Текст книги "Напиши на линии горизонта (СИ)"
Автор книги: _Moony_Padfoot_Prongs
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Ребята идут по коридору, и мальчик восторженно оглядывается по сторонам. Он постоянно дергает сестру за рукав или толкает в бок, указывая пальчиком на надписи и рисунки. Девочка его восторга не разделяет, но в угоду брату с деланным вниманием следит за его пальцем и каждый раз ломано улыбается. Почему-то ей начинает казаться, что времени у них осталось катастрофически мало, словно, как только их разделят по окончании лета – кончится и жизнь.
Коридор кажется пустым и тихим, но в этой тишине почему-то ни один из них не слышит скрипа колёс и не замечает мальчика в инвалидной коляске, который, точно так же засмотревшись на стены (только смотрел он по-другому, так, словно выискивал на стенах что-то определённое), наезжает на девочку. Мальчишка оказывается лохматым и ушастым, с широкой улыбкой и по-доброму блестящими глазами. Выглядит он более доброжелательно чем тот, клыкастый, но девочку всё равно напрягает. По крайней мере, из-за тяжелого колеса, проехавшего по её ноге.
– О, так вы и есть те новенькие? Я от Волка узнал, – кто он, этот Волк, девочка не понимает, да, и знать не очень хочет, и недовольно косится на протянутую ей руку, в то время, как брат с охотой её пожимает.
– Меня зовут Джек, а это, – мальчик не успевает договорить, потому что так и не представившийся ушастый мальчишка закрывает ему рот грязной ладошкой и недовольно шипит:
– Имена здесь не имеют значения! Какие у вас клички?
Мальчик и девочка переглядываются, и в глазах обоих читается непонимание, а во взгляде девочки ещё и испуг. Клички как у собак? Неужели это не шутка?
– Что за клички? – потерянно начинает мальчик, но снова не успевает договорить, потому что ушастый опять его перебивает, подняв вверх указательный палец и явно довольный тем, что знает больше своих собеседников:
– Обычные клички. В Доме никого не называют по именам, даже воспитателей. Я вот, например, Вонючка – Девочка кривится, что не скрывается от её невольного собеседника. Вот так просто и оскорбительно? Может, тут ещё и хромых называют Хромыми, а слепых Слепыми?
– А-а-а, так у вас их нет, – догадывается мальчишка, а его улыбка растягивается до больших ушей, – Я могу с удовольствием стать вашим крёстным! Хотите?
Девочка начала энергично качать головой, толком не зная, что подразумевается под этим «стать крёстным», а потом с ужасом обнаружила, что её брат так же энергично головой кивает. Вонючка на неё не смотрел, но засиял, увидев жест её брата. Кажется, стать этим самым «крёстным» ему выпал шанс впервые.
– Пойдём, Лось наверняка нас обыскался! – она говорит неожиданно громко и слишком испугано, не позволив Вонючке и рта открыть, тянет брата за рукав, практически выбив у него костыль, стараясь как можно скорее увести от нового знакомого. Мальчик нехотя поддаётся напору сестры, хотя, кажется, с этим Вонючкой он и правда хотел подружиться.
– После лета просись к Чумным Дохлякам! – кричит им вслед Вонючка, но обращается он, видимо, только к утаскиваемому мальчику, поэтому девочка, только сильнее хмурясь, продолжает тянуть брата за собой, стараясь как можно скорее скрыться в разноцветных коридорах.
Ещё пять минут назад она и подумать не могла, что будет нестись к кабинету Лося с таким рвением. Она распахивает дверь и врезается в самого Лося, который выносит их вещи, направляясь, видимо, в отведённую им комнату.
Лось смотрит на неё сверху вниз и слегка хмурится, словно по лицу хочет прочитать, о чём же она думает. Девочка только опускает голову, и хочет снова взять брата за руку, привычным движением поведя ладонью вправо, но обнаруживает, что Джек уже покорно идет вслед за воспитателем, стуча костылём.
Дом этот ей не нравится. Его обитатели тоже.
========== 3. Курильщик. Знакомства, приятные и не очень ==========
«– Вы его знаете?
– Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.»
Оскар Уайльд «Афоризмы»
С того момента, как Лорда забрали из Четвёртой, тут стало совсем тоскливо. В частности, потому, что Табаки подрастерял привычную веселость, Македонский убирался и варил всем кофе с ещё более обречённым лицом, и даже если Горбач вдруг брался играть на флейте, его мотивы звучали заунывно. Даже в хлопанье крыльев Наннетты я мог различить какую-то печаль, которая, видимо, передалась и вороне. Словно с уходом Лорда каждый из нас чего-то лишился.
Я сидел на общей кровати и старался не обращать внимания на Стервятника, который сидел за столом и раскладывал пасьянс, иногда перекидываясь со Сфинксом малопонятными мне фразами. Шакал уехал, гремя колесами и доверху набитым рюкзаком, весь обвешанный бусами и какими-то амулетами, на ходу крикнув мне о том, что сегодня вторник. Словно это должно было что-то мне объяснить. В один момент в спальню забежал Лэри, и я уже немного напрягся, потому что так забегал он только в такие моменты, когда приносил какую-то интересную новость. Но в этот раз Лэри только вытащил из-под подушки свой плеер и упорхнул обратно. Только когда Бандерлог скрылся за дверью, я понял, что задержал дыхание, и смог выдохнуть с облегчением.
Я крутил в руках погрызенный карандаш, стараясь думать о чём-нибудь своём и не рассматривать Стервятника настолько пристально. Потому что в этой комнате он был единственным, кого я не так часто видел вблизи, и меня распирало от любопытства. Каждая мелкая деталь, начиная от увешанных кольцами пальцев и заканчивая громыхающей на поясе связкой ключей.
Занятия сегодня оказались скучнее обычного, и я чудом на них не заснул. А теперь и тут начинало клонить в сон.
Дверь снова распахнулась, и я перевёл на неё безразличный взгляд, ожидая увидеть в дверном проёме Чёрного или Горбача. Но там стоял Свист. Немного смущенный, он мялся в дверях, боясь переступить порог, словно, как только он сделает это – мы оторвём ему ноги или открутим голову. Или и то, и другое сразу.
– Табаки здесь? – неуверенно спросил он, и всё-таки сделал маленький шажок в нашу спальню.
– Сегодня вторник, ты знаешь, где его искать, – отвечает Сфинкс, бросив в сторону двери мимолётный взгляд. Я замечаю, как мальчишка вздыхает с облегчением и, зайдя в комнату и прикрыв за собой дверь, кивает Большой Птице в знак приветствия.
– Как твоя нога, всё ещё болит? – интересуется Стервятник и переводит на него свои желтые глаза, Мне бы от такого взгляда тут же стало не по себе, мальчишку же, кажется, ничего не напрягает.
– Уже не так сильно, спасибо, – Свист старается улыбнуться, а потом присаживается на противоположный край кровати, вытянув ногу.
– Моя травяная настойка всегда помогает, – Стервятник по-птичьи склоняет голову набок, почти незаметно расправив плечи, а потом возвращается к своим картам, принимаясь их тасовать.
Свист сидит достаточно близко, чтобы я мог его рассмотреть. Этим я и начинаю заниматься. Снова прокручиваю карандаш в пальцах, подтянув к себе блокнот, который до этого был затерян в ворохе подушек. Я нахожу лист, изрисованный портретами состайников (преимущественно – Табаки), и нахожу там свободное место. Этого достаточно, чтобы набросать портрет Свиста.
– Зачем тебе Шакал? – моя рука дергается, когда с подоконника доносится голос Слепого. Я уже успел забыть о том, что он тоже здесь.
Свист смешливо вздыхает, и машет головой, хотя Слепой этого жеста не видит. Мальчишка чешет затылок, взлохмачивая светлые волосы, и только потом начинает говорить:
– Я хотел одолжить у него несколько настоек. Чтобы попасть Туда.
Я отрываю взгляд от своего блокнота, потому что не только слышу непривычную тишину, но и чувствую нарастающее напряжение. Действительно, все таращатся на Свиста, и даже Слепой старается смотреть в его направлении, а Стервятник даже приподнимается со своего места.
– Зачем тебе Туда, Птенчик? – голос птичьего Вожака звучит вкрадчиво и наигранно спокойно. Хотя, стоит только посмотреть на Стервятника, и можно заметить, насколько сильно он забеспокоился.
Вот только с чего это вдруг? Неужели в нём, Свисте, было что-то настолько особенное, чтобы Вожак не махнул на него рукой, сказав «делай, что хочешь!», как обычно махали на меня? Или это было что-то личное, что-то, из-за чего Стервятник не мог не волноваться? Я не знал и, видимо, так и не узнаю.
– Я не могу тебе сказать, – Свист качает головой, а Большая Птица фыркает и отворачивается, взмахнув волосами. Я затаиваю дыхание, надеясь на то, что этот странный разговор продолжится и я смогу понять хотя бы что-нибудь.
– Так вы знаете, где Шакал хранит свои скляночки? – снова спохватывается мальчишка, а Слепой и Сфинкс практически синхронно качают головами.
– Я бы мог предложить тебе пошарить в его вещах, – снова раздаётся голос Хозяина Дома, – но он заметит это, даже если ты всё вернёшь на свои места.
Свист вздыхает и встаёт на ноги, опираясь на костыль. Я снова опускаю взгляд на рисунок, стараясь доделать последние штрихи, пока он не ушел.
– Хорошо получается, – я слышу его голос над своим ухом и подскакиваю на месте, а мальчишка, заметив это, тихо посмеивается. Чувствую, что уши начинают краснеть, то ли от его смеха, то ли от того, что мой творческий порыв был замечен – пройдёмся?
Я неуверенно киваю головой, а Свист снова улыбается, помогая мне забраться в коляску. Он выкатывает меня из Четвёртой, положив свой костыль мне на колени, и направляется вперёд по коридору. Какое-то время никто из нас не произносит ни слова, только яркие стены сливаются в разноцветный поток, но потом мальчишка начинает разговор:
– Кажется, мы так и не познакомились. Как невежливо с моей стороны! Я – Свист.
– Курильщик.
Я не вижу, как он кивает, но думаю, именно это он и делает. Потом я слышу смешок и всё снова ненадолго затихает. Если так можно сказать про коридор.
– Я хотел наведаться в Кофейник, – Снова подаёт голос Свист – Ты же не против составить мне компанию?
– Зачем тебе туда? – я не могу удержаться от вопроса, а он снова улыбается. Он делает это так по-мальчишески искренне, что я удивляюсь тому, что при Стервятнике он чудесным образом сдерживается. На мой вопрос он только пожимает плечами:
– Разве тебе не хочется выпить кофе?
Я ему не отвечаю, и дальше мы движемся в тишине. Я оглядываю коридорные стены, словно там может притаиться какое-то послание специально для меня. Мой спутник начинает что-то насвистывать себе под нос, и в этот момент я догадываюсь, почему он получил своё прозвище.
В Кофейнике по обыкновению много народа, но свободный столик всё же находится. Свист просит две чашки кофе и принимается теребить кулон на своей шее. «Лучше чаю» – как-то жалобно тяну я вслед уходящему Кролику, потом замечаю на безымянном пальце Свиста кольцо. Оно кажется мне каким-то слишком девчачьим, но в общую картину отлично вписывается. Тем более, если учесть, что у каждого в этом месте есть свои странности, то девчачье кольцо на юношеском пальце вообще не должно привлекать к себе внимание.
Задумавшись о девушках и их украшениях, я вспоминаю Мираж, и, надеясь хотя бы тут получить ответы, начинаю расспрашивать Свиста:
– Что ты знаешь о девушке с разными глазами?
Он удивляется моему вопросу, но, когда понимает, о ком идёт речь, снова расплывается в детской улыбке. Как раз в этот момент Кролик ставит перед нами две чашки, и поспешно уходит.
– Ты про Мираж? – я неуверенно киваю, а Свист, как-то недобро засияв, опирается локтями на стол, придвигаясь ко мне ближе. Я замечаю россыпь невидимых веснушек на его носу. Не хватало ещё, чтобы он подумал, что я в неё влюбился, – в принципе, всё знаю. Всё зависит только от того, зачем это тебе.
Я цепляюсь за чашку горячего чая обеими ладонями, уже жалея о том, что затеял этот разговор. Но отвертеться, видимо, у меня уже не получится, поэтому честно отвечаю:
– Я видел её в коридоре. Девушка в нашем корпусе – это довольно необычно.
Свист кивает, но продолжает смотреть на меня, ожидая услышать больше. Наклоняет голову набок. Точь-в-точь Стервятник. От этого мне становится немного не по себе.
Сказать мне больше нечего, поэтому я делаю большой глоток чая, тем самым давая понять моему собеседнику, что наш разговор окончен. Свист всё ещё не сводит с меня серых глаз, а я начинаю хлопать по карманам в поисках сигарет. Кажется, они остались в Четвёртой.
– Всё так просто? – он усмехается, и протягивает мне сигареты. Я благодарно киваю и выуживаю одну. Закуриваю, – А я-то думал, будешь просить передать ей любовное письмецо. А потом придется и тебе от неё передавать. Эх, романтика…
Я ничего на это не отвечаю, только сильнее затягиваюсь и начинаю бегать глазами по помещению Кофейника, силясь найти то, чем можно бы было заменить пепельницу. Ничего подобного не нахожу, поэтому, немного стыдливо, стряхиваю пепел на пол.
Пока я курю, Свист оглядывается по сторонам, смотрит на пустое запястье и снова усмехается. Достаёт из кармана предусмотрительно упрятанные перед приходом в Четвёртую часы, смотрит на них, а потом цепляет обратно на руку. Стягивает с соседнего столика пепельницу и закуривает сам.
Какое-то время мы так и курим в полной тишине, а я вспоминаю его слова про настойки Табаки. Куда он там хотел попасть? Наверное, стоит об этом спросить, и, как только я собираюсь с мыслями, он сам заговаривает со мной:
– Знаешь, сколько времени нужно, чтобы отыскать человека в стенах Дома?
Я не понимаю, почему он спрашивает меня об этом, но на всякий случай, отрицательно качаю головой. Сам же Свист растягивает губы в какой-то непонятной ухмылке и поглядывает на дверь.
– Ну, смотри: сначала, Большая Птица должна принести весть о моём визите в Четвёртую и о цели моего визита в девичье крыло. Потом сделаем скидку на то, что сначала меня отправятся искать в Третью, и только после пойдут в Кофейник. Итого, Курильщик, – он снова подносит к глазам часы, выставив палец противоположной руки вверх, – три… два… один…
И в этот момент дверь в Кофейник распахивается, и только тогда до меня доходит, почему я здесь. Я – обычная перестраховка, не больше. Всего лишь свидетель, при котором не посмеют совершить убийство. Почему-то от этой мысли становится немного обидно, но все мысли вмиг улетучиваются, когда перед нашим столом образуется Мираж. Запыхавшаяся, растрёпанная и злая – даже сейчас она кажется мне очень красивой.
– Какого чёрта ты творишь? – мне начинает казаться, что она набросилась бы на Свиста с кулаками, точно так же, как до этого бросалась на Рыжего, если бы сейчас меня не было рядом. Сам же Свист только расплывается в наидобрейшей улыбке. Думаю, у него много таких, этих улыбок, на все случаи жизни.
– О чём ты, сестрёнка?
Мираж всё ещё старается отдышаться и как-то недобро косится на меня. Мне хочется, как можно скорее отъехать от стола и вернуться в Четвёртую, но Свист, заметив это моё желание, переводит на меня вмиг ставший жалобным взгляд, и практически незаметно качает головой. Я не могу ему отказать, поэтому снова обхватываю ладонями свою чашку, стараясь сделать вид, что меня тут на самом деле нет.
– Стервятник сказал, что ты хотел попасть Туда, – осторожно начинает Мираж, и в её вкрадчивом голосе уже и следа не осталось от прежней злости, – зачем?
Свист смотрит на неё внимательно, и немного щурится. Он медлит с ответом, и мне кажется, он старается придумать, как можно сообщить о его намерениях помягче.
– Мне понравилось в тот раз. Я хочу вернуться, а самому у меня не выходит.
Я не могу понять, о чём они говорят, и что это за «Туда», которое они произносят практически шепотом, но, когда Мираж хватается за голову в попытке вырвать себе волосы, я невольно ужасаюсь тому, что мог задумать Свист.
– Божечки, ну зачем тебе это! Вспомни, хотя бы о том, что случилось со Сфинксом!
Мальчишка качает головой, зажигая вторую сигарету. Мираж выжидающе смотрит на него. Я смотрю на них обоих, понимая, что снова не понимаю ничего.
– Ты не понимаешь! Просто Лес никогда не звал тебя. Может, он тебя вообще никогда не примет?
Я замечаю, как лицо Мираж кривится в ярости. Замечаю, как она едва-заметно бледнеет, как хватает Свиста за рукав, а тот только и успевает, что положить сигарету в пепельницу, подхватить костыль и крикнуть мне вслед «Свидимся, Курильщик!». Я долго смотрю в дверной проём, в котором они скрылись, словно жду, что Свист сейчас вернётся за своей сигаретой.
Но он не возвращается, поэтому я отъезжаю от стола, направляясь в Четвёртую. Может, кто-то докурит его сигарету потом, когда я уеду.
========== 4. Мираж. Субботник и трудности материнства ==========
«Самая грубая ложь часто выражается молчанием»
Роберт Стивенсон
Это было то самое редкое утро, когда я проснулась в хорошем настроении. Голова не болела, а Голоса не гудели, позволяя поспать и выспаться. Возможно, я бы даже могла улыбнуться, если бы Спица не разбудила меня затеянной ей уборкой.
Когда я открыла глаза, моя соседка уже гремела чем-то в недрах своего ящика. Спица немного устало улыбнулась мне уголками губ и пожелала доброго утра, как только заметила, что я уже не сплю. Назад пути не было. Теперь – только в ванную, а потом, как и обещала, разбирать завал на подоконнике.
Рыжий не раз рассказывал мне, как уборки проходят у них в Крысятнике, и порой от его рассказов мне становилось нехорошо. Поэтому я терпеть не могла всякого рода субботники, и избегала их, как могла. Но сегодня соседка застала меня врасплох.
– Ты не видела моток пряжи? – из глубин ящика интересуется Спица, отрывая меня от своих мыслей, – желтенький такой.
Я только вяло качаю головой, даже не заботясь о том, что она этого не замечает. Я поднимаюсь на ноги – пружины кровати тихо поскрипывают, – и, на ходу стягивая волосы резинкой, ухожу умываться.
В голове всё ещё стучат слова брата: «Просто Лес никогда не звал тебя. Может, он тебя вообще никогда не примет?». И зачем он так? Ведь прекрасно знает, как мне хотелось попасть на Изнанку, посмотреть на неё хотя бы одним глазочком. Он прекрасно знает, как я завидовала ему, когда он впервые прыгнул, а теперь просто снова давит на больное.
Я стараюсь подавить вздох, чтобы его никто не услышал, и умываюсь, избегая своего отражения в зеркале. Я не люблю зеркала, и не люблю в них смотреть. Потому что каждый раз, стоит только засмотреться, в ответ на меня начинает смотреть отец. Сажусь на край низкой раковины, давая Спице немного времени, чтобы та сама успела убрать как можно больше, и обхватываю себя руками. Стараясь отогнать мысли об Изнанке, начинаю рассматривать стены. Я видела их тысячу раз, но сейчас это единственное, чем я могу себя занять. И тут, и в коридорах, стены намного чище, чем в мальчишеском корпусе, и кажутся какими-то не такими, неправильными, словно… мертвыми?
Я уже собираюсь выйти и закрыть дверь, когда замечаю одинокий, всеми забытый маркер. Он лежит на полу, возле натёкшей из труб лужи воды. Я поднимаю его и кручу в пальцах. Кто и зачем мог его здесь оставить, ведь на стенах нет ни единой надписи? Хотя, это совсем не важно.
Открываю его и провожу по стене, оставляя на ней след. Свой след. Возможно, Дом впитает моё послание и Лес наконец позовёт меня. Это единственное, о чём я думаю, а когда делаю несколько шагов назад, передо мной красуется: «Придёт день. Наступит рассвет. Ты окажешься там, где тебе суждено быть».
Звучит заезжено и неоригинально. Если поискать на стенах других коридоров, за пять минут можно найти с десяток подобных посланий, и редкие из них действительно будут что-то значить. Но я писала от чистого сердца, а значит, Дом должен это принять. Дом должен запомнить меня. Лес должен меня впустить.
Я позволяю себе слегка улыбнуться, на мгновение представив, как окажусь Там. Эта мысль мне нравится, от неё становится как-то тепло, словно где-то глубоко в груди опрокинули стакан с молоком, и практически исчезает раздражение от вынужденного участия в субботнике Спицы.
Обратно в спальню я возвращаюсь преисполненная духом и практически довольная, готовая делать всё, о чём попросит Спица. И моё настроение не испортилось даже в тот момент, когда я поскользнулась на пустой склянке, выкатившейся из-под моей кровати, что было большой редкостью. На одной ноге я доскакала до подоконника, который представлял собой склад из всего – начиная вещами и мотками пряжи и заканчивая крошечными коробочками с украшениями и другой бижутерией, – и скинула все вещи на пол. Спица посмотрела на меня, как на врага народа. Видимо, она ожидала, что я аккуратно, вещичка за вещичкой, переложу их все в шкаф. Но сейчас меня не могло расстроить даже её молчаливое неодобрение.
Большая часть коробочек под одеждой принадлежали Спице, но я нашла одну свою, обклеенную местами отошедшей цветной бумагой, и перевязанную ленточкой. Я отлично помню, как, лет пять назад обклеивала эту коробочку, и как гордилась собой, увидев, какая она вышла разноцветная. На коробке собрался неплохой слой пыли, а я постаралась припомнить, когда последний раз её открывала. Я медленно, чтобы не привлекать внимания своей соседки, переложила коробочку на свою кровать, решив, что посмотрю её содержимое позже. Подумав ещё секунду, я сунула её под подушку для пущей надёжности. Я жила со Спицей сколько себя помню, она была для меня практически сестрой. Но почему-то мне казалось, что то, что прячется в этой цветастой коробочке – что-то слишком личное, что-то из прошлой жизни, о чём не должна знать даже Спица. Возможно, даже Джек.
Я возвращаюсь к подоконнику, аккуратно перекладывая коробки Спицы на её тумбочку, где она уже успела убраться, переложив все мои вещи мне на кровать. Подоконник оказывается непозволительно грязным, словно на нём хранились не наши вещи, а цветочные горшки из Третьей, из которых активно сыпалась земля. Словно кто-то буквально рассыпал по нему грязь. Глядя на эту картину, я понимаю, что мне остаётся только молиться, чтобы Спица не заметила этого безобразия. Или не заметила грязи на своей бежевой кофточке, которая лежала в самом низу, накрывая собой коробки.
Я беру одну из тех тряпок, которые моя соседка специально раздобыла для вытирания пыли, и возвращаюсь в ванную. Специально опускаю голову вниз, чтобы не смотреть на стену и не видеть на ней свою надпись. Не смотрю в зеркало, пока мочу тряпку под струёй воды. Поспешно выхожу из ванной комнаты, захлопывая дверь, так и не увидев, случилось ли что-нибудь с моей надписью.
Старательно вытираю подоконник, мысленно надеясь, что Спица не попросит помыть окно. Пусть вообще про него не вспоминает. Когда я заканчиваю, моя соседка заканчивает уборку в своём ящике, который своей вместительностью порой напоминает Чёрную дыру. Спица смотрит на проделанную мной работу, потом на меня, и улыбается. Когда она уходит в комнату Рыжей и Русалки, чтобы узнать, есть ли у них чайник и заварка, чтобы попить чай, я начинаю возвращать на подоконник те коробочки, которые просто не поместятся на наших со Спицей тумбочках, даже если их сдвинуть вместе. Груду вещей на свой кровати я так и не разбираю.
Спице всё-таки удаётся найти чайник, поэтому мы с ней сидим прямо на полу и пьём чай. Дверь плотно закрыта, оберегая нас от незваных гостей, но что-то подсказывает мне, что, если дверь распахнётся и кто-то попросится на чай, мы со Спицей будем не против. Что-то сегодня у нас обеих настроение слишком приподнятое.
– Слушай, а как там? – Спица краснеет по самые уши, задавая этот вопрос. Я смотрю на неё внимательно, не выпуская из рук свою чашку, и, чтобы понять, о чём она спрашивает, мне не нужно дальнейшее пояснение, но она всё равно поясняет, – У мальчиков в крыле.
Этого вопроса стоило ожидать давно, и очень странно, что последовал он только сейчас. Потому что проход в то крыло из нашего корпуса доступен только мне, Крысе и Габи, а всем остальным только и остается тешить себя догадками.
Я молчу несколько долгих секунд, думая о том, что и как лучше сказать, чтобы оправдать ожидания Спицы. В этот момент она смотрела на меня так внимательно, как маленький ребёнок смотрит на свою мать в ожидании вкусной конфеты. Хотя, едва ли я что-то понимаю в матерях. В домашнем насилии – да, а в остальном…
– Так же, как и везде. Ничего особенного.
Получается слишком резко и как-то грубо. Совсем не так, как я планировала ответить. И совсем не то. Видя, как поникает Спица, я тут же стараюсь исправиться, жмурюсь, чтобы во всех красках представить мальчиков и их коридоры, Кофейник и всё-всё, что их окружает, чтобы рассказать об этом ей.
– У них очень яркие стены, – начинаю я, старательно не замечая того, как Спица вздрагивает от моих слов, – совсем не такие, как у нас. Что-то вроде газеты и картинной галереи вместе. У них есть Кофейник, и там кофе намного лучше того, что дают в столовой. Думаю, кто-то из мальчишек овладел умением отменно его говорить, узнать бы ещё, кто. А ещё…
Я рассказывала очень долго и очень много, иногда вдаваясь в тысячу ненужных подробностей. От меня Спица узнала и о Фазанах, и о Крысах, и даже о Бандерлогах. Я рассказала ей о Стервятнике и Рыжем, о Сфинксе и Слепом, обо всех, кого я самого детства считаю друзьями. Спица слушала внимательно, не перебивала, а местами даже прикрывала глаза. В такие моменты я позволяла себе улыбнуться, надеясь на то, что она не заметит моей улыбки.
Так, прямо на полу, в обнимку с остывшими чашками чая, за разговорами о соседнем крыле мы провели несколько часов. Щеки Спицы уже не горели, но глаза всё ещё поблескивали, и от этого она казалась симпатичнее. В один момент у меня появилось резкое желание подскочить на ноги, поманить Спицу рукой и отвести её в это крыло, всё там показать и ещё раз рассказать, но потом я во всех красках представила осуждающий взгляд Сфинкса, разочарованный – Стервятника, и то, как мне влетит от Слепого, и поспешно от этой идеи отказалась.
Вместо этого, когда моя соседка отправилась к Рыжей и Русалке относить им чайник, я спешно выскочила из комнаты, даже не попрощавшись. Мне нужно было увидеться с Джеком, не хватало ещё, чтобы Спица увязалась за мной.
Вхожу в Третью, предварительно постучавшись, хотя прекрасно понимаю, что могу смело входить и без стука, потому что Стервятник и его дети настолько привыкли ко мне, что считают частью своего Гнезда. Наверняка, если вдруг я у них поселюсь, никто и не заметит. Красавица приветливо машет мне рукой, а я только улыбаюсь ему уголками губ и натыкаюсь на желтые глаза Птичьего Папы.
– Птенчика здесь нет, – сообщает он, не сводя с меня глаз и практически не мигая, словно читает мои мысли и уже знает, для чего я сюда пришла. Хотя, разве я бы могла прийти по другому поводу?
Я отворачиваюсь от него, сама не зная, почему, стараюсь скрыть своё недовольство, делая вид, что рассматриваю дверной проём, и слышу, как Стервятник слезает со стремянки и с тихим цоканьем приближается ко мне. Стук его трости отличается от стука костыля Джека, и меня слегка передёргивает. Терпеть не могу этот звук.
– Мы можем поговорить наедине? – всё ещё стоя лицом к двери, я слышу Стервятника над самым ухом и аккуратно киваю. Мы выходим из Третьей и направляемся к окну. К тому самому подоконнику, на котором я всегда сижу, если прихожу к Стервятнику ночью. Едва ли это можно назвать местом для разговоров наедине, но Большая Птица останавливается, и я вместе с ним.
Пару секунд мы стоим молча, и я замечаю, как Стервятник косится на стену, очевидно, переглядываясь с Тенью. Я никогда его, Тень, не видела, скорее, чувствовала и знала, что он здесь. Не быть здесь он просто не может. Мы всё ещё молчим, а я невольно прокручиваю в голове разговор со Спицей. Интересно, Стервятник бы рассердился, если бы я привела её к ним в крыло? Я тихо вздыхаю, стараясь отогнать от себя эти мысли, чем привлекаю внимание Стервятника.
– Я волнуюсь за него, – говорю настолько тихо, что, кажется, сама бы и не расслышала, если бы не знала, что именно говорю. Но Стервятник слышит всё, каждое слово.
– Я тоже волнуюсь. Я теряю над ним контроль.
Это совсем не то, что мне хотелось бы слышать. Голоса начинают тихо ехидничать, а я, то ли, чтобы успокоиться, то ли, чтобы заглушить их, прикусываю палец. Этот жест не укрывается от моего собеседника, и он уже собирается протянуть ко мне руку, но вовремя останавливается. Не время и не место.
Я оглядываюсь по сторонам, стараясь убедиться в том, что в этот раз у нашего разговора нет ненужных свидетелей. Хотя, это и не требуется – на меня даже не оборачиваются, потому что все уже успели привыкнуть к моему постоянному нахождению у дверей Третьей.
– Где он сейчас?
– Откуда мне знать? – Стервятник только пожимает плечами, а мне хочется взвыть от безнадёжности, – я всего лишь Вожак, он не считает нужным рассказывать мне, куда и с кем ходит.
Я быстро киваю и начинаю заламывать пальцы, стараясь догадаться, куда бы мой братец мог отправится, если его нет в Гнезде. На ум приходит только Кофейник и Четвёртая. Мои мысли снова обрываются вкрадчивым голосом Стервятника, который упорно и практически профессионально игнорирует тот факт, что сейчас я не очень настроена его слушать:
– Хотя, одна птичка напела мне, что он хорошо сдружился с Фазаном из Четвёртой.
Сердце ухает вниз, а на губах появляется практически незаметная улыбка. Ай да умничка, братец! Неужели хочет разузнать, как много этот Фазан слышал, и что понял? Стервятник больше ничего не говорит, хотя наверняка знает, о чём я думаю, только наклоняет голову в бок, улыбаясь уголками губ. Глаза у него тоже улыбаются.
Я благодарю его одними губами, практически не произнося ни звука, а потом ухожу в своё крыло, преисполненная каким-то странным спокойствием. Словно это не у меня пропал брат, которого необходимо срочно найти. На душе у меня так хорошо, и каждый шаг дается с легкостью. Но это длится ровно до того момента, пока на Перекрёстке я не сталкиваюсь с Рыжим.
Крысиный Вожак бросает в меня скомканную бумажку, привлекая к себе внимание. Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он убирает какую-то фляжку во внутренний карман цветастой жилетки, вытирая рот тыльной стороной ладони, поднимается с дивана и подходит ко мне. Держит расстояние, потому что прекрасно знает, что ближе к себе я не подпущу, и скалится в глумливой улыбке. Я вижу своё отражение в зелёных линзах очков.
– Давай пройдемся, милочка, – он указывает рукой в сторону того коридора, откуда я только что пришла, а потом, не дожидаясь меня, сам идёт вперед. Я стою в раздумьях всего несколько мгновений. Что ж, если Рыжий предлагает пройтись, значит, произошло что-то важное.
Я догоняю его и начинаю идти рядом, терпеливо жду, пока он что-нибудь скажет. Но Рыжий молчит. Молчит слишком долго и мне начинает казаться, что произошло что-то ужасное. Может, кого-то убили? Эта тишина давит мне на голову, и Голоса становятся немного громче, поэтому я пытаюсь подобрать тему для разговора.
