Текст книги "Evergreen (СИ)"
Автор книги: Ame immortelle
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Ты язык проглотил свой за трапезой вечерней?! – в привычной для последних дней грубой манере прикрикнул на него молодой лорд.
– Я хорошо поел, господин, – соврал Исибэйл, ибо ни за какие коврижки не выдал бы ему сейчас правды. – Благодарю вас… благодарю вас, что спросили… Я не заслужил такой милости, господин.
С высоты своего роста Эвен надменно глянул на принесенный поднос с едой: там и троим здоровым мужчинам хватило бы с лихвой. Затем все так же надменно обрисовал взглядом худенькую фигурку, что была в трех шагах от него. Забравшись к заду, лейне с шалью так опияли это чуть шатающееся в стороны юное тело, что, казалось, в нем можно будет скоро пересчитать все до единой косточки.
Не меняясь во взоре, он подошел к мальчику и положил руку ему на плечо. Осторожно, почти невесомо, вернул вырез лейне на место, чувствуя кожей, как от его прикосновения задрожала венка, идущая через шею мальчика, а из-под ресниц его предательски выскользнули несколько крупных слез.
– Я больше не хочу видеть твои слезы, Исибэйл. Никогда, – Эвен все еще не убирал руки с его плеча.
– Не беспокойтесь, господин. Больше не увидите, – Исибэйл вытер соленые дорожки со щек и сам высвободил плечо от руки Эвена, сделав пару шагов к выходу, но лорд Насхайм вновь остановил его от ухода, перегородив путь:
– Я не отпускал тебя.
Мальчик совсем растерялся и просто ждал дальнейших приказов. Но то, что было сказано дальше его господином, скорее походило на одновременно участливую и укоряющую просьбу:
– И обманывать меня также больше не стоит, Исибэйл. Сядь и поешь вместе со мной.
– Но, господин, я уже говорил вам…
– Не заставляй меня использовать силу.
И если бы не с завидной быстротой меняющееся отношение Эвена к нему, каждый кусок баранины, холодный варенный картофель и хлеб с чуть согретой на огне талой водой показались бы ему пищей богов, что он разделил со своим господином.
Но бедный Исибэйл клевал, что сиротливый воробушек, по крошке, хотя Эвен, думая, что незаметно, но то и дело подкладывал ему куски посытнее. Да и от хлеба отломил мальчику куда более щедрый кусок, чем оставил для себя.
– Все. Теперь можно и в путь. Сил хватит у обоих.
Эвен стряхнул крошки с груди, туже перевязал сзади волосы и встал на ноги. Следом поднялся и Исибэйл.
– Благодарю вас господин. Утром перед дорогой я еще принесу вам еды. А сейчас позвольте мне идти? – очевидно, мальчик не понял, о каком пути ему говорил молодой Насхайм.
– Ты сегодня то нем, то глух делаешься, Исибэйл. Надень холщовые штаны, да перевяжи сапоги потуже. И шкуру, что тогда давал в дорогу, накинь на плечи. И тихо там, смотри. Чтобы никто тебя не видел! Возьми пару факелов и лучин, но не поджигай пока что. Ждать тебя буду у кромки леса. Ну? Что встал, как вкопанный?!
– Что вы, господин… Куда же мы с вами поедем… вдвоем… Ночь ведь… – испуганно замямлил мальчик, изо всех что стараясь сдержать подступающий к горлу скользкий ком.
– А ты что же боишься меня, Исибэйл? Думаешь, господин средь ночи в лес тебя заведет, да и справит нужду плотскую?
Лицом мальчик сейчас вспыхнул ярче любого факела:
– Я… Я не то сказать хотел, господин…
– Так боишься все-таки?
– Нет, – собравшись с духом, вымолвил Исибэйл.
– Тогда не теряй времени! Иди и сделай все, что сказал тебе. Да поживей!
***
– Обхвати меня руками и крепче держись! И лицо спрячь в мехе на моей спине. Поскачем быстро, оглянуться не успеешь, как щеки до кости обморозит!
Что еще оставалось Исибэйлу? Разве мог он ослушаться? Да и хотел ли ослушаться?
Не обманул его Эвен. Лошадь пришпоривал так, что и на морозе ноги у обоих вскоре разъезжались вверх-вниз по ее взмыленным бокам. И теплом спины своей, укрытой звериной шкурой не обманул. И одичалым биением сердца, что сливалось со стуком собственного, когда Исибэйл жался к сильному телу своего господина.
Скоро оказались на небольшой опушке леса, где Эвен привязал лошадь к стволу крепкого дерева и велел Исибэйлу зажечь оба факела.
Быстро вспыхнувшие огни освещали им путь сквозь лесную чащобу. Мальчику казалось, что идут они совсем не по проторенной тропе, а молодой лорд ведет их только по ему известным приметам.
Минут через двадцать ходьбы, проваливаясь в снегу по самые чресла, они достигли совсем крошечной поляны, что каким-то чудом природы появилась прямо в лесной чаще. Исибэйлу поперву привиделось, что они вышли к небольшому лесному озеру, но, посветив факелом впереди себя, он инстинктивно схватился рукой за шкуру впереди стоящего Эвена, тот час же, отдернув ее, как от дымящихся углей.
Посреди поляны снег, казалось, нагребен был, что над медвежьей берлогой, и Исибэйл так бы мог подумать, если бы не возвышающийся над этим холмиком крест.
До этого Исибэйл никогда еще в своей жизни не видел христианских могил, хоть и слышал о них, но отчего-то сразу он догадался, что это и кто лежит под крестом: слишком суров и печален стал взгляд Эвена.
И слишком сильно забилось в груди Исибэйла запретное, невозможное желание подойти к нему и вновь, как в пути к этому лесу, прижаться щекой к его спине.
Эвен отдал ему свой факел, а сам опустился на колени и, почти утопая в снегу, прижался лбом к нижней части креста. Губы его зашевелись, творя тихую молитву, а синеющие ладони огладили снежное покрывало и вернулись ко кресту.
Исибэйл молчал. Да и тихое журчание слов Эвена поглощала снежная ночь. Затем младший Насхайм заговорил громче:
– Люди стали замечать, как по-особенному я отношусь к нему. Люди всегда все замечают: лишнюю улыбку, взгляд, что задерживается на лице дольше обычного, едва ощутимое касание рукой… Люди все замечают. И они… они возненавидели моего Эвера… Возненавидели за верность выбранному пути. Возненавидели за то, что его не могу ненавидеть я.
– Господин…
– Молчи! – Эвен блеснул на него помутневшим стеклом глаз. – Он предупреждал меня… Предупреждал, что подобно ученикам сына Божьего я отрекусь от него и сделаю это не единожды… И я отрекся. Я сам не понял, как мог пойти на такое. А когда одумался, было слишком поздно.
Исибэйл, – была ни была! – переложил второй факел в левую руку, опустился на снег рядом со своим господином и медленно, по дюйму, начал протягивать правую к широкой ладони с длинными пальцами, что вновь была на холодном могильном снегу.
Сделал глубокий вдох и накрыл своей рукой эти замерзающие пальцы. Эвен не отдернул руки. Сам извернул ее и скрепил пальцами их ладони. А Исибэйл почувствовал, как внутри все дробится и по новой собирается в целое. Он бы и сердце это озябшее рад был согреть… Да разве позволят ему?
Не размыкая их рук, свободной рукой Эвен достал из потайного кармана маленький крест и, поцеловав его, убрал обратно. Затем, все же, отпустил руку мальчика и сказал:
– Пора возвращаться. Кому о месте этом скажешь – сам лично вздерну тебя на первой осине, как паскудного проклятого предателя!
– Зачем вы говорите мне такое, господин? – Исибэйл встал на ноги. – Я никогда не предам вас. Пусть пытают меня. Пусть жизни на раз лишают, а вас не выдам. Не отрекусь от вас.
Мальчик тогда сказал все, как чувствовал. Только не ведомо ему было, что весь обратный путь Эвен будет думать о его словах.
***
– Где для ночлега себе место нашел? – спросил мальчика господин, когда они снова оказались внутри его шатра.
– Там, на повозке между мешков с пшеном. И костер совсем близко.
– А к утру зуб на зуб попадать не будет?
Исибэйл не нашелся, что ответить. Эвен оглядел свою наспех сооруженную постель из шкур животных, затем вновь обратился взором к Исибэйлу.
– Можешь… – слова застряли у него в груди. Вместо того, чтобы закончить, он взял волчью шкуру, что должна была служить ему подушкой, снял с плечей мех и все это бросил прямо в руки Исибэйлу:
– Укроешься… Небо прояснилось, холоднее станет.
Исибэйл прошептал благодарность, но с места так и не двинулся.
– Что встал? Почему не уходишь?! – вновь очерствел голос Эвена.
– Вы не отпустили меня, – все тем же шепотом ответил Исибэйл.
Эвен повернулся к нему полубоком. Запрокинув назад голову, он хрипло отдал последнее на сегодня распоряжение мальчику:
– Иногда мне кажется, что я никогда уже не смогу сделать этого… не смогу тебя отпустить… Ложись спать. Скоро караульных менять будут.
========== 8. Unforgiven ==========
…All that no one sees
you see what’s inside of me,
Every nerve that hurts you heal
deep inside of me,
You don’t have to speak – i feel*…
На новом месте ждали старые заботы. Мальчику была поручена привычная работа: знай-успевай помогать на кухне и на дворе.
Вроде бы все, как обычно. Но там, на своей земле, это было «своим», привычным. И даже дом старшего господина Насхайма уже перестал казаться Хельхеймом.
Здесь против Исибэйла были новая земля, новые стены и новые люди.
Эвен же, казалось, напротив, преобразился, едва ли они вступили на землю северных владений Насхаймов. Мальчик тогда думал, они больше всего напоминают ему о все еще далеких берегах Скандинавии, куда должны держать путь по весне. Вот господин и радуется.
Правда, от такого расположения духа Эвена Исибэйлу мало что досталось. Мальчик словно перестал для него существовать. Прекратились даже придирки по любой мелочи и грубые окрики без повода. Уже больше двух недель были они на новом месте, а Эвен не то, чтобы словом не обмолвился с ним – он и косым взглядом не задел лица Исибэйла. Даже приказы его и распоряжения доходили до мальчика через третьих людей.
Исибэйл не был уверен в том, что и на этот раз Эвен возьмет его с собой. Да и сам он все больше и больше чувствовал его отчужденность: не был он «особенным» для Эвена. Обычный дворовый мальчик. А то, что господин когда-то доверил ему свои сокровенные тайны, совершенно ничего еще не значило.
«Ему, верно, тяжко все это на сердце держать… вот и проговорился мне. Не с Седриком же ему откровенничать…» – рассуждал мальчик у себя в голове. Сам он, конечно, не мог позволить себе заговорить с господином первым. Каким бы своенравным и свободолюбивым он ни был, уроки Эвена о «молчании» он хорошо усвоил.
Да только много ли надо крови молодой, чтоб всколыхнуться, что морская волна, да и пролиться нетерпением горячего юного сердца?
***
– Нравится?
По шагам за спиной, каким-то неведомым чутьем, Исибэйл распознал присутствие Эвена. Вмиг отдернул руку от стоящих возле широкого столба лука и колчана со стрелами. Собравшись с духом, повернулся лицом к своему господину:
– Простите. Я только поставил их крепче к опоре… Чтобы на снегу не оказались.
Эвен взял в руки любимое оружие:
– Давно я не упражнялся в стрельбе, – он отошел от столба на приличное расстояние.
Исибэйл, не медля, освободил ему цель. За это время он успел отвыкнуть даже от самого мизерного внимания господина, но стрельба из лука была тем, чем мальчик и сам грезил со времен того Йольского турнира, потому он даже забыл подумать о том, насколько было неожиданным подобное обращение к нему со стороны Эвена.
Первая стрела впилась острием точно в центр столба. Эвен одобрительно кивнул, довольный результатом, а затем протянул лук и стрелы Исибэйлу:
– Помнится, мой слуга был когда-то довольно меток.
Мальчик тряхнул отросшими ниже плечей кудрями и насколько мог твердой рукой взял оружие. Но руке его суждено было дрогнуть.
Ибо едва ли он прицелился, как на плечо его и запястье легли тонкопалые ладони. Исибэйл замер в ожидании. Последний вдох застрял где-то в гортани.
– Еще в первый раз, как увидел тебя в своем доме, заметил, какие у тебя гибкие запястья, – Эвен крепче сжал бьющееся пульсом, что крыло пойманной в ловушку птицы, тонкое запястье мальчика. – Словно виноградная лоза. Если научишься владеть своими руками, – он почти коснулся носом кроющегося даже на морозе теплой влагой виска, – станешь превосходным стрелком. Непобедимым.
О каком превосходстве рассуждал сейчас Эвен? Мальчик не знал, как успеть сделать вдох между растянувшимися на вечность ударами сердца.
Что бы сейчас не говорил Эвен – тщетно… Выпущенная Исибэйлом стрела, Исибэйлом, на остром плече которого все еще лежала чужая ладонь, попала почти что в самый край столба, много дальше от центра.
– Ничего, – мальчик не видел, но по голосу догадался, что Эвен не сердится, – еще усп…
– Господин, – со стороны дома на дворе появились несколько мужчин, – А мы вас обыскались.
Седрик. Этот заискивающе-гнусавый тон Исибэйл узнал бы из десятка.
– Скверный мальчишка вновь порывался доказать вам свою доблесть? Да только вилы для навоза с луком и стрелами перепутал?
Раздался смех. Эвен мгновенно убрал от мальчика руки и молча направился к своим людям.
А Исибэйла вновь как будто и не было. И этих слов, и прикосновений.
Резкий свист сопротивляющейся ветру стрелы, а затем гулкий и следом резкий звуки заставили молодого господина обернуться.
От стрелы его остался только острый наконечник, рядом с которым, железо к железу, пробила деревянную опору стрела Исибэйла.
Сам же мальчик, сияя глазами, что листья падуба в огнях йольских костров, с надеждой смотрел на преображавшееся яростью красивое лицо своего господина.
– Да как ты только посмел!..
Казалось, каждое слово Эвен зубами был готов вонзить в обнаженную шею мальчика.
Приблизившись к нему, он выхватил из вновь принявшихся за дрожь рук Исибэйла колчан и лук и, отдалившись на пару шагов, натянул тетиву и выпустил стрелу так, что та прошла аккурат возле виска мальчика. Вырвав и утащив за собой клок пшеничных кудрей, она вонзилась прямо в другую стрелу, раздвоив ее до железного наконечника.
Боль пронзила Исибэйла сильнее стрелы Эвена. Та боль, что была не в раненой голове, пусть и нещадно саднило окровавленный висок и место, что зияло пустотой от вырванных локонов.
От обиды и несправедливости в груди жгло сильнее.
А вокруг вновь раздались громкие насмешки. И мерзкий голос изрек:
– Будет знать, сучье отродье, что последнее слово всегда за вами, господин!
И беспощадный, ледяной взгляд, говорящий: «Ты сам виноват… Ты не оставил мне выбора, Исибэйл.»
Мальчик не плакал. Пускай обида и боль были запредельными. Он помнил: Эвен не хотел больше видеть его слез.
И слез не было.
Исибэйл не позволил им пролиться, даже когда остался один в тесной кухне. Когда, поминутно пропитывая куском своей старой лейне плохо заживавший висок, возился с тяжелыми котлами с кипятком и подбрасывал поленья в очаг.
Глаза его не проронили ни единой слезы.
Только сердце его беспрестанно кровоточило.
Он как раз пытался впихнуть слишком длинное полено в очаг, когда в проеме кухни появилась высокая фигура.
Исибэйл выпрямился. Он вытянулся перед господином так, будто все его тело было сейчас сродни тетиве на луке.
Эвен смотрел без былой злобы. Словно ее у него забрали и унесли с собой все эти люди, что во главе с Седриком смеялись над осмелившимся на такой дерзкий поступок Исибэйлом.
– У тебя лицо дышит жаром. Ты плакал?
Пока еще были силы сдерживаться. Мальчик покачал головой:
– Нет. Это от огня, господин.
– В кладовой должно быть масло облепихового дерева. Смажь им висок… пройдет, – он рукой потянулся к лицу мальчика, но тот отпрятнул от нее, словно от лопаты с горящими углями. Мальчик пятился до тех пор, пока спиной не уперся в закоптелую стену.
– Что же ты как со мной, Исибэйл?
Эвен опустил руку, но смотрел сейчас с укором. Это-то и возмутило мальчика больше всего.
– Вы приказали, чтобы больше не было слез. Их не было. И не будет. Но, – здесь Исибэйл гордо, превозмогая новый болевой спазм в левой половине головы, вскинул подбородок, – можете приказать вашим людям забить меня насмерть. Да вы и сами вольны лишить меня жизни, но знайте: шестнадцать зим я жил свободным, таким и умру, – он прижал ладонь к груди. – Свободным вот здесь. И никто не лишит меня этой свободы!
– Я не мог поступить иначе. Ты сам меня вынудил, – хрипом пролилось из широкой груди.
– Вынудил?! Как же, господин? Да ведь я вас хотел порадовать… Чтобы вы гордились мной!.. А вы!..
Он бы, наверное, еще что-то бросил в лицо ошеломленному такой смелостью Эвену, но то самое, не попавшее до конца в печь полено, стало тлеть над деревянным кухонным полом.
Исибэйл бросился к нему, но молодой господин опередил его. Вытянув горящий кусок дерева голой рукой, он опустил его в котел, где тут же раздалось громкое шипение воды.
– Зачем же рукой схватились?.. Я бы и сам справился. Теперь вам это масло от ожога понадобится, – мальчик, забыв об обидах, о своей собственной боли, уже было ринулся искать спасительное масло, но Эвен остановил его.
Только на выходе из кухни произнес:
– Быть может, я хочу чувствовать эту боль.
______________________
*…Ты видишь то,
Что скрыто ото всех:
Ты видишь все, что творится внутри меня —
Каждый ноющий нерв, —
И исцеляешь меня…
Глубоко внутри меня.
Не говори ничего:
Я все чувствую…
Georgi Kay – Joga (Bjork cover) – очень советую послушать акустический кавер.
Хельхейм – подобие Ада в скандинавской мифологии.
И вдруг у кого-то возникнет вопрос:
Unforgiven – Непрощенный.
Речь не о прощении Эвена мальчиком.
========== 9. Ангел-хранитель ==========
– Стало быть, вновь я один, Исибэйл?
– Вы не один… У вас есть ваш Бог.
С того самого последнего их разговора на жаром дышащей кухне Исибэйл стал похож на одичалого зверька.
Как только мог, избегал молодого господина. А если случалось быть рядом, ни разу не поднял на него своей головы с вырванным и так и не успевшим отрасти клочком волос.
Эвен держался холодно. Все можно было бы списать на заботы о предстоящем пути к берегам Скандинавии, но никто из его окружения не подозревал, какой тоской и какими муками томится его сердце.
Пару раз он вновь появлялся на кухне или на дворе, когда мальчик был занят исполнением своих обязанностей. В такие моменты Исибэйл становился, как вкопанный, устремив взор в пол или поверх тяжелого плеча своего господина, а Эвен молча стоял напротив, сложив на груди руки.
Он знал: не страх и не смирение заставляют Исибэйла безропотно молчать сейчас. Мальчика жгло обидой. Но мучительнее всего было быть с ним не на равных: в силу своего положения, не мог Исибэйл призвать господина к ответу за то, какие раны тот нанес ему. И если рассеченный висок со временем затянулся, а на коже остался тонкий бугристый шрам, то сердце мальчика кровоточило при любом появлении Эвена рядом.
Он вновь решил взять Исибэйла с собой.
Не пришел к нему сам, чтобы сообщить эту новость, отправил другого слугу со двора. Исибэйла несколько удивило это распоряжение насчет него, впрочем, он как-то перестал тешить себя надеждой на милость судьбы, ибо милость эта уже давно была распята под острым концом стрелы Эвена.
А вскоре он и вовсе перестал заботиться о том, что вряд ли когда отношение господина к нему изменится. К тому же, он еще никогда в жизни не путешествовал по морю, никогда не видел кораблей, а это, без сомнения, будоражило юную кровь не меньше всех остальных забот.
***
– Завтра на рассвете отправляюсь к морю. Хочу увидеть, готова ли вода принять наши корабли. Поедешь со мной.
И даже если бы Исибэйл осмелился возразить, он бы попросту не успел сделать этого.
Эвен не решился одарить его даже молчаливым вниманием. Да и не стоило ожидать, что возражения мальчика были бы приняты.
С первым алым заревом на все еще тусклом ранне-весеннем небосводе Эвен ждал его на дворе, держа под уздцы молодого, но хорошо объезжанного им жеребца.
Едва ли Эвен оказался верхом, как Исибэйлу был подан знак взбираться на лошадь впереди него.
И здесь пришлось подчиниться. А еще всю дорогу до скалистого берега Северного моря чувствовать сквозь грубую ткань лейне его ладони на своем животе. Но и по прибытии Эвен не спешил отпустить его.
Так и остались сидящими верхом.
– Не терзайте себя, господин… Вы и правда не могли поступить иначе.
Подобного Эвен не ожидал услышать. Он свыкся с мыслью, что до конца дней своих ему не загладить вины перед Исибэйлом… А мальчик говорит такое…
«Неужели он чувствует меня больше, чем я сам?.. Но разве не одному лишь Богу известны людские помыслы и порывы?»
– Знал бы ты, как жаждет моя душа твоего прощения… И как мое трусливое сердце боится его получить.
– Не говорите так о вашем сердце… У вас просто не было выбора. Так что… – мальчик выпутался из его ладоней и соскользнул к каменистой земле, – не стоит беспокоиться о какой-то кухонной прислуге.
– Исибэйл… – Эвен тоже оказался на земле и, очевидно, не желал прекращать разговора, коим давно уже мучилось все его естество, но шум со стороны скал привлек внимание обоих.
Показались двое. Издали в них сложно было признать людей, ибо по виду это были стоящие на двух ногах медведи с страшными в своей бледности мордами.
– Господин, это берсерки… Это они, да?!
Раннее мальчик только мог слышать об этих свирепых воинах, что посвятили себя служению Одину. Но разве могло его воображение нарисовать в голове картину, подобную той, что сейчас представала перед ним с Эвеном?
Молодой лорд, закрыв собой мальчика, быстро снял с себя набедренную суму и вытащил из потайного кармана крест:
– Возьми и спрячь под лейне! И живо беги к утесу! Там найдешь небольшую пещеру, схоронись в ней! Я найду тебя.
– Я… Я с вами останусь! – мальчик отчаянно вцепился пальцами в меховой край теплой накидки Эвена.
– Делай, что тебе говорят! – Эвен толкнул мальчика вперед, чуть не сбив с ног. – Ну же!
***
– Исибэйл…
Чуть не лишившись кисти правой руки от топора берсерка, Эвену лишь в последнее мгновение удалось развернуть исход схватки в свою сторону. Жестокий воин Одина был повержен. Но тот, кто был с ним, вероятно, изначально нацелился расправиться не с Эвеном, а с его юным слугой. Его-то и обнаружил сейчас молодой лорд, почти что по грудь стоящим в ледяных водах неспокойного Северного моря. Толко что сраженный его стрелой берсерк, что загнал мальчика в этот пробирающий до костей холод, лежал на берегу, белея замазанным лицом, что сплошь было в грязно-кровавых разводах: даже своим внешним видом эти служители Одина не чурались воспользоваться для устрашения врага.
Отбросив лук и стрелы, Эвен сам вошел в воду и, подхватив на руки до смерти испуганного и околевшего от холода мальчика, отнес его обратно на берег, подальше от жуткого, бледнолицего мертвеца. Опустившись на колени, бережно прижал к себе Исибэйла и, как когда-то уже было, быстро скинул с него мокрую одежду и закутал в снятую со своих плечей, теплую от меха и собственного тела, шкуру.
– Простите меня, господин… Не уберег я ни книги вашей, ни креста вашего брата… – начал оживать мальчик.
Эвен, словно не слыша, продолжал руками хвататься за тонкое дрожащее тельце перед ним.
– Я не отдал ему… Побоялся, что вас раскроют перед людьми… Но все сорвало водой и унесло в море… Нет мне прощения вашего теперь? – мальчик поднял на своего господина измученные глаза, в которых дрожали, что весь его стан, слезы. – И старый ваш приказ не смог выполнить…
Эвен взялся ладонями за покрытое грязью вперемешку со слезами личико:
– Ты не ранен?
Исибэйл опустил взгляд:
– Вы только сами… Прошу вас… Сами это сделайте… Не отдавайте меня вашим людям, умоляю вас, хоть и нет у меня права такого… Пусть лучше от ваших рук погибнуть… Так легче.
Казалось, Эвен дара речи лишился. Отняв ладони от лица мальчика, опустил их ему на плечи и тихо прижал к себе. Стал мягкими, согревающими движениями гладить спину:
– Что ты такое говоришь, Исибэйл? Как я могу сделать с тобой такое? Неужто и вправду зверем меня считаешь?
– Нет, что вы… – мальчик поднял на него свои сияющие в чистых слезах глаза. – Но я виноват перед вами… Не смог уберечь вещей, что так вам дороги.
– Бог с ними, Исибэйл, – Эвен прильнул губами к его лбу.
Накрыл подбородком верх нежных кудрей. Сильнее прижал к себе едва дышащего мальчика. Прошептал опаляющим душу шепотом:
– Тебя я люблю сильнее.
Пожалуй, впервые за долгие годы Эвен словно перестал замечать косые взгляды, что метали в его сторону люди, когда он появился на дворе, прижимая к себе Исибэйла, укутанного мехом и его истерзанными в схватке с берсерком руками.
***
– Я уснул… Простите.
– Ничего, зато я смог полюбоваться тобой.
Эвен оставил мальчика у себя, а сам отправился продолжать начатые вчера приготовления к отплытию.
Вернувшись в свою комнату, снял стягивавшие весь день его ноги сапоги из грубой кожи и вытянулся на краю своей постели, повернувшись так, чтобы можно было наблюдать за спящим мальчиком.
Когда Исибэйл открыл глаза и принялся лепетать извинения, Эвен только и смог, что устало улыбнуться в ответ и, протянув руку к испуганному личику, погладил тонкий рубец на виске:
– Как мне тебя от беды увести? Как от себя самого уберечь?..
На запястье его все еще виднелись следы от ожогов. Мальчик со всей горячностью, на которую был способен, схватился рукой за это запястье и прижался к нему губами.
Другой своей рукой Эвен начал гладить Исибэйла по голове, но едва ли пальцы коснулись того самого места, где стрелой его были вырваны несколько прядей, как глаза молодого господина потемнели, а обе руки мгновенно были убраны от мальчика.
Недолго думая, Исибэйл встал перед ним на колени и, опустив глаза, начал медленно снимать с плечей новую лейне, что была на него надета Эвеном. Он и так-то в ней утонул своим тонким, что ивовый ствол, телом, а сейчас вот-вот был готов выскользнуть.
– Что ты делаешь? – Эвен привстал на локтях.
– Я… Я теперь, как женщина с вами лечь должен? Ведь так… Господин?
Взлет бровей вверх и Эвен, и поправив на мальчике лейне, увлек его к себе на грудь:
– Разве ты не слышал, что я тебе сказал на берегу?
– Боялся, что ослышался…
Насхайм начал пропускать нежные пряди между длинных пальцев:
– Ты ангел, Исибэйл. Ты мой ангел-хранитель.
– «Ангел»?..
– Ангел, – Эвен догадался, что мальчик попросту не мог знать этого слова. – Ты Богом послан мне здесь, в этом мире… И ты всегда будешь моей совестью, главным судьей моим поступкам. Ты всегда будешь самой доброй стороной моего сердца.
Эвен кожей почувствовал, что мальчик снова заплакал. Но сегодня он и не думал запрещать ему этого: самому было едва сдержаться.
Исибэйл, стыдливо пряча лицо на груди молодого господина, сквозь слезы прошептал:
– Вы как-то сказали, что все наши плохие дела – это наши грехи… Так знайте же, господин мой, я не безгрешен…
____________________________
Берсе́рк, или берсе́ркер (др.-сканд. berserkr) – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин-викинг, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в состояние повышенной агрессии, согласно легендам, с этой целью они выпивали специально приготовленную настойку из мухоморов, что делало их мало чувствительным к ударам. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли. Спины их, как правило, были укрыты медвежьими или волчьими шкурами, а лица могли быть покрыты белой глиной или известью, а также разрисованы углем. (по материалам Wikipedia)
========== 10. Первым бросит свой камень ==========
Еще не успевшая распуститься цветами и запахами весна, не набравшая полной силы, ночью уступала место тлевшим кострищам зимы. Но рядом с молодым господином было тепло даже в самую суровую стужу.
– В чем твоя вина, Исибэйл? – Не выпуская его из рук, Эвен поднялся чуть выше, заставляя подростка взглянуть ему в глаза.
– Вы и смотреть в мою сторону больше не захотите.
Эвен покачал головой, касаясь указательным пальцем его подбородка:
– А это уж я сам решу, Исибэйл. Я пока еще твой господин.
Исибэйл, прикусив губу, тяжело вздохнул:
– Вы же помните, кто должен был оказаться той ночью в вашей постели?..
Эвен, не перебивая, слушал его, не сводя ясного взгляда с этого, становящегося все алее и алее, личика. К середине исповеди мальчик начал запинаться на каждом слове, а когда произнес «трогала меня… да так, что и жарко… и сладко было… от груди до колен… И все шептала мне: «Ты ведь любишь… любишь свою Исабель»… а я бы и рад противиться… да не мог», – совсем затих, закрыв лицо ладонями и со всхлипами уткнувшись Эвену в грудь:
– Простите меня!..
Исибэйл все хватался за лейне молодого господина, ожидая, что его сейчас отшвырнут, как прокаженного, но вместо этого его заходившееся дрожью худенькое тельце только укрыли чем-то мягким и теплым, а поверх еще, для надежности, крепко обняли и прижали к себе.
– В-вы т-теперь н-не б-будете м-меня л-любить?.. – продолжал причитать Исибэйл, не отрывая личика от крепкого тела своего господина.
Эвен молча обнимал его, медленно поглаживая ладонями волосы и плечи.
– Скажите хоть что-нибудь… Господин?..
Мальчик сам нашел в себе силы взглянуть ему в лицо. Эвен улыбался. Взгляд его был на удивление спокоен.
– Прошу вас…
– Все, что делается с любовью… В том нет греха. Ты же любишь свою сестру?
– Люблю… Но только как сестру… А тогда, в тот вечер… Я совсем ничего не понимал…
Эвен вновь улыбнулся, но глаза его сейчас были отнюдь не радостными. В них Исибэйл развидел и тень печали и чего-то болезненного:
– Значит… Я бы точно не смог тогда воспользоваться своим правом первой ночи?
Исибэйл не сразу сообразил, куда он клонит, а когда до него дошел смысл услышанного, то изо всех сил, словно в неистовстве, замотал головой из стороны в сторону:
– Нет, нет, нет, что вы, господин!.. Ничего не было больше… Я бы не позволил такому случиться… Она же моя сестра… Да и не была бы ей… – здесь Исибэйл вновь сделался алым, – я бы… я ничего не умею…
– Мудреного там немного, – усмехнувшись ответил Эвен, коснувшись щеки мальчика. – Другое дело, хотел ли ты этого сам.
– Нет!.. – непреднамеренно громко крикнул Исибэйл. – Не хотел, поверьте… С ней я этого не хотел.
– Не прячь глаза, Исибэйл.
– Как мне не прятать их, если стыд щелоком мне разъедает их…
– Жалеешь, что открыл мне свою тайну?
Мальчик сам отстранился от молодого господина и, забившись в угол постели, зарылся лицом в едва прикрытых лейне коленях.
Задумавшись на какое-то время, Эвен дотянулся рукой до этих золотистых вихров и пригладил их, вселяя покой в сердце и разум Исибэйла:
– Пусть тот, кто без греха, первым бросит камень…
– Что? – мальчик осмелился поднять голову.
– Ничего, Исибэйл, – Эвен за плечи притянул его обратно к себе и, укрыв потеплее, вновь обнял своего ангела. – Теперь спи. Завтра дел невпроворот.
Они и правда заснули довольно быстро, но уже за полночь Исибэйла разбудил странный шепот, раздававшийся в углу. Мальчик открыл глаза, разглядев там силуэт своего господина, который, стоя на коленях, соединив ладони и накрыв одну другой, быстро шевелил губами, произнося слова на совершено непонятном Исибэйлу языке.
Едва ли Эвен закончил, встав на ноги, как Исибэйл быстро закрыл глаза и постарался выровнять дыхание: он не хотел сердить господина лишним любопытством.
