Текст книги "Такендо (СИ)"

Автор книги: A-Drop Of-Madness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Уже к вечеру у мальчика была фляга чистой воды, мясницкий нож, завернутая в полотенце чесночная лепешка и лошадь. Лошадь он угнал у какого-то пьяницы в таверне. Он плохо ее привязал, и она вероятнее всего сама бы ушла, если бы не он. Так он себе, по крайней мере, говорил. Скорбящие у холмовых схронов люди поведали ему, где искать тело отца. Где искать место битвы. Такендо отправился на север, делая крюк, дабы обойти заставы и сторожевые вышки. Вряд ли у любого восточного стража не появится вопрос, куда скачет десятилетний мальчик посреди ночи на лошади в обратную от столицы сторону, вооружившись мясницким ножом и хрустящей булкой.

Он двигался к лощине без остановки и одышки, постоянно нагоняя лошадь, чтобы та выжимала из себя все соки.

К вечеру следующего дня Такендо был уже у границы.

Моросил легкий дождик.

Помехой на это раз для него стали пограничные патрули, осевшие лагерем у широкого мостового перехода.

Пройти незамеченным? Кукиш. Человек там было около тридцати-сорока. Это только если считать по лошадям. На всех подходах стояли дозорные, ближайшие деревья были вырублены, а густая растительность выкорчевана. Ждать, пока они всей гурьбой перейдут дальше, Такендо не мог, ибо фляга была уже почти пуста, лепешку он почти доел, а мясницкий нож потерял, когда на пути ему встретился разбойник, обкрадывающий путников. Мальчик его недооценил и чуть не погиб, однако ушел от него невредимым. Ему было не комфортно чувствовать себя безоружным, поэтому он ремнем привязал к поясу крепкую палку, найденную уже на приграничной дороге.

Делать было нечего. Такендо решил действовать и вышел вперед, но резко передумал и снова спрятался. К лагерю подходили еще с тридцать приграничных, – доставляли припасы, судя по накрытому обозу. Это была патрульная группа, снабжающая всех, кто бережет проход, пайком. Такендо побоялся выходить во второй раз и решил ждать. Ждать, когда они уйдут. К обеду следующего дня, изрядно измазавшись в намокшей земле, мальчик понял, что никуда они не уйдут. Он доел лепешку и все еще был голоден. Воду он пока берег. Идти нужно было напролом. Либо сейчас, либо он потеряет все силы и умрет от голода и жажды. Ночи хоть и были теплые, но становились все холоднее, – зима приближалась.

У костра с жареной свининой сидели пограничные воины и обсуждали последние новости, пока их не перебил оклик дозорного.

– Человек в зоне видимости!

Одна группа тут же выстроилась в сторону Такендо, выставив вперед копья, образуя тем самым боевое построение. Дозорный готовился пустить стрелу в любого незваного гостя, остальные воины, обнажив оружие, ждали нападения с любой из двух доступных сторон.

– Назовись! Цель прибытия? – кричал дозорный.

– Сайваки! Мы с отцом путешествовали, затем на нас напали, и я его потерял! Я брожу уже второй день, пожалуйста, помогите!

Приграничные смотрели на маленького, запачканного в грязи мальчика в поношенной кожаной форме на манер восточного гражданина.

– Жди! Не подходи ближе! – дозорный отвернулся от него и шепнул воину у лестницы, чтобы позвал главного.

Через минуту вышел к мальчику человек в позолоченной кольчуге, что выделяло его, как старшего пограничника.

– Как тебя, говоришь, зовут, пацан? – говорил здоровый усатый вояка.

– Сайваки. Я голоден и ужасно устал, помогите мне, пожалуйста. Я готов работать и помогать вам во всем.

– Работать, говоришь? Расскажи мне сначала подробнее, как ты здесь очутился. Пойдем, дам тебе хлеба и воды. – поманил его тот, и Сайваки, не мешкая, согласился.

Через полчаса расспросов он был уже более менее сыт и напоен. Одежду его постирали и вывесили сушиться у костра.

– Тяжелая у тебя доля, Сайваки… – поглаживая усы, велся на россказни пограничник, – Я помогу тебе, накормлю, дам жилище. Но ты будешь работать. Носить-подносить, поработаешь на кухне, прачкой и уборщиком. Вся такая мелочь, с которой справится каждый. Потом, как продвинется новый обоз, я отправлю тебя с ними на западный пост, а оттуда тебя уже доставят прямой дорогой в Шаогунь, город Кессэй. Идет? – протягивая свою пятерню, говорил вояка.

– Идет. – не медля, соглашался тот, пожимая руку.

Прошел день в лагере. Такендо все искал способ пробежать глубже на север, но дозор вели на совесть. На такой местности проскользнуть не выйдет, начнется погоня и его обязательно поймают. За день ему пришлось сделать столько работы, что даже его натренированное тело ныло и стонало от неприятной боли в мышцах. Он получил свой вечерний паек и плюхнулся спать, как убитый.

На следующий день ливень был сильнее, и Такендо думал, что теперь он точно сможет проскользнуть, но нет. Дозорные так же бдительно несли службу, а ему самому давали задания, при выполнении которых он всегда был на виду. Так день и пролетел, весь в работе, он встретил кровать с радостью.

С самого утра, подметая полы, Такендо понял, что день будет ясный. Ни одного облачка и намека на дождик. Он больше не мог тратить свое время на всю эту ерунду. Во время обеденного пайка он забрался на сторожевую вышку и уселся на опалубке, прямо под позицией дозорного. Он смотрел на открытую мостовую и думал, вспоминая слова отца.

– “Боги накажут тебя за слабость”. – засело у него в голове. – “А затем накажут и меня, за то, что пустил тебя к их воротам”.

– Нельзя быть слабым… Я прогневаю богов. – думал он.

– “Что нужно, чтобы сражаться?”.

– Достойная цель… Чего я хочу? Почтить отца, посмотреть своими глазами на место его гибели. Узнать правду. Отомстить… Достойная цель? Кто должен судить, достойная она или нет, а, отец?! Крепкая вера? Во что вера? В богов?! Я буду верить, крепко верить, что моя цель достойная, отец! Надеюсь, этого тебе будет достаточно!

– Ты чего там разорался, дурак?! – крича, спрашивал пограничный.

Такендо умолк и ничего не отвечал, продолжая смотреть на мостовую, не шевелясь. Она манила его, своей простотой сводила с ума от невозможности до нее добраться.

– Слезай давай, там нужно нижнее белье хорошенько отстирать, пацан! Слышишь меня? – раздражаясь из-за отсутствия у того реакции, кричал воин, бросая в того маленький камушек.

– Да. Уже выполняю.

Мальчик спрыгнул с вышки и направился в палатку, собирать белье.

Ближе к ночи Такендо подкрался к спящему полевому повару, вместе с которым работал весь день. Ухватив с кухни ножи для чистки картошки, зажав одной рукой его рот, провел им по горлу несколько раз туда-сюда, для достижения желаемого эффекта. Подождал, пока он перестанет брыкаться, захватив его ногами, отпустил и пошел к выходу.

Луна смотрела на него и освещала путь. На выходе из палатки стоял один пограничный.

– Дядя, помогите, тут человеку плохо!

– Что случилось? – повернулся тот и вошел в палатку.

Через минуту Такендо продолжил кровавый путь от палатки к палатке, убивая всех спящих и бодрствующих одиночек. Большое оружие он не брал, чтобы не заподозрили дурного дозорные. Постоянно прихватывал с собой разные ящики с пайками, материалами или инструментом, чтобы не возникало вопросов, чего он шатается под открытым небом в такое время.

Уже через двадцать минут в живых остались одни дозорные и старший пограничник в личной палатке. Семь человек. Дозорные должны были меняться уже через полчаса. Действовать нужно немедля. В голове его стояли собственные, когда-то брошенные на воздух, слова:

– “Я могу убивать, отец! Я не вижу в этом ничего сложного!”. – и действительно, – он ничего не чувствовал.

Он забрал уже с двадцатку жизней, и в нем ничего не поменялось, как предупреждал когда-то отец.

– Похоже, я прирожденный убийца. Настоящий монстр. – думал Такендо.

Он уже был перед личной палаткой старшего. Тот еще не спал, горел внутри ламповый свет, тени шевелились. Одежда его, как не крути, уже вся была в каплях свежей крови. Когда он попадется ему на глаза – тот сразу все поймет, это точно.

– Чего ты там все ходишь? – позвал того дозорный, – Негоже детей в такой труд вгонять, я поговорю со старшим… В чем ты весь там замарался? – всматривался тот.

– Меня попросили отнести масляную лампу к старшему. Не подскажете, где ее взять?

– Да-к зайди в любую палату да возьми! Скажи, для кого, и тебе не посмеют перечить.

– Спасибо! – он в быстром темпе вошел в палатку, из которой только вышел, взял лампу и, разбив ее о камень, бросил на полотно личного шатра старшего. Он вспыхнул, как чучело жар-птицы. Пограничник тут же выскочил, дозорные среагировали моментально.

– Ты чего наделал, малой? Какого черта ты весь в крови?! – орал старший.

Тот взял неудобный и тяжелый для него меч, и был готов сражаться так, как учил его отец.

– Мне просто нужно пройти дальше, на север. – угрюмо сказал мальчик, глядя, как языки пламени перебирались на соседние палатки.

– Да за то, что ты сделал, я лично казню тебя! – вынимая меч из ножен, говорил старший.

Дозорные уже готовились стрелять, далекие стягивались к месту пожарища.

Старший провернул меч над головой и был готов снести мальчишке половину туловища, но не тут то было. К его удивлению, противник был очень ловкий и обученный. Он не показывал своих умений, но теперь, глядя, как он двигался, можно было сразу сказать, что это чудовище, которое будет трудно одолеть. Когда он это понял, пацан уже поднес конец лезвия к его горлу. Старший был не промах и быстро увернулся, готовясь к следующему удару. Дозорный выпустил в Такендо стрелу, что и стало точкой для пограничника в позолоченной кольчуге. Тот отразил ее настолько удачно, что та, разлетевшись надвое, направилась в сторону старшего, полоснув наконечником ему по шее. Тот выронил меч, а пацан, не ожидая удачи, не сразу отреагировал, помедлил и при новом залпе уже нескольких стрелков решил отступить, укрывшись за пылающей палаткой. Один стрелок подбежал к захлебывающемуся кровью и пытался ему помочь, зажимая руками ранение.

– Держись! – говорил тот старшему.

Остальные старались взять его в окружение и, разбегаясь по лагерю так, чтобы выйти на него со всех сторон, готовили новую стрелу, вынимая ее из колчана. Подходить к этому монстру никто не хотел. Такендо бросил тяжелый меч, выскочил на стрелка рядом со старшим, и остальные пустили свои стрелы. Трое просто промахнулись, от двух мальчик уклонился одновременно, а последняя чиркнула его по лицу, оставив после себя короткую царапину под глазом. Он не остановился, бросился на стрелка и ткнул его ножиком в глаз. Тот попытался отмахнуться и отбиться от него, но не мог даже дотронуться. Мальчик словно змея обвивал воина и тыкал ножиком по всем местам, по каким мог достать. Остальные решили оставить луки и задавить пацана числом, и побежали на помощь уже умирающему дозорному. Такендо видел перед собой только кровь и мясо. Он вошел в раж, чувствовал тот адреналин, который заставлял его превращаться в зверя. Молодой дракон, что еще только учился дышать огнем. Пацан снова поднял один из однотипных неудобных прямых мечей и постарался встать в начальную стойку “Щино фуефуки дансу”. Техника свистящего танца смерти. Но сразу понял, что с таким оружием он не сможет провернуть ни одну технику. Решил отвести меч в бок и опустил его вниз, острием касаясь земли. Дозорные приближались плюс-минус вместе, однако один выбился немного вперед. Он и пал первым от быстрого ухода влево с последующим рассечением, в результате которого тот познакомил всех с содержимым своего брюха. Остальные слегка дрогнули, но, все же, напали на мальчика. Все вместе. Мальчишка держал удары всех четверых, ловко отражая атаку за атакой, он умудрялся атаковать в ответ, что они все поняли, когда тот, контратакуя, отделил одному из них голень от колена. Они его боялись, и он это видел. Видел страх, панику в их глазах и неуверенных действиях. Он видел их отвращение и презрение. Они видели в нем демона, вселившегося в тихого мальчика и управляющего его маленьким тельцем в своих безумных кровожадных целях. Чем больше времени проходило, тем сильнее ужас брал верх над их мыслями, что только приближало к поражению.

Вот еще один пал. И еще. Остался демон один на один с наложившим в штаны взрослым. С виду ему было около тридцати-тридцати пяти.

Сколько битв, сколько поединков уже было у него на счету? Скольких он успел одолеть, чтобы сейчас встретиться с маленьким десятилетним пацаном? Он не был готов мириться с тем, что его может одолеть какой-то молокосос, который шесть лет назад еще и говорить толком не умел. Когда он гнал разбойные рейды от самой границы до западных хуторов, пацан только первый раз взял в свои руки настоящее оружие.

– Зачем ты все это сделал?! Ты наемный убийца, что ли?! Кто ты вообще такой?! – взорвался истерикой воин.

– Мне просто надо пройти к северной лощине… – с безразличным лицом, по которому стекали капли чужой крови, отвечал мальчик.

– И все?! Все?! Ты не мог просто сказать, чтобы тебя пропустили, чудовище?! Маленький дьявол! Черная смерть! Безумный… – на этом список оборвался.

Пацан ловко перекатился и вошел лезвием тому в грудь. Дозорный плюнул кровью прямо на Такендо. Мальчик отпустил оружие, и тот рухнул вместе с ним на землю, а через несколько секунд испустил последний вздох.

Такендо стоял посреди пылающего лагеря, усеянного трупами, весь в крови. Он слышал удары копыт. Скорее всего, это было пограничное подкрепление. Такое пожарище в ночи было сложно пропустить. Не медля, схватил заранее сохраненный вечерний паёк и побежал прочь, не найдя рядом лошадей. Прочь по мостовой. Прямо на север.

К вечеру следующего дня Такендо был на месте. Ему повезло наткнуться на коня, который ускакал в направлении лощины во время пожара. Если бы не он, Такендо пришлось двигаться без остановки еще дня три, что было, конечно, нереально для него.

Поле битвы было обозначено красными флажками, установленными своим основанием на полметра в землю. Целая куча обугленного мяса была разделена на десятки частей. В одной из них были остатки Кенрюсая. Такендо еще немного побродил от одной к другой, всматриваясь в почерневшие лица, похожие больше на фарш.

Снега стало гораздо меньше. Хоть здесь и было морозно, в течении дня он таял, а ночью создавал новые скользкие ловушки. В восточных краях не было принято оставаться на местах массовых смертей с восходом луны в первые месяцы после события. Люди верили, что жрецы, посланники подземных богов, не успевали собрать все души, что бродили по таким местам бесцельно, ожидая, когда же их заберут. Считалось, что они могли прихватить с собой лишнюю душу, если мешать им выполнять свою роль, отягощая их работу своим присутствием.

– Отец, надеюсь, ты на меня не злишься. Я забрал жизни стольких людей, чтобы быть ближе к тебе… Может, я опоздал? Может, посланники уже забрали твою душу в колыбель? Знаешь, сначала, после ухода ярости, мне хотелось рыдать, что я иногда и делал. Я был опустошен. Когда я перебрался через мостовую, я уже был не уверен, что это вообще стоило того. Но сейчас, знаешь, пришли не ярость, не злость, пришло понимание, что по-другому в этом мире ничего не получается… Хочешь добиться того, что тебе нужно, – будь готов делать грязные вещи. А убивать не сложно… Я могу, мне не сложно, отец… – говорил Такендо со слезами на глазах, краснея.

Ощущая, как что-то кольнуло его в ускоренно бьющееся сердце, он упал на колени, не чувствуя рук. Нарастающая боль и чернота, расползающаяся от ладоней, вызывали у него чувство дежавю. Только теперь он не терял сознание. Он мог терпеть и гнать сон прочь. В глазах темнело, будто чернота расползалась еще и на зрачки. Руки обвисли, – он не мог шевелиться. Белые, мутные фигуры людей бродили всюду, всматривались в тела и всякий раз расстраивались. Затем, со стороны приграничного лагеря появились еще с тридцать таких же фигур. Они не смотрела на тела. Они шли к обездвиженному Такендо. Мальчишка хоть и был лишен чувств, сейчас ощущал что-то вроде страха. Странная, необычная атмосфера, давящая на голову. Некоторые фигуры прямо на ходу растворялись. К Такендо из тридцати добрались только пять. При непосредственной близости одна из них приобрела детализированные элементы. Это был старший пограничник. Он смотрел ему в глаза, и все пространство вокруг постепенно расплывалось. Такендо видел только его и больше никого. Пустое серое пространство, лишенное любой формы энергии.

– Я ничего не чувствую… – прошептал ему мальчик.

Фигура склонила голову, и от нее повеяло тоской и печалью. Рядом с ней появились три самых настоящих человека. Взрослая женщина, маленькая девочка и совершеннолетний юноша. Такендо сразу понял, что это его семья.

Теперь он что-то почувствовал. В его голове родился небольшой лучик понимания. Пограничник был не просто человеком, которого ему было не жалко убивать. У этого человека была семья, которая его любит и ждет. До сих пор ждет, как он ждал когда-то своего отца во время последней мятежной войны.

Он дождался, а вот им не суждено. Их жизнь может быть разрушена так же, как и старшего стража границы. И это только один человек, а он тогда решил судьбу еще двадцати, не меньше. Они даже ничего ему не сделали. Такендо, избалованное дитя, которое подумало, что страдает больше других, решило, что оно достойнее других и заслуживает большего. Фигура умоляла на коленях, просила второй шанс, но никто не был в силах дать ей то, чего она хотела. Она стала растворятся, как и вся серая картинка вокруг. И вот, мальчик уже лежал на замерзшей земле, чувства его вернулись и чернота, захватывающая его тело, стала отступать. Он неуверенно встал на ноги, все еще думая, что это сон. Вскоре мальчик осознал обратное. Ему предстояло многое переосмыслить. В его голове копошилась туча вопросов.

– Как я мог?

Такендо вновь смотрел на большую полную луну, предвестницу беды. Этой ночью, похоже, будет идти снег.

– Прости меня, отец. – сказал он, высоко задрав голову.

Его тело уже во всю дрожало от переохлаждения.

– Я научусь держать катану… И самурайскому шагу тоже… научусь. А когда придет время посмотреть богам в лицо, – я буду готов, отец. Я пролечу через ворота рая бабочкой, не монстром.

========== IV То, что не войдет в историю ==========

Война поглотила восточную империю. Через год после смерти Сёкана Кенрюсая всем явил себя Кантетшо, изуродованный магией, проклятый богами, как его называли.

Кантетсо был немало удивлен. Он был готов пустить все свои силы и военные технологии, созданные Каттаем, дабы подавить новое восстание.

К сожалению императора, магия на стороне его брата оказалась сильнее огнедышащих орудий. Медленно, но верно Кантетсо терпел поражение. Терял одну позицию за другой.

Когда пал Шенхай, император дал указ собрать все оставшиеся силы у Шаогуня и направить их на защиту цветущей крепости-обители.

Переломным моментом послужило предательство Каттая. Мастер-кузнец отвернулся от императора, захватив с собой Кейпудт и Сайлехкон, отрезав окончательно пути Кантетсо к возможному отступлению, он взял его в полное окружение. Силы восставшего из мертвых брата были готовы сожрать Шаогунь, разбирая его по камушку.

Все время, что Каттай провел на службе у Кантетсо, он передавал проекты оружия ордену “Белой гарды”.

Металлические демоны имелись у обеих сторон. Когда император запросил помощь у “Черной руки”, – получил отказ, оправдывающий себя тем, что боги, видите ли, велели Ками ордена полностью выйти из участия в политических играх. Ему пришло видение, мол, орден будет уничтожен, если они не сменят путь, которому уже столько лет следуют.

Император остался один. Голод и экономический спад сильно ударили по отрезанному Шаогуню, подорвав силы сопротивления.

Еще через год у власти был проклятый богами император Кантетшо. Полководец Тосай и кузнец Каттай официально входили в его совет. Орден “Белой гарды” открыл набор всех желающих достижения их великой цели. Покинуть землю, вознестись на небеса, – к воротам богов. Для этого им нужна была магия. Они ждали, когда объявится человек, способный, если не физически, так астрально, покинуть твердь, набросившую на обитателей своих нерушимые оковы, запрещающие летать.

Еще через год по всей империи уже родились культы магии, созданные для достижения максимально большим количеством людей точки таланта. Единственное, что пугало массы, что были против подобного, так это различные проклятия, которые касались открывающих в себе силу богов. Уродующие внешность метаморфозы, страшные боли, даже летальные исходы. Были люди, которые считали, что человек не должен касаться запретного ему с рождения плода, не должен срывать печати на своей душе, открывая ей доступ к очерняющей власти.

Такендо продолжал заниматься самообучением и медитацией. Он старался учиться всему у природы. Мальчик стал отшельником, пытался сторониться людей, а жил в горных лесах под Шаогунем.

“Белая гарда” была уверена, что мальчик давно умер. Про него уже забыли.

Ооноке тем временем продолжал служить целям “Черной руки”, периодически, мимоходом, он старался узнать что-нибудь о Такендо, отдавая дань последней воле Кенрюсая, однако раз за разом натыкался на пустоту. Он все ждал, когда судьба сможет занести его к дому мастера Такеяки, к месту, где он оставил своего друга.

Кимико все еще помнила о странном мальчике, на которого охотился ныне мертвый Кантетсо, и надеялась, занимаясь алхимией, что он вернется.

Прошло еще пять лет. Мастер Такеяки умер во сне, мирно отдыхая в своей кровати. Девочка взяла на себя управление лавкой и продолжала торговать снадобьями, по качеству не уступающими самому учителю.

Количество культов в разы выросло, все большее количество людей принимали веру в магию, что родила богов. Понимание и определение магии, под воздействием наставлений и проповедей Каттая, изменилось. Теперь массы верили, что боги открыли им правду бытия. Это магия родила богов, это магия родила людей. Магия – вот бог, которому они должны поклоняться. Вот бог, в которого они должны верить. Раз в месяц по всей восточной империи ныне было принято приносить магии в жертву десять человек, отобранных лично Тосаем, Каттаем или самим императором Кантетшо.

Гатоцке стал лидером ордена “Белой гарды”. Бывшие верхушки более орденом не занимались, возложив руководство на его плечи. Отбором, контролем за выполнением воли императора, теперь занимался он.

Настал заветный день. У одного из культистов родился дар левитации. Тысячи людей собрались на имперской площади. Кантетшо лично благословил этого человека, Каттай назвал это время часом просветления. Весь восток затаил дыхание и явил миру магическое чудо. Человек полетел. Скрываясь за небесами, оставшиеся внизу ликовали, праздновали и ждали. Ждали, что же им откроют боги. Ждали, когда же магия преобразует их мир. День, названный часом просветления, сильно повлиял на развитие и историю дальнейшего существования образованного Каттаем культизма. Избранный магией человек рухнул на землю, разлетевшись на части, оставил после себя одно кровавое пятно. Сначала массы были готовы захлебнуться волной хаоса, готовы были взбунтоваться и в порыве эмоций утопить империю в новой войне. Но этого не допустил мастер-кузнец. Он прервал затишье словами своей очередной, только созревшей в голове, проповеди:

– Друзья! Час просветления даровал нам мудрость магии! Магия одарила нас избранным, позволила прикоснуться к райским садам! Но боги… Боги, рожденные магией, пошли против ее воли! Они показали нам свое истинное лицо, подтверждая тем самым мои слова! Боги давно отвернулись от своего создателя и, погружая нас в глубины незнания, посылают нам проклятия каждый раз, когда мы добиваемся нового, рожденного в душе человека, чуда! Я вижу! Вижу и доношу до ваших сердец новую цель нашего любимого, проклятого богами императора Кантетшо! Если бы не он, не найти мне сейчас слов, способных достучаться до ваших сердец, друзья! Цель востока ныне…

С переломного дня развитие империи наклонилось в другую сторону. Все большее количество людей принимало, что боги предали магию и, очевидно, людей, которых они создали. Боги стали жадными, утратили прежнюю любовь и милосердие. Утратили свою мудрость и сознательность! Истина востока должна была разлететься по всему миру. Во все стороны света были отправлены десятки миссионеров под защитой имперских гвардейцев. Через несколько месяцев император услышал первые нотки протеста со стороны северян. Они наотрез отказывались принимать подобное безумие и грозили развязать войну, если их сумасшедшие марионетки не закроют себе путь через северную лощину к их землям. Не закроют себе путь к светлому разуму их населения. Тосаю это сразу не понравилось, на что тот готов был сразу и напрямую ответить угрозой очередного столкновения вблизи Шенхая.

– Можем повторить! Хотите?!

Но Каттай не дал его слепой ярости дойти до ушей северян и жителей востока. Старый полководец настолько сильно стоял на своем, что мастеру-кузнецу пришлось окончить его дни во благо империи.

Кантетшо не был против. Через несколько дней Гатоцке занял его место, а на своем прежнем оставил самого доверенного человека.

Носители правды более не наступали на северные земли. Империя более не тревожила грязных варваров.

Прошел год, и к интересам востока стали подтягиваться ближайшие южане. С запада не было вестей, и все думали, что ушедших туда убивают кочевые племена Буревегов, снующих вдоль северных и восточных границ, покоряя все новые и новые малые поселения. По расчетам совета, через два-три года будет новая война с ордой кочевников, которая ринется на восток, ослепленная богатствами Шаогуня.

Все чаще долетает до ушей императора имя. Дозориан, – вождь племен, орудующий легендарным мечом “Горелом”, что и, по тем же слухам, приносит ему все новые победы. Конечно, Кантетшо понимал, что дикарь побеждает далеко не только из-за отличного оружия. Он был умен и талантлив, что и делало его успешным на полях сражений.

У Такендо, во время очередной медитации, случился приступ, после которого он чуть не умер. Чернота распространилась чуть ли не по всему телу, парализуя дыхательные органы и запрещая двигаться. В этот раз он снова видел пылающую деревню у подножья высокой горы. Смотрел, как по восходящей тропе к человеку в пещере уже поднимались поджигатели. Они хотели его убить, – в этом он был уверен. Он чувствовал их эмоции. И они были пустые, не такие, как у обычных людей. Похожие на глиняные вазы, искусственные, не настоящие. В тот момент, когда светящийся синим глаз человека в пещере обратился к Такендо, он не вернулся к своему телу, а продолжил тонуть в видениях, даруемых его медитацией, как он считал. Он очутился в очень необычном доме. В таких, наверное, жили грязные северяне. Странные белые стены, на потолке, ровном и гладком, висела маленькая, освещающая все вокруг, желтая звезда. В комнате было окно с установленной на нем решеткой. На кровати, каких не видывал Такендо, сидел, обхватив колени, человек, в такой же странной белой одежде, цвета самих стен. Одежда его была в синюю полоску, глаза смотрели в никуда, человек мерно покачивался. Такендо пытался с ним заговорить, позвать его, но тот ничего не слышал. Хоть и был один момент, когда ему показалось, что тот что-то почуял… но нет. Все же, нет. Такендо стал проваливаться в пустоту, отдаляться от белой комнаты, словно от сцены, окруженной тьмой. Сцена, кроме которой больше ничего не было во всем мире. Не было, или он не мог того увидеть…

Еще через два года началась война. Война, какой еще никто не видел. Кочевые племена, как и предсказывалось, пошли на восток. Перед их слюнявыми мордами маячил золотой Шаогунь и богатые и плодородные земли. Мало того, к Дозориану присоединились северяне. Могучее варварское войско под началом Дорго, – огромного рогатого зверя, оседавшего, как говорят, на чудище, что дыханием своим замораживает кости. Северяне хлынули на беззащитный Шенхай. Выживших не было. Восток потерял значимый кусок своих владений и несколько тамошних культов и фортов “Белой гарды”. Однако, империя приняла ожидаемый на Сайлехкон удар. Силы были примерно равны, если брать в учет высокие каменные стены с установленными на них пушками и огненными хвахчами. Кантетшо отправил туда четыре тысячи воинов, обученных еще умершим от сердечного приступа Тосаем, пятьсот гвардейцев “Белой гарды”, тысячу арбалетчиков с пороховыми бомбами и еще тысячу обученных всадников с длинными мечами-крюками.

Со стороны западных племен были выдвинуты наездники на необычных, доселе невиданных тварях с изогнутыми шеями и двумя горбами, между которых и усаживался всадник-стрелок. Таких было около тысячи. Подкатили около полсотни катапульт и таранов. Массой своей, кочевников было под семь-восемь тысяч. Вождя, – Дозориана, – выделить не удалось.

В Сайлехкон император послал Гатоцке, в роли полководца. Благословил того на победу и пожелал скорейшего возвращения. Через пять дней город пал. Выживших, сбежавших с поля битвы, насчитывалось всего под четыре сотни. Среди них был и Гатоцке. По его докладу можно было подчеркнуть, что переломным моментом в битве стало неожиданное появление укрепленных осадных башен. Когда все силы были сведены для удержания основного удара, с южной стороны уже шел Дозориан с тремя сотнями всадников и сотней пеших воинов. Они не смогли вовремя остановить башни и проиграли, когда потеряли стену. Гвардейцы бились до последнего, по сему ни один не выжил. Гатоцке же сбежал специально, чтобы все в точности рассказать императору. В награду он получил почетный белый плащ с золотистой вышивкой в форме дракона, как знак благосклонности Кантетшо, хоть тот более и не желал его видеть в качестве руководителя любой из армий.

Теперь восток собирал новые силы, готовил огнедышащие орудия, которые более не пугали кочевников. При этом почти всех, кто обладал магией, собирали в стенах Шаогуня, для оказания максимального сопротивления.

Через месяц со стороны разграбленного и опустошенного Шенхая показалось войско северян, количеством, равным тому, что было у них когда-то при лощине Сайян. С десяток тысяч пеших воинов в меховых шубах, с тяжелыми двуручными топорами, молотами, с большими щитами и длинными луками со стрелами-копьями. Подходили они к Кейпудту, где их, в принципе, ждали. За спиной их на восток врывались морозные ветра…

Империя ответила семитысячной армией под руководством лидера “Белой гарды”, – Весэха. Молодой тридцатилетний полководец был известен мастерским обращением с картечным пистолем и парными зазубренными саями. Оказалось, он хорош и в тактическом искусстве. У северян было очень мало огнедышащего оружия. Весэх решил пожертвовать лошадьми и отобрал сотню смертников. К животным привязали бомбы, а смертники должны были их направлять в сторону войска и в пути поджигать их факелами, перед самым столкновением. Пятьсот лошадей было выпущено за стены, сопровождаемые залпами пушек, они стадом унесли таким маневром под две тысячи варваров только на подступе к каменной преграде. Пытаясь покорить стены, они утратили еще с половину своих сил и, так и не дождавшись могучего Догро на своем ледяном змее, решили северяне отступить. Весэх был удостоен белого плаща с серебряным драконом, врученного лично императором на площади в присутствии огромного количества граждан Шаогуня.