Текст книги "Наизнанку"

Автор книги: 55 Гудвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– До свидания, мисс, – кивнул Бэйби девушке, – надеюсь, с вашей подругой все будет в порядке.

Девушка с улыбкой кивнула в ответ, в то же время отчаянно нажимая кнопки на персональнике. Двери лифта раскрылись, и на пороге появилась она – Марта Роктаун.

– Что это значит?! – ядовитым шепотом, преходящим в крик обратилась она к друзьям. – Почему не на рабочих местах?! Хотите, чтобы меня с должности сняли за то, что мои сотрудники постоянно прогуливают?!

– Что вы, мэм! – воскликнул Бэбилон. – Как мы можем, вы же нам как мать родная!

– ЧТО?! – глаза у Марты чуть не выскочили из орбит.

– Э-э… Это, мэм, древнее… устаревшее идиоматическое выражение! Оно означает, что мы очень ценим вашу деятельность как руководителя!

– Да? – скривила губы мисс Роктаун. – Поменьше бы, в таком случае болтовни, и побольше дела! Где вы были?!

– В типографии, мэм! – быстро заговорил Мэт. Бэбилон оглянулся и успел увидеть, как оставшаяся в лифте девушка кусает губы, чтобы не рассмеяться в голос.

– …Значит, пять процентов? – голос Марты уже звучал более деловито.

– Да, мэм, именно так, – усиленно кивал Мэт.

Бэбилон с некоторым неудовольствием подумал, что сейчас его друг похож на собаку, которой хозяин кидает палку.

– Ладно. Молодцы, что заметили, – отчеканила начальница. – А теперь – по рабочим местам.

И, развернувшись на каблуках, она пошла в направлении своего офиса.

Отдел идей представлял собой длиннющий прямоугольник, поделенный на крошечные кабинки тонкими серыми двухметровыми стенками. Параллельно прямоугольнику основного помещения шел длинный коридор, где останавливались лифты. В этом коридоре стояли диваны и кулеры с водой, то есть, теоретически, он был предназначен для отдыха, но на самом деле здесь редко кто бывал: люди быстро пробегали от лифта к рабочим отсекам.

По правую руку от лифта была женская часть отдела, по левую – мужская. В самом конце правой части находился офис Марты, куда можно было попасть как из общего коридора, так и изнутри – из женской части. Друзья, проводив начальницу тяжелыми взглядами, отправились к себе. Их дверь располагалась прямо по центру мужской половины этажа, отгороженной внутри самого отдела от женской высокими стеклянными дымчато-серыми дверьми.

Бэйби, когда они с Мэтом вошли, забрал у друга плакаты и пошел направо – его офисный отсек располагался ближе всего к стеклянным дверям. Мэт хотел повернуть налево, его отсек был самым дальним.

– Эй, – вдруг остановился Бэбилон, – а как же ты слышал крики за дверью, если…

– Сидел у тебя, конечно! – легко постучал Мэт костяшками пальцев по лбу друга. – Пришел на работу, скинул пиджак, включил комп – вроде я здесь – и сидел у тебя, на случай, если кто заглянет: сказать, что и ты здесь – вышел на минутку.

Бэйби стало стыдно за недавнее сравнение ближайшего друга с гоняющимся за палкой псом.

– Мэт!

– Ну, что еще?!

– Ты лучший на этом свете, бросить тебя мог только больной на всю голову придурок. Разве тебе нужен больной на всю голову придурок?

Мэт не выдержал и рассмеялся.

– Нет, спасибо, – покачал он головой. – Второй не нужен. И так уже один имеется, на него сейчас и любуюсь! Иди, давай, работай!

Сказав это, Мэт развернулся и решительно зашагал в сторону своего рабочего места, а Бэйби, размышляя, замер посреди коридора. Зачем нужен секс, если есть дружба, которая спасает тебя, что бы ни случилось? – думал он.

Проходивший мимо коллега задел его плечом, быстро извинился, и побежал дальше, а Бэбилон понял, что опять слишком погрузился в свои мысли и потерял связь с реальностью. Он обреченно вздохнул и отправился к своему отсеку. Впереди был очередной до зубовного скрежета стандартный рабочий день.

***

– Бекка успокойся! Бекка, не реви! – голос Николь в наушнике был жестким и требовательным. Такой ее тон всегда действовал на Бекку отрезвляюще, она глубоко вздохнула и, всхлипнув еще несколько раз, перестала плакать.

– К-как ты узнала? – дрожащим голосом спросила Бекка.

– Телепатия нашептала, – бросила Николь. – Вечером расскажу. Как закончишь работу – звони, у меня появился план.

– Какой, к черту, план, Ник?! – снова почти плача, истеричным шепотом затараторила Бекка. – Меня не сегодня-завтра уволят, если я сама не уволюсь раньше!

– Глупости! Ты хотела работать здесь с тех пор, как поступила в колледж! Кроме того, куда ты пойдешь? Ты же знаешь – ни одна другая корпорация тебя не примет, чужаки никому не нужны.

Бекка понимала – Николь права. Действительно, только сумасшедший мог поверить в то, что одна корпорация примет на работу кого-то, кто раньше работал в другой – любой отдел по борьбе с промышленным шпионажем закроет вопрос уже на стадии подачи резюме. Можно было поменять работу внутри своей корпорации, но перейти в другую… Легче переехать на Луну (к тому же, там давали компенсацию за вредные условия жизни). Лишиться работы в своей корпорации означало лишиться ее до конца дней своих.

– Так что прекрати нести бред, – подытожила Николь. – Вечером у тебя все обсудим. Счастливо.

– Пока, – шмыгнула носом Бекка. Несколько минут она тупо пялилась в серую стену перегородки, слушая в наушниках «All you need is love».

Никто из друзей Бекки не понимал ее увлечения всеми (во всяком случае, женщинами) давно забытой мужской группой. Конечно, общепринятым был постулат «Искусство не имеет гендерных границ», но все же… Это было странно. Бекка и сама не знала, почему эти простые мелодии были ей милее, чем модные динамичные ритмы.

Впервые она услышала «Великую Четверку» в одиннадцать, на школьной экскурсии в библиотеку. Книги показались ей пыльными и скучными, и она улизнула в аудиосекцию. Там было гораздо интереснее: магнитофонные ленты, от огромных катушек до маленьких кассет, переливающиеся радугой CD-диски и огромные черные виниловые пластинки. Ей повезло, что на стене висела инструкция с картинками, иначе она никогда не поняла бы, как работает этот монстр – проигрыватель.

Обложки пластинок были довольно скучными: не движущиеся слайды или хотя бы объемные снимки, а застывшие плоские портреты. И как можно разглядеть внешность человека по таким странным фотографиям, когда камера не поворачивается вокруг объекта съемки, не дает возможности рассмотреть его? Единственное, что заинтересовало Бекку – рисованная, похожая на мультик обложка, правда, тоже на удивление плоская и неподвижная. Музыка заворожила Бекку. Она просидела в непривычно огромных (даже по сравнению с самыми модными современными макси) наушниках весь день.

Ее хватились только вечером, когда ма Саманта пришла в школу и обнаружила, что дочери нет. Одноклассницы рассказывали потом, что миссис Фостер-Беннет орала так, что ее прекрасно слышали этажом выше и этажом ниже, и что она едва не задушила молоденькую мисс Честертон, пока та лепетала в свое оправдание – «у меня их было триста человек, все с карточками, она не могла остаться в метро» и тому подобные глупости.

Когда ма Саманта ворвалась в библиотеку, там уже почти все залы закрыли. Она с боем заставила охранника включить теплорадар – он-то и показал наличие в аудиозале человекоподобного существа. Это было так необычно – обнаружить кого-то в библиотеке в столь поздний час, что секьюрити не пользовались половиной защитных систем.

А Бекка тем временем отыскала все пластинки с заветной надписью «The Beatles» и прослушала их на несколько раз…

От матерей, конечно, здорово влетело. Сэм по своему обыкновению истерично кричала, радостно обнимая дочь, и одновременно отчитывала ее на все лады. Зато подъехавшая к библиотеке Стелла, поджала губы, не удостаивая Бекку ни словом (как это было всегда, если она сердилась). Ее молчание длилось неделю.

Бекке это было безразлично (ну-у, почти). Через свой персональник она узнала все, что хотела знать об этом чудесном явлении – «Битлз», скачала множество их песен. Честно говоря, она почти влюбилась в них, но ей вовремя объяснили, что такие чувства вряд ли приемлемы – ведь «Битлз» были мужчинами. Не следует путать восхищение высоким искусством музыки с низменными первобытными инстинктами. Пришлось с этим смириться, но перестать любить их музыку Бекка так и не смогла.

«All you need is love, love! Love is all you need!..»

– Черт! – Бекка резким движением сдернула наушники и бросила их на стол. – Это последнее, что мне сейчас нужно! – обиженно заявила она персональнику. Действительно, если говорить о любви в жизни Бекки, то она в последнее время била через край, причем преимущественно Бекке по голове: нежные чувства начальницы женской части Отдела идей, Гретхен, не давали Бекке жить спокойно. Гретхен была пышнотелой брюнеткой со страстно горящими черными глазами и маленькими пухлыми, как у пупса, ладошками. Она начала демонстрировать Бекке свое «особое расположение» с момента появления последней в корпорации. Это не были навязчивые знаки внимания, не то, что можно было бы предъявить Отделу по борьбе с сексуальными домогательствами, всего лишь намеки, достаточно явные, чтобы догадаться. И Бекка догадалась, однако, оставалась глуха и слепа ко всем проявлениям симпатии со стороны Гретхен.

Несколько раз попытавшись построить так называемые «серьезные отношения», даже прожив с одной милой девушкой больше года, Бекка поняла, что ни секс, ни семейная жизнь радости ей не приносят. Она надеялась, что Гретхен поймет и отстанет. Гретхен, возможно что-то поняла, но, видимо, очень по-своему, поскольку не отстала. Вместо этого она принялась придираться к Бекке по любому возможному поводу, а найти повод придраться к креативщику легче легкого – вдохновение не приходит по заказу. Разумеется, иногда случалось так, что Бекка выполняла долгосрочный проект быстрее, чем сверхсрочный, но разве можно заставить мозг думать о вкусовых качествах нового батончика, когда в голове сами собой складываются этапы раскрутки сока? Гретхен, без сомнения, понимала это, но формально она была права, выстраивая для своих подчиненных очередность исполнения заказов. Положение Бекки с каждым днем становилось все более шатким.

– Уступи, – убеждала Николь – лучшая подруга Бекки со времен учебы в колледже. Их дружба началась с флирта, но, оказавшись в постели, они быстро поняли, что совершенно друг другу не подходят – Бекке нравились нежность и забота, Николь предпочитала дикий необузданный, порой даже травмоопасный секс. Сначала, после неудачного опыта, они стыдились и избегали друг друга. Но, оказавшись в одной группе по подготовке практического задания, поняли, что испытывают взаимную симпатию, которая ничего общего с сексом не имеет. С тех пор они стали подругами и все проблемы и радости делили пополам. Вот и тема «Что делать с Гретхен» обсуждалась, наверное, не меньше тысячи раз.

– Я еще поняла бы, – кипятилась Николь, – если бы у тебя кто-то был. Но ведь ты уже не первый год одна, так почему нет? Она не уродина, совсем наоборот. Мне она кажется опытной и… умелой. Я бы на твоем месте…

– Отлично! Иди и бери ее на здоровье!

– Во-первых, ее интересую не я, во-вторых, думаю, Бриджит этого не оценит.

– Бриджит?

– Моя новая подружка – Бриджит.

– А куда ты дела Клаудию?

– С ней все кончено! Поверхностная глупая курица!

– Надо же, а я-то думала – любовь всей твоей жизни…

– Любовь всей моей жизни – Бриджит. И точка. А ты не уходи от темы, почему ты не хочешь попробовать с ней хоть один раз?

– Если бы я была уверена, что это поможет, я бы так и сделала, но, что если Гретхен на одном разе не успокоится?

– А что, собственно, в этом плохого? Если она хороша в постели, а по слухам так и есть, умна, красива и способна на настоящую страсть?

– Плохо то, Ник, что мне, лично мне, Ребекке Беннет, это все не нужно. Ни от Гретхен, ни от кого-либо другого! Пока моим телом управляли подростковые гормоны, в сексе еще был какой-то смысл, но сейчас, когда организм вырос и успокоился… Секс – я там была, спасибо, больше не надо! Никакого смысла в нем нет.

– А не нужно в сексе искать смысл, нужно искать удовольствие!

– Удовольствия с Гретхен я никакого не предвижу, уж извини! Секс и так меня давно не интересует…

– Тем более, что терять? Притворись, что тебе хорошо – и дело в шляпе!

– Хорошо?! С этой слащавой коровой?! Как ты себе это представляешь? Да меня от одной мысли передергивает!

– Знаешь, по-моему, тебе надо сходить к врачу.

– Ага, чтобы она нашла у меня какую-нибудь аномалию и принялась ее долго и нудно лечить. Нет уж, спасибо. Ненавижу врачей!

– Предпочитаешь иметь проблемы на работе?

– Лучше проблемы на работе, чем проблемы с докторами.

– Да, только вот лечение тебе, если что, оплатят в законном порядке, а если с работы вылетишь – уже ничто не спасет.

Разговор этот в той или иной форме повторялся у подруг с завидной регулярностью, менялись лишь имена «вечных любовей» Николь, суть оставалась прежней. Бекка начинала постепенно проникаться логикой Ник, но мысль о сексе без особого на то желания все еще заставляла мисс Беннет содрогаться от отвращения.

Николь сказала, что у нее есть план, что ж, если этот план сработает, возможно, Бекке удастся изменить свое отношение к начальнице. И это решит все проблемы. Надо верить. Во всяком случае, сейчас. Просто поверить изо всех сил, чтобы появилась надежда. Чтобы можно было спокойно доработать до конца дня.

Бекка легко провела пальцем по тонкой сенсорной панели на столе, и курсор забегал по экрану. Она уставилась на светящееся пятно монитора ничего, впрочем, не замечая.

С трудом дождавшись заветных пяти часов, Бекка осторожно выглянула в коридор, чтобы проверить – не крутятся ли там Гретхен, или Чокнутая Мамаша, которые могли посчитать ее уход через минуту после окончания рабочего времени безответственностью. Коридор был пуст – сотрудники только начинали собираться, в то время как Бекка перед выходом добрых пятнадцать минут сидела у двери своего офисного отсека, напряженно глядя на часы.

Быстро прошмыгнув к выходу из отдела, Бекка подскочила к лифтам и нажала кнопку. Лифт двигался отчаянно медленно, а Бекке, после пережитого сегодня стресса и обдумывания собственных проблем на протяжении целого дня, казалось, что за ней непременно будет погоня. Кому и зачем бы за ней гнаться, когда рабочий день окончен, было совершенно непонятно, и, будучи в нормальном состоянии, Бекка рассмеялась бы от такого глупого предположения, но сейчас она чувствовала себя как в одном из тех снов, что снятся после просмотра триллера, когда ты становишься главным героем увиденного тобой кино.

Оглянувшись назад, Бекка краем глаза заметила, как медленно открывается большая серая дверь, и этого было достаточно – девушка рванула с места и побежала к лестницам, не обратив внимания на то, что это открывалась дверь мужской части отдела.

Невероятным усилием Бекке удалось распахнуть обычно неприступную из-за жесткой пружины дверь пожарного хода и выскочить на лестничную площадку. Пружина молниеносно сжалась, и девушка едва не свалилась на ступеньки – с такой силой ударила ее дверь по спине. «Черт, – подумала Бекка, спускаясь по лестнице, – и как раньше люди все время ходили по этим неудобным приспособлениям? Неужели во время пожара мы должны были бы спускаться по такому безобразию, здесь ведь и шею сломать недолго…». Она остановилась на ступеньке посреди лестничного марша, чтобы сбросить старомодные (но такие восхитительные – ну, правда, Ник!) туфли на шпильках. И в тот момент, когда Бекка наклонилась за обувью, сверху донесся шум – кто-то открывал дверь! Значит, погоня все же была!

Ни секунды не думая о том, насколько это абсурдно, Бекка подпрыгнула от неожиданности, правой рукой прижала к груди туфли и бросилась вниз, еле разбирая куда ступать. Внизу марша она схватилась за перила и, разворачиваясь, вскинула голову вверх, чтобы взглянуть на преследователя. И замерла на месте.

***

Бэбилон честно отсидел рабочий день, составил несколько отчетов о продвижении «своих» рекламных кампаний, заполнил бланки на будущие заказы, в общем, занимался рутиной, до которой обычно руки не доходили. Как правило, руки были заняты тем, что создавали на компьютере картинку, отражающую оригинальное видение Бэйби очередного товара. Но почему-то именно сегодня заниматься творчеством вовсе не хотелось… Так и быть, если признаться совсем честно – творчеством не хотелось заниматься не только сегодня, но и вчера и позавчера. В последнее время на Бэбилона то и дело накатывала странная апатия, заставлявшая в разгар разработки рекламы шоколадных батончиков зависать и задумываться о смысле жизни.

Да, давно пора сходить к доктору Джону – он знает толк в таких вещах, умеет повернуть проблему какой-то невиданной стороной, заставляет смотреть на все в каком-то «седьмом измерении». Он отличный друг, не такой, как Мэт – не хуже и не лучше, просто другой. К тому же, в отличие от остальных, Хелльс понимает отвращение Бэйби к сексу, поскольку, как сам Джон признавался, он изучил этот вопрос со всех сторон и нашел его неинтересным, а значимость – преувеличенной. Да и как не питать отвращения к сексу, в очередной раз подумал Бэбилон, если есть такие типы, как Боб?

Боб был таким же, как и Бэйби креативщиком, а также иногда помогал системным администраторам отдела. Он обладал двухметровым ростом, накачанными во всех возможных и невозможных местах мышцами (что не уставал демонстрировать, нося до неприличия обтягивающую одежду – несколько раз Грымза делала ему за это выговоры) и невероятной самоуверенностью. Кроме своих интересов Боб игнорировал все – выговоры начальства, желания других, нормы приличия. Возможно, поэтому он всегда получал то, что хотел, ну, или почти всегда.

Бэбилон, например, оказался ему не по зубам. С первого дня, как Боб появился на работе, он не раз пытался подкатывать к Бэйби. Кульминацией его весьма недвусмысленных приставаний стала отвратительная сцена в мужском туалете. Бэбилон никогда не пользовался писсуаром, ибо не желал становиться предметом обсуждения. То есть, разумеется, из-за подобного его поведения обсуждали его довольно активно, поскольку каждый раз, заходя в туалет, он скрывался в кабинке. Ничего необычного в его члене не было, но от реплик вроде: «Какой он у тебя симпатичный, бэйби!» Бэбилону еще со школы было как-то мерзко. Он знал, что из-за этой скрытности о его «стволе» ходили самые невероятные легенды, от сравнения со слоном, до рассказов о необходимости смотреть через лупу, но домыслы устраивали его больше, чем прилюдное обнажение. Единственный, кто знал правду – Мэт, на протяжении долгих лет не раз видевший своего друга голым и отследивший, если можно так выразиться, процесс в динамике – упорно отказывался подтвердить или опровергнуть какие-либо предположения коллег, но всегда с удовольствием их выслушивал, чтобы передать Бэбилону. Бэйби тоже искренне веселился, поражаюсь разнообразию человеческой фантазии на такую, на его взгляд, заурядную тему, и продолжал сохранять интригу.

Однажды он натолкнулся на Боба, выходя из кабинки, точнее, попытавшись выйти – Боб стоял, небрежно привалившись к правой стенке, вытянув руку до левой и нахально ухмыляясь.

– Мне сказали, – с ленцой протянул Боб, – что ты никому здесь еще не демонстрировал свое «ружье»? А я вот не прочь посмотреть на такую диковинку. Давай, не стесняйся, как бы там ни было, у тебя достаточно милая мордашка и пухлая попка, чтобы я не обращал внимания на твой инструмент, если он слишком мал. Мы и моим обойдемся.

Бэбилону очень повезло, что его психика обладала одной замечательной особенностью: в критической ситуации он никогда не паниковал, напротив – собирался и моментально холодно и расчетливо находил путь к спасению. Конечно, страх, шок – все это приходило, но потом, когда опасность была уже позади. Вот и теперь он не растерялся.

– А знаешь, на что я не прочь посмотреть? – доверительным шепотом ответил он Бобу, прижимаясь к нему вплотную и обхватив его рукой за талию. Боб заинтересованно подался вперед, и в этот момент Бэйби резко развернулся и отбросил противника к стенке. Боб приземлился на унитаз, здорово приложившись затылком о стену. – На тебя, придурок, за решеткой! – конечно, до профессионала контактного боя Бэбилону было далеко, но несколько уроков самообороны он все же запомнил. Пока Боб, словно попавший в воду таракан, дергал руками и ногами, пытаясь найти иную, чем пятая точку опоры, Бэйби тихо, но отчетливо договорил:

– Еще раз выкинешь что-нибудь в этом роде, имей в виду – я иду в Отдел по борьбе со шпионажем и объясняю, зачем мне нужна запись с их здешних камер за сегодняшнее число, потом отправляю эти файлы в Отдел по борьбе с домогательствами. Ты понимаешь, чем это для тебя закончится?

Боб перестал дергаться и мрачно посмотрел на Бэйби.

– Вижу, понимаешь, – усмехнулся тот, – вот и прекрасно. Скажи спасибо, что я даю тебе шанс и не упеку за решетку сразу, но на будущее запомни – держись от меня подальше! – и, хлопнув дверью кабинки, в которой, все еще застывший в нелепой позе, сидел Боб, Бэбилон ушел.

С тех пор Боб стал держаться подальше, но иногда Бэйби ловил на себе его тяжелый взгляд, говоривший, что обида не забыта. Например, сегодня произошло нечто, что заставило Бэйби понервничать – этот хам осмелился открыто заговорить с ним. Когда сотрудники вылезли из своих отсеков на кофе-брейк и собрались в дальнем конце мужской половины отдела – рядом с офисом Мэта – Боб в своей обычной манере заявил:

– Трудишься, не покладая рук, да, Бэйби? А как насчет отдыха? В пятницу как-никак вечеринка, не шутка все-таки – стопятидесятилетие компании. Или и здесь ото всех скроешься? Смотри, друг, боюсь, руководство этого не одобрит…

Это был вызов и, хотя он вовсе не собирался идти на вечеринку, Бэбилон не мог этот вызов игнорировать.

– Отчего же, друг, – с напускной небрежностью ответил Бэйби, – я собираюсь прийти. Мне нет причин избегать общества, тем более, я не хочу быть заподозренным в нелояльности к компании – а не то служба борьбы со шпионажем начнет меня подозревать черт знает в чем, – он усмехнулся. – Впрочем, с нынешними системами безопасности их вечная бдительность выглядит смешной, не так ли? У них ведь камеры повсюду

Боб лишь зло усмехнулся, и Бэйби подумал, что, возможно, он зря так самонадеян, и стоит еще раз хорошенько обдумать – идти ли на вечеринку. Именно это он собирался обсудить с Мэтом, когда в конце рабочего дня они шли к лифтам.

Толкнув тугую дверь, обернувшись к Мэту и продолжая говорить, Бэбилон краем глаза заметил движение в коридоре – от лифта что-то стремительно метнулось прочь. Бэйби быстро обернулся, но все что он увидел – резко захлопнувшаяся дверь пожарной лестницы. Не раздумывая ни секунды, не понимая даже, что это он делает и зачем, подчиняясь какому-то первобытному охотничьему инстинкту, Бэбилон кинулся вслед за ускользающей дичью. Мэт бросился вслед за другом.

Распахнув дверь, которую в обычной ситуации он вряд ли легко сдвинул бы с места, Бэбилон выскочил на лестничную площадку и, услышав шум на ступеньках, кинулся к перилам и глянул вниз. На него смотрели ослепительно яркие голубые распахнутые от ужаса глаза. Страх, отражавшийся в этих глазах, заставил Бэйби замереть на месте – он почувствовал себя так, словно, гуляя по заповеднику, внезапно набрел на дикое животное. Ему хотелось успокоить испуганное существо, остановить его, но не силой, а лаской. Он едва не протянул вперед руку – как протягивают ее встреченным в парках недоверчивым белкам и ланям, но вовремя одернул себя – на площадке внизу была никакая не белка, а обычная девушка. Судя по эмблеме на пиджаке – из его же отдела. Видимо, она по какой-то причине решила спуститься по лестнице, а он, идиот, почему-то погнался за ней и наверняка напугал до смерти.

Бэбилон виновато пожал плечами, девушка в ответ облегченно вздохнула, и, вроде даже улыбнулась, но уже в следующую секунду продолжила свой бег вниз.

– Интересно, – хмыкнул Мэт, о существовании которого Бэйби успел на какой-то миг забыть, – она все пятьдесят этажей так пешком и проскачет?

Бэбилон снова пожал плечами – теперь недоуменно. Он не мог сейчас не то что ответить на вопрос друга, но даже понять, о чем тот спрашивал. Бэйби охватило странное чувство – будто еще секунда и он узнал бы ответ на некий давно мучивший его вопрос, но что это за вопрос, было неясно. Он чувствовал себя больным и в то же время полным сил. Он забыл, куда ему нужно идти и что делать, но идти и делать что-то сейчас же, немедленно, хотелось неимоверно.

– Эй! – окликнул друга Мэт, увидев, что Бэйби его совсем не слушает. – Ты в порядке? Что-то мне не нравится, как у тебя глаза блестят, болезненно как-то. По-моему, у тебя нервное перенапряжение. Ты заработался, дружище, пошли, так и быть – сегодня я с тобой нянчусь. Отведу тебя домой, выпьешь успокоительное – лучше станет…

Мэт продолжал что-то говорить, но Бэбилон, не слушая его, позволил другу вести себя, куда тому заблагорассудится. Бэйби было не до того, чтобы обдумывать направление – его поразило осознание страшного факта: напряжение действительно было, нервное или какое еще, но ничего общего с работой это не имело. Бэйби прекрасно отдавал себе отчет в том, что чувство, которое ранее он испытывал лишь в редкие моменты прикосновения к себе, когда хотел расслабиться, это чувство вызвал в нем взгляд голубых глаз, взгляд девушки! Это было… как будто он хотел ее?!

От такой мысли Бэбилона чуть не стошнило, и Мэт забеспокоился еще больше, увидев, как к странному блеску глаз его друга добавилась внезапная бледность, граничившая с позеленением. Бэйби в это время вспомнились уроки женской анатомии: рисунок женской груди в поперечном и продольном разрезах – столько жировых клеток, что от одного их нагромождения мутило. Описание и рисунки клитора – нечто, что почему-то сопоставлялось с мужским членом, хотя как можно было сравнить ровный, гладкий, горячий (а именно таким он становился под руками Бэйби, когда он позволял себе «сделать себе хорошо») – одним словом понятный и красивый живой ствол, с бесформенным красным нечто? Кроме того, это нечто состояло из странных пупырчатых тканей, которые при прикосновении не только набухали и твердели – впрочем, если верить литературе, до настоящей твердости там было далеко – но еще и покрывались идущими из того, что называлось влагалищем, соплями. Бэбилона передернуло при одной мысли об этом. Сперма – это нормально, это можно понять, она ведь выбрасывается один раз – в конце, но постоянное выделение слизи, стоит ИМ только возбудиться… Помимо его воли, в голове Бэбилона возникали, перемежаясь с рисунками, цитаты из различных литературных источников, в том числе, какой-то индийский трактат, описывающий различные вкусы «сока йони» – извращенцы, они это еще и пробовали!

Когда Бэйби читал эти тексты, он делал это отстраненно, теперь же, испытав возбуждение при виде девушки, не мог остановить свое воображение, и примерял все к себе. Его начинало трясти от осознания собственной оскверненности, тем более, что он чувствовал – его член хоть и не встал «во весь рост», но и назвать его мирно лежащим было никак нельзя.

Им повезло – очереди у лифтов еще не было, многие засиживались на работе, опасаясь начальственного гнева. Друзья быстро спустились вниз как раз к тому моменту, когда вагон пятого поезда раскрывал свои двери. Крепко схватив Бэйби за руку, Мэт со скоростью лунного пассажирского понесся вперед и успел впихнуть их обоих в вагон за секунду до того, как двери закрылись. Видя, что Бэбилон все больше впадает в какое-то странное, болезненное состояние, Мэт решил не беспокоить друга вопросами, до тех пор, по крайней мере, пока не доведет его до дома.

Как только они переступили порог квартиры Бэйби, тот сразу же кинулся в ванную.

– Мне нужен душ… Немедленно, – почти бессвязно пробормотал он, и Мэт не посмел его останавливать, хотя и боялся, что при таких симптомах, очень похожих на простуду, душ может лишь повредить. Но, поскольку это было первое осмысленное желание его друга за последние полчаса, Мэтью счел за лучшее не вмешиваться – вместо этого он принялся заказывать по персональнику доступные без рецепта лекарства.

Как только двери за Бэйби съехались, отрезав его от Мэта и от всего внешнего мира, он принялся ожесточенно стаскивать с себя одежду, имея большое желание сжечь ее – как свидетельницу его позора. Раздевшись, он включил душ – не горячий и не холодный, теплый, какой всегда любил, и залез под обволакивающие струи ароматизированной воды. Согласно программе она пахла свежим виноградом – это было привычно, и оттого приятно. Правой рукой он обхватил свой член, чувствуя, как тот напрягается и твердеет – вот это правильно, это красиво. Он начал двигать рукой, постепенно ускоряясь, наслаждаясь красотой того, что видел – гладкость, твердость, упругость. Нежная светлая кожа, сквозь которую просвечивала голубой змейкой вздувшаяся вена. Он мог видеть себя в зеркале напротив – это всегда усиливало удовольствие. Если быть до конца честным, единственным мужчиной, который его всегда привлекал, был он сам, себе он отдавался без стыда и стеснения.

Он был уже на пике, готов был взорваться, когда вдруг, перестав контролировать свои мысли, случайно вспомнил то, что так отчаянно запихивал в самый дальний угол сознания – большое бесформенное красное НЕЧТО с иллюстрации учебника женской анатомии. Он резко дернулся, его сложило пополам, и в тот же момент, когда выплеснулась сперма, его стошнило. Его трясло так, что он не мог встать. Несмотря на то, что, желудок, казалось, вывернуло наизнанку, чувство тошноты не прошло. Он знал много такого, о чем хотел бы теперь забыть, но непредсказуемое и неконтролируемое сознание продолжало подкидывать ему картины и образы, от которых мутило, в животе все сворачивалось и сжималось, а в горле появлялся ком.

Полчаса спустя он все еще сидел под душем, позволяя теплым струям нежно стучать ему по спине. Он вымыл ванну начисто после того, что с ним случилось, но выходить не хотел. Примерно раз в пять минут приходилось отвечать Мэту, что все в порядке, что он, Бэйби просто расслабляется, и нет никакой необходимости взламывать базу домашнего компьютера, чтобы открыть дверь.

На самом деле он боялся выходить. Боялся не Мэта, не его вопросов – в конце концов, его друг всегда был достаточно деликатен, чтобы не спрашивать о том, о чем собеседнику не хотелось говорить. Пугало Бэйби другое – то, что все, и Мэт, и родители оказались правы: его, Бэйби, диссертация, его странная тема действительно свела его с ума. Если раньше он мог позволить себе хотя бы секс с собой, то теперь и это стало недоступно. Он не понимал, как и для чего жить дальше, если его исследования, которые он вел в свободное от работы время и в которые вкладывал всю душу, оказались столь пагубны и опасны. «Мэт прав, – со злостью на себя подумал Бэйби, – надо было давно запретить и сжечь всю эту дурацкую, мертвую литературу…»