Текст книги "Не отрекайся от меня (СИ)"

Автор книги: Алекс Регул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Муж мог изменить, предать и бросить, но ты себя не потеряй.

Этому принципу она и подчинялась. И вот теперь в её жизни появился Дима. Он даже не появился, он ворвался. Врезался. Интересный, красивый, молодой и сильный. Иногда наивный, но такой… волшебный. Неземной. Тома часто думала, что было бы, если бы она его теперешнего, двадцатидвухлетнего, встретила, лет эдак на десять моложе, чем ей сейчас? Они были бы почти ровесники, и жизненный багаж у них был бы одинаково не обремененный лишней тяжестью обид и подозрений к людям.

Как тогда бы их отношения сложились? И сложились бы вообще?

Ответ на такой простой вопрос она не находила. Возможно из-за нелепости самого вопроса. Вернее  ответ она находила, но каждый раз он был другим. Иногда ей казалось, что она бы в Диму безумно влюбилась с первого взгляда, и они бы жили долго и счастливо всю оставшуюся жизнь. А иногда ей казалось, что без тех обид и того опыта, что заработала к тридцати годам, то есть на данный момент, она бы так сильно его не полюбила. Десять лет назад она была, в какой-то степени, наивна, вспыльчива и неосмотрительна. И могла бы просто не оценить Диму по достоинству.

А теперь Тома разобралась? Теперь она его оценила?

Похоже, что она всё такая же неопытная и ранимая, но усугубилось всё параноидальной недоверчивостью к мужчинам.  И с этим нужно было как-то бороться.  Она это понимала. Но при этом очень хотела… не пострадать. Наверное, это странно. Обычно влюблённый готов на всё ради любимого человек.  На любые ненужные жертвы, любые демонстративные выпады. Всё ради любви!

Раба любви… Но Тома ею становиться не хотела. Вернее, уже не смогла бы ею стать. Тумблер защиты всё время срабатывал и не давал впасть в безумие. Осмотрительная любовь. Такое бывает? Бывает. Особенно часто среди тех, кто уже немолод. И хотя Тома не была старой, но эмоциями своими она уже хотела управлять.

Разум и чувства. Разум спит, чувства безобразничают – это молодость. А сейчас разум бдит, чувства угнетены. Они есть и, как в том чёрном юморе, «пациент скорее жив, чем мёртв». Так и с Томой. Её чувства скорее живы, чем задушены разумом.

Она его любит. Но кричать и петь об этом не будет. Она будет прятать свою любовь ото всех, чтобы сохранить её. Потому что, если кто-нибудь; сестра, мама, его родственники, ударят в эту точку её души, отрицая саму возможность таких отношений с Димой, Тома погибнет.

Сохранив же тайну, она надеялась продлить жизнь любви. Свою жизнь с Димой. Жизнь, а не бесцветное существование, как было до него.

«Как долго я его ждала…

Как долго я его ждала».

***

Дима проводил Тому до двери в квартиру, ласково поцеловал на прощание и выпустил из объятий.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – повторила она и вошла в квартиру, обернулась, но так и не смогла закрыть дверь. Дима стоял и смотрел на неё. Он просто смотрел на неё... но его взгляда было достаточно, чтобы она не смогла закрыть дверь. Она не желала одним своим движением, лишать себя и его возможности видеть друг друга.

– Дима, – прошептала она.

Он прислонился к стене, и стоя напротив распахнутой двери в её квартиру, грустно улыбнулся.

– Я тебе завтра позвоню, – всё так же тихо прошептала она.

Ничего не произнося вслух, он ответил одними лишь глазами, что будет ждать её звонка.

Так они и стояли, напротив друг друга и молчали, пока в подъезд кто-то не вошёл, грохотом железной двери, не ознаменовав о своём прибытии. Тома вздрогнула и перепугано посмотрела на лестницу. Но по ней никто не поднимался. Лишь сдернутый с верхнего этажа лифт, подсказал, что тот, неизвестно кто, не пойдёт по лестнице и не увидит Тому с Димой. Он поедет на лифте на свой этаж. И Тома виновато посмотрела на Диму.

– Трусиха, –  спокойно сказал Дима, прекрасно понявший по встревоженному взгляду Томы, что она всё еще безумно боится демонстрировать их отношения.  Перед кем бы то ни было.

Он подошел к двери и закрыл её. Тома не препятствовала, она отступила вглубь прихожей и, замерев, наблюдала, как за закрывающейся дверью исчезает всё. И в первую очередь он. Теперь всё в её жизни будет связано, в первую очередь, с ним. С Димой.

Однако прошла суббота, потом воскресенье, а она Диму, так и не представила Любе, как своего мужчину.

Сомнения мешали. А время шло.

***

Май

Вечером в понедельник, с ошалевшими глазами, Люба ворвалась в парикмахерскую.

– Тома! Что было! Что было! Это улёт! Ты обалдеешь!

– Привет, – спокойно произнесла Тома, заканчивая наводить порядок вокруг кресла.

Она уже привыкла, что для эмоциональной Любы, почти любое событие могло быть – «улёт»! И тем ни менее, истории Любы ей нравились. Даже не смотря на их нередкую глупость и наивность.

Люба с разбегу плюхнулась в кресло рядом с Томой. Надежда только приступила к стрижке клиента. И по её равнодушному, мимолётному взгляду на соседнее кресло, можно было понять, что ей душераздирающие истории Любы поднадоели.

– Тома, ты даже не представляешь, какой у меня сегодня выдался день!

– Люба, рассказывай, не томи! –  наигранно встревожено сказала Тома и посмотрела на отражение Любы в зеркале. – Публика у твоих ног!

– А, ладно! У Машки сегодня была истерика! Я её едва до дома довела.

– Что у неё приключилось? – улыбнувшись, спросила Тома.

Она знала вышеупомянутую подругу племянницы, достаточно хорошо. Маша была красивая, и плохо то, что она об этом знала, поэтому характер у неё был не из легких. Но дружить она умела и Любу ценила.

– У неё приключилась любовь!

– И что в этом плохого? – подала голос Надежда.

– А то, что втюрилась она в брата Веры, Димку!

– А что его любить нельзя?  – встревожено, уточнила Тома.

– Наверное, можно, но это дохлый номер. Оказывается, он женат!

Надежда внимательно посмотрела на Любу и та, встретив ещё одного преданного зрителя, продолжила;

– Представляете?

А Тома уже ничего не представляла. Она вот уже несколько секунд, даже ничего не видела. Одно было хорошо, она всё ещё стояла, а не рухнула на пол подкошенная этой ужасной и мерзкой новостью.

– Это какой Дима? – уточнила Надежда, уже слышавшая об этом самом Диме от Любы и имевшая представление об объекте повествования. – Тот высокий брюнет, что приходит к нам стричься? Он ещё живёт где-то поблизости?

– Ну, да! Он! – подтвердила Люба.

– А вы, с Машкой, не знали раньше, что он женат? – всё так же, голосом дознавателя, спрашивала Надежда.

– Откуда? Мы же столько раз были у Веры в гостях, и никакой жены Димы там не было! О ней никто ничего не говорил. Мы были уверенны, что он свободен. Правда, на прошлой неделе, я, зная о Машкиной влюблённости, спросила у Димки напрямую, есть ли у него девушка?

– И что он? – спросила Тома, но не узнала свой собственный голос.

– Он очень удивился. Потом улыбнулся, и сказал, что у него нет девушки. У него есть кудесница. Самая настоящая кудесница! Том, а кто это такая?

– Кудесница?

– Ну, да.

– Я потом тебе постараюсь объяснить, – растерянно произнесла Тома, всё еще не понимая сути происходящего.

 Хотя она и вспомнила, что Дима именно её, на прошлой неделе пару раз, называл – Кудесницей. Она даже вспомнила, при каких именно обстоятельствах, он её так называл. А обстоятельства были из тех, что даже совершеннолетней Любе о них пока рано знать.

– А, ну, хорошо, – всё также с задором повествовала Люба. – Так вот, сегодня мы после пар пошли к Вере домой. А там было такое!

– Неужели вы застукали Диму с Кудесницей? – хихикнув, спросила Надежда.

– Хуже! Мы пришли как раз в разгар бурной семейной ссоры. Оказывается, внезапно приехала жена Димы и они ругались. Вернее, орала только она, а он молчал. Там правда был ещё какой-то мужик и, судя по тому, что жена Димы его называла «Папа», это был её отец. Отец у неё, конечно, упакованный тип. Наверное, из этих… из «новых русских». В шикарном костюме, руки в перстнях.

– А на шее цепь золотая в палец, – подсказала Надежда.

– Нет. Цепь я не видела. Костюм был, галстук был. Часы дорогие.  А цепь я не видела.

– Ну, ладно. Ты не отвлекайся! Дальше-то что было?

Надежда с головой ушла в эту историю и даже отвлеклась от клиента. А вот Томе было уже всё равно, что было дальше. Ведь главное она уже услышала, у Димы есть жена. Жена… Теперь ей стало понятно, почему он не предлагал ей расписаться.

«Но зачем умолял обвенчаться?

Это что такой способ двоеженства у особо изощрённых кобелей?

А зачем ему нужен был ребёнок от меня? Тоже чтобы потешить самолюбие»?

Тома не выдержала груза вопросов, подошла к кулеру, подставила стаканчик и по привычке набрала сначала холодной, а потом разбавила её горячей водой, до оптимальной температуры. И стала пить воду, пытаясь, успокоится. Живительная влага попадала в организм, а жизнь наоборот, казалось, покидает его.

В кармане завибрировал телефон, и сразу же зазвучала красивая мелодия. Тома извлекла телефон, посмотрела на дисплей и замерла. Звонил абонент «Дима». Она не могла ему ответить. И не потому, что не одна. Она не могла сейчас слышать его голос. Слишком больно. Возможно потом. Когда-нибудь.

– Тома, ты ответишь? – спросила Люба, заметив ступор тёти.

– Потом. Твоя история мне интересней. Не хочу пропустить самое интересное. Рассказывай.

И Тома, удержанием кнопки «решетка», перевела телефон в режим «без звука». Звук и вибрация тут же прекратились, но абонент продолжал звонить. Тома убрала телефон в карман и продолжила пить воду.

– Оказывается, – всё с тем же воодушевлением, продолжила Люба, – они давно женаты! Но у них вышла ссора и Дима ушел. Жена его долго искала и вот нашла. Она ему там что-то про свою любовь заливала, и всё такое. Мы, естественно, не старались подслушивать, но даже за ту пару минут, что были в квартире наслушались страстей… А Машка просто впала в транс. Ещё бы! У неё ведь были такие планы на Диму. Просто «Санта-Барбара» какая-то!

– Люба, ты-то, откуда знаешь про «Санта-Барбару»? – удивилась Надежда.

– А что? У меня мама всегда так говорит, на всякого рода страсти– мордасти. Тома, подтверди!

Тут все, включая клиента, посмотрели на Тому, которая отчаянно ощупывала свои карманы.

– Тома, ты чего потеряла?

– Сигареты не могу найти, – вполне серьёзно ответила она.

– Какие ещё сигареты? Ты же не куришь! – засмеялась Люба.

– Ах, да… Я же давно бросила курить, – пробормотала Тома и медленно пошла к кулеру за новой порцией воды. Опять поочерёдно набрала из обоих краников и стала пить. При этом смотря потерянным взглядом на улицу.

Единственным человеком, который догадался, что происходит, была Надежда. Она тут же переключила внимание Любы на себя и с азартом стала рассказывать, как в молодости влюбилась в лётчика. Хотя на самом деле хотела одного, быстренько достричь клиента и проводить Любу, чтобы дать возможность Томе не скрывать слёзы. Надежда их чувствовала и очень сопереживала женскому горю. А это было настоящее горе. Томе было плохо. Держась одной рукой за стену, она продвигалась по направлению к выходу. Несколько шагов на ватных ногах, и она все же дошла до двери, потянула ручку вниз и вышла из парикмахерской.

– Тома, ты куда?

– Люба, да пусть идёт на свежий воздух! У нас сегодня столько клиентов было. Просто, кругом голова! – придав голосу весёлые нотки, сказала Надежда.

Клиента она достригла через пару минут. Любу проводила до дверей ещё через несколько минут. Там же, на пороге, подхватила Тому и заволокла вовнутрь.

– Люба, ты иди домой! Мне с твоей тётей один маленький производственный момент нужно обсудить. Так что, до завтра!

– До завтра.

И Люба побрела в сторону подъезда. А Надежда с Томой вошли в парикмахерскую.

– Тома, присядь.

Та повиновалась и села в ближайшее кресло. Надежда достала из нижнего ящика своего столика бутылочку коньяка, и разлив по рюмкам янтарный напиток, подошла к Томе.

– У меня сегодня повод.

– Какой? – удивилась Тома.

– Годовщина знакомства… с прекрасным мужчиной.

– С Витей? – посмотрев на Надежду, спросила Тома, и приняла рюмку.

– Витя… Витя, это мой муж. А годовщина знакомства с другим мужчиной. Выпьем?

– Выпьем.

Они со звоном чокнулись и выпили.

– Жаль, закуски нет, – засуетилась Надежда, шаря в своей сумке. – А вот, нашла! Шоколадный батончик. Как знала, что пригодится. Купила вчера. Сейчас мы его приобщим к мероприятию.

Надежда быстро извлекла батончик из упаковки, положила на тарелку, волшебным образом возникшую всё из того же ящика стола, и порезала батончик на несколько кусочков.

– Ну, как?

– То, что надо, – ответила Тома, взглянув на закуску.

– Повторим? – указывая на коньяк, уточнила Надежда.

В ответ Тома лишь кивнула. И трёхлетний дагестанский коньяк растёкся по рюмкам.

– Теперь давай не чокаясь.

– Почему? – удивилась Тома.

– Потому, что любовь во мне умирает. Я её сама убиваю. Душу. А она… плачет.

– Надя, – Тома, шокированная таким признанием, на миг забыла о своих проблемах, – я даже не знаю, что сказать… А он знает о твоей любви?

– Нет! Что я дура? Моё признание будет неуместно.

– А я его знаю?

– Нет… – Надежда замолчала, опустила глаза и после небольшой паузы, тихо произнесла. –  Ты его не знаешь, – незаметно смахнула слезу и улыбнулась, – Будешь ещё?

– Наверное, мне хватит.

– А я, Томочка, с твоего разрешения продолжу.

Не дожидаясь ответа, Надежда разлила коньяк, опять по двум рюмкам.

– Тома, ты можешь не пить. Но рюмка твоя должна быть непустой. Понятно?

 – Да.

– Тогда слушай. У меня есть муж. Витя. А ещё есть другой человек. Он мне не муж. И вообще он мне никто. Но он есть. Я его вижу. Здороваюсь с ним. Иногда перекидываюсь парой фраз. Но… У него есть кого любить. А у меня есть муж. И всё же…  когда я его вижу… у меня такая боль в груди. И тоска. Понимаешь?

– Понимаю, – искренне призналась Тома.

– А вот я себя не понимаю.

Надежда выпила почти залпом. Тома на неё посмотрела, и рука её сама потянулась к полной рюмке. Рука потянулась, а губы разомкнулись, в ожидании очередной порции допинга. И вот уже две пустые рюмки стоят на столе перед большим зеркалом.

– Зато он тебя не предаст, – вздохнула Тома. – Как меня…

– Дима?

– Как ты догадалась?

– О тебе и Диме?

– Да.

– Не могу объяснить. Просто, я почувствовала твою боль. И мне стало плохо.  Со мною такое бывает… Поэтому я сейчас не только тебя пытаюсь вылечить, но и себя.

Надежда съела кусочек батончика и поморщилась.

– Может нам за нормальной закуской сходить? Благо и магазинчик имеется в минуте ходьбы. Что скажешь?

– Я не дойду. Давай без закуски?

– А давай!

И они продолжили. Когда до дна оставалось совсем немного, Тому прорвало:

– Надя, я ведь ему поверила! А он!

– Тома, подожди! Ты ничего не знаешь! Не принимай решения! Всё может оказаться не так, как тебе могло показаться.

– Но ведь жена существует!

– Допустим.

– Что значит «допустим»? Это факт!

– Допустим, – повторила Надежда.

– Ты чего повторяешь одно и то же слово? Что уже совсем поплыла от коньячка?

– Допустим, – улыбаясь, сказала Надежда, и они обе засмеялись.

 Слёзы обеих женщин ещё несколько рюмок назад пролились, и теперь они могли не плакать. А эмоции зашкаливали. И они смеялись, как не в себе. И им действительно стало легче.

– Тома, прошу, не руби с плеча!

– Хорошо.

– И постарайся не нападать на него. Пусть сам всё расскажет.

– Хорошо.

– Теперь тебя, что ли заклинило на слове «хорошо»?

– Да, похоже. Кстати, он же мне звонил.

Тома достала телефон и обнаружила двенадцать пропущенных звонков. И все от Димы. Он звонил через каждые пять минут. Тома протянула телефон Надежде.

– Посмотри.

Изучив список «пропущенных звонков», Надежда разлила остатки коньяка и победоносно произнесла:

– Тома, а ты ему нужна! Уж поверь мне. Я кое-что понимаю в этой жизни! И двенадцать раз мне никто не звонил. Однажды только было в моей жизни, что мне телефон обрывали и то сдались на восьмом разе. А тут двенадцать!

– И кто тебе восемь раз звонил?

– Банк! В котором, кредит брала, но вовремя не осуществила выплату.

Они вновь засмеялись и выпили «на посошок». Надежда заказала такси и через десять минут они прощались на улице.

– Тома, давай я тебя сначала до квартиры доведу.

– Вот уж новость! Поезжай! Как-нибудь без помощи поднимусь. В крайнем случае, на работе заночую. В кресле.

– Ты уверена, что тебе не нужна моя помощь? – уже почти разместившись на заднем сидении автомобиля такси, уточнила Надежда.

– Ты мне уже помогла.

– Ага, помогла! Душе во благо пошло наше общение, а здоровью во вред!

Они засмеялись и Тома, захлопнула дверцу. Такси медленно стало отъезжать, и Надежда махнула рукой. Тома в ответ тоже помахала, а когда машина скрылась за поворотом, она отправилась закрывать парикмахерскую.  Зашла вовнутрь, нашла свою сумочку, и достала из неё ключи. Подошла к двери. Но неожиданно дверь перед ней распахнулась.

Тома испугалась, и машинально отшатнулась от взволнованного Димы, который дышал как бык, на испанской корриде. Он был, как всегда, красив. Но почему-то сегодня казался невероятно высоким.

– Тома! Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я чуть с ума не сошел от твоего молчания! Если бы не обстоятельства, вынудившие меня оказаться за городом, я бы уже давно был у тебя.

– А ты знаешь, Дима, я сегодня тоже чуть с ума не сошла, – очень спокойно произнесла Тома. – Но теперь мне лучше.

– Ты пила, что ли?

– Да. Ещё вопросы есть?

– Тома, я хотел сам тебе всё рассказать.

– Ты о чём?

– О том, что я не в разводе.

– А, у тебя есть жена? – почти равнодушно спросила она.

– Тома, прости. Я не хотел тебя обидеть.

– Димочка, ну какие могут быть обиды? – её голос был ласковым, спокойным. И в тоже самое время – железобетонным. И Дима, его услышав, понял, что всё очень плохо. Тома чужая. Она его не пускает в свой мир. Её голос выстраивал нерушимую стену-преграду, за которой пряталась её раненная душа. –  Всё нормально, Дима. Только один нюанс. Я с женатыми мужчинами не встречаюсь. Извини, – улыбнулась, и пожала плечами. – Всего хорошего. Уходи.

– Тома! Дай мне возможность всё объяснить!

– Кричать не надо. Я не настолько старая. На слух ещё не жалуюсь.

– Извини, я не хотел на тебя кричать. Я хочу тебе объяснить, что всё не так, как могло показаться Любе.

– Дима, если хочешь говорить, говори. Я тебя слушаю. Вот даже присесть могу, – она присела в кресло и смиренно сложила руки на своих коленях, – Об одном прошу, сократи свою исповедь до минимума. Видишь ли, я сейчас всё равно, не оценю твои ораторские способности. И могу, элементарно заснуть на середине твоёй истории. У меня было много клиентов сегодня, я устала. Понимаешь?

– Понимаю. И не только это. Понимаю, что ты из последних сил хочешь казаться сильной. А на самом деле, я тебя ужасно обидел, и ты меня терпишь из последних сил. Да, я виноват, но я и не виноват… Я действительно женат. Но только потому, что мне не удаётся развестись. Родители против. Именно они блокируют развод всеми силами.

– И жена, – улыбнувшись, напомнила Тома.

– И она, – на выдохе, подтвердил Дима. – Тома, я с ней не живу, и жить не собираюсь.

– Милые бранятся, только тешатся. Ещё помиритесь. Она тебе изменяла?

– Нет.

– Тем более. Нет причин так крутить нос от законной.

– Тома! Я тебя люблю.

– Это уже мелочи, которые на общий ход событий повлиять не могут. Вчера любил её. Сегодня любишь меня, завтра опять её… Ей сколько лет?

– Двадцать один год.

– Ну, вот видишь, как всё удачно. Жена или любовница? Любовница, которая старше жены почти на 10 лет!? Мне лично, выбор очевиден.

– Я с ней жить не буду.

– Как давно вы женаты? – тихо спросила Тома.

– Свадьба была в позапрошлом году, но прожил я с ней меньше полугода. Тома, пойми, мой брак, в прошлом. Мы с Лилей не семья.

–  И тем ни менее, именно Лиля твоя жена… Ты знаешь, Дима, я ненавижу измены. Они столько мне горя принесли. А ты меня вовлёк во всю эту мерзость… Я никогда бы не позволила тебе прикоснуться к себе, если бы знала, что у тебя есть жена. Я… сама себе сейчас противна. И злюсь на тебя именно поэтому. Ты обманул не только меня, но и свою жену. Она ведь до сих пор считает тебя своим мужем?

– Тома! Я ей не муж. Она вправе жить с кем захочет.

– Но жить она хочет с тобой! Понимаешь в чём парадокс? Она твоя жена. Она тебя любит. А ты… ей со мной изменял. Если б я только знала об этом раньше… Дима, а зачем тебе был нужен ребенок от меня? Жена, что не могла тебе родить? И ты от меня хотел заполучить наследника, а потом просто отобрать у меня ребёнка?

– Ты говоришь чудовищную глупость.

– Тогда зачем? Зачем тебе был нужен ребёнок от меня, а не от законной жены? И зачем ты мне предлагал венчаться? Ты понимаешь, насколько твоё предложение кощунственно в свете открывшегося факта твоего брака с Лилей?

– Прости, меня. Я был не прав. Я понимаю, нельзя было предлагать венчание, будучи женатым на другой. Прости… Я просто хотел с тобой зафиксированные отношения. С обязательствами и признаниями. Хотел, чтобы ты была моей женой… хотя бы перед Богом. Другого тебе я не мог ничего предложить. Это грех, конечно. Но это мой грех. Не твой. Не кори себя. И меня прости.

Дима зажмурился и, массируя, потёр рукой переносицу. Ему давался с трудом весь этот разговор.

Он пришёл объясниться, а сам ничего толком сказать не мог.

Казалось, сама мысль о каких-то воспоминаниях, ему причиняла жуткую боль. Он открыл глаза, глубоко вздохнул и подошел к Томе. Присел на корточки и посмотрел снизу-вверх на притихшую Тому, которая теперь не сидела так равнодушно, как раньше. Она была встревожена тем, что расстояние между ними так сильно сократилось. Хотела отодвинуться от Димы, но дальше спинки кресла отодвинуться не смогла.

А Дима продолжал на неё смотреть. В глазах его была грусть, боль и тоска. Он не выпрашивал прощения, ласку или ещё чего-то. Он просто нуждался в Томе. Казалось, только она его могла исцелить, но она отгородилась от него непробиваемой стеной.

– Дима, прошу тебя, не мучай меня своим присутствием. Пойми, я не могу больше с тобой встречаться. Не-мо-гу. Я не переступлю через свои принципы. Ты не можешь быть моим. А любить чужого, я не могу. Это неправильно и очень больно. Причем больно ни только мне, но и… всем. Бесперспективные отношения мне не нужны. Мои чувства к тебе упрутся в стену твоего брака с другой. У меня должна быть надежда. Или хотя бы вера в то, что моя любовь имеет право на жизнь. Что она не пошлая и не грешная… Я с таким трудом обелила наши отношения, принимая и свыкаясь с той разницей в возрасте, что между нами. Но закрыть глаза на наличие у тебя жены я не могу. Это грех. Ты принадлежишь жене. Ты ей обещал быть опорой и защитой. Ты ей обещал свою любовь… Чтобы между вами не произошло, ты должен помнить, что в день свадьбы, вы поклялись создать свою семью. Вы поклялись уважать друг друга… Любить всю жизнь. Хотя я и не понимаю, как можно такое обещать всерьёз, – противоречила сама себе Тома. Дима это заметил, но перебивать её не стал. – Я была замужем и знаю, что супружеские клятвы весьма условны. Дань традициям. Но всё равно, я хочу верить, что в них заложена колоссальная сила, а не наивная глупость. Ведь если клятвы – пустой звук то, что тогда останется от брака? Если фундамент слаб, любой дом разрушится… если, конечно, он не на сваях, – она улыбнулась. – Мой второй муж был архитектором. Когда я узнала о его шикарной любовнице, которая своей уверенностью пробивала любые стены, я отступила от их отношений. Я не боролась за мужа. Собрала свои вещи и ушла из собственной квартиры. Сняла комнату поближе к работе. Тогда я работала в парикмахерской на пересечении Мира и Строителей. Так вот, Валера мне позвонил только через три дня. И поинтересовался вполне сдержанно, намереваюсь ли я возвращаться. Нет, сказала я ему. Он удивился и первым делом, спросил о квартире. Его интересовала квартира, а не то, что происходит со мной. И тогда мне стало легче. Я сделала правильный выбор, что ушла. Валера мне не принадлежал. Я ему была не нужна. Возможно, я была ему удобна. И меня он не любил, да даже если и любил, то недолго. Я не вернулась в ту квартиру. Через месяц её продала, перевезла большую часть своих вещей к сестре и купила другую квартиру. Я постаралась начать новую жизнь. Новая мебель. Посуда. Постельное бельё. Вещи Валеры отвезла его матери. Он на тот момент был со своей красоткой в Турции, а когда вернулся, то в квартире были уже новые хозяева. Ох, как он на меня тогда орал по телефону. Его очень возмутило, что я продала свою квартиру без его разрешения. Странно, почему он решил, что я ему её должна подарить? Я хоть и не жадная, но не дура. У меня есть племянницы, мама, сестра. Вот им я буду помогать. Но не тому, кто меня предал…

– А с первым мужем, почему ты разошлась?

Тома разместилась удобнее в кресле, и казалось она уже не такая чужая. Просто уставшая и немного во хмелю.

– Причина была такая же. Но эмоций было больше. Вот именно первый муж меня научил отступать. Ну, не в смысле он меня этому учил, а просто жизненный опыт, приобретённый за годы, прожитые с ним, меня этому научил. Мне тогда было, как тебе сейчас. Я была наивная… но преданная. И от этого слабая. Когда, я увидела Андрея с той девушкой, я не поверила своим глазам.  Нет, нет, твердила я себе. Я что-то не так поняла, он случайно её обнимал. Он случайно ей что-то шептал на ухо. Случайно… Случайно стал пропадать после работы. Случайно не отвечал на мои звонки. Делал случайно всё… всё, что меня убивало. Я долго не могла поверить и принять действительность, сопротивляясь ей. Как страус, прячась от проблем. Ничего не вижу, ничего не слышу. Одно плохо, я всё чувствовала… Однажды я случайно приехала домой от мамы не в воскресенье, а в субботу. Вернее, не случайно. Я просто очень соскучилась по Андрею и, не выдержав разлуку, приехала раньше… Они были в нашей постели. Мирно спали. На ковре перед кроватью стояла ваза с фруктами. Подсвечник, с огарочком свечи. И пустая бутылка из-под шампанского, лежавшая на боку. Бокалы, с недопитым шампанским, соприкасаясь, стояли на прикроватной тумбочке. И вот я всё это увидела и подумала, а ведь это я лишняя. Не та другая, которая спит с моим мужем, а я… Тихо я вышла из квартиры. И пошла на вокзал. Пешком через весь город. Наверное, если бы я тогда могла думать ещё о чём-то кроме увиденной сцены, я бы села в троллейбус и доехала до вокзала. Но я не додумалась так поступить. Я просто вышла из подъезда и пошла. Через два часа, когда я так и не дошла до вокзала, но когда ноги идти уже не могли, я присела на первую попавшуюся скамейку и стала смотреть на свои руки. Не знаю, почему на них. Но помню, что смотрела именно на них. Руки, как руки. Вот только кольцо мне теперь мешало. Она блестело и это мне особенно не нравилось. Я попыталась снять кольцо. Не получилось. Мы с Андреем прожили недолго, за всё-то время, я кольцо ни разу не снимала. И вот попробовала его снять и не смогла. Ещё и ещё раз я сдирала его с себя, но так и не смогла, избавиться от этого символа брака. Стало только хуже. Палец покраснел, распух и начал жутко болеть. Я вскочила со скамейки и подбежала к мамочке, которая на детской площадке играла со своим сыночком. У неё я узнала, где ближайшая ювелирная мастерская. И помчалась туда… Ювелир был очень удивлён, когда я ему объясняла, что кольцо меня душит. Он предлагал его снять при помощи нитки, мыла, масла. Ещё чего-то. Но я, рыдая, просила – Быстрей! И буквально вынудила его разломать кольцо небольшим инструментом, типа бокореза. «Вы же его носить не сможете, – говорил мне ювелир. – Потерпите немного, я смогу снять кольцо не повредив». На что я сказала, что всё равно не смогу носить его больше никогда. Ломайте кольцо! Кольцо мне сломали. Палец не пострадал. Мне вручили остатки кольца, и я побрела домой. Я думала, вот приду, вручу Андрею кольцо. Соберу свои вещи, уеду к маме. И всё кончится. Я дошла до подъезда, но войти не решилась. Подумала, вдруг они ещё там вдвоём? Присела на скамейку и, держа в руке сломанное кольцо, так и сидела. Не знаю, сколько времени прошло, но очнулась от того, что Андрей меня схватил за плечи и стал трясти. Оказывается, когда я ушла, то забыла про сумку с продуктами, которую привезла от мамы. Андрей, проснувшись, пошел на кухню и, проходя мимо сумки, стоявшей в прихожей, понял, что я приехала раньше и всё видела. И его, и Марину эту в нашей кровати. Он сразу выпроводил свою подругу и стал ждать меня. А когда к вечеру я так и не появилась, он вышел на улицу и обнаружил меня на скамейке. Он тряс меня и что-то кричал. И тогда я протянула ему сломанное кольцо. Андрей долго не мог помять, что это за штуковину я ему протягиваю. А когда узнал кольцо, то молча его взял, и положил в карман брюк. Рывком поднял меня, и понёс в квартиру. Я не могла произнести ни одного слова до самого утра. Не потому что не хотела, просто не могла физически.  А вот Андрей мне почти всю ночь что-то говорил…  Говорил… Говорил... Пустота. Слова пустой звук, когда гнусный поступок уже совершен. Мы развелись сразу. Квартиру, которая нам досталась от бабушки Андрея, продали, а полученные деньги поделили. Я не хотела брать деньги и вообще не хотела, чтоб Андрей продавал ту квартиру. Ведь это была квартира его бабушки. Но Андрей был решителен и настоял, чтобы я приняла деньги. Он сказал, что бабуле я очень нравилась и что она составила завещание на нас двоих. То есть половина квартиры в любом случае моя. Тем более, что квартира приравнивается к совместно нажитому имуществу и в результате развода опять-таки же будет делиться между двумя супругами… Совместно нажитое имущество… А мы то ничего и не нажили. Нет, ну было там какое-то барахло. Или вот свадебный сервиз. Мы его тоже поделили. Я свою половину тарелок, блюдец и чашечек отдала сестре. А вот на свою долю от проданной квартиры купила однокомнатную. Правда, пришлось ещё брать кредит. Но я его уже погасила. Когда я въехала в свою новую, но пустую квартиру, первым делом прошла на кухню и заварила себе кофе, который потом налила в только что купленную в ближайшем магазине кружку.  У меня ничего не было. Только воспоминания и разбитые надежды. Однако через пять лет я продала и ту квартиру. И у меня опять появилась новая кружка из ближайшего магазина.

Тома обтёрла руками лицо и, грустно улыбнувшись, посмотрела на Диму, который всё ещё сидел у её ног и внимательно всё слушал.

– И вот появился ты. Красивый. Манящий. Но… Я же не знала тогда про это твоё – НО. А теперь знаю. И теперь ты даже не смей ко мне прикасаться. Мне эти касания душу ломают… Вот как-то так, Дима.

Он опустил взгляд и удобнее уселся на полу.

– Я познакомился с Лилей, когда нам было по восемнадцать. Но она не была моей первой любовью. У нас весьма быстро закрутились бурные отношения и, поскольку до меня у неё никого не было, в интимном плане, я ей предложил пожениться. Она согласилась.  Конечно, на тот момент, я её любил. Иначе бы не стал вообще ничего затевать.  Но вот, прошло не так много времени и у меня… нарисовалась длительная командировка. Хорошая. С великолепной возможностью заработать, а главное себя показать.