Текст книги "Верь только сердцу (СИ)"

Автор книги: Алая Роза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7

Вячеслав Вадимович со своим давним приятелем и компаньоном Василием сидели в летнем открытом кафе, попивая прохладное пиво. День был исключительный – теплый, ясный, в меру солнечный. Василий, блестя гладко бритой головой, со смаком тянул пиво, хрустел чипсами, улыбаясь, щурился на солнце, каждый раз подмигивая молоденькой официантке, когда она, проходя мимо, бросала на него кокетливые взгляды.

– Счастливый ты, Васька. На тебя посмотришь, и сердце радуется. Всем ты доволен, все у тебя о*кей.

Васька живо, с интересом взглянул в лицо Вячеслава Вадимовича.

– А у тебя что не так? Молодой, здоровый, свободный и богатый. Полный комплект. В чем причина тоски – печали? Чего киснешь, как кефир на солнцепеке? Честно говоря, ты в последнее время мне совсем не нравишься. Сейчас сидишь мрачный, а утром на совещании, когда Андрюха докладывал состояние дел, ты на него смотрел так мечтательно-нежно, что если бы я не знал тебя как облупленного, наверняка решил бы, что у тебя нетрадиционная ориентация. Хочешь, я с ходу поставлю диагноз твоему недугу? Это очень просто. Только у влюбленных такие мечтательные затуманенные глаза, только у них совершенно некстати временами возникает такая идиотская улыбка на роже. Только они ни к месту без причины впадают в необъяснимую тоску. Признаться, я думал, что ты уже переболел этим в юности. Это как корь: чем раньше переболеешь, тем легче перенесешь. В нашем возрасте это чревато. И кто у нас Лаура?

– Да ну тебя. Пошляк ты, Васька.

– Ладно, не настаиваю. Не раскрывай инкогнито своей прелестницы. Позволь только совет дать. Я это уже пережил, помню, что это такое. Правда, было это лет пятнадцать назад. Я тогда был зеленым студентом-первокурсником, а она уже третьекурсницей. Бог мой, как я был в нее влюблен! По самое некуда. Шекспир бы позавидовал! Весь мир был в соловьях и розах! Стихи начал писать. Представляешь меня в роли автора любовных виршей? А как ее боготворил! Смотрел на нее как на икону. Мадонна! «Чистейшей прелести чистейший образец…» За руку боялся взять. Веришь? Да что там за руку… Взглянуть на нее не смел! Бледнел, краснел, если она только мимо пройдет. Она то мигом поняла что к чему, потом ей видно надоели мои ахи и томные взгляды, ну и пригласила она меня как-то к себе в гости, когда дома одна была. Многому она меня тогда в постели научила. А как весело смеялась над моей неловкостью. Оказалось, таких дураков, как я, у нее уже за третий десяток перевалило. Короче, избавила она меня от иллюзий, излечила моментально, за что ей огромадное спасибо.

– Нет. Она не такая. Она совсем другая.

– А, ну, конечно. Все так по-началу говорят, а финал практически у всех одинаков. Полное разочарование. Вспомни свой неудавшийся брак. Она из бедных? Провинциалка? Отлично! Ты ей заплати. Предложи ей столько денег, чтобы ей небо в алмазах показалось. Для них, провинциалов, полштуки баксов – сумасшедшие деньги. А ты ей несколько штук дай. Тебе это сумма копеечная. Чего башкой мотаешь? Не возьмет, обидится – значит, я был неправ. Я тогда с огромным удовольствием принесу тебе свои глубочайшие извинения. Только я на девяносто девять процентов уверен – возьмет. Еще как возьмет! Еще и благодарить тебя будет. Так что, не терзайся, не мучайся понапрасну, не изводи себя, а просто проведи эксперимент, который я тебе предложил. По крайней мере, все сразу встанет на свои места. А то ты со своими переживаниями наше общее дело загубишь, которое мы с таким трудом поставили. А этого допустить нельзя. Ну, не киллера же мне нанимать для твоего отстрела, а? – Василий захохотал. – Слушай, а эта официанточка очень даже ничего. Не находишь? Ах, да, простите, сэр, сейчас для вас существует только одна женщина во всем мире – ваша Лаура. А я, пожалуй, пойду, договорюсь с ней на вечер.

…………..

Вячеслав Вадимович сидел в своем кабинете в полной задумчивости. Из головы не выходил разговор с Василием. А вдруг Васька прав? Вдруг он, Вячеслав Вадимович, все видит в искаженном розовом свете? Напридумывал себе фиг знает что, наидеализировал эту Алену? А может, это просто молоденькая, пустенькая, недалекая особа, которая за счастье великое посчитает отхватить кругленькую сумму ни за что. Как говориться, пять минут позора, зато при баксах. И наверняка у нее уже и был кто-то. Что ж… В таком случае, они оба останутся в выигрыше – она при деньгах, он с трезвой головой. Все будут счастливы и довольны. Только после этого он ее немедленно рассчитает. Заплатит сполна, да еще и с верхом, и рассчитает. Ему неприятно будет видеть ее в своем доме, как напоминание о несбывшемся чуде. Решено – сделано. Он прямо сейчас пойдет к ней со своим «деловым» предложением.

С решительным видом и камнем на сердце он направился в крыло, где обитала прислуга. На его стук дверь моментально открылась, как будто его уже нетерпеливо ждали.

– Добрый вечер, Вячеслав Вадимыч. Входите.

Немного удивлена, но смотрит приветливо. Взгляд такой чистый. Неужели он в ней ошибся? Он вошел, сел на стул, помедлил и начал говорить, не глядя ей в глаза.

– Добрый вечер, Алена. Я пришел поговорить с тобой. Речь идет о тебе… И обо мне… Дело в том… Дело в том, что ты мне нравишься, ты наверное это уже и сама почувствовала. Не могла не почувствовать. Я человек очень занятый. У меня нет времени на ухаживания и прочее… В общем, я предлагаю тебе изредка встречаться со мной. Только не здесь, а в другом месте, чтобы никто в доме не знал об этом. Я заплачу тебе за несколько свиданий десять тысяч долларов. Наличными и вперед. Ведь тебе нужны деньги на квартиру сестре?

Ответом было гробовое молчание. Он посмотрел на нее. Она сидела, опустив голову. Плачет, что ли?

– Так что? Ты не принимаешь мое предложение? Тогда забудем этот разговор и дело с концом.

Наконец она подняла голову. Нет, она не плакала. Ее лицо было растерянным.

– Я не знаю… – наконец покачала она головой, – Я не знаю…

– Хорошо. Подумай. Я не тороплю тебя.

– Ладно. Я отвечу вам завтра…

– Хорошо. Разумеется, никто не должен знать об этом разговоре.

Он вышел. Завтра все будет ясно. На душе скребли кошки. Как будто он ребенка ударил.

………..

На следующий день Вячеслав Вадимович вернулся с работы намного раньше обычного. Отпустил домой Ирину Аркадьевну, мотивируя тем, что она и так все время задерживается. Ирина Аркадьевна спорить не стала, у нее приболел внук, и она целый день была как на иголках. Он посидел в своем кабинете, прошелся по дому, вышел в сад. Поговорил немного со Львом Ароновичем, похвалил старика за его работу. Тот довольно покраснел и с новым пылом принялся рыхлить землю под кустами. Подумалось: как иногда мало надо человеку, чтобы почувствовать радость и удовлетворение. Почему же мы так скупы на добрые слова, на похвалу?

Алену он нашел в оранжерее. Она протирала влажной тряпкой листья фикуса. Сердце его зачастило, в груди словно оборвалось что-то. Усмехнулся сам над собой: как пацан, право слово. Сейчас она скажет ему «да», и все встанет на место. Или все же «нет»?.. А чего бы ему самому хотелось больше? Он и сам не знает. Почувствовав его присутствие, она обернулась.

– Здравствуйте, Вячеслав Вадимович, – улыбнулась приветливо, как ни в чем не бывало.

– Привет. И каков будет твой ответ?

Она подняла на него недоуменный взгляд.

– Ответ?.. Вы о чем?

– Я по поводу нашего вчерашнего разговора. Ты сказала, что ответишь мне сегодня. Я жду.

– Ну… Вообще-то я еще не думала об этом. Некогда было. Ирина Аркадьевна с утра поручила мне чистить серебро – ложки там, вилки, кофейник. Потом я перемыла специальным раствором всю хрустальную посуду. Она так теперь сверкает! А если смотреть через нее на солнце, то будто маленькие радуги играют…

– Короче, – прервал он ее, – когда конкретно будет готов ответ?

– Сегодня. Я же обещала, – она как будто даже обиделась на такое недоверие к ее честному слову, – В двадцать два часа семнадцать минут.

– Почему именно семнадцать минут? – удивился он.

– Ну, вы же сами хотите конкретики. Вот я и говорю конкретно. А сейчас мне надо увлажнить воздух в оранжерее. С вашего позволения, я начну, – и, не дожидаясь его позволения, она схватила бутылку с надетым на нее пульверизатором и стала орошать растения.

Он вернулся в дом и в раздумье сел на диван в холле. Эта девчонка его уже достала. Он, солидный, крайне занятый человек, не спал всю ночь и сегодня с утра места себе не находит, весь день как на иголках, как мальчишка считает минуты, чуть ли не секунды, в ожидании ее ответа. А ей, видите ли, некогда было подумать! Ей, понимаете ли, ложки-вилки и стаканы надо было мыть! Черт знает что! А действительно, собственно, что происходит? Чего он дергается, как таракан на горячей сковороде? Таких Аленочек вокруг – пруд пруди. Чего он уперся? Задело ее равнодушие? А, может быть, она просто очень хитрая и, не смотря на свой зеленый возраст, прекрасно разбирается в психологии мужиков. Тем более, все очень просто: чем больше ускользает от тебя предмет вожделения, тем больше азарт, а то, что лежит рядом – только протяни руку – совсем не манит. Вот она, не будь дурой, и водит его как телка на веревочке вокруг, да около, играет им, как кошка пойманной мышкой, пока он совсем не изойдет слюной и не рухнет к ее очаровательным стройным ножкам. Бери его тогда готовенького и вей из него веревки – хочешь, к алтарю веди, хочешь, забирай все его денежки и отпихивай в сторону, как ненужную половую тряпку. Короче, пока ситуация не вышла окончательно из-под его контроля, надо немедленно расставить все точки над i (или галочки над й – вдруг неожиданно возникла патриотическая мысль).

Короче, блин, когда же наступит двадцать два часа семнадцать минут!!!!!

И эта минута, наконец, наступила! Но как медленно, невыносимо медленно, тянулось время перед этим. И чем ближе оно подползало к двадцати двум часам, тем медленнее перепрыгивала по циферблату секундная стрелка с черты на черту. Казалось, она приклеивалась к тоненькой золотой полоске, как к магниту, и с большой неохотой отпрыгивала, чтобы замереть на следующей. Он даже поднес часы к уху – идут ли? Т-и-и-к – т-а-а-к, т-и-и-и-к – т-а-а-а-а-к…

22:16:55.

Он решительно поднялся, одернул тенниску. Перед зеркалом поправил волосы. Можно идти. И пошел своей привычной уверенной походкой хозяина жизни и всех конкретных ситуаций на первый этаж в конец крыла здания, туда, где размещены комнаты для прислуги. Легонько постучал и толкнул дверь ее комнаты, не дожидаясь отклика. Но дверь не открылась. Он подождал. Постучал еще раз громче. Ответом ему была гробовая тишина. Похоже, что в комнате никого не было. Та-а-к. Т-а-а-а-а-к! С ним играют в кошки-мышки! Как с прыщавым подростком в «холодно-горячо» или в «найди меня». Над ним элементарно издеваются. Только он – не молокосос, не бедный студентик, не шестерка. С ним такие номера не пройдут! Если на то пошло, он может просто уничтожить ее, размазать как комарика по стенке! И не надо льстить себя мыслью, что для него свет клином сошелся на какой-то там Алене из Называевска!

Едва сдерживая холодное бешенство, он вышел в холл. У двери на стуле скучал над журналом Сергей. Увидев хозяина, почтительно вскочил.

– Кто-нибудь из прислуги отсутствует?

– Нет. Все дома, – ответил Сергей.

– Ты уверен?

– Да. Абсолютно уверен.

– Хорошо. Закрой ворота и двери на ночь, включи сигнализацию и можешь отдыхать.

Где же тогда эта паразитка? «Паразитка» спала в сушильной комнате, уронив голову на ворох стиранного белья, лежащего на гладильной доске, которое, по всей видимости, она собиралась погладить. Косынка съехала на затылок, открыв мягкие, слегка вьющиеся волосы, стянутые неизменной черной резинкой. И такой у нее был безмятежный вид, такая незащищенность во всей ее юной хрупкой фигуре, что «желание размазать по стенке» мгновенно улетучилось. Он нерешительно постоял над ней. Что делать? Оставить ее тут – проснется, сама уйдет к себе, или все же отнести в ее комнату на кровать или хотя бы на диван в гостиную. Он наклонился, осторожно обхватил ее одной рукой за спину, а другой подхватил под ноги и поднял. Была она невесомая, как собачка бездомная, племянник Мишка куда тяжелее. Голова ее упала ему на грудь, на щеке виден четкий отпечаток пуговицы от его рубашки. Она вздохнула во сне. Он тоже тяжело вздохнул и понес пристроить хоть куда-нибудь свою ношу.

……….

Утром, когда он укладывал в папку бумаги, чтобы отправиться на фирму, она сама явилась к нему в кабинет. Предстала перед ним, как майское солнышко.

– Извините меня, я вчера нечаянно уснула. Я по поводу нашего позавчерашнего разговора.

– Садись, – кивнул он на кресло, – Слушаю тебя. Что скажешь?

– Я долго думала…

– Неужели? И что же?..

– Я не принимаю Ваше предложение, Вячеслав Вадимыч.

– Вот как? И почему же, позвольте спросить?

– Я Вас совсем не люблю. Извините меня, пожалуйста, – она встала, оправила юбчонку и вышла.

Мир рухнул. «Я Вас совсем не люблю». «Совсем». «Не люблю». «Не люблю». «Совсем».

А чего он ожидал? Конечно, она его совсем не любит. И он об этом прекрасно осведомлен. И он ее не любит. Но речь и не шла о любви. Вопрос чисто коммерческий: она оказывает ему услуги определенного свойства, он оплачивает их. И все. Причем здесь любовь? Но дело в том, что для нее это не просто услуги определенного свойства, это особые отношения, которые строятся исключительно на любви. А если ее нет, то не должно быть и отношений. Она с ее непрошибаемой провинциальностью просто иначе смотрит на этот вопрос. Любовь здесь не причем. Или причем? И почему он решил, что он ее не любит? Он ее любит. Это стало ему совершенно ясно только сейчас. Он любит ее. Такой, какая она есть, с ее наивностью, с ошибками в словах, с ее дремучими представлениями о порядочности и любви. Она стала ему бесконечно дорога. Когда это произошло, почему – невозможно сказать. Но факт, есть факт. Это случилось. И теперь ему надо хорошо подумать, что делать со всем этим и как быть дальше. Эх, не было печали…

Глава 8

Вечером следующего дня, когда в его кабинет зашла Ирина Аркадьевна, Вячеслав Вадимович, выслушав ее, сообщил:

– Приготовьте мне к утру сумку с вещами. Я уезжаю дней на десять в Европу. По делам. В случае необходимости, держите со мной связь по сотовому, по номеру для ограниченного круга лиц. А я, как заведено, сам буду звонить вам домой каждый вечер в двадцать часов, чтобы справиться о состоянии домашних дел.

– Не беспокойтесь, Вячеслав Вадимович. Все будет в порядке. Что вам уложить?

– Как обычно. Сумку оставьте у Сергея. Выезжаю рано утром, мы с вами не увидимся.

– Счастливого пути, Вячеслав Вадимович.

– Спасибо. До свидания.

Никаких дел в Европе у него не было. Он летел в Гамбург. Туда, где особенно ярко кипит ночная жизнь. Он решил пуститься во все тяжкие: в объятия продажных элитных женщин: брюнеток, блондинок, рыжих, лысых, тонких, толстых, разных. Клин вышибают клином. Конечно, не обязательно было лететь так далеко, подобного «добра» хватает и в Москве, но он не хотел, чтобы кто-нибудь где-нибудь случайно увидел его в таком обществе. Это должно остаться его тайной. Да и хотелось убежать сломя голову куда подальше от этих серьезных серых глаз.

Рано утром Сергей отвез его в аэропорт, где вскоре серебристый лайнер взмыл в небо, унося его на своем борту в далекий Гамбург, где он надеялся найти лекарство от своей болезни, еще не зная, что она не излечима.

…………………….

Когда через три дня он, как и каждый вечер перед этим, ровно в двадцать ноль-ноль по московскому времени позвонил Ирине Аркадьевне, чтобы справиться о домашних делах, рядом с ним на широченной кровати лежала очередная красотка. Признаться, он уже слегка сбился со счета этим дамам. Это была то ли седьмая, то ли восьмая. Но то, что уже перевалило за шесть, он знал точно. И что интересно, были они все абсолютно разными и по цвету волос, и по объемам форм, и по темпераменту, и даже по национальности. Одинаковым было только его отношение к ним – полное безразличие и скука. Взять хотя бы эту француженку Амели: бесспорно красива, исключительная фигура, опыт, такт, женственность и даже обаяние – все при ней. Почему же не трогает, не волнует его ее женская прелесть? Черт знает что. Околдовала его, что ли, Алена из Называевска с вечно ободранными коленками и волосами, стянутыми в хвостик резинкой, отрезанной от велосипедной камеры. Где логика, господин Фетисов? Абсолютно алогично.

– Добрый вечер, Ирина Аркадьевна. Как наши дела? – говорил он между тем в трубку, поглаживая по шелковому бедру Амели и думая свои невеселые мысли. Он вполуха слушал про то, какая в Москве погода, про то, что садовник пересадил кусты роз, про уплату налога за дом и земельный участок. И только когда она произнесла словосочетание «Алена Гурьева» он насторожился.

– Извините, Ирина Аркадьевна, я прослушал, что там с Аленой?

– Ничего-ничего. Ей уже гораздо лучше. У нее гнойная ангина. Объелась мороженным. Детский сад, какой то.

– Доктор ее смотрел?

– Да, конечно. Ефим Дмитриевич осмотрел и сказал, что в принципе ничего страшного. Таблетки, полоскания, ингаляции, домашние средства – все исполняется, как положено. Через несколько дней будет в норме. Но прошедшие сутки она пластом лежала, температура под сорок один держалась, никак не могли сбить. Заставила она нас поволноваться. Сейчас получше.

Вячеслав Вадимович убрал руку с бедра Амели и сделал ей знак, чтобы она собиралась. Он вылетит в Москву первым же самолетом. Сейчас же. Немедленно.

…………………

Москва встретила его мелким колючим дождем. Вот и кончилось тепло, от лета не осталось и воспоминаний. Впереди долгая зима. «Зима. Холода. Одинокие дома. Моря, города. Все как будто изо льда…», – вертелась в голове надоевшая песенка. Он вышел из здания аэровокзала в темноту улицы, постоял немного под пронизывающим холодным мокрым ветром, закурил, глянул в сторону выстроившихся в ряд такси и частников, бросил недокуренную сигарету и вернулся опять на вокзал.

– Когда будет ближайший рейс в Омск? – поинтересовался в кассе.

– Через час двадцать минут. Есть свободные места. Вам один билет?

– Да.

И несет его самолет среди ночи в неведомый Омск, чтобы потом он сел там в электричку и доехал до маленького Называевска. Зачем он туда летит, что хочет выяснить – он и сам не знает. Он перестал понимать сам себя в последнее время. Его пугают эти импульсивные необъяснимые поступки, эти непонятные метания. Кажется, что незыблемая почва под ногами стала зыбкой, нет привычной твердыни. Это вселяет неуверенность. Так нельзя. Надо взять себя в руки, а то недолго и загубить дело, которому посвятил всю свою жизнь, недолго потерять себя. В конце концов, такая нелогичность просто говорит о слабости мужчины. А он не слабак и не был им никогда. Он привык быть хозяином положения.

Грязный, убогий, обшарпанный железнодорожный вокзал в незнакомом городе, с заплеванной лестницей и стоптанными щербатыми ступенями. Низкое тяжелое свинцовое, даже скорее железобетонное небо в неуютном рассвете. Город встречал неприветливо. Никакого намека на такси. Дежурная пояснила, что через двадцать минут начнет ходить рейсовый автобус, курсирующий по городу. Люди безропотно разместились на жестких сиденьях в ожидании автобуса, а Вячеслав Вадимович все же решил попытать счастья в поисках частного извозчика. Таковой сразу нашелся – молоденький веснушчатый водитель дремал в битом и ободранном красном «москвиче», наверняка перешедшем своему хозяину по наследству от деда или даже прадеда. Вячеслав Вадимович постучал по стеклу, водитель очнулся, приспустил стекло и неохотно назвал сумму таким тоном, что Вячеслав Вадимович понял, сумма эта по местным меркам несусветная, хотя была она, по его мнению, вполне разумной. Видимо, очень уж не хотелось водителю куда-то ехать в это невеселое серое утро.

– Поехали.

– Поехали, коли так, – вздохнул водитель, включая зажигание.

Мелькают за окном чахлые деревца, жиденькие кустики, голые черная дорога. Через несколько минут, наконец, появляются первые дома города – двух и трехэтажные, деревянные, почерневшие от старости ветхие бараки, за которыми проглядывают деревянные удобства во дворе. Сзади бараков сплошной стеной выстроились разномастные сарайчики и ржавые гаражи. Повесив хвост, бежит большая вислоухая собака неопределенной масти, тощая, как велосипед.

– Куда везти-то?

– В гостиницу. Лучшую.

– А их тут всего две, – усмехнулся водитель, – и обе одна другую стоят. Как говорится, хрен редьки не слаще.

Гостиница и впрямь не поражала ни внешним видом, ни обстановкой, ни сервисом. То есть как раз поражала. Полусонная администраторша с опухшим от сна лицом выдала ему ключи от номера с брелков в виде деревянной груши, посоветовав не пользоваться на всякий случай лифтом.

Он поднялся пешком на верхний, шестой этаж, не без труда открыл ключом свой шестьдесят третий номер. Полированная мебель по моде семидесятых годов прошлого столетия вся заляпана отпечатками пальцев, выцветшие дешевые обои, скрипучий деревянный пол. Занавески на окне изображали старые неопределенного цвета тряпки, влажная постель с жирными черными оттисками печатей на простыне, наволочке и вафельном полотенце, дабы временный здешний житель ненароком не забыл, что все здесь казенное. Контраст с Гамбургским отелем был убийственный. Громоздкий, как гроб, телевизор на допотопной тумбочке, наверняка помнящий первые пятилетки Советского Союза. Самодельные картины – вырезанные из журналов цветные пейзажи вставлены в крышки от конфетных коробок, приспособленные под рамку. Горячая вода, правда, была. Он скинул плащ, швырнул на стул дорожную сумку, наскоро принял душ и как был, голый с полотенцем на бедрах, рухнул на кровать, уткнулся в плоскую, как блин, жесткую подушку, пахнущую затхлостью и мышами, забылся в тяжелом сне. И в этом полубреду, полусне ему все мерещились тени, голоса, чей-то смех, и все мелькал и мелькал силуэт тоненькой девушки в бирюзовом платье.

Проспал до обеда, проснулся оттого, что страшно хотелось есть. Спросил у дежурной по этажу, есть ли в гостинице ресторан. Оказалось, что есть. Спустился на первый этаж. С аппетитом пообедал. И обстановка и сам обед живо напомнили ему золотые студенческие годы. Но, как говорится: не до жиру, быть бы живу. После горячего обеда, да ста граммов коньяка сомнительного качества настроение поднялось. Тут еще и жиденькое осеннее солнышко засветило сквозь пыльные окна.

Поднялся в номер, оделся и вновь спустился вниз, на улицу. Решил пройтись по городу. Эти провинциальные городочки – сплошное удовольствие для пеших прогулок. За час-полтора неспешной походкой можно пройти из конца в конец. После суеты и столпотворения Москвы и Гамбурга – тишь и благодать. Редкие прохожие, да изредка машина проедет мимо. Тем более, сегодня вторник, люди на работе, дети в школах и в садиках. Пятиэтажные панельки гармонично соседствовали с частными деревянными домишками, так что ничего удивительного не было в том, что улицу иной раз перебегала курица, паслись стайки гусей, а во дворе на последней чахлой травке паслась привязанная к колышку коза. Пару раз прокричал свое «кукареку» петух.

Спросил у проходившего мимо подростка, где здесь улица 7-я Северная.

– Вона тама, – неопределенно махнул рукой долговязый мальчишка в куртке, из которой явно вырос.

До «вона тама» пришлось идти еще минут пятнадцать. Дом под номером девять оказался четырехэтажной двухподъездной секционкой. Вход в секцию, где проживала сестра Алены Валентина со своими детьми, оказался закрытым. Что ж, он придет сюда вечером, когда люди вернуться с работы домой. Тем более, он еще совершенно не знал, о чем хочет поговорить со Алениной сестрой и что, собственно говоря, он хочет выяснить.

В гостиницу Вячеслав Вадимович вернулся к вечеру, имея почти полное представление о городе, в котором родилась и выросла Алена. За старой частью города он обнаружил новый микрорайон, выглядевший вполне прилично с более-менее современными домами, магазинами и даже сквером. Был там и банк, и неизменный в провинциальных городах памятник Ленину, и новейшее здание администрации, и спортивный комплекс и педучилище, в котором, видимо, училась когда-то Алена. Было в городе и несколько небольших промышленных предприятий – электроприборный завод, лакокрасочный, завод измерительных механизмов, какой-то ОАО… Как там его… ОАО «НППИЭ» Не запомнил. Он попробовал расшифровать: Называевское предприятие по переработке использованных электролампочек? Промышленное предприятие интеллектуалов и эстетов? Производство полуфабрикатов, имеющих этикетки? ОАО «Называевские памперсы, подгузники и электродрели»? По пути в гостиницу перекусил в гастрономе в кафетерии жиденьким чаем и черствым рогаликом.

Из номера в гостинице позвонил домой. Трубку взяла … Алена. Сердце его сразу заныло, грудь стиснуло.

– Здрасти, Вячеслав Вадимыч. А Ирины Аркадьевны нет дома. Она куда-то уехала. Что передать? – голос бодрый, звонкий, совсем не похож на голос больного человека.

– Передай привет, – буркнул он в трубку. – Мне сказали, что ты больна. Что-то не похоже.

– А мне сегодня совсем хорошо. И температуры почти нет. Я морс пью клюквенный. И чай с медом. А вы скоро приедете?

– Соскучилась что ли? – ехидным тоном спросил он.

– Ага, – сказала весело, беззаботно, совсем не тем тоном, каким говорят действительно скучающие люди.

– Скоро, – и положил трубку.

Он лег на кровать прямо в одежде, закинул руки за голову и, закрыв глаза, попытался представить себе, что она сейчас делает. Сидит, должно быть, в халате, в шерстяных носках с ногами в кресле с обмотанным горлом, читает книгу, попивает теплый морс из бокала. Интересно, что она читает? А, ну конечно, это очередной детектив. Хотя, он бы не удивился, если бы у нее в руках увидел «Приключения Незнайки». В самый раз по ее уровню зрелости и отношению к жизни. «Я Вас совсем не люблю», – вдруг ясно всплыло в голове. Он вздохнул, перевернулся на бок и, закрыв глаза, стал вспоминать ее. Вот она в форменном сиреневом платье протирает пыль с мебели, вот поливает цветы из леечки с длинным узким горлышком, вот пылесосит ковер на полу, фартук съехал на бок от усердия. Вот подходит к нему, поднимает на него огромные серые глазищи, смотрит нежно, ласково проводит прохладной ладошкой по его щеке и говорит: «Как я соскучилась! Вы бы только знали! Только знали, как я скучала без Вас!». Он медленно наклоняется к ее лицу, все ниже, ниже и, наконец, касается губами ее розовых губ, пахнущих леденцами…