Текст книги "Читая «Голодные игры» (СИ)"
Автор книги: aleswit
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Да… это произойдёт сегодня, – говорит Хеймитч, Эффи взволнованно поддаётся вперед, Пит и Китнисс выглядят так, словно ничего не слышат и не видят, Джоанна закусывает губу.
– Даже грязь высохла. Должно быть, воду спустили ночью, – говорю я.
В меня заползает страх, я еще очень живо помню, что было со мной при обезвоживании: язык в трещинах, все тело ломит, мысли путаются. Бутыли и бурдюк почти полные, но вдвоем при такой жаре мы их быстро опустошим.
– Озеро, – говорит Пит. – Вот куда они нас заманивают.
– Может, есть еще пруды и родники, – говорю я с надеждой.
– Надо проверить, – отвечает Пит, не желая меня огорчать.
– Трата времени, – отмахивается Гейл.
– Да и так ясно, – хмурится Китнисс.
Я сама себя обманываю. Знаю ведь, что мы увидим. Пустые, пыльные впадины. Мы все-таки идем в одно из таких мест – туда, где я охлаждала обожженную ногу. И убеждаемся.
– Ты прав. Они собирают нас к озеру, – говорю я. У озера открытое место, ничто не мешает взгляду. Зрители увидят кровавую бойню во всех подробностях. – Пойдем сразу или подождем, пока закончится вода?
– Лучше сразу. Сейчас мы сытые и отдохнувшие. Пусть скорее все закончится.
Я киваю. Странно. Такое чувство, будто Игры начинаются заново. Двадцать один трибут мертв, но Катон по-прежнему жив. А разве не он всегда был главным моим врагом, тем, кого я должна убить? Теперь остальные соперники кажутся незначительными препятствиями на пути к решающей битве. Битве между Катоном и мной.
Нет, не только. Я чувствую у себя на плече руку Пита.
– Двое против одного. Легче легкого, – говорит он.
– Следующий раз обедать будем в Капитолии.
– Точно.
Мы стоим обнявшись в лучах солнца, слушая шелест травы у наших ног. Потом, не говоря ни слова, отстраняемся друг от друга и идем к озеру. Теперь меня не беспокоит, что от шагов Пита в страхе бегут звери и разлетаются птицы. Нам придется драться с Катоном, и мне все равно где. Впрочем, едва ли есть выбор: если распорядители хотят, чтобы это было у озера, это будет у озера.
В комнате царит такое напряжение, что кажется, его можно ножом резать. Голос Финника кажется слишком громким в тёмной комнате, где люди стараются тише дышать.
Мы останавливаемся передохнуть у дерева, на котором я спасалась от профи. Внизу все еще лежит оболочка осиного гнезда, превращенная дождем в бесформенную массу и высушенная солнцем. Когда я касаюсь ее носком ботинка, она рассыпается в пыль, которую уносит ветер. Я невольно смотрю вверх – туда, где пряталась Рута, когда спасла мне жизнь.
Осы-убийцы. Распухшее тело Диадемы. Жуткие видения…
– Пошли, – говорю я, желая поскорее убраться из мрака, окутывающего это место.
Пит не возражает.
Сегодняшний день начался для нас поздно, поэтому на площадку мы выходим только под вечер. Катона нигде не видно. Только Рог изобилия сияет в косых лучах солнца. На всякий случай мы обходим его кругом: вдруг Катон решил перенять тактику Лисы. Потом покорно, словно подчиняясь приказу, бредем к озеру и набираем воды. Хмуро смотрю на заходящее солнце.
– Надеюсь, он появится до темноты. У нас только одни очки.
– Возможно, именно на это он и рассчитывает, – говорит Пит, старательно добавляя йод в бутыли. – Что будем делать? Вернемся в пещеру?
– Либо так, либо найдем дерево. Давай подождем еще полчаса. Потом уходим.
– Не думаю, что вам удастся ещё уйти, – качает головой Хеймитч, уже оторвав пуговицу на своём пиджаке.
Мы сидим на виду у озера. Прятаться нет смысла. В деревьях на краю леса резвятся сойки-пересмешницы. Перебрасываются друг с другом замысловатыми трелями, словно яркими разноцветными шариками. Я присоединяюсь и пою Рутину мелодию из четырех нот. Птицы с любопытством притихают и прислушиваются. В тишине я пропела мелодию снова. Сначала одна, потом другая сойка подхватывают ее за мной. Скоро весь лес оживает звуками.
– Точь-в-точь как с твоим отцом, – говорит Пит
Я нащупываю пальцами брошь у себя на рубашке.
– Это песня Руты, – говорю я. – Я им ее только напомнила.
Мелодия разрастается, и только теперь я осознаю, как она чудесна. Ноты накладываются одна на одну, дополняют друг друга, создавая дивную, неземную гармонию. Вот какие звуки рождались каждый вечер в садах Дистрикта-11 из четырех ноток, спетых Рутой! Теперь, когда она умерла, поет ли их кто-то вместо нее?
Китнисс опускает глаза, сглатывая комок, образовавшийся в горле.
Я закрываю глаза и слушаю, завороженная красотой музыки. Внезапно она начинает рушиться. То там, то тут рулады обрываются. Резкие неприятные звуки вклиниваются в мелодию. И наконец птичьи голоса сливаются в один пронзительный тревожный крик.
– Сейчас всё кончится, – выдыхает Финник, тут же продолжая читать.
Мы вскакиваем на ноги. Пит держит нож, я вскидываю лук. Из-за деревьев появляется Катон, он бежит в нашу сторону. У него нет копья и вообще никакого оружия, но он мчится прямо на нас. Моя стрела попадает ему в грудь и странным образом отскакивает.
– На нем кольчуга! – кричу я Питу.
– Твою мать, – вскрикнула Джоанна, а Эффи разбила чашку, которую держала в руках.
Катон уже рядом, я напрягаю все силы, и… он, не сбавляя скорости, пролетает между нами. Мгновение я чувствую его тяжелое дыхание, вижу багровое лицо, залитое потом. Он бежит уже давно. Не к нам. Он спасается. От чего?
– Не нравится мне это, – лоб Пита покрыла испарина, все молча с ним соглашаются.
Я внимательно оглядываю кромку леса, как вдруг оттуда выскакивает существо. Я поворачиваюсь, успевая заметить, что к нему присоединяются еще с полдюжины подобных чудищ, и опрометью бегу за Катоном, не думая ни о чем, кроме спасения.
– Конец главы, – оповещает Финник.
– И как вы прикажете спать после этого? – возмущается Джоанна.
– Нам правда пора, – не соглашается с ней Гейл, даже не смотря на то, что ему очень интересно, что будет дальше.
– Да, – заикаясь, выдавливает Пит и поднимается с дивана, за ним встаёт и Китнисс, только тогда замечая, что их руки всё ещё переплетены.
– Спокойной ночи, – тихо говорит Цинна, забирая книгу у Финника и унося в комнату, в которой он остановился, подальше от тех, кто может не выдержать и начать читать без остальных.
Пит опять вызвался проводить Китнисс, на что Гейл раздражённо закатил глаза, но ушёл.
– Знаешь, я хочу, чтобы всё было по-настоящему, – тихо говорит Китнисс, глядя в глаза Питу. – Нам так или иначе придётся играть пару перед всем Капитолием, но я не хочу, чтобы это было просто игрой, – запинаясь, выдавливает девушка.
Пит молча смотрит на неё, взвешивая все «за» и «против», после чего нежно целует её в губы. Не успела Китнисс опомниться, как Пит уже развернулся и ушёл.
Её губы всё ещё горели огнём, когда она легла в кровать, укутавшись в одеяло.
========== Глава 22 ==========
Тяжело вздохнув, Китнисс встаёт с кровати, так и не выспавшись. Ужасное, тяжёлое чувство, что она предала Гейла, не отпускает, но… О чём он думал раньше, в конце концов? Пит… он хороший. Китнисс одевается и заплетает волосы в косу, к которой так привыкла, взглянув в зеркало, девушка вновь не может удержаться от вздоха.
– Надеюсь, книжная Китнисс сделает тот же выбор, – поджимает губы она, обращаясь к своему отражению в пыльном зеркале. – иначе это будет значить, что и я сделала не правильный выбор.
В дверь постучались и девушка тут же открыла её, Пит смущённо посмотрел на Китнисс, очевидно не зная, какая реакция у неё будет на вчерашний поцелуй. Она тоже не знала, но она приняла решение и менять его не собирается. Неуверенно взяв Пита за руку, Китнисс нервно улыбнулась, Пит же расцвёл. Они молча шли до деревни победителей, где их ждал Гейл, побледневший при виде их переплетённых пальцев.
Ничего не сказав, молодые люди пошли к Хеймитчу, где уже стоял горячий чай и печенье.
– А это уже интересно, – при виде ребят хихикнула Джоанна, толкнув Финника в бок.
– Ооо… – лицо Финника вытянулось, когда он посмотрел на Китнисс и Пита, а уже через секунду приняло игривое выражение.
– Давайте читать, – пробормотала Китнисс, садясь на диван и беря печенье.
– Как скажешь, – широко улыбнулся Хеймитч, садясь напротив.
– Давайте я, – предлагает Эффи, протянув руку за книгой, Китнисс безразлично передёргивает плечами, а Эффи перелистывает на нужную главу. – Глава 22.
Переродки. Без сомнения. Я никогда не видела таких, но очевидно, что это не обычные животные. Они похожи на огромных волков, только какой волк способен, прыгнув, приземлиться на задние лапы и удержать равновесие? Какой волк подманивает членов своей стаи передней лапой как ладонью? Все это я вижу издалека. Уверена, вблизи откроются и другие, более страшные подробности.
Катон помчался прямиком к Рогу изобилия, и я без колебаний бегу туда же. Если он думает, что там безопаснее всего, то кто я такая, чтобы сомневаться? Даже если я сама успею добежать до деревьев, Пита с его больной ногой эти твари догонят в два счета.
– Пит!
Мои ладони уже касаются заостренного металлического хвоста Рога, когда я вспоминаю о напарнике. Он отстал ярдов на пятнадцать, ковыляет изо всех сил, и переродки быстро его нагоняют.
Китнисс морщится, очевидно, чувствуя себя виноватой.
Я стреляю в стаю, одна тварь падает, но их слишком много. Пит машет мне рукой:
– Наверх, Китнисс! Быстро!
Он прав. С земли я не смогу защитить ни себя, ни его. Я карабкаюсь, цепляясь за Рог руками и ногами. Снаружи золотой конус напоминает плетеные рога, в которые мы собираем урожай. По поверхности идут маленькие рубчики и швы, за них можно уцепиться. Вот только за день металл так разогрелся под палящим солнцем, что ладони наверняка покроются волдырями от ожогов.
Катон лежит на самой вершине широкого жерла, в двадцати футах над землей, давясь и судорожно хватая ртом воздух. Самое время его прикончить. Я останавливаюсь на полпути к вершине, заряжаю стрелу, но не успеваю ее выпустить, потому что слышу крик Пита. Резко поворачиваюсь и вижу, что он уже добежал, а переродки буквально дышат ему в спину.
– Нужно было убить Катона, – морщится Эффи.
– Тогда умер бы и Пит, – возмущается Китнисс, а Эффи пожимает плечами.
– Лезь! – ору я.
Пит с трудом начинает карабкаться. Помимо раненой ноги ему мешает зажатый в руке нож. Я выстреливаю в шею переродка, первым коснувшегося лапами металла. Подыхая, существо откидывает назад переднюю лапу, задевая сородичей и нанося им глубокие раны. Только теперь я замечаю его когти: они длиннее, чем пальцы на руке у человека, и острые как бритвы.
Пит наконец доползает до меня, я хватаю его за руку и тащу за собой. Вспомнив о Катоне, я оборачиваюсь. Тот корчится от судорог, и очевидно, его больше заботят переродки, чем мы.
– Неудивительно, – невесело усмехается Финник.
Он что-то орет, я ничего не могу разобрать за сопением и рыком тварей.
– Что?! – кричу я.
– Он спрашивает, карабкаются ли они за нами, – говорит Пит, привлекая мое внимание к тому, что творится у основания Рога.
Переродки собираются в кучу и встают на задние лапы, что делает их до жути похожими на людей. Все они покрыты густой шерстью, у одних она прямая и гладкая, у других вьющаяся, цвет – от смоляного до белокурого (иначе не скажешь). И есть в них что-то еще, что-то страшное, от чего волосы дыбом встают, только я никак не могу уловить что именно.
– Все Капитолийские переродки наводят жуть, – морщит нос Джоанна, никто не возражает.
Переродки тычутся мордами в Рог, нюхают и лижут металл, царапают его когтями, обмениваясь при этом короткими резкими воплями. Должно быть, так они общаются, потому что скоро стая расступается, освобождая место. Один из них, крупный переродок с шелковистыми светлыми завитками шерсти, разбегается и вскакивает на Рог. Могучие задние лапы подбрасывают его с такой силой, что он приземляется всего в десяти футах от нас. Розовые губы растягиваются в зверином оскале. На секунду чудовище застывает на месте, и тогда я понимаю, что именно в облике переродков не давало мне покоя. Зеленые, горящие ненавистью глаза не похожи на глаза волка или собаки. Они не похожи на глаза ни одного животного из всех, что я видела. Потому что они человеческие. Эта мысль едва доходит до моего Сознания, когда я замечаю ошейник с номером 1, выложенным разноцветными камешками, и правда открывается мне во всей своей ужасающей полноте.
Джоанна судорожно вздыхает. В глазах Финника отвращение, а у Китнисс ужас.
Белокурые волосы, зеленые глаза, номер… это Диадема!
С моих губ срывается крик, и рука едва удерживает тетиву. Я не спешила стрелять, зная, как мало стрел у меня осталось. Хотела посмотреть, смогут ли существа карабкаться по Рогу. Теперь, несмотря на то, что чудовище, безуспешно цепляясь когтями за скользкий металл, начинает со скрежетом съезжать вниз, я не удерживаюсь и стреляю ему в горло. Тело, дернувшись, с глухим стуком падает на землю.
– Китнисс? – Я чувствую у себя на плече руку Пита.
– Это она! – выдавливаю я.
– Кто?
Я кручу головой из стороны в сторону, по-новому разглядывая переродков теперь, когда их различные размеры и окраска обрели для меня смысл. Маленький с рыжим мехом и янтарными глазами… Лиса! А вон там пепельные волосы и светло-коричневые глаза – парень из Дистрикта-9, убитый, когда мы вырывали друг у друга рюкзак. И что хуже всего – самый маленький переродок с темной блестящей шерстью, огромными карими глазами и номером 11 на ошейнике из плетеной соломы. И звериным оскалом. Рута…
– Капитолий любит помучить напоследок, – сухо говорит Хеймитч.
– В чем дело, Китнисс? – Пит трясет меня за лечо.
– Это они, они все, другие. Рута, и Лиса, и… все остальные трибуты, – произношу я сдавленным голосом.
Пит с шумом втягивает воздух, когда понимает.
– Что с ними сделали? Это ведь… не на самом деле их глаза?
Глаза меня беспокоят меньше всего. Гораздо важнее, что у них в голове. Вложили ли им в мозг память трибутов? Не потому ли они нас ненавидят, что мы живы, а их безжалостно убили? А те, которых мы действительно убили… считают ли они, что мстят нам?
– Вряд ли, – качает головой Цинна.
– Скорее всего, это просто способ поиграть с последними выжившими, – спокойно, почти безразлично, произносит Финник, и только огонь, полыхающий синим пламенем в его глазах, выдаёт его ярость.
Я не успеваю поделиться этим с Питом, потому что переродки возобновляют атаку. Они становятся по обе стороны Рога и, отталкиваясь мощными задними лапами, пытаются до нас допрыгнуть. Пара челюстей смыкается в дюймах от моей ладони, потом я слышу крик Пита и чувствую рывок, когда его вес и вес вцепившегося в Пита переродка тащат меня вниз. Если бы Пит не держался за мою руку, он был бы уже на земле. У меня едва хватило сил удержаться и удержать Пита. А другие трибуты уже приближаются.
– Убей его! Убей! – кричу я Питу, и он, должно быть, ударяет тварь ножом, потому что напряжение ослабевает.
Наконец мне удается втащить Пита на Рог. Вместе мы ползем выше, где нас ожидает меньшее из двух зол.
– Кто б мог подумать, что Катон станет проблемой номер два, – прыскает Гейл, сжимая и разжимая кулаки.
Катон еще не поднялся на ноги, но его дыхание стало ровнее, и, судя по всему, скоро он придёт в себя и попытается сбросить нас с Рога в лапы смерти. Я заряжаю лук и снова трачу стрелу на переродка. Цепа. Кто еще мог подпрыгнуть так высоко? Я успеваю почувствовать облегчение оттого, что переродки теперь нас не достали только собираюсь повернуться к Катону, как вдруг лежащий рядом Пит внезапно исчезает, выхваченный кем-то очень сильным. Я уверена, что стая каким-то образом все-таки добралась до него, и тут в лицо мне брызгает кровь.
Передо мной, почти на самом краю Рога стоит Катон, сжимая в мощном захвате шею Пита. Пит хватается за руку Катона, но слишком слабо, словно не может решить, что важнее: дышать или остановить поток крови из зияющей раны, нанесенной переродком.
Я заряжаю предпоследнюю стрелу и нацеливаю ее в голову Катона: остальное его тело от шеи до щиколоток обтянуто плотной бледно-розовой сетью. Какая-то супермощная кольчуга из Капитолия. Так вот что было в его рюкзаке на пире? Кольчуга от моих стрел? Однако о защите лица они не позаботились.
– Им нужно шоу, – будто оправдываясь, произносит Цинна.
Катон смеется:
– Стреляй, и он полетит вместе со мной!
Он прав. Если Катон упадет вниз к переродкам, то Пит наверняка тоже. Мы зашли в тупик. Я не могу застрелить Катона, не убив Пита. Катон не может убить Пита, не получив стрелу в голову. Мы застыли как статуи, думая, как быть дальше.
Комната, где читается книга, тоже была полна людей, застывших, словно статуи, боящихся сделать даже вдох.
Мышцы, кажется, вот-вот лопнут от напряжения. Зубы едва не крошатся. Переродки притихли, и я слышу только шум крови в здоровом ухе.
Губы Пита посинели. Если я не сделаю что-нибудь, он задохнется. Я потеряю его, а Катон, возможно, воспользуется мертвым телом как щитом. Именно это он и задумал, судя по его торжествующей ухмылке.
Ужас в глазах Китнисс сменяется холодной яростью.
Из последних сил Пит поднимает ладонь, перепачканную в крови, к руке Катона. Но не для того, чтобы оторвать ее от своей шеи. Вместо этого Пит рисует на кисти Катона крестик.
– Умница, – с торжествующей улыбкой Джоанна откидывается на спинку стула.
Катон понимает, в чем дело, всего на секунду позже меня. Ухмылка тут же слетает с его лица. Этой секунды мне вполне хватает. Стрела пронзает незащищенную кольчугой кисть. Катон кричит и инстинктивно отпускает Пита, который не может устоять на ногах и валится назад на Катона. На какой-то страшный миг мне показалось, что сейчас рухнут оба. Я бросаюсь вперед и хватаю Пита в тот самый момент, когда наш соперник поскальзывается на залитом кровью металле и камнем падает вниз.
– Всё? – неуверенно спрашивает Китнисс. Ей, как и остальным, сидящим здесь, не приходит ощущение «финала».
– Наверное, – так же неуверенно отвечает ей Хеймитч.
Глухой удар. Хриплый выдох. Вопли переродков. Мы с Питом жмемся друг к другу в ожидании выстрела из пушки, в ожидании конца Игр и нашего избавления. Ничего подобного не происходит. Это еще не все. Голодные игры достигли своей кульминации, и зрители должны насладиться ею сполна.
Я не смотрю вниз, но дикий рык, крики и стоны, звериные и человеческие вперемежку, говорят о том, что Катон сражается со стаей. Почему он до сих пор жив? Почему его не разорвали сразу же? Ну конечно! На нем ведь кольчуга, она защищает почти все тело. Эта ночь может стать очень длинной. У Катона, вероятно, в одежде был спрятан нож или кинжал. Время от времени раздаются предсмертные вопли переродков и звон, когда клинок ударяется о золотой Рог. Место битвы медленно смещается. Очевидно, Катон пытается совершить единственный маневр, способный спасти ему жизнь: пробраться к хвосту Рога и снова присоединиться к нам. Но как бы ни был Катон тренирован и ловок, в конце концов он просто выбивается из сил.
He знаю, сколько времени длился бой, наверно, не меньше часа, потом Катон падает, и мы слышим, как переродки тащат его, тащат внутрь Рога. Теперь-то они его прикончат, думаю я. Пушка по-прежнему молчит.
Наступает ночь и играет гимн, а на небе так и не показывают фотографию Катона. Снизу сквозь металл слышатся слабые стоны. Ледяной ветер, свободно гуляющий по открытой площадке, убедительно напоминает, что Игры еще не закончились и закончатся неизвестно когда и чьей победой.
Я смотрю на Пита и вижу, что кровотечение из раны ничуть не уменьшилось.
– Вот чёрт, – морщится Финник.
Наши рюкзаки с вещами остались у озера, не было времени о них думать, когда мы бежали от переродков. Нет бинтов, нет ничего, чем можно остановить поток крови. И без того трясясь от холода на злом ветру, я срываю куртку, быстро стягиваю рубашку и снова влезаю в куртку. Пока я это делаю, у меня начинают стучать зубы.
В бледном лунном свете лицо Пита серое. Я заставляю его лечь и осматриваю рану. Теплая скользкая кровь струится по моим пальцам. Обычная повязка тут ничем не поможет. Пару раз я видела, как мама накладывала жгут, теперь попытаюсь сама. Отрезаю от рубашки рукав, дважды обматываю его вокруг голени чуть ниже колена и делаю петлю. Вместо палки использую последнюю стрелу: вставляю ее в петлю и туго закручиваю. Жгут – вещь опасная: Пит может потерять ногу. Но без жгута он потеряет жизнь, так что выбирать не приходится. Остатками рубашки обматываю саму рану. Потом ложусь рядом с Питом.
– Не спи, – говорю я.
Не знаю почему, я боюсь, что если он заснет, то уже не проснется.
– Ты замерзла? – спрашивает Пит.
Он расстегивает куртку и, когда я прижимаюсь к нему, застегивает ее снова. От Пита и от двух курток становится немного теплее, но ночь только начинается. Температура будет падать.
Уже сейчас я чувствую, как Рог, горячий как огонь, когда я по нему взбиралась, постепенно превращается в лед.
– Знаешь, Катон может победить, – шепчу я Питу.
– Не выдумывай, – отвечает он, натягивая мне на голову капюшон.
Пит дрожит еще больше, чем я.
Следующие часы становятся самыми худшими в моей жизни, а это, как вы понимаете, кое-что значит.
– Да уж, – выдыхает Китнисс, подбледнев.
Холод мучителен, но это еще полбеды. Настоящий кошмар – слышать Катона, пока твари измываются над ним: его крики, мольбы и наконец лишь слабые жалобные стоны. Мне уже вce равно, кто он и что делал, я только хочу, чтобы его страдания закончились.
– Почему они его просто не убьют? – говорю я Питу.
– Ты знаешь почему, – отвечает он, сильнее прижимая меня к себе.
Я знаю. Ни один зритель не отвернется сейчас от экрана. С точки зрения распорядителей лучше и придумать нельзя.
Этому нет конца. Постепенно у меня не остается ни воспоминаний, ни надежд на завтрашний день. Только настоящее, которое будет всегда таким, как есть. Только холод, и страх, и жалобные стоны умирающего внизу парня.
Джоанна закрывает глаза и тяжело вздыхает когда карандаш, который она вертела в руках, ломается пополам.
Время от времени Пит начинает засыпать, я кричу его имя, и с каждым разом мой голос все громче и отчаяннее. Потому что, если он уйдет, если умрет сейчас у меня на глазах, я сойду с ума. Пит борется, возможно, больше ради меня, чем ради себя, и я понимаю, как ему трудно: ведь сон, беспамятство – это тоже избавление. Если бы и мне забыться вместе с ним! Но я не смогу – слишком бешено колотится в груди сердце, а значит, я не могу позволить уйти ему. Просто не могу.
Только едва заметное движение луны в небе указывает на то, что время не застыло навечно. Пит старается меня убедить, что утро уже не за горами, и иногда во мне на миг вспыхивает надежда, но тут же гаснет, задушенная беспросветным ужасом ночи.
Но вот Пит шепчет: «Встает солнце». Я открываю глаза и вижу звезды, блекнущие в мутном предутреннем свете. И еще я вижу лицо Пита – белое, ни кровинки, и понимаю, как мало ему осталось. Я должна вернуть его в Капитолий!
Китнисс стиснула руку Пита так, словно боялась, что может его потерять прямо здесь и сейчас.
Пушка молчит. Прижимаю ухо к металлу и слышу слабые стоны.
– Кажется, сейчас он не так глубоко внутри. Может, у тебя получится его застрелить? – спрашивает Пит.
Если Катон лежит близко к жерлу, то, пожалуй, я смогла бы.
– Последняя стрела в жгуте, – говорю я.
– Значит, вытащи ее.
Пит расстегивает куртку, и я встаю. Высвобождаю стрелу и, как могу, окоченевшими пальцами снова затягиваю жгут. Потираю ладони, чтобы разогнать кровь. Потом подползаю к вершине
Рога и перегибаюсь через край; сзади меня держит Пит.
Вскоре мне удается разглядеть в полумраке Катона, лежащего в луже крови. Больше всего он похож на кусок сырого мяса. Потом он издает какие-то звуки и я понимаю, где у него рот. Мне кажется, он пытался сказать: «Убей». Сострадание, а не месть движет мною, когда я выпускаю стрелу ему в череп. – Попала? – шепотом спрашивает Пит. Ответом ему служит выстрел из пушки.
– Выходит, мы победили, Китнисс, – произносит Пит бесцветным голосом.
– Да здравствуем мы, – отвечаю я без всякой радости.
– Ура, – так же бесцветно произносит Хеймитч.
В площадке открывается отверстие, оставшиеся переродки как по команде подбегают к нему и запрыгивают внутрь; земля срастается вновь.
Мы ждем, что за телом Катона прилетит планолет, ждем победного рева труб, но ничего не происходит.
– Чёрт, – качает головой Финник, Китнисс, почти в панике, глядит прямо на него.
– Эй! – кричу я в небо. – В чем дело?
В ответ – только щебет просыпающихся птиц.
– Что происходит? – выдыхает Пит, глядя на победителей.
– На играх не может быть двух победителей, – голосом, полным сострадания, выдавливает Джоанна.
– Но они… – выдохнула Китнисс, а Пит закрыл лицо руками. Это Капитолий. Им нужно было шоу. А ещё им нужен победитель. Один. Какое же шоу они получат, когда одному из «несчастных влюблённых» придётся убить второго. Ненависть к Капитолию была сильна как никогда, а из глаз девушки потекли злые слёзы.
– Может, нам уйти дальше от тела? – говорит Пит.
Я пытаюсь вспомнить прошлые Игры. Должны ли были победители уходить от своей последней жертвы? В голове у меня все перепуталось, и я ни в чем не уверена, но какая еще может быть причина для задержки?
– Давай. Ты дойдешь до озера? – спрашиваю я.
– Попробую.
Мы медленно спускаемся по Рогу вниз и обессиленно падаем на землю. Если у меня руки и ноги так одеревенели, то у Пита тем более. Я поднимаюсь первой, сгибаю и разгибаю ноги, машу руками. Потом помогаю встать Питу. Кое-как мы добираемся до озера. Я зачерпываю горсть холодной воды для Пита, еще одну подношу к своим губам.
Сойка-пересмешница издает протяжный тихий свист, и слезы облегчения текут по моему лицу, когда появляется планолет и забирает тело Катона. Сейчас прилетят за нами. Скоро мы поедем домой.
И снова ничего.
– Чего им еще нужно? – произносит Пит слабым голосом.
От ходьбы у него снова открылась рана.
– Не знаю.
В чем бы ни была причина, я не могу просто стоять и ждать, пока Пит истекает кровью. Я встаю поискать какую-нибудь палку и почти сразу нахожу стрелу, отскочившую от кольчуги Катона. Не успеваю я наклониться, как по арене прокатывается многократно усиленный голос Клавдия Темплсмита:
– Приветствую финалистов Семьдесят четвертых Голодных игр! Сообщаю вам об отмене недавних изменений в правилах. Детальное изучение регламента показало, что победитель может быть только один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!
В стену летит кружка, даже услышав это от Джоанны, Китнисс надеялась, что всё будет не так, что им с Питом позволят выиграть.
На миг раздается шум помех и наступает тишина. Не веря своим ушам, я тупо таращусь на Пита. Постепенно до меня доходит: они и не собирались оставлять в живых нас обоих. Распорядители продумали все заранее, они используют нас, чтобы устроить самый драматичный поединок за всю историю Игр. И я, как дура, купилась.
Китнисс качает головой, которая безвольно опускается, а Пит приобнимает девушку, пытаясь утешить.
– Если подумать, этого следовало ожидать, – спокойно произносит Пит.
С трудом, морщась от боли, он встает и медленно идет ко мне, доставая из-за пояса нож.
Прежде чем я успеваю задуматься о своих действиях, мой лук заряжен, а стрела нацелена прямо в сердце Пита. Он удивлен, ножа в его руке уже нет, он летит в озеро и с плеском уходит под воду. Я бросаю оружие и, сгорая от стыда, отступаю назад.
– Нет, – говорит Пит, – сделай это. Он подходит и сует лук мне в руки.
– Я не могу. Не буду.
– Ты должна. Иначе они снова выпустят переродков или еще что-нибудь придумают. Я не хочу умереть, как Катон.
– Тогда ты застрели меня, – говорю я с яростью, отпихивая от себя лук. – Застрели, возвращайся домой и живи с этим!
– Нет, – прошептал Пит.
И, сказав, понимаю, что смерть здесь и сейчас гораздо лучше такой жизни.
– Гораздо, – прошептала Китнисс.
– Ты знаешь, что я не смогу, – говорит Пит, отбрасывая оружие. – Что ж, все равно я умру раньше тебя.
Он наклоняется и стаскивает с ноги повязку, уничтожая последнюю преграду для покидающей его крови.
– Нет, не убивай себя! – кричу я, падая на колени и отчаянно пытаясь перевязать рану снова.
– Китнисс, я хочу этого.
– Не оставляй меня здесь одну, – умоляю я, потому что точно знаю: если Пит умрет, я никогда не вернусь домой по-настоящему. Всю оставшуюся жизнь я проведу здесь, на арене, снова и снова мысленно прокручивая эти минуты и думая, как его можно было спасти.
Китнисс утыкается в плечо Пита, каждое последующее слово ранит её всё больше.
– Послушай, – говорит Пит, поднимая меня на ноги, – мы оба знаем, что им нужен один победитель. Только один из нас. Прошу тебя, стань им. Ради меня.
Он еще продолжает что-то в том же духе – как он меня любит, и чем станет для него жизнь без меня. Я не слушаю: в голове, как птица в клетке, бьются его предыдущие слова.
Им нужен один победитель.
Да, им нужен победитель. Без победителя все их хитроумные планы и все Игры теряют смысл. Капитолий останется в дураках, и виноваты будут распорядители. Возможно, их даже убьют, медленно и мучительно, и казнь покажут на всю страну.
Мы с Питом должны погибнуть оба, или… они должны думать, что мы погибнем…
– Китнисс, – то ли восхищённо, то ли возмущённо бормочет Финник.
Непослушными пальцами я нащупываю и отвязываю кожаный мешочек у себя на поясе. Пит хватает меня за запястье.
– Я не позволю тебе.
– Доверься мне, – шепчу я.
Он долго смотрит мне в глаза, потом отпускает мою руку. Я раскрываю мешочек и отсыпаю немного ягод сначала в ладонь Пита, потом себе.
– На счет три?
Пит наклоняется ко мне и целует, очень нежно.
– На счет три, – говорит он.
Мы становимся спиной друг к другу, крепко сцепляем свободные руки.
– Покажи их. Пусть все видят, – просит Пит.
– Ты понял её план? – тихо интересуется Эффи.
– Я доверился, – просто отвечает блондин.
Я раскрываю ладонь; темные ягоды блестят на солнце. Другой ладонью сжимаю руку Пита, как сигнал и как прощание, и начинаю считать:
– Один. – Вдруг я ошибаюсь? – Два. – Вдруг им все равно, если мы умрем оба? – Три!
Обратной дороги нет. Я подношу ладонь ко рту и бросаю последний взгляд на мир. Ягоды едва попадают мне на язык, и тут начинают греметь трубы.
Их рев перекрывает отчаянный голос Клавдия Темплсмита:
– Стойте! Стойте! Леди и джентльмены! Рад представить вам победителей Семьдесят четвертых Голодных игр – Китнисс Эвердин и Пита Мелларка! Да здравствуют трибуты Дистрикта-12!
Китнисс выдыхает, падая на спинку дивана, таща за собой и Пита, который всё ещё обнимает её. Да и все в комнате выглядели так, словно с их души слетел огромный камень.
– Конец главы, – оповещает Эффи, вытягивая руку с книгой.
========== Глава 23 ==========
– Я следующий, – тихо говорит Цинна, забирая книгу у Эффи. – Глава 23.
