Текст книги "Такендо (СИ)"

Автор книги: A-Drop Of-Madness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Я могу сейчас же развернуться и отправиться домой, Тосай.

– Можешь. Но тогда я приложу все свои усилия и использую все связи, чтобы тебя объявили имперским предателем, который бросил своих товарищей на погибель. Нужно ли твоему сыну такое будущее?

– Что-то вы все слишком переживаете за мою семью. Моя кровь – не ваша забота. – грубо ответил Кенрюсай.

– Как скажешь, самурай. Исходя из сказанного мной, что же ты решил?

– Я останусь… – нехотя сказал он.

***

И снова луна готовилась открыть себя восточной империи. Ооноке и Такендо прятались в оборудованной под жилище пещерке, прикрытой валуном чистого белого цвета, словно не от мира сего. Они притащили сюда столько еды, сколько могли унести за раз. В принципе, того, что у них было, хватило бы на месяц.

Ооноке сидел на лежаке и смотрел на задумчивого сына своего Сёкана.

– Говори, не молчи. Будет легче, если выпустишь мысли наружу.

– Думаешь, мой отец уже умер? – грустным голосом спрашивал мальчик.

– Да. Несмотря на то, что он Сёкан, шансов нет.

– Ну спасибо!

– Я говорю честно. Не хочу врать другу.

– Другу? Ты считаешь меня другом? – взбодрился тот.

Ооноке коротко кивнул.

– Ооноке, я… я хотел убить тебя.

– Я заметил. – Такендо понял, что тот улыбается, даже не смотря на маску.

– Нет, ты не понял. Я хотел отравить чай, подсыпав туда лепестки утопленца.

– Разбираешь в алхимии? Хорошо это. – после короткой паузы, добавил Ооноке.

– Ты меня не понял? Я хотел убить тебя! Всерьез убить, отравить и прирезать тебя, пока ты лежал бы и задыхался!

Ооноке лишь улыбнулся еще шире. В его глазках виднелась неприкрытая радость.

– Тогда я благодарен тебе, что еще жив, Такендо. – случайно прикусив неудачно упавший громоздкий язык, сказал он.

У Такендо проступили слезы, и он сразу отвел лицо, в надежде, что Ооноке того не заметил. Дабы не показать секундной слабости, он сразу, шмыгнув пред тем носом, сказал:

– Пойдем, покажу, как отец учил меня самурайскому шагу!

Тот коротко кивнул и последовал за ним наружу.

***

Наутро снегопад стал еще сильнее. Казалось, северные шаманы специально колдовали, дабы похоронить врага, которого уже заметили их вороны, под снежным килем. Патрульные сменялись и чистили снег, сменялись и снова чистили. Остальные сидели в шатрах и палатках и ждали столкновения. Отдыхали и готовились. Запасались снадобьями, принимали лекарства от простуды, ведь многие в лагере стали заболевать. Кашель и слабость валили с ног одного за другим. Один Кенрюсай сидел без движения на морозе, окутанный снегом, и медитировал. Он слушал, что несет в себе ветер, слушал, о чем шепчут деревья, слушал, чего тревожились птицы. Холод его не брал. Энергия его тела согревала изнутри. Картина впечатлила имперских воинов и самого Тосая, который периодически посматривал на самурая из своего уютного шатра.

Через час к нему отослали одного воина спросить у того, как самочувствие.

– Э, самурай! Ты там не издохнешь случайно?

– Они идут.

– Чего? – не понял тот.

– Они будут здесь минут через пять-десять.

– Что за шутки?

– Иди, передай полководцу. Быстро. – спокойно бурчал Кенрюсай.

Воин со всех ног понесся по расчищенной дорожке к Тосаю в шатер.

– Этот безумец говорит, что через десять минут они будут уже здесь!

– Но по нашим подсчетам они должны подойти не ранее, чем завтра к обеду. Это было еще без учета снегопада… – уверял Гатоцке.

– Приготовить всех к бою. – не думая, молвил полководец.

Зазвучали тревожные колокола. Воины выскакивали из укрытий в полном обмундировании, недоумевая, что творится.

Снегопад не утихал.

– Кенрюсай, надеюсь, ты не ошибся, иначе оплошность твоя будет тебе дорого стоить. – раздраженно говорил ему Тосай, стоящий по правую руку.

– Слушай. Не говори. Просто слушай. Твои воины встали в ряд вдоль природного рва. Их там накроют. Они приближаются западнее, чем вы планировали.

– Что?! Да как ты… Откуда тебе… Черт! Посыльного ко мне!

К полководцу подбежали двое ближайших в облегченных доспехах.

– Перестроиться на подход с северной лощины! Передайте, быстрее передайте! – во всю глотку кричал тот.

– Не успеть.

– Успеем! – отрицал полководец.

– Слушай. Не говори. Просто слушай. – с последними словами самурая донеслись пушечные залпы.

Сразу их не заметили, ибо пушки были смастерены из окрашенного в белый металл. Они идеально сливались со снегом и открылись виду имперских только по открытию огня.

Разрывные ядра при столкновении с твердым препятствием разрывались шипами во все стороны и, пробивая броню, впивались в плоть.

Первый залп с неожиданной стороны унес жизни не меньше полсотни воинов. Бреши в строю сразу были заполнены. Повернутые в другую сторону пушки примерзли, по сему их не получалось развернуть сразу. Союзный залп задержался, воины были растеряны, но команды полководца приводили их в чувство.

– На северную лощину! Пушки, разворачивайте пушки! Максимально растянуться вперед! Не ждать! Наступаем!

Те из имперских, что могли услышать Тосая, действовали и передавали команды по рядам дальше. Остальные делали свои шаги по наитию и решили не ждать, пока их задавят огнем, бросились вперед, прямо по засыпанным полуметровыми сугробами переходам.

Новый залп. Уже менее точный, но все еще эффективный. Империя несла потери, хотя бой еще толком не начался. Полководец Тосай рвался в передние шеренги, дабы укрепить боевой дух и сплотить одно мощное наступление. Уверенное и разрушительное наступление. Он пытался ухватить взглядом самурая, но он, как сквозь землю провалился, исчез, развеялся по ветру, слившись с падающим снегом. Имперское войско продвигалось сквозь сугробы и даже не наблюдало основные силы противника. Все, что им было открыто с позиции, – это одни мраморно белые пушки меж деревьев и несколько человек в тяжелых шубах у каждой из них.

Имперские ожидали третьего залпа, но его почему-то не последовало. Лишь некоторые из воинов видели белого тигра, что сеял смерть своими катанами, окрашивая снег в красный. Когда они добрались до пушек с варварскими телами, – самурая вновь никто не видел.

Наступило затишье. Кроме топота и бряцанья доспехов тысячного войска, – больше ничего не было. Один только Кенрюсай, забравшись на укутанное снегом дерево, наблюдал за белым холмом затаившуюся орду. И было их в два раза больше, чем ожидалось. Тысяч десять, не меньше. Сердце его выдавало устойчивые ритмы. Самурай был готов биться до смерти. По такому снегопаду ему все равно не уйти. Тем более, если они сейчас не отбросят эту орду обратно на север, – Шенхай будет уничтожен, а затем еще и половина востока, – разграблена.

Всадники обогнули холм, где их и встретила орда. Наступление обернулось крахом. Орда двинулась вперед и почти сразу поглотила собой конницу, бесполезную в глубоких снегах. До сих пор еще не было ясно, сколь велико варварское войско. Тосай скомандовал прекратить наступление, но никто уже и так не рвался вперед. Выстроившись полукругом, они медленно отходили к лагерю. Единицы, оставшиеся в лагере, уже разворачивали орудия. Варварские силы старались проглотить имперскую армию, огромной тучей огибая лагерь со всех доступных направлений. Имперские воины многого стоили в бою, но против такого количества северян у них было мало шансов на победу. Союзный залп дал о себе знать, изрыгнув в сторону тучи около тридцати ядер с пылающим маслом. Люди гибли целыми пачками, а те, что избегали прямого попадания, сгорали заживо из-за жидкого пламени. Но и этого было мало, чтобы остановить десятитысячное войско варварских ублюдков. Кенрюсай тоже вступил в бой, заканчивая жизнь всякого, кто преодолевал защитное построение. Ни один северянин не мог сравниться с его мастерством до одного момента. Через строй пробился отличающийся от других воитель. К его шлему были привинчены оленьи рога, в бою он использовал парные топоры и телосложением походил на мамонта. Пробивная внушительная туша скрывалась за железной, исцарапанной в многочисленных сражениях, броней. Этот северянин с меховым пончо занял самурая и заставил того попотеть. Броня его была невероятно прочная, что служило для Кенрюсая главной проблемой. Он старался метить в подвижные части, но тот умело их прикрывал, подставляя самые крепкие области, превращая себя в настоящий танк. Железные чудища изрыгали ядра по обе стороны конфликта. Изредка попадались снаряженные пороховыми пистолями варвары, выпускающие осколки, объятые огнем, в свои цели.

Кровь и снег стали едины, перевоплощая поле битвы в красно-белую сцену с тысячами актеров, складывающих свои головы во имя ее дальнейшего преображения. Наконец, воитель открылся, чем сразу воспользовался самурай, углубив в того сразу две свои катаны. Кенрюсай был уверен, что после такого ранения тому более не светит сражаться, но был неприятно удивлен, когда получил в ответ удар железным лбом по голове. Самурай отступил на два шага, перепрыгивая, словно перышко, но затем поскользнулся и плюхнулся в кровавый снег. Варварский боевой клич сокрушал веру в победу у имперских воинов. Их дух держался на ниточке, а ниточкой этой был полководец Тосай, сражающийся плечом к плечу с товарищами. Двусторонней алебардой тот создавал вихри и круговороты, рассекая всех зевак вокруг. Лицо его поглотила ярость сражения, и не видел он ничего, кроме все еще живых варваров, которые только и ждали, чтобы умереть от его руки. Он забыл про всякое отступление и командование и теперь жаждал только убивать. Кромсать и убивать.

Железная туша громилы двинулась к лежащему Кенрюсаю. Его огромные покрасневшие глаза прямо-таки светились в тени его рогатого шлема.

Очередной свист и грохот залпов. Небо над головой самурая заслонило сталью и огнем с кипящей кровью.

– Можешь попробовать забрать меня сейчас, Оонсё, но так просто я в твою колыбель не дамся… – говорил про себя Кенрюсай, стирая рукой поток крови, застилающий глаза.

***

Такендо спрыгнул с белого валуна подобно отцу. Выхватил катану и разрубил пополам ничего не подозревающую синюю бабочку.

– Ха! Видел? Самурайский шаг! Получилось! – радовался тот.

Ооноке подкрался к еще одной бабочке, смотря на ликования друга. Одной рукой он придерживал закрепленную на поясе укороченную катану, а второй потянулся к прекрасному зелено-красному насекомому. Подставив указательный палец, он подсадил бабочку и поднес ее ближе к своему закрытому лицу, выпрямившись.

Такендо завороженно следил за Ооноке.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Что? Самурайский шаг, Такендо, что же еще.

– Но ведь… прием заключается в другом… – задумался тот.

– В убийстве?

– Ну да…

– Не люблю убивать животных или насекомых. Они чистые, понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Животных мне убивать жалко, потому что они лучше людей. Людей мне не жалко, а вот бедной природе страдать необязательно. Хватит ей и без меня царапин.

– Ооноке…

– Ты попробуй не убивать, а поймать бабочку, Такендо. Уверен, для тебя это будет намного сложнее… – говорил мальчик, глядя на озадаченный вид его нового друга.

========== III Детство. Мертвая зона ==========

Снегопад прекратился только ближе к вечеру. Поле битвы было усеяно телами и их конечностями. Одни лишь огнедышащие орудия ждали своего нового владельца, дарующего им возможность отнять еще хотя бы несколько жизней.

Бой закончился. Варвары отступили, но победой исход было назвать сложно. Конечно, для империи это была безоговорочная победа, но призраки умерших вряд ли согласятся с тем же.

Легкий ветерок завывал, проскальзывая меж тонких дубовых веточек. На ногах стояли единицы. Сотни умирающих от полученных ранений, кричащих, корчащихся в агонии и муках, сотни погребенных под телами задыхались от вони и нехватки воздуха. Два имперских воина, хромая, добрались до лежащего под тушей рогатого мамонта-северянина, самурая.

– Он как, еще живой?

– Похоже на то.

Самурай редко глубоко вдыхал и выдыхал, хрипя. Воины, приложив силы, что было мочи, смогли сдвинуть тушу в сторону. Кенрюсай задышал чаще и легче.

– Вы сражались, как настоящий демон, Кенрюсай. – говорил воин.

– Я должен вернуться к своему сыну… – прошептал тот.

– Мы вам поможем подняться, давайте-ка.

Они старались бережно его поднять, но тот стонал от боли каждый раз, как они к нему прикасались. Воины не могли ему помочь.

– Оставьте меня. Мне нужно помедитировать, только и всего…

Со стороны лагеря приближались отсидевшиеся там пушкари. Среди них, чуть поодаль, бежал и Гатоцке.

– Найдите полководца Тосая! Он может быть еще жив! – кричал тот.

– Здесь самурай, господин Гатоцке! Тут живой Кенрюсай! – окликнул того один из воинов.

Гатоцке замер. Несколько секунд промедления, – и он направлялся уже к двум раненным воинам, которым повезло наткнуться на легенду.

– Кенрюсай? Вы уверены? – приближаясь, переспрашивал он.

– Да-да, точно он!

– Это он… Хорошая находка, молодцы! Теперь идите и помогите найти Тосая, здесь я сам разберусь.

– Что вы хотите сделать, господин Гатоцке? – ухватившись за лживую нотку, играл один из воинов.

– Вам не ясен приказ? Идите, ищите Тосая! Живо! – командовал он.

Воины склонили головы и, повинуясь приказу, побрели прочь, – искать своего полководца.

– Кенрюсай… лидер змеи ордена “Черной руки”… – язвительно говорил Гатоцке, глядя ему в глаза.

– Как ты узнал? – разговаривая, задыхался тот.

– Нужно было тебе применить свою технику запечатывающего дух касания еще тогда. На Кантетшо.

– Кантетшо?

– Да… Он остался жив, Кенрюсай. Ты вогнал свой клинок ему в сердце и думал, что убил его, но нет… жив он.

– Невозможно…

– Мастер Каттай настоящий чудотворец, Кенрюсай… Слышал ли ты про орден “Белой гарды”? Я его почетный представитель. Я, Тосай, Каттай и… Кантетшо. – улыбнулся Гатоцке.

– Вы хотите начать новый мятеж? – хрипел тот, харкая кровью.

– Нет уж. Теперь наши цели во сто крат выше прежних. Теперь настоящего императора интересует магия… Магия и ее боги…

– Боги и их магия…

– Ох, Каттай бы с тобой поспорил! Жаль, что до сей любопытной дискуссии ты не доживешь. Ваш орден мешает нам уже столько лет… Мы устали терпеть.

– Мы нашли Тосая! Он еще жив! – ликовали воины, – Жив!

Гатоцке отвлекся на возгласы и сразу об этом пожалел. Самурай стальной хваткой сжал его игру, а когда тот согнулся, вдавил свой палец тому в глазницу. Представитель “Белой гарды” вскрикнул и отшатнулся прочь от полумертвого Кенрюсая.

– Сколько же удовольствия мне доставит придушить взрастающее дьявольское семя, Кенрюсай! Ты не представляешь! – кричал тот, наставляя на лежащего самурая фитильный пистоль.

Тот широко, сквозь боль, улыбнулся, и тихо, но четко сказал:

– Дракон придет, откуда его никто не ждет… Гатоцке… – протянул он.

– Если только его еще не убили гвардейцы, ха! – вскинув голову, насмехался тот.

Смех господина смешался с пороховым взрывом, знаменующим смерть еще одного великого воина.

Скоро уже совсем должно было стемнеть. Времени собрать выживших оставалось слишком мало. Было принято решение забрать Тосая и убраться, как можно скорее, на теплый и приятный восток. В Шаогунь.

***

Прямо перед тем, как уснуть, у Такендо странно кольнуло в сердце. Будто некий шут вонзил свою предательскую иглу, подкравшись сзади. Он вскочил с лежанки и сдавил руками больное место. Из его глаз текли слезы, но он не шумел, не издавал и звука. Незачем будить Ооноке. Выбравшись на свежий воздух, он вцепился взглядом в звездное небо. Ему казалось, что мерцающие огоньки поют ему песнь, которую он не мог услышать. Чтобы разгадать их слова, ему надо было стать сильнее. Ему нужно было во многом еще разобраться.

Без сил бороться с накатившей усталостью, он лег прямо в разноцветную траву и прямо так и заснул. Разбудил его встревоженный Ооноке, уже ранним утром.

– Что случилось, Такендо?

– Мой отец умер. Звезды поют прощальную песнь… – бредил тот.

Его окутал жар, глаза не реагировали на свет. Ноги его почернели от голени до пят. Он их не чувствовал. Только странная боль и ночное небо заполнили его голову.

– Это похоже на некроз, Такендо! Ты потеряешь ноги или умрешь… – слова Ооноке перестали долетать до его сознания, и он отключился вновь, не в силах что-либо сказать.

***

Восходящее солнце уже касалось треугольных верхушек пагоды. На молитвенных башнях уже тушили костры. Люди ходили по улицам и собирали упавшие воздушные фонари. Празднование перерождения жар-птицы подошло к концу. В небольшом, огороженном алхимическими закрученными растениями, домике, сидел на коврике в позе лотоса и дышал парами трилистника старый тощий господин. Его восьмилетняя ученица была в соседней комнатке, при помощи дистиллятора вытягивала эссенцию ночного стебля, чтобы смешать впоследствии снадобье от ночных кошмаров и головной боли. Утреннее зелье хорошо помогает устранить последствия бурной ночи. Старик готовился собрать сумму, как раз после праздников. В конце дыхательной терапии старик откашлялся и сплюнул чернеющую слякоть в заранее приготовленную миску.

– Кимико! – сипящим голосом позвал старик.

– Да, мастер? – тут же подбежала девочка.

– Все приготовила?

– Да. – поклонилась та.

– Молодец, девочка. К завтрашнему вечеру мы соберем очень много денег… – потирая руки с хитрой улыбочкой, говорил тот.

– Рада вам услужить, мастер. – кланялась она.

В ухоженную входную дверь, украшенную серебряными узорами в виде растений, кто-то начал колотить.

– Кого Меврона принесла? – нервно гукнул старик.

– Открыть?

– Я сам, девочка, сам. – подбираясь к двери на своих корявых варикозных ногах, отвечал он.

На пороге стоял низкого роста мальчик, закутанный с головы до ног в плотные черные обмотки. Его рука была перемотана пропитанной кровью белой тканью.

– Мастер Такеяка, мне нужна ваша помощь! – заявил мальчик.

– Чего надо? – нетерпеливо спросил старик.

– Там мальчик, мальчик десяти лет. У него некроз нижних конечностей! Помогите, молю!

В его маленьких глазках мастер видел не страх, но искреннее сочувствие.

– Где мальчик?

– Сейчас! – оттолкнувшись от боковой оградки, он ухватился за навес, подтянулся, забрался на крышу.

– Э-э, куда полез? – злился ему в след старик.

Через несколько секунд тот мягко спрыгнул обратно к порогу с пацаном у себя на плечах. Такеяку удивило, как тихо мальчик выполнял все свои движения. Он без разрешения протиснулся в дом, нашел длинный ровный обеденный стол и положил его туда, потом повернулся к закрывающему дверь мастеру и сказал:

– Помогите ему. Смотрите. – указывал он на ноги Такендо, – Некроз?

– Не спеши, пацан. Дай поближе посмотрю. – отталкивал его в сторону мастер.

Ооноке смотрел по сторонам, изучал дом Такеяки. Всюду были навалены толстые учебники, везде было алхимическое оборудование, чистое, будто только что его протирали влажной тряпочкой. Идеальная чистота. Такая для Ооноке была в новинку. Никогда прежде он не видал таких отмытых половиц, как здесь. В углу гостиной комнаты он приметил массивный, вылитый из стали сундук с увесистым замком. Рядом с ним стояла, притаившись, красивая девочка с черными, до плеч, волосами. Лицо ее было идеально четкое, аккуратные брови, ровный, с маленьким изгибом, нос, маленькие пухлые губки, а глаза, как у лисицы, с острыми углами, были красного цвета с треугольными оттенками голубого в каждом.

– Когда он потерял сознание… ему было очень больно? Он кричал? – уточнял старик.

– Нет… Он бредил, а потом просто уснул. Но это же некроз, да? Я уже видел такое.

– Мне кажется, это что-то другое… Слышал о дьявольском море? Хотя… ты еще слишком мал, чтобы…

– Слышал. Вы думаете он заболел… – задумался Ооноке.

– Не заболел! – брякнул по-старикански тот, – Он проклят! Мальчик, увы, не жилец.

– Проклят? Вы хотите сказать, что не можете ему помочь? – взволновался мальчик.

– Судьбою ему, видимо, было это уготовано… С рождения еще… – рассуждал вслух старик.

– Не сможете, мастер Такеяка? – настойчивее повторил он.

– Разве что вот это средство. Оно ему поможет. – мастер взял с полочки баночку с окрашенной в темно-синий этикеткой.

– Эссенция рудника? Не смешно, старик. – озлобился мальчик.

– Я могу лишь облегчить его муки. – подытожил тот.

– Могу ли я доверить его вам и отлучиться? Максимум на один день.

– Зачем мне это тело? А если он умрет раньше? Что мне прикажешь одному его закапывать, что ли?

– Я вам заплачу.

– Откуда у такого оборванца деньги?! – гудел мастер, затем успокоился, немного подумал и добавил, – Сколько?

– Одну тысячу кан. Разом. Завтра. – со всей серьезностью говорил оборванец.

Старик засмеялся, козыряя беззубой челюстью, затем сказал:

– Не верю! Бред же, тысяча кан! У тебя! Ну, бред же? – непонятно с кем продолжал разговаривать старик, глядя в другую сторону.

– Мастер. – подала голосок девочка в углу.

– А? – отозвался тот.

– Помогите им, пожалуйста. – подкупая грустными красивыми глазками, просила она.

– Но, как же… Задаром?

– Он сказал, что заплатит вам тысячу кан.

– Да нет у него таких денег, посмотри на него!

– Если нет, найдет позже, мастер. Дайте ему шанс спасти друга.

– Не спасти его, не спасти! Проклятия так просто не снимаются! – продолжал причитать старик, а девочка в то время махала Ооноке ручкой, это мол, иди, я договорюсь, не теряй времени.

Так он и сделал.

Все фонарики, что смогли найти, уже собрали. Солнце уже вовсю ласкало своим теплом работающих на плантациях людей. Город циркулировал жителями, процветала торговля, рыночные улицы были забиты. Шаогунь был центром всей экономической системы восточной империи, ее сердцем, желанным куском пирога для всякого чужого правителя.

Жители Шаогуня мало в чем нуждались, все работали и получали примерно одинаково, а цены на товары были низкие, из-за их количества. Ооноке передвигался по волнам крыш, игнорируя тем самым толпы людей внизу. Он знал человека, который мог ему помочь, знал, где ему взять столько кан.

***

Такендо никогда ничего подобного прежде не видел. Он понимал, что это сон, но он был настолько реален, что он ощущал дуновение ветра, биение своего сердца. Он стоял на выходе из горной пещеры, стоял у обрыва и смотрел на всю степную долину. Это точно были не восточные имперские земли, – слишком отличалась почва, растительность. Таких высоких гор у них тоже не было. Внизу, у подножья, пылала деревня, состоящая в основном из соломенных хат. Он видел поджигателей, видел, как несколько человек уже забирались на тропу, поднимались ближе к пещере.

Такендо вернулся в каменное логово. Оно было не особо большое, никуда не выводило, не таило в себе никаких ценностей. Посреди логова, на небольшом гладком камне, сидел неизвестный человек спиной к входу. Его волосы были связаны в короткий конский хвост, за спиной была стандартных размеров катана, которая чем-то отличалась от большинства, но чем именно, он не мог разглядеть. Ему просто так казалось. Человек сидел без движения, подобно его отцу во время ритуалов. Левая рука его, в темноте пещеры, представлялась ему какой-то странной, какой-то неправильной.

Поджигатели были все ближе, Такендо боялся, хоть он и не понимал, почему. Человек на камне немного повернул голову в сторону выхода. Такендо показалось, что он увидел его, но, похоже, просто показалось. Лицо его было странно знакомо, хоть он ничего почти и не видел. Один только глаз он видел отчетливо. Светящийся в темноте холодным синим светом глаз, обжигающий его разум. Он заставлял его уснуть здесь, в пещере, и проснуться где-то там, далеко отсюда, там, где Такендо когда-то существовал. В памяти уже почти ничего не осталось…

И чем ближе был сон, тем ближе…

***

– Мастер! Проснулся, мастер!

Мальчик лежал там же, на длинном столе. Под голову ему подложили пуховую подушку. Чернота проползла по ногам вверх, тонкими концами своими касаясь груди. Он проснулся. Открыл глаза и смотрел на красивую девочку, которая стояла, склонившись прямо над его лицом. Ему нравились ее милые и необычные красно-синие глаза.

– Проснулся?! – послышалось стариканское ворчание из соседней комнаты, – Что он там? Еще не кричит?! Может, бубнит какие-нибудь бредни?! – продолжал он, копошась, вставая с кровати.

– Нет, молчит и улыбается, мастер! – отвечала Кимико.

– Улыбается? Что за ерунда? Похоже, сошел он с ума, девочка! Не подходи к нему, Кимико, не рискуй глазками! – кряхтел старик.

– Мастер, по-моему, ему лучше…

– Как?! – встрепенулся тот, подбегая к мальчику короткими шажками.

Чернота, что до того распространялась, теперь шла на спад, быстро тускнея.

– Это сделал тот закутанный мальчик, мастер? – спросила она.

– Если это он, то я даже не знаю, не представляю, как ему это удалось… Он ушел только минут двадцать назад, не больше! Еще даже болиглав не заварился!

– Где… Ооноке? – проговорил лежащий на столе Такендо.

– Ооноке? Наверное, это этот мальчик… Он побежал куда-то, чтобы тебе помочь. – отвечала девочка.

– А где я?

– В алхимической лавке известного на всем востоке мастера Такеяки, – гения зельеварения. – гордо сказал он, а после короткой паузы в конце, добавил, – Ты мне должен тысячу кан.

***

Течение времени клонилось к вечеру. Ооноке выбрался из затягивающего Шаогуня и уже двигался по лесной чаще, срезая путь максимально опасными путями, самыми короткими. И вот, наконец, тяжело дыша, не чувствуя отбитых в кровь стоп, он добрался до цели. Священное место Кау’якл’на. Круг из стоячих продолговатых валунов, в центре которого лежал идеальный камень квадратной формы. Местные говорят, что это подарок Модсдаля – бога-кузнеца, создателя рек, океанов и каменных скал. Никто этот камень трогать не смел, а ярые блюстители веры периодически патрулировали по ближайшим лесам с целью выявить возможную для квадратного камня опасность и, с опасностью этой, расправиться. За одним из валунов находился скрытый люк, уводящий прямым спуском под землю. Там, внизу, царствовала тьма. Никакого освещения. Члены ордена “Черной руки” были обучены существовать в пустоте. Слившись с ней, они двигались подобно призракам, утратившим плоть. Им не нужны были глаза, им нужны были только инстинкты.

– Ооноке… Зачем вернулся? – прошептала пустота.

Мальчик сразу припал лбом к холодному полу и ответил:

– Сёкан Гретт, сыну Сёкана Кенрюсая нужна помощь. Он проклят, умирает.

– Сын Кенрюсая проклят? Почему я должен спасать его? Кенрюсай мертв, Ооноке, твой долг перед ним более не имеет силы. Его сын более не имеет для тебя значения.

– Но, Сёкан Гретт, он…

– Ты забылся, Сотё Ооноке? – жестко подавил голосок того.

– Нет, я верен ордену, Сёкан Гретт…

– Мальчишка более не твоя забота. Я рад, что ты пришел сам. Я был готов отправлять за тобой твоего Икана.

– Вы уверены, что он мертв? – переводил тему тот.

– Да. Наши Рикуси видели, как сжигали его тело.

– Кто его убил?

– “Белая гарда”… Один из них. Когда до наших ушей долетит его имя – он умрет, как и гласит кодекс. Ты будешь готов наказать убийцу своего бывшего Сёкана? – угрожающим голосом возвышал себя Грэтт.

– Куда орден поведет меня, туда я и пойду, Сёкан Грэтт. – повиновался мальчик.

– Можешь встать.

Ооноке осторожно принял вертикальное положение.

– Идем во тьму, Ооноке. Теперь у тебя будут другие задачи.

– Повинуюсь, Сёкан Гретт. – отвечал тот, проходя мимо нового лидера змеи дальше, вглубь поглощенного пустотой коридора.

***

– Твой друг обещал вернуться завтра, в то же время, максимум. – говорила девочка, сидя перед Такендо на коленях.

Он сделал еще глоток горячего лилового чая. По телу растекалось приятное чувство расслабления. В легкие оседал согревающий сгусток.

– Мастер говорит, что много этого чая пить нам еще нельзя.

– Он алкогольный? – спросил мальчик.

– Ты знаешь, что это?

– Знаю. Отец учил меня алхимии, как и твой тебя.

– Он мне не отец. Он мой учитель. Мастер Такеяка.

– А где твои родители?

Девочка отвела глаза и легко задрожала. Ей явно было неприятно говорить на эту тему.

– Извини…

– Ничего. Все хорошо, я почти привыкла.

– У меня тоже больше никого нет. Мой отец умер вчера от рук предателей.

– Ой, это ужасно! Мне очень жаль! – распереживалась она.

– Не надо. Не успокаивай меня. Мой отец учил меня быть сильным. И я буду…

– Хорошо… я поняла. – склонив голову, сказала девочка.

– Как тебя зовут?

– Я Кимико. Как зовут тебя?

– Такендо.

Кимико засмущалась. Он увидел это в выражении ее лица.

– Что с тобой случилось? – спросила вдруг она.

– Я не знаю. Я почувствовал боль в сердце, а затем уснул. Я видел странный сон, я чувствовал его, не просто видел. Я верю, что дух моего отца таким образом сообщил мне, что я должен делать.

– И что же ты должен?

– Уничтожить всех поджигателей… – чтобы не испугать девочку, сказал мягче тот.

– Хм-м… – задумалась она.

Старик спал и очень громко храпел. По прекращению такого рычания сразу можно было понять, проснулся он или нет.

Мальчик смотрел через тонкое горизонтальное отверстие, служащее для постоянного проветривания, на царствующую в небе луну.

– Ой, пока я не забыла, нужно заняться ночными стеблями! Надо закончить до утра! Спи, Такендо, завтра еще поговорим. – Кимико в спешке собрала все на поднос и ушла к себе в комнатку.

Такендо остался один наедине с глотком лилового чая и пробирающимся к нему лунным светом. Только сейчас мальчик вспомнил о своей катане. Он понял, что безоружен. Нельзя позорить уроки отца!

– Где моя катана? – напряженно спросил у себя мальчик и сразу понял, что потерял ее навсегда.

К утру эссенции были готовы, и старик, полный радости, стоял на улице и во всю продавал утреннее зелье. Шесть кан за пузырек, и к обеду у него уже было под восемьсот кан. Оставалось восемь пузырьков, но людей, желающих его приобрести, видимо, не осталось. Мастер вернулся в дом, Кимико занесла переносную лавку во двор, подмела участок от скопившегося во время торговли мусора, затем вернулась и подала Такендо горячий суп из свежей оленины. Старик уплетал рисовую лапшу с красным перцем, а взглядом сверлил паренька.

– Твой друг, Ооноке, пообещал мне за тебя тысячу кан… – пробурчал, пережевывая, тот.

– Я сам заплачу вам, не беспокойтесь. Однако, сейчас мне нужно будет уйти.

– Уйти? – явно расстроилась Кимико.

– Уйти?! – вскипел Такеяка, – Что значит, “уйти”?! Мне было обещано тысячу кан! – привстал тот.

– Я найду для вас деньги, но сейчас я должен уйти!

– Да никуда я тебя не пущу, юноша! – злился старик.

– Пару дней назад ко мне в дом ворвались имперские гвардейцы! Пока я здесь, вы в опасности, поймите! – повысил голос Такендо.

– За тобой охотится император?! Да меня сейчас кондратий хватит! Кимико! Выведи его отсюда, мне надо прилечь… – руки и ноги мастера задрожали.

Поднявшись, он побрел к кровати.

Девочка проводила Такендо к выходу со двора и сказала ему в спину:

– Надеюсь, мы еще увидимся, Такендо.

Он остановился, но ничего не ответив, дернулся в городские жилы и слился с течением жизни.