Текст книги "Напиши на линии горизонта (СИ)"

Автор книги: _Moony_Padfoot_Prongs

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Извини меня, – слова вырываются как-то сами по себе, что неожиданно и для Рыжего, и для меня, – за тот раз. Мне действительно не стоило…

Вожак смотрит не меня несколько секунд и хмурится, даже замедлив шаг. Потом до него, видимо, доходит за что именно я извиняюсь, и он позволяет себе усмехнуться. Не так, как усмехается обычный Рыжий, в этот раз он усмехается иначе, по-доброму. Так усмехался Смерть. Вожак достаёт из внутреннего кармана фляжку и делает большой глоток. Мне не предлагает, да, я и не согласилась бы.

– Ничего страшного, милочка. Хотя моей вины в этом нет, но за крысятами придётся смотреть лучше. Не подпускать их к твоему брату.

На последних словах он немного кривится, и я это замечаю, но ничего не говорю. Возможно, не стоило принимать предложение Рыжего, и нужно было всё-таки заглянуть в Кофейник в поисках Джека? В своих раздумьях я не замечаю, как мы оказываемся у двери неработающего бассейна. Рыжий цепляется за дверную ручку как-то отчаянно, а я слышу, что он что-то бубнит себе под нос.

– Твой брат обдолбался, – тараторит он, распахивая дверь и пропихивая меня внутрь. Потом проскакивает и сам. Проскакивает так юрко, словно за нами целая толпа народа, и никого из них нельзя пропустить внутрь. Сказанные им слова настолько ошарашивают, что я даже не обращаю внимания на его прикосновение к моей спине. И картина передо мной открывается жуткая.

На полу бассейна, в обнимку с какой-то гитарой, лежит мой брат. Я делаю несколько шагов ему навстречу. Стараюсь идти прямо, хотя ноги не слушаются. Слышу шаги Рыжего за спиной, и, хотя прекрасно понимаю, что нас с ним разделяют каких-то два метра, у меня создаётся ощущение, что Вожак находится за километры от меня. Голоса принимаются ехидничать.

Подойдя ближе к Джеку, я различаю возле него силуэт Валета, и вопросы о том, кому принадлежит гитара, тут же отпадают. Аккуратно дотрагиваюсь до брата носком ботинка, в то время как Рыжий принимается будить Валета, пнув того в бок. Меня мало интересует то, что происходит между ними дальше – всё моё внимание концентрируется на Джеке. Проходит секунд тридцать, хотя мне, клянусь, они кажутся длиннее вечности, и Джек открывает глаза. Он щурится так, будто в глаза ему бьёт яркий свет, хотя в комнате абсолютная темнота. Я выдыхаю с облегчением, даже не замечая этого.

– Прыгунов и Ходоков нет, – наверняка не распознав в нагнувшемся силуэте меня, он пытается напеть до ужаса знакомый мотивчик, хотя язык у него заплетается и слова разобрать сложно. Он предпринимает попытку ударить по струнам, но пальцы его не слушаются и инструмент издаёт какой-то жалобный звук, словно просит о помощи.

Краем глаза наконец-то замечаю, что Рыжий растолкал Валета, приведя его в чувства. Хотя мне навязчиво кажется, что пёс упорно предлагает Вожаку хлебнуть фазаньего ликёра. К моему великому удивлению, Рыжий отказывается. Сейчас он кажется мне слишком серьёзным и действительно похожим на Вожака. Словно того Рыжего, которого я знала, подменили, и сейчас передо мной кто-то другой.

Я неотрывно смотрю на Джека, хотя прекрасно слышу, как Рыжий пытается вытолкать Валета из комнаты, чтобы позволить мне побыть с братом наедине. Неожиданно даже для себя самой, я поднимаюсь на ноги и бросаю:

– Пошли они к чёрту, Рыжий, уходим отсюда.

Я уверенным шагом направляюсь к выходу и слышу, как Рыжий вздыхает и идёт за мной. Хотя слышу его голос только когда мы отходим от заброшенного бассейна на достаточное расстояние:

– Я думал, ты прочтёшь ему нотацию, а потом за шкирку оттащишь к Стервятнику за второй порцией.

Я усмехаюсь, хотя, на деле, мне совсем не смешно, и знаю, что Рыжий усмехнулся в ответ. Хотя я не понимаю, почему он задаёт мне вопросы, на которые наверняка знает ответы.

– Сейчас с ними бесполезно разговаривать. Тем более, с Джек… Со Свистом.

Рыжий поправляет очки, сдвигая их выше на переносицу, и смотрит на меня. В один момент мне кажется, что сейчас он избавится от своих зелёных стекол, как делает иногда при наших встречах, и в его глазах отразятся мои собственные, двухцветные. Медленно расползутся и превратятся в отцовские отражения. Но Рыжий ничего такого не делает, только зажимает зубами сигарету, продолжая глазеть на меня через очки. Я тихо выдыхаю.

Возможно, мы поговорим о чём-то, возможно, он проводит меня до Перекрёстка молча. В любом случае, неловкости при этом не возникнет, потому что для меня Рыжий был одним из тех, с кем приятно молчать.

– Трудно, оказывается, быть матерью, – бросает мне вслед Рыжий, когда я уже направляюсь в своё крыло, – и как ты только с этим справляешься, Мираж?

Я лишь неловко пожимаю плечами и машу ему рукой на прощание. Рыжий шутливо отдаёт мне честь и тоже уходит, наконец зажигая свою сигарету. Думаю, мать из него вышла бы никудышная. Хотя Вожаком быть у него получается.

========== 5. Свист. Другая сторона ==========

«О, тысячу раз счастлив человек

В ком не слабеет чудный дар мечтаний,

Кто и с годами в сердце сохранил

По воле рока молодость и свежесть;

Кто и на склоне охлажденных лет,

Как юноша, умеет замыкаться

В своей мечте – и обновляет мир,

Всё, даже смерть, пустыню оживляя»

Джакомо Леопарди

В столовой было шумно и людно. Черно-белые шашки Фазанов, цветастые пятна крысиных ирокезов – всё сливалось в разноцветные мазки и пагубно влияло на моё самочувствие. Я посмотрел на стол Шестой, в попытке найти там Валета и убедиться, что ему так же плохо, как и мне, и очень скоро его нашел. Он сидел там, как ни в чём небывало, сдвинув шляпу на затылок, и сосредоточенно о чём-то рассказывал Лавру, иногда размахивая руками. По нему и не скажешь, что ещё вчера он укуренный валялся со мной на полу в неработающем бассейне. Кажется, с нами был кто-то ещё… кто-то из Крыс, кто, собственно, и принёс дурь. Правда, я никак не мог вспомнить, кто. Да, это уже не было важным.

Важно было только то, что голова у меня раскалывалась, нога побаливала, а спина поскрипывала. Скоро опять загремлю в Могильник… И это было не самое страшное, как подумали бы многие мои состайники. Самое страшное было то, что Мираж снова начнёт учить меня жизни, как только я по неосторожности попадусь ей на глаза. А по сравнению с этим, Могильник – просто кусочек Рая на земле.

Иногда я поражался тому, как забавно всё вышло. Ведь, когда я ехал сюда, я был уверен, что смогу научиться самостоятельности, смогу, наконец, дышать полной грудью, никому не отчитываться за свои действия и ходить из комнаты в комнату, не озираясь по сторонам. Освободиться от родительской опеки, в общем. Но Мираж, твёрдо решившая заменить мне мать, думала иначе. А потом у меня и ещё отец в лице Стервятника появился. Замечательная семейка!

Я расковырял свою котлету вилкой и окончательно убедился, что есть мне не хочется. Тем временем Конь вытянул из своей тарелки длинный волос и покосился на меня, даже не допуская мысли о том, что волос мог быть его собственный.

Хотя, мне действительно не мешало бы немного подстричься. С каждым днём девушку я себе напоминал всё сильнее, и всё чаще жаловался Курильщику на то, что скоро смогу закрутить роман с каким-нибудь глуповатым Логом, который не признает во мне меня. Курильщик молчал, усмехаясь, но я-то прекрасно знал, что он думает точно так же.

С Курильщиком оказалось на удивление приятно общаться. И если в тот день, когда я впервые потащил его с собой в Кофейник, он всего лишь выполнял роль живого щита, не больше, то теперь я даже смело мог назвать его другом.

Было забавно слушать его, такого несмышлёного и многого не знающего, когда он строил какие-то теории и рассказывал мне о Большой Игре, в то время как я сам был опытным Прыгуном. Вот только с прошлого прыжка прошло слишком много времени, а у меня всё никак не выходит прыгнуть снова. Я даже и не думал рассказывать моему новому другу что-либо о Той стороне, как-то разрушать его теории. Правда, первые пару дней я пытался как-то ему намекнуть, но это оказалось бесполезным. Курильщик абсолютно не умел слушать.

Я подумал о том, что стоит сегодня снова затянуть его в Кофейник, но это уже после того, как я поговорю с Рыжим. Или перед? Или вообще не стоит сегодня встречаться с Курильщиком и полностью посвятить себя доставанию Рыжего? Вожак Крыс был Ходоком и мог перевести меня на Изнанку, чего бы ни Слепой, ни Сфинкс делать не стали, как их не проси. А о других Ходоках в Доме я не знал. Если честно, я даже не был уверен, что есть ещё Ходоки. В общем, Рыжий был моей последней надеждой и единственным спасением.

Я отодвинул от себя тарелку и вцепился в костыль, вставая на ноги, чтобы уйти из столовой. Я покинул столовую в гордом одиночестве, направляясь сам не зная куда и точно уверенный в том, что меня провожают как минимум две пары глаз: Курильщика и Стервятника. После моей вчерашней выходки, Вожак всё утро поглядывает на меня своими желтыми глазищами, словно следит за тем, чтобы я не натворил чего-нибудь ещё. Если бы я не знал о том, что от Стервятника мне максимум грозит длинная нудная тирада о моём поведении и неуважении к сестре, я бы испугался его взгляда.

Я брёл по ещё тихому, полупустому во время завтрака коридору, слушая, как эхо от стука костыля отскакивает от стен. Брёл, вяло оглядываясь по сторонам и думая о том, что буду делать, если Рыжий не согласиться мне помочь. Ничего в голову не приходило. И тогда я скривился, во всех красках представив себе, как, после нашего разговора, Рыжий, подобно Стервятнику, отправится к моей сестре и начнёт причитать, какой я неуправляемый ребёнок. Хотя, до этого подобного стукачества за ним не замечалось. Я дохромал до Перекрёстка, уселся на диван, и закурил.

Мне трудно сказать, как долго я там сидел, но сигарета у меня давно дотлела, мыслей не прибавилось, а по коридору начали сновать люди. Мимо меня прокатил Шакал Табаки, кажется, даже не заметив. Я посмотрел ему в след, хотя, мне не было интересно, куда он направляется. Намного больше меня волновало, где можно найти Рыжего. Не мог же я подойти к нему прямо в столовой и сказать: «Рыжий, переведи меня на Изнанку по старой дружбе!». Меня передёрнуло от этой мысли. Я зачесал волосы назад, убирая их с лица, и снова оглядел коридор, сам не зная, для чего. По женской половине пронеслась хмурая Мираж. Замерла на месте, видимо, заметив меня, сделала несколько шагов назад, а потом и вовсе сменила направление, подойдя ко мне.

– Только не надо читать мне нотации! – я устало вздохнул, и даже не подумал подняться на ноги, чтобы быть на одном уровне с сестрой. Я даже не удосужился толком поднять головы.

Мираж фыркнула. Она прижимала к груди какой-то учебник, в название которого я не стал вглядываться.

– Я и не собиралась, – её голос звучал тихо, вкрадчиво, и очень напоминал голос той, старой Мираж, которая постоянно шипела, когда только попала в Дом. Меня снова передёрнуло, – Кури с кем хочешь и где хочешь, меня это не касается.

В этот раз голову я поднял, и даже вскинул брови. Куда подевалась та Мираж, которую я знал? Почему она не набрасывается на меня со своими нравоучениями, словно фурия, и не верещит о том, что отвечает за меня? Она тем временем продолжила:

– Я хотела узнать у тебя о Той стороне, – её голос звучал ещё тише, словно она подговаривала меня устроить переворот и захватить власть в Доме. В целом, подобные просьбы были на неё похожи.

– Я тебе много раз говорил…

– Я не об этом! – Она смотрела на меня внимательно, и её глаза медленно стали превращаться в глаза отца. Моя нога заныла, – Если я смогу перейти Туда… Они замолчат?

Мне не нужно было пояснять, кто «Они» потому что, если Мираж не занималась нравоучениями, то непременно жаловалась на свои Голоса. Больше ни о чем она не говорила, и одно время я часто задавался вопросом, как Стервятник вообще её терпит?

– Спроси у Большой Птицы. Сама же знаешь, он и перевести тебя сможет, если хорошо попросишь. Хотя, тебе и просить-то не надо, – я не знаю, зачем тогда это сказал. Не знаю, почему огрызнулся, снова упрекнул её в привязанности к Стервятнику, почему начал злиться от одного её вида. Но Мираж только поджала губы и тихо прошипела:

– Снова делаешь меня во всём виноватой? – она прекрасно понимала, что я имею ввиду. И дело было вовсе не в Стервятнике.

– А кого винить, если не тебя?! – я вцепился в костыль и подскочил на ноги, чувствуя, как меня начинает трясти. Слепая неосознанная ярость накрыла с головой, я даже не заметил, как начал кричать – Кого, если не тебя?!

Тогда тот факт, что мы привлекаем внимание, что на нас смотрят, могут позвать воспитателей, и Бандерлоги разнесут нашу перепалку по стаям, не имел никакого значения. Потому что спусковой крючок сорвало и нас было не остановить.

– Хорошо, я виновата! – Мираж принялась кричать в ответ. Такой непривычно-громкий звук её голоса немного отрезвил, но этого было недостаточно, чтобы остановиться самому или остановить её, – Виновата и в том, что отец спился, и в том, что маму машина сбила! Виновата в том, что ты вынужден жить в обнимку с этой палкой только потому, что не послушался меня и попался пьяному отцу под руку! Я виновата! Я во всём этом виновата!

Сложно было сказать, кого из нас трясло сильнее. В одно мгновение весь вид Мираж стал какой-то пугающе-бешеный, и, готов поспорить, после нашего разговора у неё разболится голова. Её тихое «Доволен?» было практически неслышным после оглушающих воплей. Возможно, она и вовсе ничего не говорила, а я просто прочитал по губам. Она повернулась ко мне спиной и зашагала прочь, обратно в девичье крыло, бить зеркала в ванной или раздражать своим пасмурным видом свою соседку. Потому что она никогда ничего ей не рассказывала.

Я опустился на диван и опять зачесал назад мешающие волосы. Сейчас раздражали даже они. Лэри, как ни в чём не бывало, приветливо кивнул мне головой и удалился вперёд по коридору. Словно это вовсе не он ещё секунду назад стоял и, делая вид, что отковыривает от подоконника жвачку, внимательно вслушивался в наш с сестрой разговор. Вернее, в наши истеричные выкрики.

Я прикрыл глаза, потому что сейчас нужно было сосредоточиться на действительно важных вещах. Изнанка. Рыжий. Мираж с её закидонами, Голосами в голове и нашим одним на двоих поломанным детством уходит на второй план.

Посидев на диване ещё немного, я снова поднялся на ноги и направился в Гнездо. На занятия сегодня идти не хотелось, и я надеялся, что в Третьей будет хоть кто-то, с кем можно толково поговорить. Желательно, не Стервятник. Он, несомненно, был хорошим Вожаком, просто образцовым, но моя сестра оказывала на него слишком сильное влияние, и я считал, что это влияние не самое положительное.

В спальне оказываются Красавица и Дорогуша, чему я несказанно рад. Они никак не комментируют моё появление, словно оба ожидали, что я приду. Красавица сидит за столом и смотрит в окно, сонно зевая, Дорогуша вьётся у горшков с цветами, обрывая сухие ветки и листья. Я опускаюсь на свою кровать, вытягивая ногу, и смахиваю невидимую пыль с лепестков герани, которая стоит у самого изголовья. Эту герань подарила мне Мираж через несколько дней после того, как меня перевели в Третью. Я окрестил эту герань Алонсо, и с тех пор он жил со мной.

Я долго молчу, не говорю ни слова, словно ожидаю какого-то знака или собираясь с мыслями. Но на самом деле это не так. Я огляделся, сам не зная, для чего, а потом подхватил костыль и доковылял до стола.

– Слушай, Красавица, а ты можешь меня подстричь?

Состайник поднял на меня глаза, несколько раз моргнув, а потом как-то неуверенно кивнул головой. Словно, если он вдруг возьмётся меня стричь, мои волосы оживут и набросятся на него, задушив. Я благодарно улыбаюсь ему уголками губ, усаживаясь на стул и взлохмачиваю свои волосы. Я слышу, как Красавица вздыхает, а потом принимается расчесывать меня. Я сижу тихо, практически не двигаюсь, пока мои волосы кромсают ножницами, делая их короче, кажется, даже не стараясь придать им какую-то форму, хотя Красавица своё дело знает.

Когда он заканчивает, я осматриваю себя в зеркало, вертя головой в разные стороны. Результатом я доволен. Красавица только откидывает ножницы, устало вздыхая. Я благодарно хлопаю его по плечу, хотя он вовсе этого не замечает, и снова валюсь на свою кровать. Алонсо смотрит на меня с осуждением, словно ему очень нравились мои девичьи локоны, и теперь он будет тосковать по ним. Хотя, уже через полтора-два месяца, я снова буду таким же лохматым, будто и не стригся вовсе.

Я улегся на подушку, вытянув больную ногу, и тут мог голову посетила одна мысль. Если Рыжий откажется меня перевести, последним моим спасением становится Лунная Дорога… Кролик точно мне её не продаст, я уже пробовал. Просил, даже, кажется, пытался ему угрожать. А вот Шакал мне помочь бы смог… Табаки всегда был мне хорошим другом, поддержкой и опорой, когда я только появился в Доме. Неужели сейчас сможет отказать?

Тут некстати голова подкинула воспоминания о том, что недавно случилось с Лордом. В том, что он прыгнул, сомнений не было, да и в том, что в Гнезде не найдётся того, кто выдал бы меня Паучихам, я тоже был уверен. Значит, вариант с Дорогой мне отлично подходил. Но дело в том, что и Шакал мог мне отказать…

Всё это было так сложно, и эти мысли давили на мозг, вытесняя оттуда всё остальное. Может, именно поэтому я накричал на сестру? Это не важно. Изнанка была так далеко, несмотря на то, что я всегда мог до неё дотронуться, стоило только протянуть руку. А теперь Дом решил от меня отвернуться, и больше прыгнуть я не мог. От одной этой мысли в горле вставал ком, а на глаза наворачивались слёзы. Потому что только на Изнанке я мог ходить. Как ходил тогда, до той ночи. И это было моё самое заветное желание, снова оказаться на своих двоих, без стука костыля. Мираж бы могла понять, если бы хоть раз испытала это чувство свободы. Возможно, она нуждалась в нём даже больше меня.

– Не боишься, что Большая Птица начнёт читать нотации, если не увидит тебя в классе? – я не ожидал услышать вопрос от Дорогуши. Мы редко с ним общались. И практически не разговаривали. Его злило то, что я стервятников любимчик. Меня тоже это злило, но я ничего тут поделать не мог.

На его вопрос я только пожал плечами. Короткие волосы залезли в лицо, но их можно было просто сдуть, чего с длинными не выходило. Такое изменение приятно радовало.

– Он в любом случае начнёт читать нотации, – я знал, что Дорогуша смотрит на меня, хотя и не смотрел в ответ. Можно сказать, я чувствовал на себе его взгляд.

Мне очень хотелось добавить кое-что ещё, сказать, что Стервятник такой только потому, что таким же был Макс. Но я быстро прикусываю себе язык и затыкаюсь. О том, из-за кого мы носим траур, говорить не любят, но помнят и каждый день вспоминают. Безмолвно, скользнувшей по губам улыбкой или погрустневшим взглядом, но вспоминают. По крайней мере я и Стервятник.

Дорогуша больше ничего не говорит, да и Красавица снова превратился в статую, безмолвно уставившись в окно. Чего он там хочет высмотреть, не знаю, но уверен, что это как-то связано с его девушкой. Кажется, её зовут Кукла. Красавица уже давненько выскальзывает из Третьей ночами, чтобы встретиться с ней где-нибудь в неработающем туалете. Выскальзывает часто, исключая только Самую Длинную. Выскальзывает по первому её зову, только вот почему-то сам никогда не зовет. Впрочем, меня его отношения не касаются.

Алонсо покачивает листьями от сквозняка, я же его даже не чувствую. Тут дверь распахивается и в Гнезде показывается взлохмаченная голова Шакала. Сердце у меня подскакивает. Вот он, знак!

– И где ваш дражайший Вожак? – судя по его удивленному лицу, он думал, что нас здесь не будет. Дорогуша что-то отвечает на его вопрос, но я состайника совсем не слушаю, полностью концентрируясь на том, как подскочить с кровати и ухватиться за костыль, не упав.

– Табаки! Тормози! – мой голос звучит слишком громко и встревоженно. По крайней мере, намного громче и встревоженнее положенного. Табаки останавливается, так и не успев до конца развернуться. Терпеливо ждёт, пока я доковыляю до него, и только потом выезжает, пропустив меня вперёд.

В коридоре мы молчим. Шакал едет возле меня и ничего не говорит, ожидая, пока я задам свой вопрос. Ведь прекрасно понимает, что я не просто так его остановил. Догадываюсь, что он едет в сторону Кофейника только потому, что и Четвёртая, и Третья, остались позади.

– Как там Курильщик? – не решаюсь спросить напрямую, поэтому, придётся выкручиваться всеми возможными способами.

– С ним все нормально. А вот с тобой, кажется, нет. Глаза блестят хуже обычного.

Я усмехаюсь. Шакал скалится мне в ответ. Всё-таки, знает он меня намного лучше родной сестры.

– Я хотел попросить тебя кое о чём, – запинаюсь, услышав его тихое «А вот такое обычно ничем хорошим не заканчивается», но всё равно решаю продолжить, – мне нужно, чтобы Туда и быстро. У меня не получается самому.

Я замечаю, как рука Табаки дёргается, но уже через секунду он поднимает на меня привычный взгляд. Ничем не выдаёт свою тревогу. Всё такой же Шакал.

– И этот туда же! – Шакал взмахивает руками и становится похожим на озабоченную мать, – решил последовать прямиком за Лордом? Сиди и не дёргайся. Если не получается, значит и не нужно. Ты же и сам прекрасно знаешь, как примерзко всё может обернуться.

Его пристальный взгляд смущает. Если бы мы не были знакомы так долго, я бы обязательно съёжился под этим его взглядом, тряхнул головой и постарался бы переключить тему. Но я знал Табаки хорошо, и был практически уверен, что добьюсь желаемого, если правильно попросить.

– Нет, Шакал, ты не понимаешь…

– Уж побольше твоего понимаю, голубчик, поверь мне! Я, конечно, не мать тебе, чтобы указывать, но прислушался бы к старшим, – Табаки не прекращает свои кудахтанья, и долго читает мне нотации похуже Стервятника и Мираж вместе взятых, но всё становится на свои места, когда мы переступаем порог кофейника.

– Шестьдесят четвёртый, – бросает он Кролику, а у меня ухает сердце. Всё не могло оказаться таким простым.

Табаки дежурно скалится, забирая из рук Кролика маленькую чашечку. Он держит её одной рукой, а другой, свободной, стучит по оттопыренным карманам. Переливает содержимое чашки в пробирку и даже не смотрит на меня, когда направляется к выходу. Я ковыляю за ним.

– Я всё ещё не понимаю, зачем тебе Дорога… – Его голос уже звучит не так уверенно. В этот момент мне кажется, что Табаки отдаст мне заветный пузырёк, даже если я ничего не отвечу.

– Я хочу прыгнуть, – настойчиво повторяю я. В моей голове даже не проносится мысли о том, что нас может подслушать какой-нибудь заблудший Лог, – очень сильно, но у меня не выходит. И не один Ходок не согласится меня перевести, потому что Мираж промыла мозги всем и каждому, – на последних моих словах Шакал шипит, и я понимаю, что на этом наш разговор окончен. Но колбу Табаки мне не отдаёт, только доводит до Третьей, а потом как-то странно поворачивается боком, одним из оттопыренных карманов, и говорит что-то о надписях на стенах.

Я глупо усмехаюсь этой его тактике, и выучиваю колбу из кармана, спрятав в ладони. Табаки сверкает на прощание глазами и катит свою коляску в сторону Четвёртой. Однако, какой же Шакал умница! Ведь, формально, он мне ничего и не отдавал, я сам вытащил. Я улыбаюсь ему вслед, думая о том, что уже через пару минут окажусь на Изнанке, где буду целым.

========== Интермедия. Клички ==========

«Что значит имя? Роза пахнет розой. Хоть розой назови ее, хоть нет.»

Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта»

Осень того года оказалась теплой и сухой, что уже должно было настораживать. Куртки показались из шкафов и начали использоваться по назначению только к середине октября, но никого из обитателей Дома это не смущало, напротив, каждый второй щеголял в футболке или лёгкой рубашке, словно этим действием мог немного приостановить наступление холодов.

Высокая девушка в чёрном пальто вышла из Дома и, озираясь, направилась прямо к сетке, из-под которой показался щуплый парнишка болезненного вида. За спиной парнишки был рюкзак, а в руках – большой свёрток, который девушка спрятала под своё пальто. Наверное, чтобы не привлекать внимания воспитателей. Мало ли кто по Дому с рюкзаками ходит, – у каждого в этом месте свои тараканы в голове, – а вот со свёртками…

Именно эта девушка и её пальто привлекли внимание маленькой девочки, которая сидела под облетевшим деревом в куче желто-красных листьев. Рядом с ней сидел мальчик и крутил в пальцах один из листков, который подобрал с земли. Листок был ещё зелёный, а его прожилки уже желтели. Как только девушка в пальто и щуплый парнишка скрылись за дверями Дома, девочка перевела взгляд на брата.

– Спортсмен сказал, их называют Летунами, – тихо сказал он, словно прочитал мысли сестры, – говорят, они выходят в Наружность. А потом возвращаются, и приносят с собой всё необходимое. Всё, что очень тебе нужно, но чего в Доме не найти. Но это только у старших. Никто из наших в Наружность выйти не решается, но иногда находятся те, у кого хватает смелости попросить что-нибудь у Летуна.

Девочка кривит губы в странной полуулыбке и кивает, позволяя брату продолжить, но тот молчит. Только откидывает листик в сторону и наблюдает как он медленно опускается на землю. Они молчат какое-то время, пока мальчик не начинает разговор:

– Ты так и не сказала, какую кличку тебе дали! – в этот момент его глаза загораются каким-то странноватым огнём, и девочке становится чуточку страшно. Так горели глаза того самого Вонючки, которого они встретили в коридоре в первый день.

– Она… глупая. Мне не нравится, – только и отвечает она, уставившись на вытертые носки своих ботинок. Её брат усмехается, тихо и как-то нервно.

– Но ты ничего с этим не поделаешь, – тоном настоятеля объявляет тот, – Теперь тебя будут звать так, и только так.

– А тебя-то как обозвали, а? – девочка смотрит на брата разноцветными глазами, а ему становится не очень хорошо. В такие моменты сестра становилась слишком похожа на отца, а с ним были связаны не самые лучшие воспоминания.

– Свист, – спокойно отвечает мальчик, и снова отворачивается, принимаясь внимательно изучать фасад Дома, – Вонючка немного опоздал и моими Крёстными стали Сиамцы. Макс, если быть точнее. Не понимаю, как их можно путать, они ведь абсолютно разные! У Рекса взгляд какой-то… более хищный, что ли? Птичий взгляд, а у Макса не такой, Макс добрее. Я встретился с ними в коридоре, когда Кролик отправил меня искать Спортсмена. Но я его так и не нашел. Да и передумал искать, как только на Сиамцев наткнулся…

Девочка подтянула колени к груди и попыталась обдумать полученную информацию. Какие-то Сиамцы, Макс, Рекс, и эта дурацкая кличка её брата… Свист? Неужели теперь и она должна его так называть?

– Я могу называть тебя Джеком? – мальчик дернулся, как только услышал вопрос сестры. В её глазах не осталось ни капли от отца, и теперь она снова была его тихой, ласковой старшей сестрой. И вопрос её звучал так жалобно, словно мольба о помощи.

– Не стоит, – он пожимает плечами, и снова отворачивается, но уже смотрит куда-то на дорожку, которая ведёт к Дому, – Теперь я Свист.

Девочка вздыхает и прячет лицо в ладонях. Давит пальцами на веки, а потом резко распахивает глаза и оглядывается по сторонам. Она открывает рот, словно хочет что-то сказать, но тут же замолкает, и вся как-то сжимается, когда небольшая фигура в красной клетчатой рубашке выходит из Дома и направляется прямо к их дереву.

– Мы тебя обыскались! – Волк скалится в клыкастой улыбке и наигранно кланяется, как только замечает, что Свист не один. Хотя, мальчишка довольно быстро забывает о девочке, переключая всё своё внимание на собеседника, – Можешь переносить свои вещи, ты отвоёван у Спортсмена. Теперь ты официально Чумной Дохляк!

Девочка кривится, услышав это, и старается спрятать свою гримасу в воротнике легкой куртки, отвернувшись. Незачем Волку знать, что она не одобряет общение брата с ним. Уж лучше Спортсмен, хотя, разве она хоть что-то понимает в этих мальчишеских шалостях?

– Ты будешь с Фокусником и Красавицей, ты же не против? – продолжает Волк, потягиваясь, Свист только кивает, – ещё немного, и мы отвоюем себе вторую комнату, вот увидишь!

Свист снова кивает, а Волк наклоняется совсем близко, и шепчет ему что-то на ухо, а потом уходит, подмигнув девочке на прощание. Она вся немного сжимается, стоит ей поймать на себе взгляд карих глаз, но быстро забывает об этом неприятном чувстве, снова переключаясь на брата.

– Я теперь Змея, – наконец говорит она, возвращаясь к теме их разговора – Рыжая девчонка из соседней комнаты посчитала, что это имя мне подходит. Она сказала мне тогда, что я очень тихо говорю, словно шиплю. И окрестила Змеёй.

Свист улыбается уголками губ и позволяет сестре положить голову ему на плечо. Она вообще редко дотрагивалась до кого-либо, и никогда не позволяла прикоснуться к себе, только для него делала исключение. Поэтому, такие вспышки нежности с её стороны надо было ловить и ценить.

Раньше, они часто сидели вот так где-нибудь в темном углу гостиной, и Змея читала ему вслух. Читала сказки, какие только могла найти дома, а потом, когда все эти сказки оба выучили наизусть, принималась придумывать свои. Она рассказывала о далёких странах и волшебных замках, а принцессах и драконах, обо всём на свете. И он слушал эти сказки с благоговением.

– Далеко за горами и реками существовала одна страна, – тихо начинает мальчик, и чувствует, как сестра вздрагивает, – этой страной правила необычайно красивая королева, которая владела такими же необычайно красивыми садами. Среди народа ходили легенды, будто в этих прекрасных садах обитает призрак, но никто никогда его не видел, пока однажды…

Под тем деревом они просидели несколько часов, пока оба не почувствовали, насколько сильно замёрзли под осенним ветром. Начинало темнеть. Когда стало совсем холодно, Змея подскочила на ноги и помогла брату подняться, протянув руку. Подала костыль. До Дома и большую часть коридора они прошли вместе. Но в тишине. Никто так ничего и не сказал, пока они не оказались в месте, которое старшие называли «Перекрёстком», где дети были вынуждены разойтись по корпусам, попрощавшись.

Свист шёл, немного пугливо оглядываясь по сторонам. За тот короткий срок, пока он жил в Хламовнике, вместе со Спортсменом, он успел наслушаться историй о чокнутых старших, которые могут выскочить из-за угла и прирезать, поэтому он совсем чуть-чуть боялся. Конечно, не стоит верить всему, о чём тебе вещает Крючок, но всё же… стук костыля отдаётся от разрисованных стен, но от этого звука спокойнее не становится. Свист испуганно дёргается, когда перед ним появляются двое старших, оба, по словам Волка, из людей Черепа. В одном из них он узнаёт того Летуна, который сегодня вернулся из Наружности.