Текст книги "Начальник боепитания"

Автор книги: Зиновий Шехтман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

СТАРЫЙ И МАЛЫЙ

В середине октября 1941 года Гитлер отдал приказ: начать «генеральное» наступление на Москву. Выполняя его, немецко-фашистское командование 15–16 октября двинуло на нас технику и большое количество живой силы. Началась жесточайшая артиллерийская подготовка. Тысячи фугасных бомб обрушили фашисты на наши позиции.

Расчёт врага был прост: прорваться к Волоколамскому шоссе и одним броском ворваться в Москву.

Разгорелось ожесточённое сражение.

Наши бойцы уничтожали вражеские танки, а на смену им шли новые, не умолкали орудия.

Мне нужно было попасть на участок обороны первого батальона. Рассвело. Гитлеровцы начали прицельный обстрел. Пришлось пробираться оврагом. Впереди меня неторопливо ехала полевая кухня. Вдруг слева от неё взорвалась мина. Потом справа поднялся столб земли, и почти одновременно впереди и сзади два взрыва.

«Эх, в вилку попали, – невесело подумал я. – Ещё одна мина – и первый батальон останется без завтрака». Но двуколка рванулась вперёд, а мина взорвалась как раз там, где она только что стояла. Я облегчённо вздохнул: «Молодец ездовой, ловко вышел из переделки. – Но кто бы это мог быть?»

Я перебежками проскочил опасное место, догнал двуколку и удивился – на козлах сидел не солдат, как обычно, а двое: паренёк лет четырнадцати в офицерском кителе и дед с длинной седой бородой, в морском бушлате, с трубкой в зубах.

Миномётный обстрел становился всё яростнее. Разрывы приближались к повозке, и тогда дед, не выпуская трубки изо рта, сказал:

– Держи под откос, там поспокойнее.

На мой удивлённый вопрос, кто они такие, старик ответил:

– Это мой внучек – Васятка. Отец его воюет, мать ещё в сороковом году умерла. Как только немцы к нашей деревне подходить стали, забрал я Васятку и пошёл к своим. Годочков мне много, но я в империалистическую войну на флоте коком был, и здесь меня к кухне приставили. Что ж, думаю, покормлю солдатиков как следует. Они врага бьют, и моя доля в этом есть. Правду сказать, один бы я с этим делом не справился, да внучек помогает. Он и кухню растопит и за лошадью посмотрит. По-морскому говоря, он вроде капитана – лошадью управляет, а я, – дед усмехнулся в бороду, – а я при нём штурманом состою.

Я пригляделся к «капитану». На первый взгляд – ничего особенного. Мальчик как мальчик. Лицо круглое, нос пуговкой, но глаза! Большие, светло-серые, они глядели открыто и прямо. В уголках рта прячутся ямочки. Этот ясноглазый мальчишка был, видимо, и смешлив и настойчив. В общем Вася пришёлся мне по душе.

Овраг кончился. Дальше ехать на лошади было нельзя. Васятка спрыгнул с козел и отдал деду вожжи:

– Ты, деда, подожди здесь, а я сейчас передам по цепи, чтобы высылали сюда людей за термосами.

И ловко пополз вперёд.

С трудом добравшись до первого батальона, я рассказал капитану Булатову о встрече.

Комбат засмеялся.

– У нас его так и зовут: «Васятка – солдатский кормилец». Они с дедом Игнатом у нас уже три недели, и ни разу солдаты не оставались без горячей пищи. Васятка – сущий чертёнок, ничего не боится. Я деду не раз говорил, чтобы он берёг внука. В батальоне людей не хватает, и они нам здорово помогают.

Наступление гитлеровцев усиливалось. Атаки следовали одна за другой, а мы, изматывая врага, постепенно отходили. Первой заботой на новом оборонительном рубеже было оборудование наблюдательного пункта. Найти его в равнинной местности не всегда удавалось. На одном из таких рубежей в районе селения Тимково меня вызвал к телефону командир первого батальона капитан Булатов:

– Товарищ майор, НП нашли – прямо загляденье.

– На кого заглядываетесь?

– На фрицев, конечно. Прямо как на ладони, только до нас добраться трудно. Всё кругом простреливается.

– Ничего, доберусь.

Добраться оказалось очень трудно, но рискнуть стоило: наблюдательный пункт, оборудованный в полуразрушенном сарае, стоявшем на пригорке, действительно оказался очень удобным.

Войдя в сарай, я осмотрелся. У западной стены в проломе укреплена стереотруба. В земляном полу вырыто укрытие. Толково сделано, ничего не скажешь! Полуразрушенный сарай едва ли мог привлечь внимание противника. Поэтому наблюдение за противником можно было вести беспрепятственно. День выдался напряжённый, о еде некогда было и подумать.

Только к вечеру я спросил у капитана Булатова:

– Капитан, когда будете людей кормить?

Тот ответил раздражённо:

– Кабы я знал! Видите, что кругом делается? Авось ночью проберётся к нам кухня, а пока ремни подтягиваем.

Конечно, воевать и с подтянутым ремнём можно, но в дырявом сарае свободно гулял ледяной, пронизывающий ветер. Нас было человек семь. Сказать, что мы хотели есть, – мало, мы были голодны как волки, а главное – закоченели так, что зуб на зуб не попадал.

Какая-то возня около сарая привлекла моё внимание.

– Что там такое? – спросил я.

В ответ послышался бодрый голос моего ординарца:

– Товарищ майор, термос прибыл!

Двое связистов внесли большой термос. Вслед за ними показалась круглая курносая физиономия мальчишки.

– Вася, неужели один добрался? Как ты узнал, что мы здесь? – забросали его вопросами бойцы.

Устало улыбаясь, Вася ответил:

– Дед Игнат кашу сварил, а добраться до батальона нельзя: кругом пальба, укрыться негде. Нашли один овраг вроде бы подходящий. Поехали, а как до конца оврага доехали – смотрим: голову высунуть нельзя. Пришлось возвращаться. Зло меня взяло – сколько времени зря потеряли. Приехали на старое место, я говорю деду: «Ты меня подожди, а я дорогу поищу». Дед хотел сам идти, да где ему, старенькому. В общем часа два искал я дорогу: зайду в овраг, как будто можно проехать, а как до конца дойду, так сразу видно – дальше не пройдёшь. Дед в кухне огонь поддерживал, поддерживал, а потом говорит: «Брось, Васятка, давай огонь погасим и ночи дождёмся». Но я всё-таки решил найти дорогу. И нашёл.

– Досталось тебе, Васятка, – проговорил кто-то из связистов.

– Досталось, – охотно согласился Вася, – до сих пор ноги гудят. Сколько я всяких оврагов да лощин исколесил, и всё без толку. Решил бросить поиски, идти к деду и огонь погасить. Потом вернулся, уж очень обидно солдат без еды до ночи держать. Попалась, наконец, мне ещё одна лощина. Ну, думаю, попробую в последний раз.

Сначала мне странным показалось, что идёт она в другую сторону, но всё-таки я решил пойти проверить и вышел к батальону, но совсем с другой стороны. Теперь и в батальоне этот путь знают, хоть далековато, зато безопасно.

– А к нам ты как попал?

– Когда мы до батальона добрались, связные о вас рассказали. Ну, я взял термос и пошёл. Вот около вашего сарая страху натерпелся. Хорошо, что кашу нёс, а не суп.

– Почему?

– Вытек бы.

Мы бросились к термосу – и ахнули: на нём сияли четыре пробоины.

* * *

В первых числах ноября «генеральное» наступление врага выдохлось. Атаки уже не были такими массовыми и частыми. Реже стали артиллерийские обстрелы. Беспокойство по-прежнему приносили только немецкие снайперы.

Жизнь текла размеренно, насколько это возможно в военных условиях. Во всяком случае, боеприпасы и пища доставлялись своевременно. Удобные подходы из тыла на передовую позволяли передвигаться без потерь. Правда, было одно опасное место при переходе из одной лощины в другую, но оно простреливалось только сбоку, и поэтому люди проскакивали благополучно. Видимо, это благополучие и притупило нашу бдительность.

Дед Игнат и Вася подогнали двуколку с кухней в условленное место и стали ждать связных из рот. Из одной роты вместо положенных двух человек пришёл один.

– Лейтенант больше не дал, земляные работы большие, блиндаж строим, – объяснил он виновато.

– Придётся мне идти, – вздохнул Вася.

– Ты возьми термос, который полегче, – посоветовал солдат.

– Ладно, сам знаю, – обиделся Вася, – донесу, не бойся.

Однако с первых же шагов он понял, что угнаться за взрослым человеком ему трудно. К «перевалу», как называли открытый участок между двумя лощинами, Вася подошёл уже потный, но сдаваться не хотел. «Перевал как-нибудь осилю, – подумал он, – а там дорога пойдёт вниз, легче будет».

Едва они вошли на «перевал», как у солдата порвалась лямка от термоса. Чертыхнувшись, он остановился. Вася обогнал его и пошёл медленнее. Подойдя к небольшой выемке на середине «перевала», он обернулся и увидел, что солдат идёт за ним, но правая лямка всё время спадает у него с плеча.

Миновав выемку, Вася вдруг увидел шагах в пяти неподвижно лежащего бойца. Валявшаяся рядом волокуша не оставляла сомнений – погиб подносчик патронов.

Мальчик мгновенно прыгнул назад, в выемку, и тотчас же услышал тупой звук от падения чего-то тяжёлого. Обернувшись, он увидел, что солдат с термосом упал и остался недвижим.

«Снайпер», – мгновенно понял Вася и бросился в углубление. Дело дрянь, ни вперёд, ни назад хода нет. Неужели придётся ждать темноты? Ветерок ласково провёл холодной ладонью по разгорячённой спине. Второе прикосновение было уже не таким приятным. Вася поёжился. А через несколько минут ветер резал спину, как ножом.

Да, долго здесь не усидеть. Вася снял китель, набросил на термос, сверху пристроил фуражку и поднял всё это вверх. Тотчас же слева, на пригорке, за кустами сверкнул огонь и по термосу щёлкнула пуля. Вася понял: первое – нельзя высовываться, второе – термос пуля насквозь не пробила, значит им можно пользоваться как прикрытием.

Вася отстегнул лямки от термоса, связал их с куском тонкой верёвки и попытался пряжкой зацепить карабин, лежащий рядом с убитым бойцом.

Бросать самодельное «лассо» пришлось вслепую, высунуть голову было нельзя. Несколько раз он чувствовал, что пряжка за что-то цеплялась, но карабин с места не двигался. От резких движений Вася согрелся.

Вдруг мелькнула новая мысль: «Снайпер не просто стреляет. Он тщательно прицеливается. Значит, после выстрела ему нужно время перезарядить винтовку и прицелиться». Вася подсчитал – на это нужно секунд сорок.

Приготовив «лассо», он снова приподнял термос с наброшенным на него кителем. Щёлк! По термосу ударила пуля. Мальчик приподнялся, кинул ремень и сразу же зацепил карабин. Открыл магазин: в кем был один патрон.

Положив справа от себя термос и прячась за ним, он медленно начал выползать из укрытия. Две пули ударили в термос, а третья с визгом пролетела мимо. Мальчик продолжал двигаться.

Снайпер, видимо, понял, что до человека ему не достать, и прекратил стрельбу, а Вася уже добрался до второго термоса и, укрываясь теперь двумя, добрался до спуска, где был уже в безопасности. «Погоди же, я сейчас тебе удружу», – подумал он, увидев, что от лощины в сторону отходит извилистый овражек. Вася решил, что по нему легко пробраться в тыл снайперу. В действительности всё оказалось значительно сложнее: овраг петлял, уводя мальчика в сторону.

В конце концов Вася потерял ориентировку. Он приподнялся, чтобы оглядеть местность, и чуть не выронил карабин: метрах в трёхстах – пригорок, кустики и под ними серо-зелёное пятно: снайпер! Вася поднял карабин, но тут же опустил его. Единственный патрон! А на таком расстоянии легко и промахнуться.

Васе стало страшно: ведь стоило вражескому снайперу оглянуться – и конец. Остановиться? Нет! Осторожно добравшись до пригорка, он выдвинул ствол карабина, прицеливаясь. Грохнул выстрел. Снайпер нелепо взмахнул рукой, будто желая вскочить, и грузно осел.

Вася несколько минут лежал неподвижно, но враг не шевелился. «Достать бы винтовку, – подумал мальчик, – говорят, что у снайперов они особенные». Но вспомнил про термосы с кашей, про патроны и помчался назад. Теперь можно бежать не скрываясь. Он взвалил термос на плечи.

Добравшись до первого батальона, Вася предупредил бойцов:

– Смотрите, товарищи, ешьте кашу осторожней, в ней снайперские пули.

– Ну что ж, это для навара, – засмеялись солдаты.

* * *

После бессонной ночи или атаки, когда все жилочки дрожат от напряжения, каждый лечит нервы как умеет: один завернёт самокрутку потолще, другой пристроится где-нибудь и пишет письмо домой, а командир нашей дивизии генерал Панфилов лечился крепким чаем. Такого любителя чая и такого мастера заваривать его я ещё не встречал.

Однажды в сырую осеннюю ночь, в период напряжённых боёв за Москву, Иван Васильевич Панфилов приехал в наш полк. Генерал устал, озяб, под глазами тёмные круги.

Его приезду мы всегда радовались, с ним было как-то легче.

– Поужинаете с нами, товарищ генерал? – спросил я.

– Нет, не буду ужинать, есть совсем не хочется, – устало ответил Панфилов и вдруг оживился: – Вот чайку выпил бы с удовольствием, нет лучше средства от усталости.

– Сию минуту, товарищ генерал, – скороговоркой выпалил мой ординарец и, схватив со стола закопчённый чайник, выскочил из землянки.

– Э-э-э! – разочарованно протянул Панфилов. – Разве это чай? Для чая обязательно самовар нужен, а из чайника так, жёлтенькая водичка получается.

– Нет самовара, товарищ генерал, – огорчённо сказал я.

– Что ж, на нет и суда нет. Жалко, не удалось чайком нервишки полечить, а я на это так рассчитывал…

В полку подобные случаи сразу все узнают. Услышал про это и Вася.

– В кои-то веки попросил командир чайком угостить, и то не смогли. Э-эх! – сокрушался поварёнок: он считал себя ответственным за все виды питания.

Через несколько дней при очередной смене рубежей мы заняли одну небольшую деревеньку, домов сорок пять. От сорока остались лишь остовы печей с трубами, угрожающе поднятыми к небу. Проходя мимо одного из уцелевших домов, Вася заглянул в окно – и ахнул: на столе стоял самовар, пузатый, блестящий, с резным краном.

Вася бросился на крыльцо. Взялся за ручку, но тут же подумал: а если обвинят в краже? Раза три входил он на крыльцо, брался за ручку двери и уходил обратно. Наконец он успокоил себя: «Не себе же беру, а для полка. Если я не возьму, фашисты заберут – хуже будет».

Так в нашем полку появился самовар. В следующий приезд командира я спросил:

– Товарищ генерал, а чайку? Горяченького, из самовара?

Иван Васильевич, конечно, не устоял, а узнав про Васю, попросил его найти и пригласил пить чай. И долго потом Вася рассказывал про этот случай, а дед Игнат подтрунивал над внуком:

– Наверное, ты кого-нибудь другого за генерала принял. Нужен ты очень командиру дивизии.

– Да нет, дедушка, честное слово, я с генералом чай пил. И наш командир его генералом называл, и звёзды у него на воротнике большие.

– Смотри, пожалуйста, дед всю жизнь в кашеварах прослужил, а внук с генералами чай распивает.

* * *

16 ноября 1941 года, через месяц после первого «генерального» наступления, противник начал второе наступление на Москву. Панфиловская дивизия отходила на новый рубеж.

В оборонительном бою самое трудное – оторваться от наседающих вражеских войск. Наш полк прикрывал отход дивизии. Но гитлеровцы сумели обойти ослабленные, растянутые фланги и отрезали нас от своих. Полное окружение! Нужно любыми средствами вырваться!

Наступила ночь на 18 ноября.

Мы подсчитали свои силы: три поредевших, измученных после непрерывных двухмесячных боёв батальона, вся полковая артиллерия и, главное, боевой обоз. Это значит, что боеприпасами мы пока обеспечены.

Хуже оказалось с продовольствием: обоз второго разряда отошёл с дивизией. Уже больше суток мы были без еды. Полк расположился на короткий отдых в небольшом лесу. К несчастью, нам не удавалось связаться по радио со штабом дивизии, мы не знали его позывных, менявшихся ежедневно.

Шло время, а связи не было.

Наступала вторая ночь без пищи. Все политработники разошлись по подразделениям. Комиссар полка вернулся поздно ночью усталый, но довольный.

– Как дела? – спросил я. – Какое настроение у людей?

– Что тебе сказать? Боятся, конечно. Попасть в окружение – это не шутка, страшно с непривычки. Но ты ведь знаешь, какие у нас бойцы: внутри, может быть, кошки скребут, но внешне спокойны и почти веселы. Я тебе скажу: железный у нас народ.

– А как железный народ насчёт голода?

Комиссар потемнел:

– Что ж, ржавчина и железо точит. Я думаю, пока люди не ослабли от голода, прорываться нужно.

– Ты с ума сошёл, комиссар! Без разведки, без связи с командиром дивизии? Нет, нет, это значит вслепую идти и погубить полк. Нужно дождаться разведчиков, связаться со штабом дивизии и тогда действовать.

Я подозвал начальника связи.

– Ахминеев, что нового?

Тот неопределённо пожал плечами.

Время шло. Голод становился невыносимым. У меня появились сомнения – может быть, комиссар прав: нужно пробиваться, пока полк ещё боеспособен. Мрачные мысли не давали покоя. Я присел на пенёк и задумался.

– Товарищ майор, закусить не хотите? – услышал я голос своего адъютанта, старшего лейтенанта Блинова.

Я испуганно посмотрел на него. «Рехнулся парень, не выдержал нервного напряжения», – мелькнуло у меня в голове. И вдруг я увидел… Нет, чепуха, не может быть! Я увидел, что Блинов, улыбаясь, протягивает мне хлеб и кусок сала.

– Откуда? – еле выдавил я.

– Съешьте, потом расскажу.

– У вас что, НЗ был?

– Какой там НЗ! Весь полк закусывает.

Блинов постучал себя по животу и засмеялся.

…Для Васи день 17 ноября оказался особенно тяжёлым. Дед Игнат ещё накануне поехал за продовольствием и не вернулся. Видимо, он остался в дивизионном обозе. Командир батальона капитан Булатов, главный друг и покровитель Васи, к этому времени уже был назначен начальником штаба полка, и мальчик не мог к нему пробиться. Все были так измучены и голодны, что никто не обращал на него внимания. Слоняясь без дела, Вася решил сходить к Грише Ермакову [2]2
  О нём вы прочитаете в рассказе «Гриша-письмоносец».


[Закрыть]в роту связи в надежде узнать какие-нибудь новости. Гриша был не один – рядом сидел Петя Захватаев. С ним Вася тоже не раз встречался.

– Вась, а Вась, – встретил «кормильца» Захватаев, – как насчёт кашки? Сейчас бы её, горяченькую, с сальцем, а?

Васе стало не по себе.

– Ребята, да я тут ни при чём, – стал он оправдываться, – я даже и о деде ничего не знаю, жив ли он…

– Что ты, чудак, разве мы тебя виним, что полк попал в окружение? А о деде Игнате беспокоиться нечего, он со своими не пропадёт.

– Обидно очень, – вздохнул Вася, – все есть хотят, а покормить нечем.

Захватаев хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ребята, а что, если попробовать?..

– Где? – сразу догадался Гриша.

– Я знаю где, – решительно сказал Петя, – як разведчикам ходил. Так вот они рассказывали, что по большим дорогам немцы сильные заслоны поставили, а в стороне от дорог много маленьких деревушек и в некоторых немцев нет. Пойдём попросим у колхозников. Неужели откажут?

– Пойдём к Дроботу, комсомольскому секретарю, посоветуемся, – предложил Гриша.

Лейтенанту Андрею Дроботу затея понравилась.

– Разумеется, – сказал он, – уж если идти, то лучше всего вам. Но как вы всё донесёте? Ведь нужно принести еду для целого полка. Колхозники помогут, я не сомневаюсь. Сделаем так: организуем три группы по три бойца. По деревням пойдёте вы, подозрений не будет, а бойцы будут ждать за околицей.

Дробот согласовал вопрос с комиссаром полка, и скоро три группы ушли в темноту.

Минут через двадцать группа Васи добралась до селения. Со страхом постучал мальчик в дверь крайнего дома. Молчание. Постучал в окно. Тишина. Стукнул сильнее. За дверью завозились. Простуженный голос спросил:

– Кто здесь?

– Дяденька, откройте, мы от Красной Армии.

Дверь скрипнула. Вася вошёл в сени и тихо сказал невидимому собеседнику:

– Полк наш окружён. Продовольствия нет. Не можете ли чем помочь?

– А ты тоже солдат? – недоверчиво спросил голос.

– Я сын полка.

– Та-а-ак. Слышали мы, что в Круглой роще красные застряли… Мешок есть?

– Вот он.

– Давай.

Невидимый собеседник скрылся, долго пыхтел, уронил что-то в темноте и, наконец, вынес мешок. «Полпуда, не меньше», – обрадовался Вася.

– Ну спасибо, дяденька.

– Какой я тебе дяденька, когда я тётка Марья.

– Извините, тётя Маша, обознался.

– Простыла я, вот и голос такой.

– Тётя Маша, немцы на селе есть?

– Пришли перед вечером, человек двадцать. Правление колхоза заняли, телефон провели. Ты по левой стороне не ходи, попадёшься. Иди по правой да в двери не громко стучи – народ пугается. Стучи в окно потише, никто ведь не спит. Мешок-то донесёшь?

– Я не один.

– Понятно, ну иди.

…И на этот раз ребята выручили в трудную минуту.

Около часу ночи вернулась дальняя разведка. Оказалось, что в большом селе, лежащем на восток от нас, расположились два вражеских полка. Но селение можно осторожно обойти.

Я задумался. Обидно пройти мимо врага и не уничтожить его.

Наконец часов около трёх удалось связаться со штабом. Генерал, выслушав меня, решил вопрос по-своему, по-панфиловски:

– Не делайте вид, будто спасаетесь, – сказал он, – идите смело! Вражеские части, которые вам попадутся, уничтожайте, а мы отсюда огоньком поможем.

Всё сразу изменилось. Одно дело выходить из окружения, другое – бить врага с тыла.

Выполняя приказ комдива, мы внезапно напали на гитлеровцев и после короткого ожесточённого боя прорвались к своим.

Утром я докладывал генералу о выходе из окружения. Панфилов интересовался всеми подробностями и особенно расспрашивал о наших ребятах, сделавших так много для полка.

– Молодцы ребятишки, – заключил генерал. – Все ли целы выскочили?

– Все целы. Петя Захватаев даже лошадь приобрёл, но её у него отобрали.

– Правильно, зачем ему лошадь. А где тот малец, который со мной чай пил?

– Вот он-то и отобрал лошадь у Пети.

– Ну-ну? – Иван Васильевич улыбнулся и, предчувствуя что-то забавное, поудобнее уселся на стуле.

– Когда ваш артогонь, товарищ генерал, отсёк от нас противника и мы почувствовали себя в безопасности, я остановился, чтобы пропустить полк. Смотрю, в самом конце колонны движется немецкая полевая кухня. «Что, – думаю, – за диво. Кому нужно было в такой горячке кухню увозить?» Подъехал поближе, на передке сидит Вася-поварёнок. Спрашиваю его: «Зачем кухню увёз?» Как вы думаете, что он мне ответил? «Как же не увезти, товарищ майор? Кухня очень хорошая. У нашей кухни один бачок, а здесь три. Можно сразу и щи и кашу варить и чай кипятить». – «А лошадь чья?» – спрашиваю. «Петьки Захватаева. Я у него отобрал. Уж мы помучались, пока запрягали. Упряжь немецкую не знаем, а всё-таки кухню увезли».

Генерал расхохотался.

– Вот это хозяин!

* * *

Мы заняли новый рубеж. Дед Игнат с Васей обновили трофейную кухню. Они приготовили гречневую кашу, заправили её маслом, переложили в термосы и успели до прихода связного вскипятить чай.

Часов около трёх утра пришёл связной, прицепили кухню и поехали. Было очень сыро и холодно. Вася съёжился, клевал носом, а потом устроился между термосами и заснул.

Ехали долго. Наконец дед не вытерпел и обратился к солдату:

– Ай дорогу потерял?

– Кажись, и правда потеряли! Похоже, что мы поворот пропустили.

– Эх ты, голова! Что делать будем?

Но тут послышались голоса. Оказалось, что кухня приехала к позициям третьего батальона, где горячую пищу тоже ждали с нетерпением. Термосы моментально пошли по рукам.

– Черти, что вы делаете? – кричал Игнат. – Это не ваша каша – это первому батальону.

– А мы разве не люди? – отвечали ему. – Наша кухня должна была прибыть к трём часам, а сейчас уже пятый.

Видя, что сделать ничего нельзя, Вася помчался к командиру батальона.

– Куда это годится? Чужую кашу отняли. Я это так не оставлю, я генералу доложу, – чуть не плача говорил Вася. – Соедините меня с генералом.

– Будет тебя генерал слушать!

– Будет, – еле сдерживая слёзы, ответил Вася, – он со мной чай пил.

– Чай, говоришь, с тобой пил? – Комбат помолчал и затем предложил: – Слушай, паренёк, на каше-то печати нет – чья она, а солдаты одинаковые, что в третьем, что в первом батальоне. Сейчас наша кухня подойдёт, я её к вам отправлю.

Действительно, скоро подошла кухня третьего батальона.

Над происшествием хохотал весь полк, а смех в боевой страде – лучшее оружие. Над Васей посмеивались: как же ты кашу гречневую в плен сдал?

На войне смешное и трагическое уживается рядом. Дня через три с Васей случилась беда. Дело было так. Вася с дедом, как всегда, повезли обед. А в это время батальон вёл бой. Подъехать на лошади било нельзя. Но мальчика это не смутило. Наполнив два термоса, он поставил их на волокушу и пополз.

– Только дополз я до кустиков, – рассказывал потом Вася, – как немцы открыли артиллерийский огонь. Я залез в брошенный окоп и не мог поднять головы. И даже не видел, когда наши отошли, только смотрю – солдаты в немецких шинелях приближаются. «Ну, – думаю, – попал в окружение». Струсил я малость. В руку, вдруг чувствую, меня ударило, и левый рукав стал мокрый. Поглядел – кровь. А боли особенной нет. Я сообразил: ранен в мякоть. Кое-как перевязал руку и стал думать, как пробраться к своим. Очень волновался о деде – вдруг он уйти не успел и попал в плен? Сначала решил, что лучше всего ночью идти. Набрал веток, замаскировался. Еды у меня было много – целых два термоса с супом. Когда темнеть стало, решил я к своим пробираться, да тут опять появились немцы. Они совсем близко подошли к моему укрытию, и я уже приготовил было гранату, но меня не обнаружили. Решил дождаться утра. Когда рассвело, я высунул голову и стал разглядывать местность. Справа врагов не было видно, впереди, несколько левее, метрах в ста фашистские солдаты ведут огонь по нашим позициям. Я подумал, если мне удастся проползти до оврага, то смогу уйти от врагов… Одного опасался, как бы свои не подстрелили. Выломал я палку, привязал к ней носовой платок и, прижимаясь к земле, пополз к оврагу…

Ну, а что дальше было, вы сами знаете.

– Что это, думаю, за фигура ползёт с белым флагом? – продолжил старшина из второго батальона, а мне ребята шепчут: «Это не иначе как фашистская выдумка. Стреляй!» Посмотрел я в бинокль – вижу, ползёт какой-то мальчишка. В руках что-то белеет. Дополз, еле на ноги подняли: ослаб от ранения. «Откуда ты?» – спрашиваем. «Из окружения». – «Кто ты?» – «Повар из первого батальона». Связался я с первым батальоном, а там, оказывается, уже тревога: пропал мальчишка, думали, что погиб.

Вечером в санчасть, куда отправили Васю, пришла целая делегация от первого батальона. Дед Игнат только вытирал непроизвольно катившиеся слёзы и повторял: «Ах ты, пострел! Кашевар ты мой дорогой!»