Текст книги "Начальник боепитания"

Автор книги: Зиновий Шехтман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Прошло с полчаса, и вдруг там, куда ушли немцы, загремели выстрелы, длинной очередью протрещал пулемёт, в небо взмыли несколько ракет. Где-то совсем рядом шёл ожесточённый бой. Кричали люди, захлёбывались автоматы. Над Гришей взвизгнуло несколько пуль. Совсем рядом грохнула граната. Жаркое дыхание обожгло лицо. Полицай упал ничком на землю, прикрыв руками голову. Гриша вскочил и побежал.

Выстрелы слышались слева, потом всё дальше и дальше. Гриша бежал, радостно думая про себя: «Попались! Вот как мы их под фланговый удар, едва ли кто уйдёт. Вот вам за мать, за сестру!»

Несколько дней Гриша шёл, ориентируясь по солнцу, на восток, к линии фронта. Днём он прятался в лесу, а ночью обходил стороной деревни и посёлки.

Еда, что прихватил он с собой из дому, кончилась. Силы тоже таяли. Мальчик зашёл в деревню.

Постучал в дверь крайнего дома. Загремел засов, и испуганная женщина не очень охотно впустила Гришу. Потом, узнав, кто он и откуда, смягчилась, накормила его и уложила спать на печке.

Поздно вечером тётя Даша – так звали женщину – вывела его через огороды на тропинку и спросила:

– Слышишь?

Гриша прислушался к далёкому гулу орудий.

– Что это? – спросил он.

– Наши. Видишь лес-то? Вот через него и иди. Немцы леса боятся, пройдёшь спокойно. Может, кого своих там встретишь.

– Товарищ командир, вы меня слушаете?

Я вздрогнул и открыл глаза. Вот он, четырнадцатилетний мальчик, прошедший все испытания, сидит против меня в плащ-палатке, с брезентовой сумкой через плечо.

– Слушаю, Гриша, слушаю! Что же дальше?

– Ушёл я от тёти Даши и ещё двое суток пробирался лесом. К исходу второго дня до того устал, что лёг на землю и думаю: «Всё, конец. Лучше здесь помереть, чем опять идти». И тут произошла одна чудная история, – Гриша улыбнулся. – Повернулся я на бок и вижу: маленький чёрненький жучок ползёт по травинке вверх. Полз-полз – и бац! Сорвался. Через минуту смотрю – опять ползёт, опять сорвался. И так раз двадцать. Но всё-таки влез на самую вершину. Такая козявка, а сколько упорства. И почему-то мне вдруг стыдно за себя стало. И можете себе представить, товарищ командир, вскочил я, и усталости как не бывало. Пошёл я дальше и вдруг вижу – провод. Люди! Я как сумасшедший помчался вдоль провода, прямо через кусты, ободрался весь. Наконец смотрю: землянка. Остановился, прислушался, по-русски говорят. Значит, свои. Вошёл, оказались наши связисты. Они меня накормили, напоили горячим чаем. Так я у них и остался.

* * *

Связисты учили Гришу Ермакова всем тонкостям своего дела, и мальчик оказался способным учеником. Много времени спустя я разговорился с офицером-связистом лейтенантом Гуляевым и узнал от него, что Гриша, прежде чем стать письмоносцем, был диверсантом.

Рота связи не только налаживала нашу связь, но и портила связь противника. Это дело сложное и опасное. Найти замаскированную радиостанцию или глубоко запрятанный в земле провод совсем не просто. Постепенно в роте создалась диверсионная группа. От её находчивости, быстроты и от воли зачастую зависел успех боя. Возглавил группу лейтенант Гуляев. Вошёл в неё Гришин шеф – боец Есимбаев, а поэтому и Гриша тоже оказался там.

Однажды наш полк вёл бой в населённом пункте. Задача перед нами была поставлена ответственная – без больших потерь выбить противника из села. Всё решалось внезапностью и тем, успеют ли гитлеровцы вызвать помощь или нет. Тут-то и потребовались умение и смекалка нашей диверсионной группы.

– Как только наши сняли боевое охранение, – рассказывал Гуляев после боя, – моя группа первой пробралась в село. Одну линию нашли сразу, вырубили большой кусок провода. Где же остальные? Мы ведь хорошо знали, что у гитлеровцев всегда бывает две-три линии да радиостанция. Бегали, бегали, ничего найти не можем, а время идёт. Гриша тоже с нами бегал и вдруг пропал. Хватились мы – где мальчишка, а он выскочил из одного двора и хватает меня за рукав. «Там две радиостанции на машинах, но осторожно – около них фашисты». Мы легко сняли охрану и радиостанции взорвали вместе с машинами. Бензин загорелся, светло стало. Мы заглянули в дом, никого нет, рамы выбиты – видимо, немцы в окно выскочили. Пошли мы дальше, спохватились – опять нет Гришутки. Спрашиваю своих: кто видел? Один боец отвечает: «По-моему, он во дворе остался». Пришлось возвращаться. Кричим: «Гриша! Гриша!» Кругом уже бой идёт, стрельба. Не разберёшь, где свои, где немцы. Только слышим Гришин голос: «Сюда, сюда!» Забежали за угол дома, смотрим, сидит Гриша на корточках и выковыривает из земли замаскированный провод. Спрашиваю: «Как ты догадался?» Отвечает: «Радиостанцию во двор поставили, значит здесь узел связи, а провод мы не нашли. Стал я искать проводную связь и вижу – по завалинке трубка идёт в землю. С трубкой справиться трудно, а я провод под землёй нашёл». Оказалось, что у них узел связи в подвале оборудован. Мы со злости туда пару гранат бросили и всю аппаратуру разбили к чертям собачьим. Потом мы ещё два провода нашли от другого дома и тоже оборвали. Вот и всё. Гришутка нам очень помог тогда, товарищ майор.

В этом бою один из группы был убит, а Есимбаев ранен. Командир роты связи, узнав о том, что без его ведома Гриша ходил с диверсантами, пригрозил всех наказать, а Гришу назначил письмоносцем. Должность письмоносца наиболее безопасная, но, как видно, и сюда Гриша сумел внести элемент риска.

Наступил конец октября – самое тяжёлое и тревожное время в великом сражении за Москву. В те хмурые осенние дни не произносили слово «наступление». Тогда говорили «оборонительные рубежи», «затяжные оборонительные бои», «тяжёлые бои на Волоколамском направлении».

Нужно было иметь нечеловеческую силу, несгибаемую волю к победе, чтобы выстоять. Ощущение опасности притупилось, усталость не проходила. Люди ожесточились, загрубели, но к Грише все относились с удивительной теплотой и заботой.

Был только один человек, не разделявший общего отношения, – начальник штаба полка подполковник Нарулла Алиевич Бурнашёв. «Детям нечего делать на фронте, их место в тылу», – всегда говорил он. И вдруг…

Однажды утром мне позвонил старший лейтенант Панов, командир полковой батареи.

– У связистов паренёк завёлся, – осторожно начал он.

– Гриша?

– Да, кажется, так.

– Что он натворил?

– Ничего особенного, книжку какую-то записную потерял и полночи писал её около нашей батареи.

– Нашёл?

– Нет. Утром мои люди нашли. Любопытный, доложу вам, документ. Пришлю, ознакомьтесь. Только насчёт соблюдения военной тайны там не всё в порядке, обратите внимание.

– Хорошо, пришлите.

Вот она у меня в руках, эта самодельная записная книжка, сшитая из двух половинок разрезанной поперёк ученической тетради в клеточку, замызганная, с завернувшимися, почерневшими уголками.

Я полистал её и увидел любопытные записи:

«Дядя Семён (Кудияров), 1-я рота, тяжёл. Госпиталь № 2640, передать поклоны и привет. В перв. очередь».

«Сержант Гришаев, госп. 1836, порадовать – награждён медалью „За отвагу“».

«Усман Закиров, пулемётчик, представлен к награде. Тяжело ранен. Узнать госпиталь. Срочно».

«Фёдору Ровдугину переслать два письма из дома. Поклоны от наших. Госп. 3264».

«Амрину, связисту, написать: его земляк Ормушев получил письмо из дома. Рассказывал – жену Амрина назначили бригадиром в колхозе, он ещё не знает. Узнать № госпит.».

«Миколе Пинчуку, госп. 2638, – в штабе получено письмо с родины, от военкомата на хате крышу перекрыли».

«Генерал Панфилов лично приказал представить к награде Ефима Пантелеевича Масияша. Наверно, дадут орден. Тяжело ранен, узнать госпиталь».

«Письмо Мухамеду Джангазиеву вернулось из госпиталя. Почему – не пишут. Как узнать – умер или переведён?»

«Шахбузинову переслать письмо из дома. Срочно. Он его долго ждал».

Вот когда раскрылась передо мной душа мальчика.

Было в блокноте и нечто другое, что бросилось в глаза. Откуда паренёк мог знать о награждениях, о представлениях к награде и даже о том, что «генерал Панфилов лично приказал представить»? Упоминание о том, что «в штабе получено письмо», подтверждало, что мальчишка нашёл какую-то лазейку в штаб. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что все сведения Гриша получает не от кого иного, как от того, кто категорически требовал отправить Гришу в тыл, от начальника штаба полка подполковника Бурнашёва.

Я потребовал у него объяснений.

– Доброе слово лучше всякого лекарства, – ответил начальник штаба. – Сам бы написал нашим, которые в госпиталях лежат, да времени нет. Когда я узнал, что у связистов грамотный паренёк завёлся, я позвал его к себе, рассказал – кого наградили, кого представили к награде, кому хату починили. Паренёк золотой оказался, аккуратный, понятливый. Сколько он радости людям доставляет!

– Да, но он в своей записной книжке генерала Панфилова упоминает.

– Это не годится. Я его предупреждал, чтобы ни фамилий, ни названий населённых пунктов не упоминал. Я его за оплошность отругаю, но людей мы с ним будем радовать и дальше.

* * *

Бои под селом Калистовом, восточнее Волоколамска, становились всё ожесточённее. Немцы буквально лезли напролом, пытаясь прорваться к Москве. Газеты тогда писали: «Поистине героически дерутся бойцы командира Панфилова. При явном численном перевесе, в дни самых жестоких атак враги продвигаются вперёд только на полтора-два километра в сутки. Эти полтора километра даются им очень дорогой ценой. Земля буквально сочится кровью фашистских солдат». Именно так и было в районе Калистова.

Местность там холмистая. Второй батальон накрепко зацепился за одну важную высоту, надёжно прикрытую с запада непроходимым болотом, и четвёртый день стоял у гитлеровцев как кость в горле. Только небольшой участок пути простреливался миномётным огнём, и обойти его было невозможно. Враг держал его под прицелом и ночью и днём. Ночью ещё проскочить можно было, а днём без жертв не обходилось. Гибли телефонисты, связные, санитары. И вот в один из утренних часов перед опасной зоной присел со своей неизменной брезентовой сумкой письмоносец Гриша. Ночью привезли почту, утром её рассортировали. Он забрал письма, адресованные второму батальону, и отправился к высотке. Не дойдя до простреливаемого участка, остановился за кустами. Затем, раздвинув ветки, сделал шаг вперёд и вдруг отпрянул назад. Прямо перед ним сидел солдат. По его лицу стекали крупные капли пота, а руки дрожали, как у человека, избежавшего смертельной опасности.

– Вот чёртово местечко, – прерывающимся голосом сказал солдат, – два раза проскакивал, а на третий чуть было конец не пришёл. Ка-а-ак она рядом жахнет! Смотри!

Солдат отвернул лоскут рассечённого рукава и показал длинную кровоточащую царапину.

– Ну, думаю, конец. Чувствую, по руке ударило, а поглядеть боюсь. И верно, ещё чуть-чуть бы… А ты куда?

– Туда, с письмами.

– Не проскочишь. Подождал бы лучше до ночи. Письма не патроны.

– Разве можно ждать до ночи? – возмутился Гриша. – Ночью письма читать не будут, оставят до рассвета. Это значит – целые сутки. А бойцы, знаешь, как ждут весточку.

– Это верно. Ждут.

– А вы куда?

– Я в штаб и обратно.

– Значит, ещё раз пойдёте?

– Моё дело солдатское. Может, ещё несколько раз идти придётся.

– Страшно?

– Как тебе сказать? Боязно, конечно, но ведь надо.

– Вот и мне надо.

– Ну иди. Только смотри. Немцы с перерывами бьют, и каждый перерыв через определённое время. Ты присмотрись, перерыва два-три пропусти, а потом махай сразу.

Уловив периодичность обстрелов и перерывов, Гриша приготовился и, улучив момент, рванулся вперёд. Здесь и случилось неожиданное. Он увидел на тропинке большое пятно крови и ещё несколько пятен, уходящих вправо к кустам.

Гриша догадался, что здесь шёл раненый человек. И, видимо, не имея сил бежать дальше, уполз в кусты. Гриша бросился туда. За кустами, уткнувшись лицом в землю, лежал сержант. Рукав шинели был в крови. Гриша достал индивидуальный пакет, разрезал рукав и перевязал раненого. Он попытался поднять бойца. Но сил не хватило. Нужно идти за помощью.

Дождавшись очередного затишья в стрельбе, Гриша приготовился перебежать через опасный участок, но в этот момент раненый, не подававший до этого признаков жизни, застонал. Мальчик чуть-чуть задержался и, хотя обстрел снова начался, побежал по тропинке. В первом батальоне он сообщил о раненом. Тотчас послали двух солдат. Но с ними опять пополз Гриша.

А перед вечером, когда Гриша вернулся к себе, получил головомойку от комиссара роты Шапшаева.

– Придётся тебя в тыл отправить, – строго сказал комиссар.

– За что? – чуть не плача, спросил Гриша. Отправка в тыл была, по его понятию, самым большим наказанием.

– За то, что у тебя слова расходятся с делом, – ответил Шапшаев. – Сказал, что будешь осторожным. А сам?

– Товарищ комиссар, да ведь если бы меня не было, как же сержант-то? Уж вы, пожалуйста, не отправляйте меня никуда, – испугался Гриша и вдруг осмелел: – Если отправите, я всё равно из тыла на фронт убегу. Не прощу немцам их злодейства… Мне мстить надо…

Вечером этого дня я зашёл к связистам и увидел такую картину: бесстрашный письмоносец лежал в уголке на каком-то ящике, уперев ноги в откос землянки. В руках он держал за концы скрученную нитку с надетой на неё большой плоской пуговицей и, растягивая нитку, самозабвенно крутил её, наслаждаясь заунывным писком.

Вот и пойми после этого мальчишечью душу!

Красным следопытам

Более двадцати лет прошло со времени тяжёлых боёв за Москву, покрылись травой окопы, и разрушились землянки. Но не заросли тропинки к памятникам боевой славы, могилам известных и неизвестных героев. Не исчезли из памяти людей-очевидцев те места, где самоотверженно сражались наши воины.

И если вас, юные друзья, заинтересуют места боёв прославленной Панфиловской дивизии, в которой воевали герои этих рассказов, воспользуйтесь нашей картой и отправляйтесь в путь.

Мы укажем вам только некоторые населённые пункты, где проходили бои.

Деревня Гусенево. Здесь 19 ноября 1941 года погиб генерал Иван Васильевич Панфилов. Произошло это так.

Фашисты бросили большие силы, для того чтобы прорвать рубеж Панфиловской дивизии на пинии Строково – Лысцово – Матренино и одним стремительным броском прорваться к Москве.

Немцы начали обстрел деревни Гусенево неожиданно. Генерал Панфилов, обеспокоенный создавшимся положением, вышел из укрытия и направился с группой офицеров на наблюдательный пункт. Неожиданно послышался чей-то крик «Ложись!». Рядом с пронзительным визгом разорвалась мина. Генерал покачнулся, схватился за грудь и упал. На месте гибели установлен обелиск, за которым следят пионеры школы в Гусеневе.

Гусенево находится на 101-м километре Волоколамского шоссе.

Ново-Иерусалимская. На этом рубеже шли тяжёлые бои.

В Ново-Иерусалимском монастыре были пробиты амбразуры для стрельбы из пушек и пулемётов. Очень долго противник не мог овладеть монастырём. И только бросив большие силы, ему удалось временно занять его. Монастырь является памятником русской архитектуры.

Деревня Строково. В ноябре одиннадцать сапёров-панфиловцев во главе с командиром взвода Петром Фирстовым и политруком Алексеем Павловым стояли насмерть, отбивая атаку немецких танков и прикрывая отход полка на новые рубежи. Почти целый день длился бой.

Одна танковая атака сменялась другой. В момент небольшого затишья Фирстов приказал в стога, разбросанные в поле, заложить патроны и взрывные пакеты. Как только танки возобновили атаку, бойцы подожгли солому. Раздались взрывы. Танки остановились. А в это время сапёры приготовились отбить атаку.

Политрук Павлов обратился к солдатам: «Если дрогнем, не устоим, Родина не простит нам. Умрём же, товарищи, но не отступим! Постоим за нашу родную землю».

Сапёры-герои погибли. Но танки всё-таки не прошли. Ночью жители села подобрали останки героев и схоронили. Теперь в деревне братская могила и памятник.

Город Волоколамск. Здесь с 26 по 28 ноября шли тяжёлые бои. В ночь на 27 октября разгорелся бон. С панфиловцами взаимодействовала кавалерийская группа генерала Доватора. Враг понёс огромные потери. Были уничтожены фашистский штаб, все средства связи, освобождены советские военнопленные. Этот бой имел большое стратегическое значение. Он сорвал наступление немцев на Волоколамском направлении фронта. На центральной площади города братская могила воинов, партизан и восьми казнённых комсомольцев-москвичей.

Севернее Волоколамска, в районе совхоза «Холмогорка», высота с прямоугольной рощей. В дни боёв она именовалась Контрольной. 16 ноября с этой высоты группа истребителей танков под командованием лейтенанта Абрамова отправилась к шоссе. Увидев приближающиеся танки, истребители скрылись в трубе, проложенной под шоссе. Когда машины подошли к высотке, отважные бойцы выбежали и бросили в них связки гранат. Они уничтожили 16 танков. Бойцы погибли. Около шоссе теперь братская могила, где похоронены герои.

Разъезд Дубосеково. 16 ноября здесь насмерть стояли 28 панфиловцев. Враг бросил на подразделение 20 танков. Атака была отбита: 14 танков остались на поле боя, остальные повернули обратно.

Но вот в наступающих сумерках снова послышался гул моторов: началась вторая атака.

«Тридцать танков, друзья! – крикнул политрук Клочков. – Верно, придётся всем нам умереть. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва».

Четыре часа не смолкал бой. Бойцы сражались до последнего патрона, до последней гранаты. Герои-панфиловцы погибли. Но немецкие танки не прошли к Москве.

Панфиловцам было присвоено звание Героев Советского Союза.

Недалеко от разъезда, на краю деревни Нелидово, поставлен обелиск – памятник героям-панфиловцам.

Схема района Волоколамского шоссе, где вела бои дивизия имени Панфилова.