355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айя Субботина » Невеста Красного ворона (СИ) » Текст книги (страница 7)
Невеста Красного ворона (СИ)
  • Текст добавлен: 3 июля 2018, 08:00

Текст книги "Невеста Красного ворона (СИ)"


Автор книги: Айя Субботина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава пятнадцатая: Аврора

– Почему ты ничего мне не сказала? – спрашивает Нана с укором.

Мы сидим в ВИП-ложе и ждем начала игры. Р’ран тоже здесь и как настоящий фанат «Воронов» он полностью сосредоточен на матче, так что наши женские разговоры его совершенно не интересуют. Зато Нана была первой, кто позвонил мне после дурацкой конференции, и я зачем-то брякнула, что мы поговорим обо всем позже. Ну и дождалась этого «позже»: раз я невеста самого Красного ворона, то кому, как не мне сидеть на самых престижных местах и громче всех выкрикивать его имя.

Я хочу домой. Собственно, сейчас я готова уйти в любое место, окруженное стенами с четырех сторон и прикрытой крышкой. Можно даже без окон. Только там, в полной тишине, я смогу разобраться в себе. Смогу, наконец, найти рычаг, который остановит безумную карусель моей жизни, которая завертелась слишком быстро. Еще пара крутых виражей – и я просто улечу в неизвестном направлении.

Или в известном, которое приведет меня к сумасшедшим голубым глазам.

– У нас все случилось слишком быстро, – говорю я, выразительно глядя на сестру, чтобы она вспомнила точно такой же разговор годичной давности.

Нана все понимает и больше не пристает с расспросами.

Я поглядываю в сторону выхода, но в ВИП-ложу уже просачивается Сусанна и смотрит на меня с видом человека, который скорее ляжет поперек дороги, чем позволит мне ускользнуть. Да, сейчас на мне нет ни цепи, ни кандалов, и я все так же свободна, как и до идиотского аукциона, но снимки до сих пор у Ма’ну, а мы так и не обсудили условия их возврата. И я надеюсь, что смогу выторговать двадцать дней вместо тридцати.

Игра начинается – и я от нечего делать слежу за возней вокруг мяча. Никогда не любила спорт, тем более вот такой, где исход зависит от того, кто кому посильнее врежет в нос. Но… Ма’ну притягивает внимание, словно магнит. Он не такой большой, как некоторые из игроков, но почти самый высокий среди них. И он стремительный, словно молния, быстрый и ловкий, и когда двое «быков» пытаются его блокировать, легко распихивает их локтями, играя груб, но изящно. Поверить не могу, что такое бывает.

Стадион взрывается от крика, когда «Вороны» зарабатывают первое очко, Р’ран громко хлопает в ладоши, а я наблюдаю за тем, как Ма’ну находит взглядом наши места и, наплевав на всех, шлет воздушный поцелуй. Я хочу улыбнуться ему в ответ, но знаю, что не должна. Достаточно на сегодня глупостей.

Несвязное бормотание заставляет меня отвлечься от игры. Это Сусанна: сжала пальцы, словно перед молитвой, завороженно смотрит на стадион и что-то шепчет. Слов не разобрать.

– Призываешь на помощь высшие силы? – не могу сдержаться я. Почему-то эта женщина мне категорически неприятна. Возможно из-за того, что она принесла тот поганый пакет с компроматом.

Сусанна прекращает бормотать и смотрит на меня почти с горечью.

– Что? – не понимаю я. – Боишься, что «Вороны» проиграют и ты останешься без хлебного клиента?

– Ты просто дура, – отвечает Сусанна. – Ты ничего о нем не знаешь.

Я знаю, что это. Ревность. Банальная ревность женщины, которая давным-давно положила глаз на мужика, но совершенно ему не интересна. И вместо того, чтобы греть ему постель, она вынуждена изо дня в день видеть его с новыми красотками, чьи прихоти вынуждена исполнять. Незавидная участь. Ничего удивительного, что во мне она видит лишь очередную заразу, которая прилипла к блестящей славе ее драгоценного Красного ворона.

– Ему нельзя играть, – говорит Сусанна, когда Ма’ну зарабатывает для команды еще одно очко и замирает посреди поля, согнувшись пополам. Игроки «Воронов» сбегаются к нему, похлопывают по спине. Со стороны ничего необычного: просто усталость после сложного розыгрыша. Но Сусанна бледнеет прямо на глазах. – Ему нельзя. У него… у него больное сердце. Ему нельзя…

Больное сердце? У этого пышущего здоровьем парня?

Что-то внутри меня холодеет, поднимая на поверхность давно похороненные детские воспоминания.

Нет, нет и нет.

Тот мальчишка умер.

Я чувствую жуткий озноб, словно прислонилась спиной к крышке гроба. Зачем-то оглядываюсь, чтобы проверить, что это не так – и натыкаюсь на взволнованный взгляд Наны. Нервно поправляю волосы, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло: Ма’ну стоит посреди поля, отводит руки товарищей и распрямляется, широко улыбаясь на публику. Он вообще всегда улыбается, как будто наверстывает что-то. Или просто потому, что знает, на что способна его безумная улыбка.

– Почему он играет, если ему нельзя? – спрашиваю я, хоть не хочу этого знать. Какое мне дело до ненормального лунника.

– А ты бы смогла сказать ему нет», если бы он заявил, что будет играть даже если сдохнет на поле? – опросом на вопрос отвечает Сусанна.

Уверена, не обошлось без ее вмешательства. Как, интересно, это обычно делается? Покупается липовая справка или вся медицинская комиссия целиком? Не удивлюсь, если вариант номер два. Может быть, сучка просто мстит ему за то, что стала королевой френдзоны? Как там в старой сказке? «Так не доставайся же ты никому!»

– И… давно это с ним? – спрашиваю осторожно.

– Нет, милочка, от меня ты ничего не узнаешь. Конфиденциальная информация. И очень советую тебе не лезть не в свое дело – целее будешь. Или, раз он отвалил за тебя миллион, повесил шайбу на палец, ты стала особенной? Не такой, как те одноразовые бестолковки, которые появляются в его жизни только, чтобы показать, что рот им нужен совсем не для разговоров?

– Ты бы ему отсасывала просто так, да? – не могу промолчать я. – И бесишься, что не нужна даже без денег и всяких условий?

Она багровеет, потом покрывается белыми пятнами, а потом просто придвигается ближе и выплевывает прямо в лицо:

– Ты крупно ошибаешься, думая, что меня тебе нужно опасаться, королева без короны. Сегодня ты ему интересна, и поэтому он тебя любит, осыпает подарками и кажется идеальным мужчиной, но ты понятия не имеешь, что будет, когда он снова станет одержим. Хочешь совет? Беги так далеко, как только можешь, выползай в любую щель и улетай на другой край света. Потому что Ма’ну не умеет любить. Он умеет возносить – и ронять, чтобы смотреть, как сломается его новая игрушка.

Сусанна уходит, оставляя меня один на один со словами, не верить в которые я не могу. Лунник не дружит с головой – не нужны ни справки, ни откровения Сусанны, чтобы понять это. Он и сам не сильно скрывается. Но значит ли это, что моя жизнь… в опасности?

– Аврора! – слышу громкий шепот сестры. – Аврора, лицо!

Я слишком поздно понимаю, что какому-то умнику пришла в голову идея навести на меня камеру крупным планом. И мое лицо на огромном экране совсем не похоже на лицо счастливой невесты. Приходится улыбнуться, дать себе моральный пинок и вспомнить все, чему меня учили: модель улыбается всегда даже если у нее болит зубной нерв или воспалился геморрой.

И я улыбаюсь. Девушка на экране мгновенно преображается. Никто, даже самый прожженный знаток человеческих душ не угадает за этой лучезарной улыбкой растерянность и панику. Никто, кроме психа в центре поля, потому что он смотрит на меня и впервые с начала матча, улыбка сползает с его лица.

Глава шестнадцатая: Аврора

Понятия не имею, как мне удается спокойно досидеть до конца матча. И тем более не понимаю, почему не пытаюсь убежать. Как будто заговоренная или, лучше сказать, приколоченная, сижу на скамейке и слежу за тем, чтобы улыбка не сползала с губ.

Почему я не могу вспомнить имя того мальчишки? Не помню ни его лицо, ни голос, ничего. Если бы Сусанна не сказала про больное сердце Ма’ну, я бы никогда не вспомнила о том, что в моей жизни уже был человек с роковой болезнью. Хотя, я не могла забыть. Ведь тот мальчишка не был просто транзитным пассажиром моей жизни.

Я снова и снова забрасываю удочку в глубины памяти, но едва ли вспоминаю еще хоть что-то важное. Смешно сказать, но это словно закрытая секция, испорченный кластер жесткого диска, который, хоть убейся, не прочесть. Я помню только, что он был совершенно лысым и невысоким, и очень-очень худым. Таким худым, что острые плечи торчали из футболки подобно деревянной перекладине у пугала, делая его фигуру похожей на правильный прямоугольник.

И еще я помню, что он умер.

И это разбило мне сердце.

– Нана, – останавливаю сестру, когда матч заканчивается они с Р’раном собираются уходить. – Ты помнишь того лысого мальчишку?

Нана помнит всех, у нее отличная память и способность умещать в ней все до последних мелочей.

– Аврора. – В глазах сестры плещется сочувствие, совсем как в тот день, когда она приехала в больницу и узнала, что я потеряла ребенка. – Почему ты вдруг о нем вспомнила?

– Потому что я о нем забыла, – грубее, чем хотелось бы, отвечаю я. Не понимаю, на что злюсь, но чувствую себя черствой, бессердечной тварью. Как же так? Он был не просто уродцем, к которому я потихоньку сбегала на смешные детские свидания. Он был… идеальным?

Смешно. Как может быть идеальным уродливый нелюдимый мальчишка, над которым насмехался весь класс? Как двенадцатилетняя девочка может что-то смыслить в красоте? Но я смыслила, потому что никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Потому что он рассказывал о далеких волшебных странах, а когда я спрашивала, откуда он столько всего знает, только улыбался, стучал пальцем по лысой голове и отвечал: «Это все здесь, я там живу… иногда».

– Так ты помнишь его? – повторяю свой вопрос.

– Конечно, я его помню, – говорит сестра. – Но он… умер, Аврора. Давным-давно.

Мне хочется крикнуть, что я не спрашивала, жив он или нет, но сил на злость не осталось совсем.

– Как его звали?

– Но’лу, – без запинки говорит Нана и я с трудом перевожу дыхание.

В самом деле, Но’лу. Как я могла забыть. Странное имя даже для лунника. Потому что обозначает буквально «испорченное полнолуние». Теперь я помню, он рассказывал, что родился минута в минуту в лунное затмение и поэтому мало что взял от своих родителей-чистокровок. И потому был таким слабым и немного странным.

– Просто вспомнила о нем, – говорю с искусственным безразличием, но Нана словно смотрит прямо в душу. – Не бери в голову.

Мы выходим из ВИП-зоны, и, прежде чем уйти, Нана снова спрашивает меня, все ли у меня хорошо. Великодушная добрая умница Нана. Обнимаю и целую ее в щеку, на этот раз почти искренне.

И стоит сестре и Р’рану уйти, кто-то хватает меня за руку, разворачивает на себя.

– Ты мне чуть руку не оторвал! – возмущаюсь прямо в рассерженное лицо лунника.

– Что сказала тебе Су? – спрашивает Ма’ну, и напряжением в его голосе можно, словно отбойным молотком, дробить асфальт.

– Что тебе нельзя играть из-за проблем с сердцем. Ты и правда псих. Полный безоговорочный придурок.

Понятия не имею, что рассчитывал услышать Ма’ну, но его лицо постепенно расслабляется.

– Только это? – уточняет он.

– И еще, что я твоя «бестолковка», которой рот нужен не для того, чтобы говорить. Примерно так.

Я не благородная добрая девочка, и не собираюсь умалчивать об оскорблениях. Пусть даже он ее и уволит – мне все равно. Возможно, потеряв доступ к своему кумиру, Сусанна, наконец, излечится от ненормальной зависимости и даже скажет мне спасибо. Хотя, чихать я хотела на ее «спасибо».

– Я ее убью, – говорит Ма’ну. – Но сначала язык вырву.

Он хочет меня обнять, но я отталкиваю его. И так несколько раз, пока он не вскидывает руки с громким:

– Что с тобой за херня, Аврора?!

– Со мной?! – тут же взрываюсь я. – Что с тобой такое?! Хочешь красиво умереть? Думаешь, тебя запомнят, как самоотверженного игрока? Так вот – нет! Ты станешь просто еще одним сенсационным любительским роликом в ютубе, и какой-то умник срубит на видео с твоей смертью кучу просмотров и лайков. И никакой романтики, псих.

– По-твоему, я должен просто лежать и ждать, когда моему хуевому сердцу захочется остановиться?

– Лично мне ты ничего не должен, – отмахиваюсь я. Боги, к чему этот разговор? Разве мне не должно быть все равно? – Забудь. Мне плевать на тебя и твои заморочки.

Но забыть и поставить точку в разговоре не получается, потому что Ма’ну налетает на меня, словно торнадо, хватает за плечи и буквально вдавливает мое тело в свое. Он так тяжело дышит, что удары сердца колотятся почти в одном мотиве с моей паникой. Лунник снова меняется, но теперь он – сама ярость. Та, что испепелит – и не заметит. Горячий, словно вулкан, и точно такой же взрывоопасный.

– Я нормальный, Аврора! – мне в лицо орет Ма’ну. – Поняла?! Запомнила, блядь, на всю оставшуюся жизнь? Я – нормальный!

Он не говорит «я здоров» или «врачи преувеличили», или что-то в таком духе. Он кричит «Я – нормальный» и эти слова предназначены не мне, а себе самому.

– Ты делаешь мне больно, – пытаюсь достучаться до него, но это равносильно разговору с собственной тенью. Глупо даже надеяться на осмысленный ответ.

– Не суй свой нос в мою жизнь, – предупреждает Ма’ну, только усиливая хватку.

– Целее буду? – подсказываю я, до краев наполненная разъедающей обидой. Поверить не могу, что целовала его и наслаждалась ответными поцелуями. Безумие какое-то. Затмение головного мозга. – Знаешь, придурок, если тебе хочется и дальше украшать меня синяками, то для начала мы составим подробный прейскурант.

Моя уловка работает безотказно: его словно поливают ледяной водой. Лунник отступает, голубой взгляд наполняется осмыслением. Он смотрит то на меня, то на свои ладони. Стаскивает насквозь мокрую футболку, вытирает руки и просто бросает ее под ноги. Словно в самом деле испачкался об меня.

– Мы обязательно составим прейскурант, Черная королева, ведь именно так заведено в мире твоих жизненных ценностей. Всему есть цена.

– Именно, – маскируя горечь, соглашаюсь я.

– Трахаешься ты тоже за деньги? – «добивает» он.

Я просто молчу. Нет смысла отвечать, потому что он все равно уже заочно нацепил на меня ярлык «шлюха», а я лучше буду ходить заклейменной, чем попытаюсь заново отстроить только что рухнувший мост.

Почему мне казалось, что он может наполнить мою жизнь новым смыслом? Разрисовать серое полотно безумными, но яркими красками?

«Потому что дура», – отвечаю сама себе.

Глава семнадцатая: Ма’ну

Мы едем домой в полной тишине, явно без желания разговаривать друг с другом. Аврора сидит на заднем сиденье и смотрит в окно с отсутствующим видом. Я бы год жизни отдал за возможность заглянуть ей в голову и прочитать мысли.

Мы вернулись туда, откуда начали. Хотя, нет, начали-то мы с ночной прогулки и тогда Аврора не смотрела на меня, как на чудовище и не говорила такие мерзости. Регресс на лицо, и самое ужасное то, что я создал ситуацию своими же руками. Вспылил, выплеснул злость – и вот результат.

Меня оправдывает лишь то, что Аврора не имела никакого права лезть ко мне с идиотским претензиями, и тем более делать вид, будто ей не все равно, что будет с моей жизнью, оборвется она сегодня, завтра или мне повезет дожить до седой старости. Хотя, где я – а где везение.

Горько ухмыляюсь своим мыслям и в зеркале заднего вида замечаю недовольный взгляд Черной королевы. Хочется резко затормозить – и по фигу, что мы в потоке машин на главной улице города – скрутить ее так, чтобы и пошевелиться не могла, и спросить, в чем проблема. Но с этой невозможной женщиной ничего и никогда не работает так, как должно, поэтому я так сильно… ее боюсь.

Да, блядь, боюсь. Боюсь того, что она похожа на гарпун, нацеленный прямо мне в сердце и что бы я ни делал, куда бы ни бежал и за чем бы ни прятался – острие все равно «смотрит» в самое яблочко. И прицельный убийственный выстрел – лишь вопрос времени. Неважно, больное у меня сердце или здоровое – Аврора Шереметьева меня уничтожит, потому что ненавидеть ее больно, а любить будет еще больнее.

Мы приезжаем в «Атлас» в десятом часу ночи – и Аврора, не дав мне и шанса, сама распахивает дверцу и убегает к себе в комнату. А мне остается лишь негодовать и до боли в стопе пинать массивную бронзовую подставку под горшком с декоративной ивой.

Я едва ли сплю хоть час за ночь. Брожу по пустым комнатам, как Летучий голландец, который потерял якорь и не видит свет путеводный свет маяка. Я чужак в собственном доме и настолько же пуст, как пуста выпитая с горя бутылка коньяка. Несколько раз я порываюсь зайти к Авроре в комнату, но какая-то сила тянет меня прочь. Инстинкт самосохранения быть может? Что будет, если я увижу ее безмятежно спящей? В прошлый раз едва сдержался, чтобы не натворить глупостей, а теперь, когда знаю вкус ее поцелуя, я бы и копейки не поставил на свое терпение.

Я совершенно запутался.

Я больше не знаю, кто я: уродец, который молился на один взгляд школьной красавицы, или безбашенный спортсмен, поклявшийся отомстить жадной стервозной красотке.

Но утро меняет все, потому что стоит мне увидеть ее, я готов позволить проклятому гарпуну выстрелить, готов лично вложить ей в руки шпильку, которой она проткнет мою никчемную жизнь.

Она плакала. Глаза припухли и покраснели, и впервые я не вижу в них ничего. Она пуста точно так же, как и я.

– Собирайся, – говорю тихо, чтобы не спугнуть мою ар’сани.

– Я никуда с тобой не поеду, – безразлично отвечает Аврора, игнорируя завтрак на столе. Хочу сделать так, чтобы она поела, чтобы к щекам снова прилил румянец, а в глазах появилось хоть что-нибудь. Хочу сделать все то, чего не должен бы хотеть.

Долбаные противоречия разрывают на части, тянут в разные стороны, как дыба, на которую я сам себя обрек.

– Ты же хотела обсудить условия? – напоминаю наш вчерашний разговор. Поверить не могу, но я правда готов на компромисс. Ничего не понимаю.

– Я слушаю.

– Не здесь. Просто оденься и будь готова через полчаса.

– Это приказ? – Она холодная и отстраненная, и до нее не дотянуться. – А если я ослушаюсь? Уничтожишь меня? С каких снимков начнешь? С прошлогодней вечеринки у Сантино? – Прикладывает палец к губам, как будто раздумывает. Но и в этом нет ни единой настоящей эмоции, лишь позерство и притворство.

Раздражает. Бесит. Выносит, нахрен, мозг.

– Да, ар’сани, это приказ, – бросаю в ответ и быстро, пока не наломал дров, спускаюсь вниз.

Остается лишь надеяться, что она не полезет в бутылку.

К счастью, на этот раз благоразумие перевешивает чашу весов, и ровно через полчаса, минута в минуту, Аврора появляется во дворе. В простых джинсах и футболке, без макияжа и с девичьим «хвостиком» на затылке. Наверняка хотела сделать мне назло, думая, что я собираюсь покрасоваться своим трофеем на людях. И понятия не имеет, что оделась в самый раз.

Она хочется спрятаться на заднем сиденье, но я перехватываю ее на полпути и усаживаю рядом с водительским сиденьем. Понятия не имею, что происходит, но хочу, чтобы она была максимально близко. Чтобы отравляла собой и дальше.

И снова взаимная игра в молчанку, потому что так проще.

– Это что, музей? – спрашивает Аврора, когда я притормаживаю на парковке около старинного белоснежного здания с умопомрачительными витражами. – Ты привез меня в музей?

Наконец-то первый проблеск чего-то настоящего, живого на лице моей бабочки. Даже если это недоумение. И прострел взглядом в мою сторону, как будто она хочет еще раз убедиться, что я в самом деле настолько ненормальный.

– Уверен, никто и никогда не водил тебя в музеи, Вишенка.

Хотя я не то, чтобы уверен – это аксиома, истина ее жизни. Только придурок ведет роскошную женщину смотреть на картины мертвецов и мраморные изваяния, рискуя навлечь на нее тоску. «Нормальный мужик» повел бы ее в дорогой клуб или пригласил покататься на яхте. Но она – пустой кокон, и я должен наполнить ее чем-то настоящим.

В таких местах всегда немноголюдно, и здесь Авроре будет хорошо. Требуется несколько минут, чтобы моя бабочка привыкла к тишине и приятной прохладе пустых залов и коридоров. Я бы мог заказать нам экскурсовода, но не в этот раз.

Аврора пытается одернуть руку, когда я беру ее за запястье, но я настаиваю и крепло переплетаю наши пальцы. Удивительно, как органично смотрится на ее безымянном пальце кольцо. Мысль о том, что она носит его по принуждению, гложет червем, но разве это не моя вина? И разве это не часть моего дьявольского плана?

– Незачем изображать влюблённую парочку, если рядом нет ни души, – огрызается Аврора. – Мне неприятно и тебе лишняя статья расходов.

– Не считай мои деньги, Вишенка, – миролюбиво улыбаюсь я. – Я, конечно, не мультимиллионер, но могу позволить себе подержать за руку симпатичную девчонку.

Она слишком быстро отворачивается, но я все равно замечаю ее растерянность.

Мы гуляем между картинами, чьи названия и авторы мне хорошо знакомы. Я знаю на память историю создания каждого полотна, но… я сочиняю для Авроры сказки. На ходу выдумываю легенду о затворнице, чей печальный образ запечатлел влюбленный в ней старый художник, сочиняю красивую сказку о волшебной стране, спрятанной за абстрактными мазками. Аврора не верит и едва ли вникает, но вода камень точит и скоро она втягивается в мою игру. Улыбается, когда сочиняю совсем уж бредовую небылицу, и грустит, когда моя сказка обрывается на печальной ноте.

Мы останавливаемся около картины, на которой изображен канатоходец, балансирующий над огненной пропастью. Ничего необычного на первый взгляд, но ангел с белыми крыльями не делает ничего, чтобы спасти бедолагу, и лишь отстраненно наблюдает за тем, как на следующем шаге подопечный сделает роковую ошибку. А ангел с темными крыльями – у нее такие же прекрасные волосы, как и у моей бабочки – падает вниз. Огонь лижет черное оперенье, и всем ясно, что не спасется ни один из них.

Я нарочно не делаю никаких комментариев, да они и не нужны. Аврора просто смотрит на огромное полотно и в ее глазах сверкают слезы.

– Я бы упал для тебя, – говорю, становясь ей за спину. Нерешительно, совсем как тот уродливый мальчишка из прошлой жизни, провожу пальцем по ее оголенному локтю. И счастливо улыбаюсь толпе мурашек в ответ на невинное прикосновение[1].

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– А ты все еще пытаешься отрицать очевидное.

Я одержим ею настолько, насколько вообще можно быть одержимым. Я не понимаю себя, но понимаю ее. Бегу от нее всю жизнь, понимая, что просто перебираю ногами внутри игрушечного колеса. Как можно сбежать от того, что нужнее воздуха?

Знаю, что рискую, но все-таки прикасаюсь губами к ее шее. Кожа теплая, гладкая, пахнет мылом и на вкус словно цветочная пыльца. Боги, пусть она молчит, пусть не говорит о деньгах, о том, что у нас договор, и что это – всего лишь игра. Пусть притворится для меня. Я согласен выпить яд ее лицемерия, я готов принять последствия.

Я так устал сражаться с собой. И тот парень на картине – это я. Я иду над пропастью, и я нарочно ставлю ногу мимо каната.

 [1] Для этой сцены почему-то очень подходит Aurora's Theme из компьютерной игры Child of Light. Послушать можно у меня на странице в ВК, в записи от сегодняшнего числа (27 апреля 2018) или найти трек среди моих видеозаписей в ВК


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю