Текст книги "Театр военных действий (СИ)"
Автор книги: Алена 220
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== Часть 1 ==========
– Папа! – выдохнул Изуна. – Это же Сенджу! Я его видел! – и подобрался, готовясь броситься вперед.
– Стоять! – Таджима ухватил сына за ворот. Картину у реки он уже успел оценить, и сейчас пристально всматривался в густые заросли на другом берегу – там мелькало что-то белое. Шаринган приблизил и добавил картинке резкости, в переносице заломило – и Учиха во всех подробностях разглядел таящегося в кустах мальчишку, а также выражение его лица. – Ага… шпионим, значит…
Белобрысый пацан в кустах – наверняка родственник того, с которым возится сын, мало его пороли… прячется – значит, первый может о нем не знать. Шаринган не обманешь, мальчишки не играют в дружбу.
Наверняка – донесет, а может и специально послан родителем – хотел же он сперва послать Изуну следить за братом… и что было бы тогда? Изуна привел бы его, мелкий шпион с того берега привел бы своего папашу… и с вероятностью восемь из десяти – они бы взаимно ухлопали друг друга.
К его руке кончиками пальцев прикасался младший сын. Текли мгновения, превращенные в часы вращением шарингана.
Он мог сейчас убить обоих Сенджу, или проследить за Мадарой, а в следующий раз – прийти сюда в сопровождении десятка лучших воинов клана, глядишь – поймает рыбку покрупнее двух сопляков. Врагов надо убивать, а не обниматься с ними, поступать так – все равно, что плюнуть на могилы… сын обозлится, может, начнет его ненавидеть – зато будет жив. А со временем поймет…
Таджима колебался, впервые в жизни не уверенный, как поступать.
Изуна замер, затаив дыхание – почувствовав огромное напряжение, охватившее отца.
Дети смеялись, валяясь по песку в шутливой схватке.
Белобрысый шпион отступил дальше в лес, но не ушел, затаился за деревом. О чем думал этот ребенок, на лице которого переплелись обида, возмущение и гнев? Может быть – вспоминал мертвых?
– За мной, – шепнул Учиха, и двинулся вдоль берега, намереваясь сделать крюк.
Прикрытые гендзюцу, они перебрались на другой берег за поворотом реки. Таджима напряженно прислушивался к чакре: он не хотел упустить мальчишку, а тот умело скрывался для своего возраста. Изуна следовал за ним в десяти шагах, и Учиха одобрительно ухмыльнулся – сын был почти незаметен, а «почти» для него означало «полностью» для остальных.
А вот и их цель. Стоит у дерева, сжав кулаки.
Таджима шагнул на поляну – беззвучно, неосознанно коснувшись рукояти меча. Шаг, еще шаг, почти вплотную, на расстояние протянутой руки… устремив взгляд на тонкую шею, представил, как сжимает ее пальцами…
Сенджу замер, почувствовав опасность, медленно повернулся и отшатнулся назад. Зрачки его расширились, рука дернулась к кунаю…
Но что может ребенок против взрослого?
Учиха шагнул вперед, вывернул мальчишке руки и пережал пару точек на шее, не давая завопить на весь лес. Аккуратно уложил носом в землю, уселся сверху – добыча продолжала брыкаться – и принялся связывать, превращая юного шпиона в подобие кулька.
Младший сын присел рядом, с любопытством рассматривая пленника. Странный… он не видел раньше никого с такими белыми волосами и алыми глазами, похожими на шаринган. Даже руку протянул – потрогать. Тот отдернул голову, оскалился, отплевываясь от попавшей в рот травы.
Таджима впихнул кляп и подхватил Сенджу под мышку.
– А теперь посмотрим, с кем общается мой малоумный сын…
Когда Мадара замер, широко распахнув и без того большие глаза и приоткрыв рот – Хаширама не подумал, что друг его разыгрывает. Он умел отличать искренние чувства, и сейчас Мадара был искренне напуган. Поэтому Сенджу мигом развернулся, готовясь отражать атаку… и почувствовал, как сердце проваливается куда-то вниз.
Учиха. Настоящий Учиха шел к ним текучей походкой, похожий на сгусток мрака в черной одежде – лишь белым пятном выделялся треугольник острого лица. И… белая макушка из-под рукава…
– Ну, здравствуй, сынок, – шелковым голосом сказал Учиха.
– Мпфы! – невнятно сказал Тобирама, но выражение его лица не оставляло сомнений – он был невысокого мнения о своем брате и о ситуации, в которой они оказались.
========== Часть 2 ==========
Таджима смотрел на телодвижения детей, и предчувствовал начало долгой и мучительной головной боли. Оба, как по команде, качнулись назад – испуг и неожиданность, и оба тут же шагнули вперед – желая прикрыть другого.
Он никогда в жизни не ругался вслух, и втайне гордился способностью доносить свои мысли до буйных родичей без многоэтажных конструкций. Но сейчас Учихе как никогда хотелось перейти на язык адептов бога крови и порока Дзясина.
В глазах его сына горел шаринган и решимость применить против отца все свои невеликие умения.
Мальчишка в руке дернулся, и Таджима слегка встряхнул его, перехватив поудобнее. Сенджу, стоящий рядом с Мадарой, был белым, как мука, и смотрел остановившимися глазами. А чакра сына скручивалась чудовищным напряжением, легко и стремительно, послушная, как не у всякого взрослого, превращаясь в острие, направленное точно в его переносицу.
«Боевое гендзюцу. Лет через пять можно будет смело отдавать ему клан и отправляться на покой. Если он меня к тому времени в могилу не загонит…»
Таджима пристально всмотрелся в лицо Сенджу, читая на нем смятение и отчаянье. И приподнял за шиворот пленника.
– Я вижу, твой друг знаком с этим мальчиком?
Опытному шиноби нет нужды в ответах, высказанных вслух. Особенно, если у него есть шаринган.
– Вижу, что знаком. Малыш, ты же не хочешь, чтобы твоему родичу свернули шею? Если не хочешь, тебе следует пойти со мной. Тихо и без глупостей…
– Тьфу… ани-чан, они все равно нас убьют! – завопил пленник, дивным образом сумевший избавиться от кляпа. Учиха легонько стукнул его по макушке – чтоб прикусил язык.
– Со мной, – повторил он. – И без глупостей.
В конце концов, двое малолеток – невеликая угроза.
Он сделал выбор, увидев глаза сына.
Сила Учиха – в порывах их духа. Не в «тысяче рук» и толпе союзников, не в мифическом благословении Рикудо, не в огромных резервах чакры – ничего этого не было у них. Но была Сила, которая поднимает в бой почти мертвое тело, заставляет вцепиться в глотку врага и утащить его с собой на тот свет, а после этого – выжить. Поэтому их клан держится черным утесом в море врагов уже многие сотни лет…
Но была у этой силы другая сторона… Учиха, пробудивший шаринган, желая защитить, в десятки раз сильнее того, кто пробудил шаринган, желая защититься. Но если защитить не получилось… он делался одержимым местью. Такие уходили из клана, посвящая свою жизнь единственной цели – уничтожению врага. Родичи сторонились их – считалось, что «мстители» находятся наполовину в мире мертвых, и отчасти это являлось правдой – в присутствии таких людей другим делалось страшно и тяжело. Их мысли следовали странными путями, их сила была очень велика. И они не останавливались, пока не достигали своей цели – изведения под корень всего, чем мог дорожить объект мести, и создания ему невыносимых условий жизни – обычно, с помощью долгих и разнообразных пыток.
Таджима помнил легенды – «мстителей» в семье давно не случалось. Но он понял, что мог не только вызвать к жизни древнюю сказку, но и приобрести для клана смертельного врага – в лице собственного сына. И перед глазами явственно предстала полустертая страничка летописи: «На этом клан Учиха прекратил свое существование…»
Что ж, если Мадаре так нужен этот Сенджу, он согласен потерпеть. В конце концов, пережил же он стада ежей, ужей, лисят, барсучат и прочей лесной живности в доме. Эти, по крайней мере, не будут гадить по углам.
Выбравшийся из кустов Изуна вертел головой между отцом и братом.
– Ну, вперед, – Учиха показал ладонью направление и закинул мальчишку-заложника на плечо.
Хаширама бросил на него отчаянный паникующий взгляд, и Мадара постарался выдавить из себя улыбку. Его до сих пор трясло – отец так давил аурой, что сильные воины клана падали на колени. Ему полагалось бы лечь пластом, а он умудрился как-то прикрыть Хашираму, и мало того – сам готовился напасть на отца.
Что их ждет?
Долгожданный шаринган выхватывал из памяти отдельные картинки, предвещая обоим нерадостное будущее.
Таджима Учиха в миру был человеком тихим, спокойным и вежливым, с клиентами – внимательным и терпеливым, с семьей и кланом – заботливым. Самое грубое слово, слышанное Мадарой от отца, было: «Идиоты вы мои», и то звучало больше сочувствующе. И маленьким он не понимал, почему перед его милым и добрым папой все трясутся и заикаются.
Но потом он увидел папу в пыточном подвале.
– Поверь, мне очень неприятно это делать, – голос был наполнен искренним сочувствием. – Я мог бы просто пошарить у тебя в голове, вот только ты после этого останешься идиотом. Да и знать ты наверняка ничего ценного не знаешь – тебя ведь забросили к нам, как наживку, не первый случай, да-да. Мне искренне жаль, что ваши старейшины разменивают жизни почти детей, чтобы заманить нас в ловушку. Поэтому давай ты попробуешь поговорить со мной без применения грубых средств. Мы можем даже отпустить тебя, разумеется, если ты поклянешься уйти подальше из этих мест, и не поднимать оружие против нашего клана. Не хочешь? Мне искренне жаль…
Спустя несколько суток захваченный в плен Сенджу, исходящий ненавистью и презрением к Учихам, превратился в скулящее животное, готовое вылизывать ноги былым врагам. А Мадара понял, что если человек всегда спокоен и вежлив, то он может быть достаточно силен, чтобы это себе позволить…
Он еще не раз видел, как отец работает – вскрывает человека, как заячью тушку, искренне сочувствуя его положению и огорчаясь необходимости своих действий. Действовало это неотразимо.
Мадара попытался представить, как точно так же искренне огорчаясь, Таджима Учиха прикажет казнить предателя. Хотя нет, не прикажет. Свернет потихоньку шею и объявит пропавшим.
А как же Изуна?
Брат бежал рядом, поглядывая с тревогой и недоумением. Мадара улыбнулся ему, и начал разгонять источник чакры, готовясь к возможному бою. Он не думал о том, что отец намного сильнее. Он думал только о том, что ему, возможно, придется защищать троих.
Они шли не к селению Учиха.
В какой-то момент отец выдвинулся вперед, и мир мигнул – так ощущались некоторые скрывающие гендзюцу. А потом Мадара запутался в направлениях.
Шаг – солнце справа, шаг – солнце слева, шаг – золотистый рассвет, шаг – алый закат. Внезапно кровь прилила к голове, словно бы он висел вверх ногами. Сладко и душно запахло болотными цветами, потом – свежими лепешками и копченой рыбой. А потом он споткнулся на ровном месте и полетел носом в черный песок.
– Ой, где это мы? – воскликнул рядом Изуна.
– В секретном убежище, – отозвался отец. – Оно известно только мне и совершенно не находимо снаружи.
Мадара сел и огляделся – голова кружилась. Рядом, покачиваясь, сидел Хаширама, а на лбу у него наливался синяк – треснулся о камень.
Они находились под обрывом на берегу высохшей реки – ширина русла говорила, что когда-то здесь был сильный поток, но теперь от него осталось только несколько луж. Было очень жарко, и блестящие черные песчинки остро поблескивали на солнце.
– Скорее за мной, – позвал отец. – Здесь опасное солнце.
По уступам скалы они взобрались наверх, к пещере – щели в стене изъеденного временем гранита. Кто-то, вероятно, сам Таджима, приспособил к входу бамбуковую дверь – из темноты дохнуло прохладой.
– Итак, дети, – громко сказал старший Учиха, сбрасывая с плеча свою брыкающуюся поклажу. – Это ваш дом на ближайшие пару месяцев точно.
========== Часть 3 ==========
– Еда, вода и лекарства здесь есть, постараетесь – найдете, – продолжал Таджима. – Вам предстоит долгое время провести по соседству. Сбежать отсюда невозможно. Этот мир – пустыня, на многие месяцы пути здесь нет ничего живого. Днем солнце раскаляет землю так, что от нее, едва прикоснувшись, можно получить сильные ожоги. Ночью мороз. Иногда случаются песчаные бури. В этой пещере – единственный источник воды, который я нашел. И предупреждаю, – он пристально посмотрел на беловолосого Сенджу, в которого уже вцепился… видимо, брат. Слишком похожая чакра. – Если я, вернувшись, недосчитаюсь кого-то из своих детей – убью кого-то из вас. Так что, прежде, чем строить планы мести, вспомните о том, что за ваше желание отомстить заплатит ваш брат. А если вы решите удрать, то просто умрете от жажды и солнечных ожогов.
Он встретился глазами с Мадарой, накладывая информационное гендзюцу.
– На этом оставляю вас думать о своем поведении, и надеюсь, что вернувшись, найду всех вас живыми и здоровыми. Не забывайте закрывать двери и расходуйте запасы экономно.
– Папа! – крикнул Изуна, когда он шагнул за порог. – А если ты не вернешься?
– Мадара найдет дорогу, – ответил он. Прыгнул с каменного карниза, извернувшись в воздухе, как падающий кот, и пропал, не коснувшись земли.
Оставлять детей было тяжело, но необходимо. У него не было никаких логических объяснений своим поступкам, но было чутье, сродни чутью пчел на погоду. Он просто понял – так надо. Как можно скорее спрятать детей там, где их не найдут ни свои ни чужие. Всех детей. И устраниться.
И не допрашивать сына по свежим следам, а подождать, пока успокоится. Его малыш вырос… единственный, кто успел… нет, не вспоминай! С ним уже нельзя разговаривать, как с ребенком, нельзя давить, требуя послушания. Он готов был сражаться, а не бежать, он взял на себя ответственность. И если Таджима не хотел, чтобы после его смерти сын вздохнул с облегчением, ему следовало быть очень осторожным. Как тогда, когда он шел по поющим полам в замке дайме почти пятнадцать лет назад…
Учиха беззвучно засмеялся воспоминаниям. Тогда он впервые сошелся в бою с нынешним главой клана Сенджу. Интересно, этот мальчишка не его ли сын? Очень похож… Тогда они были ровесниками Мадары и его друга. Даже война была как не с ними. Они почти улыбались друг другу, танцуя на потолочных балках, гонялись друг за другом сквозь наполненный ловушками лабиринт. А потом откуда-то выскочил отец, крикнул «дело сделано!», метнул кунай в сторону и его противник закричал: «Итама!»
А потом он три дня сидел у постели умиравшего от яда брата.
Вот как растет река крови – по капле…
Но он отказался пить из этой реки, когда взял на руки своих детей. Он был отец и глава клана – значит, отец не только для нескольких человек, а для нескольких сотен. Ему нужен был трезвый рассудок. И он заставил себя забыть о ненависти, посмотрев в отражение собственных глаз. Он отправил тайное послание Буцуме Сенджу, успевшему стать главой своего клана, предлагая перемирие, назначил встречу… ему повезло, что его шаринган недавно переродился в высшую форму.
Когда они остались вдвоем в опаленном лесу на спекшейся в шлак земле, залитой кровью воинов Сенджу, его противник крикнул, что никогда не примет мира с убийцами брата.
«Твоя воля», – ответил он и ушел, не оборачиваясь и стараясь не думать о том, как рискует, оставляя за спиной недобитого врага.
Теперь уже точно – врага…
Но его предчувствие говорило – так надо…
И вот итог – эти дети, шагнувшие вперед в едином порыве защитить друг друга.
Тысячи мелочей, сплетающихся в судьбу…
Он бежал через лес, закрыв глаза и видя сквозь веки, как в кровавом мраке будущего прорезывается просвет.
Мадара поморгал, надавил пальцами на переносицу. Голова кружилась после того, как отец запихнул в него гендзюцу с кучей информации по этому миру.
«Ты вырос, – сказал ему Таджима, неслышимый для остальных. – Я этому рад. Ты понимаешь, почему я привел вас сюда?»
«Дома их убьют, – мысленно ответил Мадара. – А ты этого не хочешь, раз не убил сам. Ты будешь держать их здесь, как заложников?»
«Первое – да. Если какая-нибудь мать, потерявшая детей по вине Сенджу, захочет подкинуть им поганку в еду, я могу не уследить. Второе… сомневаюсь. Ты мог бы заметить сам, что Сенджу никогда не пытаются освободить тех, кто попал в плен. Они страшатся шарингана и полагают тех, кто побывал у нас, завороженными. Таким, если им случается освободиться, предлагают покончить с жизнью, опасаясь невольного предательства. Их почти тысяча против наших трех сотен – что им двое детей, пусть даже это дети главы клана? Буцума Сенджу всего лишь голос этой толпы, а власть – в руках старейшин, которые, в отличие от наших, не сидят с детьми, а считают прибыль».
«Тогда зачем?»
«Надежда, – отец усмехнулся. – И еще они нужны тебе, и этого довольно. Не давай Изуне передраться с белобрысым. Знание об этом мире и о дороге я тебе передал. До встречи, сын».
И ушел.
Мадара остался за старшего. В не самом безопасном мире, с ограниченными запасами, с тремя детьми, один из которых его брат, второй придурок, а третий готов в глотку вцепиться…
Он подавил желание вздохнуть и ссутулиться, подошел к двери и закрыл ее – она прилегла удивительно прочно, не оставив ни щелочки. Обернулся и посмотрел в круглые глаза Хаширамы.
– Здесь бывают песчаные бури. Поэтому надо закрывать дверь.
В эти пещеры не проникал солнечный свет, только в зале у самого входа был сумрак, различимый обычными глазами. Поэтому Хаширама остался с братом и помогал ему растирать онемевшие руки и ноги, а Учихи отправились во тьму запутанных коридоров, искать кладовки и спальни.
Акустика здесь была превосходная – они еще долго слышали злое шипение младшего Сенджу и оправдывающийся голосок старшего.
– Мадара-нии, – тихо обратился к нему Изуна. – Что тебе сказал папа?
– Он хочет, чтобы оба Сенджу остались живы. Надеется повлиять на их отца… он глава клана Сенджу, папа узнал по чакре.
– Думаешь, у него получится? – спросил Изуна с глубоким сомнением.
– Я надеюсь…
– Но почему сюда, а не домой?
– А ты сам подумай. Как бы люди не желали мира, всегда может найтись тот, чье горе сильнее этого желания. Если бы ты умер, я бы плюнул на благо клана…
Изуна шмыгнул носом.
– Я тоже. Слушай, а что мы будем с ними делать?
– Жить. Целоваться необязательно, но придется следить, чтоб они не покалечились в темноте. Особенно этот беленький, он точно попробует сбежать… смотри, кажется, мы нашли склад.
Склад впечатлял. Мадара с изумлением рассматривал штабеля запечатывающих свитков, возвышающиеся до самого потолка. Рис, рыба, фрукты, овощи, соль, готовая еда, сакэ…
– Ого! Неужели папа в одиночку все это сюда притащил?
– Нет. Посмотри, здесь написаны даты…
Две тысячи пятьсот пятьдесят… две тысячи шестьсот семьдесят восемь… две тысячи восемьсот…
Последние свитки были подписаны трехтысячным годом и подписью «Таджима». Почти десять лет назад…
– Ни хрена себе! Рис, которому пять сотен лет! Ой! Брат, иди сюда, посмотри!
На свитке значилось: «Тысяча девятьсот девяностый год. Мясо Сенджу маринованное. Приятного аппетита, дорогие потомки! Масао Слепой Меч».
– Шутник он был, однако…
– Ты думаешь, там и впрямь… это самое?
– Кто его знает… может, оленина. Но проверять меня не тянет. Как раз в те времена по легендам случились великие бедствия, пробуждение демонов огня, земли и моря, ночь, которая длилась год, потом мор и голод… не удивлюсь, если и до людоедства дошло.
– А Масао, это ведь тот самый, из сказки…
– Похоже, сказка правдива. Вот что, спрячем эту штуку подальше, а потом отца спросим, чье там мясо и зачем этот склад.
– А давай над Сенджу пошутим!
– Не надо, они и так напуганные. Вот сбежит от нас этот белобрысый, ищи его потом. И Хаширама обидится.
========== Часть 4 ==========
Он не знал, что такое мечтать.
Хаширама мог сколько угодно говорить о мире и понимании, но сам он понимал только то, что вокруг идет война. И пускай их враги такие же люди, а не злобные демоны, вряд ли те, кто убил их братьев, сожалели об этом. Скорее, порадовались, что Сенджу меньше стало.
И встреча с врагами означала одно из трех – его смерть, либо чужую, либо кто-нибудь убежит.
А подкрасться к нему незамеченным было невозможно… до этого дня.
Учиха скрутил его с небрежной ловкостью, и Тобирама проклинал себя: мало того, что позволил себе попасться, так еще и застыл, как кролик перед змеей, не смог предупредить брата…
Это конец, решил он. Хорошо, если быстрая смерть. А если врагам захочется поразвлечься? Выражение лица младшего Учихи напоминало маленького ребенка, раздумывавшего, что оторвать мухе первым, лапки или крылышки.
Боль пугала его.
«Если ты попал в плен, ты уже мертв, – учили в клане. – Позабудь о боли, она пройдет. И направь свои цели на то, чтоб не дать врагу узнать ценную информацию».
Жаль, что он был еще слишком молод, чтобы освоить технику остановки сердца. Попробовать откусить себе язык не получится, Учиха сделал новый кляп, теперь и зубы не сомкнуть.
Его охватило странное оцепенение. Воображение помимо воли подкидывало жуткие картинки, он пытался не думать, но все равно воскрешал в памяти тошнотворный ужас истерзанных тел в том доме… Хашираму долго трясло и тошнило, отец ругался, а он смотрел, запоминал и думал: «так же будет со мной, если я буду слаб и неосторожен…
Боги, дайте твердости мне и брату!»
От чужой одежды пахло горьким дымком осенних листьев, хвойной смолистостью и чем-то будоражащим, пряным. Это какая-то специя, или запах, присущий им всем, Катон и нрав едкий, как горный перец? Что за чушь лезет в голову… это потому, что Учиха горячий, как жаровня, и чужое сердце бьется ровно и сильно, отсчитывая ритм, убаюкивая. Наверное, он просто устал бояться.
Куда они идут?
Что это за место?
Усаженный на холодный камень, Тобирама не мог поверить – это все? Их не убьют, не станут пытать? Учиха гнусно ухмыльнулся, наверняка догадываясь о его мыслях, а потом просто ушел.
Хаширама прятал глаза, распутывая хитрый узел на его запястьях. Из-за плеча брата он бросил взгляд на Учих; старший смотрел тяжело, и от его взгляда внутри рождалась холодная дрожь. Младший улыбался, и эта улыбка была еще страшнее. А если оторвать жучку ножки?..
Жить рядом с этими?
Учихи ушли в темноту, и он не выдержал – высказал брату все, что думал, теми словами, какими отец общался с запоровшими миссию. Хаширама захлопал глазами, жалобно скривил губы, но не заплакал, а упрямо надулся.
– Ты говорил, что нас убьют, но не убили ведь…
Болван…
– Потому, что хотят шантажировать отца!
– Получится у них, как же… – горько прошептал Хаширама.
– Я надеюсь, что не получится!
– А я не хочу, чтобы ты погиб!
– Я лучше погибну, чем стану предателем!
– Тора!
Тобирама вскочил, отошел к двери, уселся лицом к стене и начал медленно дышать, пытаясь успокоиться. Пережитый ужас грозил выплеснуться позорной истерикой – нельзя показывать Учихам свою слабость.
Нужно успокоиться. Нужно собраться… он может бороться, пока он жив.
Учиха сделал ошибку, когда не убил его сразу. Он найдет дорогу из этой пещеры, выберется, вытащит Хашираму… если тот, болван, сам не нарвется…
Тобирама прикусил губу, заморгал – сильно сдавило в груди и в горле.
– Эй, не плачь…
– Оставь меня в покое, пожалуйста.
Хаширама потоптался рядом, вздохнул и отошел.
– Ты здесь ночевать собрался? – спросил Учиха. Тобирама промолчал.
– На всякий случай сообщаю, что твоя комната в левом коридоре прямо за поворотом. Комната Хаширамы напротив. Уборная, ванная через две двери. Рис в котелке, потрудись его съесть до утра. Иначе свяжу и буду кормить с ложечки, как маленького.
Тобирама вскинулся, готовый огрызнуться, но Учиха уже ушел.
Он внимательно прислушивался и краем глаза следил за происходящим в пещере. Учихи носили дрова и футоны, варили обед, Хаширама помогал им…
Предатель.
Было очень больно.
Но сидеть носом в стенку бессмысленно… надо усыпить бдительность, вести себя не враждебно, исследовать местность и искать способ побега. Отмечать дни, чтобы успеть до конца двух месяцев…
– Эй, Сенджу… может, все-таки, поешь? – обратился к нему младший Учиха. Тобирама большим усилием удержал себя, чтобы не пожелать врагу подавиться и сдохнуть.
– Оставь его. Захочет, сам поест, – буркнул старший.
Хорошо еще, что Хаширама молчит…
Учихи и брат убирали пещеру, вымели песок и пыль, и ушли куда-то в глубину темных коридоров. От подвешенного над очагом котелка одуряюще пахло, от голода сводило живот, но Тобирама только плотнее обнял себя за плечи. Надо было, как следует, запомнить тот путь, по которому они сюда попали, хоть он и мало, что разглядел, вися на плече Учихи…
Надо было составить план… и убедить Хашираму вести себя осмотрительнее…
Он уже почти успокоился. Уже не давило так в горле при мысли о брате. Тобирама устроился поудобнее, вытянул затекшие ноги, прислонился к теплому камню стены… и провалился в темноту. Усталость взяла свое…
Мадара, выглянувший в зал спустя несколько минут, хмыкнул, осторожно приблизился и поднял белобрысого Сенджу на руки. Спать на камнях не лучшая идея, особенно, когда от двери уже ощутимо тянуло вечерним холодком, а лечить простуду никто из них не умеет.
– Изу, разложи футон, ладно? А ты помоги его раздеть, нечего пыль в постель тащить…
Взрослый Учиха, тот самый, с жесткой улыбкой и железными пальцами, несет его, уже не перекинув через плечо, а на руках, как совсем маленького, а в высоте летят кроны деревьев и яркие звезды. Он не пытается освободиться, охваченный страхом и головокружительным восторгом почти полета, запах пряностей, хвои и осенних костров волнует и одновременно успокаивает… мысли и желания спутываются и размываются… и почему-то лежать в руках врага не кажется неправильным…
Отец никогда не носил его на руках…
========== Часть 5 ==========
Самый лучший способ спрятать какую-то вещь – сделать так, чтоб ее не искали, а если возникла надобность спрятать человека, лучший способ – заставить всех считать его мертвым. И шиноби достигли в этом искусстве немалых успехов, особенно, клан Учиха, известный искусством гендзюцу. А что есть гендзюцу? Способ воздействия на реальность с целью ее исказить. Учиха не раз проворачивали такие фокусы, создавая новые лица и новые жизни себе и своим людям.
А теперь ему надо скрыть пропажу наследников обоих кланов, причем, так, чтобы это не ухудшило ситуацию между Учиха и Сенджу. Хотя, куда уж хуже… Таджима понимал, что если дети Сенджу просто исчезнут, их будут искать. Наследники клана – это не дети какого-нибудь гэнина, Буцума перевернет окрестные леса корнями к небу просто ради того, чтоб гены и тайны Сенджу не попали в руки врагов.
Если представить все так, как будто они убили друг друга… допустим, печать Огня могла уничтожить тела Учиха, но на Сенджу таких техник не стояло, он проверил это в первую очередь. Тела детей Главы клана вряд ли стали бы вскрывать, но все же…
Ему нужна была помощь.
От места, где растут одуванчики, в сторону облака, похожего на перо, до дерева с птичьим гнездом, а потом идти ровно туда, где солнце вставало четыре дня назад, до границы воды и земли. Хоть ручей, хоть лужа…
Он не понимал, как это работает, но работало – как та тропа, которой он шел в мир пустыни. Едва он нашел одуванчики, как тут же по правую руку сквозь кроны заметил облако, дерево с гнездом нашлось шагов через тридцать, а мелкий ручей тек у его корней. И всякий раз, когда он становился на эту дорогу, он делался невидим для всех, кого не вел с собой…
Таджима шагнул в воду, не применяя чакру, под ногами взвились облачка песка и ила. И пришло то зыбкое ощущение, которое означало границу миров.
Она уже была тут.
Очень высокая женщина в простой одежде и с черными косами до самой земли. Ее узкое лицо казалось недобрым, бледные губы не улыбались, но черные глаза смотрели тепло, и Таджима улыбнулся ей, склоняясь в поклоне.
– Здравствуй, Таджима.
– Здравствуйте… госпожа Сэй.
– Тебя давно не было.
– Дела.
– И ко мне ты по делам, конечно?
– Простите.
– За что? Пойдем, расскажешь мне о своих делах…
Она протянула ему руку и повела сквозь текучий и меняющийся мир.
– Ты был в пустыне, – задумчиво сказала женщина. – И провел туда четверых. Хорошо – ты стал сильнее.
– Как раз об этих четверых я и хотел поговорить. Их нужно спрятать так, чтоб не искали.
– И ты хочешь, чтобы я создала обманку? Волосы принес?
– Да.
– Хорошо. Четыре тела займут около десяти дней. А ты пока отдохнешь и расскажешь мне, что там у вас происходит.
Он попал сюда, когда был совсем молодым – едва исполнилось восемь. Случайно, убегая от погони, выбежал на границу, и долго не мог с нее уйти, пока госпожа Сэй не пришла и не вывела его к своему дому.
Таджима не знал, кто она такая, и долго гадал: дочь или сестра основателя Индры? Сестра самого Рикудо? Сестра его матери, пришедшей, неизвестно, откуда? Или вовсе сказочная ками? Госпожа не отвечала на эти вопросы, ссылаясь на запрет. Нельзя говорить, и все тут. И она сразу же предупредила Таджиму, чтоб он не пытался вызнавать у нее что-то окольными путями. А все свои догадки ему лучше держать при себе.
Как шиноби, он понимал опасность некоторых знаний, а как тот, кто еще недавно был ребенком, помнил сказки, герои которых попадали в неприятности из-за того, что лезли, куда не следовало. Подсмотрел, как жена превращается в лисицу, и лишился жены и детей. Спалил птичьи перья, и улетели птицы-помощники. Распустил язык – и прогневал духов.
Что ж, если попал в сказку, надо следовать сказочным законам.
Время здесь текло по-другому, летело ураганом – за те десять дней, которые он будет отдыхать и рассказывать новости госпоже, пройдет лишь пара минут. А в мире пустыни напротив – время, казалось, заснуло, и те два месяца, которые он посулил детям, были двумя годами. За это время все решится: или он выбьет из Буцумы мирный договор, или их непрекращающаяся война полыхнет с новой силой. Но в этом огне он постарается сохранить своих детей, пусть даже вместе с детьми Сенджу.
– Чего ты вообще всполошился? – спросила госпожа на следующее утро, когда он помылся, выспался и позавтракал непонятным, но вкусным варевом из мяса, риса и овощей. – Привел бы их в клан, Сенджу – в подвал, и договаривайся с этим… Священным, или как там его зовут*. Не надо мне рассказывать про месть матерей – тех, кто нарушает приказ Главы клана, жарят на медленном огне. Чего ты испугался?
– Не знаю. – Таджима вздохнул. Конечно, глупо было что-то утаивать от нее. – Правда, не могу себя понять. Когда я увидел их, меня посетило странное предчувствие…
– Знак Судьбы… – задумчиво пробормотала Сэй. – Учиха и Сенджу встретились и подружились, вместо того, чтоб пытаться друг друга убить…
– Вы можете что-то об этом сказать?
– Я могу сказать, что ваша вражда давно прописана в крови. Вы рождаетесь с ней, как с вашими глазами. Если Сенджу и Учиха, незнакомые между собой и не знающие фамилий друг друга, встречаются, они в лучшем случае расходятся в разные стороны, а в худшем начинают ссору. Так происходит чаще всего.
