивается чтобы уйти. – А не то я совсем одичаю. Как там народ после твоего геройства?
– Твои или мои интересуют? – Аврора опирается плечом о шкаф, прислоняя висок к створке двери.
– В целом обстановка, – уклончиво отвечает он, припоминая, как болезненно реагирует она на дележку сторон.
– В целом…, – задумывается Аврора, подбирая верное словцо, – ммм… В целом все немного напряжены. Даже учителя.
– А как та девчонка?
– Лилия? Не знаю.
– Что ж ты не взяла ее под опеку?
– Она перебежчик, – это клеймо будто все объясняет. Кто коснется прокаженного?
– Везучая ты. В кои-то веки решила повоевать и ради предателя. – Платон, откинувшись на подушку, иронично улыбается.
Аврора пожимает плечами в ответ и отводит взгляд. Где-то глубоко внутри поднимает свою голову страх, расправляет пальцы, чтобы покрепче ухватиться за сердце.
– Меченные не объявлялись? – любопытствует Платон вроде между прочим, как бы не особо заостряя внимание.
– Нет еще, – качает головой она, и равнодушно добавляет. – Наверное, позже придут.
– Ты вроде трусиха, а выглядишь совсем спокойной, – на удивление, сегодня он очень внимателен. Изучающе смотрит на нее своими серыми глазами так, что Аврора понимает все высказанные и невысказанные вопросы. Платон определенно догадывается о том, что происходит за дверью квартирки, но делает вид, что ничего такого нет. Аврора решает делать то же самое.
– Я комендант и теперь на карандаше у полицаев. Большая часть моих знакомых ненавидит «Метку» и поддержит, если понадобится. Вряд ли меченные что-то смогут мне сделать.
– Так ты типа все продумала, когда вдруг рванула в коридор? – прищуриваясь здоровым глазом, Платон берет с тумбочки сигареты. Аврора знает эту точку в разговорах, он сказал все, что хотел.
– Смелость не должна быть глупой. Я знала на что шла.
– Тем важнее им будет задавить тебя, – он выдергивает изо рта незажженную сигарету.
– Я не таракан, чтобы меня давить, Платон, – она отталкивается от шкафа и встает ровно. – Я человек, и я лучше их. Это они тараканы. Я их не боюсь.
«Ложь, – тут же отзывается проснувшийся страх, – но ему наплевать на тебя, всем на тебя наплевать».
– Спокойной ночи, – все так же ровно говорит Аврора и уходит. Платону не нужно знать, что ее дела идут плохо. После того, как она дала понять Оскару, что узнала, северные стали жестче к ней. Не все, только те, кто боится или уважает его. Должно быть он учредил награду за лучшую издевку, а впрочем, Аврора прекрасно знала, чем все обернется. Единственная радостная новость за последние несколько дней это то, что бои на юго-западе прекратились, последние списки вышли и никого из родных она там не нашла. Будет забавно, если «Метка» ее убьет, а они там на войне выживут. Страх снова что-то бубнит у нее в голове, но, Господи Боже, если они выживут, она готова воевать с «Черной меткой» здесь.
В следующий понедельник Платон просыпается с сигналом подъема и собирается на уроки. Авроры как всегда уже нет. Может на завтраке, может еще где. Скидывая тетради в сумку, он яростно борется с желанием прогулять еще. Его глаз едва ли отливает синевой, ссадины по большей части зажили, как и ребра с плечом, да и тело давно скучает по бегу и боксу, но идти на занятия у него охоты нет. Его возвращение, как и отсутствие, замечают только учителя. Одиночка Платон не завел ни одного друга.
В середине дня, еще до обеда, он пересекается с Авророй в холле первого этажа. Она сидит на лавке между колоннами, уткнувшись в книги, и что-то быстро пишет в тетради. “Доделывает задание”, – с улыбкой думает Платон. Аврора его не видит и он украдкой из-за колонны на другой стороне наблюдает за ней.
Звенит звонок на урок и движение в холле оживляется. Аврора подскакивает, хватает свои пожитки и торопливо идет к коридору с классами. Люди движутся ей навстречу. Кто-то из них с силой толкает ее так, что Аврора едва может удержаться на ногах. Подлая подножка следует моментально. От удара она, качнувшись в сторону, неуклюже падает на колени и роняет книги, упираясь руками в пол, чтобы не распластаться в светлом холле. Перед лицом абсолютно всех, чужих и своих.
Волосы падают ей на лицо, на секунду закрывая от окружающих. Тонкие пальцы подрагивают на мраморном полу, пока она решает, что делать дальше. Что должна сделать дальше, как нужно ответить. В одно мгновение Аврора отталкивается руками и поднимается на ноги, ее лицо, полное ярости, обращено к тому, кто придумал и воплотил в реальность весь этот спектакль. К Оскару. Она смотрит на него без малейшего страха, не отрываясь, словно готова сжечь заживо. Сжечь. Сжечь.
В холле наступает звенящая тишина.
Платон стоит в стороне у колонны и видит, как за спиной Авроры происходит движение и южные воинственно выстраиваются в шеренгу, словно солдаты, готовые к схватке. Один за другим они становятся позади нее, будто говоря, что не собираются спускать подобного. Аврора была права, говоря о союзниках против «Метки». Оскар глядит на ее пылающие лицо с усмешкой, ему доставляет удовольствие видеть, как в бессилии вздымается девичья грудь от тяжелого и глубокого дыхания. Оскар знает, что она не допустит драки, а еще он знает что в глубине души она его боится. Его все боятся. Даже свои. Она опускает взгляд и чуть поворачивает голову, прислушиваясь к движению за спиной. Аврора отнюдь не глупа и понимает, что происходит. Это открытый конфликт. Из своей коморки выглядывает охранник. Напряжение нарастает с каждой секундой, обе стороны ждут отмашки. Ждут, когда кто-то взмахнет красным флагом и придется драться не на жизнь, а на смерть, как делают их отцы.
Платон видит, что ее горло двигается, когда она сглатывает комок, видит что она гордо поднимает голову и расправив плечи проходит дальше по холлу к коридору, даже не заботясь о книгах. Она молча сносит оскорбление. Оскар, ухмыляясь, оборачивается к прихлебателям и довольно перебирает пальцами воздух. Все, включая его друзей и сторонников, с облегчением выдыхают. Никто не смотрит вслед удаляющейся Авроре, и почти каждый из присутствующих благодарит Бога за то, что подобие мира все еще есть. Кроме Платона. Платон благодарит Бога за Аврору. За то, что она выбрала стерпеть унижение и позор, а не развязывать кровавую войну внутри корпуса. Медленно все расходятся по своим делам, сохраняя дистанцию между сторонами. Никому и в голову не приходит поднять книги с пола, теперь эти книги все равно, что прокляты. Нагнись к ним и твой враг не замедлит наказать за это.
