Текст книги "Читая «Голодные игры» (СИ)"

Автор книги: aleswit

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Чёрт возьми, – прошипела девушка, побежав на звук компании… Так и есть, вся её «книжная» компания сидит вместе с мамой и Прим, смеются и общаются, словно знакомы множество лет.

– Что здесь происходит? – так сладко, как только могла, осведомилась Китнисс, хотя, со стороны её улыбка напоминала гримасу, а мёд в голосе был похож скорее на яд. Китнисс злилась. Очень злилась.

– Я булочек принёс, – улыбнулся Пит, глядя на Китнисс виноватым взглядом.

– Мы просто решили познакомится с твоей семьёй, – как ни в чём ни бывало говорит Финник, поедая булочку с козьим сыром.

– Почему ты не рассказывала, что… завела столько новых друзей? – с обидой и удивлением интересуется мама Китнисс, всё ещё смущённая составом этой компании, в которой, как оказалось, проводит время её дочь.

– Как-то… к слову не пришлось, – закусила губу девушка, всё ещё не зная, что говорить, куда себя девать и что вообще эти «новые друзья» наговорили… Едва ли они сказали правду, во всяком случае Китнисс хочется на это надеяться.

– Слушай, Кит, – девушка хмурится слыша своё новое прозвище, ей оно не особо нравится, впрочем, Финник мог назвать её ещё хуже, так что Кит не худший вариант. – проведи экскурсию по дому, остальным это не очень интересно, а вот я горю от желания посмотреть, чем живёт Огненная девушка, – ослепительно улыбается Финник, Китнисс уже было придумала, как поязвительнее ответить этому красавчику из Дистрикт-4, даже открыла рот, собираясь произнести пару фраз, которые совсем не стоит произносить в присутствие матери…

– Огненная девушка? – поднимает бровь миссис Эвердин, переводя взгляд с побледневшей Китнисс, на вмиг посерьёзневшего Финника.

– Пойдём, Фин, – Китнисс акцентирует внимание на последнем слове, отмечая, что ей доставляет удовольствие гримаса Одэйра. – покажу тебе дом, – кивает девушка, Финник тут же идёт за ней.

– Прости, – шепчет он, стоит им немного отойти от остальных, – вырвалось.

– Бывает, – кусает губы девушка, замечая, что Пит тоже увязался следом. – Что вы рассказали? Как объяснили… происходящее и ваше присутствие? – резко спрашивает Китнисс, едва закрылась дверь.

– Я хочу научиться охотиться, поэтому втайне уже несколько месяцев провожу время в лесу с тобой и Гейлом, – пожимает плечами Пит. – твоя мама не то, что бы поверила, но и вопросов лишних задавать не стала.

– А все остальные просто приехали к Хеймитчу, мы с Джо захотели посмотреть лес, а там встретили вас троих, слово за слово и дружба завязалась, – дополняет Финник.

– Не очень то правдоподобно, – морщит нос Китнисс.

– В день Жатвы всё встанет на свои места, а пока и так сойдёт, – трёт переносицу Пит. – Ты уверенна, что не хочешь им рассказать?

– Пока не дочитаем книгу нет… А там, – Китнисс замялась. – не знаю, в зависимости от исхода книги…книг.

Дело было к обеду, когда читающие покинули семью Китнисс, дабы продолжить чтение книги. Это далось им нелегко, Джоанна, Эффи, Цинна и Финник не могли оторваться от Прим, а Пит, Китнисс и Хеймитч расспрашивали миссис Эвердин обо всех способах выживания и о том, как-то или иное растение может помочь в экстренной ситуации. Женщину это настораживало, особенно вопрос о том, как остановить заражение крови лишь тем, что растёт в лесу, но вопросов она не задавала… Даже если и пыталась, то её тут же перебивали, задавая очередной вопрос.

Джоанна запрыгнула на спину Гейла, тот, хоть и ворчал, но всё-таки не стал сбрасывать девушку, «довезя» её аж до деревни победителей, Китнисс и Пит неосознанно держались рядом, так близко, что их руки почти соприкасались, Хеймитч и Финник обсуждали возможные варианты развития событий в книге, а Цинна, прямо на ходу, что-то рисовал в небольшом блокноте.

Зайдя в дом они тут же расселись, пока Хеймитч и Эффи расставляли тарелки с наваристым супом. Выглядел суп не очень, но пах изумительно, а на вкус, да ещё и со свежим хлебом, принесённым Питом, очень даже вкусный. Поев, Китнисс и Джоанна стали убирать посуду, а Хеймитч в это время достал книгу, открыв её на следующей главе.

– Все готовы? – поинтересовался мужчина, все кивнули, сосредоточив всё внимание на нём. – Глава 19.

Сквозь сон слышу шум дождя, барабанящего по крыше нашего дома. Просыпаться не хочется: приятно лежать, тепло укутавшись в одеяла, в безопасности. Смутно чувствую, что болит голова. Конечно, я подхватила грипп, и поэтому меня не будят, хотя я сплю, наверное, уже очень долго. Мамина рука гладит мою щеку. Обычно я ей этого не позволяю: не хочу, чтобы она знала, как мне не хватает ее ласки. Как мне не хватает ее самой, с тех пор как я перестала ей доверять. Потом я слышу голос, чужой голос, не мамин, и мне страшно.

– Китнисс, Китнисс, ты меня слышишь?

Я открываю глаза, и чувство уюта и безопасности тает как дым. Я не дома, не с мамой. Я в полутемной, холодной пещере, где у меня мерзнут ноги и пахнет кровью. Передо мной появляется худое, бледное лицо какого-то парня,

– Какого-то парня, – прыскает Джоанна.

я пугаюсь, потом узнаю его:

– Пит.

– Привет, – говорит он. – Рад снова видеть твои глаза.

– Я долго была без сознания?

– Точно не знаю. Я проснулся вчера вечером, а ты лежишь рядом в жуткой луже крови. Сейчас кровотечение, кажется, прекратилось, но я бы на твоем месте не пытался вставать.

Осторожно приподнимаю голову; она забинтована. От одного этого движения мне сразу становится дурно. Пит подносит к моим губам бутыль, и я жадно пью.

– Ты идешь на поправку, – говорю я.

– Еще как. Штука, которую ты мне вколола, делает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти прошла.

Кажется, Пит не сердится за то, что я его обманула, подсунула ему снотворное и убежала на пир.

– Как я могу сердиться, если ты жива, рядом, да ещё и жизнь мою спасла? – ухмыляется блондин.

Хотя, возможно, он меня просто жалеет, потому что я такая слабая, а потом еще задаст мне перцу. Как бы то ни было, сейчас он сама доброта.

– Ты ел?

– Угу. Слопал три куска грусятины и только потом понял, что надо экономить. Не волнуйся, теперь я на диете.

– Все в порядке. Тебе надо есть. Я скоро пойду охотиться.

– Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе.

Выбора у меня нет. Пит кормит меня кусочками грусятины и изюмом, поит водой. Потом растирает мне ноги, чтобы они согрелись, укутывает их своей курткой и по самый подбородок застегивает спальный мешок.

– Твои ботинки и носки еще сырые. При такой погоде не скоро высохнут, – говорит он.

Гремит гром. В щель между камнями видны всполохи молний на небе. Сквозь трещины в потолке протекает дождь; Пит сделал у меня над головой навес из пленки.

Китнисс опускает глаза, приятно, когда о тебе заботятся… Она настолько привыкла к тому, что всегда заботится о других именно она, что с трудом представляет обратное.

– Интересно, зачем это все устроили? Грозу, дождь. Точнее, для кого?

– Для Катона и Цепа, – отвечаю я уверенно. – У Лисы наверняка есть где спрятаться. А Мирта… она собиралась меня мучить, но тут…

Мой голос замирает.

– Я знаю, что Мирта погибла. Видел ее вчера в небе. Ты ее убила?

– Нет. Цеп проломил ей голову камнем.

– Хорошо, что ты ему не попалась.

Воспоминания о пире накатывают со всей силой. Я чувствую тошноту.

– Я попалась. Он меня отпустил, – говорю я. И потом, конечно, рассказываю остальное, все то, что до сих пор держала в себе, потому что Пит был слишком слаб для расспросов, а я была еще не готова пережить это заново. Взрыв, боль, смерть Руты, мое первое убийство и хлеб от Одиннадцатого дистрикта. Все, без чего нельзя понять случившееся на пире и то, как Цеп вернул мне долг.

– Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? – искренне удивляется Пит.

– Ты удивлён? – поднимает бровь Джоанна.

– Сейчас нет, зная Китнисс, её мотивы, её жизнь, но в книге, наверное, да, – пожимает плечами Мелларк.

– Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять.

– Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком.

– Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна.

– Глупости, – закатывает глаза Пит.

– А говорил, что понимаешь, – грустно улыбнулась Китнисс, а Пит вздохнул.

– Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? – спрашивает Пит. – Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых.

– Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог. И с чего вдруг?

– Сама знаешь с чего, – отвечает Пит. В голове плещется боль, когда я качаю головой. – Хеймитч говорил, что тебя непросто убедить.

– Хеймитч? А он тут причем?

– Ни при чем… Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга?

– Было бы неплохо, – ухмыляется Хеймитч.

Шутка меня только расстраивает.

– Мне кажется, Цеп славный парень. В Дистрикте-12 он мог бы быть нашим другом, – говорю я.

– Если так, то пусть его лучше убьет Катон, – мрачно отвечает Пит.

Я вообще не хочу, чтобы кто-то убивал Цепа. Не хочу, чтобы кто-то еще умирал. Такие рассуждения не для арены, не для победителей.

– Вот именно, – строго говорит Джоанна, как бы обращаясь к той Китнисс.

Как я ни сдерживаюсь, на глазах у меня выступают слезы.

Пит смотрит на меня с тревогой:

– Что с тобой? Очень больно?

Я не называю настоящую причину, но говорю правду. Правду, которая больше похожа на минутную слабость, а не на окончательное поражение.

– Я хочу домой, Пит, – произношу я жалостливо, как ребенок.

– Ты поедешь домой. Обещаю. – Пит наклоняется и целует меня.

– Я хочу прямо сейчас.

– Знаешь что, – говорит он, – ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?

– Идет, – шепчу я. – Разбуди меня, если надо будет покараулить.

– Не беспокойся. Я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу. И потом, кто знает, сколько ещё это продлится?

О чем это он? О дожде? О передышке, которую он нам дает? Или об Играх? Мне слишком грустно, и я слишком устала, чтобы спрашивать.

– Думаю, обо всём сразу, – отвечает Цинна.

Когда Пит меня будит, снова вечер. Дождь превратился в ливень; вода с потолка уже не капает, а течет струйками. Под самую сильную Пит подставил банку. Мне стало лучше; я уже приподнимаюсь, почти не чувствуя головокружения, и просто умираю от голода. Пит тоже. Он явно не мог дождаться, пока я проснусь, чтобы поесть вместе.

Еды немного: два кусочка грусенка, немножко разных кореньев и горсть сухофруктов.

– Оставим что-нибудь на завтра? – спрашивает Пит.

– Нет, давай доедим все. Мясо и так уже давно лежит, не хватало нам еще отравиться.

Я делю еду на две равные части. Мы стараемся есть медленнее и все равно управляемся за две минуты. Желудок недовольно ворчит.

– Завтра идем на охоту, – говорю я.

– От меня толку мало, – отвечает Пит. – Я никогда раньше не охотился.

Гейл прыскает, все переводят взгляд на него.

– Я видел, как охотится Пит… Ну, пытается, – хмыкает Гейл, Китнисс пинает его в бок.

– Думаю, – начинает девушка, стараясь не смотреть на уязвлённого Пита. – Гейл имеет ввиду, что Пит издаёт слишком много шума для охотника, да и с луком не очень дружит… В этом нет ничего зазорного, – тут же оправдывается девушка, глядя прямо на Пита. – это же был первые раз, просто вряд ли на арене ты научишься быстрее…

– Да ещё и с больной ногой, – кивает Гейл, Пит хмурится, обдумывая их слова и приходя к выводу, что до игр он должен стать настолько хорош в этом, насколько только сможет.

– Я буду убивать, а ты готовить. Еще ты можешь нарвать зелени и ягод.

– Хорошо бы тут рос какой-нибудь хлебный кустарник.

– Тот хлеб, что мне прислали из Дистрикта-11, был еще теплым, – вздыхаю я. – На, пожуй. – Я протягиваю Питу пару листиков мяты, потом бросаю несколько себе в рот.

Из-за дождя трудно даже разглядеть изображение в небе, но одно ясно: сегодня все целы. Значит, Катон и Цеп еще не встретились.

– А куда ушел Цеп? Что там, на той стороне арены? – спрашиваю я Пита.

– Поле. Трава мне по плечи, и нигде ни тропинки. Целое разноцветное море. Может, там и съедобные злаки есть.

– Уверена, что есть. И Цеп знает, как их отличить. Вы туда ходили?

– Нет. В траву никто не хотел соваться. Жутко. Мало ли что… Вдруг там змеи, или бешеные звери, или трясина.

Примерно так запугивают жителей Дистрикта-12, чтобы они не совались за ограждение. Я опять невольно сравниваю Пита с Гейлом. Гейл увидел бы в этом поле прежде всего источник пищи, а уж потом бы думал об опасностях – настоящие они или выдуманные.

– Извини, что тебе попался я, – язвительно говорит Пит. Эти слова его очевидно задели.

– Если бы ей попался не ты, то один из трибутов уже был бы мёртв, – замечает Финник.

– Или близок к этому, ведь без тебя не было бы и «несчастных влюблённых», ради которых изменили правила, – соглашается с ним Эффи. А вот эти слова задевают Гейла.

Китнисс невольно анализирует поведение Пита и Гейла, понимая, что они, скорее всего, прекрасно знают о чувствах друг друга по отношению к Китнисс, а значит, ей самой нужно принимать решение побыстрее, дабы не создавать ещё больший конфликт.

И Цеп явно из того же теста. Пит, конечно, не неженка и не трус, хотя, должно быть, если в твоем доме всегда пахнет хлебом, на многие вещи смотришь по-другому и не задаешь лишних вопросов. Интересно, что бы подумал Пит о наших с Гейлом совсем не безобидных шуточках по поводу порядков в Панеме? И о гневных речах Гейла против Капитолия? Удивился бы или возмутился?

– Вот на том поле, должно быть, и хлебные кусты растут, – говорю я. – Что-что, а на голодающего Цеп совсем не похож. Наоборот, отъелся.

– Или у него очень щедрые спонсоры, – говорит Пит. – Я уж и не знаю, чем заслужить, чтобы Хеймитч нам хоть хлеба прислал.

Я удивленно поднимаю брови, и тут до меня доходит, что Пит ничего не знает о недвусмысленном намеке Хеймитча: один поцелуй – одна пинта бульона.

– Куда уж мне, – снова злится Пит, а Финник фыркает.

Говорить об этом вслух, конечно, не годится. Если зрители поймут, что мы их всё время дурачили, еды не видать как своих ушей. Надо действовать постепенно, чтобы правдоподобно выглядело. Я беру руку Пита и лукаво говорю:

– Наверное, он сильно поиздержался, помогая мне усыпить тебя.

– Кстати, – говорит Пит, переплетая свои пальцы с моими. – Не вздумай устроить что-нибудь подобное еще раз.

– А то что будет?

– А то… а то… – Пит не знает, что сказать. – Вот подожди только, придумаю.

– Гениально, – протягивает Джоанна.

– Вот это аргумент, – так же серьёзно соглашается с ней Финник.

– Да замолчите вы, – отмахивает Пит, заставляя их расхохотаться.

– В чем проблема?

– В том, что мы оба живы. Поэтому тебе кажется, что ты поступила правильно.

– Я действительно поступила правильно.

– Нет! Не делай так, Китнисс! – Пит до боли сжал мою ладонь, и в его голосе слышен неподдельный гнев. – Не умирай ради меня. Я этого не хочу. Ясно?

Его настойчивость пугает меня, но, с другой стороны, тут открывается прекрасная возможность заработать еду, и я продолжаю в том же духе:

Пит не злится на Китнисс за то, что она пытается спасти их жизни, но сердце неприятно колет. Похоже, у него никаких шансов на Китнисс нет, во всяком случае книжная Китнисс и думать не думает о Пите, как о реальном парне, лишь играя на публику.

– А может, я сделала это ради себя. Тебе не приходило в голову? Может, не ты один… кто беспокоится… кто боится…

Я теряюсь. Не умею так ловко обращаться со словами, как Пит. И пока говорила, я представила, что на самом деле потеряла Пита, и поняла, как сильно хочу, чтобы он жил. Не из-за спонсоров, и не из-за того, что скажут потом дома, и даже не потому, что боюсь остаться одна. Из-за него самого. Я не хочу терять мальчика подарившего мне хлеб.

Китнисс почему-то краснеет, Гейл хмурится, а в сердце Пита вновь оживает надежда, отбросив подальше мрачные мысли, которым он придавался всего минуту назад, возможно для него ещё не всё потерянно.

– Боится чего, Китнисс? – тихо спрашивает он.

Жаль, что нельзя задвинуть шторы, закрыть ставни, как-то отгородиться от шпионящих глаз Панема. Пусть даже нам не дадут еды. То, что я чувствую, должно принадлежать только мне.

– Хеймитч просил меня не касаться этой темы, – уклончиво говорю я, хотя Хеймитч тут ни при чем и сейчас, наверное, ругает меня последними словами за то, что я в такой момент все испортила.

– Это точно, – хмурится будущий ментор, грозно глядя на Китнисс.

Пита непросто сбить с толку.

– Тогда мне придется догадываться самому, – говорит он, придвигаясь ближе.

Впервые мы целуемся по-настоящему. Никто из нас не мучается от боли, не обессилен и не лежит без сознания; наши губы не горят от лихорадки и не немеют от холода. Впервые поцелуй пробуждает у меня в груди какое-то особенное чувство, теплое и захватывающее.

Китнисс краснеет ещё больше, закусывая губу.

Впервые один поцелуй заставляет меня ждать следующего.

– Наконец-то и наша огненная, хотя, в этом вопросе, скорее снежная девушка, – ухмыляется Финник. – оттаяла…

– Да здравствует Питнисс, – прыскает Джоанна поднимая вверх ладонь, по которой тут же ударяют все, кроме Гейла, выглядящего так, словно его тошнит, Китнисс, красной как помидор, и Пита, который настолько растерялся от резкой перемены книжной Китнисс, что даже порадоваться этому не может.

А его нет. Точнее, есть, но совсем легкий, в кончик носа, потому что Пит отвлекся на другое.

– Кажется, у тебя опять кровь. Иди ложись. И вообще уже пора спать, – говорит он.

Я надеваю носки, они уже почти сухие. Заставляю Пита надеть куртку. Он совсем замерз, промозглый холод пробирает насквозь. Настаиваю, что буду дежурить первой, хотя ни он, ни я нe ожидаем, что кто-то явится в такую погоду. Пит соглашается при условии, что я тоже залезу спальный мешок. Я не возражаю, так как уже вся дрожу. Две ночи назад у меня было чувство, будто Пит в миллионах миль от меня, зато сейчас застигнута врасплох его близостью. Мы укладываемся, Пит подсовывает мне под голову свою руку и обнимает, словно защищает даже во сне. Меня давно никто так не обнимал; с тех пор, как умер отец и я отдалилась от матери, ничьи руки не внушали мне такого чувства безопасности.

Пит пытается сдержать улыбку, а Китнисс всё ещё не может оторвать взгляд от собственных рук.

Я лежу в очках и вижу, как капли дождя разбиваются о пол пещеры. Ритмично и убаюкивающе. Несколько раз я начинаю дремать и тут же просыпаюсь, злясь на себя и чувствуя вину. Выдерживаю так три-четыре часа, потом бужу Пита. Он, кажется, не против.

– Если завтра дождь перестанет, я найду нам место высоко на дереве, и мы сможем спать оба, – обещаю я, погружаясь в сон.

На следующий день с погодой все так же. Ливень не прекращается ни на минуту, как будто распорядители всерьез задумали нас утопить.

– Думаю, это время чисто для вас, – замечает Финник.

– С чего бы это? – поднимает бровь Гейл.

– Стоит дождю прекратиться, как они начнут двигаться, а какая романтика в движение, – тоном знатока отвечает Эффи.

От раскатов грома трясется земля. Пит собирается пойти искать еду, но я отговариваю: сейчас ничего дальше своего носа не увидишь, только вымокнешь до нитки. Он и сам это понимает, просто от голода уже хоть на стену лезь.

Еще один день клонится к вечеру, и никаких признаков перемены погоды. Хеймитч – наша единственная надежда, а он не дает о себе знать: то ли денег мало – а цены сейчас запредельные, – то ли недоволен впечатлением, какое мы производим. Скорее второе. Я первая готова признать, что смотреть на нас сейчас не потрясающе интересно. Голодные, ослабевшие, почти не двигаемся, стараясь не потревожить раны. Сидим, укутавшись в спальный мешок, тесно прижавшись друг к другу – ясно, что не из-за большой любви, а из-за холода. Бывает, задремлем для разнообразия.

Да и как дальше развивать наши романтические отношения? Вчерашний поцелуй удался неплохо, но как опять направить дело в нужное русло?

– Я знаю кое-что, что поднимет ваши рейтинги до потолка, заставив спонсоров пачками присылать подарки, – широко улыбается Финник, двусмысленно двигая бровями, за что получил смех Джоанны и Хеймитча, злой взгляд Китнисс и удар локтём от Пита.

В Дистрикте-12 я знала девушек, для которых это проще простого, однако у меня никогда не было ни времени, ни желания заниматься такой ерундой. И потом, от нас явно ждут не просто поцелуя, иначе бы мы получили еду еще вчера. Что-то подсказывает мне, что обычными знаками любви тут не отделаешься. Хеймитч хочет чего-то личного, хочет, чтобы мы изливали душу перед публикой. Разве не на это он подбивал меня, когда готовил к интервью? Даже думать противно. Мне, а не Питу. Может, попробовать разговорить его?

– Слушай, Пит, – беззаботно говорю я. – На интервью ты сказал, что любил меня всегда. А когда началось это «всегда»?

– Э-э, дай подумать. Кажется, с первого дня в школе. Нам было пять лет.

Китнисс подняла глаза на Пита, тот лишь кивнул, мол, да, это правда.

На тебе было красное в клетку платье, и на голове две косички, а не одна, как сейчас. Отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе.

– Показал отец? Почему?

– Он сказал: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером».

– Серьёзно? – удивляется Китнисс.

– Абсолютно, – печально улыбается Пит.

– Да ну, ты все выдумываешь! – вырывается у меня.

– Вовсе нет. Так и было. Я еще спросил отца, зачем она убежала с шахтером, если могла выйти за тебя? А отец ответил: «Потому что когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

– Это правда. Про птиц. Точнее, было правдой, – говорю я.

Я удивлена и неожиданно растрогана тем, что пекарь так сказал Питу. И еще… возможно, мне не хочется петь не оттого, что я считаю это пустой тратой времени, а оттого, что пение и музыка слишком сильно напоминают об отце?

– А потом, в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины», и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела.

Китнисс снова смутилась, а Пит нежно на неё посмотрел, вспоминая ту маленькую, но уже такую храбрую девочку, которую он когда-то полюбил.

– Да ладно, перестань, – говорю я, смеясь.

– Нет, это так. И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни… А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой.

– Так и не собрался, – добавляю я.

– Не собрался. Можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.

Секунду-другую меня переполняет почти идиотское счастье, а потом я просто не знаю, что думать. Разве мы не должны придумывать подобную чепуху, чтобы казаться влюбленными? Но рассказ Пита так похож на правду. Потому что в нем есть правда. Об отце и птицах. О красном платье в клетку… у меня действительно было такое, а потом его носила Прим, пока оно совсем не превратилось в лохмотья уже после смерти отца. И еще это объясняет, почему Пит ценой побоев отдал мне хлеб в тот ужасный голодный день. Если сходится так много, то… может быть, и остальное правда?

– Неужели до неё начинает доходить? – Джоанна закрывает ладошкой рот в притворном изумление.

– Даже не думал, что доживу до этого момента, – поджимает губы Хеймитч, серьёзно кивая.

– У тебя… очень хорошая память, – говорю я, запинаясь.

– Я помню все, что связано с тобой, – отвечает Пит, убирая мне за ухо выбившуюся прядь. – Это ты никогда не обращала на меня внимания.

– Зато теперь обращаю.

– Ну, здесь-то у меня мало конкурентов.

Мне снова хочется невозможного: спрятаться ото всех, закрыть ставни. Под ухом прямо-таки слышу шипение Хеймитча: «Скажи это! Скажи!». Я сглатываю комок в горле и произношу:

– У тебя везде мало конкурентов.

– Ай, молодец, – улыбается Хеймитч, зная, что именно это он и хотел бы услышать от Китнисс.

В этот раз я наклоняюсь к Питу первой. Наши губы едва касаются, когда глухой звук снаружи пещеры заставляет нас вздрогнуть от испуга. Я хватаю лук, но уже все затихло. Пит смотрит сквозь щель между камнями и радостно вскрикивает. В следующую минуту он уже стоит под дождем и протягивает мне какой-то предмет. Серебряный парашют с корзиной! Внутри – мы даже не мечтали о таком – свежие булочки, козий сыр, яблоки и, самое главное, большая миска той бесподобной тушеной баранины с диким рисом. То самое блюдо, которое я назвала Цезарю Фликерману моим самым большим впечатлением в Капитолии.

Пит вползает обратно в пещеру, его лицо сияет как солнце.

– Наверное, Хеймитчу надоело смотреть, как мы умираем с голоду.

– Наверное, – соглашаюсь я. В голове у меня звучит довольный, хотя и несколько усталый голос Хеймитча: «Да, да, вот что мне нужно, солнышко».

– Конец главы, – оповещает Хеймитч, книгу тут же выхватывает Джоанна, горя желанием продолжить чтение без лишних слов. Её желание разделяют все собравшиеся.

Комментарий к Глава 19

я ещё болею, но буду стараться возвращаться в привычный ритм. «От любви до ненависти» завтра отправляется на переработку, после чего будет опубликован пролог, остальные главы будут исправляться и добавляться постепенно. На днях так же будет продолжение «Огненное море».

========== Глава 20 ==========

– Глава двадцатая, – читает Джоанна.

Меня так и подмывает влезть руками в миску бараниной и запихивать ее в рот горсть за горстью. Пит меня останавливает:

– С рагу лучше не торопиться. Помнишь нашу первую ночь в поезде? Я тогда наелся жирного, и те было плохо, а ведь перед этим я даже не голодал, как теперь.

– Умно, – кивает Хеймитч.

– Ты прав. А так хочется проглотить все одним махом! – говорю я с сожалением. Ничего не поделаешь. Мы с Питом ведем себя на зависть благоразумно: каждый съедает булочку, половину яблока и крохотную, размером с яйцо, порцию баранины с рисом. Я специально ем маленькой ложечкой – в корзину положили даже столовые приборы и тарелки – и смакую каждый кусочек. Потом с вожделением смотрю на миску.

– Хочу еще.

– Я тоже. Давай так. Потерпим часок и, если к тому времени нас не начнет мутить, съедим еще, – предлагает Пит.

– Идет, – соглашаюсь я. – Но час будет очень долгим.

– Может быть и не очень, – говорит Пит. – Что ты там говорила перед тем, как прислали еду? Что-то обо мне… нет конкурентов… самое лучшее в твоей жизни.

Финник прыскает, даже Пит не может удержаться от смешка.

– Насчет последнего не помню, – говорю я, надеясь, что в пещере слишком темно и зрители не увидят, как я покраснела.

– Ах да. Это я сам об этом думал… Подвинься, я замерз.

Я двигаюсь, чтобы Пит мог залезть вместе со мной в мешок. Мы прислоняемся к стене пещеры, Пит обнимает меня, а я кладу голову ему на плечо. Так и кажется, что Хеймитч пихает меня локтем, чтобы я не расслаблялась.

– Значит, с пяти лет ты совсем не обращал внимания на других девочек? – спрашиваю я Пита.

– Ничего подобного. Я обращал внимание на всех девочек. Просто для меня ты всегда была самой лучшей.

Китнисс закусила губу и снова покраснела.

– Представляю, как обрадовались твои родители, узнав, что ты любишь девчонку из Шлака.

– Мне все равно. И потом, если мы возвратимся назад, ты не будешь девчонкой из Шлака. Ты будешь девушкой из Деревни победителей.

А ведь правда. Если вернемся, каждый из нас получит дом в части города, специально предназначенной для победителей Голодных игр. Давным-давно, когда Игры только появились, Капитолий построил в каждом дистрикте по дюжине прекрасных домов. В Дистрикте-12, конечно, занят только один, а в большинстве других вообще никто никогда не жил.

Меня вдруг осеняет не слишком приятная мысль:

– Единственным нашим соседом будет Хеймитч!

Китнисс притворно содрогается, остальные же громко смеются.

– А что, здорово, – говорит Пит, обхватывая меня покрепче. – Ты, я и Хеймитч. Очень мило. Будем устраивать пикники, праздновать дни рождения и пересказывать старые истории о Голодных играх долгими зимними ночами, сидя у камина.

– Говорю же, он ненавидит меня! – возмущаюсь я и тут же смеюсь, представив Хеймитча своим приятелем.

Хеймитч мягко пихает Китнисс в бок, на что та заливается смехом.

– Ну, не всегда. Когда Хеймитч трезвый, он о тебе дурного слова не скажет.

– Хеймитч не бывает трезвый!

– Эй, – возмущённо выдохнул Хеймитч, который не пил с того самого дня, как на его пороге очутились книги.

– Да, верно. Видно, я его с кем-то спутал… Ну да, точно. С Цинной. Вот кто тебя обожает.

Цинна тихонько смеётся, кивая. Китнисс нежно ему улыбается.

Хотя не очень-то радуйся: в основном это потому, что ты не дала деру, когда он захотел тебя поджечь.

– Не только по этому, – ухмыляется Цинна.

А что до Хеймитча… держись от него подальше. Он тебя ненавидит.

– По-моему, ты говорил, что я его любимица.

– Ну, меня-то он ненавидит еще больше.

– Я в восторге от твоей логики, – поднимает ладони вверх Джоанна.

– Сам пребываю в восхищение, – прыскает Мелларк.

Если подумать, людской род вообще не в его вкусе.

– Спасибо, – прыснул Хеймитч, закатив глаза.

Думаю, зрители с удовольствием повеселятся за счет Хеймитча. Он так давно на Играх, что стал для многих кем-то вроде старого приятеля. А уж после того нырка со сцены его и вовсе каждая собака знает. Сейчас его наверняка вытащили из парадной и мучают расспросами. Чего он там о нас наговорит? Вообще-то ему не позавидуешь: у большинства менторов есть напарник – другой победитель, а Хеймитч всегда один отдувается. Почти как я, когда была без союзника. Просто разрывается, наверное, между желанием выпить, постоянными интервью и заботой о нас.

Странное дело: мы с Хеймитчем терпеть друг друга не можем, и, однако, Пит, возможно, прав, что мы похожи. Как иначе я смогла бы так легко его понимать? Что вода близко просто потому, что он мне ее не присылает. А успокоительный сироп нужен вовсе не для того, чтобы облегчить Питу страдания. А теперь я знаю, что должна разыгрывать влюбленность. Хеймитч, похоже, даже не пытался связываться подобным образом с Питом.

– Сейчас я в вас схожести не вижу, – дует губы Эффи. – но Китнисс после Жатвы стала совсем другой, возможно, вы действительно стали мыслить в одном направление.

Он знает, что для Пита тарелка бульона – это просто тарелка бульона.

– Интересно, как ему это удалось? – спрашиваю я. Странно, что этот вопрос не пришел мне в голову раньше. Наверное, потому, что еще недавно я не воспринимала Хеймитча всерьез.

– Кому? Что удалось? – не понимает Пит.

– Хеймитчу. Как он сумел победить в Играх?

Хеймитч судорожно вздыхает, когда лица его будущих трибутов поворачиваются к нему.