Текст книги "ОПГ «Деревня» 2 (СИ)"

Автор книги: Alchy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Маня, уяснив претензии Егора расхохоталась и просветила, что папка герой так-то. Не такой как он, Егор, но тоже молодец! «Хорош киснуть дома, пошли!» – растормошила его Маня. Егор, устыдившийся недавних мыслей – стал собираться. «Весело будет!» – Обещала Маня: «Врачи придут! Папка гитару настроил!»

– Я пить не буду! – Предупредил Егор, подмигнув Мане.

– Папка тоже! – Подмигнула та в ответ.

Ксюша, что-то заподозрив – насторожилась, в чем-то тут был подвох. И в своих подозрениях она была не одинока, Толян с Олегом весь вечер сидели как на иголках. Внимательно наблюдая за действительно непьющими братьями. И что более всего странно – сами не пили! Впрочем, Ксения вскоре выбросила все подозрения из головы и просто наслаждалась компанией и живой музыкой, петь Серега умел.

И только доктора весь вечер не теряли бдительности, обменивались многозначительными взглядами и с Маней разговаривали изысканно-вежливо, называя её не иначе, как Марией. И даже нет-нет – на Вы…

Глава 10

Гатчина, январь 1797 г.

Ярко освещённый расставленными канделябрами кабинет Павла, Нелидова и Александр Васильевич расположились у ломберного столика, сам Павел Петрович – у камина. Взметнувшееся в камине пламя жаром опаляет лицо императора, Павел стиснув зубы и отворачивая лицо – каминными щипцами шерудит брошенные в камин бумаги. Огонь в камине напоследок взметнулся и опал, над углями заплясали черные хлопья пепла…

– И вот так каждый день! – Нервным шепотом поведала Катенька Суворову. – По три-четыре указа пишет, гнусно хихикает и потом сжигает…

– Ты, кхм, Екатерина, усвоила что тебе император сказал!? – Суворов с жалостью посмотрел на Нелидову. Павел Петрович недавно наедине недвусмысленно высказался: «Присмотрите за этой курицей, Александр Васильевич, начнет лишнего квохтать за пределами кабинета – голову свернуть!»

– Я беззаветно верна нашему государю-императору! – С жаром воскликнула Екатерина.

Павел твердым решительным шагом прошел от камина к столику, взялся за спинку стула и как будто из него вытащили стержень – безвольно опустился на оббитое тканью сиденье, закрыл лицо руками:

– Как в паутине липкой! – Глухо, из под рук, проговорил. – Бьюсь мухой в тенетах, страна в долгах, мздоимцы, казнокрадство! А у этих, излюбленная тема для великосветских сплетен, кто с кем ебется! – Отнял руки от лица и голос загремел. – Донесли о приемах закрытых, кои некоторые в частном порядке устраивают. Костюмы срамные, бриллиантами на жопах сверкают и свальный грех!

– Потерпи, Павел! – Нелидова участливо положила руку на плечо. – Сам говорил, что купца следует дождаться!

– Не потерплю! – Павел резко дернул плечом, скидывая руку Катеньки. Тут же смягчился, извинившись. – Прости душенька!

«А говорят что друзья!» – Похохатывал про себя Александр Васильевич, не испытывающий никакой неловкости, к своим годам повидал и не такое, чтоб можно было смутить видом влюбленной парочки: «Друзья так не милуются и не бранятся…» В дверь тактично постучали и дождавшись позволения войти – важно вплыл лакей, объявивший:

– Ваше императорское величество! Доставили ящик из Зимнего!

Павел с довольным видом хлопнул в ладоши: «Заноси!» – ангажировав для Суворова с Катенькой: «А сейчас – черный ящик!» Александр Васильевич в недоумении потряс головой, верно ли он расслышал?

Желтый ящик Павла, заведенный им в первые дни правления – давно стал притчей во языцех среди всех слоев общества Санкт-Петербурга. Установленный на окне первого этажа Зимнего дворца желтый железный ящик с прорезью – предназначался для подачи анонимных жалоб и прошений.

Несмотря на уверения Павла конфидентам, что сидеть до появления Губина с Урала на троне будет без резких движений и преждевременных указов – в случае с рассмотрением анонимных жалоб император иногда не мог сдержаться. Как ни старался. Несколько показательно наказанных чиновников отбыли в Сибирь, газетчики это начинание всемерно осветили.

Были и эксцессы, так одного кабатчика, славного безбожным разбавлением вина водою, во время дознания так ретиво расспрашивали, что он утонул в ведре с самолично разбавленным пойлом. Начали раздаваться первые взвизги либеральной общественности о самодуре и сатрапе Павле. Пока одиночные и робкие – прощупать реакцию административного аппарата.

Сам того не желая – Павел расшевелил гадюшник. Среди знати и чиновников поползли тревожные шепотки и пересуды. Ключ от ящика хранился у самого императора, а в последнее время, когда до его императорского высочества донесли сведения о том, что на близлежащих к Зимнему дворцу улицах появились мутные личности, препятствующие просителям – был вызван для приватной беседы Новиков.

В газетах появились объявления о том, что отныне прошение и жалобу императору можно отправить и по почте. Невзирая на сословие и вероисповедание. А солдатские патрули частым гребнем прошлись по территории, прилегающей к Зимнему дворцу, беспощадно разгоняя кучкующихся подозрительных личностей, прикладами и ногами, с формулировкой: «Больше трёх не собираться!»

Заметив недоумение генерала-фельдмаршала, Павел ухмыльнулся: «Перекрасить решил, а то желтый – как-то солнечно. Этак и потомки забудут про такое начинание и не солидно. А черный – самое то!» – и любовно постучал по боку ящика, отозвавшегося глухим «бум, бум, бум» в недрах. «А ведь полный почти, по звуку!» – обрадовался Павел. Засучил рукава, отпер ящик и вывалил содержимое на стол: «Утром разбирать с секретарями буду, чтоб икалось кой кому!»

Запер опустошенный ящик ключом, кликнул лакея, чтоб унесли и отвезли обратно в Зимний. Придя в благодушное расположения духа – велел принести вина. Посмотрев через бокал на собеседников, Павел угрожающе пообещал: «А я ведь не все указы что пишу – сжигаю, кое что в столе, давно назрело. Вот новостей дождусь и начну перерабатывать, в свете новых обстоятельств!» – И грохнул кулаком по подпрыгнувшему ломберному столику: «Рраспустились!»

Вздрогнул даже ко всему привычный Суворов, а у Нелидовой забегали глазки. Заметивший это Павел назидательно ей выговорил:

– Катенька, милый друг, по хорошему прошу, уйми своих многочисленных родственников! Полезли как только тебя камер-фрейлиной поставили! Милостей алчут, земли и душ крепостных! И этим своим, кои в Европах обретаются, шепни по сродственному – замучаются пыль глотать!

Павел не по императорски выпил бокал вина в несколько глотков и продолжил:

– Через Машку заходят! Чувствую, и ты просить хочешь!? Так вот хуй вам, а не земли с крепостными! Как во Франции хотите? Чтоб вам головы озверевшее от вашей вседозволенности податное население порубило?! Это запросто, только не гильотиной. Косами снимут, предварительно на вилы подняв!

– Как можно её императорское величество Машкой!? – испуганно пискнула Нелидова.

– А императрица не баба что-ли? – Искренне удивился Павел. – У ней там что, поперек?!

Катенька закатила глаза и стала примериваться к обмороку, оценивая обстановку. Суворов сразу отодвинулся: «Я старенький, баб на руках таскать!» Павел откровенно глумился над её напускным. Нелидова плюнула: «Тьфу на вас, мужланы! Никакой куртуазности!» Павел завелся: «Куртуазность – это к петухам гвардейским, вон их сколько при маменьке из казарм в фавориты пролезло, через куртуазность и опочивальню!»

Генерал-фельдмаршал, видя что беседа сворачивает не в ту сторону, тактично сменил тему, кашлянув:

– К слову о петухах гвардейских, Павел Петрович! Мыслю смотр устроить среди войск, посмотреть степень готовности и подготовки, да и кровь разогнать!

– Пустое то, – поморщился Павел, – Сам же говорил, что смотры и парады эти никчемны.

– А мы не парад устроим! – Хитро улыбнулся Суворов. – А тревогу нежданную, по коей определим, кто и как к неожиданностям готов! А за тревогой передислокация войск. Маневры и упражнения боевые. На ловкость и выносливость, допустим, до Москвы маршем дойти, кто быстрее! А там состязания!

Император захохотал, вытирая выступившие слезы обшлагом рукава мундира:

– Ыыы! А по результатам, Александр Васильевич, я тебя генералиссимусом сделаю! Зачем несколько лет ждать, да и давно ты свое имя вписал в историю! Только утри нос гвардейцам, макни их носом в лужу!

– А в книге потомков, – кивнул на столик укоризненно, – ты меня в опалу отправил! Выходит, мне придется авгиевы конюшни разгребать армейские? Да и ладно! Всё равно помирать скоро. Ох я и покуражусь напоследок, такой порядок наведу, долго помнить будут!

– Давай генералиссимус так, – насупившись проговорил император, – кто будущее несостоявшееся помянет, тому глаз вон?! А ты помирать погоди, по сказкам от подслухов и подглядчиков купцовых, лекари у потомков искусные. Поедешь к ним, как и обещал! Один я, Александр Васильевич, империю не вытащу, без сподвижников. Телегу то в одиночку из грязи не вытащить, а тут Россия!

Деревня Попадалово, январь 1797 г.

Праздники прошли незаметно и уже с первых чисел января закипела работа. Всех казенных крестьян Айлинско-Мордовского поселения, зимой работающих в заводе – Корепанов отправил по домам, по просьбе Председателя. Толку от них в заводе, в свете грядущей реорганизации было немного, а Захар вознамерился заготовить к весне как можно больше строевого леса. И храм начать строить и жилые помещения, уже сейчас квартирный вопрос вставал ребром.

Прислал управляющий Троице-Саткинского завода и человек двадцать толковых мастеровых, которых кое как расселили по доселе стоявшим заброшенным домам. Жилой фонд, доступный для расселения новых жителей был выбран подчистую. Вдобавок, Азат с Иргизом сразу после Нового года привезли ещё партию ребятишек в учебу, как снег на голову. Азат, чуя за собой вину, что привез детей без предварительной договоренности, оправдывался:

– Вы сами виноваты! Отпустили детей, которые у вас в учебе были на праздники домой, они приехали в обновках, рассказами о вас и чему их учат – всех взбудоражили! На меня родители их насели! Возьми Захар детей, не прогоняй! Я и четыре юрты привез. Поставим, в них жить будут, чтоб вас не стеснять! И еду привезем!

– Сам зимой в юрте живи! – Рассердился председатель. – Пристроим детей и прокормим, потеснимся. Я несколько к себе возьму, подвину Савву. Тогда пускай родители их приезжают отрабатывать, со своими лошадьми, лес надо вывозить сваленный. Кормежку и оплату обеспечим, раз хотят детей учить – пусть помогают. Для детей и будем ещё один учебный корпус с весны ставить.

На том и порешили, Захар проблему размещения детей скинул на Ксению, с тревогой и паникой думая о том, что к весне приедет ещё народ, от Губина: «Куда их всех селить!?» Днем ему попался под горячую руку Егор, с осенившей его «гениальной» идеей: «Михалыч, ты купцу когда писать будешь, напиши чтоб обязательно литератора одного прислали! Белинского! Вот никак без него! А если ехать не захочет, пусть принудят! Я ему, суке, за школьные уроки литературы всё припомню!»

– Ты чего днем без дела шатаешься!? Работы нет?! – Взревел Захар. – Помог бы детей расселить лучше! Или в гараже мужикам! Лес валить и вывозить надо в конце концов!

– Я своим занимаюсь! – Не остался в долгу Егор. – Сами меня выгнали отовсюду и помещение не выделяете! А днем света нет, чо я без компа делать буду!? У меня вся инфа там! А детей возьму парочку, как раз потренироваться надо, а то скоро свой появиться, не орите так, Захар Михалыч!

«Совсем Председателя власть испортила», – сокрушался Егор, выбирая из толпы детей парочку квартирантов, стараясь определить наиболее смекалистых: «Эксплуатировать их буду! Много чего переписать надо с экрана на бумагу! Вот подучат их писать и читать – и начну!» Выбрал брата с младшей сестрой и отвел домой: «Надо было Ксюху предупредить, по хорошему», – промелькнула в голове мысль: «ну да ладно, перед фактом поставлю…»

Ксения, пробежавшись по деревне и оповестив женщин, о необходимости разобрать по домам новых детей, вернулась к медикам, удивившись: «А что их так мало стало?» Света, присматривающая за ними – развела руками: «Разобрали уже, Председатель пятерых взял, на воспитание. Понятно, что воспитывать их Татьяна будет и попик, но записали на Захара Михайловича». «Надо брать!» – Озарило Ксюшу: «Заодно и на Егора посмотрю, как он с детьми ладит».

– Я двоих возьму, оставь! – Предупредила она Свету и собралась умчаться по делам, надо было перекраивать учебный план и как ни хотелось – придется самой учительствовать…

– А вам не много будет? – Удивилась Светлана. – Егор то у тебя не взвоет?

– Пусть привыкает! – Отмахнулась Ксения.

Вечером Ксения Борисовна вела двух самых мелких девчушек домой за руку, по дороге думая, не перегибает ли она палку: «Лишь бы не психанул, что не посоветовалась!» А в это время дома будущие «эксплуатируемые» сидели у Егора на шее, сияя измазанными в варенье рожицами.

– Ахахах, а я то думала, что ты ругаться будешь на меня! – заливалась Ксюша.

– Да нет, чо ругаться то! А я сразу понял, что ты рада будешь! – Не мог ни припиздеть Егор. – Как только их разместим всех?

– Хватит места, днем в школе заниматься будут, дома считай только ночевать. – Ксюха примеривалась, куда кого определить, девчонок всех троих на диван можно, если разложить. А пацан пусть печку обживает. – Егор, ты у меня такой молодец! Занимаешься с ним сидишь, другой бы давно им мультики на ноуте включил, чтоб отвязаться!

Егор, посадивший батарею ноута к обеду, отчего и пошел гулять, и сейчас с нетерпением ждавший, когда Марфа затопит генератор – чтоб действительно врубить им мультики, надулся от гордости: «Да, я такой!»

– Я и баню затопил! – Похвалился.

– Молодец какой! – Обрадовалась Ксюха. – Я тогда к маме сбегаю, их же надо переодеть во что-то! Давай занимайся дальше с ними, я недолго!

Ксюша убежала, а Егор с опаской посмотрел на доверчиво уставившихся на него детей: «Кхм, мелкие, а хотите с песиком поиграть! У нас есть офигенный песик, Трезор! И котик!» Ничего не понимающий по малолетству Трезор вилял коротким хвостиком от радости, а Гугл, спрятавшийся на печке – наблюдал за этими игрищами с мрачной уверенностью: «Ненадолго всё это, начнут детеныши по углам гадить или мебель когтями драть – на мороз выкинете!»

Приехавших из Сатки мастеровых Расул поразил кузней: пневматический кузнечный молот, индукционная печь – по гаражу заводские ходили с открытыми ртами. В токарке застыли перед станками, где под руководством Айрата стажировались пацаны. Долго они там не задержались, Айрат попросил на выход: «Посмотрели и хватит, не смущайте парней мне!» В этот же день, после короткой экскурсии – пристроили на производство, работы было много. Шашки, двуручные пилы для лесозаготовки – хватило всем.

Галка давно подступалась, прося заняться ножами, и для своих, и на продажу. Появившиеся новые рабочие руки, привычные к работе с металлом – позволили заняться и ими. Расул переговорил с Борей, чтоб практикантов из учеников приобщил, рукоятки делать и ножны: «Качество у наших ножей отменное, будем элитный сегмент осваивать». Борис согласился, посмеявшись: «Надо финки НКВД сразу клепать, пока бренд не занят!»

Оказалось, что присланные мастеровые с грамотой, мягко говоря – не в ладах. И разница в системах измерений: между принятой здесь и привычной потомкам метрической – не способствовала взаимопониманию. «Вечернюю школу организовывать надо, без вариантов!» – Заключил Расул: «И раз уж детей нашему алфавиту стали учить, надо и метрическую систему продвигать. Я с этими вершками, аршинами и прочими частями организма не дружу, а переучиваться поздно. У нас и техдокументация вся в метрах-килограммах».

По поводу метрической системы спорили давно, почитай – с самого начала. И наконец решили: горно-заводской округ, отданный в управление, новые производства и технологи планируемые к реализации – это шанс начать продвигать привычную систему измерений. «А не то мы вместо прогресса – увязнем и забуксуем на месте, ещё на стадии проектирования. Добро на наш алфавит, если верить газетам – сверху будет, не отвлекайтесь, работайте. Местных тоже по нашему учить будем» – Подвел итог спорам Захар. «Только по вечерам пусть учатся!» – Не преминул вставить Расул: «Они у меня днем мало того, что осваиваются – помогают здорово. Всю черновую работу на них спихнули, и им практика, и у нас времени больше, весна всё ближе и ближе, а мы в кустарщине погрязли…»

На базе школьного корпуса организовали школу рабочей молодежи, вечернюю. В которой преподавали не только будущим заводским мастерам. Отпущенные с завода Корепановым крестьяне поселения вернулись не одни, оказалось, что тринадцати-четырнадцатилетние дети в это время привлекались к заводским работам как взрослые. И если крестьяне справные могли позволить детей не отправлять на заводские работы, то у бедноты выхода не было. Ксения Борисовна ужаснулась, прознав про это: «Вот тебе и работные дома Англии!»

Наведалась к Председателю, обсудили сложившееся положение. Захар подключил Викула с Вахромеем и через два дня десяток гаврошей, повидавших и ямы углежогов, и заводские домны – впервые переступили порог учебного корпуса. Форсили они изрядно, заводские всё таки, а не дяревня лапотная! На перемене их заводила, выйдя за учебный корпус – набил трубку табаком, ловко запалил трут и закурил, поучая своих приятелей: «Дети они тут ишшо, жизни не видели. Кому эта грамота сдалась?! А мы вот этими руками», – потряс грязным кулаком с неровно обгрызенными ногтями: «копейку зарабатывали!»

Вышедшей их усовестить и призвать к порядку Мане – пообещал дать по шее, обозвав белобрысой козой. Взбешенная Маня, верно оценив сложившуюся ситуацию – вступать в полемику не стала, дошла до медиков, где в обязательном порядке дежурил кто-нибудь из казаков. Вскоре излишне борзый ровесник Мани был сунут казаком головой в сугроб, курительные принадлежности у него изъяты, а вся компания поставлена перед фактом: учиться никого не заставляют, не хотите грамоту постигать – пойдете работать.

Молодой пролетарий покорился, но поклялся отомстить, к чему и подбивал своих приятелей. Приятели, оценив кормежку в школе, а вечером и мультики – по дороге домой заводилу предали, сказав, что это не их война. Они лучше грамоте в тепле учиться будут, чем сопли с ним морозить в заводе. К тому времени он и сам осознал, что погорячился, надо было как-то исправлять нехорошо начавшееся знакомство. «Вот бы школа загорелась!» – Мечтал он, бредя за санями в темноте: «А эта коза там металась в огне! И я бы её спас!»

Ксении Борисовне поневоле пришлось помимо детей – преподавать азы грамоты и заводским, по вечерам. Детьми пришлось заниматься Егору, по крайней мере – Ксюша ещё ни разу не спалила, что они смотрят мультики до её прихода. С ними всё было у него сложно, с одной стороны они своей непосредственностью и живостью иной раз утомляли, с другой – привязался к ним.

Все вместе ждали вечером прихода хозяйки из школы, дети сразу облепляли зашедшую с улицы, не успевшую раздеться Ксюшу. Трезор протискивался между ног, ткнуться носом в хозяйку, Гугл, распушив хвост – нарезал круги. Егор с умилением наблюдал за этим со стороны, думая, что надо завтра детей с утра пораньше в школу отправить, а Гугла – в подпол, мышей ловить…

Забежавший днём Серёга был удивлен его реакцией, изложив брату обстоятельства своего визита:

– Завтра староверов идем брать, с Пантелеем договорились, они со стороны завода подойдут. Мы со стороны реки. Жалко ты не пойдёшь, Захар не дает народу много. Оно с одной стороны верно, воевать там не с кем, с другой – разбежаться могут…

– Как это не пойду!? – Вскинулся Егор. – Я только за! А чо одним днем, давай спальники и пожрать возьмем, пару суток последим за ними?!

– Ты же после поездки с Айратом сказал, что больше ни ногой из деревни, хватит с тебя приключений?

– Мало ли чо я сказал! – Заявил Егор. – Я казак сейчас в первую очередь! Давай сегодня выедем, засаду обустроим, а?!

Глава 11

Деревня Попадалово, январь 1797 г.

– Давай иди, не шарохайся дома, детей разбудишь! Поспать тебе дала, впритык подняла. – Ксюша разбудила мужа и шепотом инструктировала. – Кофе в дороге попьешь, я тебе термос приготовила, бутербродов положила. Вали уже, я посплю ещё!

Согнала его с кровати и как была, в халате – легла сама, прикрыв глаза: «Чо стоишь то? Иди уже, вражина!» Егор наконец то вспомнил, что у них сегодня спец операция с выездом в логовище староверов, глянул на часы и чертыхнувшись – стал судорожно одеваться. Стоило поторопиться.

Деревня как вымерла – ни огонька, но полная луна давала достаточно света, до конного двора Егор дотопал без происшествий. А там уже наводил суету Анисим, в утреннем морозном воздухе издалека было слышно: «Ну кто так засупонивает? Откель у тебя руки растут?!» Поздоровался с мужиками, всё как Серый и говорил – человек десять собралось.

– Дед! – Увещевал ветеринара участковый. – Вот куда нам пять саней?

– Цыть! Будешь меня ещё учить, как продразверстку проводить! Как конфискованное вывозить, а? То-то! И я не намерен пешком идти, по сроку службы в санях положено!

Егор вполголоса поинтересовался у Лёхи: «Он чо, с нами собрался!?» Не успел Лёха ответит, всё расслышавший Анисим обрушился на Егора:

– Да, еду!!! Если уж такие дрищи, как ты с Айратом кулаков бьют, не могу в стороне остаться! Я с детства, может, мечтал контру подстрелить! Или даже председателя!

– Всё-всё, дед! – Примирительно сказал Серёга. – Собрались? Выезжаем, грабить никого не будем, слушаемся меня. Кому не нравится, – выразительно посмотрел на Анисима, – тому лучше остаться!

Дед, бурча себе под нос что-то нелицеприятное о современной молодежи – устроился в санях и обоз тронулся. Егор сел с Айратом, пока тот правил лошадью – открыл рюкзак, достал термос и плеснул себе кофе, спросив у товарища: «Тебе налить?» «Пей пока» – отозвался токарь: «попьешь – нальешь, вожжи подержишь…»

Сани неспешно скользили через поля, за ними как привязанная плыла луна, а впереди, за логом с Кулемкой – темнел лес в начинавшейся за пределами пятикилометрового круга зоне отчуждения. Егор допил кофе, выплеснул за борт саней остатки, налил Айрату и перехватил вожжи:

– А ты как выбрался, у тебя же работы выше крыши, очередь к тебе в токарку?

– Как я мог тебя одного отпустить?! – Проникновенно начал Айрат. – Кто тебе спину в бою прикроет, брат?

– А я слышал, – не повелся Егор. – что у тебя девчонки тоже трех Азатовских детишек взяли?

– Есть такое! – Не смутился токарь. – так то с ними не соскучишься, но отдохнуть стоит, для баланса ощущений!

Добрались до лога, спустились к речушке, с осторожностью перебрались и на той стороне, перед подъемом из лога устроили перекур. Наломали сухой крапивы вдоль берега, торчавшей из сугробов, сверху этой кучки бросили веточки ольшаника, Андрюха подпалил получившийся костерок, потратив одну спичку. Пока разгоралось – набили трубки, разобрали палочки из костерка и дружно задымили. Анисим и здесь не преминул высказать свое ценное мнение:

– Химик-наркоман в деревне в деревне имеется, а спичек как не было, так и нет! Только удобрения у меня таскает втихаря да людей убивает!

– А ты меня пусти в коровник! – Стал рвать полушубок на груди Егор. – Он у тебя всё равно наполовину пустой! Будут тебе и спички, и ещё что-нибудь сварю!

– Ко мне нельзя! – Насупившись отрезал дед. – Лучше в гараж как-нибудь проберись обратно! А скотину мне жалко…

В горку поднимались пешком, кроме ветеринара, понукавшего Айрата с Егором: «А ну ка, подтолкните сани мои, ослепли, не видите что кобыле тяжко?!» Те, изображая помощь – держались за задок саней и переговаривались о своем, наболевшем.

– Прикинь, сходил на с утра двор, покурил, захожу домой, – с жаром рассказывал Егор. – Рустик сидит на скамейке дремлет, лоб такой, а девчушки мелкие вокруг него как пчелки хлопочут! Пуговицы ему застегивают, валенки одевают! Я у него спрашиваю: «Ты не опух, пацан?», тот на меня с непониманием смотрит. Типа: «А чо такого?»

– Завидуешь просто! Ксюха твоя тебе валенком в лоб зарядит, если ей предложишь себя одеть. А у местных это в порядке вещей! – С довольством улыбался Айрат. – Сейчас время такое, феминитивы не в почете! У меня вон Дилара Зинке мозги то вправила! – Довольство, впрочем тут же сменилось унынием. – Хотя и Зинка ей напела про равноправие, так что дома дебаты не утихают, только на работе спасаюсь!

– Вот свезло тебе, – завистливо покачал головой Егор, – я бы тоже, скорей всего. не отказался от второй жены. Только Ксюха не поймет. И прибьет! Обоих…

– Даже не вздумай! – Перешел на шепот токарь. – Жизнь это тебе не порноролики в интернете! Я сам иной раз жалею, что так вышло! Деваться просто некуда, не бросать же девчонок!

Обоз втянулся в лес, в две тысячи двадцать третьем на его месте лежали поля, лишь ближе к речной долине Ая переходившие в смешанный лес, прореженный вырубками, с преобладанием сосняка. Сейчас же дорогу обступала реликтовая тайга, в наше время встречавшаяся лишь островками в труднодоступных местах.

Вроде горных хребтов и вершин, заповедников и национальных парков. Таганай. Зюраткуль. Иеремель, Ильмены – подобные пейзажи наблюдать в непосредственной близости от деревни было непривычно. Разговоры стихли, казаки насторожились, сжимая в руках оружие. И стемнело, свет луны не пробивался через засыпанные снегом кроны лиственниц и сосен…

Серёга решил развеять мрачную атмосферу:

– Чо приуныли? – Зычно крикнул. – Хотите расскажу, какие истории поселковые местные наши детям рассказывают? Мне Маня пересказывала, так там наши байки про черную руку и красную простыню нервно курят в сторонке!

– Трави, Серёжа! – милостиво разрешил Анисим.

– В общем так, – начал вещать участковый. – У местных есть поверье про Игошу, это душа некрещеного или задушенного пуповиной при родах и не похороненного должным образом младенца. Облики он может принимать разные, но чаще всего является как безрукий и безногий младенец, красноглазый и острозубый.

– Я от Мани других сказок и не ожидал! – Сварливо заметил ветеринар. На него зашикали, чтоб не мешал слушать.

– Кгхм, – Недовольный тем, что его перебили, продолжил Серёга. – Живет эта тварь Игоша в доме или под его порогом и всячески доебывает хозяев: скотину мучает, харч ворует и вещи, по ночам покою не дает и детей пугает. – Серёга повысил голос. – А в силу войдет, может зубами загрызть или задушить!

– Детский сад, штаны на лямках! – Неуверенным голосом возразил Егор, которому тут же с нескольких сторон посоветовали заткнуться.

– Успокоить этого Игошу можно только одним образом, – Зловеще косясь на брата продолжал нагнетать участковый. – Признать его за своего ребенка и дать имя! Тогда он…

С вековой лиственницы у обочины лавиной сошел пласт снега, с потревоженных веток слетел матерый глухарь и с истошным горловым клекотом заметался над головами казаков. Это потом стало понятно, что глухарь, больше всего он походил на птеродактиля Игошу, про которого только что рассказывал Серёга.

Рванулись в стороны лошади, казаки присели, поводя стволами по сторонам, а Анисим в санях непроизвольно выстрелил из своей винтовки вдоль дороги, не целясь: «Да пошел ты нахуй, Сярожа, со своими сказками!» – истерично проорал ветеринар, выкарабкиваясь из саней и напускаясь на остальных: «И вы, дебилы! Развесили уши!»

– Понаберут в казаки по объявлению! – Не унимался Анисим. – У меня чуть сердце не прихватило! Наливайте давайте, аж трясет всего!

– Плесните ветерану на ход ноги! – распорядился Серёга. – И ускоримся! На реке остановимся перекусим, нам как светлеть начнет, уже у скита надо быть. Со стороны Сатки Пантелеевские подойдут.

Спуск к Александровке дался тяжело, лошади еле сдерживали толкающие их под гору сани, мужики как могли помогали. Даже Анисим кряхтя вылез из саней и суетился, советуя под руку. Серёга не выдержал и пригрозил оставить его с лошадьми на реке, ветеринар недовольно зыркнул, но успокоился и затих. Злобу затаил!

По проторенной во время багренья, уже присыпанной снегом дороге проехали к берегу и расположились на привал. Лошадей было решено оставить здесь, через реку дороги к хитрым староверам не было, кроме небольшой тропки. Наезженные, годные для проезда лошадей дороги от скита лежали в стороне. Одна, главная – шла к заводу, куда древлеправославные традиционно зимой ездили в работу, как вольнонаемные получая неплохие по этим временам деньги. В отличие от казенных крестьян.

И два воровских отнорка у сектантов расходились от скита по берегу реки, один через гору вниз по реке к Старой пристани, второй вверх к Нижним Лопасам. Там, где Егор с Айратом их подловили на браконьерстве. Такой большой крюк решили не делать, а пройти напрямик, через устье Иструти, от Ая до селения выходило около двух километров. И с километр следовало накинуть от того места, где сейчас расположились лагерем. Анисим, вникнув в расклады – буркнул: «Я за лошадьми присмотрю лучше, на вас, охламонов – надежды нет! Рассупонить то не можете по человечески!» Серёга с заметным облегчением выдохнул.

Развели небольшой костерок, вскипятили и заварили чая, запивая им приготовленные бутерброды. Термосы ссобойки оставили как НЗ – неизвестно ещё сколько в снегу сидеть возле скита, рассветом пока не пахло. Участковый поторапливал – с Пантелеем было уговорено обложить сектантов как станет светать, время позволяло, но лучше занять позицию заранее. А впереди ещё километр вниз по льду и два километра по лесу, в темноте. Жива ли тропка – неизвестно, заблудиться не получится. А вот время потерять добираясь – вполне возможно.

Достали из саней охотничьи лыжи подбитые камусом, проверились – не забыли ли чего и цепочкой тронулись вниз по реке. Лыжи оказались не лишними, продуваемые участки реки, темневшие открытым льдом – сменялись наметенными сугробами. Впереди шел Андрюха-крокодил, знавший эти места до переноса как свои пять пальцев и уверявший, что и сейчас не заблудится. Горы то и русло Иструти за двести лет не должны измениться до неузнаваемости. Замыкали группу Егор с братом.

Егор, имеющий неплохо развитую интуицию (только не всегда правильно ею пользующийся) – почуял неладное: «Ты чего смурной такой, братан? Как тогда, когда меня обманом в рехаб завлек, опять подлость задумал какую?!» Серёга отвернул морду, посопел, помялся и всё таки решился:

– Мутные расклады, казачков ведь знаешь Губинских с Уфалея, неделю назад приехали? Своего подстреленного забирать?

– Ну так, близко не общался, вы же с ними сцепились поначалу, сейчас то мирно все? – Егор, не пересекавшийся с спецназом купца, державшимся наособицу и за эту неделю в деревне особо нигде не засветившимся, не понимал, к чему ведет Серёга. – Они и на месте то не сидят ведь, чиновники по особым поручениям у тебя? Говорят, что туда-сюда ездят, то в город, то по заводам?