Текст книги "Evergreen (СИ)"
Автор книги: Ame immortelle
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== 1. Мое благородное право ==========
– Исибэйл! Вот неугомонный! Отпусти же меня!
– И не подумаю! Сначала пообещай, что больше никогда не будешь дразнить меня!
– Не моя вина, что тебя нарекли девичьим именем при рождении!
– Не моя вина, что я родился похожим на тебя – на самую красивую девушку во всей округе!
– Ах, что я слышу? Ты назвал красивой меня, а восхвалил себя, да?
– Нет же, я всего лишь хочу, чтобы ты перестала дразнить меня из-за этого!..
Еще долго двое юных, как две капли воды похожих подростка – брат и сестра – будут беззаботно дурачиться в первом, так поздно, лишь в декабре, за одну луну до Йоля, выпавшем этой зимой снегу.
Им едва ли минуло шестнадцать, как во всем селении и по всем сторонам от него только и разговоров было о том, какие на диво ладные дети подрастали в роду Соммервилль. Оба хорошо сложенные, с пшеничными локонами, нежно обрамлявшими алые, что горизонт в утреннем зареве, щеки, со лба ниспадавшими сияющими прядями до зеленых, словно ветви остролиста, очей. Местные частенько подшучивали над матерью семейства: не гуляла ли она часами в падубовой роще все те месяцы, что носила в утробе этих прелестных детей, а, может, выпила зелья друидов, что те давно научились варить из этого вечнозеленого остролиста?
Но, как только рядом появлялся их отец – уважаемый во всей округе человек, почитаемый за добрый нрав, великодушие, а когда это было так необходимо – и твердость руки и характера, все разговоры тут же стихали. К тому же, мальчик уже к двенадцати годам искусно владел луком и стрелами, а что до его имени, из-за которого его так часто последнее время ранили даже невинные шутки сестры, то всему виной была схожесть с девичьим ликом: уж больно милотелым он был для будущего мужчины и воина тех жестоких первых веков от Рождества Христова. Нелегким был путь веры христианской на землях Европы, равно как и на ее островах.
Здесь, в северо-западных высокогорьях Шотландии, где землей владели вассалы короля Норвегии, слишком велико было влияние скандинавов, что не могло не сказаться на укладе жизни ее обитателей. Эта жизнь сделала их суровыми и твёрдыми, как камень, закалила их характер. Но и бремя простых страстей человеческих было им не чуждо.
Злые языки поговаривали, что сердце юного Исибэйла пылает совсем не братской любовью к его красавице-сестре Исабель. Особо смелые распускали сплетни о том, что видели, как подростки Соммервилль, всякий раз оставшись наедине, без тени стыда ложатся рядом и со всем нетерпением, на какое только способны юные сердца, гладят друг друга поверх одежды и под ней. Впрочем, все прикусили свои поганые языки, когда к Исабель посватался сын старосты деревни, что был всего двумя годами старше.
Уж кому-кому, а Исибэйлу давно было известно о том, кто бередит сердце его сестры. Потому он искренне радовался за нее, когда отец их не счел необходимым искать причины для отказа в заключении брачного союза, что был призван лишь укрепить влияние обоих родов. А дурные бараньи головы пусть бредят чем хотят.
Церемонию решено было провести за две недели до Йоля. Каждое жилище в доме уже давно было украшено зелеными ветвями с щедрыми плодами целомудренно-белой омелы и кроваво-красного падуба. А Исибэйл с отцом уже были на пути в дальний лес, где должны были выбрать дуб для самого добротного полена. На сердце мальчика было бы совсем легко, если бы ни мысли о том, что совсем скоро не будет в его жизни этого веселого времени, что они проводили за играми с Исабель, не будет этих тайных от родителей разговоров о самом сокровенном, и даже пепел будущего йольского полена следующей зимой, за двенадцать дней до дня зимнего солнцеворота, ему придется развевать над полями в одиночестве. Чем дальше они с отцом уходили в глубь леса, тем сильнее скребли кошки на душе мальчика.
Из плена раздумий его вывел пронзительный свист стремительно пролетающей над ним стрелы, что в одно мгновение впилась в самое сердце дубового ствола, аккурат перед маленьким, по-девичьи изящным носом Исибэйла. Повинуясь инстинктам лучника, руки его сами потянулись к упрямо торчащей из ствола дерева стреле.
– Не смей прикасаться к ней!
Грубый окрик заставил его обернуться. Со стороны заваленной буреломом лощины, едва припорошенной снегом, к ним с отцом приближались двое. Судя по одеянию, по тому, как уверенно они держались, еще издали окидывая строгим взглядом путников, люди были из благородных. Белоснежные, собранные на затылке в тугие косы волосы, и леденящие синевой глаза выдавали в них выходцев из норвежских землевладельцев.
– Отец, мы ведь не сделали ничего плохого, правда? – Исибэйл едва ли успел шепнуть старшему из Соммервиллей. Но ответа ему не суждено было услышать, ибо их сюзерены уже стояли к ним лицом к лицу.
Старший был, похоже, одного, довольно почтенного для тех времен возраста с отцом мальчика, до которого большая часть мужчин, проводящих свою жизнь в боях, охоте и тяжелой крестьянской работе, почти не доживала. Но внимание Исибэйла было сейчас приковано к мужчине помладше, на вид лет двадцати-пяти, что было довольно странно объяснить, ведь тот, казалось, не желал удостаивать и мимолетным взглядом во все глаза таращащегося на него младшего из Соммервиллей.
По правде сказать, мальчика интересовал не вид этого белокурого исполина: ему хотелось знать, кто из этих двоих так метко выпустил стрелу из лука.
Любопытство его вскоре было щедро вознаграждено.
– Мы выбирали дуб для полена на Йоль. Просим простить нас, если помешали вашей охоте, господин.
– Мы не охотились. Мой сын просто упражнялся в стрельбе.
– У него это отменно получилось, господин, – отец Исибэйла явно пытался смягчить возможный гнев хозяина этих земель. Тот лишь несколько раз перекрестно перевел взгляд от отца к сыну, а затем произнес:
– Не ты ли Гарольд Соммервилль?
– Он самый, господин.
– Что ж, – лицо старшего землевладельца исказилось в недоброй улыбке. – Выходит, не зря люди так расхваливали прелести твоих отпрысков. Если твой сын так хорош, какой же силы красота твоей дочери.
– Благодарю вас, господин.
– Не стоит. Если бы она была благородной по происхождению, я бы выдал ее за своего сына.
– Но Исабель уже обручена! – к всеобщему удивлению, громко выкрикнул Исибэйл, сам не ожидавший от себя такой дерзости – влезть в разговор старших – и оттого вмиг покрывшийся алыми пятнами стыда по всем лицу до неприкрытой шеи.
– Вот как?! – еще слащавее заулыбался старший сюзерен. – Когда же состоится обряд?
Гарольд знал причину этого любопытства. Знал и был не в силах вымолвить ответ. Тогда господин взглядом показал, что ждет ответа от мальчика. Вконец растерявшийся Исибэйл, сердцем чуя неладное, тихо промолвил:
– Через неделю…
– Чудесная новость! Тогда я разрешаю своему сыну воспользоваться правом первой ночи. Слышишь, Эвен? Какой чудесный дар я преподнесу тебе в честь приближающегося Йоля.
Пожалуй впервые названный Эвеном молодой мужчина развернул свой профиль и сейчас смотрел прямо в глаза Исибэйлу, который был на голову ниже, но в отчаянии непреднамеренно вскинул подбородок.
– Прошу вас, господин… Ей же всего шестнадцать…
– Что?! Смеешь противиться воле своего господина? Забыл, на чьей земле живет твоя семья? – слова старшего Соммервилля не вызвали в нем ничего, кроме нарастающей ярости.
– Но Исабель любит своего жениха, а вашего сына она и в глаза не видела! – вновь слишком опрометчиво дерзнул встать на защиту чести сестры Исибэйл. Несмотря на юный возраст, он давно бы наслышан об этом жестоком развлечении благородных феодалов.
– Уйми своего сына, Гарольд Соммервилль. Иначе, не сносить ему головы!
– Не стоит, отец, – холодные, хриплые слова слетели с синеватых от мороза губ молодого господина. Затем он правой рукой резко схватил зеленоглазого мальчика за торчащий из-под шерстяного пледа ворот лейне и, приблизив вновь ставшее белым личико мальчика к своему, процедил сквозь зубы:
– Это мое благородное право.
________________________________________
Имена персонажей
Исибэйл. Полагаю, нет нужды указывать на то, что это Исак. Теперь по поводу такой “замены”. В те времена, если уж браться за хотя бы частичное соблюдение достоверности, христианское имя “Исак” не могло так быстро прижиться на территории шотландского высокогорья. Слишком уж велико было влияние поганических (языческих) традиций. Имя же “Исибэйл” – чисто шотландское по происхождению, его значение – “Бог – моя присяга”. И, да. Оно женское. Но объяснение данному факту дано в главе. Фамилию пришлось изменить на шотландскую, Соммервилль. Из рода с такой фамилией, кстати, появится клан шотландских горцев Соммервилль. Но это уже будет совсем другая история)).
Эвен. Быть может, удивитесь, но оно тоже шотландское по происхождению. Его значение – “рожденный от тисового дерева”. Если учесть сюзеренство норвежцев над Шотландией в те времена, над ее северо-западными территориями, (см. ниже), то фамилию его семьи, Бэк Насхайм, я сочла возможным сохранить.
Исабель. А вот здесь будет первая несостыковка, за которую я, наверное, получу по шапке от любителей истории. Но прошу простить мне эту нереальную для той эпохи номинацию сестры Исибэйла, я прекрасно понимаю, что испанское имя “Исабель” здесь пришито белыми нитками. Так было нужно для сюжета, созвучия с именем ее брата, да и просто красивое оно. Вот.
Особенности элементов одежды
Если брать за основу тот исторический период высокого средневековья (10-13 века н.э), то всем известный шотландский килт, как таковой, еще не существовал именно в качестве отличительной особенности клана (рода). обычное же одеяние для мужчин и женщин было следующим:
Лейне. (Leine) Рубаха-туника. Фасон Leine для женщин мало чем отличался от мужского. Однако, у женщин эти рубахи всегда были длинными. В отличие от мужчин, Leine у женщин – это нижнее бельё. Поверх Leine всегда носили платье. В холодную погоду мужчины надевали на лейне шерстяную курточку с ниспадавшими с плечей рукавами.
Не очень приятный факт: знать могла позволить себе окрашивать лейне с помощью шафрана. А вот беднякам приходилось опускать полотно для лейне в лошадиную мочу.
Rolla Lin. Девочки и девушки ходили с распущенными волосами, откинутыми назад, замужние женщины заплетали одну или две косы, а на голове носили Rolla Lin – головной убор из льняной ткани, многократно обернутой вокруг головы. (появится в следующей части).
Шерстяной плед (plaid). Им укрывались в холодное время, надевая поверх лейне. Опять же повторюсь: килта, как такового, тогда еще не было в обиходе.
Вассальная зависимость от короля Норвегии
Во время правления Давида I ( “Давида Святого”, правил с 1124 г.) Шотландия стала феодальной, в ней последовала реорганизация управления и введена система бургов. В этот период на территорию страны переселяются французские и англо-французские рыцари и церковники. Из-за этого восточные и юго-восточные территории королевства стали англоговорящими, в то время как вся остальная страна говорила на гэльском, а Оркнейские и Шетландские острова говорили на норвежском и оставались под контролем Норвежского королевства до 1468 года. Все шотландское высокогорье, по сути, было под контролем норвежских феодалов и, непосредственно, сменявших друг друг королей Норвегии. Например, после смерти Александра III (“Александра Славного”, правил в Шотландии с 1249 г.), королевой Шотландии была назначена его внучка Маргарита от дочери Александра и короля Норвегии Эйрика II. Английский король Эдуард I попытался восстановить контроль над Шотландией и даже принудил своего сына Эдуарда II взять в жены юную Маргариту (“Норвежская дева” или “Норвежская девственница” – девочке было всего 7 лет). Но этому не суждено было случиться, т.к. по дороге на коронацию Маргарита простудилась и умерла на Оркнейских островах, не достигнув Шотландии.
Droit du seigneur
Право первой ночи (лат. jus primae noctis, нем. Recht der ersten Nacht, Herrenrecht, фр. Droit de cuissage, Droit de prélibation, «право возложения ляжки») – предположительно существовавшее в Средние века в европейских странах – право землевладельцев и феодалов после заключения брака зависимых крестьян провести первую ночь с невестой, лишая её девственности. В некоторых случаях крестьянин имел право откупиться от этого уплатой особой по́дати. Некоторые историки сегодня придерживаются мнения, что право первой ночи – это миф, и такое право никогда не существовало (ух, хорошо бы!).
Отражено в картине «Le Droit Du Seigneur (The Right of the Lord)» (1872) французского художника Жюля-Арсена Гарнье (Jules-Arsène Garnier, 1847—1889).
В фильме «Храброе сердце» (англ. Braveheart) Мэла Гибсона (1995) английский король Эдуард I Длинноногий возвращает «право первой ночи» для своих феодалов (предположительно, оно было отменено на какое-то время). Об этой жестокой традиции, кстати, впервые узнала когда-то благодаря этому фильму, повествующему о жизни и подвигах национального героя Шотландии Уильяма Уоллеса.
О традициях Йоля – в следующих частях ( в том числе, в комментариях). Очень люблю всю эту атрибутику. Буду мысленно смаковать каждое описание.
========== 2. Проделки Одина ==========
С белого, что седовласая борода Одина, лба упала и мягко легла на прохладную кожу тонкая, витая прядь волос цвета спелой пшеницы. Часть ее тут же поймали полураскрытым, нежно-розовым бутоном губ.
Но не суждено ей было потревожить крепкого сна юного лучника. И в этот поздний час глубокой зимней ночи сон не шел к Исибэйлу. Глаза его – глаза Короля Остролиста, Короля, все еще властвующего и нежелающего отдавать престол стоящему на подступах к его ночным чертогам Королю Дуба, смотрели искоса на рядом лежащую прекрасную юную деву, одного лика с ним – его родную сестру.
Исибэйл втянул губами попавшуюся в рот прядь… горчит. Терпко горчит хмелем и отдает щекочущим нос ароматом. Все от того, что под головой лежал свернутый втрое холщовый мешок, где отец хранил хмелевые шишки, из которых, вместе с солодом, уже сварено пиво для йолеброда. Раньше люди высокогорья и знать не знали, и ведать не ведали ни о каком супе из пива. Теперь же, благодаря хозяевам земель, варево это добралось и до самых дальних горных деревень.
Столы станут ломиться обилием угощений: овсяные лепешки, пироги с черносливом, кровяные колбасы, баранина с пряными травами, хаггис и, что уж таить, какой пир без выдержанного в погребах старика Соммервилля виски!..
Но не завтрашние яства, ни веселье, что сулил новый день, сейчас не давали покоя Исибэйлу: сердце его сжималось от одной лишь мысли, что следующую ночь Исабель проведет с этим бездушным, что камень на перепутье, потомком покорителей Северных вод.
В глазах его застыл свет звезд морозно-ясного неба ночи.
«Спи, Исабель… Брат твой, не ведая, сотворил зло… На заре девушки омоют твои ноги, оденут тебя в лейне, что невиннее в своей белизне снега первого, накроют поверху алым, твой супруг будущий скрестит ваши руки… Лишь бы хитрость, на которую пошли старшие, помогла. Уберегла бы тебя от беды.»
Обряд решено было провести на пять дней раньше. А после Исабель с будущим супругом покинет деревню. О том, как через несколько дней объяснят ее отсутствие лорду их земель, в семье Соммервилль не успели подумать. Никто. Кроме мальчика, в чьих руках искусного изваяния лук и стрелы становились, что угли, горячи.
***
– Что, овечка, ждешь не дождешься, когда хозяин задерет твой подол и повалит на свою постель?
Двое лохматых, со всклоченными бородами мужчин, пахнувшие перебродившим виски, паленой кабаниной и копотью очага, хватались своими грязно-узловатыми пальцами за колючий край шерстяного пледа, что укрывал хрупкие плечи трофея их хозяина. Им и самим не терпелось запустить свои лапища промеж ног златовласой, невинной красавицы, да только знали они, что уж больше не дышать им за такое на этом свете: лишить их господина удовольствия от права первой ночи было равносильно смерти и пойти на такое ни тот, ни другой не посмели бы.
В ответ ни проронили ни слова. Только сильнее спрятали нежно-белый подбородок под край неласковой шерсти.
– Страшно тебе? – один из слуг молодого господина сжал подрагивающее на ветру плечико. – Да ты не бойся! Оно ж только поперву несладко. А потом, как под юбкой мокро сделается, сама ноги раздвинешь и просить будешь. Хозяин тебя всем научит. Муженек твой молодой еще спасибо ему скажет за это.
– Да уж, – подхватил слова приятеля второй слуга. – Только что-то наш благородный господин не торопится себе истинную супругу в постель привести. все больше перебивается такими овечками, как эта. И не мудрено: они ж от него на утро как очумелые выскак…
– Попридержи язык, Якоб, – его тут же дернули за шиворот. – Разболтался. Лучше клячу эту пришпорь, а то повозка от такой медленной езды того гляди в снегу погрязнет. Ишь, сколь мало навалило. За неделю-то. Это всё Один, всё своей бородой заметает поля.
Разговор тут же стал виться вокруг приближающихся празднований Йоля, а юная пленница, чью голову покрывал Ролла-Лин, цвета и запаха молока, лишь еще больше уткнулась лицом в зябнувшие и под пледом ладони.
На землю господ прибыли почти что к полуночи. Старший Насхайм должен был вернуться с охоты в соседних землях лишь за пять дней до Йоля. Потому за главного в доме был его сын. К нему-то и направились тот час прибывшие в дом путники.
Дом представлял собой деревянное строение с каменным фундаментом, в два этажа. Пока поднимались в хозяйскую спальню, клубы пара от горячего дыхания, казалось, окутывали даже остро-зеленые листья падуба, коими было украшено все в доме.
– Пошли вон, – не удосуживаясь повернуться к вошедшим лицом, едва ли поворотив голову в профиль, строго бросил молодой хозяин, чьи холодного, почти что прозрачного инея волосы сейчас не были заплетены в тугую косу, как это было при его случайной встрече с мужчинами Соммервилль в лесу, а свободно ниспадали чуть ниже плечей.
Слуги, пробормотав что-то заискивающее, с шумом удалились, прикрыв за собой противно скрипящую из-за редко смазываемых железных петель дверь.
– Подойди ближе, – мужчина, названный свои отцом Эвеном, наконец, предстал перед «гостьей» лицом, столь же строгим в своих чертах, что и всегда. Только губы, на вид, словно малиновый пудинг, немного смягчали это вытянутое, с тонким, прямым носом лицо. Мягкий рот был с обеих сторон и понизу обрамлен светлой, на вид, что пух, свежей порослью. Мужчина не носил бороды, как это делали большинство норвежских феодалов, но это не лишало лица его суровости.
Когда та, с кем он по воле отца должен был разделить сегодня ложе по своему благородному праву, оказалась головой наравне с закрывавшей верх его груди богато расшитой лейне, молодой Насхайм протянул руки к ее голове и одним движением снял витой платок, из-под которого на плечам, все еще укрытым топорщащейся во все стороны шерстью, рассыпались согретые теплом хорошо протопленной комнаты кудри. А на самого Эвена смотрели сейчас испуганно два падубовых глаза.
– Это что еще за козни Одина?!
С обезумившим от такой оказии взглядом, Эвен хватался ладонями там, где должны были возвышаться податливо-упругие девичьи груди. Но вместо них смог нащупать лишь верх крепкого юношеского стана:
– Ты что же, мальчик, глумиться вздумал над своим господином?! Кто тебя сподобил на такую шутку?! Отвечай! – белесо-бледного, что пустые глаза самой смерти, мальчика вновь схватили за верхний край лейне. – Мой отец предупреждал тебя, что вот-вот головы лишишься за свой язык. Думал, с рук тебе подобное сойдет?! – орал ему в лицо, сверкая глазами, разъяренный Эвен.
Нет, бедный Исибэйл и не надеялся на милость своих господ. Слишком хорошо он запомнил тот леденящий сердце взгляд и грубые прикосновения рук на своей груди. Но кто захочет погибать в расцвете юности, не прожив и полгода на семнадцатом году жизни?
Не желал себе такой участи и мальчик из рода Соммервилль. Не желал он этого и тогда, когда семье их, уже после церемонии, стало известно, что господа прознали про их хитрость с другим сроком свадьбы. Не желал он этого и тогда, когда, тайком удалившись с пиршества по случаю брака своей сестры, прокрался в их комнату и стал судорожно копаться в грубо сколоченном сундуке с ее лейне и платьями. Не желал он такой смерти себе и тогда, когда, переодевшись сестрой и молясь старцу Одину, чтобы тот завьюжил взор слуг, посланных за Исабель их хозяевами, молча сел к ним в повозку. Исибэйл не желал погибать. Но и отдать свою сестру, повинуясь жестокой воле благородного господина, он не мог. Здесь была и его вина. А семья их, пирующая за столом свадебным, и сейчас, наверное, не знала, на что он решился.
Отныне молиться было некому. Лишь одного стоило ждать. Смерти. Такого ему не простят.
Не получив в ответ ничего, кроме отдававшего зеленью, что вода из застоявшегося по лету пруда, взгляда, Насхайм отпустил дрожащего, бледного – краше в землю кладут – Исибэйла и чуть тише промолвил:
– Раз пришел вместо сестры… – по-хозяйски, властно обвел мальчика взглядом. – Раздевайся.
– Что вы, господин… – тихо прошелестел губами Исибэйл.
– Ты не расслышал разве? Раздевайся. Ну же! Скидывай это крестьянское тряпье!
Мальчик затряс головой. Защищаясь, прикрыл себя руками, но это только больше рассердило Насхайма. Схватившись ему за плечи, он двумя крепкими руками содрал с них лейне вместе с накинутым на нее платьем. Ткань рвано треснула, и все его нехитрое одеяние упало к ногам в низких, из овечьей шкуры, сапогах, отчего сердце Исибэйла вмиг сковало льдом неизведанных доселе стыда и страха: ни перед одним мужчиной он еще не белел своей наготой. В детстве мыла его матушка. Пожалуй, и из женщин его таким видела только она. Если не считать того единственного случая с Исабель… от мыслей про который в одно мгновение по нутру расходилась волна стыдливого блаженства и поедом совесть ела… но сейчас вместо светло зеленых глаз его сестры обнаженное тело его бесстыдно разглядывали парой заиндевелых глаз.
– И этим телом ты думал соблазнить меня на ложе? Весьма самонадеянно, – Исибэйла ощупывали от шеи до кистей рук, но глаза молодого господина по-прежнему бродили по всему его стану, а сейчас одна из ладоней хозяина остановилась внизу живота, который мальчик инстинктивно попытался прикрыть ладонью. Но ему не позволили, больно перехватив запястье свободной ладонью:
– Зачем в лесу хотел стрелу мою взять?
Исибэйл, чье лицо сейчас сменило былую белизну на жар стыда, вдруг воспрял духом и больше от отчаяния, словно загнанный в лесу олень, воскликнул, прерывисто дыша:
– Я и сам стреляю из лука, господин! А ваша стрела попала в самое сердце дереву, – смелости хватило лишь на эти слова. Исибэйл вновь поник взором, все еще чувствуя у самых чресел чужую ладонь, которая перебиралась к его бедру.
– Дереву… – задумчиво протянул Эвен, не меняясь в глазах. – Как только такой рукой можно лук удержать, – он освободил от своих пальцев тело мальчика и уже обеими руками хватался за правую руку Исибэйла, изучая ее на ощупь от запястья до плеча. – Тонкая, как осиновый ствол молодой. Лжешь мне?!
– Не лгу… – Исибэйлу было уже все равно: лишь бы стыдливая пытка этой наготой перед молодым господином уже закончилась…
– Сам решился на обман? Или семья твоя подсунула мне тебя вместо сестры?!
– Сам, господин… Я один во всем виноват. Они ничего не знают.
– Это мы еще выясним.
Сказав последнее, Эвен направился к двери, открыв которую громко позвал к себе кого-то из неспящих в эту пору слуг.
– Прикройся, – Исибэйлу бросили добротно связанный плед, только что снятый с плечей молодого хозяина дома. Затем добавил вошедшему в его покои слуге, во все глаза пялящемуся на неизвестно как оказавшегося в спальне господина мальчика:
– Отведешь его к Магде. Утром решу, что с ним делать.
___________________________
В одну из самых долгих ночей декабря бородатые викинги северных земель и воинственные горцы Шотландии начинают великие зимние празднования, что зовутся у них Йоль – праздник середины зимы. День зимнего солнцестояния. День солнцеворота (у древних славян). Стоит обратить внимание, что Исибэйл (Исак) родился в день летнего солнцестояния (21.06). По преданию, каждый год, в Йольский канун, сходятся в битве Король Остролиста, олицетворяющий собой старый, уходящий год и старое солнце, и молодой Король Дуба, символизирующий наступающий год и молодое, новое солнце.
(более подробно про Йоль и его атрибутику чуть позже, об этом праздновании будет целая глава).
Один – верховный бог в германо-скандинавской мифологии.
Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, князь – волхв, колдун-воин, бог войны и победы, повелитель валькирий. В соответствии с мифами викингов, в день Рагнарёка (день гибели богов и всего мира) Один будет убит чудовищным волком Фенриром.
В главе упоминаются элементы свадебного ритуала (в том числе, подготовки невесты к таинству). Обязательной частью было «мытье ног невесте». Обычай символизировал новую жизнь, новый путь.
Йолеброд (Ёлеброд) – суп, варимый из двух сортов пива (темного и светлого), с добавлением молока, имбиря, ржаного хлеба. В современных рецептах добавляют лимон. Национальное норвежское блюдо.
Хаггис – национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов (сердца, печени и легких), порубленных с луком, толокном, салом, приправами и солью и сваренных в бараньем желудке.
Комментарий к 2. Проделки Одина
Поменяла имя персонажу, а самой сложно перестроиться. Увидите Исака вместо Исибэйла, пишите, пожалуйста, в комментариях или ЛС, если не сложно. Буду править.
========== 3. Наказание ==========
– Вот те раз, Якоб! Что за цыпленочка ты привел на мою кухню?! Да мне индюшек на Йоль привезли жирнее, а с этой синющей замухрышкой что я буду делать?!
Доброй полноты краснощекая женщина, в летах за сорок, а то и за все пятьдесят затарахтела, что кузнечик на июньском лугу.
– Твое дело – маленькое, женщина, – осадил ее стрекотания слуга, приведший на эту пышущую жаром кухню Исибэйла. – Хозяин велел оставить его до утра у тебя.
– Его?! – выпучила маленькие глаза-бусинки кухарка. – Так, стало быть, это не девица? Как так получилось?!
– Один, помоги мне! Что за баба пустая! Сказано тебе: твое дело – малое! Что хочешь с ним делай, а до утра чтоб был цел и невредим. Там хозяин разберется, что с ним делать дальше, – и уже обращаясь к ни живому, ни мёртвому Исибэйлу, добавил. – Ишь, чего захотел! Будешь знать, как к хозяину в постель вместо девок лезть! Моя бы воля, зажарил бы тебя на вертеле вместо индюшки за такие проделки. Уж не знаю, что там решит наш господин, но накажет он тебя славно. Не хотел бы помучить – не оставил бы в живых до утра.
– Не слушай его, цыпленочек, – женщина вырвала Исибэйла из грубых ручищ Якоба и, поправив на том шерстяной плед Эвена, приобняла за плечи вновь начавшего трястись от страха мальчика. – Ну, ты свою работу выполнил, теперь брысь с моей кухни! Завтра я варю первый йолеброд в этом году, и, если сей же час не уберешься отсюда, так добавки не жди, понял?!
Стоило только Якобу услышать про то, что ему, возможно, за упрямство не плеснут лишнего в плошку, его что ветром с кухни сдуло.
– Не бойся, ну, хватит дрожать, – полнощекая кухарка своими силами усадила Исибэйла на грубо сколоченный деревянный стул подле такого же стола. – Я Магда, а тебя как звать?
Мальчик повел плечом, все еще не смея и глаз поднять на хозяйку кухни:
– Исибэйл, госпожа.
Магда, услышав, как к ней обратился этот наивный, запуганный цыпленок, казалось, расхохоталась на весь дом:
– Какая ж я тебе госпожа, мальчик! Ты это дело брось. Моих владений – одна кухня, да и с той, если не угожу – вытурят в два счета. Называй меня по имени, понял?
Исибэйл кивнул.
– А вот твое имя совсем не для мужчины, пусть ты и похож на девицу. Так что ж это, правду Якоб тут трепал языком? Ты с хозяином молодым лечь хотел? Нешто с мужчиной-то оно и вправду лучше? Да ведь только нашему-то Эвену это зачем, дурья твоя башка! Неужель не толкуешь, что с девицами ему сладко, да и только.
Юный Соммервилль только головой покачал, вымолви едва слышно:
– Нет… Не знаю я этого, как оно… с мужчиной. Я сестру спасти хотел. Ее замуж выдали, а ваш господин хотел ее на ночь к себе забрать.
– Он такой же мой господин, как и твой, мальчик. Ты живешь на его земле, а значит все – и ты, и твоя семья принадлежите ему. И сестру твою он, коль уж захотел, все равно, хоть из-под земли, а достанет, да и сделает с ней, все, что задумал. Такой уж он есть. Что вобьет себе в голову – того любыми дорогами добьется.
– Не получит он моей Исабель! Пусть лучше меня убьет, а сестру ему не отдам!
– Тише ты! Разорался! Весь дом перебудишь! – пришикнула на него Магда. – Не болтай, чего не надо, не городи тут. Будешь так на язык остёр – и взаправду не сносить тебе головы. Не молодой, дак старый хозяин тебя порешит.
Затем, видя, что Исибэйл вновь поник головой, чуть мягче добавила:
– Не смотри, что Эвен так строг и суров. Он много добрее и праведнее старика Насхайма. Если будешь послушен, не станешь болтать лишнего, да перечить ему, он – твоя самая главная защита в этом доме. Запомни мои слова, мальчик.
– Да уж… хорош праведник! – не унимался взволнованный словами Магды и всеми событиями этого слишком долгого, несмотря на приближающийся Йоль, дня. – Какое же это праведничество: забирать у мужей молодых жен к себе в постель?
– Да много ты понимаешь, экий ты болван говорливый! – Магда легонько щелкнула его по носу. – Я, чай, подольше тебя на земле живу, знаю, что говорю. Говорят тебе, дак слушай. А то, что право такое есть у господ – это не нам с тобой решать, – здесь кухарка приняла важный вид, задрав кверху округлый подбородок. – Заболталась я с тобой, а сидя на стуле – похлебки не сваришь. Мне спозаранку ораву кормить целую. Так что ложись там в углу, сейчас брошу тебе под голову старого тряпья, – женщина окинула взором плечи Исибэйла, укрытые теплой шерстью, чему-то заулыбалась, поиграв глазами и нарочито смешливо бросила:
– А плед-то хозяйский сними, Исибэйл. Видать и правда хотел молодого господина на грех сподобить, коль разделся перед ним донага.
– Он сам порвал на мне одежду… – мальчик очень боялся, что Магда начнет расспрашивать про платье и лейне Исабель, но та лишь презрительно фыркнула:
– Мне дела нет. Спи! К утру раздобуду тебе мужской одёжи, а пока что – спи! И не вздумай там голосить понапрасну!
Сном то забытье едва ли можно было назвать, да только уже на рассвете Исибэйл опасливо перебирал руками принесенную для него Магдой одежду: поношенную, серую, что земля в сырую осень, лейне и крупной вязки шаль. Хозяйский же плед куда-то исчез. Впрочем, мальчик вскоре сам узнал о пропаже.
