Текст книги "Evergreen (СИ)"

Автор книги: Ame immortelle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– В дому носить будешь это. А для улицы найду плед потеплее, – дала ему указание уже вовсю хлопочущая у большого котла Магда. – Про то, что тебе Эвен с господского плеча отдал – забудь. Несдобровать тебе, если кто другой в доме об этой милости узнает.

Исибэйл, не успев до этого толком сообразить, что сидит сейчас возле горячих камней очага совсем нагой, вдруг опомнился и, как мог, начал прикрывать руками и согнутыми в коленях ногами самые постыдные места, что вновь вызвало лишь заливистый смех полноватой, но прехорошенькой на лицо немолодой кухарки:

– Поздно опомнился, цыпленочек! Да ты не робей, что тут скрывать-то? Даром что одни глаза, да волосы у тебя. А так и девке-то не на что тут позариться! Ты же хотел, видать, чтоб у хозяина дубиной все меж ног встало на такой тощий зад? Откормить тебя сначала надо, чтоб на человека похож стал!

– Ничего не хотел я. А как все было – все вчера рассказал! – вспыхнул всеми цветами авроры* вусмерть смущенный бесстыдными словами Магды Исибэйл. – И хозяин мне ваш не нужен и защита его – тоже. Пусть убивает, если хочет… чем вот так…

– Да ты не серчай на старую* Магду, мальчик, – женщина вновь подобрела голосом. – Я ж шучу! Все вокруг одни мужланы неотесанные, волей-неволей загрубеешь, а тут ты – такой молодой, да ладный… Как же не позадирать тебя, а? Но есть тебе и правда нужно, иначе и самого малого котла не подымешь.

– Что?.. Как так… котла?

– А так. Молодой господин приходил, пока ты здесь дрых, приказал, чтобы ты на кухне мне помогал. Ну, и когда за столом он с людьми будет – приносил бы еду, да питье. Смекаешь?

– Он что… приходил, пока я спал, и видел меня… без одежды?

– Ну, видел, что с того-то? Не впервой, чай, раз говоришь, что он сам тебя раздел вчера? Или ты солгал?

– Не солгал я.

– Да стоило б о таком печалиться! Говорю ж тебе: смотреть-то пока не на что, правда, чего греха таить, хозяин поглядел на тебя недолго, а потом лицо такое сделал, словно мертвого дверга* увидел. Они, говорят, и при жизни – уродливы. А как срок их выйдет, сделаются совсем страшными, что сама смерть. Вот как.

– Так плед свой он забрал… сам?

– Нет же, баранья твоя голова! Он тебя только пуще укрыл, да зачем-то руки твои цыплячьи все вертел в своих у самых ладоней. А потом встал, и уж после этого лицо его особливо гадким сделалось. Видать, чего-то не так в руках твоих. Плед я взяла, чтоб другим неповадно было.

– Если бы не так, зачем бы он меня на кухню сослал? Котлы твои таскать! – огрызнулся Исибэйл. – Для этого же сила нужна! А я сильный! И из лука стреляю не хуже вашего хозяина!

– Вот как?

Сейчас и Магда и Исибэйл, трепещущие от предвкушения надвигающейся бури, смотрели в проем до пара натопленной кухни. Тепло помещения, казалось, должно было согреть все вокруг, да только холодных, по-прежнему словно заиндевелых, глаз Эвена не могло оно тронуть.

– Ох, господин… Вы бы не слушали мальчишку. Он ворочает языком по малолетству, чего не надо…

– Я сам решу, кого мне слушать, а кого – нет.

Он уверенной, властной походкой хозяина дома приблизился к все еще прикрывающему себя конечностями Исибэйлу. Не наклоняя головы, опустив лишь полный холодного презрения взгляд, промолвил:

– Научись держать язык за зубами, Исибэйл. Я не за тем оставил тебя в доме своем, чтобы ты еще больше гневал меня или моего отца. Знай свой угол!

– Так не оставляйте меня в дому! Отпустите меня к своей семье… неужто мало на вашем дворе людей?! – только после сообразив, что натворил его неосторожный язык, сперва в запале выкрикнул ему мальчик.

Эвен, негодуя от такой глупости, схватил Исибэйла за макушку и разом поднял его на ноги за волосы, чуть не выдрав их с корнем. Мальчик вскрикнул, с ужасом осознавая, что опять стоит перед лордом их земли в полной наготе. От стыда и болезненных ощущений из глаз брызнули слезы.

– Надень то, что тебе принесли, и сопли подбери! Лучник… – Насхайм с очередным презрением обвел взглядом это и правда довольно худо тело, вновь задержав его на тонких, казавшимися совсем хрупкими, что первый наст, запястьями. – Научишься котлы в руках таскать – может, и лук доверю со стрелами. И никогда, слышишь, – вытянутыми, сильными пальцами мальчику сжали подбородок, – никогда не смей мне дерзить, мальчик.

Через пару мгновений Исибэйл вновь остался на кухне вдвоем с Магдой, но вмятины от пальцев молодого господина, что болели на запястьях и подбородке, еще долго не давали ему прийти в себя, равно как и слова Эвена.

Уже к вечеру он понял: никто здесь не собирается оказывать ему милость. В доме, если кто и видел его, то поглядывал с неприкрытой злобой или отпускал в его сторону колкости, отчего мальчик из рода Соммервилль еще больше начал тосковать по семье и провел новую ночь, заливая слезами свернутую у изголовья старую лейне.

Не одна лишь печаль по дому точила его сердце: он боялся, что семья так и не узнает, где он… А еще терзал его другой страх. Он ждал «наказания» господина за свои опрометчиво брошенные слова. И оно, случайно ли, преднамеренно ли – не заставило себя долго ждать.

За неделю до Солнцеворота, уже к ночи собрались за столом. Эвен всегда сидел по правую сторону от главного места, которое сейчас пустовало: отец его все еще был на охоте.

– Ох и сытная же баранина вышла сегодня у Магды! Готов поднять этот кубок за ее руки! – вопил давно мертвецки пьяный Седрик, что занимал место слева от молодого Насхайма, из чего следовало, что он весьма приближен к нему. – Эй ты! – крикнул он Исибэйлу, притихшему в углу зала, где проходил ужин. – Подлей-ка мне виски! Да поторапливайся!

Эвен кивнул, тем самым давая добро мальчику, который не преминул поспешить, оказавшись с закупоренным глиняным кувшином в руках возле требующего добавки Седрика.

– За что люблю этих горцев, так это за две вещи: чертовски славный виски и молоденьких шлюх, что так охотно раздвигают перед нами ноги! Была подо мной недавно одна! Молодая, что кобылица, да резвая! Вот уж вдоволь помял я ее! Долго не забуду ее хорошенького лица, на которое я спустил, пожалуй, все свои соки! Эй ты, – вновь грубо окрикнул мальчика беспутный хвастун. – Если б тебя внизу подправить, – здесь Седрик грязно облизнул пьяный рот, – лицом – точь-в-точь она, да и…

Исибэйл забыл о том, кто он сейчас и где он. Со всем отчаянием, на которое был способен, он кинулся к этому распинающемуся о своих похотливых подвигах болтуну, до хруста сжав руки в кулаки. Он уже, было, замахнулся на пораженного такими смелостью и одновременно безрассудством мальчика пьяницу, но в сию же секунду ощутил, как его оттаскивают за ворот лейне другие сильные руки. А еще через пару мгновений он оказался лежащим вниз животом на коленях своего господина, который, невзирая на мольбы и новые слезы стыда и унижений Исибэйла, задрал ему исподнее, оголив перед всеми белый зад мальчика.

Исибэйл из последних сил, надрывно рыдая, бился ногами и руками, но Эвен был неумолим. Возведя широко раскрытую ладонь повыше, он со всего размаха, раз десять ударил «вконец потерявшего рассудок и совесть» мальчишку по отвечавшим на шлепки гулко раздающимися звуками ягодицам. Совсем небольшой, но ладный и упругий, вовсе не тощий, как его описала Магда, зад вмиг покрылся размазанными алыми полосами. Кожу саднило, а Исибэйл всё истошно рыдал под непрекращающийся хохот мужчин, что сидели за столом, глумились и потешались над получавшим свое наказание мальчиком. Но не одно это врезалось в память юного лучника.

– Будешь еще, будешь еще так, будешь?! – распаляясь жаром гнева, неистово рычал сквозь зубы Эвен, дернув Исибэйла за локоны на затылке и поднеся свой рот к самому его уху.

Мальчик только и был сейчас способен на то, чтобы мотать головой из стороны в сторону, заливая слезами колени Эвена.

Но было в этом показательном наказании то, что еще долго не отпускало Исибэйла: на последних ударах почудилось ему, будто не бьют его, доставляя еще большую боль, а… оглаживают ему зад, словно смягчая былые удары. Лицо Насхайма все еще было у виска мальчика, и тот почувствовал, как дыхание хохяина участилось, а большой палец его оказался аккурат между истерзанных его хлесткой ладонью половинок. Исибэйл, совершенно охрипший к тому моменту, еще раз взбрыкнул и угрем сполз на пол. Быстро одернув полы лейне, он в последний раз оглянулся на пристально смотрящего на него Эвена и под все те же хохот и гоготание выбежал прочь из зала.

______________________________

*В те времена многие не доживали и до 35 лет, так что 40 – 50 – это был действительно почтенный возраст.

*Дверги – в Скандинавской мифологии – гномы «темного» мира.

*аврора (здесь) – утренняя заря. Аврора – богиня утренней зари в Римской мифологии.

Насчет сцены с прилюдной «поркой» Исибэйла. Не удивляйтесь, но это была совершенно нормальная практика в то время, когда глава дома прилюдно порол провинившихся членов семьи (жену, детей) и простых людей, дабы те «хорошо усвоили урок» таким вот public disgrace (просто «публичный позор», не скальтесь там, пожалуйста, любители *орно роликовDDD))

Комментарий к 3. Наказание

Сразу снимаю вопросы про бедную девушку, о которой так хвастался Седрик: это не сестра Исибэйла.

Рейтинг NC-21 – не из-за этого наказания.

В следующей части – приезд отца Эвена. И, полагаю, Йоль, вернее, его начало.

А ведь он фактически начался сегодня! И продлится до 1 января))

========== 4. Это солнце не жжется ==========

– Ну, что реветь-то? Прекрати! Много ли проку от твоих слез? А хозяин тебя за дело наказал: ишь, чего удумал! Бросаться с кулаками на самого Седрика, что сидит от господина по правую руку! Эх, ты!.. Ну, будет уже!

Пышащая жаром не хуже раскаленной печи кухарка уже битых полчаса, как могла, успокаивала безутешного Исибэйла, который, как забился в угол, спрятав мокрое лицо в коленях, так и ни разу не поднял головы.

– Да что ж такое-то! Мне еще посуды одной мыть не перемыть после ужина, а он тут потоп устроил! Поревел, и будет! Подымайся! – Магда небольно дернула его за ворот серенькой лейне.

Мальчик, напоследок громко всхлипнув, медленно оторвал заревленное личико от коленей и, утерев его рукавом рубахи, зашевелил губами, глотая последние соленые капли:

– Я бы не в жизнь такого не сделал, Магда… Только этот ваш благородный Седрик, – здесь Исибэйл стиснул зубы, – такого нахвастал о себе… как он с молодой девицей время проводил… а если бы это моя сестра оказалась? Если это Исабель? Как мне было сдержать себя?! А он… Этот ваш господин! Наказал бы, раз на то пошло, но не так… не при всех… задрать лейне, – краснота вновь разлилась по всему лицу, – да… выпороть… а они все… все всё видели и смеялись!.. И вслед мне смеялись!.. Я больше не выйду с этой кухни, Магда… Не выйду!

– Выйдешь! Еще чего! А кто мне помогать будет?! Сейчас же встанешь, охолонишься водой, что с мороза, да и пойдешь таскать все со столов на кухню! И поживей, там! А не будешь слушать, что тебе говорю – так хозяин тебе старый, когда приедет, всыплет пошибче Эвена! Понял?!

– Сказал не выйду и всё! – сквозь новые всхлипы прошипел Исибэйл! Думаешь, я работы чураюсь здесь? Нет. Я и в родительском доме все делал, да только там я был свободен. Нас с сестрой за шестнадцать зим никто и пальцем не тронул, а здесь я, выходит, за все буду получать побои прилюдные?! Да еще с таким позором! Нет уж, дудки! Убить захотят – пусть убивают, да только по мне лучше сгинуть на раз, что терпеть эти издевательства… Все равно я здесь совсем один!..

– Исибэйл, – сделавшись вдруг ласковою, Магда погладила его по плечу. – Ты по дому тоскуешь, знаю, по семье своей… Только ты пойми: раз сам сюда к хозяину пришел, значит, здесь теперь твой дом. И воздухом этим ты дышишь ровно столько, сколько сможешь не навести на себя гнев господ. Я тебе уже говорила: не смотри, что Эвен суров. Коль уж попадешь в руки старика Насхайма, тебя вызволить только он сможет. Но если будешь и с ним непочтителен – пеняй на себя. Никто тебя здесь не защитит.

– Мне все равно уже… Только бы мать с отцом перед смертью увидеть, да Исабель… и пусть делают со мной, что хотят. Нет мне жизни в этом доме никакой. Не хочу так… И хозяин ваш проклятый пусть убивает своими руками меня, если так они у него зудятся до смертоубийства!

– Опять ты за свое! Живи, мальчик, пока живется… Оттуда все равно пути назад нет никому.

Они и не заметили за громкими речами, как на пороге кухни появился молодой хозяин дома.

Первой опомнилась Магда:

– Господин, вы, верно, из-за ужина пришли… Давно уж, поди, закончили, а на столах все не прибрано… Сейчас мы все сделаем, не беспокойтесь!

Но Эвен жестом приказал ей замолчать. Исибэйл, соображая, наконец, что происходит, поднялся с пола и встал прямо, изо всех сил сжимая челюсть, до скрежета зубов, и влажно блестящими глазами, что еще зеленее казались на фоне падуба, раскинутого здесь и там на кухне, как и во всем доме, почти что бросая вызов стоящему напротив него младшему Насхайму.

Долго и внимательно разглядывал Эвен эти такие сейчас ни к месту гордые глаза. Наконец, молча покачав головой, развернулся и на выходе бросил вслед:

– Не управитесь к полуночи – ночевать оба на снегу будете.

Нет, если бы вновь наказание получал он один – Исибэйл бы с места не двинулся. Но сейчас могла пострадать и Магда, а ведь она единственная была к нему за все это время хоть каплю снисходительна. Так что не прошло и минуты, как мальчик уже вовсю сновал от обеденного зала к кухне, принося с собой горы грязной посуды с господскими объедками.

Успели прибрать все задолго до наступления нового дня. Только ночь ту Исибэйл вновь почти всю провел без сна. почти все его мысли были о его семье. И еще о словах Магды. Но почему-то ему не хотелось снискать ни защиты, ни жалости Эвена. Задремал он под утро, желая всего двух вещей: уважения и свободы.

***

С самого утра весь дом стал похож на мельницу. Никому в нем было не найти покоя. Все готовились к возвращению старшего Насхайма.

Только Исибэйл, еще больше опавший в лице и плечах, бродил, исполняя поручения Магды туда-сюда, словно неприкаянный. Невдомек была ему вся эта суета, да и некогда так любимый им приближающийся Йоль не прибавил блеска его потухшим глазам.

Молодого хозяина он, как только мог, сторонился. Если и приходилось оказываться поблизости, прислуживая за ужином, или пересечься с ним в той части доме, где Исибэйлу было позволено находиться, то мальчик неизменно молчал, не опуская взора, как раньше, но все время направляя его куда-то в сторону.

Эвен же, напротив, по-прежнему пристально глядел на него при каждой случайной встрече и все так же неодобрительно качал головой. Правда, с того самого ужина, за которым Исибэйл получил свою наказание, молодой господин ни разу не обратился к нему словом. Он лишь жестом руки указывал, что следует делать. Мальчик наловчился понимать даже такие безмолвные знаки, и потому подобное молчание Эвена было вполне сносным.

В доме вскоре перестали издавать в его сторону обидные смешки и гоготания: все готовились к Йолю и встрече со старым господином.

Довольно странным казалось Исибэйлу, что в то утро, когда на дворе началась вся эта канитель с прибытием господина с его людьми, Эвена в доме не оказалось. Магда шепнула ему, что еще засветло тот снарядился для охоты с луком и умчался со двора.

– Вот уж будут нам зайцы и тетерева, глядишь, и тебе на пирог перепадет! – радостно суетилась она у раскаленного очага.

– Почему он не остался встречать отца? – Исибэйл мало верил в то, что молодой господин будет там охотиться за провиантом. Чутье ему подсказывало, что тот, всего вернее, решил просто пострелять из лука.

– А тебе-то что, а? Какое твое дело совать нос в господские дела! – грубо огрела его на словах кухарка.

– Подумаешь… уж и спросить нельзя, – состроил рожицу Исибэйл за спиной ничего не подозревающей женщины.

– В ссоре они. Давней… Понял? – Магда резко обернулась. – Только, чур, рот на замок! Будешь болтать лишнее – зажарю в этой печи вместо зайца. Веса-то в тебе скоро не больше него будет – клюешь по зернышку, что цыпленок. А прыти и правда – словно в длинноухом. Ясно тебе?

– Яснее некуда, – закатил глаза из последних сил сдерживающий смех Исибэйл.

Но недолго играли улыбки на их лицах.

– Здравствуй, Магда! – послышалось из кухонного проема. – Ты рада моему приезду? Вижу, рада! Так нам ждать сегодня большого обеда? А, женщина?!

– Все приготовлю, что любите, господин! – живо отозвалась кухарка. На лице её можно было прочесть, как приятны ей были слова господина. Как никак – он самый главный в доме. И все старались угодить ему.

И хорошо было бы Исибэйлу раз и навсегда усвоить, что его жизнь и благополучие пребывания в доме зависят от этого господина и его сына. И если последний был равнодушно-сдержан с ним последние дни, то только что заметивший его старик Насхайм, казалось, недоумевал, как тот мальчик, коего он видел вместе со старшим Соммервиллем в лесу, оказался на кухне в его собственном доме:

– А это что еще здесь такое?! – голос его вмиг сделался строгим. – Что этот мальчишка делает у тебя на кухне, Магда?

– Господин, ваш сын… Молодой господин приказал ему помогать мне.

– Как он вообще здесь оказался? Толком мне объясни? – настаивал на своем старший Насхайм.

– Я могу объяснить, господин, – под сводами кухни появился столь ненавистный Исибэйлу Седрик. – Если бы вы только знали, что он сотворил…

Дальше мальчик уже не слушал. Все можно было прочесть в глазах рядом стоящей Магды: вряд ли суждено ему было встретить Йоль этой зимой.

***

Долгая дорога в полумраке, снег, что на диво ясном зимнем рассвете сегодня пурпурной тафтой лег на собранные сзади волосы, тишина… Всё должно было очистить мысли, освободить их от бремени тяжелых раздумий.

Но Эвен не мог отвлечься, как ни старался: неизбежность встречи с отцом тяготила его. Хотел он того или нет: пора было возвращаться. День шел уже к обеду. И хотя почти все, вплоть до слуг, знали об этой холодности между ними, внешне оба они сохраняли те отношения между главой дома и его единственным наследником, какие подобало иметь людям их положения.

Едва ли Эвен успел вступить на землю возле их дома, как глазам его предстала картина, от которой должно было содрогнуться сердце любого, но только, по всей видимости, не человека, что мог приказать сделать подобное.

Посреди двора, совершенно нагой и босой, на коленях, будучи уже не в силах подняться с обжигающего холодом снега, стоял, ни жив, ни мертв, Исибэйл, вокруг которого было четверо здоровенных мужчин, и главным, судя по властной позе и довольной ухмылке, был тот самый Седрик, что несколькими днями ранее хвастал о своей страсти к женскому полу и виски. И за которого с таким позором был наказан издающий сейчас, наверное, последние вздохи в своей жизни мальчик.

Один из мужчин, приободренный Седриком, окатил из деревянной кадки ледяной водой и так стучащего зубами, трясущегося, оттенка инея Исибэйла.

А Эвену почудилось, словно эту ледяную воду сейчас вылили на его собственную голову: вот чего так не хватало ему…

– Кто вам позволил делать с ним такое?! Или вчерашний виски с элем намешали, а похмелье застило вам взор и головы?!

Не дожидаясь ответных слов опешивших от его появления людей, он скинул с себя теплый шерстяной плед и, набросив его на плечи полумертвому мальчику, подхватил того на руки, сильнее укрывая теплом шерсти.

– Мы лишь исполняли приказ вашего отца, господин, – попытался возразить один из мучителей. – Уж больно гневался он, когда узнал, что мальчишка лишил вас тогда вашего благородного права.

Эвен, уже направляясь к дому, все так же крепко прижимая едва дышащего, беспрестанно дрожащего мальчика к себе, обернулся:

– Он – мое благородное право. И никто – ни вы, ни мой отец – не можете наказывать его. Только я.

Преодолев десятки скрипучих, деревянных ступенек в считанные секунды, молодой господин бережно опустил Исибэйла на свою постель, застланную овчинами.

Мальчик никак не мог согреться. Закутанный с головы до пят в плед Эвена, он все дрожал и дрожал, а с губ его начали срываться, будто бы в агонии, бессвязные фразы, из которых младший Насхайм смог уловить только «домой» и… «Исабель».

«Пусть бредит… Это пройдет. Его согреть надобно.»

Не предаваясь сомнениям, Эвен скинул с себя лейне и, распустив края пледа на трясущемся теле Исибэйла, вновь обнажил его и нагого накрыл своим обнаженным телом. Чуть приподнявшись с мальчиком в объятиях, стал ладонями растирать ему выпирающие лопатки, спину, ягодицы. В его быстро сделавшихся горячими в тепле хорошо протопленной комнаты руках начавшее неметь тело Исибэйла потихоньку оживало, розовея.

Эвен все гладил, щипал ему бедра и ноги, вызывая приток крови к коже; растирал его ставшие красными, сплошь в белях пятнах от ожогов морозом, ступни; дыханием согревал ему лицо, сам пряча его между своими шеей и ключицами. Все еще холодный, весь в скользкой влаге нос мальчика щекотал и пачкал Насхайму шею, но тот словно забыл: в руках его сейчас лежит, что тряпичная кукла, крестьянский мальчишка, его собственность, а он – благородный господин.

Напомнил ему об этом внезапно появившийся на пороге его комнаты старший Насхайм:

– Успел все-таки, как погляжу.

Эвен, не отпуская мальчика от себя, быстро натянув одной рукой плед на них обоих, повернулся лицом к отцу:

– Да. На этот раз я успел. Это вы не успели замучать его до смерти, как… – Эвен осекся, замечая, каким бледным стало лицо отца.

– Как Эвера, ты хотел сказать, так, Эвен?.. Но ведь ты ничего не знаешь… А что и знаешь – в то не хочешь верить.

– Вы, конечно, главный в доме… И я даю вам слово: я никогда не забуду своего долга – долга вашего сына. Но я принял решение оставить этого мальчика на дворе, а это значит, что судьбу его могу решать только я. Полагаю, как ваш законный наследник, я обладаю таким благородным правом?

Ничего не ответил ему отец. Только так знакомо покачал головой и вышел прочь.

Переставшего дрожать Исибэйла, Эвен вновь закутал в своё, сам же, обратно накинув лейне, бережно обвил руками мальчика. Какое-то время молча смотрел в это, наконец, умиротворившееся лицо, обводил взглядом и широкой лоб, и чуть вздернутый нос и полуоткрытый маленький рот, переходящий плавными линиями в совсем по-девически нежный подбородок. Не выдержав, Эвен обратил взор к потолку, на котором в отражавшемся тенями пламени очага видел их двоих: один в объятиях другого.

– Зачем ты появился здесь… Зачем ты так похож на него?..

Уже позже, когда на двор синеватой дымкой ложились сумерки, он сидел на коленях сбоку от мальчика, а пришедшая по его велению Магда примостилась к изголовью, осторожно поглаживая спящего Исибэйла по волосам. Взгляд же ее был прикован к лицу молодого хозяина:

– Не печальтесь вы так, господин… Он, может, и не так силен в теле, да только он крепче Эв…

– Не надо, Магда. Не произноси больше его имени.

– Ваша правда, господин. Не буду. Но мальчик этот крепок духом. Выдюжит.

– Крепок он больше на язык свой, женщина, – заключил младший Насхайм, тревожно нахмурив брови у тонкой переносицы.

– И то верно говорите, господин, – здесь оба – и Магда и Эвен – переглянулись улыбками, правда, у одной она была во все краснощекое лицо, второй же лишь сдержанно приподнял уголки губ.

– Как бы ему этого языка не лишиться когда-то, по глупости, коих он творит и говорит не мало.

– Так ведь горячка в нем молодая, господин! Кровь пуще эля свежего бурлит, да пенится!

Магда так громко произнесла последние слова, что ненадолго упавший в беспамятство Исибэйл зашевелился под теплым пледом с плечей Эвена, что заставило кухарку с ее молодым господином замолчать и обратить все свое внимание на мальчика.

– Он сейчас вновь в сон провалиться; после такой взбучки проспит до утра, можете быть покойны, господин, – Магда поправила на Исибэйле шерстяное покрывало и, поднявшись на ноги, добавила. – Позвать Якоба, господин? Пусть мальчишку перенесет ко мне на кухню.

– Нет, – Эвен, развернувшись на коленях, вполоборота объяснил ей. – Пускай спит здесь. Может, еще не выживет. Утром увидим, что дальше будет.

– А вы?! – выпучив на него свои блекло-синие бусины, выпалила проворная кухарка. – Вы-то где ночевать будете? Он вон как развалился, вам и прилечь негде!

– Магда, – охладил ее пламенную заботу о его ночлеге Эвен. – Иди к себе. Утром я пошлю за тобой, если понадобится.

Исибэйл пришел в себя еще на рассвете. Открыв веки, сначала не сразу сообразил, что так покалывает нагое тело. Грудь начала заходиться кашлем, но он, ощупав покрывало поверх себя, обнаружил шерстяной плед – тот самый, что когда-то был уже на нем – в его первую ночь в этом доме.

– А ты не так слаб, каким казался. Магда была права, – послышалось сверху, а вскоре и сам говорящий попал в поле зрения Исибэйла, уже успевшего приподняться на локтях. Жуткая ломота во всем теле, но гораздо терпимее того, что с ним творили накануне… Мысли о вчерашних мучениях никак не вписывались в то, что был он сейчас, судя по всему, в комнате Эвена. Воспоминания обрывками всплывали в его голове. Но Насхайм не дал ему времени собраться с мыслями:

– Тебе принесли твою одежду. Если можешь встать и идти, одевайся и… уходи к себе.

Исибэйл, у которого в тот момент словно язык отнялся, только безропотно кивнул и начал подниматься с хозяйской постели, вновь закашляв.

Ноги горели, ступать было больно, но и в десятки раз не так больно, как вчера, потому мальчик, наспех одевшись, пробормотал тихое «спасибо, господин» и поковылял к выходу.

– Исибэйл, – услышал он в спину.

– Да… господин, – он медленно развернулся, боясь услышать самое непредсказуемое.

– На пятый день Йоля мы устраиваем состязание лучников. Скажи Магде, что я позволил тебе прийти… посмотреть.

– Как прикажете… Спасибо.

– Иди к себе, – успев повернуться к мальчику спиной, вновь сурово промолвил Эвен.

Но к юному Соммервиллю, вместе с подаренной ему жизнью, вернулась и его прежняя беспечность:

– Почему вы так боитесь показаться… добрым? Ведь вы же вовсе не такой жестокий. Не такой, как они все.

Широко распахнув в удивлении глаза, но так и не изменяя своего положения, Эвен привычно сурово ответил:

– Ты, верно, вчера головой повредился, мальчик. Уходи, пока я не передумал.

Прикусив губу, Исибэйл побрел восвояси.

На кухне его тут же затискали в совсем неосторожных объятиях. Сердобольная Магда даже всплакнула, тут же утерев глаза концом фартука. Когда женщина понемногу пришла в чувства, приняв на себя привычный образ проворной хозяйки кухни, Исибэйл, сделав глубокий вдох, на одном лишь выдохе выпалил свой вопрос:

– Кто такой Эвер, Магда?

Комментарий к 4. Это солнце не жжется

И все-таки мне показалось логичнее рассказать про Йоль в этом доме в другой части.

Конечно, стоит принять во внимание, что люди в те времена, особенно те, что жили в условиях сурового климата высокогорья, были гораздо закаленнее нас, пусть и та жестокость, которой подвергся Исибэйл, все же отразилась на его здоровье.

========== 5. Resurgam ==========

Старое солнце потонуло в черном омуте несбывшихся надежд и несчастий. Но свет вернется с новым солнцем. Оно возродится и воцарится над тьмой долгой зимней ночи, самой долгой и самой темной в году. И радость от этого возрождения, свет новой жизни еще яснее воссияют сквозь темноту.

Древние обряды Йоля священны для потомков кельтов и викингов. За двенадцать дней до этой великой ночи дома наполнились ароматом еловых веток. Повсюду были развешаны гроздьями красные ягоды падуба в острых листьях, а пучки омелы с белыми плодами свисали там и тут, заставляя наглеть и так давно распоясавшихся мужчин и смущаться женщин, что должны были по древней традиции беспрекословно позволить коснуться своих уст чужим устам, если случалось встретиться им под букетом вечнозеленого растения с ядовитыми, молочно-белыми ягодами.

За день до священной ночи Магда так загоняла бедного Исибэйла, что он едва ли передвигал ноги, не до конца зажившие, когда уперся носом в крепкую грудь, укрытую овечьей шкурой.

– Обмогся, стало быть? – в голосе младшего Насхайма не было ни капли сострадания или участия. Больше, некое удивление такому скоротечному выздоровлению мальчика.

– Да, господин… Магда быстро поставила меня на ноги. Да и вы…

– Кто бы сомневался, – не позволив ему закончить, Эвен коснулся его подбородка большим пальцем правой руки, подняв голову мальчика к свету. – Ты бледен, Исибэйл. Магда сказала: плохо ешь. Так дело не пойдет.

– Мне хватает… Спасибо, господин. Не стоит вам беспокоиться о каком-то слуге…

– Телу бы твоему силы этой! А то, как погляжу, вся в язык ушла.

Исибэйл, как всегда ни к месту осмелев, хотел было что-то возразить, но с другой стороны дома послышался шум шагов приближающегося к ним человека. Мальчик узнал в нем того, кого боялся и ненавидел одновременно. Странным сейчас показалось лишь то, что во всю правую щеку Седрика светило огромное пятно цвета запеченной свеклы.

– Наш господин решил не изменять традициям?! – с наглой усмешкой обратился он к Эвену.

– О чем это ты, Седрик?

– Ну, так как же, господин. Стоите с этим оборванцем аккурат под самой омелой, да за лицо его держитесь.

Только сейчас оба – Эвен и Исибэйл – заметили букет с белыми плодами над головами.

– Попридержи язык, Седрик Ванагар. Я и на этот раз не посмотрю, что ты славно с мечом и луком обращаешься.

– Ну, господин. Шутки ради я сказал вам это! Не сердитесь, да и можно ли сердиться в такой праздник.

Эвен убрал руку от лица Исибэйла и кивком головы велел тому отправляться на кухню. Но любопытный донельзя мальчик нарочно замедлил шаг, услышав, как его молодой господин отчитывает зарвавшегося Ванагара:

– Ты хороший воин. Но я перестаю видеть в тебе хорошего человека. Седрик. Вместо того, чтобы верно служить мне, ты исполняешь приказы моего отца, зная, к чему это приведет. Одумайся. Кому ты служишь?

– Ваш отец – главный в доме. Простите, если огорчил вас, но я не могу не подчиниться его приказам. Разве вы не понимаете?

– Понимаю. Но мальчика трогать не смей. Иначе поплатишься.

– Воля ваша, господин. Да только ни мне, ни другим вашим людям невдомек: чем вы так привязались к нему? Верно, мальчишка вовсе не так прост. Среди горцев есть потомки колдунов этих земель – друидов. Так может, и он вас околдовать смог, а?

– Ничем я не привязался к нему. Но и объясняться с тобой я не обязан. Не забывайся.

Дальше Исибэйл уже не слышал, ибо скрылся в проеме кухни.

Он так умаялся за этот день, что начало ему чудиться, будто бы не ночь, а день сегодня самый долгий в году.

Раньше, в доме родителей, вся эта суета была ему в радость. Но сегодня первый Йоль в свой жизни он был лишен тепла семейного очага. Не сомкнуть больше горячих рук его семьи в волшебный круг. Не загадывать больше желаний наперегонки с Исабель. Все для Исибэйла обратилось сплошной, непреодолимой темнотой.