Текст книги "Мечта, которая сбылась (СИ)"
Автор книги: A-Neo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== Глава 1. Заманчивое предложение ==========
В погожий день первого месяца лета, в час, когда солнце, давно перевалив за полдень, клонится к закату, фасад собора Богоматери представлял собою поистине величавое зрелище. Судья Фролло, любивший вдумчивое созерцание, остановился, как делал всегда, оказавшись на площади в такое время, чтобы полюбоваться центральной розеткой, отражающей последние лучи, и башнями, прорезающими розовеющее небо. Насмотревшись, он тронул было поводья, понукая коня, когда новый звук привлёк его внимание. Ошибки произойти не могло: этот звук, раз услышав, он не перепутал бы ни с каким другим. Так пел бубен цыганской плясуньи. Жеан, затрепетав всем телом, почувствовал сладкое волнение, прорвавшееся из глубины его существа наружу. На сосредоточенном лице с сурово поджатыми губами заиграла радостная улыбка. Так открыто обычно улыбается юноша, испытывающий прелести первой любви. Однако Жеан Фролло дю Мулен не был юнцом. Устыдившись собственной слабости и поспешив спрятать её от посторонних, он отправился туда, куда стремился, ибо брат поджидал его в своей келье.
Бубен танцовщицы, надеющейся собрать с прохожих щедрое подаяние, не умолкал. Фролло дрогнул, им овладело замешательство. Брат, условившись с ним о встрече сегодняшним вечером, обещал знакомство с молодым итальянским композитором, пишущим чудесную музыку. Потёртый бубен в руках безродной уличной девчонки издавал мелодию, затмевающую произведения всех композиторов на свете. Во всяком случае, на Жеана Фролло он возымел магическое действие. Судья привязал коня и, заворожённый, позабывший о брате, приблизился к толпе, окружившей плясунью.
Да! То была она, та самая цыганка по имени Эсмеральда, поразившая его своим танцем на Гревской площади в день праздника Крещения. С той поры Жеан не ведал покоя. Возникшее внезапно, впервые изведанное им непреодолимое влечение к другому человеку пугало и смущало его. Судья не понимал, что с ним такое. Не иначе, как девчонка, маленькая колдунья, приворожила его, заставив пылать страстью. Достаточно оказалось одного взгляда на неё, чтобы он, такой сильный, неподдающийся соблазнам, оказался околдован. До встречи с цыганкой Жеан полагал себя способным властвовать над мыслями и чувствами. Он видел многих женщин, но ни одна из них не пробудила в нём даже искры того костра, пожирающего его днём и ночью. Эсмеральда полностью владела им, проникнув в такие закоулки души, куда он прежде не допускал никого. Он перестал принадлежать себе.
Цыганка выступала не одна. Свиту её составляли маленькая белая козочка и – что болезненно ударило Фролло в самое сердце – молодой человек в красно-жёлтом одеянии фигляра. Цепкая память, этот преданнейший пособник всех ревнивцев, подсказала судье, где он прежде видел спутника плясуньи. Вне всяких сомнений, место подле цыганки занял нищий поэт Пьер Гренгуар, представлявший в тот достопамятный день шестого января мистерию собственного сочинения. Кроме того, оный рифмоплёт распространял среди черни едкие памфлеты, высмеивающие знать. Уже за одно это Фролло его невзлюбил. Сейчас, сочтя Гренгуара соперником, возненавидел всеми фибрами души за то, что тот смеет находиться рядом с Эсмеральдой, разговаривать с ней, касаться её.
Цыганка, закончив танец, замерла, точно волчок, остановленный детской рукой. Её грудь прерывисто вздымалась, щёки раскраснелись, глаза сверкали, как две звезды. Получив в награду заслуженные рукоплескания, девушка, держа бубен в вытянутой руке, принялась привычно обходить зрителей, собирая даяния.
Во всём, что касалось ухаживаний и прочих знаков внимания, Жеан Фролло был совершенно неопытен. До сего дня он не имел ни возможности, ни желания сей полезный опыт приобрести. В прошлый раз, заговорив с Эсмеральдой в ворчливой манере, за которой пряталась неловкость, Фролло лишь напугал и оттолкнул девушку. Начав выстраивать отношения столь неудачно, он нашёл-таки способ исправить прежнюю оплошность. Говорить он не стал ничего, опасаясь снова совершить ту же ошибку, спугнув плясунью. Вынув из кошелька золотой экю, Жеан опустил подношение в цыганский бубен. Эсмеральда изумлённо уставилась на дарителя, и тут же в её ясных глазах мелькнул испуг. Она узнала его.
Возникшая неловкая пауза вполне могла разрешиться в пользу судьи, но чей-то голос, привыкший приказывать, окликнул цыганку:
– Эй, малютка!
Девушка обернулась на зов и, к отчаянию Жеана, вздрогнув и предательски покраснев, поспешно подошла к компании мужчин, среди которых выделялся офицер в расшитом золотой нитью мундире капитана королевских стрелков. Фролло, воспользовавшись тем, что Гренгуар отвлёк на себя внимание толпы, вслед за девушкой прокрался к помешавшим ему повесам. Заняв такую позицию, чтобы молодчики не видели его, но он видел и слышал их, судья смог выслушать весь разговор.
– Что вам угодно? – спросила цыганка, без видимого успеха изображая безразличный вид. Щёки её так и алели целомудренным румянцем истинной Цецилии*.
– Послушай, малютка, – развязно заговорил один из спутников офицера, – нынче вечером мы едем на гуляние в Булонский лес. У нас будет праздник!
– Праздник? – переспросила девушка, ничего не понимая.
– Наш приятель прощается с жизнью холостяка, сегодня оглашена его помолвка, – рассмеялся другой весельчак. – Такое дело стоит того, чтобы отметить его хорошенько!
– Помолвка? – насторожилась цыганка, не сводя испытующих очей с офицера.
– Да, клянусь папским брюхом, помолвка! – засмеялся капитан. – А я помню тебя, малютка. За тобой гнался хромой горбун, страшный, как сам Вельзевул. Что эдакой безобразной харе вздумалось похищать девушек, точно дворянину? Он ещё укусил одного из моих ребят прежде, чем мы скрутили его, что обошлось ему в пару лишних тумаков.
– Прекрасная же у тебя память, недоносок! – неприязненно подумал Фролло, так же, как и цыганка, не спуская глаз с капитана. Но если Эсмеральда смотрела на офицера с немым обожанием, то горящий, как у кота, взор Фролло пылал неукротимой злобой. Жеан стоял, недвижим, и на бескровном лице его жили одни глаза, нацелившиеся на недруга чёрными прорезями зрачков. Если бы он только мог, он бы испепелил фанфарона в золотом мундире. Преждевременно судья записал в противники бродячего поэта! Гренгуар оказался не разлучником, а товарищем по несчастью. По-настоящему опасаться следовало лощёного капитана королевских стрелков. Вот кому Эсмеральда дарила сокровища своей любви! А ведь это равнялось метанию бисера перед свиньями. Разве пустоголовый солдафон заслуживал такой изумительной женщины?
– Ты тогда столь проворно сбежала, – продолжал меж тем офицер, нечувствительный к бессильной ярости тайного недруга, – что лишила меня счастья завязать знакомство с очаровательнейшей из девиц Парижа. Пожалуй, ты меня даже не помнишь?
– О нет, я помню, господин Феб де Шатопер! – смущённо отозвалась цыганка. – Так что же вам угодно? – повторила она прежний вопрос. Голос её звенел нежностью. Она готовилась с благоговением выслушать просьбу возлюбленного капитана, радуясь возможности услужить ему.
– Жером сказал тебе, что мы нынче гуляем в Булонском лесу, – пояснил Феб, польщённый постоянством красавицы, не запамятовавшей его имя. Он, рисуясь, говорил по возможности красноречиво, избегая солдафонских словечек. – У нас есть музыканты, но недостаёт танцоров. Так не спляшешь ли ты для нас, цыганка? Не волнуйся, мы с лихвой тебя вознаградим! Задаток можешь получить прямо сейчас.
С этими словами капитан бросил монетку в бубен, который плясунья всё держала в руках. Фролло скрипнул зубами. Желанная победа неотвратимо ускользала от него. Прекрасная цыганка, нахмурившись, сдвинула брови. Известие о помолвке капитана заставило её поникнуть, подобно цветку под холодным дыханием мороза. Так, значит, вот кем оказалась та дама, с которой она на прошлой неделе видела Феба на балконе дома, выходящего фасадом на Соборную площадь! Наивная, как все влюблённые, цыганка придумывала различные версии, только бы не смотреть в глаза правде. А правда не замедлила заявить о себе, и богатая дама оказалась, конечно же, никакой не сестрой, а наречённой невестой. Но вместе с тем Феб помнил её, бедную цыганку. Это придало ей смелости, вселило надежду на то, что не всё для неё потеряно. Ведь там, в лесу, целую ночь рядом с ним проведёт не невеста, а она, Эсмеральда. Девушку не смутило позёрство офицера, не спросившего её имени, которого он, скорее всего, не запомнил.
Жеан затаил дыхание, выжидая возмущённого отказа плясуньи. Увы! Гордость, если и числилась среди добродетелей Эсмеральды, то в решающий момент бессовестно предала свою владелицу.
– Я согласна, – тихо произнесла цыганка. – Когда вы отправляетесь?
– Сейчас! – подкрутил щёгольские усы Феб. – Весело будет так, что черти в преисподней запляшут от нашей музыки, провалиться мне на месте!
Фролло едва не разразился потоком всех известных ему ругательств, способных привести в ужас смиренного брата-священника. Чертыхнувшись сквозь зубы, он удалился, пока гуляки не обратили на него внимание. Ноющая, незнакомая прежде боль терзала его.
Тем временем тот, кого назвали Жеромом, задумал новую забаву. Посмотрев, как Гренгуар, краснея от натуги, выделывает кульбиты на протёртом ковре с арабесками, молодой повеса воскликнул:
– Эге! Не взять ли с собою ещё и шута с козой? Пускай потешат нас выкрутасами! Цыганка, зови своего дружка, или кто он тебе там, чтобы он составил нам компанию.
– Однако его лицо мне знакомо, – присвистнул третий приятель. – Кто он таков?
– Пьер Гренгуар, сударь, – ответила Эсмеральда, предпочтя при Фебе умолчать об отношениях, связывающих её с компаньоном по уличным выступлениям. – Он поэт, но вынужден был сменить ремесло на более прибыльное.
– Гром и молния! Теперь припоминаю! Это он автор той мистерии, что в праздник Крещения нагнала на нас скуку. Смею надеяться, что его новое представление не столь уныло.
Гренгуар, в отличие от своей цыганской жены, отличался капризным нравом. Он, разумеется, не слышал, как отозвались знатные гуляки о его провалившейся мистерии, но в сердце его всё ещё варилась обида на зрителя, не ценящего настоящее искусство. К тому же наш поэт твёрдо полагал кувырканье в шутовском наряде временною полосой, предшествующей возвращению на театральные подмостки. Ему неприятно было, что люди воспринимают его прежде всего как бродячего артиста, посему предложение заработать, ранившее душу мечтателя, принял с постной миной. Он умел трезво смотреть на вещи, поэтому сразу понял опасность предложенной капитаном затеи.
– Да ведь ты всё равно кривляешься перед толпой! – уговаривала Эсмеральда. – Разве там будет не то же самое?
Поэт горделиво задрал подбородок.
– Как бы тебе сказать… То же, да не совсем. Развлекать киснущих со скуки господ, смотрящих на тебя, как на животное, не по мне.
– Как знаешь. Я лишь вижу возможность за один вечер получить деньги, которых мне не заработать и за неделю. Нет мне никакого дела до того, кто будет на меня смотреть. Если только не…
Запнувшись, девушка оборвала тираду на полуслове. Гренгуар, тем не менее, сообразил, что она хотела сказать. Недаром цыганка только и грезила капитаном, спасшим её на улице от преследования ужасного горбуна. По всей видимости, не заработок привлекал её, а золотой мундир. Мысль о Фебе, даже не подозревающем о счастии быть любимым прекрасной девушкой, вызвало в честолюбивом сердце поэта мучительную зависть. Он сейчас же согласился выступать на гулянии, поправ принципы, которым упрямо следовал минуту тому назад.
Фролло, поглаживая коня по крутой шее, никак не мог заставить себя подняться в келью Клода. Новый импульс, сильнее спеси, сильнее долга, звал его вперёд, побуждая идти за цыганской юбкой. Жеан колебался, как пловец, не решающийся броситься в омут. Наконец смутный зов победил в нём. Легко прыгнув в седло, Фролло в последний раз оглянулся на собор и без раздумий последовал туда, куда направилась компания под предводительством Феба де Шатопер. Туда, где в сгущающихся сумерках скрылась Эсмеральда.
* Цецилия Римская – христианская дева-великомученница, принявшая обет целомудрия.
========== Глава 2. Булонский лес ==========
В те достопамятные времена, к которым относится наше повествование, поездка в Булонский лес даже в дневное время сопряжена была с различного рода опасностями. Парижская знать облюбовала его просторы для прогулок и празднеств гораздо позже, а в 1482 году он представлял собою бездорожное, безлюдное, глухое место. В самой чащобе, вдали от мирских соблазнов, стоял женский монастырь Лоншан, основанный Святой Изабеллой Французской. О распутстве насельниц обители ходили слухи, которые мы здесь не будем ни подтверждать, ни опровергать. В годы Столетней войны лес кишел разбойниками, мародёрами и дезертирами, укрывавшимися среди древних дубовых дерев от воинской повинности. В совокупности эта братия доставляла немало бед парижским окраинам и несла верную смерть случайным путникам. По извилистым тропам передвигались не иначе, как с молитвой на устах и защитными амулетами на шее, а лучше – в сопровождении вооружённой охраны. И, хотя те лихие времена давно миновали, преступников выжили бургундцы, выжегшие часть дубравы, после чего Булонский лес обнесли стеной с воротами, подле которых стояли караулы, вероятность встречи с лихим человеком по-прежнему не исключалась. К тому же, как и во всяком лесу, в нём водились дикие звери.
Но может ли что-либо остановить находящихся под хмельком молодых мужчин, которым и море по колено, и чёрт не брат? Опасности щекотали им нервы, храбрецы во всеоружии шли им навстречу. Если Феб не боялся ничего, то не боялась и Эсмеральда. Что может случиться с ней под эгидой дерзкого капитана? Тем более не смел паниковать Гренгуар. Выказать страх значило ударить в грязь лицом перед цыганкой, проиграть офицеру.
Компания, желающая насладиться отдыхом на лоне природы, собралась немалая. С собою они захватили повозку с провиантом, слуг, музыкантов и девиц, не отличающихся благонравием. Феб, надевая на шею брачный хомут, готовился проститься с прежней свободой с размахом Креза. Не отставали и его приятели. Если б хоть один оглянулся назад, то заметил бы всадника в чёрном, упрямо, неотступно следующего за ними по пятам. Преследователем тем был, как вы, несомненно, догадались, Жеан Фролло дю Мулен. Он мог показаться разгорячённым гулякам призраком, дурным предзнаменованием. Но никто не оглядывался: все смотрели только вперёд. Все шли на запад, предвкушая весёлую ночь.
Незамеченный, судья подобрался к самому лагерю пирующих, расположившихся на поляне, окружённой вековыми дубами. Оставив спутанного коня щипать траву, Фролло бесшумно, как волк, выслеживающий добычу, подкрался поближе и притаился за деревом. Он искал Эсмеральду, высматривая её среди хаотично движущихся по поляне людских силуэтов. Сердце его лихорадочно колотилось от волнения, по телу пробегала нервная дрожь, дыхание участилось: он понимал, куда пришёл, увязавшись за плясуньей. От разбойника Жеан мог бы обороняться при помощи кинжала. От колдовства защиты ему не было никакой.
Вечер окончательно вступил в свои права: сгустилась тьма, повеяло прохладой. Слуги, развесив на ветвях фонари, взялись сервировать ужин, разостлав на траве циновки. Музыканты играли невообразимо задорный мотив, настраивающий в танце разогнать по жилам застоявшуюся кровь. Гуляки с факелами в руках исполнили нечто вроде хоровода, или бранля*, бегая по кругу, высоко задирая ноги. Чаща огласилась их весёлыми криками и женским визгом. Жеан немного успокоился: там, где танцы, свет и музыка, колдовства нет. Колдовство боится шумных игр. Не найдя в этой вакханалии цыганки, Фролло пустился обходить близлежащую территорию. Вскоре его розыски увенчались успехом.
Уличные артисты, ожидая своего часа, устроились под сенью берёзы с тремя стволами, сросшимися у самого корня. Козочка мирно паслась, пользуясь возможностью вволю полакомиться свежей травой. Поэт, всё в том же шутовском одеянии, стоял на голове, болтая в воздухе ногами в просящих каши башмаках. Цыганка, шлёпнув компаньона пониже спины, со смехом вопросила:
– Пьер, что ты делаешь?
– Так окружающее выглядит лучше. Всем следовало бы хоть раз взглянуть на картину мира вверх тормашками.
Эсмеральда, однако же, осталась безучастна к призыву поэта. Картина мира её вполне устраивала и в обычном, не перевёрнутом с ног на голову, виде.
– Гренгуар, будь благоразумным. Не забывай, зачем мы здесь, – призвала девушка.
– Уж кто бы говорил о благоразумии, – ёрничал поэт, удерживая равновесие. Жеан полностью с ним согласился. – Наша задача – развлекать знатных прощелыг, чтобы они не отравились от тоски, заполняющей их пустые жизни.
Последнее, впрочем, было излишним, ибо от тоски развлекаемые явно не страдали. Хотя невозможно также не согласиться с утверждением о жизнях, пустых, как осушённый до дна винный бочонок.
Фролло, кашлянув, обратил на себя внимание артистов. Гренгуар, не ожидавший подобной подлости, проворно принял положение сидя. Несмотря на презрение к знатным зрителям, узреть их гнев, вызванный дерзостью, ему ничуть не хотелось. Эсмеральда испуганно дрогнула, вновь встретив настырного поклонника, явившегося туда, куда никто его не звал. И лишь одна Джали невозмутимо пережёвывала жвачку, равнодушная к человеческим взаимоотношениям.
– Готов? – сурово спросил Жеан, давая поэту понять, что его присутствие здесь нежелательно.
– Да, – поспешно откланялся Гренгуар.
Схватив реквизит, состоящий из табурета и обручей, он отправился лицедействовать в компании Джали. Судя по аплодисментам, долетевшим с поляны, зрители тепло приняли номер поэта.
Оставшись один на один со старым знакомым, некогда гнавшим её из храма и угрожавшим виселицей, Эсмеральда отступила, прижавшись спиной к тройной берёзе. Данная стратегия оказалась ошибочной. Стволы-близнецы защищали девушку с тыла и флангов, но в то же время лишали возможности убежать. Фролло, как чёрный морок, приблизился к ней, перекрыв путь к отступлению. Цыганка очутилась в западне.
– Что я сделала? – спросила Эсмеральда, выясняя, какая вина, вызвавшая интерес у самого Верховного судьи, числится за ней. – Почему ты меня преследуешь?
– Что ты сделала? – заговорил Фролло, выплёскивая то, к чему давно готовился. Голос его возрастал, наливаясь силой. – Ты разбудила во мне то, что должно вечно спать. Я искал покоя и полагал, что обрёл его, до тех пор, пока не встретил тебя. С того дня силы меня покинули. Я не могу забыть тебя. В каждой книге я вижу твоё лицо, в каждом звуке слышу твой голос или звон твоего бубна. Долгими ночными часами, вожделея тебя, я взывал к своей совести только затем, чтобы проснуться в ещё большем смятении. Известно ли тебе, что такое безответная страсть? Вспоминать тот краткий миг, когда я держал тебя в объятиях, видеть во сне, как наши тела соприкасаются в любовном поединке, не имея возможности утолить снедающий меня огонь – ни один палач не выдумает пытки страшнее! Я знаю, ты либо ангел, озаривший мою жизнь, либо демон, посланный на мою погибель. Но какое мне дело, кто ты? Ты нужна мне, цыганка, так, как не нужен никто другой на всём свете!
Она слушала его исповедь, ощущая одновременно и боязнь, и заинтересованность. Его глаза – расширившиеся, умоляющие, тёмные, как два бездонных колодца, заглядывали ей в самую душу. Бедной плясунье доводилось многое услышать о Верховном судье. Чёрствый сухарь, иссохший от ненависти ко всему и вся, особенно к цыганскому племени, жестокий палач, лицемер – вот далеко не полный перечень достоинств Жеана Фролло. Она сама успела убедиться в его необъяснимой неприязни к её народу, слышала его угрозы, которые он твердил, как заученную догму, видела его ладонь, где линии жизни и судьбы сошлись в метку зла. Кто же знал, что за внешней холодностью кроется столь пылкая натура? Так невероятно выглядит вулканическая лава, прорвавшаяся сквозь толщу полярного льда.
Эсмеральда интуитивно чувствовала исходящую от этого человека власть, которой невозможно противиться. Она жалась к стволу дерева, словно ища спасения. Ладони скользнули по шершавой коре.
– Пусти меня! – жалобно попросила цыганка. – Они ждут танца.
Эта просьба только рассердила Фролло. В порыве ревности он схватил её руку, крепко, будто стальными тисками, сжав запястье. Он весь раскрылся перед ней, как мальчишка, доверился так, как не доверялся даже брату. И что же? Слова не оказали на девушку никакого воздействия, она пропустила их мимо ушей. Плясунье по-прежнему охота трясти юбками перед напыщенным офицеришкой, в котором только и достоинств, что шпага да мундир, и его пьяными дружками. Верно говорят: любовь слепа, любовь прощает всё. Цыганка, позабыв гордость своего народа, стлалась перед капитаном. Судья бессилен её за это презирать.
– Я не хочу, чтобы они видели твой танец! – угрожающе заявил Фролло.
– Ты сломаешь мне руку! – вскрикнула Эсмеральда, поморщившись от боли.
Жеан разжал пальцы и со всей нежностью, на какую только был способен, коснулся губами её запястья, прося таким жестом извинить его грубость. Его поцелуи жалили девушку, пробуждая в ней новое, незнакомое, чего она прежде в себе не знала. Человек, носящий на ладони знак дьявола, не должен был касаться её тела, принадлежащего, как и душа, одному Фебу.
– Я не хотел обидеть тебя. Уйдём отсюда! – звал Фролло. – Я не вынесу, если другие мужчины увидят твой танец. Хочу, чтобы ты была только моей. Если же нет… Тогда я погибну. И погибнешь ты.
Жеан вознамерился увести цыганку вне зависимости от того, согласна она покидать компанию, или же нет. Подальше от знатных пропойц с похотливыми мыслями и сальными руками, туда, где он будет владеть девушкой единолично. Однако его намерениям помешал один из любителей празднеств на свежем воздухе. Бормоча под нос, слегка пошатываясь, сей господин пробирался сквозь заросли по известной надобности, держа курс прямо на парочку. Фролло замешкался всего на мгновение, чем не преминула воспользоваться Эсмеральда. Вывернувшись из ловушки, она, недосягаемая для преследователя, молнией метнулась в освещённый фонарями круг, к зрителям, жаждущим её выступления.
Цыганка плясала, бубен звенел в её возносимых над головой девственных руках, ножки с крохотными ступнями бешено мелькали, едва касаясь земли. Как всегда, Эсмеральда вкладывала в танец всё своё вдохновение, говоря с окружающими на языке телодвижений. Зрители умолкли. Над поляной повисла тишина, нарушаемая только голосом бубна. Цыганка плясала. В свете фонарей она казалась неземным созданием, жительницей иного мира.
Трое мужчин, различные характером, возрастом, положением в обществе, одинаково пристально наблюдали за Эсмеральдой, чей танец предназначался лишь одному из них. Белокурый капитан украдкой облизывал губы подобно коту, завидевшему кувшин со сметаной. Флёр-де-Лис, бессовестно им позабытая, отступила в сознании Феба на задний план. Жених, смущаемый соблазном, не видел веских причин хранить верность невесте. Гренгуар, примостившись на табурете под дубом, с нетерпением ожидал окончания представления, когда актёры, получив причитающуюся им плату и, может быть, часть снеди из господских припасов, смогут отправиться восвояси. И, наконец, притаившийся в тени Фролло, незваный гость на чужом празднике, с досадой и отчаянием надзирал за каждым движением плясуньи.
Феб захлопал в ладоши. Товарищи последовали его примеру.
– Порази меня чума, какое зрелище! – восторгался капитан королевских стрелков. – Ты, малютка, способна вскружить голову почище молодого вина. Не лишай же нас удовольствия лицезреть твою пляску!
– Ещё! Ещё! – подхватили зрители.
Эсмеральда, довольная похвалой, повиновалась. Фролло, резким движением развернувшись на пятках, ушёл в темноту. Он признал собственное поражение.
Девушка видела призывный взгляд Феба, всё её существо дышало одной любовью к капитану, но нечто, сильнее любви, сдерживало её порыв улучить хоть минуту с ним. В доме, выходящем фасадом на Соборную площадь, осталась невеста капитана. Не за горами свадьба. Цыганка могла претендовать лишь на роль любовницы, игрушки, забавы, не имеющей никаких прав, которую без зазрения совести можно прогнать вон, когда она надоест. Свободолюбивая душа цыганки смутилась, когда она поняла, на что обрекает себя. Будь причина только эта, Эсмеральда, смирившись, приняла бы и такую, единственно достойную её роль. Но где-то рядом, в ночном мраке, бродил Фролло, ревнивец, уподоблявшийся в любви сорванцу, выказывающему расположение девчонке дёрганием за косы. Цыганка вспомнила его последние слова, обращённые к ней, и содрогнулась, представив, что судья не остановится перед местью Фебу. Капитан обречён. В тёмном переулке кинжал найдёт его спину, дымящееся лезвие напьётся кровью офицера.
Отвергнуть назойливого поклонника значило подвергнуть опасности Феба. Её Феба. Собственная жизнь представлялась девушке куда меньшей ценностью. Цыганка, одарив капитана взглядом, полным мольбы и обожания, улизнула, оставив последнего в полнейшем недоумении. Вожделенный приз, представлявшийся близким, не дался в руки. Однако Феб не волновался, понимая, что плясунье нет резона бежать. Куда податься ей в ночном лесу? Она вернётся. Махнув рукой на девичью блажь, капитан всецело предался разгулу.
Эсмеральда остановилась на том же месте, где Фролло объяснялся ей в любви. Беспомощно оглядываясь в ночном сумраке, она понадеялась было, что судья ушёл совсем. Однако радость оказалась преждевременной. Цыганка вскрикнула от неожиданности, выронив бубен, когда из-за дерева навстречу ей шагнул тёмный силуэт.
– Ты всё же пришла, – выдохнул Фролло голосом обречённого, которому в последнюю минуту отменили смертный приговор. – Ты всё-таки пришла…
Он привлёк к себе оцепеневшую девушку, торопливо целуя её плечи и шею.
– Эй, Эсмеральда! – послышался вдруг зов Гренгуара, разыскивающего сбежавшую подругу.
– Уйдём отсюда! – позвал Фролло, увлекая уже не сопротивляющуюся цыганку прочь от освещённой поляны. Поэт и Джали, вернувшись к берёзе с тремя стволами, никого под ней не обнаружили.
* Бранль – старо-французский народный круговой танец (хоровод) с быстрыми движениями. Иногда сопровождался пением, куплетами с припевом, повторяющимся после каждой строфы.
========== Глава 3. Пробуждение ==========
Проснувшись утром, Эсмеральда поначалу удивилась, увидев над головой вместо сводчатого потолка комнатки во Дворе чудес или полога кибитки ветви с резными листьями на фоне чистого неба, а вместо стен – стебли трав. Тело её затекло, как бывает, если долго лежать на твёрдой поверхности. Ещё толком не опомнившись, цыганка, проведя рукой по телу, обнаружила расшнурованный корсаж, сорочку, обнажившую грудь, и сбитые выше колен юбки. Однако самым страшным был не беспорядок, в котором находилась её одежда, и не место пробуждения. Ложе, представлявшее собою брошенный на землю плащ, она всю ночь делила с Жеаном Фролло, прижимаясь к нему во сне, согреваясь от его тепла. Накануне, сбежав от Феба, она пыталась что-то объяснить судье, но вряд ли он, охваченный страстью, слушал её, да и она, смятенная, не могла подобрать нужных слов. Потом он бесстыдно владел ею и, чего греха таить, ей нравилось то, что он с нею делал.
Феб, преданный дважды подряд, имел полное право презирать свою Эсмеральду. Драгоценность, ревностно хранимую от мужских притязаний, предназначенную одному капитану, она отдала другому, притом без особых усилий с его стороны. Подчинение насилию хоть как-то оправдало бы безрассудный поступок цыганки. Но нет, она не кричала, не вырывалась, не воспользовалась подмогой единственного союзника – кинжала. И самым главным свидетельством её вины перед возлюбленным офицером служило полученное ею преступное, греховное удовольствие. После такого не следовало даже показываться на глаза Фебу.
Цыганка одёрнула юбку, привела в порядок корсаж. В подобной ситуации не мешало всплакнуть, как всякой рафинированной барышне, но плясунья, одумавшись, не исторгла и слезинки. Ей пришла в голову кощунственная по отношению к капитану мысль: вдруг он сейчас так же валяется в траве в обнимку с одной из тех девиц, которые жались к мужчинам прошлым вечером, готовые на всё? Ведь Феб не бросился на её поиски, не удержал её. Значит, он либо не заметил её исчезновения, либо заметил, но не придал значения. Выходит, не так уж нужна блестящему золотомундирнику бедная бродяжка и её безграничная любовь. Низвергнув себя в глазах божества, бедняжка тут же сама низвергла идола с пьедестала, на который ранее возвела в грёзах. Эсмеральда удивилась тому, как легко сердце отпустило Феба. Оно не разорвалось на части от горя, не опустело. Охватив колени руками, девушка сидела, ожидая пробуждения Фролло. Бежать было невозможно: дороги из леса она не знала.
Юное свежее утро настраивало на оптимистический лад. Солнце пригревало. В зарослях распевала невидимая пташка. Вороной конь с белой проточиной на лбу, позвякивая уздечкой, щипал траву. Жеан безмятежно спал на спине, раскинув руки, совершенно беззащитный, ни капли не походящий на безжалостного судью, которого сам король именовал кумом. Цыганке пришло на ум сравнение со зверем, доверчиво открывшим уязвимые участки тела. Глядя на его мирно вздымавшуюся грудь, она с раздражением подумала, как ему удаётся после всего между ними произошедшего почивать сном праведника.
Пробудившись, Фролло довольно потянулся, разминая затекшие мышцы.
– С добрым утром, малютка! – промурлыкал он, блаженно щурясь на солнце. – Истинно говорю, минувшая ночь была лучшей на моём веку.
Цыганка не удостоила вниманием приветствие Верховного судьи, продолжая сидеть, обняв колени. Жеан взял её за подбородок, заставив повернуться к себе.
– Взгляни же на меня, Эсмеральда! – нахмурился он. – Разве ты и теперь боишься меня?
– Что ещё тебе нужно? – строптиво мотнула головой плясунья. – Ты получил желаемое, отвези же меня в город и позволь уйти.
– Думаешь, я сродни капитану, который овладел бы тобой, не вспомнив назавтра даже имени? Мне нужно, чтобы ты осталась со мной, чаровница, и позволила мне дарить тебе то же блаженство, какое я испытал в твоих объятиях!
– А ты думаешь, если я уличная девушка, – огрызнулась цыганка, не делая, однако, попыток отодвинуться, – то мне всё равно, чьей любовницей стать, капитана или судьи?
– Но ведь ты сама, хитрая лисица, жаждала этого? Если ты боялась, зачем же пришла? – озадаченно спросил судья. – Или я был неласков с тобой, причинил тебе боль? – Фролло спрятал лицо в ладонях. – Я делал не то, что ты хотела? Ведь ты этого от меня хотела, колдунья?
