Текст книги "Я - Янни (СИ)"

Автор книги: Abaddon Raymond

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Таскаться – вот, как она сказала. Словечко со двора, были и другие: улетный, очуметь, нямка и прочие, которых я не знаю – больше и уже.

Я перевязываю его рану.

Я никогда и не мог его догнать.

Янни безучастно прячется за сеткой отросших волос и волшебных узоров – я дал ему блокнот и ручку. Он хорош, да что там – гениален. Лучший из техников. Это и спасает его, в конечном счете. Брат ценнее чародеем, чем огненным магом. Поэтому его забирают в подвалы все реже, даже после случившегося с Висией.

Особенно после.

У них пока есть еще трое: лишившийся ног и воли к бегству Мантикора. Рано постаревший Джокер. Загадочно живучий призрак Илая. Я пытался поговорить с ними, но в Заповедник к Мантикоре не попасть, а Джокер не отвечал – лишь дырявил тяжелым взглядом. Он замолчал однажды и навсегда. Кажется, только вчера громко хохотал в компании друзей за барной стойкой, а вдруг стерся до щербатого силуэта в углу.

Илай же, едва глянув на брата, отвернулся:

– Поздно.

– Но вдруг еще можно что-то сделать? – я подошел ближе, не давая ему уйти. Пусть повторяет фокус с огнем – плевать.

– Ты ничего не смо…

– А кто-то другой? – перебил я. – Любой способ. Что угодно, хотя бы вероятность…

– Нет, – маг отбил руку брата: тот тянулся потрогать его короткие белые волосы. Янни выдохнул, довольно заулыбался.

Он сразу прилипает к Илаю, стоит альбиносу появиться поблизости. Въется вокруг, непривычно молчаливый и почти умиротворённый. Касается – когда тот позволяет. Брата магнитом тянет к наследникам пламени.

И тьмы тоже. Мы часто спускаемся в Заповедник к тварям, где он приникает к стеклу и водит по ледяной поверхности кончиками пальцев. Раскрасневшись, тихонько мурлыкает под нос: рассказывает. Ему не отвечают, нас ведь не пускают к тем, кто может ответить:

– Нет. Я не дам пропуск к Высшим тварям. Ты видел, что он заставил сделать ту, что создал во время ритуала. Нам не нужны сюрпризы, – цедит Адамон в ответ на мои просьбы. Хоть бы та тварь убила вас! Хоть бы вы все умерли, пусть этого мало, пусть так не вернуть ни Янни, ни Алека, ни папу с мамой и крошкой Алишей. Плевать! Вы все должны были умереть в тот день!

Илай повторял за Адамоном: нет. Нет. Нет. Я не отступал. Находил раз за разом в самых укромных уголках Университета:

– Ты же в порядке! – маг вскинул красные глаза. Я прикусил язык. Он не был в порядке, мы оба знали. Я сказал:

– Извини, – поморщился. – Должно быть что-то. Не может быть иначе, – Янни, неловкий в огромной папиной куртке, складывал узор из камушков на асфальте. Когда-то в прошлой жизни он чертил чары просто в воздухе – легкими огненными нитями.

С неба падали первые снежинки.

Мы стояли за общежитием пятого блока. У самой ограды, заплетенной еще не облетевшими яркими вьюнками. Илай запрокинул голову, подставляя лицо снегу. Дышал паром. Бледный до синевы среди алых листьев. Было совсем не холодно, но Янни заметно ежился и шмыгал носом. Я зря не надел на него еще один свитер: брат постоянно мерзнет, даже летом. Только после ритуалов, наоборот, жалуется:

– Жарко.

Мы много гуляем. Или сидим в библиотеке. Я работаю, а Янни рисует, шатается между полками, читает. Книги по чарам – что же еще? Я больше не спускаюсь в подвал к Валентину и едва киваю ему, когда встречаю в коридорах. Он выглядит блеклым. Он молчит.

Он хотел предупредить меня, просто не хватило духу пойти до конца. Я не должен винить его, это несправедливо.

Но я говорю Янни:

– Пойдем, – если вижу профессора Рабинского в читальном зале.

Я сказал Илаю:

– Птицы. Почему они слетаются, когда проводят ритуалы? Почему в ту ночь в подвале был воробей? – и в моем сердце – на несколько секунд, пока не выбрался, не облачился в плоть.

Илай отступал от забывшего о камнях Янни. Со стороны было похоже на танец.

– Птицы приходят, когда умирают твари, – Илай щелкнул пальцами – в воздухе расцвело пламя. Янни замер, открыв рот, вроде впервые в жизни встретил волшебство.

Твари. Все завязано на тварях. Сложнее любых чар, сакральная тайна Пламенной эпохи. Очень разные, одна диче другой. Рядом с ними ты словно заживо умираешь – мне говорили. Я не чувствовал.

– Птицы приходят, когда все кончено.

– Ты уверен? – я спросил в последний раз.

Илай смотрел на рыжие языки. В зыбком золотом свете он казался совсем мальчишкой: будто выглянул на секунду человек, которым он был раньше.

До Университета.

– Нет.

До магии.

– Ты пожалел? Ты бы отказался от волшебства, если бы знал цену?

До огня в ладонях и темноты за спиной.

До голосов из теней.

До того, как тоже что-то потерял.

– Нет.

Он поднял кровавые глаза и бледно улыбнулся:

– И ты бы не стал.

Я открыл рот, чтобы возразить, но не произнес ни слова.

***

– Вот и все, – завязываю бинт. Янни пытается отнять руку – перевернуть исчерканную страницу в блокноте, но я не отпускаю, цепляю его отмытый подбородок и заставляю посмотреть на меня. – Почти все. Есть еще одна вещь, а потом порисуешь. Ладно?

Его равнодушный взгляд блуждает. Наверное, по-прежнему видит узоры. Я поднимаюсь с пола и веду брата к окну, пропуская вперед.

В клетке на подоконнике настороженно нахохлилась маленькая птичка.

– Выпусти, – Янни водит кончиками пальцев по прутьям. Тянусь через его плечо и открываю раму. Снег врывается в комнату из черноты парка волной холода и шума. Невидимые ветки скребут друг о друга – к утру остатки листьев будут на земле, скованные изморозью. Здесь не горят фонари. Мы отражаемся в стекле как в зеркале. Впервые я стою с ним рядом, а не прячусь в тенях, притворяясь спящим. Впервые я вижу себя с болезненной четкостью. Худое лицо, а у тонких губ залегли глубокие морщинки. Нос из-за них кажется острым. Светлые брови почти не видны, будто их и нет вовсе, а глаза…

Янни смотрит прямо на меня.

Лампа над головой мигает и лопается тьмой.

– Мне жаль, – Янни молчит. Звякает крючок, тихонько гремят прутья. Зимний ветер смывает запах крови, обжигает легкие. Я на ощупь нахожу его ладони с пойманной птицей. Горячей-горячей, солнечной. Глажу мягкие перья, нос щекочут Яннины волосы.

– Мы должны выпустить ее. Твою тварь. Она же здесь, внутри – правда? Твоя-ее искра. Память.

– Она была прекрасна, – говорит он. Жар растекается по коже.

– Мне жаль, – повторяю я.

– Не надо. Она почти жива, – качает головой, пряди щекочут мне щеки. – Ты спас ее. Спасибо. Я не справился, а думал, что понял – что Мантикора и Висия поняли.

– Поняли?

– Из чего они сделаны.

– Из страха, – из чего же еще?

– Да. Но не только. Высшие рождаются из надежды. Я надеялся изо всех сил, но не смог отдать ей жизнь целиком… она вышла слишком слабой.

Его голос затухает и тут же вспыхивает, отзываясь ознобом:

– Ее душа связана с моей. Тянет следом в мир тьмы. Если выпустишь – я тоже однажды уйду. Н только так можно вернуться, только побывав за гранью. Пообещай мне.

– Что? – я чувствую, как бьются наши сердца – под хрупкими птичьими костями.

– Что отпустишь и меня, когда придет время.

Воробей вздрагивает и выправляет крылья. Царапается, продираясь наружу.

Зажмуриваюсь. Слезы опаляют щеки. Это из-за меня. Я подсыпал непенф, внушил: выживи, это главное. Иначе он отдал бы твари душу до капли, убил бы себя и всех в лабораториях. Я принял метку, добровольно стал заложником Универститета, лишил Янни выбора и возможности спастись. Я уничтожил его. Не птица-тварь – он, он сейчас почти живой. Почти! Я должен был отпустить еще тогда, два года назад.

Я не верил, что он бы вернулся ко мне из своего волшебного мира.

Проглатываю слюну – дынно-горькую, вязкую. Обещаю, слишком поздно:

– Да, – отпущу, всего без остатка. И тоже буду надеяться изо всех сил, что ты вернешься. Магия не работает для пустых, но… слово вспархивает и мгновенно исчезает среди ночных звуков.

Выпускаю теплые пальцы. Вытираю глаза. Однажды мне придется сдержать обещание. Не сегодня – когда я закрываю окно и иду по хрустким осколкам на кухню: включить свет. Не сегодня, когда Янни опять склоняется над блокнотом. Не сегодня, хотя именно сегодня я прячу альбом с фотографиями – далеко на нижнюю полку шкафа, под стопки его листков с заклинаниями и мои давно заброшенные учебники. Все разные, но каждый с неизменной Фемидой на обложке.

Новые линии ложатся на бумагу. Ширятся, как круги по воде. Где-то внутри Янни – Алек, хочет жить и ищет способ проложить дорогу наружу сквозь лабиринт всесильных узоров, вслед за беглой птицей надежды.

Я ставлю греться яблочный пирог. Не сегодня, но, быть может, однажды брат нарисует совершенно особенные чары, которые приведут домой – через тьму и снег, и сумасшедшее солнце его магии.