Текст книги "Когда отцветёт сирень (СИ)"

Автор книги: Ai_Ais

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Глава первая, в которой Тая спешит на репетицию, но так и не попадает на неё ==========

Под водой мы родились с тобой,

Я не думал, что жизнь бывает другой…

С. Бобунец

Люди привыкли, что каждая история имеет своё начало, кульминацию и развязку, а следовательно, она может быть только линейна. Во всяком случае, логика говорит так, и я никогда не подумала бы, что усомнюсь в справедливости этого утверждения. Впрочем, в тот момент я вообще ни о чём не думала. Я просто бежала вперёд, отчаянно пытаясь успеть туда, куда уже опоздала, а именно на генеральную репетицию постановки, которую наша труппа должна была отыграть нынешним вечером.

В спешке я не сразу заметила, что пейзаж вокруг резко изменился, – всё моё внимание было сосредоточено на ключе, готовом войти в замочную скважину. Домой я торопилась, чтобы прихватить забытые на комоде у входа пуанты.

На бегу я и не сразу я увидела человека, шагнувшего мне навстречу из подъезда…

Справедливости ради отмечу, что и парень этот тоже явно не ожидал, что прямо перед ним вдруг возникнет девушка, несущаяся на крейсерской скорости к родным пенатам. Вот потому отскочить он не успел, и наше хоровое «ой», раздавшееся при столкновении, поразило бы синхронностью самых придирчивых перфекционистов.

Рассыпаться в любезностях и извиняться мне было решительно некогда, а потому, неловко отпихнув парня в сторону, я на ходу пробубнила: «Ты-эт-прости, пожал-л-ста», – и поскакала по лестнице.

– Эй, – окликнул он меня уже на подходе к следующему пролёту.

– Ш-шта? – ответила я, оборачиваясь и переводя дыхание.

– Ключ, – ответил он.

– Что? – не поняла я уже не шепелявя.

– Ты ключ выронила, – улыбнулся парень. – Я сейчас.

И вместо того, чтобы ждать, пока я соображу и спущусь, он сам в три прыжка преодолел расстояние между нами и протянул связку, которую я, видимо, выронила при столкновении.

– Чего смотришь? Бери, – доброжелательно пригласил он.

Ключи лежали на его ладони – большой и широкой, с глубокими линиями. Хироманту такая рука наверняка бы понравилась. Но я пялилась смотрела вовсе не на ладонь.

Признаюсь, парень выглядел немного странновато, что естественно и привлекало внимание. На нём красовались какие-то жуткие брюки с чрезмерно широкими штанинами, наподобие тех, что уже много лет пылились в шкафу моего отца. Родитель носил их в пору ранней молодости и не позволял маме выбросить эту тряпку – видимо дороги были как память. Однако втиснуться в эти штаны папа не смог бы, даже отсидев на жёсткой диете пару месяцев. Годы всё же брали своё.

С мыслями об отце я продолжала ошарашенное пяление разглядывание.

Над ремнём брюк простиралось впечатляющее пространство, упакованное в не менее нелепый, чем брюки, пуловер, в горловине которого гнездился такой забавной формы воротник рубашки, что я не удержалась и, неудачно подавив смешок, хрюкнула. Парень, однако, не повёлся. С потрясающей выдержкой и доброжелательным выражением на круглом лице он продолжал протягивать мне связку ключей. Два по-цыгански тёмных глаза с любопытством разглядывали меня из-за линз сильных очков, а довершали образ забавные рыжеватые усики.

– Недавно переехала? – тем временем решился прервать затянувшуюся паузу парень.

– С чего это ты взял? – буркнула я, совсем было собравшись ретироваться, но некоторая неординарность ситуации буквально пригвоздила меня к месту.

– Да просто раньше я тебя тут не видел. Ты, верно, приезжая? Одета как-то… не по-нашему.

Мои пальцы самопроизвольно легли на грудь, из которой с вызовом вырвалось:

– Это я-то приезжая? Сто лет тут живу!

– Хм-м, – в глазах моего общительного собеседника зажглась искорка. – Ну, насчёт ста лет ты привираешь.

– Что? – опешила я.

– Выглядишь ты не старше чем не девяносто девять, – он засмеялся уже в голос, но тут же добавил: – Просто действительно странно, что мы раньше не встречались. Я тоже в городе третий год и знаю, как мне казалось, всех жильцов этого дома. Ты из какой квартиры?

От желания рассмеяться у меня зачесалось в носу, а на глазах выступили слёзы. Я уже не сомневалась, что передо мной стоит городской сумасшедший, обрядившийся точно пугало. Нет, я живу в этом доме всю свою сознательную жизнь, но даже соседей толком не знаю. Теперь людям вовсе не нужно общение: все в интернете, своих компьютерах, гаджетах – не до посиделок у подъезда или в гостях. Парень действительно рассмешил меня, но я всё же решила ответить, чтобы не провоцировать:

– Живу в шестьдесят восьмой квартире.

– А я из восемьдесят восьмой, – сказал парень, вновь обнажая зубы в улыбке. – Зовут-то тебя как?

– Тая. Тая, которая очень спешит, – я не совсем вежливо попыталась завершить диалог.

– Ну, если ты торопишься… – понял он.

– Что? – в очередной раз «чтокнула» я.

– Ничего… может, ещё увидимся. Меня, кстати, Леонидом зовут. Но можно и просто Лёней.

– Угу, очень приятно, – проронила я и побежала вверх по лестнице.

Возможно, мой мозг работал не на полной мощности, а скорее всего и вовсе отказал, ведь я, всё ещё ни о чём не подозревая, доскакала до своего этажа, подлетела к двери с табличкой «68» и вставила ключ в скважину…

В совершенной тишине подъезда замок тихонечко щёлкнул, и я толкнула дверь, только в тот момент осознавая, что ЕЁ я вижу впервые в жизни. Нет, ключ подходил идеально. Мало того, номер квартиры определённо был нужным, но вместо недавно установленной металлической двери, украшенной блестящими молдингами, передо мной красовалось деревянное недоразумение, обитое вишнёвого цвета дерматином.

Ступор завладел мною безвозвратно, и пока мозг генерировал хоть какую-нибудь сносную версию происходящего, я с опаской заглянула в квартиру.

«Нет, это не мой дом!» – пронеслось в голове, но всё же, повинуясь необъяснимому инстинкту, я вновь отворила дверь и позвала:

– Эй, есть тут кто-нибудь?

Тишина многозначительно промолчала в ответ, а я, всё ещё не понимая, что делаю, шагнула в полумрак прихожей.

Сердце заколотилось в районе подбородка, потому что среди совершенно определённо чужого интерьера, враждебно выступающего из полумрака, угадывался силуэт знакомого старинного, ручной работы комода, на котором валялись… мои пуанты.

– Мать твою за ногу… – только и ждавшая своего часа похабщина легко и непринуждённо сорвалась с языка, а тело попросилось присесть на банкетку, словно поджидавшую предобморочного состояния входящих в квартиру дам. Вдоль позвоночника выступили бусины холодного пота.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я изумлённо разглядывала собственный комод, невесть как оказавшийся в чужой квартире, но только среди незнакомых вещей я обнаруживала всё больше своих. В кухне, небольшая часть которой виднелась прямо из прихожей, висела люстра, принадлежавшая моей бабушке, – предмет совершенно уродливый, но всё же рука не поднималась выбросить то, что было связано с прошлым родного человека, ушедшего из жизни пять лет назад.

Потрясённая, я ещё какое-то время просто сидела, не в силах сдвинуться с места. Я не знала, что и думать, а потому решила просто вернуться на улицу, попытаться понять… Нет, я не надеялась, что это поможет разобраться, скорее мне было необходимо глотнуть свежего воздуха.

…

При ближайшем рассмотрении город оказался чужим. Похожим на тот, в котором я жила, но безнадёжно посторонним. А воздух был свежим, до тошноты, густым и отрезвляющим. Душащим. Он давил на затылок, равно как и странный пейзаж, обступивший со всех сторон. Да, когда я бежала, торопясь на репетицию, весеннее утро звенело озорными нитками ручьёв, распускавшими последние кудели сугробов. Но теперь, всего несколько минут спустя, поздняя весна смотрела на меня синеглазым небом, и ветер поправлял нежный её сарафан из только что проклюнувшейся на деревьях зелени. Казалось, выдохни он ещё раз так тепло и глубоко, как распустятся эти листья во всю мощь, скроют зелёным куполом ласковое солнце.

Ошарашенно разглядывая улицу, совершенно не замечавшую меня, наполненную людьми, спешащими по своим делам, я была вынуждена машинально отметить, что так близка к обмороку не была никогда. Теперь стало понятно, что имел в виду тот парень, когда предположил, что я «приезжая», ведь выглядела я среди окружающего пространства точно НЛО, приземлившийся в песочницу: шарф, тёплая куртка, перчатки, узкие джинсы.

На проходящих мимо девушках красовались яркие платья и лёгкие кофты. «Апрель… или самое начало мая, – пронеслось в голове. – Боже, ну отчего же все они так странно одеты? Юбки ниже колен, толстые каблуки…» Я машинально отметила, что женщины всех возрастов практически поголовно носили модную когда-то давным-давно стрижку сессон. И вообще они здорово напоминали мою собственную маму. Такую, какой я её видела на фотографиях времён студенчества. Блондинки, брюнетки, рыжие… с самым натуральным цветом волос. Никаких татуировок, экстремальных стрижек, джинсов.

Но больше всего меня поразили мужчины. Будто моего нового знакомого Лёню размножили на копировальном аппарате: разных, но неизменно мрачных оттенков брюки, рубашки с воротничком полукругом рождали в голове странные ассоциации с родительской молодостью, с восьмидесятыми. И только я подумала о годах, как меня осенило…

Не тратя более времени на размышления, я понеслась вперёд по улице. Бежала я не долго и уже через пару минут наткнулась на то, что искала, а именно газетный киоск. Признаюсь, уже на подходе сердце билось в груди со скоростью близкой к абсурдной, но по мере приближения оно и вовсе пикировало под подбородок.

В витрине были выставлены свежие газеты с незнакомыми мне названиями: «Труд», «Ударник», «Энергетик» – ни одного глянцевого журнала.

– Что-то хотели? – осведомилась киоскёр.

– Мне… о… ох… – растерялась я, по инерции завозившись в карманах.

…в ладони засверкали монетки. Я не поверила своим глазам, когда увидела номиналы в пять и десять копеек.

– Вы что-то хотели? – повторила вопрос продавщица.

– Мне «Энергетик», самый свежий номер, – выдавила я улыбку, протягивая деньги.

Покачав головой, продавщица взяла монетку и положила в ладонь три копейки сдачи.

– Понятное дело, что вчерашний вам не надо, – заметила она и, свернув газетку втрое, просунула её в маленькое окошечко.

Я отошла шагов на десять, прежде чем позволить трясущимся пальцам развернуть газету и посмотреть на передовицу, датированную… двадцатым апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года…

========== Глава вторая, в которой Тая начинает понимать, что произошло, но недоумевает зачем ==========

Облака этим летом, пожалуй,

Будут особенно хороши.

Быть в нужный момент с тобой рядом

Известное многим свойство левши.

Облака этим летом, пожалуй,

Будут особенно хороши.

Мне глубина твоего океана

Всё чаще важнее длины волны.

С. Бобунец

На негнущихся ногах я добрела до ближайшей скамеечки. Нужно было присесть и офигеть подумать. Происходящее в голове более всего напоминало растревоженный улей, где пчёлы ещё не успели успокоиться, вернуться к своим обычным делам. Вот так и мысли мои роились и гудели, как зачарованная повторяла я: «Двадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, двадцатое апр…»

Что-то смутно знакомое проскальзывало в этих числах, вот только что? Снова и снова шептала я, разглядывая газету, сжимая пальцы свободной руки в кулак, как вдруг меня осенило: «Ну конечно! Интернет!!!»

Трясущимися руками я полезла в карман и, нащупав нужное, едва не взвизгнула от радости. Но, вытащив наружу смартфон и заглянув в него, я, конечно, разочаровалась. Нет, экран светился и даже показывал время – репетиция, на которую я торопилась, уже подходила к концу, – но сети не было совершенно, окончательно и бесповоротно (а чего другого ожидать от операторов мобильной связи, которых в восьмидесятые не существовало, видимо, даже в самых смелых проектах?)

Я задышала часто-часто, чтобы не разреветься, ведь слёзы сами подступили к глазам, предательски закололо в носу. Мысли снова взвились в воздух и теперь планировали, подобно бумажным бабочкам. Я понимала, что каким-то образом преодолела временной барьер и оказалась в прошлом, но решительно не понимала на кой. Я осознавала, что вместо марта две тысячи двадцатого года оказалась в апреле тысяча девятьсот восемьдесят шестого, но дата эта решительно ни о чём не говорила.

Зато говорила я, и совершенно определённо вслух, судя по тому, как оглядывались на меня проходящие мимо люди.

Недовольно фыркнув, я встала и только тут заметила табличку «Осторожно! Окрашено!» белевшую на скамейке. Мои почти новые джинсы, конечно же, были безнадёжно испорчены тремя поперечными отпечатками жёлтой масляной краски, что изгадило и без того не радужное настроение окончательно. Не вполне литературно выразившись, я прикрылась газетой и уныло побрела в сторону «своего дома» – ничего другого в сложившейся ситуации всё равно было сделать нельзя. «Переодеться», – единственная мысль, возникшая в мозгу, вовсе не казалась такой уж дурной. К тому же в куртке становилось жарковато.

Пока я шла по широкому, залитому солнцем проспекту, мысли потихонечку начинали приходить в порядок, а в голове выстраивался более или менее сносный план дальнейших действий. «Ну, во-первых, —думала я, – вполне возможно, что всё это мне только снится. Что лежу в своей кроватке, будильник давно прозвонил, а я продолжаю себе упрямо дрыхнуть. Просплю, конечно, но ничего страшного. Ни-че-го. Ведь проснусь я в своём две тысячи двадцатом». От этих мыслей стало намного веселее, и я зашагала уже бодрее: «Что ж, а пока просыпаю, можно попробовать провести время с пользой. Осмотреться. Прогуляться. Не каждый же день снятся такие яркие сны о прошедших эпохах. Кстати, вот интересно, а где я?»

Было уже не страшно показаться сумасшедшей (ведь наверняка действительно вижу сон), а потому я совершенно спокойно поравнялась с первым попавшимся прохожим, вежливо поздоровалась и спросила:

– Не будете ли вы так любезны подсказать, в каком городе я нахожусь?

Мужчина средних лет, облачённый в традиционные для этой местности широкие брюки и узкополую шляпу, довольно странно покосился на меня, но всё же ответил:

– Известно где. В Припяти.

«В Припяти», – эхом повторилось в мозгу, волной прокатилось по телу, и вот тут-то пришло феерическое осознание. Еле-еле разлепив губы, я сухо поблагодарила мужчину, пожавшего плечами и продолжившего путь. Я же замерла посреди улицы, словно ударом тока поражённая.

«Припять. Город-призрак в Киевской области Украины, покинутый населением после того, как двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года на Чернобыльской атомной станции произошла крупнейшая в мире техногенная катастрофа двадцатого века», – внутренний голос звучал чётко и довольно противным дикторским тоном.

Пару минут я столбом простояла посреди улицы, но после решительно заозиралась.

И увидела её…

Станция находилась чуть в отдалении от города. Она раскинулась на просторной, лишённой всякой растительности равнине. Думаю, до неё было километра четыре, не меньше. Но в лучах апрельского солнца она лежала точно на ладони, золотистая как пряник и совершенно це-ла-я.

«Мать твою», – в который раз за день вырвалось у меня, и за неимением более логичных и понятных альтернатив ноги уныло понесли в сторону «дома».

Я уже точно понимала, что это не сон. Шестым каким-то чувством, но понимала. А может быть, причина крылась в банальной логике, согласно которой во сне нельзя почувствовать запахов, потрогать что-то и ощутить прикосновение.

Но, будто в подтверждение моих догадок, обонятельные рецепты раздражал навязчивый запах распустившейся сирени. Почувствовав его, я присела на корточки, опустила ладони, ощутив под ними тёплый, шершавый асфальт…

К «дому» я подходила уже в совершенно подавленном настроении. Осознанные новости были из рук вон не очень хорошими дурными. Единственной конструктивной мыслью, пришедшей в голову, было зайти в квартиру, лечь в кровать, зарыться головой в подушку и офигеть окончательно, чем я и собиралась заняться.

Но на подходе к подъезду меня снова окликнули знакомым уже голосом:

– Эй, Тая, привет!

Улыбка, адресованная Лёне, торопящемуся ко мне, вышла сначала вымученной, но как только я внимательнее его разглядела, то улыбалась уже искренне, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

Он спешил так, что нелепые его брюки колыхались на ветру точно флаги (да, видимо, не скоро я привыкну к здешней манере одеваться). То же самое происходило и с волосами и, как мне показалось, даже с усами. В руках Лёня держал что-то отдалённо напоминающее рыболовную сеть, из которой весело торчали в стороны несколько бутылок с молоком и батон.

– Привет, – поздоровалась я, когда он догнал. – Ты откуда?

– Из продуктового, – пожал плечами он.

– А-а, – безразлично отозвалась я, дёргая подъездную дверь.

– А ты?

– Что я?

– Ну, успела туда, куда хотела?

Сначала я не поняла, о чём он, но, вспомнив недавний разговор, выдавила улыбку:

– Вполне.

– Вот и хорошо.

Пока мы ждали лифт, Лёня с видимым усилием пытался найти тему для дальнейшего разговора, но я чувствовала себя такой усталой, разбитой, что не собиралась помогать ему в этом. Сухо попрощавшись на своём этаже, я прикрыла жёлто-полосатую от краски попу газетой «Энергетик» и, удостоверившись, что Лёня отбыл, зашла в свою-чужую квартиру.

…

Валялась я в позе huano до самого вечера. Сначала просто пялилась в потолок, потом пыталась размышлять, периодически прерываясь на чай. Я не отказалась бы и перекусить, но в холодильнике не оказалось ничего, кроме двух луковиц и скукожившегося лимона.

Выходить на улицу по понятным причинам мне больше не хотелось. Зато отчаянно желалось снова оказаться дома, тьфу, в смысле в своём родном две тысячи двадцатом.

Стрелки настенных часов, однако, вальсировали по окружности медного циферблата, но никаких значимых скачков во времени более не наблюдалось. Оно снова обрело знакомые меры в секундах, минутах, часах…

Когда же солнце склонило уставшее за день лицо к зелёной подушке горизонта, я подошла к окну, из которого… чётко просматривался чёрный в закатную пору силуэт станции. В голову впервые закралась мысль: «…а что, если я не могу изменить ход времени, но могу попробовать изменить ход событий, которые вот-вот должны произойти? И если уж я оказалась здесь, то можно ведь попробовать сделать что-то хорошее».

Весь день думы мои концентрировались вокруг того, что удалось вспомнить о чернобыльской аварии. Признаюсь, я никогда не интересовалась этой темой подробно – историю и действовавших лиц знала несколько формально и приблизительно. Пара статей из Сети, написанных к очередной годовщине, несколько документальных фильмов – вот и весь арсенал моих знаний, который, со всей видимостью, можно использовать, чтобы не допустить того, что должно было теперь произойти двадцать шестого апреля.

Мысль, что я могу вмешаться в ход истории, и будоражила воображение, и студила кровь одновременно. Широкими шагами я снова и снова измеряла периметр комнаты, то и дело останавливаясь, размышляя вслух. «Чтобы хоть что-то сделать, мне нужен тот, кто работает на станции. Меня-то туда вряд ли пустят. Сомневаюсь, что по территории АЭС проложены туристические тропы, а на входе выдают сувенирную кепочку и фотоаппарат».

Но как найти работника станции, а самое главное – объяснить, что от него требуется, я представляла плохо. Как-то изначально дурной идеей казалось подойти к служащему ЧАЭС и сказать: «Знаете, я тут прибыла из будущего и хочу предупредить, что станция ваша двадцать шестого апреля взорвётся к чертям собачьим. Почему – понятия не имею, но сделайте хоть что-нибудь».

Думаю, услышь я сама такое, тут же предприняла бы определённые действия. Например, вызвала бы бригаду из психушки для «Я тут из будущего». Вот потому план с раскрытием карт не выдерживал критики даже на стадии разработки. Я понимала, что действовать нужно хитрее. Для начала просто найти работника станции, желательно с четвёртого энергоблока, где двадцать шестого апреля намечалась (слово-то какое!) авария, и там уж сымпровизировать попробовать.

Я подумала, что можно, наверное, обратиться с вопросом – не знает ли он кого-нибудь со станции – к моему новому (и единственному) знакомому Лёне, но надо было придумать какую-нибудь причину, зачем мне понадобился станционщик.

Но на обдумывании этих самых причин я выдохлась ровно через три минуты, просто представив возможный вопрос: «А зачем тебе человек со станции?» Ну не могу же я ответить, что мне нужно тостер починить или картину повесить. Требовалось изобрести какой-нибудь вопрос по ядерной физике, а в этой области изведанного для меня было вообще маловато. Настолько маловато, что в ушах тут же зазвенело, и «подумать» очень захотелось отложить на потом.

И всё же наличие хоть какой-то идеи порадовало меня. Порадовало и… немного отрезвило.

Впервые за день я полностью пришла в себя и почувствовала, что проголодалась как Гаргантюа. Дабы удовлетворить потребности желудка, мне следовало вновь выйти на улицу.

Но перед тем предстояло переодеться. Не сомневаясь, что найду что-то сообразное духу времени, я распахнула дверцы платяного шкафа и…

И так здорово я не смеялась, наверное, несколько лет. А может быть, никогда.

Это была Нарния, Зазеркалье, блошиный рынок и каталог «Модница-80» в одном флаконе. Если немного отвлечься от жутковатых расцветок висевшего в шкафу тряпья, то животик надорвать можно было и от фасонов с широченными плечами, юбок колокольчиком и лиричных тряпичных поясков.

Кое-как разыскав во всём этом «великолепии» что-то более или менее однотонное, оказавшееся тёмно-зелёной рубашкой в стиле милитари и (о счастье) вполне актуальные по фасону (во всяком случае привычные) джинсы «бананы», я, наконец, переоделась и… впервые задумалась о том, где взять деньги.

Надо заметить, что квартиру я не осматривала. Точнее, беглого знакомства с интерьером хватило, чтобы прийти к заключению, что проживает в ней совсем молодая женщина. Об этом говорили одинокая зубная щётка в стаканчике, один комплект полотенец и даже чашка на сушилке в кухне томилась в полном одиночестве. В пользу версий о девушке говорило наличие женского гардероба и пары туфлей-лодочек, стоящих у двери (моего, кстати, размера).

Вопрос с деньгами поверг было меня в уже привычное состояние ступора, но, немного поколебавшись, я всё же просмотрела карманы одежды, висящей в шкафу (не умирать же с голода), ничего напоминающего денежные знаки там не обнаружилось. Но отчаяться я не успела. Всё на том же благословенном комоде в коридоре, рядом с собственными пуантами, я обнаружила… свой же кошелёк.

Деньги были разных номиналов, но до пятидесяти рублей. Я не знала, мало ли в кошельке, или я случайно наткнулась на пиратские сокровища времён СССР, но, судя по тому, что утренняя газета обошлась мне в три копейки, я поняла, что уж на что-на что, а на ужин мне как-нибудь хватит.

Когда я укладывала портмоне в сумочку, оказавшуюся тут же на комоде, чувство стыда болезненно укололо, обожгло щёки. «Но кошелёк-то определённо мой, – подумала я. – К тому же других вариантов не предлагается».

…

Однако перед тем, как пойти за продуктами, я долго бродила по облитому розовато-оранжевым закатным светом городу, магазин планировала разыскать самостоятельно. Мне больше не хотелось задавать вопросов местным, чувствовать себя при этом дурой тоже как-то поднадоело. Впрочем, я и не жалела – симпатичный и при дневном свете, ввечеру город производил ещё более приятное впечатление.

Несмотря на довольно-таки поздний час, улицы казались переполненными людьми. И сначала я даже подумала, что горожане вышли на какой-нибудь флэшмоб или праздник, но вскоре поняла, что это не так – они просто гуляли. Парочки студентов, точно воробьи, жмущиеся друг к другу, хихикающие, украдкой целующиеся, а рядом уже семейные пары, качающие коляски. Меня поразило другое – среди местных жителей почти не встречалось стариков. Город и сам словно улыбался юностью: новые чистые кварталы, ухоженные клумбы, белёные бордюры… какой же нарядной казалась маленькая Припять, стоящая подле Чернобыльской АЭС. И горожане… гуляющие, улыбающиеся, просто разговаривающие – никаких тебе смартфонов, ругани вокруг – совершенно другое общество.

И вдруг мои собственные страхи, связанные с произошедшим перемещением во времени, отступили. Бродя по проспектам, благоухающим цветом черёмухи и сирени, я поняла, что если оказалась здесь, значит, так было нужно, значит, что-то должна сделать именно я…

И как только я поняла это, тут же буквально упёрлась в здание с вывеской «Гастроном». Радости моей не было предела, когда толкнула дверь и вошла. Однако я тут же была остановлена не таким уж приветливым замечанием:

– А мы через пятнадцать минут, между прочим, закрываемся.

– Добрый вечер, – простодушно поздоровалась я, – а мне и пяти минут хватит. Успею.

И прихватив громыхающую тележку, я понеслась по рядам… хихикая над этой самой тележкой.

Нет, магазин был довольно удобным, несмотря на некоторое однообразие товаров и полное отсутствие бытовой химии, косметики, одежды (что само по себе казалось странным). Обстоятельство это, видимо, было следствием тотального дефицита товаров лёгкой промышленности времён позднего СССР, о котором я немного читала. Поэтому, не особенно привередничая, я набивала крошечную тележку, по размеру казавшуюся не больше корзины супермаркета образца две тысячи двадцатого года, самыми обычными продуктами: весьма унылыми и скукоженными овощами, сероватыми сосисками, сине-зелёной тушкой цыплёнка. Впрочем, мне было не до капризов – кушать хотелось очень сильно, а вариантов с кафе я не рассматривала, приученная кушать дома и только полезные продукты. Диета танцовщицы всегда строга, как учитель старших классов.

Прихватив у кассы плитку горького шоколада, я улыбнулась продавщице, хмурившей тонюсенькие – точно ниточки – брови.

– У меня осталось ещё четыре минуты, – на всякий случай я сверилась с часами, висящими над кассой.

– Семь рублей, девяносто пять копеек, – хмуро ответила представительница торговли и застучала по клавиатуре кассового аппарата, конечно же приведшего меня в бурный восторг. Я едва преодолела желание перегнуться через стойку, чтобы рассмотреть подробно манипуляции, производимые пальцами с накрашенными морковного цвета лаком ногтями.

Мне почти начинал нравиться этот аттракцион…

========== Глава третья, в которой Тая делает робкие попытки, а Лёня предпринимает решительные шаги ==========

Прожигателям жизни – ещё один день

Это будет лучший из дней

Вот только усталость, она всё сильней

Но ты можешь не думать о ней.

С. Бобунец

Я не люблю готовить, но, тем не менее, мои друзья, когда особенно проголодаются, – всегда спешат в гости именно ко мне, зная, что можно неплохо позавтракать, пообедать или поужинать (нужное подчеркнуть). А всё потому, что я готовлю. Готовлю много, хоть и не люблю. Такой вот парадокс, который, наверное, следует объяснить. Дело в том, что приготовление пищи отлично помогает мне снять стресс, обуздать расшалившиеся нервишки. Собственно, это и есть объяснение. Можно ставить точку.

И судя по тому, что готовить на этот раз я закончила в половине четвёртого утра, стресс оказался очень сильным. В результате кулинарной релаксации у меня получились: большая кастрюля борща, жаркое из тощего цыплёнка, два гарнира, витаминный салат, компот. Когда я закончила с этим, на часах едва миновало двенадцать.

Оглядевшись, я перевела дыхание и… поняла, что всё ещё нервничаю. Но сырых продуктов больше не оставалось, поэтому я немного приуныла. Однако, проревизировав шкафы, я обнаружила муку и сухие дрожжи, а в холодильнике всё ещё скучали те самые луковицы непонятного происхождения, обнаруженные ещё утром.

«Значит, будут пирожки», – решило за меня правое полушарие мозга, отвечающее обычно за логику, но тут, очевидно, давшее сбой. Левое тут же возразило: «С луком?!» «Не будь занудой», – вмешался внутренний голос, и… я достала из буфета миску для смешивания теста.

В половине третьего я выключила газ под сковородкой и, уже довольная собой, опустилась на табурет. Готовя, я не думала ни о чём конкретном, а просто напевала себе под нос какой-то шлак из репертуара Элджея. И такое времяпрепровождение, как ни странно, дало положительный эффект. Я решила, что для начала неплохо бы немного поспать. Но с самого утра, я как есть явлюсь к этому Лёне, выспрошу, не знает ли он кого со станции, а там уж кота за хвост тянуть не буду. Выложу всё как на духу, как есть, ну или… или…

С мыслями обо всех возможных вариантах «или» я растянулась на диване, даже не разобрав постель. Волнение снова запустило под одежду влажные холодные пальцы, но проверенный способ снять стресс сработал, усталость навалилась на меня, раздавив своим тяжёлым телом и бодрствование, и волнения.

…

Проснуться «с самого утра» получилось очень сильно ближе к вечеру. Открыв глаза, я увидела, что солнце уже давно перекатилось за зенит и теперь остановилось недалеко от линии горизонта, вычертив на моей подушке яркую светящуюся загогулину, которую иначе как: «Э, ну как так-то?» – истолковать было нельзя.

Чувствуя ломоту в висках, возникшую от пересыпа, я поплелась в ванную. Немного приведя в порядок слегка помятый свой прекрасный лик, я выбрала довольно кошмарное приемлемое платье и, мысленно пожелав себе удачи, вышла в подъезд: «Так, какая у него там квартира? Восемьдесят восьмая?»

Звонок я терзала долго, но за дверью было тихо. Как, впрочем, тишина, казалось, овладела всем вокруг. И только сквозь полуоткрытое подъездное окно слышалось перешёптывание ветра с деревьями.

Я упрямо позвонила ещё раза три, прежде чем совершенно очевидная мысль пронзила мой мозг. Распиная себя на все лады, я зашагала обратно «домой». «Ну конечно же он на работе, дурья твоя голова! Что же ещё делают все люди каждый день с понедельника по пятницу, а иногда и чаще? Правильно, они проклинают основы мироздания, просыпаясь по звонку будильника, сонные, надевают носки из разных пар, мятую футболку и уныло чапают на работу. Во всяком случае, со мной всегда происходит именно так».

«Происходило», – снова ехидненько вставил внутренний голос.

И, к сожалению, это было чертовски справедливым замечанием, но я решительно отогнала гадкую мысль. Фиг с ним. У меня ещё четверо суток впереди. Что-нибудь придумать успею. А пока… я могу подождать возвращения Лёни дома и, тем временем, попытаться законспектировать те скудные знания относительно катастрофы, которыми обладаю. Так, наверное, будет полегче общаться с человеком, знающим своё дело. Да, я расскажу всё, что вспомню, а чтобы не сбиться, надо написать составить что-то вроде шпаргалки.